1 - 2 апреля 2008 г. Отдел истории культуры Института славяноведения РАН провел конференцию "Ценностные категории славянской культуры: категория времени", которая была организована в рамках проекта "Ценностные категории русской культуры в типологическом контексте", поддержанного Программой ОИФН РАН (2006 - 2008), руководитель -Софронова Л. А.

В центре внимания участников конференции находились содержание и особенности восприятия категории времени в славянских культурах. За два дня было заслушано более 20 докладов, в конференции приняли участие сотрудники нескольких отделов Института славяноведения РАН, а также коллеги из других институтов: Института философии РАН, Института мировой литературы РАН, Института этнологии и антропологии РАН, Института искусствоведения, Института культурологии, Европейского университета Санкт-Петербурга, РГГУ и других научных центров.

Во вступительном слове от имени организаторов конференции Е. Е. Левкиевская (ИнСлав) подчеркнула, что конференция стала своеобразным заключительным аккордом долгого, многоаспектного и плодотворного проекта исследований категорий славянской культуры, которыми на протяжении 15 лет занимался Отдел. Она предложила посвятить конференцию и будущий сборник памяти выдающегося ученого, главного научного сотрудника Отдела истории культуры Георгия Дмитриевича Гачева, который трагически погиб 25 марта 2008 г. Г. Д. Гачев предполагал участвовать в конференции с выступлением, посвященным эссенциональному и экзистенциальному времени у Тютчева и проблеме времени в поэтике литературного текста, поэтому было предложено начать конференцию с его доклада, который зачитала Н. В. Злыднева.

Доклады конференции были сгруппированы в шесть тематических блоков: "Человек - язык - время", "Мифологическое время", "Календарное время", "Историческое время", "Время в литературных текстах" и "Знаки времени". Такое построение конференции позволило ее участникам на обширном материале показать самые разные формы и особенности восприятия времени в славянских культурах. В рамках тематики "Человек -язык - время" были заслушаны доклады Н. Г. Брагиной (ИМЛИ) "Время сквозь призму памяти (анализ языковых употреблений)", Т. Н. Вендиной (ИнСлав) "Время в народной духовной культуре" и Н. Н. Запольской (ИнСлав) "Категория времени в профанной и сакральной грамматике".

Говоря о категории времени в ее отношении к категории памяти, Н. Г. Брагина подчеркнула, что оба концепта являются объектами длительного философского осмысления еще со времен Аристотеля, который первым поставил вопрос о связи памяти с ощущением времени. Корреляция память/время - одна из важных проблем современной лингвистики - ярко представлена и в языке. Докладчика прежде всего интересовал вопрос о том, как в языковой памяти представлено время и процесс переживания прошлого, как в языке выражена дискретность восприятия прошлого и деформация реального времени, а также вопрос о пространственных формах прошлого. Как показала Н. Г. Брагина, дискретность восприятия времени находит в языке метафорическое выражение. В докладе были рассмотрены метафоры памяти-поверхности, памяти-глубины, памяти-текста, а также цветового восприятия оппозиции память/забвение (белый/черный). Анализ языковых употреблений

привел докладчика к выводам о том, что выражение категории памяти в языке носит дискретный характер, она опосредует реальное время в индивидуальное, которое в свою очередь тоже дискретно и имеет ярко выраженные пространственные характеристики.

Т. И. Вендина обратилась к восприятию времени в народной духовной культуре и тому, как это восприятие отразилось в языке. Отметив, что осмысление времени непосредственно связано с осмыслением места человека в мире и его духовными ценностями, она подчеркнула, что категория времени в народной духовной культуре в семантическом плане очень насыщена, поскольку связана с жизненным циклом человеческого бытия. Восприятие это задано самой природой, суточными и годичными циклами и связано прежде всего с хозяйственной деятельностью человека. Время организует саму жизнь человека. Подтверждение этой идеи можно найти и в архаических способах измерения времени, и в ритуально-магических практиках, и в том, как различные формы деятельности человека, приемы пищи, распорядок дня находят отражение в говорах. Языковые данные свидетельствуют, что человек оказывается полностью включенным в мир природы, а в народном сознании время сопряжено с самой жизнью и деятельностью. Т. И. Вендина пришла к интересным выводам о том, что, по данным говоров (и прежде всего архангельских диалектов), в народном сознании категория времени соотносится с категорией пространства и что человек оказывается обращенным лицом не в будущее, как можно было бы предположить, а в прошлое, к предкам. Таким образом, данные языка показывают, что смысловой диапазон категории времени чрезвычайно широк: от хозяйственных определителей до духовных и душевных качеств человека. Время - это прежде всего ценностная, эмоционально насыщенная категория, индикатор социально-этических качеств человека.

В следующем докладе - "Категория времени в профанной и сакральной грамматике" - Н. Н. Запольская рассмотрела и проанализировала временные отношения, выраженные на уровне глагольных форм, в литургических текстах XVI-XVII вв. и отметила связь грамматической категории времени с проблемой именуемости и познаваемости Бога в сакральных текстах. "Христианизация языка", т.е. распространение сакральных смыслов на слова, таким образом, получает и грамматические средства выражения. Метатексты - грамматики и грамматические комментарии XVI-XVII вв. - становятся носителями особой субграмматики.

Еще один тематический блок конференции был посвящен мифологическому времени. Доклад о мифологии сезонного времени представила Л. Н. Виноградова (ИнСлав). Проанализировав народный календарь, она показала, что оценка времени в рамках оппозиции плохой/хороший связана с представлениями о пребывании демонов на земле, перемещении духов по земным локусам. В этом отношении поверья славян восходят к древнейшим индоевропейским представлениям о связи явлений природы с появлением на земле душ умерших.

И. А. Морозов (Ин-т этнологии и антропологии) обратился к анализу механизма взаимодействия пространства и времени игры и пространства и времени личности. Придя к выводу о том, что игровые отношения становятся моделью отношений социальных, докладчик рассматривал игровое время как социально-культурный параметр. Анализ феномена игрового лидерства показал, что в игре в расчет принимается в первую очередь возраст, т.е. наличие игрового опыта, однако поскольку переживание возраста субъективно, сама личность может влиять на свой возраст в игре -уменьшать или увеличивать его. Игровой лидер, "душа компании" становится наиболее ярким воплощением духа игры и творцом игрового мифологического времени, моделирующего саму жизнь и дающего человеку возможность ее многократного проживания.

Следующие два выступления рассматривали функционирование временных моделей в фольклоре - в свадебных песнях и причитаниях и в анекдотах. Н. В. Кургузова (г. Орел) на материале

сборников XIX и XX вв. проанализировала временную организацию и функционирование изоморфных временных моделей в свадебных песнях и причитаниях на лексико-семантическом уровне. Данные исследования свидетельствуют, что систему свадебного времени образуют оппозиции из разных ритуальных хрононимов, причем временная парадигма свадьбы уподобляется годовому циклу. Грамматическому и фольклорному времени в анекдотах был посвящен следующий доклад. Задачей обширного исследования А. С. Архиповой (РГГУ) стала проверка того, насколько происхождение анекдота влияет на его формальные характеристики. В своем выступлении она обратилась к сравнению группы так называемых кинозависимых анекдотов (о Чапаеве, Штирлице), возникшей в XX в., с анекдотами о Винни Пухе, Рабиновиче и Вовочке. Она пришла к выводу о том, что анекдоты о Штирлице развиваются вопреки традиции современного анекдота. По ее представлению, даже "кинозависимые" анекдоты ориентируются на обычные характеристики нарратива, в то время как анекдоты о Штирлице воспроизводят довольно устойчивую синтаксическую структуру текста диктора в фильме "Семнадцать мгновений весны".

Блок "Календарное время" объединил доклады четырех исследователей - С. Н. Амосовой (Европейский университет, Санкт-Петербург), А. В. Семеновой (ИнСлав), М. С. Киселевой (Ин-т философии) и Л. Е. Горизонтова (РГГУ, ИнСлав). Доклад С. Н. Амосовой был посвящен представлениям восточных славян, связанным с субботой. Принято было считать, что у восточных славян этот день оценивался как несчастливый, неблагоприятный; однако специальных исследований, посвященных изучению семантики субботы, до настоящего времени не проводилось. На основе анализа архивных материалов Каргопольского, Полесского архивов и архива Европейского университета С. Н. Амосовой удалось установить, что такая трактовка исследователей не совсем корректна. Хотя в субботу существовали запреты на ряд работ и на свадьбы, для некоторых видов работ и особенно для начала новых дел этот день считался, наоборот, благоприятным. Суббота часто противопоставлялась понедельнику как первому, несчастливому дню или среде как "толстый", скоромный день "тощему", постному. Представления о субботе тесно связаны с богатой семантикой воскресного дня, т.е. с идеей полноты и завершенности.

Исследованию кашубского народного календаря и сочетанию языческих и христианских представлений в нем было посвящено выступление А. В. Семеновой. Она обратилась к кашубским представлениям о членении времени, отраженным в языке, в религиозных воззрениях, мифологических стереотипах и социокультурных аспектах жизни кашубов. В докладе было показано, что в кашубском народном календаре переплетаются не менее четырех основных видов времени: 1) мифологическое, в которое включено отчасти и аграрное с его запретами на некоторые виды работ в определенные периоды и на пользование плодами земли до определенной поры, а также проявление мифологического времени в отношении к частям суток - время проницаемости границы двух миров ограничено сумерками и темным временем вообще; 2) природное время у кашубов подчиняется аграрному, т.е. наблюдениям за погодой, поведением животных и вегетативным циклом; 3) бытовой цикл расписывает до мелочей народный быт: приурочивает к датам и периодам праздники, игры, ярмарки, приготовление различных видов пищи; 4) христианский церковный календарь по принципу, напоминающему сообщающиеся сосуды, неразрывно соединен с аграрным календарным циклом. Помимо этого, в кашубском календарном цикле проявляются и многие другие важные аспекты бытия и мировидения, как, например, деление на "мужское" и "женское", "детское" и "взрослое", "игровое" и "серьезное", "стихийное" и "окультуренное", т.е. различные аспекты единого круговорота рождения, гибели и вечного циклического воскресения в природе.

В выступлении М. С. Киселевой было рассмотрено календарное время проповеди на примере "Обеда душевного" Си-

меона Полоцкого. "Обед душевный" представляет собой календарное по назначению произведение - сборник воскресных проповедей; задача Симеона Полоцкого заключалась в том, чтобы ввести читателя в проблематику проповеднической культуры; целью его было, как доказала докладчик, прежде всего просвещение, а не полемика. Анализ произведения показал, что проповедь в свою очередь вовлекает слушателя в течение истории. При этом особую роль играет семантическая насыщенность воскресенья как особого, маркированного дня недели. М. С. Киселевой удалось проследить, как в проповедях Симеона Полоцкого происходит преодоление времени вечностью.

Л. Е. Горизонтов в докладе "Хронотоп Российской империи" определил время и пространство как универсальные характеристики человеческого бытия, формирующие существенные смыслы для исторического и культурного феномена "Империя". Докладчик отметил, что фактор пространства непосредственно сказался на историческом отставании страны, а в силу неразрывной связи пространства и времени ресурсный потенциал пространства не мог быть полностью раскрыт. Однако имперский хронотоп не был уничтожен вместе с исчезновением самой империи; он воспроизводится на протяжении всего XX столетия и продолжает функционировать даже сегодня, в начале XXI в.

Блок "Историческое время" был представлен тремя выступлениями. В докладе М. В. Лескинен (ИнСлав) "История и национальная память" было рассмотрено происхождение и использование концепта "память" в качестве отдельного объекта исторического изучения, его соотношение с научными представлениями об истории, "устной историей" и образом истории в XX в. Она проанализировала тенденции современной зарубежной и отечественной историографии, противопоставляющей свидетельства очевидцев официальному историописанию, а также те работы, в которых происходит отождествление концепций "коллективной памяти" с коллективным сознанием (картиной мира) или менталитетом. Разделяя понимание концепта "память" как средства сохранения и передачи идентичности или иерархии идентичностей, М. В. Лескинен обратилась к анализу истории формирования российской этнической идентичности в исторических сочинениях 1830 - 1860-х годов и его трансформациям 1860 - 1880-х годов в трудах антропологов и этнографов и показала, что в этот период происходило изменение в конструировании представлений о прошлом Российского государства. На смену образа его прошлого как исторических событий, в которых главным субъектом выступало государство, приходит идея общности народа-этноса; его этническое происхождение обосновывается в качестве одного из элементов национальной памяти.

Выступление М. В. Ахметовой (журнал "Живая старина") было посвящено исследованию временной модели в постсоветских выпускных мероприятиях. Материалом для исследования послужили программы выпускных вечеров и последних звонков, тексты школьных театрализованных представлений, песни на школьную тему, интервью с учителями. Она пришла к выводу о том, что выпускная традиция, бытующая по фольклорным законам, все же в первую очередь литературоцентрична. Сами же подобные мероприятия, символизирующие окончание детства и начало взрослой жизни, порождают особого рода временную модель, в которой актуализируются метафоры пути, развилки дорог, памяти, оппозиция начало/конец. В заключение М. В. Ахметова выделила три основные ценностные категории, лежащие в основе подобных мероприятий: это преемственность, возвращение и память.

Е. Е. Левкиевская рассматривала членение исторического времени в наивной картине мира; материалом послужили рассказы и воспоминания информантов в рамках экспедиций на русский север. Данные исследований показали, что в наивной картине мира нет представления о времени как о едином потоке, время расслаивается на личное (жизнь человека и его семьи), календарное (хозяйственная и социальная активность человека), историческое и онтологическое. Анализу соотношения личного, исторического и он-

тологического времени и был посвящен доклад Е. Е. Левкиевской. Она пришла к выводу о том, что время воспринимается носителями народной культуры в личностном аспекте, а историческое время вторично, оно находится как бы "над ним".

Доклады, посвященные времени в литературных текстах, были особенно многочисленны. Кроме доклада Г. Д. Гачева, прозвучавшего в начале конференции, в этот блок вошли выступления Л. А. Черной (Ин-т культурологии), Г. В. Вдовина (Останкинский музей) и Л. А. Софроновой (ИнСлав), Н. М. Куренной (ИнСлав) и П. В. Корольковой (ИнСлав, МГУ им. М. В. Ломоносова).

Исследуя особенности "мимоидущего" (реального, земного, суетного) и вечного времени в древнерусской литературе, Л. А. Черная отметила, что "мимоидущее время", как и сама жизнь человека, воспринималось как нечто тленное, мимолетное и не имеющее ценности по сравнению со временем вечным, связанным в сознании человека того времени с вечной жизнью. Вечное (божественное) и "мимоидущее" (человеческое) время в соответствии с христианскими воззрениями не имели точек пересечения. И лишь с конца XVII в. можно говорить о возрастании роли мимоидущего времени; рождение жанра дневника, мемуаров, записок свидетельствует о том, что земное время становится значимым, а его фиксация - важной для человека. В связи с этим ценность обретает не только земная жизнь, но и сама категория будущего.

В совместном докладе Г. В. Вдовина и Л. А. Софроновой "Мифопоэтическое время: В. Л. Боровиковский и Н. В. Гоголь" были проанализированы особенности мифологического и исторического времени в творчестве Боровиковского и Гоголя. Время у художника и писателя работает по схожим принципам и оказывается тесно связанным с кодами еды и костюма. Кроме того, на картинах Боровиковского и в произведениях Гоголя время нельзя отделить от эмоционального состояния человека. Особое внимание и художника, и писателя привлекает тема старости и связанная с ней тема смерти.

В продолжение темы времени в русской классической литературе прозвучал доклад Н. М. Куренной, которая, проанализировав контекст фиксации времени в ранних рассказах А. П. Чехова, приходит к выводу о том, что время в тот период творчества оказывается одним из ключевых элементов художественной картины мира писателя, поэтому дешифровка временных кодов в его рассказах оказывается столь важной. Точные указания времени в первых же строчках -день, время суток, церковный праздник -не бывают у Чехова случайными, они играют особую роль, становясь осью, на которую нанизывается все повествование. Кроме того, выбор времени может выполнять функцию психологического приема и становиться формой авторского присутствия в тексте.

П. В. Королькова в своем выступлении обратилась к чешской литературе и некоторым особенностям временной организации чешской литературной волшебной сказки первой половины XX в. На примере сказочного творчества К. Чапека и И. Лады она показала, что сказка, отнюдь не являясь второстепенным жанром в чешской литературе того времени, оказывается способной предложить новый способ взаимодействия автора и читателя и особую форму литературной игры. Разнообразные формы переосмысления временной организации фольклорной волшебной сказки, как показал анализ сказочных произведений чешских писателей, становится одной из важнейших составляющих подобной литературной игры.

Последние четыре доклада были посвящены знакам времени в таких областях культуры, как живопись, мода, музыка и садово-парковое искусство. Этот блок объединил выступления Н. В. Злыдневой (ИнСлав), Р. М. Кирсановой (Ин-т искусствознания), Ф. М. Софронова (Московская государственная консерватория им. П. И. Чайковского) и И. И. Свириды (ИнСлав). В докладе Н. В. Злыдневой "Мотив часов в русской живописи 1920 - 1930-х годов" анализировалась поэтика визуальной репрезентации времени, которая активизируется на трех уровнях: часы как реальный предмет повседневного быта, актуализация морфологии формы (круг и крест) и мифологическое

осмысление - солярная символика в рамках общей культурной традиции. Было показано, как мотив часов (метонимия времени и памяти) разворачивал диалог двух временных моделей - циклической и линейной, приобретший в переломную эпоху позднего авангарда особое значение: он обозначил скрытую мифологию солярного культа, унаследованного от исторического авангарда, и выявил перенос акцента с плана выражения (геометрики формы) на план содержания - визуальный нарратив, занявший доминирующую позицию на этапе перехода от беспредметности к фигуративной живописи.

Следующее выступление рассматривало знаки исторического времени в моде - прежде всего в театральном костюме. Р. М. Кирсанова обратила внимание на то, что вплоть до XVII в. костюм репрезентировал прежде всего сословную принадлежность, в то время как сезонные рекомендации появились сравнительно поздно. В области же театрального костюма о его соответствии разворачивающимся на сцене историческим событиям задумались лишь в XVIII в., прежде всего в опере, где впервые проявилось стремление по крайней мере к исторической стилизации. Только начиная с XIX в. можно говорить о точности исторического костюма в театре.

Следующий участник конференции обратился к еще более широкому предметному полю исследования. Анализ музыкального времени как одной из составляющих временного кода эпохи и исследование трактовки композиторами категории музыкального времени на протяжении нескольких веков позволил Ф. М. Софронову прийти к выводу о том, что развитие представлений о музыкальном времени, несомненно, оказывается связано с эпохой и ее культурным кодом - даже там, где он восстанавливается и познается через само понимание музыкального времени, как, например, сейчас. Поскольку музыка является искусством запечатленного времени, именно время, по убеждению докладчика, становится той категорией музыки, которой оказываются подчинены все остальные - высота звука и интервалы между высотами, его тембр и способ звукоисчисления (артикуляция). На широчайшем материале Ф. М. Софронов показал, как эволюция понятия о времени в культуре в целом неизменно влекла за собой изменение трактовки музыкального времени, что составляло подчас саму сущность стиля.

В докладе И. И. Свириды сад был охарактеризован как локус, насыщенный различными видами темпоральности. Мы можем говорить о времени сада как художественном тексте, развертывающимся в процессе движения в реальном садовом пространстве; о цикличном времени природы и античных мифов, с которыми связан сад; о сакральном времени вечности, восходящем к образу Эдема; историческом времени, воплотившемся посредством различного рода мемориальных садовых сооружений - таким образом, сад становится местом памяти; о времени повседневности и праздника в саду как бытовом пространстве. Кроме того, сад как место созерцания природы связан с особой временной категорией -длительностью. Все это, как отмечалось в докладе, позволяет, с одной стороны, усомниться, что сад является лишь пространственным искусством, а с другой -что он лишь пространство культуры. Сад, расположенный на земле и под открытым небом, исходя из его темпоральных характеристик, может быть определен как своеобразное пространственно-временное искусство, текст которого развертывается в "геохудожественном" пространстве.

Своеобразие категории времени в славянской культуре, как следует из материалов конференции и оживленной дискуссии, заключается прежде всего в особой значимости этой ценностной, эмоционально насыщенной категории в фольклоре, языке, литературе, истории, живописи, музыке, а также моде и садово-парковом искусстве. Время неразрывно связано с такими категориями, как пространство, память, путь и вечность, а также с осмыслением места человека в мире. Оно может выступать и в качестве социально-культурного параметра.