Боевые учения под кодовым
названием "Полярный круг": К-19
В июне – июле 1961
года в Атлантике проходили боевые учения под
кодовым названием “Полярный круг”. Флот в
очередной раз демонстрировал свою ракетную силу
и отрабатывал взаимодействие надводных и
подводных кораблей.
В учениях
принимала участие и лодка К-19. Ее командир
Николай Затеев не мог нарадоваться своему детищу.
Мощна, грозна, легко слушается рулей, двигатели
работают почти бесшумно, ракеты могут достать до
Америки. Сила!
В лодке была
чистота, и весь экипаж нес вахту в специально
пошитой синей форме.
На учениях лодку
решено было проверить основательно. Предстоял
запуск баллистической ракеты по боевому полю и
проход подо льдами.
Все шло штатно.
Экипаж нес размеренную круглосуточную вахту.
Беда пришла 4 июля.
В 4 часа 15 минут вахтенный офицер сообщил о резком
падении давления охлаждающей жидкости в первом
контуре одного из атомных реакторов. Что это
могло быть? Лопнул трубопровод, и бидистиллат –
охлаждающая жидкость – вытекает. Она
радиоактивна... Но это полбеды. Начнется разогрев
реактора, а дальше взрыв. Гибель лодки будет
мелочью в надвигающейся катастрофе.
До базы было
шесть суток пути...
Ни одна
корабельная инструкция не давала советов по
сложившейся ситуации. Когда командир корабля
обучался в подмосковном Обнинске безопасному
обращению с энергоустановкой, то там и речи не
было о таком повреждении. Подводников убеждали в
надежности реактора, если с ним правильно
обращаться.
На экстренном
совете командиров и инженеров, состоявшемся в
центральном отсеке, пришли к единому мнению –
срочно монтировать аварийную систему охлаждения.
К лопнувшему контуру надо приварить трубу и по
ней подать воду. Другого выхода не было. Работа
сама по себе несложная, если не считать того, что
надо было идти в реакторную зону. А это значит –
на верную смерть.
Здесь
заканчивались полномочия командира. Он никому не
мог приказать сделать дело и умереть. Он только
рассказал всем, что случилось и чем это грозит. До
катастрофы оставались считанные минуты...
Около шести утра
командир К-19 дал команду на всплытие.
В это время
первая группа добровольцев отправлялась в
реакторный отсек. Возглавлял ее командир отсека
лейтенант Борис Корчилов. Кому, как не
реакторщикам, знать свое хозяйство. Надо было
мгновенно определить неисправность и начать
работы. Больше десяти минут в отсеке находиться
было нельзя.
У самой переборки
Затеев остановил Корчилова: “Борис, ты знаешь, на
что идешь?”
Тот ответил: “Знаю,
товарищ командир”.
Для Бориса
Корчилова, недавнего выпускника военно-морского
училища, этот поход был “первым морем”.
Десять минут
работы группы показались вечностью...
Сигнал к выходу.
Вторая группа, облаченная в средства защиты и
изолирующие противогазы “ИП-46” скрылась за
переборкой. Ее вел капитан-лейтенант Юрий
Повстьев. Готовилась группа главстаршины Бориса
Рыжикова.
Когда лейтенант
Корчилов сорвал с лица противогаз, тут же изо рта
пошла пена желтоватого цвета. Врач корабля
развернул по штатному расписанию санитарный
пост, но что были его таблетки против тех тысяч
рентген, которые схватили люди.
Позже командир
лодки вспоминал: “Получившие облучение
буквально тут же начинали распухать. Лица
покраснели. Через два часа из под волос потекла
сукровица. Вскоре на глаза, распухшие губы трудно
было смотреть, обезображены они стали полностью.
Еле ворочая
языком, люди жаловались на боли во всем теле. Но
никто не проклинал судьбу, не взывал о возмездии
человеку, прямо или косвенно пославшему их на
смерть”.
От искр
электросварки загорелся ионизированный водород.
Такую возможность предвидели, средства
пожаротушения были наготове...
Полтора часа шли
в аду аварийные работы. Трубопровод был
смонтирован, и по нему стала поступать
охлаждающая жидкость. Еще через час температура
реактора снизилась до безопасного уровня –
угроза катастрофы миновала.
Командир
распорядился выдать экипажу из НЗ по сто граммов
спирта. Под наркозом живая клетка подвергается
меньшему возбуждению нейтронного или гамма-потока.
Всех свободных от вахты вывели на носовую
надстройку и в ограждение рубки.
Но беда одна не
приходит. Командир К-19 не мог послать даже
кодированного сообщения о случившемся. Во время
похода на большой глубине раздавило изолятор
антенны передатчика, и лодка осталась без связи.
Вся надежда была на корабли, находившиеся в
районе учений. Слабый сигнал: “Имею аварию
реактора. Личный состав переоблучен...” приняли
на С-270. Лодка имела право изменить курс только с
разрешения высокого берегового начальства,
иначе – трибунал. Командир пошел на риск, он
отдал команду менять курс, а потом уже стал “утрясать”
свое решение с берегом.
Около 13 часов
сигнальщики на С-270 увидели силуэт подводной
лодки К-19...
Дизельной
подводной лодкой С-270, первой ушедшей в район
аварии атомной К-19, командовал капитан второго
ранга Жан Свербилов.
По мере
приближения к К-19, уровень радиации увеличивался.
Офицеры дизельной встревожились: “Если у нас уже
выше нормы, то что у них?”
– Давай думать
как переводить к нам людей, – сказал Свербилов
своему старпому.
А задача была не
из простых. Сходней нет ни у них, ни на атомной. В
поход их с собой не берут. Прыгать с лодки на
лодку? Кто-то допрыгнет, а как больные?
Выход нашли: С-270
подлезла под носовые горизонтальные рули, и они
стали мостками.
Едва разместили в
первом отсеке перенесенных больных, как
радиационный фон вырос до 9 рентген/час.
Словно угадав по
озабоченному лицу старпома о возникшей проблеме,
командир К-19 прокричал:
– Разденьте
больных, одежду за борт.
Матросы с атомной
подлодки, прихватили с собой оружие.
– Автоматы за
борт!
Все, что фонило,
все полетело в воду.
Молчавший берег
наконец-то разразило шифрограммой. Она была
подписана Главкомом ВМФ и Командующим Северным
флотом.
“Что вы делаете у
борта К-19? Почему без разрешения покинули район
учений? Ответите за самовольство!”
А в это время
боцманская команда С-270 пыталась взять на буксир
К-19. Ничего не получалось, тросы рвались.
Свербилов так
толком и не знал, что же случилось на атомной. Об
этом говорить было нельзя. Даже между офицерами
“своих” подводных лодок властвовал закон
секретности.
На аварийной
лодке попытались запустить дизель-генератор. Как
только вырвался дым, сразу же поползли стрелки
радиометров к максимальным значениям.
– Стоп машина!
Командир К-19
Николай Затеев вызвал к себе Жана Свербилова для
совершенно секретных переговоров. Он сообщил,
что на его лодке аварийный реактор, который вот-вот
может взорваться.
Берег, словно
проснувшись, стал бомбардировать С-270 шифровками.
Еле успевали от них отмахиваться. То их призывали
опасаться американцев, то требовали списочный
состав с указанием места рождения облученных, то
просили сообщить их военно-учетные
специальности.
Одна шифрограмма
принесла радость. Берег дал указание всем
находящимся поблизости к аварийной лодке
кораблям идти на помощь.
Шли шифровки из
санитарного управления флотом. Врачи
рекомендовали кормить облученных антибиотиками,
поить соками и сгущенкой.
Матросы, не
считаясь с опасностью, носили в первый отсек пищу
и кормили больных с ложечки.
А наблюдатели на
лодках всматривались в даль. Они ждали
американские корабли, о которых так настойчиво
предупреждал берег. У командиров лодок было уже
готово решение: в случае чего – лодку К-19 топить.
На С-270 командир БЧ-3 получил команду приготовить
две боевые торпеды.
В 22.00 к аварийной
К-19 подошла еще одна подводная лодка. Она забрала
оставшуюся часть экипажа и осталась охранять
лодку до подхода буксировщика.
Лодка Свербилова
взяла курс на Полярный.
К-19 привело в базу
на буксире спасательное судно флота “Алдан”.
Когда подошли к Полярному, командир лодки
Николай Затеев увидел оцепленный автоматчиками
причал, на котором стояли машины “Скорой помощи”,
генералы и адмиралы...
Он доложил
командующему флотом адмиралу Андрею Чебаненко о
случившемся и тихо спросил: “Товарищ
командующий, что со мной будет?”
Адмирал
посмотрел на него и ответил: “Вон стоит
начальник особого отдела, спроси у него”.
Прибывший в
Полярный министр судостроения Бутома учинил
разнос подводникам. Он заявил, что
промышленность поставляет флоту превосходную
технику, а флот – дерьмо, не умеет ее
эксплуатировать. Он обвинил Затеева в
паникерстве, а Свербилова в пособничестве ему.
Молния сверкнула,
но гром, к счастью, не грянул. Гнев высокого
начальства был нейтрализован смертями членов
экипажа К-19. В скорбном списке оказалось восемь
человек.
Позже
правительственная комиссия под
председательством академика А. Александрова
вынуждена будет признать конструктивные
недостатки атомных реакторов, а действия экипажа
подводной лодки оценить правильными.
Затеев выйдет из
немилости и будет награжден орденом Красного
Знамени. Свербилов вместо звания Героя
Советского Союза, к которому его представили,
получит... именные часы. Они сломаются на второй
день.
К-19 получила у
моряков зловещее прозвище “Хиросима” и
репутацию несчастного корабля. В ходе ремонта
лодки были заменены оба реактора, и сегодня они
покоятся на дне бухты Абросимова у Новой Земли.
Ядерное топливо из них не выгружено, так что
через много десятков лет “Хиросима” еще может
дать о себе знать.
ИСТОЧНИКИ:
