Перцов П. Венеция М.: Б. С. Г. -ПРЕСС, 2007

Имя Петра Петровича Перцова (1868 - 1947) вряд ли что-то скажет современному читателю. Между тем это заметная фигура Серебряного века: поэт и критик, переводчик и публицист, искусствовед и философ, издатель и редактор журнала "Новый Путь", друг Розанова и Мережковского... И вообще, по словам Гиппиус, человек "с большим вкусом и большим умом". К тому же заядлый путешественник, описавший свои путевые впечатления в книгах и очерках "Первый сборник", "Флоренция", "Очерки Испании". Однако самым удачным опытом в жанре "историко-культурного путешествия", лучшей своей книгой Перцов считал именно "Венецию".

Поначалу создаётся впечатление, что это лишь беглый взгляд туриста, замечающего "общие места" - дворцы и каналы, гондолы и гондольеров: "Всё ново и старо, давно знакомо и неожиданно... Гондольер, "настоящий" гондольер (и именно такой, каким его рисуют), стоит сзади и черпает воду своим длинным узким веслом..." Но уже через несколько страниц понимаешь: автор - не праздный турист, а очарованный странник со своим, особенным видением. Скажем, легендарный собор Сан-Марко напоминает ему Василия Блаженного - "та же пестрота и смесь и то же единство в целом, та же подражательность и оригинальность, ассимиляция христианского храма и будийской пагоды. Василий Блаженный был созданием если не одного человека, то во всяком случае одной эпохи, поэтому в его разнообразии и своеобразии больше цельности. Сан-Марко ещё пестрее, ещё причудливее и случайнее, как жизнь Венеции была пестрее и богаче "случайностями", чем жизнь Москвы". В городском пейзаже возникают то "Могилы дожей", то "Статуя Коллеони", то "Пьяцца" (названия глав).

Лучшим источником для знакомства с "былой духовной жизнью" страны Перцов считал живопись, которая в XIII-XVIII веках была в Италии "искусством народным". Поэтому большая часть книги посвящена венецианской школе живописи - Карпаччо, Джорджоне, Тициану, Тинторетто, Веронезе. "Ни в каком другом центре итальянского искусства оно не могло так спокойно, без перерывов и помехи, пройти все стадии развития и умереть... естественной смертью. Причиной тому была... уединённость и сравнительная безопасность морской республики".

Рассказ о творчестве классиков сопровождается зарисовками о быте и нравах эпохи. Говоря о "замаскированных" персонажах художника XVIII века Пьетро Лонги (люди в масках есть почти на всех его картинах), Перцов отмечает особую роль масок в венецианской жизни того времени: "Маска... сообщала своему носителю привилегию свободы и равноправия. Она уравнивала всех - патрициев и плебеев, старых и молодых, великосветских дам и женщин лёгкого поведения. На народных сборищах она доставляла самый удобный и лёгкий способ наилучше воспользоваться временем".

Читатели несомненно оценят и авторскую эрудицию, и изысканный стиль, вслед за современником Перцова Иннокентием Анненским, который писал: "В непритязательной, но изящной самой своей непритязательностью форме беглых заметок автор даёт нам ценный исторический очерк венецианского искусства".