ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ (последнее)
Общество и образование: социокультурный профиль России
Актуальные публикации по вопросам школьной педагогики.
У многих отечественных и зарубежных специалистов, изучающих динамику современных обществ, уже достаточно давно сложилось убеждение, что главным ресурсом развития в XXI в. станет "человеческий капитал". Высокий уровень знаний, культуры, информационной оснащенности граждан сейчас по праву рассматривается как важнейшее конкурентное преимущество одних государств перед другими. Исходя из этого практически во всех развитых странах взят курс на опережающее развитие образования с целью обеспечить себе (сохранить за собой) лидирующие позиции в этой сфере. Эта политика опирается на мощную инвестиционную поддержку и координируется на общенациональном уровне в рамках специальных проектов, например таких, как французская программа правительственных действий по развитию информационного общества (PAGSI), норвежская программа "Реформа компетентности" и др.
Положение России на этом фоне достаточно драматично. В не столь отдаленном прошлом отечественная система образования считалась одной из лучших в мире. Симптомы неблагополучия в этой сфере стали проявляться еще в "эпоху застоя". С начала же 90-х гг. ситуация резко ухудшилась из-за хронического недофинансирования системы образования и в силу ряда социальных причин (катастрофическое падение уровня жизни, детская беспризорность, наркомания и др.). Если, по данным микропереписи 1994 г., из каждой тысячи российских граждан, родившихся в 1970-1974 гг., только 8 человек имели образование не выше начального, то в следующей возрастной когорте (1975-1979 гг. рождения), у которой обычный срок обучения в старших классах пришелся на "гайдаровский" период рыночных реформ, таковых оказалось уже
88. В результате совокупный интеллектуальный потенциал России, рассчитанный по методикам ООН, снизился до уровня тридцатилетней давности, когда среди населения еще достаточно велика была доля людей, чье детство и юность протекали в полуграмотной патриархальной деревне [1; 2].
Механизмы свободного перемещения капиталов, товаров, технологий и трудовых ресурсов через национальные границы в России в силу сложившихся условий работают также на снижение общего интеллектуального уровня государства. Законодательно установленная норма финансирования образования (6% от расходной части бюджета) реально ни разу не исполнялась. Мало того, затраты на образование в последние годы постоянно снижались (1997 г. - 2,88%, 1998 г. - 2,23%, 1999 г. - 2,02%, 2000 г. - 1,85%, 2001 г. - 1,84%, 2002 г. - 1,57%), зато росли предназначенные для содержания властных структур и бюрократического аппарата.
Все это, безусловно, дает пищу для пессимистических оценок. Однако в долгосрочном прогнозировании надо учитывать еще и то, что отдельные параметры, характеризующие общество как динамическую систему, связаны между собой зависимостями отнюдь не линейного типа. Существует немало примеров (перипетии полувекового соревнования СССР и США, опыт послевоенного возвышения Японии и др.), подсказывающих нам, что общий уровень материального благополучия страны в тот или иной момент истории не предопределяет ее дальнейших успехов или неудач. Конечно, чем больше средств направляется в какую-либо сферу деятельности, тем больших результатов в ней можно ожидать в относительно близком будущем. Однако при переходе от "короткого времени" экономических расчетов к "длинному времени" глубинных социально-исторических процессов становится невоз-
--------------------------------------------------------------------------------
1 Статья написана при поддержке РГНФ. Грант N 02- 03-18041.
стр. 20
--------------------------------------------------------------------------------
можным оперировать данным правилом, поскольку уровень достижений в длительной перспективе далеко не всегда оказывается прямо пропорциональным затратам. В историческом плане пути различных стран и народов, очевидно, определяются факторами, выходящими за пределы "экономических условий развития": социальной энергией людей и ее направленностью, типом культуры, коллективными мотивациями и установками, передаваемыми из поколения в поколение посредством социальных эталонов и моделей поведения. Таким образом, решающий фактор - некое совокупное качество общества как социокультурной системы.
Представим себе два общества, имеющих примерно одинаковые показатели по таким параметрам, как объем финансирования системы образования, количество и уровень образовательных учреждений разного типа, число студентов в расчете на 10 тыс. населения, число учащихся на одного преподавателя, квалификация преподавательского корпуса и т.п. Но в одном из них образование финансируется просто потому, что "так принято", и доминирует чисто внешний пиетет перед образованностью, не сопровождающийся живым и деятельным интересом большинства к собственно познанию; созвездие образовательных учреждений представляет собой некий особый мир, мало связанный с реальными потребностями социума. В другом же обществе потребность в знании и личном самосовершенствовании приняла форму массового социального запроса. Ясно, что результаты, к которым придут эти общества через несколько десятилетий, будут абсолютно разными.
Какая же социокультурная диспозиция по отношению к образованию складывается в настоящее время в России? Насколько тесно сопрягается образование с социальной практикой и как оно интегрировано в жизненные стратегии россиян? Какие особенности характеризуют наше общество, если рассматривать его в качестве "охватывающей среды" образования? Ответы на эти вопросы имеют отношение не только к перспективам развития образования как особой институциональной сферы. Они проясняют меру его воздействия на общий ход развития страны.
Хорошо известно, что рыночные реформы начала 90-х гг. с их культом чисто денежной составляющей жизненного успеха существенно подорвали престиж образования, который долгое время был достаточно высоким. Очень важный для развития науки и культуры принцип самоценности духовной жизни был девальвирован. В складывающейся ситуации спросом могли пользоваться только сугубо прикладные сведения и навыки, способные принести их обладателю немедленную выгоду.
Внедрение в массовое сознание псевдорыночных ценностей шло путем радикальной вестернизации России и ее интеграции в западное сообщество на условиях перехода к "демократии" и отказа от "имперских амбиций" (другой вопрос, насколько использовавшийся при этом образ Запада был похож на реальный Запад). Однако уже в середине 90-х гг. под воздействием разочарований, порожденных негативными результатами реформ, цивилизационная ориентация российского общества стала меняться. Доминирующей тенденцией стало возвращение от западнических увлечений к "исконно российским" представлениям, нравственным устоям и образу жизни. В рамках этого процесса актуализируется целый ряд черт и особенностей, устойчиво характеризующих российский (русский) менталитет на длительных (многовековых) отрезках исторического времени.
Конкретный механизм, поднявший неоконсервативную волну второй половины 90-х гг., - это предмет отдельного обстоятельного разговора. Ясно, однако, что здесь не обойтись без анализа специфических особенностей российского социума и форм его спонтанной самоорганизации, в ходе которой выстраиваются в определенную сложную композицию ценностные ориентиры, коммуникативные каналы, поведенческие стратегии, эталоны самореализации, способы структурирования социального пространства по осям "свое-чужое", "значимое-незначимое", "должное-недолжное" и др. С точки зрения интересующих нас проблем, в первую очередь обращает на себя внимание исключительно важная роль семьи, которая в 90-е гг. оказалась по сути дела единственным
стр. 21
--------------------------------------------------------------------------------
воплощением устойчивости и солидарности в стремительно рассыпающемся социуме.
По данным социально-психологических исследований ЦСО РАО (1991, 1993-1994 гг.), семья - ядро "социальной сети" современного российского подростка, и ее члены занимают все верхние позиции в "списке значимости" [З]. Конечно, в любом обществе семья относится к числу основополагающих жизненных факторов. Однако ее место в общей конфигурации социальных институтов и общностей неодинаково. Содержательный материал для осмысления социокультурной специфики российского общества в этом аспекте дает сопоставление информационных полей московских и амстердамских школьников (1994). У нас учащиеся и родители оценивают роль семьи как источника приобретаемых детьми полезных знаний и навыков примерно одинаково высоко, в то время как между амстердамцами, принадлежащими к разным поколениям, заметно меньше единодушия: родители склонны придавать семейному влиянию гораздо больше значения, чем их дети (разрыв почти достигает 20-процентной отметки). Кроме того, в Амстердаме индикаторы влияния семьи и сверстников ближе друг к другу, чем в Москве, причем родители-голландцы значительно более позитивно оценивают дружеский круг общения своих детей, чем москвичи [4, с. 26].
В период социально-исторического перелома именно семья оказалась хранительницей и ретранслятором российского культурно-исторического опыта (что и придало последнему особую эмоционально переживаемую аутентичность). А опыт этот содержит в себе специфическую социальную антропологию, делающую главный упор не столько на функциональную эффективность человека (как в западной культуре), сколько на его духовное самоустроение. В контексте этой установки происходит ревальвация образования, которое вновь выдвигается на центральное место в системе общественных ценностей. По данным опроса 2 (февраль - март 2000 г.), россияне, определяя, что стало самым большим достижением России (СССР) в XX в., поставили на первое место ликвидацию неграмотности, распространение массового среднего и высшего образования. Причем доля респондентов, поддержавших данную точку зрения (в целом по выборке - 45%), лишь незначительно варьировалась в зависимости от рода занятий, уровня образования, возраста и материальной обеспеченности. Таким образом, данный индикатор у нас не столько имеет социально-групповую природу, сколько отражает общие особенности национального менталитета. В то же время триада прогресс отечественной науки и техники - наведение порядка - улучшение системы образования и рост числа образованных людей предстает в массовом сознании как основной фактор развития России в XXI в.
Конечно, традиционно значимо побуждение молодежи к образованию со стороны старших членов семьи. Наиболее явственно это проявляется в среде интеллигенции. Однако и в рабочих семьях почти 40% опрошенных хотели бы видеть своих детей специалистами с высшим образованием или даже с ученой степенью. Но самое интересное, что данная перспектива оказалась наиболее привлекательной и для предпринимателей: желающих увидеть своих детей руководителями фирм или менеджерами оказалось примерно вдвое меньше, чем сторонников "интеллектуальной" карьеры [5, с. 209].
Запрос на образование и образованность сегодня никак не подкрепляется "рыночными стимулами", поскольку шкала зарплат отрегулирована в первую очередь на расширенное воспроизводство среднего офисного персонала, обладающего лишь ограниченной функциональной компетентностью и навыками формализованного делового общения. Однако, вопреки этому, доминирующая социокультурная ориентация, воплотившаяся в "мнение семьи", достаточно быстро дала практические результаты. По данным социологического опроса, проводившегося ГосНИИ семьи и воспитания, если в 1992 г. только 38% московских старшеклассников намеревались продолжить образование после школы, то в 1995 г. их стало уже 80% [6, с. 13].
--------------------------------------------------------------------------------
2 Опросы, помеченные этой сноской, проводились Российским независимым институтом социальных и национальных проблем.
стр. 22
--------------------------------------------------------------------------------
Аналогичные тенденции выявили и всероссийские социологические опросы. Так, по данным опроса (февраль - март 2000 г.)2, почти 2/3 россиян считают, что хорошее образование - это главное в воспитании детей в современных условиях. Чуть менее значимым оказалось воспитание таких качеств, как мужество и стойкость (36,6% опрошенных), а также честность и доброта (36,5%). Что же касается формирования так называемой "деловой хватки", то эта позиция была отмечена лишь 16% участников опроса [7, с. 356].
Имеет значение, однако, не только само стремление к образованию и образованности, но и его мотивация, а также представления о том, как и в какой форме это стремление может быть удовлетворено. К сожалению, мы не располагаем репрезентативными данными, позволяющими построить модель "образовательного сознания" населения в целом. Публиковавшиеся в печати сведения по образовательным мотивациям относятся к достаточно узким и притом специализированным категориям населения - в основном, уже охваченным разными формами учебы. Тем не менее некоторые из них достаточно симптоматичны и позволяют косвенно судить о складывающейся в обществе социально- психологической атмосфере.
Если в начале 90-х гг. главными составляющими успеха представлялись везение, стечение обстоятельств, умение рисковать, то к 1994-1995 гг., как показывают данные социологических исследований, это понятие начинает устойчиво ассоциироваться со стремлением к интеллектуальному развитию, культуре и определенной духовной фундаментальности.
Наглядным проявлением этого процесса стала динамика конкурсов в ведущие вузы страны - резкое снижение их в 1992-1993 гг. и рост, совпадающий с изменением общественных настроений в 1995-1996 гг. Причем важно отметить не только формальный рост числа поданных абитуриентами заявлений, но и перераспределение их по специальностям. Например, в МГУ сокращается конкурс на некоторые "рыночные" факультеты (экономический - с 5 человек на место до 4,4; юридический с 7,3 с последующим понижением к концу десятилетия до 5,5-5,0). Зато вновь возрастает притягательность "трудных" факультетов. Скажем, на мехмате конкурс, составлявший в 1992-1994 гг. 1,6-1,8 человек на место, в 1995 г. вырос более чем в 2 раза (до 3,8), а в 1997 г. поднялся до уровня, приближающегося к старым "советским" показателям (5,1), на физфаке и химфаке эта цифра в те же годы поднялась с 1,5 до 3,3-3,8.
Близкая к этому картина наблюдалась и в других вузах "фундаментального" типа. Так, например, в МЭИ, который в 1993 г. вообще фактически не добирал студентов, к концу десятилетия конкурс приблизился к 2,5 человек на место, а по некоторым специальностям превысил и эту отметку.
Не следует, конечно, спешить с выводами о рождении сугубо альтруистического отношения к познанию. И все же это уже не "голый" утилитаризм начала 90-х гг., всецело построенный на калькуляции "вознаграждений". Знания, широта кругозора, уровень интеллекта, богатство духовных запросов вновь приобретают значение ведущих жизненных ориентиров.
Судя по данным проводившихся в последние годы исследований, в сознании российской молодежи складывается специфическая по своей смысловой структуре модель прагматизма. А для прагматика при оценке перспективности чего-либо, несомненно, главный вопрос - "Что это дает?" Так что же "дает" образование современной российской молодежи, чего она надеется с его помощью добиться?
Самый простой ответ состоит в том, что хорошее образование позволит получить престижную работу и высокий заработок. И этому факту молодые люди действительно придают немалое значение. Но все-таки в иерархии мотивов получения образования он занимает лишь 4-5-ю ранговую позицию. Еще менее важной оказалась возможность уехать на работу за границу, где специалистам платят значительно больше, чем в России. Судя по данным опросов студентов МГУ и ряда других вузов, гораздо большее значение имеют сама образованность, возможность стать культурным человеком. Оказывается, образованность сегодня выступает для мо-
стр. 23
--------------------------------------------------------------------------------
лодых россиян в первую очередь как способ утверждения личного достоинства и социальной самоидентификации, что обеспечивает содержательность личности, обретение ею социальной значимости, независимо от счета в банке и факторов так называемой престижности. Еще один важный мотив состоит в том, что образование дает человеку уверенность в себе и чувство внутренней независимости. Кроме того, в мире, построенном на манипулировании людьми, образование выступает для многих важнейшей составляющей личной свободы.
Эти мотивы отличаются и от идеологии "гармонически развитой личности", и от романтического интеллектуализма 60-х гг. с их кажущимися теперь наивными спорами между "физиками" и "лириками". Прагматическая природа этих мотивов обусловлена тем, что они ориентированы не на расплывчатый идеал, а на конкретные результаты, которые отнюдь не исчерпываются "получением благ" исключительно материальных и неотделимы от деятельного выстраивания человеком своей индивидуальности, судьбы.
Как же соотносятся ценности образования с повседневными занятиями и интересами россиян? Как они претворяются в их социальном поведении? Связаны ли эти ценности с практикой через осознанную необходимость или в их реализации содержится момент свободного самоопределения? Размышляя над этими вопросами, полезно обратиться к индикаторам, характеризующим меру активности россиян в сфере самостоятельного поиска источников знаний.
В этой связи обращает на себя внимание то, что в структуре жизненных интересов россиян очень важное место занимает самообразование. В ходе опроса (февраль - март 2000 г.) около 60% респондентов отметили, что им нравится заниматься самообразованием, отрицательное же отношение к данному виду деятельности выразили всего 8,4%. Близкие показатели зафиксированы и осенью 2001 г. (53% - "нравится"; 9,8% - "не нравится").
Вряд ли следует удивляться тому, что самообразование не снискало таких же симпатий, как просмотр старых советских фильмов (85-87% опрошенных), туризм (70-75%), а также советская эстрада и театр (60-62%). Гораздо более примечательным представляется то, что самообразование опередило целый ряд массовых развлечений, включая, между прочим, чтение детективов ("нравится" - 46%, "не нравится" - 20%), зарубежное кино (привлекает примерно 48% россиян, не привлекает 15%), а также рок-музыку (любит чуть более 1/5, не любит почти половина населения).
Важно отметить, что интерес к самообразованию практически не зависит от возраста респондентов. Различия по возрастным группам составили всего 1-2%, что говорит об устойчивой трансляции активной ориентации на саморазвитие и пополнение знаний от старшего поколения к младшему, которая происходит, по-видимому, в рамках передачи цивилизационного стереотипа. Причем в самой младшей возрастной группе, где несколько падают индикаторы интереса к старому советскому кино, эстраде и театру, самообразование оказывается уже не на 5-б-м, а на 3-м месте среди предпочтительных способов использования свободного времени.
Судя по данным социологических опросов 2 . примерно 7-8% взрослого населения ежегодно проходят сертифицируемую переподготовку. Если рассматривать эти цифры в таких ракурсах, как повышение ценности человеческого капитала, модернизация трудовых ресурсов, развитие "современных" отраслей экономики, то, по современным европейским меркам, они явно недостаточны. Для сравнения: в Польше профессиональную переподготовку ежегодно проходит 14% трудоспособных людей, в Нидерландах - около 38%, а в Швеции (наивысший показатель) - более 53%. Россиянам, в отличие от граждан других европейских стран, обычно не помогает ни государство, ни работодатель. В таких условиях увлечение самообразованием становится исключительно важным ресурсом социальной самоорганизации. Фактически общество само, без существенного участия государства, достраивает значимые элементы современной образовательной среды, создавая условия для сохранения и модернизации российского интеллектуального потенциала.
стр. 24
--------------------------------------------------------------------------------
Согласно данным социологических исследований, разнообразными видами неформального образования и обучения (частные уроки, самостоятельное знакомство с новейшей литературой по разным отраслям знаний, освоение компьютера и т.п.) в последние 3 года было охвачено от 1/2 до 2/3 взрослого населения. Учитывая сегодняшнее положение россиян, многим из которых удается свести концы с концами лишь используя почти все свободное время для дополнительных заработков, эти цифры следует признать высокими.
Анализ ценностных установок россиян, их жизненных приоритетов и общей структуры социальной практики позволяет сделать вывод, что по крайней мере в средних слоях российского общества образование в настоящее время стало одним из основных центров жизнедеятельности, вокруг которого выстраиваются другие ее элементы и функции [8]. В странах, где реальный среднегодовой доход в расчете на одного человека не превышает 500-600 долл., основная масса населения обычно не имеет высоких "образовательных амбиций". При ее образе жизни образовательные стандарты мирового класса представляются чем-то "запредельным", принадлежащим "иному миру", не имеющим отношения к повседневной реальности и ее заботам. В России же, несмотря ни на что, население продолжает ориентироваться на уровень образованности наиболее развитых стран мира.
В наших условиях важным дополнительным ресурсом следует признать аккумулированный в массе населения так называемый культурный капитал. Собственные знания и эрудиция в деградирующей экономике оказываются невостребованными, зато они могут быть "вложены" в детей, актуализированы и реализованы в ходе их воспитания. Именно с таким расчетом строятся сегодня жизненные стратегии пострадавшего от либеральных реформ образованного слоя российского общества [9]. Однако такая стратегия требует огромной самоотдачи, предельного физического и психического напряжения. Сегодня множество российских семей отказывают себе во всем, лишь бы привить детям вкус к образованию, предоставить им достаточно разнообразный набор образовательных услуг, обеспечить всем необходимым для учебы, дать возможность попробовать свои силы и способности в разных сферах деятельности. По сути своей это настоящий подвиг самоотверженности, совершаемый ежедневно миллионами самых обычных людей.
Один из показательных примеров этого - усилия, прилагаемые россиянами к тому, чтобы не выпасть из поля современных информационных технологий, вне которого сегодня становятся невозможными качественное образование и серьезная интеллектуальная деятельность. Активность, проявляемая россиянами в этой сфере ("компьютерная революция" пришлась на период, когда большинство населения России внезапно было отброшено за черту бедности), доказывает, что образование и образованность для народов нашей страны - отнюдь не парадные ценности, а реальные жизненные ориентиры.
В целом перекрестный анализ ответов, который пользователи компьютеров, и особенно абоненты Интернета, дают на вопросы предлагаемых им социологических анкет, позволяет говорить о постепенно выделяющейся на общем фоне социокультурной группе со своими специфическими стратегиями поведения, в том числе и в сфере образования.
Оценка социокультурного статуса этой группы - вопрос не такой простой, как может показаться, тем более что возможные социально-психологические эффекты компьютеризации еще практически не изучены. Владение компьютерной техникой чрезвычайно сильно раздвигает информационные горизонты и позволяет быстро использовать большие массивы данных. Следует учитывать, что мышление, нацеленное на поиск и обработку информации, а не на структурирование "картины мира", может утрачивать "стереоскопичность" и способность создавать продуктивные метафоры, из которых вырастает новый взгляд на вещи; ассоциативная логика при этом упрощается, приспосабливаясь к тому типу бинарных формально- логических связей, на которых основано "мышление" электронного устройства. По нашим наблюдениям, в этом контексте часто страдает способность к описанию нюансов человеческих переживаний, а стало быть, к само-
стр. 25
--------------------------------------------------------------------------------
выражению и пониманию диалектики души и духа. Можно предположить, что это в свою очередь ведет к трансформации внутреннего диалога и его уподоблению диалогу с машиной. "Слишком сложные" смыслы отторгаются, язык теряет такие специфические качества, как яркость и "сочность"; пропадают навыки, связанные с конструктивным использованием многоплановых содержаний. Вместо этого формируется особая субкультура цифр и картинок, в которой продуктивному воображению, способному связывать россыпи данных в нечто целостное, остается не так уж много места. Такого рода тенденции особенно нежелательны в гуманитарном образовании. Они затрудняют процесс освоения и, главное, творческого развития культурного наследия, в частности, русского народа, основной "клеточкой" которого всегда было Слово, несущее в себе Идею, т.е. содержательно несводимое к простой "передаче информации".
В результате происходивших на протяжении последнего десятилетия социальных сдвигов значительная часть населения отсекается не только от качественного, но и, по сути дела, от всякого образования вообще. При этом неблагоприятные обстоятельства во многих случаях могут становиться практически непреодолимыми. Чем, например, жители небольшой, расположенной "на отшибе" деревни могут компенсировать закрытие какой-нибудь "малокомплектной" сельской школы? Всегда ли может первоклассник даже в хорошую погоду пройти десяток километров до соседнего села, в котором школа имеется? Всего же, по оценкам экспертов, в Российской Федерации в настоящее время не посещает школу не менее 2 млн. детей.
Проблема эта, по-видимому, не ограничивается только социальным расслоением, имущественное неравенство накладывается на цивилизационный раскол общества. Так было и в дореволюционной России. После петровских реформ, когда, по выражению Карамзина, русский крестьянин, купец, мещанин увидел в русских дворянах немцев [10, с. 67], образованность как бы по определению предполагала "приобщение к Европе" и, соответственно, дистанцирование от народной культуры. В современных же условиях можно ожидать раскола общества уже не на две, а на три части. Это, во-первых, основная масса образованных граждан - выпускники российской школы и российских вузов. Во-вторых, - дети высокопоставленных чиновников и бизнесменов, воспитывавшиеся в дорогих частных школах, а затем в престижных университетах США, Англии, Франции, Германии, Швейцарии (данная группа немногочисленна, но, поскольку она претендует на высокие статусные позиции, ее присутствие в российской жизни уже через 5-10 лет станет весьма заметным). И, наконец, в-третьих, выделим растущий слой малообразованных и необразованных россиян, по существу, выпавших из системы образования и сумевших в лучшем случае закончить лишь несколько классов.
Наиболее изученная в социологическом и социокультурном плане - первая из перечисленных категорий. Проводившиеся в последние годы исследования позволяют характеризовать ее ценностные ориентации, поведенческие установки и способ мышления с достаточной определенностью. Данная категория играет ведущую роль в воспроизводстве российской цивилизационной идентичности в тех ее формах, которые складывались начиная с петровских преобразований в смысловом поле напряженного культурно-исторического диалога с Западом. Самоотождествление с просвещенной духовностью, как она выразилась в русской культуре XIX-XX вв., и несколько реже - со своеобразной "внерелигиозной" интерпретацией православия, стало для этой группы основой и мироощущения, и социального самочувствования. Мы употребили термин "сомоотождествление" именно для того, чтобы подчеркнуть существенный в данном случае момент рефлексивности: речь далеко не всегда может идти о реальном погружении в духовные глубины великой русской культуры, но сам по себе выбор культурной ориентации уже представляется чрезвычайно важным.
Психология и особенности поведения той части российской молодежи, которая воспитывается сегодня вне России, насколько мы знаем, пока систематически не изучались. И это понятно: процесс ее социального формирования еще только разворачивается, а вторичная адаптация в
стр. 26
--------------------------------------------------------------------------------
российских условиях - это в значительной мере вопрос будущего. Тем не менее вряд ли есть основания сомневаться в том, что "своими" для нее станут в основном ценности и представления иного цивилизационного поля, далеко не всегда совместимые с российской традицией и российскими условиями. Не надо быть пророком, чтобы увидеть здесь завязку чрезвычайно плотного узла противоречий, которые приобретут долговременный характер. Такого рода противоречия очень трудно будет снять в рамках какого-либо институционализированного социального и политического диалога, поскольку для успешного продвижения по пути взаимопонимания необходим "общий язык" - понятный всем сторонам набор социокультурных концептов и эмоциональных впечатлений.
Перед нами очень серьезная социальная, социодемографическая и социокультурная проблема, требующая специального анализа. Нужны такие организационно-институциональные формы и такие образовательные технологии, которые могли бы нейтрализовать или хотя бы смягчать последствия неблагоприятных тенденций общественного развития. Во всяком случае, любые проекты реформ в области образования, не берущие в расчет реальные социальные противоречия постсоветской действительности и не предлагающие достаточно действенных средств их компенсации, сегодня уже не могут оцениваться как удовлетворительные.
Как бы ни воспринималась ситуация в образовании "сверху", для общества она в настоящее время стала ощутимым источником беспокойства, причем проблема неравенства шансов воспринимается в данном контексте особенно болезненно. Так, в ходе опроса (октябрь 2001 г.) 2 невозможность дать детям хорошее образование отметили в качестве наиболее значимой социальной угрозы более четверти респондентов. Примерно столько же (23,5%) указали, что они опасаются поляризации общества на "элиту" и людей "второго сорта". Перед этими тревогами отступили на задний план даже такие серьезные жизненные проблемы, как невозможность улучшить жилищные условия, безработица, гиперинфляция, падение промышленного производства, ухудшение экологической ситуации и ряд других.
Крайне негативную реакцию у населения вызывает перспектива коммерциализации образования. В принципе россияне готовы инвестировать свои сбережения в эту сферу и уже делают это. Однако многих беспокоит то, что, даже экономя на остальных статьях семейного бюджета, они все равно не могут конкурировать здесь с "новыми русскими". Для наиболее обедневших массовых категорий интеллигенции это означает катастрофу, поскольку речь идет по существу о сломе механизма их социального воспроизводства.
Кроме того, население беспокоит и то, что, если образовательные учреждения включатся в гонку за рублем, это помешает им сосредоточиться на качестве образовательных услуг. И если оплата дополнительных образовательных услуг в вузах при условии установления обязательного минимума финансирования со стороны государства кажется еще допустимой, то применительно к средней школе она отвергается (41% - "против", около 30% - "за").
Интерпретация этих результатов, казалось бы, лежит на поверхности: кому же понравится перспектива дополнительных расходов, учитывая к тому же крайне стесненные материальные обстоятельства, в которых оказалось большинство наших сограждан? Однако в настроениях россиян есть еще одна, не столь заметная на первый взгляд, составляющая. Дело в том, что образование, по российским понятиям, представляет собой общенациональный ресурс, если угодно, своего рода "общее дело". В обществе, во всяком случае в средних его слоях, широко распространено мнение, что возможность учиться в соответствии со своими способностями должен иметь каждый.
Можно, конечно, назвать эти представления пережитком советской эпохи (хотя близкая к этому позиция была присуща русской демократической интеллигенции и до революции). Но от этого они не перестают быть реальными представлениями миллионов людей. И хотя состоятельные россияне, включая верхний слой среднего класса, считают справедливым, что дети из обеспеченных семей получают более
стр. 27
--------------------------------------------------------------------------------
качественное образование, это касается, скорее, спектра и номенклатуры соответствующих услуг, чем дифференциации различающихся уровнем дохода социальных групп по образовательному цензу и доступу к знаниям вообще. Показательно в этой связи редкое единодушие, с которым подавляющее большинство россиян (86,5%) одобряют идею учреждения особых социальных стипендий для студентов из малообеспеченных семей (данные Российского независимого института социальных и национальных проблем, 2000 г.).
Инициативы модернизации России в последние 2-3 столетия шли в основном сверху, а общество более или менее охотно этим инициативам подчинялось. В многочисленных исследованиях нередко встречается тезис о том, что упования на направляющую роль государства, вера в приход "настоящего хозяина" ("умных руководителей", "молодых реформаторов" и т.п.), который решит все проблемы, представляют собой характерологическую особенность русского менталитета. Однако в своих отношениях к образованию российское общество, похоже, проявляет себя по-другому. В этой сфере оно обладает отчетливо выраженной субъектностью и способностью самостоятельно устанавливать себе цели и ценности, независимо от точек зрения и подходов, господствующих "наверху".
В первую очередь это касается, конечно, той части населения, которая непосредственно вовлечена в процесс образования. Контент-анализ писем и других посланий. поступивших в федеральные органы власти в ответ на предложение Министерства образования обсудить разработанную им концепцию реформ, дает основания утверждать, что в общественном сознании сложились вполне определенные представления о приемлемом и неприемлемом хотя бы на уровне общих ориентиров.
Отметим по крайней мере три из них. Первое - отчетливая социальная окрашенность представлений о должном. Чисто "технологический" дискурс применительно к образованию в российской социокультурной среде непопулярен. Второе - безусловным приоритетом для российской системы образования должно быть соответствие собственным условиям, потребностям и традициям. В этом контексте обеспечение совместимости этой системы с западной выступает как вторичная (производная) задача, решение которой в принципе желательно, но не может рассматриваться как самостоятельная цель. Наконец, третье - способность общественности формулировать требования, имеющие стратегический характер. Наиболее принципиальные из них ориентированы не на частные, групповые, корпоративные, а на общенациональные интересы и интерпретацию образования в рамках парадигмы "общего дела". В подавляющем большинстве писем (84,4%) выдвинуто требование сохранить приоритет государственной системы образования, причем в "низовом" звене преподавательского корпуса, непосредственно и повседневно соприкасающемся с учащимися и их родителями (рядовые учителя и воспитатели детских садов), по данному вопросу существует практически 100-процентный консенсус. Кроме того, почти 60% адресантов высказываются за сохранение в России единого образовательного пространства (среди "рядовых" представителей педагогической общественности эта цифра опять-таки выше и достигает среди учителей 76%, а среди воспитателей детских садов 80 %) [5, с. 8-21].
В концепции российских реформ упор в свое время был сделан на то, что якобы либерализация инициирует самоорганизацию экономической среды, в которой системообразующую роль должен сыграть "эффективный собственник". Практические результаты этого подхода теперь известны. Правильнее было бы сделать ставку на локомотивную роль среды образования, которая, как мы стремились показать, обладает огромным стимулирующим потенциалом. Однако такая постановка вопроса, безусловно, потребовала бы существенного пересмотра многих аспектов определения стратегии национального развития.
Литература
1. Руткевич М.Н., Левашов В. К. О понятии интеллектуального потенциала и способах его измерения // Науковедение. 2000. N I.
2. Лебедев О., Щавельник М. Духовный и интеллектуальный потенциалы. М., 2001.
3. Авдуевская E.П., Баклушинский С.А. Особенности социализации подростка в условиях
стр. 28
--------------------------------------------------------------------------------
быстрых социальных изменений // Ценностно-нормативные ориентации старшеклассника: Труды по социологии образования. Т. 3. Вып. 4. М., 1995.
4. Собкин B.C. Телевидение и образование: опыт социологических исследований 1980-90-х // Образование и информационная культура. Социологические аспекты: Труды по социологии образования. Т. 5. Вып. 7. М., 2000.
5. Шереги Ф.Э. Социология образования: прикладные исследования. М., 2001.
6. Современный подросток: проблемы жизнедеятельности. М., 1999.
7. Россия на рубеже веков. М., 2000.
8. Андреев А.Л. Социальное ядро нации // Общественные науки и современность. 2000. N 5.
9. Шурыгина И. И. Культурные ресурсы и культурный капитал "новых бедных" // Общественные науки и современность. 2001. N 5.
10. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991.
стр.
Положение России на этом фоне достаточно драматично. В не столь отдаленном прошлом отечественная система образования считалась одной из лучших в мире. Симптомы неблагополучия в этой сфере стали проявляться еще в "эпоху застоя". С начала же 90-х гг. ситуация резко ухудшилась из-за хронического недофинансирования системы образования и в силу ряда социальных причин (катастрофическое падение уровня жизни, детская беспризорность, наркомания и др.). Если, по данным микропереписи 1994 г., из каждой тысячи российских граждан, родившихся в 1970-1974 гг., только 8 человек имели образование не выше начального, то в следующей возрастной когорте (1975-1979 гг. рождения), у которой обычный срок обучения в старших классах пришелся на "гайдаровский" период рыночных реформ, таковых оказалось уже
88. В результате совокупный интеллектуальный потенциал России, рассчитанный по методикам ООН, снизился до уровня тридцатилетней давности, когда среди населения еще достаточно велика была доля людей, чье детство и юность протекали в полуграмотной патриархальной деревне [1; 2].
Механизмы свободного перемещения капиталов, товаров, технологий и трудовых ресурсов через национальные границы в России в силу сложившихся условий работают также на снижение общего интеллектуального уровня государства. Законодательно установленная норма финансирования образования (6% от расходной части бюджета) реально ни разу не исполнялась. Мало того, затраты на образование в последние годы постоянно снижались (1997 г. - 2,88%, 1998 г. - 2,23%, 1999 г. - 2,02%, 2000 г. - 1,85%, 2001 г. - 1,84%, 2002 г. - 1,57%), зато росли предназначенные для содержания властных структур и бюрократического аппарата.
Все это, безусловно, дает пищу для пессимистических оценок. Однако в долгосрочном прогнозировании надо учитывать еще и то, что отдельные параметры, характеризующие общество как динамическую систему, связаны между собой зависимостями отнюдь не линейного типа. Существует немало примеров (перипетии полувекового соревнования СССР и США, опыт послевоенного возвышения Японии и др.), подсказывающих нам, что общий уровень материального благополучия страны в тот или иной момент истории не предопределяет ее дальнейших успехов или неудач. Конечно, чем больше средств направляется в какую-либо сферу деятельности, тем больших результатов в ней можно ожидать в относительно близком будущем. Однако при переходе от "короткого времени" экономических расчетов к "длинному времени" глубинных социально-исторических процессов становится невоз-
--------------------------------------------------------------------------------
1 Статья написана при поддержке РГНФ. Грант N 02- 03-18041.
стр. 20
--------------------------------------------------------------------------------
можным оперировать данным правилом, поскольку уровень достижений в длительной перспективе далеко не всегда оказывается прямо пропорциональным затратам. В историческом плане пути различных стран и народов, очевидно, определяются факторами, выходящими за пределы "экономических условий развития": социальной энергией людей и ее направленностью, типом культуры, коллективными мотивациями и установками, передаваемыми из поколения в поколение посредством социальных эталонов и моделей поведения. Таким образом, решающий фактор - некое совокупное качество общества как социокультурной системы.
Представим себе два общества, имеющих примерно одинаковые показатели по таким параметрам, как объем финансирования системы образования, количество и уровень образовательных учреждений разного типа, число студентов в расчете на 10 тыс. населения, число учащихся на одного преподавателя, квалификация преподавательского корпуса и т.п. Но в одном из них образование финансируется просто потому, что "так принято", и доминирует чисто внешний пиетет перед образованностью, не сопровождающийся живым и деятельным интересом большинства к собственно познанию; созвездие образовательных учреждений представляет собой некий особый мир, мало связанный с реальными потребностями социума. В другом же обществе потребность в знании и личном самосовершенствовании приняла форму массового социального запроса. Ясно, что результаты, к которым придут эти общества через несколько десятилетий, будут абсолютно разными.
Какая же социокультурная диспозиция по отношению к образованию складывается в настоящее время в России? Насколько тесно сопрягается образование с социальной практикой и как оно интегрировано в жизненные стратегии россиян? Какие особенности характеризуют наше общество, если рассматривать его в качестве "охватывающей среды" образования? Ответы на эти вопросы имеют отношение не только к перспективам развития образования как особой институциональной сферы. Они проясняют меру его воздействия на общий ход развития страны.
Хорошо известно, что рыночные реформы начала 90-х гг. с их культом чисто денежной составляющей жизненного успеха существенно подорвали престиж образования, который долгое время был достаточно высоким. Очень важный для развития науки и культуры принцип самоценности духовной жизни был девальвирован. В складывающейся ситуации спросом могли пользоваться только сугубо прикладные сведения и навыки, способные принести их обладателю немедленную выгоду.
Внедрение в массовое сознание псевдорыночных ценностей шло путем радикальной вестернизации России и ее интеграции в западное сообщество на условиях перехода к "демократии" и отказа от "имперских амбиций" (другой вопрос, насколько использовавшийся при этом образ Запада был похож на реальный Запад). Однако уже в середине 90-х гг. под воздействием разочарований, порожденных негативными результатами реформ, цивилизационная ориентация российского общества стала меняться. Доминирующей тенденцией стало возвращение от западнических увлечений к "исконно российским" представлениям, нравственным устоям и образу жизни. В рамках этого процесса актуализируется целый ряд черт и особенностей, устойчиво характеризующих российский (русский) менталитет на длительных (многовековых) отрезках исторического времени.
Конкретный механизм, поднявший неоконсервативную волну второй половины 90-х гг., - это предмет отдельного обстоятельного разговора. Ясно, однако, что здесь не обойтись без анализа специфических особенностей российского социума и форм его спонтанной самоорганизации, в ходе которой выстраиваются в определенную сложную композицию ценностные ориентиры, коммуникативные каналы, поведенческие стратегии, эталоны самореализации, способы структурирования социального пространства по осям "свое-чужое", "значимое-незначимое", "должное-недолжное" и др. С точки зрения интересующих нас проблем, в первую очередь обращает на себя внимание исключительно важная роль семьи, которая в 90-е гг. оказалась по сути дела единственным
стр. 21
--------------------------------------------------------------------------------
воплощением устойчивости и солидарности в стремительно рассыпающемся социуме.
По данным социально-психологических исследований ЦСО РАО (1991, 1993-1994 гг.), семья - ядро "социальной сети" современного российского подростка, и ее члены занимают все верхние позиции в "списке значимости" [З]. Конечно, в любом обществе семья относится к числу основополагающих жизненных факторов. Однако ее место в общей конфигурации социальных институтов и общностей неодинаково. Содержательный материал для осмысления социокультурной специфики российского общества в этом аспекте дает сопоставление информационных полей московских и амстердамских школьников (1994). У нас учащиеся и родители оценивают роль семьи как источника приобретаемых детьми полезных знаний и навыков примерно одинаково высоко, в то время как между амстердамцами, принадлежащими к разным поколениям, заметно меньше единодушия: родители склонны придавать семейному влиянию гораздо больше значения, чем их дети (разрыв почти достигает 20-процентной отметки). Кроме того, в Амстердаме индикаторы влияния семьи и сверстников ближе друг к другу, чем в Москве, причем родители-голландцы значительно более позитивно оценивают дружеский круг общения своих детей, чем москвичи [4, с. 26].
В период социально-исторического перелома именно семья оказалась хранительницей и ретранслятором российского культурно-исторического опыта (что и придало последнему особую эмоционально переживаемую аутентичность). А опыт этот содержит в себе специфическую социальную антропологию, делающую главный упор не столько на функциональную эффективность человека (как в западной культуре), сколько на его духовное самоустроение. В контексте этой установки происходит ревальвация образования, которое вновь выдвигается на центральное место в системе общественных ценностей. По данным опроса 2 (февраль - март 2000 г.), россияне, определяя, что стало самым большим достижением России (СССР) в XX в., поставили на первое место ликвидацию неграмотности, распространение массового среднего и высшего образования. Причем доля респондентов, поддержавших данную точку зрения (в целом по выборке - 45%), лишь незначительно варьировалась в зависимости от рода занятий, уровня образования, возраста и материальной обеспеченности. Таким образом, данный индикатор у нас не столько имеет социально-групповую природу, сколько отражает общие особенности национального менталитета. В то же время триада прогресс отечественной науки и техники - наведение порядка - улучшение системы образования и рост числа образованных людей предстает в массовом сознании как основной фактор развития России в XXI в.
Конечно, традиционно значимо побуждение молодежи к образованию со стороны старших членов семьи. Наиболее явственно это проявляется в среде интеллигенции. Однако и в рабочих семьях почти 40% опрошенных хотели бы видеть своих детей специалистами с высшим образованием или даже с ученой степенью. Но самое интересное, что данная перспектива оказалась наиболее привлекательной и для предпринимателей: желающих увидеть своих детей руководителями фирм или менеджерами оказалось примерно вдвое меньше, чем сторонников "интеллектуальной" карьеры [5, с. 209].
Запрос на образование и образованность сегодня никак не подкрепляется "рыночными стимулами", поскольку шкала зарплат отрегулирована в первую очередь на расширенное воспроизводство среднего офисного персонала, обладающего лишь ограниченной функциональной компетентностью и навыками формализованного делового общения. Однако, вопреки этому, доминирующая социокультурная ориентация, воплотившаяся в "мнение семьи", достаточно быстро дала практические результаты. По данным социологического опроса, проводившегося ГосНИИ семьи и воспитания, если в 1992 г. только 38% московских старшеклассников намеревались продолжить образование после школы, то в 1995 г. их стало уже 80% [6, с. 13].
--------------------------------------------------------------------------------
2 Опросы, помеченные этой сноской, проводились Российским независимым институтом социальных и национальных проблем.
стр. 22
--------------------------------------------------------------------------------
Аналогичные тенденции выявили и всероссийские социологические опросы. Так, по данным опроса (февраль - март 2000 г.)2, почти 2/3 россиян считают, что хорошее образование - это главное в воспитании детей в современных условиях. Чуть менее значимым оказалось воспитание таких качеств, как мужество и стойкость (36,6% опрошенных), а также честность и доброта (36,5%). Что же касается формирования так называемой "деловой хватки", то эта позиция была отмечена лишь 16% участников опроса [7, с. 356].
Имеет значение, однако, не только само стремление к образованию и образованности, но и его мотивация, а также представления о том, как и в какой форме это стремление может быть удовлетворено. К сожалению, мы не располагаем репрезентативными данными, позволяющими построить модель "образовательного сознания" населения в целом. Публиковавшиеся в печати сведения по образовательным мотивациям относятся к достаточно узким и притом специализированным категориям населения - в основном, уже охваченным разными формами учебы. Тем не менее некоторые из них достаточно симптоматичны и позволяют косвенно судить о складывающейся в обществе социально- психологической атмосфере.
Если в начале 90-х гг. главными составляющими успеха представлялись везение, стечение обстоятельств, умение рисковать, то к 1994-1995 гг., как показывают данные социологических исследований, это понятие начинает устойчиво ассоциироваться со стремлением к интеллектуальному развитию, культуре и определенной духовной фундаментальности.
Наглядным проявлением этого процесса стала динамика конкурсов в ведущие вузы страны - резкое снижение их в 1992-1993 гг. и рост, совпадающий с изменением общественных настроений в 1995-1996 гг. Причем важно отметить не только формальный рост числа поданных абитуриентами заявлений, но и перераспределение их по специальностям. Например, в МГУ сокращается конкурс на некоторые "рыночные" факультеты (экономический - с 5 человек на место до 4,4; юридический с 7,3 с последующим понижением к концу десятилетия до 5,5-5,0). Зато вновь возрастает притягательность "трудных" факультетов. Скажем, на мехмате конкурс, составлявший в 1992-1994 гг. 1,6-1,8 человек на место, в 1995 г. вырос более чем в 2 раза (до 3,8), а в 1997 г. поднялся до уровня, приближающегося к старым "советским" показателям (5,1), на физфаке и химфаке эта цифра в те же годы поднялась с 1,5 до 3,3-3,8.
Близкая к этому картина наблюдалась и в других вузах "фундаментального" типа. Так, например, в МЭИ, который в 1993 г. вообще фактически не добирал студентов, к концу десятилетия конкурс приблизился к 2,5 человек на место, а по некоторым специальностям превысил и эту отметку.
Не следует, конечно, спешить с выводами о рождении сугубо альтруистического отношения к познанию. И все же это уже не "голый" утилитаризм начала 90-х гг., всецело построенный на калькуляции "вознаграждений". Знания, широта кругозора, уровень интеллекта, богатство духовных запросов вновь приобретают значение ведущих жизненных ориентиров.
Судя по данным проводившихся в последние годы исследований, в сознании российской молодежи складывается специфическая по своей смысловой структуре модель прагматизма. А для прагматика при оценке перспективности чего-либо, несомненно, главный вопрос - "Что это дает?" Так что же "дает" образование современной российской молодежи, чего она надеется с его помощью добиться?
Самый простой ответ состоит в том, что хорошее образование позволит получить престижную работу и высокий заработок. И этому факту молодые люди действительно придают немалое значение. Но все-таки в иерархии мотивов получения образования он занимает лишь 4-5-ю ранговую позицию. Еще менее важной оказалась возможность уехать на работу за границу, где специалистам платят значительно больше, чем в России. Судя по данным опросов студентов МГУ и ряда других вузов, гораздо большее значение имеют сама образованность, возможность стать культурным человеком. Оказывается, образованность сегодня выступает для мо-
стр. 23
--------------------------------------------------------------------------------
лодых россиян в первую очередь как способ утверждения личного достоинства и социальной самоидентификации, что обеспечивает содержательность личности, обретение ею социальной значимости, независимо от счета в банке и факторов так называемой престижности. Еще один важный мотив состоит в том, что образование дает человеку уверенность в себе и чувство внутренней независимости. Кроме того, в мире, построенном на манипулировании людьми, образование выступает для многих важнейшей составляющей личной свободы.
Эти мотивы отличаются и от идеологии "гармонически развитой личности", и от романтического интеллектуализма 60-х гг. с их кажущимися теперь наивными спорами между "физиками" и "лириками". Прагматическая природа этих мотивов обусловлена тем, что они ориентированы не на расплывчатый идеал, а на конкретные результаты, которые отнюдь не исчерпываются "получением благ" исключительно материальных и неотделимы от деятельного выстраивания человеком своей индивидуальности, судьбы.
Как же соотносятся ценности образования с повседневными занятиями и интересами россиян? Как они претворяются в их социальном поведении? Связаны ли эти ценности с практикой через осознанную необходимость или в их реализации содержится момент свободного самоопределения? Размышляя над этими вопросами, полезно обратиться к индикаторам, характеризующим меру активности россиян в сфере самостоятельного поиска источников знаний.
В этой связи обращает на себя внимание то, что в структуре жизненных интересов россиян очень важное место занимает самообразование. В ходе опроса (февраль - март 2000 г.) около 60% респондентов отметили, что им нравится заниматься самообразованием, отрицательное же отношение к данному виду деятельности выразили всего 8,4%. Близкие показатели зафиксированы и осенью 2001 г. (53% - "нравится"; 9,8% - "не нравится").
Вряд ли следует удивляться тому, что самообразование не снискало таких же симпатий, как просмотр старых советских фильмов (85-87% опрошенных), туризм (70-75%), а также советская эстрада и театр (60-62%). Гораздо более примечательным представляется то, что самообразование опередило целый ряд массовых развлечений, включая, между прочим, чтение детективов ("нравится" - 46%, "не нравится" - 20%), зарубежное кино (привлекает примерно 48% россиян, не привлекает 15%), а также рок-музыку (любит чуть более 1/5, не любит почти половина населения).
Важно отметить, что интерес к самообразованию практически не зависит от возраста респондентов. Различия по возрастным группам составили всего 1-2%, что говорит об устойчивой трансляции активной ориентации на саморазвитие и пополнение знаний от старшего поколения к младшему, которая происходит, по-видимому, в рамках передачи цивилизационного стереотипа. Причем в самой младшей возрастной группе, где несколько падают индикаторы интереса к старому советскому кино, эстраде и театру, самообразование оказывается уже не на 5-б-м, а на 3-м месте среди предпочтительных способов использования свободного времени.
Судя по данным социологических опросов 2 . примерно 7-8% взрослого населения ежегодно проходят сертифицируемую переподготовку. Если рассматривать эти цифры в таких ракурсах, как повышение ценности человеческого капитала, модернизация трудовых ресурсов, развитие "современных" отраслей экономики, то, по современным европейским меркам, они явно недостаточны. Для сравнения: в Польше профессиональную переподготовку ежегодно проходит 14% трудоспособных людей, в Нидерландах - около 38%, а в Швеции (наивысший показатель) - более 53%. Россиянам, в отличие от граждан других европейских стран, обычно не помогает ни государство, ни работодатель. В таких условиях увлечение самообразованием становится исключительно важным ресурсом социальной самоорганизации. Фактически общество само, без существенного участия государства, достраивает значимые элементы современной образовательной среды, создавая условия для сохранения и модернизации российского интеллектуального потенциала.
стр. 24
--------------------------------------------------------------------------------
Согласно данным социологических исследований, разнообразными видами неформального образования и обучения (частные уроки, самостоятельное знакомство с новейшей литературой по разным отраслям знаний, освоение компьютера и т.п.) в последние 3 года было охвачено от 1/2 до 2/3 взрослого населения. Учитывая сегодняшнее положение россиян, многим из которых удается свести концы с концами лишь используя почти все свободное время для дополнительных заработков, эти цифры следует признать высокими.
Анализ ценностных установок россиян, их жизненных приоритетов и общей структуры социальной практики позволяет сделать вывод, что по крайней мере в средних слоях российского общества образование в настоящее время стало одним из основных центров жизнедеятельности, вокруг которого выстраиваются другие ее элементы и функции [8]. В странах, где реальный среднегодовой доход в расчете на одного человека не превышает 500-600 долл., основная масса населения обычно не имеет высоких "образовательных амбиций". При ее образе жизни образовательные стандарты мирового класса представляются чем-то "запредельным", принадлежащим "иному миру", не имеющим отношения к повседневной реальности и ее заботам. В России же, несмотря ни на что, население продолжает ориентироваться на уровень образованности наиболее развитых стран мира.
В наших условиях важным дополнительным ресурсом следует признать аккумулированный в массе населения так называемый культурный капитал. Собственные знания и эрудиция в деградирующей экономике оказываются невостребованными, зато они могут быть "вложены" в детей, актуализированы и реализованы в ходе их воспитания. Именно с таким расчетом строятся сегодня жизненные стратегии пострадавшего от либеральных реформ образованного слоя российского общества [9]. Однако такая стратегия требует огромной самоотдачи, предельного физического и психического напряжения. Сегодня множество российских семей отказывают себе во всем, лишь бы привить детям вкус к образованию, предоставить им достаточно разнообразный набор образовательных услуг, обеспечить всем необходимым для учебы, дать возможность попробовать свои силы и способности в разных сферах деятельности. По сути своей это настоящий подвиг самоотверженности, совершаемый ежедневно миллионами самых обычных людей.
Один из показательных примеров этого - усилия, прилагаемые россиянами к тому, чтобы не выпасть из поля современных информационных технологий, вне которого сегодня становятся невозможными качественное образование и серьезная интеллектуальная деятельность. Активность, проявляемая россиянами в этой сфере ("компьютерная революция" пришлась на период, когда большинство населения России внезапно было отброшено за черту бедности), доказывает, что образование и образованность для народов нашей страны - отнюдь не парадные ценности, а реальные жизненные ориентиры.
В целом перекрестный анализ ответов, который пользователи компьютеров, и особенно абоненты Интернета, дают на вопросы предлагаемых им социологических анкет, позволяет говорить о постепенно выделяющейся на общем фоне социокультурной группе со своими специфическими стратегиями поведения, в том числе и в сфере образования.
Оценка социокультурного статуса этой группы - вопрос не такой простой, как может показаться, тем более что возможные социально-психологические эффекты компьютеризации еще практически не изучены. Владение компьютерной техникой чрезвычайно сильно раздвигает информационные горизонты и позволяет быстро использовать большие массивы данных. Следует учитывать, что мышление, нацеленное на поиск и обработку информации, а не на структурирование "картины мира", может утрачивать "стереоскопичность" и способность создавать продуктивные метафоры, из которых вырастает новый взгляд на вещи; ассоциативная логика при этом упрощается, приспосабливаясь к тому типу бинарных формально- логических связей, на которых основано "мышление" электронного устройства. По нашим наблюдениям, в этом контексте часто страдает способность к описанию нюансов человеческих переживаний, а стало быть, к само-
стр. 25
--------------------------------------------------------------------------------
выражению и пониманию диалектики души и духа. Можно предположить, что это в свою очередь ведет к трансформации внутреннего диалога и его уподоблению диалогу с машиной. "Слишком сложные" смыслы отторгаются, язык теряет такие специфические качества, как яркость и "сочность"; пропадают навыки, связанные с конструктивным использованием многоплановых содержаний. Вместо этого формируется особая субкультура цифр и картинок, в которой продуктивному воображению, способному связывать россыпи данных в нечто целостное, остается не так уж много места. Такого рода тенденции особенно нежелательны в гуманитарном образовании. Они затрудняют процесс освоения и, главное, творческого развития культурного наследия, в частности, русского народа, основной "клеточкой" которого всегда было Слово, несущее в себе Идею, т.е. содержательно несводимое к простой "передаче информации".
В результате происходивших на протяжении последнего десятилетия социальных сдвигов значительная часть населения отсекается не только от качественного, но и, по сути дела, от всякого образования вообще. При этом неблагоприятные обстоятельства во многих случаях могут становиться практически непреодолимыми. Чем, например, жители небольшой, расположенной "на отшибе" деревни могут компенсировать закрытие какой-нибудь "малокомплектной" сельской школы? Всегда ли может первоклассник даже в хорошую погоду пройти десяток километров до соседнего села, в котором школа имеется? Всего же, по оценкам экспертов, в Российской Федерации в настоящее время не посещает школу не менее 2 млн. детей.
Проблема эта, по-видимому, не ограничивается только социальным расслоением, имущественное неравенство накладывается на цивилизационный раскол общества. Так было и в дореволюционной России. После петровских реформ, когда, по выражению Карамзина, русский крестьянин, купец, мещанин увидел в русских дворянах немцев [10, с. 67], образованность как бы по определению предполагала "приобщение к Европе" и, соответственно, дистанцирование от народной культуры. В современных же условиях можно ожидать раскола общества уже не на две, а на три части. Это, во-первых, основная масса образованных граждан - выпускники российской школы и российских вузов. Во-вторых, - дети высокопоставленных чиновников и бизнесменов, воспитывавшиеся в дорогих частных школах, а затем в престижных университетах США, Англии, Франции, Германии, Швейцарии (данная группа немногочисленна, но, поскольку она претендует на высокие статусные позиции, ее присутствие в российской жизни уже через 5-10 лет станет весьма заметным). И, наконец, в-третьих, выделим растущий слой малообразованных и необразованных россиян, по существу, выпавших из системы образования и сумевших в лучшем случае закончить лишь несколько классов.
Наиболее изученная в социологическом и социокультурном плане - первая из перечисленных категорий. Проводившиеся в последние годы исследования позволяют характеризовать ее ценностные ориентации, поведенческие установки и способ мышления с достаточной определенностью. Данная категория играет ведущую роль в воспроизводстве российской цивилизационной идентичности в тех ее формах, которые складывались начиная с петровских преобразований в смысловом поле напряженного культурно-исторического диалога с Западом. Самоотождествление с просвещенной духовностью, как она выразилась в русской культуре XIX-XX вв., и несколько реже - со своеобразной "внерелигиозной" интерпретацией православия, стало для этой группы основой и мироощущения, и социального самочувствования. Мы употребили термин "сомоотождествление" именно для того, чтобы подчеркнуть существенный в данном случае момент рефлексивности: речь далеко не всегда может идти о реальном погружении в духовные глубины великой русской культуры, но сам по себе выбор культурной ориентации уже представляется чрезвычайно важным.
Психология и особенности поведения той части российской молодежи, которая воспитывается сегодня вне России, насколько мы знаем, пока систематически не изучались. И это понятно: процесс ее социального формирования еще только разворачивается, а вторичная адаптация в
стр. 26
--------------------------------------------------------------------------------
российских условиях - это в значительной мере вопрос будущего. Тем не менее вряд ли есть основания сомневаться в том, что "своими" для нее станут в основном ценности и представления иного цивилизационного поля, далеко не всегда совместимые с российской традицией и российскими условиями. Не надо быть пророком, чтобы увидеть здесь завязку чрезвычайно плотного узла противоречий, которые приобретут долговременный характер. Такого рода противоречия очень трудно будет снять в рамках какого-либо институционализированного социального и политического диалога, поскольку для успешного продвижения по пути взаимопонимания необходим "общий язык" - понятный всем сторонам набор социокультурных концептов и эмоциональных впечатлений.
Перед нами очень серьезная социальная, социодемографическая и социокультурная проблема, требующая специального анализа. Нужны такие организационно-институциональные формы и такие образовательные технологии, которые могли бы нейтрализовать или хотя бы смягчать последствия неблагоприятных тенденций общественного развития. Во всяком случае, любые проекты реформ в области образования, не берущие в расчет реальные социальные противоречия постсоветской действительности и не предлагающие достаточно действенных средств их компенсации, сегодня уже не могут оцениваться как удовлетворительные.
Как бы ни воспринималась ситуация в образовании "сверху", для общества она в настоящее время стала ощутимым источником беспокойства, причем проблема неравенства шансов воспринимается в данном контексте особенно болезненно. Так, в ходе опроса (октябрь 2001 г.) 2 невозможность дать детям хорошее образование отметили в качестве наиболее значимой социальной угрозы более четверти респондентов. Примерно столько же (23,5%) указали, что они опасаются поляризации общества на "элиту" и людей "второго сорта". Перед этими тревогами отступили на задний план даже такие серьезные жизненные проблемы, как невозможность улучшить жилищные условия, безработица, гиперинфляция, падение промышленного производства, ухудшение экологической ситуации и ряд других.
Крайне негативную реакцию у населения вызывает перспектива коммерциализации образования. В принципе россияне готовы инвестировать свои сбережения в эту сферу и уже делают это. Однако многих беспокоит то, что, даже экономя на остальных статьях семейного бюджета, они все равно не могут конкурировать здесь с "новыми русскими". Для наиболее обедневших массовых категорий интеллигенции это означает катастрофу, поскольку речь идет по существу о сломе механизма их социального воспроизводства.
Кроме того, население беспокоит и то, что, если образовательные учреждения включатся в гонку за рублем, это помешает им сосредоточиться на качестве образовательных услуг. И если оплата дополнительных образовательных услуг в вузах при условии установления обязательного минимума финансирования со стороны государства кажется еще допустимой, то применительно к средней школе она отвергается (41% - "против", около 30% - "за").
Интерпретация этих результатов, казалось бы, лежит на поверхности: кому же понравится перспектива дополнительных расходов, учитывая к тому же крайне стесненные материальные обстоятельства, в которых оказалось большинство наших сограждан? Однако в настроениях россиян есть еще одна, не столь заметная на первый взгляд, составляющая. Дело в том, что образование, по российским понятиям, представляет собой общенациональный ресурс, если угодно, своего рода "общее дело". В обществе, во всяком случае в средних его слоях, широко распространено мнение, что возможность учиться в соответствии со своими способностями должен иметь каждый.
Можно, конечно, назвать эти представления пережитком советской эпохи (хотя близкая к этому позиция была присуща русской демократической интеллигенции и до революции). Но от этого они не перестают быть реальными представлениями миллионов людей. И хотя состоятельные россияне, включая верхний слой среднего класса, считают справедливым, что дети из обеспеченных семей получают более
стр. 27
--------------------------------------------------------------------------------
качественное образование, это касается, скорее, спектра и номенклатуры соответствующих услуг, чем дифференциации различающихся уровнем дохода социальных групп по образовательному цензу и доступу к знаниям вообще. Показательно в этой связи редкое единодушие, с которым подавляющее большинство россиян (86,5%) одобряют идею учреждения особых социальных стипендий для студентов из малообеспеченных семей (данные Российского независимого института социальных и национальных проблем, 2000 г.).
Инициативы модернизации России в последние 2-3 столетия шли в основном сверху, а общество более или менее охотно этим инициативам подчинялось. В многочисленных исследованиях нередко встречается тезис о том, что упования на направляющую роль государства, вера в приход "настоящего хозяина" ("умных руководителей", "молодых реформаторов" и т.п.), который решит все проблемы, представляют собой характерологическую особенность русского менталитета. Однако в своих отношениях к образованию российское общество, похоже, проявляет себя по-другому. В этой сфере оно обладает отчетливо выраженной субъектностью и способностью самостоятельно устанавливать себе цели и ценности, независимо от точек зрения и подходов, господствующих "наверху".
В первую очередь это касается, конечно, той части населения, которая непосредственно вовлечена в процесс образования. Контент-анализ писем и других посланий. поступивших в федеральные органы власти в ответ на предложение Министерства образования обсудить разработанную им концепцию реформ, дает основания утверждать, что в общественном сознании сложились вполне определенные представления о приемлемом и неприемлемом хотя бы на уровне общих ориентиров.
Отметим по крайней мере три из них. Первое - отчетливая социальная окрашенность представлений о должном. Чисто "технологический" дискурс применительно к образованию в российской социокультурной среде непопулярен. Второе - безусловным приоритетом для российской системы образования должно быть соответствие собственным условиям, потребностям и традициям. В этом контексте обеспечение совместимости этой системы с западной выступает как вторичная (производная) задача, решение которой в принципе желательно, но не может рассматриваться как самостоятельная цель. Наконец, третье - способность общественности формулировать требования, имеющие стратегический характер. Наиболее принципиальные из них ориентированы не на частные, групповые, корпоративные, а на общенациональные интересы и интерпретацию образования в рамках парадигмы "общего дела". В подавляющем большинстве писем (84,4%) выдвинуто требование сохранить приоритет государственной системы образования, причем в "низовом" звене преподавательского корпуса, непосредственно и повседневно соприкасающемся с учащимися и их родителями (рядовые учителя и воспитатели детских садов), по данному вопросу существует практически 100-процентный консенсус. Кроме того, почти 60% адресантов высказываются за сохранение в России единого образовательного пространства (среди "рядовых" представителей педагогической общественности эта цифра опять-таки выше и достигает среди учителей 76%, а среди воспитателей детских садов 80 %) [5, с. 8-21].
В концепции российских реформ упор в свое время был сделан на то, что якобы либерализация инициирует самоорганизацию экономической среды, в которой системообразующую роль должен сыграть "эффективный собственник". Практические результаты этого подхода теперь известны. Правильнее было бы сделать ставку на локомотивную роль среды образования, которая, как мы стремились показать, обладает огромным стимулирующим потенциалом. Однако такая постановка вопроса, безусловно, потребовала бы существенного пересмотра многих аспектов определения стратегии национального развития.
Литература
1. Руткевич М.Н., Левашов В. К. О понятии интеллектуального потенциала и способах его измерения // Науковедение. 2000. N I.
2. Лебедев О., Щавельник М. Духовный и интеллектуальный потенциалы. М., 2001.
3. Авдуевская E.П., Баклушинский С.А. Особенности социализации подростка в условиях
стр. 28
--------------------------------------------------------------------------------
быстрых социальных изменений // Ценностно-нормативные ориентации старшеклассника: Труды по социологии образования. Т. 3. Вып. 4. М., 1995.
4. Собкин B.C. Телевидение и образование: опыт социологических исследований 1980-90-х // Образование и информационная культура. Социологические аспекты: Труды по социологии образования. Т. 5. Вып. 7. М., 2000.
5. Шереги Ф.Э. Социология образования: прикладные исследования. М., 2001.
6. Современный подросток: проблемы жизнедеятельности. М., 1999.
7. Россия на рубеже веков. М., 2000.
8. Андреев А.Л. Социальное ядро нации // Общественные науки и современность. 2000. N 5.
9. Шурыгина И. И. Культурные ресурсы и культурный капитал "новых бедных" // Общественные науки и современность. 2001. N 5.
10. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991.
стр.
Опубликовано 17 октября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ:
Комментируем публикацию: Общество и образование: социокультурный профиль России
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1192629463 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций