КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА (последнее)
РАНО!
Русская классическая проза. Книги, сборники рассказов, многотомники, полные собрания сочинений.
В селе Шальнове звонят к заутрене. Солнце на горизонте уже целуется с
землей, побагровело и скоро спрячется. В кабаке Семена, переименованном
недавно в трактир - титул, совсем не идущий избенке с ощипанной крышей и с
парой тусклых окошек, - сидят двое охотников-мужиков. Одного из них зовут
Филимоном Слюнкой. Это старик лет 60, бывший дворовый графов Завалиных, по
профессии слесарь, служивший когда-то на гвоздильной фабрике, прогнанный
за пьянство и лень и ныне живущий на иждивении своей жены-старухи,
просящей милостыню. Он тощ, хил, с облезлой бороденкой, говорит с
присвистом и после каждого слова моргает правой стороной лица и судорожно
подергивает правым плечом. Другой, Игнат Рябов, здоровенный, плечистый
мужик, никогда ничего не делающий и вечно молчащий, сидит в углу под
большой вязкой баранок. Дверь, открытая вовнутрь, бросает на него густую
тень, так что Слюнке и кабатчику Семену видны только его латаные колени,
длинный мясистый нос и большой чуб, выбившийся на волю из густой,
нечесаной путаницы, покрывающей его голову. Семен, маленький, болезненный
человечек с длинной жилистой шеей и с бледным лицом, стоит за прилавком,
печально глядит на вязку баранок и смиренно покашливает.
- Ты таперича рассуди в своей голове, ежели в тебе есть ум, - говорит
ему Слюнка, моргая щекой. - Вещь лежит у тебя без всякого действия, и нет
тебе никакой пользы, а нам она надобна. Охотник без ружья всё равно, что
пономарь без голоса. Это понимать надо в уме, а ты вот, вижу, не
понимаешь, стало быть, в тебе настоящего ума-то и нету... Отдай!
- Ведь ты же заложил у меня ружье! - говорит тоненьким, бабьим
голоском Семен, глубоко вздыхая и не отрывая глаз от вязки баранок. -
Отдай рубль, что взял, тогда и бери ружье.
- Нету у меня рубля. Я тебе, Семен Митрич, как перед богом: дай ты
мне ружье, похожу нынче с Игнашкой и опять тебе его принесу. Накажи меня
бог, принесу. Ежели не принесу, чтоб мне ни на том, ни на этом свете
счастья не было.
- Семен Митрич, дай! - говорит басом Игнат Рябов, и в голосе его
слышится страстное желание получить просимое.
- Да зачем вам ружье? - вздыхает Семен, печально покачивая головой. -
Какая теперь охота? На дворе еще зима и акроме ворон да галок никакой
твари.
- Какая ж зима? Нешто это зима? - говорит Слюнка, выковыривая пальцем
из трубки пепел. - Оно, конечно, рано еще, да ведь вальшнепа не угадаешь.
Вальшнеп такая птица, что его сторожить нужно. Неровен час, просидишь дома
поджидаючи, ан перелет-то и прозевал, жди до осени... Такое дело! Вальшнеп
не грач... В прошлом годе на Страстной уж он летел, а в третьем годе до
Фоминой ждать пришлось. Нет, уж ты сделай милость, Семен Митрич, дай нам
ружье! Заставь вечно бога молить. Словно на грех, и Игнашка свое ружье
пропил. Эх, когда пьешь, не чувствуешь, а таперя... Эх, глядеть бы на нее,
на водку проклятую, не хотел! Истинно, кровь сатанинская! Дай, Семен
Митрич!
- Не дам! - говорит Семен, складывая на груди свои желтые ручки, как
перед молитвой. - Надо по совести, Филимонушка... Из заклада вещь зря не
берется, надо деньги платить... Да и то рассуди, к чему птицу бить? Зачем?
Таперя пост, не станешь есть.
Слюнка конфузливо переглядывается с Рябовым, вздыхает и говорит:
- Нам бы только на тяге постоять.
- А зачем? Всё глупости... Не такой ты комплекции, чтоб глупостями
заниматься... Игнашка, так и быть уж, человек непонимающий, его бог
обидел, а ты, слава тебе господи, старик, умирать пора. Вот ко всенощной
бы шел.
Напоминание о старости, видимо, коробит Слюнку. Он крякает, морщит
лоб и молчит целую минуту.
- Послушай ты меня, Семен Митрич! - говорит он горячо, поднимаясь и
уже моргая не одной правой щекой, а всем лицом. - Истинно, как перед
богом... разрази меня создатель, после Святой получу от Степана Кузьмича
за оси и отдам тебе не руб, а два! Накажи меня бог! Перед образом тебе
говорю, только дай ты мне ружье!
- Да-ай! - говорит воющим басом Рябов; слышно, как теснится его
дыхание, и чувствуется, что он хотел бы сказать многое, но не находит
слов. - Да-ай!
- Нет, братцы, и не просите, - вздыхает Семен, печально покачивая
головой. - Не вводите в грех. Не дам я вам ружья. Нет такой моды, чтобы
вещь из залога вынимать и денег не платить. Да и к чему баловство? Идите
себе с богом!
Слюнка утирает рукавом вспотевшее лицо и начинает горячо клясться и
просить. Он крестится, протягивает к образу руки, призывает в свидетели
своих покойных отца и мать, но Семен по-прежнему глядит смиренно на вязку
баранок и вздыхает. В конце концов Игнашка Рябов, дотоле не двигавшийся,
порывисто поднимается и бухает перед кабатчиком земной поклон, но и это не
действует!
- Подавись же ты моим ружьем, сатана! - говорит Слюнка, моргая лицом
и дергая плечами. - Подавись, холера, разбойницкая душа!
Бранясь и потрясая кулаками, он выходит с Рябовым из кабака и
останавливается среди дороги.
- Не дал, проклятый! - говорит он плачущим голосом, обиженно глядя в
лицо Рябова.
- Не дал! - басит Рябов.
Окошки крайних изб, скворечня на кабаке, верхушки тополей и церковный
крест горят ярким золотым пламенем. Видна уже только половина солнца,
которое, уходя на ночлег, мигает, переливает багрянцем и, кажется,
радостно смеется. Слюнке и Рябову видно, как направо от солнца, в двух
верстах от села темнеет лес, как по ясному небу бегут куда-то мелкие
облачки, и они чувствуют, что вечер будет ясным, тихим.
- Самая пора таперя, - говорит Слюнка, моргнув лицом. - Хорошо бы
постоять часок-другой. Не дал, проклятый, чтоб ему...
- Ежели для тяги, то самое таперя и время... - выговаривает,
заикаясь, как бы через силу, Рябов.
Постояв немного; они, ни слова не говоря друг другу, выходят из села
и глядят на темную полосу леса. Всё небо над лесом усеяно движущимися
черными точками - это грачи летят на ночлег... Снег, кое-где белеющий на
темно-бурой пашне, слегка золотится от солнца.
- В прошлом годе в эту пору я в Живках стоял, - говорит после долгого
молчания Слюнка. - Трех вальшнепов принес.
Опять наступает молчание. Оба долго стоят и глядят на лес, потом
лениво трогаются с места и идут от села по грязной дороге.
- Надо думать, вальшнепа еще не прилетали, - говорит Слюнка. - А
может, уж и есть.
- Костька сказывал, что еще нету.
- Может, и нету... Кто их знает! Год в год не приходится. Одначе
грязь!
- А постоять надо бы.
- Стало быть, надо! Отчего не постоять? Постоять можно. Оно бы не
мешало пойти в лес поглядеть. Ежели есть, Костьке скажем, а то и сами,
может, достанем ружье и завтра выйдем. Эка напасть, прости господи,
надоумил же меня нечистый ружье в кабак снести! Этакое горе, что и сказать
тебе, Игната, не умею!
Беседуя таким образом, охотники подходят к лесу. Солнце уже село и
оставило после себя красную, как пожарное зарево, полосу, перерезанную
кое-где облаками; цвет этих облаков не поймешь: края их красны, но сами
они то серы, то лиловы, то пепельны. В лесу между густыми ветвями елей и
под кустами березняка темно, и в воздухе ясно вырисовываются только
крайние, обращенные к солнцу ветки с их пузатыми почками и лоснящейся
корой. Пахнет тающим снегом и перегнивающими листьями. Тихо, ничто не
шевелится. Издали доносится утихающий крик грачей.
- Теперь бы в Живках постоять, - шепчет Слюнка, с ужасом глядя на
Рябова. - Там важная тяга.
Рябов тоже с ужасом глядит на Слюнку, не мигая и раскрыв рот.
- Славное время, - говорит дрожащим шёпотом Слюнка. - Хорошую весну
господь посылает... А надо думать, вальшнепа уже есть... Отчего им не
быть... День теперь стоит теплый... Поутру журавли летели -
видимо-невидимо!
Слюнка и Рябов, осторожно шлепая по талому снегу и увязая в грязи,
проходят по краю леса шагов двести и останавливаются. Лица их выражают
испуг и ожидание чего-то страшного, необыкновенного. Они стоят как
вкопанные, молчат, не шевелятся, и руки их постепенно принимают такое
положение, как будто они держат ружья с взведенными курками...
Большая тень ползет слева и заволакивает землю. Наступают вечерние
сумерки. Если поглядеть направо, то сквозь кусты и стволы деревьев видны
багровые пятна зари. Тихо и сыро...
- Не слыхать, - шепчет Слюнка, пожимаясь от холода и всхлипывая своим
озябшим носиком.
Но, испугавшись своего шёпота, он грозит кому-то пальцем, делает
большие глаза и сжимает губы. Слышится легкий треск. Охотники значительно
переглядываются и взглядами сообщают друг другу, что это пустяки, трещит
сухая веточка или кора. Вечерняя тень всё растет и растет, багряные пятна
мало-помалу тускнеют, и сырость становится неприятною. Долго стоят
охотники, но ничего они не слышат и не видят. Каждое мгновение ждут они,
что вот-вот пронесется в воздухе тонкий свист, послышится торопливое
карканье, похожее на кашель осипшего детского горла, хлопанье крыльев.
- Нет, не слыхать! - говорит вслух Слюнка, опуская руки и начиная
мигать глазами. - Знать, но прилетали еще.
- Рано!
- То-то, что рано...
Охотники не видят лиц друг друга. Воздух темнеет быстро.
- Деньков пять еще подождать, - говорит Слюнка, выходя с Рябовым
из-за куста. - Рано!
Оба идут домой и молчат всю дорогу.
землей, побагровело и скоро спрячется. В кабаке Семена, переименованном
недавно в трактир - титул, совсем не идущий избенке с ощипанной крышей и с
парой тусклых окошек, - сидят двое охотников-мужиков. Одного из них зовут
Филимоном Слюнкой. Это старик лет 60, бывший дворовый графов Завалиных, по
профессии слесарь, служивший когда-то на гвоздильной фабрике, прогнанный
за пьянство и лень и ныне живущий на иждивении своей жены-старухи,
просящей милостыню. Он тощ, хил, с облезлой бороденкой, говорит с
присвистом и после каждого слова моргает правой стороной лица и судорожно
подергивает правым плечом. Другой, Игнат Рябов, здоровенный, плечистый
мужик, никогда ничего не делающий и вечно молчащий, сидит в углу под
большой вязкой баранок. Дверь, открытая вовнутрь, бросает на него густую
тень, так что Слюнке и кабатчику Семену видны только его латаные колени,
длинный мясистый нос и большой чуб, выбившийся на волю из густой,
нечесаной путаницы, покрывающей его голову. Семен, маленький, болезненный
человечек с длинной жилистой шеей и с бледным лицом, стоит за прилавком,
печально глядит на вязку баранок и смиренно покашливает.
- Ты таперича рассуди в своей голове, ежели в тебе есть ум, - говорит
ему Слюнка, моргая щекой. - Вещь лежит у тебя без всякого действия, и нет
тебе никакой пользы, а нам она надобна. Охотник без ружья всё равно, что
пономарь без голоса. Это понимать надо в уме, а ты вот, вижу, не
понимаешь, стало быть, в тебе настоящего ума-то и нету... Отдай!
- Ведь ты же заложил у меня ружье! - говорит тоненьким, бабьим
голоском Семен, глубоко вздыхая и не отрывая глаз от вязки баранок. -
Отдай рубль, что взял, тогда и бери ружье.
- Нету у меня рубля. Я тебе, Семен Митрич, как перед богом: дай ты
мне ружье, похожу нынче с Игнашкой и опять тебе его принесу. Накажи меня
бог, принесу. Ежели не принесу, чтоб мне ни на том, ни на этом свете
счастья не было.
- Семен Митрич, дай! - говорит басом Игнат Рябов, и в голосе его
слышится страстное желание получить просимое.
- Да зачем вам ружье? - вздыхает Семен, печально покачивая головой. -
Какая теперь охота? На дворе еще зима и акроме ворон да галок никакой
твари.
- Какая ж зима? Нешто это зима? - говорит Слюнка, выковыривая пальцем
из трубки пепел. - Оно, конечно, рано еще, да ведь вальшнепа не угадаешь.
Вальшнеп такая птица, что его сторожить нужно. Неровен час, просидишь дома
поджидаючи, ан перелет-то и прозевал, жди до осени... Такое дело! Вальшнеп
не грач... В прошлом годе на Страстной уж он летел, а в третьем годе до
Фоминой ждать пришлось. Нет, уж ты сделай милость, Семен Митрич, дай нам
ружье! Заставь вечно бога молить. Словно на грех, и Игнашка свое ружье
пропил. Эх, когда пьешь, не чувствуешь, а таперя... Эх, глядеть бы на нее,
на водку проклятую, не хотел! Истинно, кровь сатанинская! Дай, Семен
Митрич!
- Не дам! - говорит Семен, складывая на груди свои желтые ручки, как
перед молитвой. - Надо по совести, Филимонушка... Из заклада вещь зря не
берется, надо деньги платить... Да и то рассуди, к чему птицу бить? Зачем?
Таперя пост, не станешь есть.
Слюнка конфузливо переглядывается с Рябовым, вздыхает и говорит:
- Нам бы только на тяге постоять.
- А зачем? Всё глупости... Не такой ты комплекции, чтоб глупостями
заниматься... Игнашка, так и быть уж, человек непонимающий, его бог
обидел, а ты, слава тебе господи, старик, умирать пора. Вот ко всенощной
бы шел.
Напоминание о старости, видимо, коробит Слюнку. Он крякает, морщит
лоб и молчит целую минуту.
- Послушай ты меня, Семен Митрич! - говорит он горячо, поднимаясь и
уже моргая не одной правой щекой, а всем лицом. - Истинно, как перед
богом... разрази меня создатель, после Святой получу от Степана Кузьмича
за оси и отдам тебе не руб, а два! Накажи меня бог! Перед образом тебе
говорю, только дай ты мне ружье!
- Да-ай! - говорит воющим басом Рябов; слышно, как теснится его
дыхание, и чувствуется, что он хотел бы сказать многое, но не находит
слов. - Да-ай!
- Нет, братцы, и не просите, - вздыхает Семен, печально покачивая
головой. - Не вводите в грех. Не дам я вам ружья. Нет такой моды, чтобы
вещь из залога вынимать и денег не платить. Да и к чему баловство? Идите
себе с богом!
Слюнка утирает рукавом вспотевшее лицо и начинает горячо клясться и
просить. Он крестится, протягивает к образу руки, призывает в свидетели
своих покойных отца и мать, но Семен по-прежнему глядит смиренно на вязку
баранок и вздыхает. В конце концов Игнашка Рябов, дотоле не двигавшийся,
порывисто поднимается и бухает перед кабатчиком земной поклон, но и это не
действует!
- Подавись же ты моим ружьем, сатана! - говорит Слюнка, моргая лицом
и дергая плечами. - Подавись, холера, разбойницкая душа!
Бранясь и потрясая кулаками, он выходит с Рябовым из кабака и
останавливается среди дороги.
- Не дал, проклятый! - говорит он плачущим голосом, обиженно глядя в
лицо Рябова.
- Не дал! - басит Рябов.
Окошки крайних изб, скворечня на кабаке, верхушки тополей и церковный
крест горят ярким золотым пламенем. Видна уже только половина солнца,
которое, уходя на ночлег, мигает, переливает багрянцем и, кажется,
радостно смеется. Слюнке и Рябову видно, как направо от солнца, в двух
верстах от села темнеет лес, как по ясному небу бегут куда-то мелкие
облачки, и они чувствуют, что вечер будет ясным, тихим.
- Самая пора таперя, - говорит Слюнка, моргнув лицом. - Хорошо бы
постоять часок-другой. Не дал, проклятый, чтоб ему...
- Ежели для тяги, то самое таперя и время... - выговаривает,
заикаясь, как бы через силу, Рябов.
Постояв немного; они, ни слова не говоря друг другу, выходят из села
и глядят на темную полосу леса. Всё небо над лесом усеяно движущимися
черными точками - это грачи летят на ночлег... Снег, кое-где белеющий на
темно-бурой пашне, слегка золотится от солнца.
- В прошлом годе в эту пору я в Живках стоял, - говорит после долгого
молчания Слюнка. - Трех вальшнепов принес.
Опять наступает молчание. Оба долго стоят и глядят на лес, потом
лениво трогаются с места и идут от села по грязной дороге.
- Надо думать, вальшнепа еще не прилетали, - говорит Слюнка. - А
может, уж и есть.
- Костька сказывал, что еще нету.
- Может, и нету... Кто их знает! Год в год не приходится. Одначе
грязь!
- А постоять надо бы.
- Стало быть, надо! Отчего не постоять? Постоять можно. Оно бы не
мешало пойти в лес поглядеть. Ежели есть, Костьке скажем, а то и сами,
может, достанем ружье и завтра выйдем. Эка напасть, прости господи,
надоумил же меня нечистый ружье в кабак снести! Этакое горе, что и сказать
тебе, Игната, не умею!
Беседуя таким образом, охотники подходят к лесу. Солнце уже село и
оставило после себя красную, как пожарное зарево, полосу, перерезанную
кое-где облаками; цвет этих облаков не поймешь: края их красны, но сами
они то серы, то лиловы, то пепельны. В лесу между густыми ветвями елей и
под кустами березняка темно, и в воздухе ясно вырисовываются только
крайние, обращенные к солнцу ветки с их пузатыми почками и лоснящейся
корой. Пахнет тающим снегом и перегнивающими листьями. Тихо, ничто не
шевелится. Издали доносится утихающий крик грачей.
- Теперь бы в Живках постоять, - шепчет Слюнка, с ужасом глядя на
Рябова. - Там важная тяга.
Рябов тоже с ужасом глядит на Слюнку, не мигая и раскрыв рот.
- Славное время, - говорит дрожащим шёпотом Слюнка. - Хорошую весну
господь посылает... А надо думать, вальшнепа уже есть... Отчего им не
быть... День теперь стоит теплый... Поутру журавли летели -
видимо-невидимо!
Слюнка и Рябов, осторожно шлепая по талому снегу и увязая в грязи,
проходят по краю леса шагов двести и останавливаются. Лица их выражают
испуг и ожидание чего-то страшного, необыкновенного. Они стоят как
вкопанные, молчат, не шевелятся, и руки их постепенно принимают такое
положение, как будто они держат ружья с взведенными курками...
Большая тень ползет слева и заволакивает землю. Наступают вечерние
сумерки. Если поглядеть направо, то сквозь кусты и стволы деревьев видны
багровые пятна зари. Тихо и сыро...
- Не слыхать, - шепчет Слюнка, пожимаясь от холода и всхлипывая своим
озябшим носиком.
Но, испугавшись своего шёпота, он грозит кому-то пальцем, делает
большие глаза и сжимает губы. Слышится легкий треск. Охотники значительно
переглядываются и взглядами сообщают друг другу, что это пустяки, трещит
сухая веточка или кора. Вечерняя тень всё растет и растет, багряные пятна
мало-помалу тускнеют, и сырость становится неприятною. Долго стоят
охотники, но ничего они не слышат и не видят. Каждое мгновение ждут они,
что вот-вот пронесется в воздухе тонкий свист, послышится торопливое
карканье, похожее на кашель осипшего детского горла, хлопанье крыльев.
- Нет, не слыхать! - говорит вслух Слюнка, опуская руки и начиная
мигать глазами. - Знать, но прилетали еще.
- Рано!
- То-то, что рано...
Охотники не видят лиц друг друга. Воздух темнеет быстро.
- Деньков пять еще подождать, - говорит Слюнка, выходя с Рябовым
из-за куста. - Рано!
Оба идут домой и молчат всю дорогу.
Опубликовано 30 ноября 2009 года
Новые статьи на library.by:
КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА:
Комментируем публикацию: РАНО!
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1259584512 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций