ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Культура и культурность в шумерском царском гимне (Shulgi B)
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
В.В. Емельянов
Miscellanea humanitaria philosоphiae. Очерки по философии и культуре. К 60-летию профессора Юрия Никифоровича Солонина. Серия «Мыслители», выпуск 5. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С.57-63
[57]
Задача этих заметок в том, чтобы через самовосхваление шумерского царя описать основные черты культурного человека в шумерском обществе. Иным способом этого сделать не удастся, поскольку, как сказал Гегель, «Восток знал и по настоящее время знает, что только один свободен» [1], и таким единственным существом, находящимся за гранью великого закона Необходимости, здесь оказывается царь. Человека же как такового, вне возрастной, родственной и социальной привязки, древний Восток не знает вообще. Придется поэтому представлять себе человека через царя.
С первых веков существования письменности правители шумерских городов создавали царские надписи, в которых докладывали богам и потомкам о совершенных ими героических деяниях, о построенных храмах и хозяйственных строениях, об изменениях в законодательстве. Каждый из правителей твердо верил в то, что всей своей жизнью он призван выполнить особую миссию, возложенную на него богами еще при рождении. Поэтому в царских надписях подчеркивался совершенный облик правителя, состоявший, впрочем, из довольно стандартного набора качеств. Шумерский царь должен был обладать недюжинной силой, огромной энергией, внешней привлекательностью, которая вызывала любовь, преклонение и трепет народа, беспощадностью к врагам и повышенной внимательностью к советам богов и старейшин (именно неукоснительное следование советам в ранней древности называлось мудростью). Военные подвиги царей сравнивались с новогодним подвигом юного бога Нинурты, победившего врагов на Иранском нагорье и оплодотворившего землю Шумера водой, ранее запертой в горах противником. Особо подчеркивалась разрушительная воинская мощь этого божества, настолько свирепого в битве, что даже после победы его пыл наносил ущерб близлежащим селениям, которые Нинурта по инерции продолжал разрушать [2]. Таковым же в царских надписях был и правитель шумерского города. Наряду со свирепостью, неустанно подчеркивалась его мощь самца и постоянная готовность к браку со своей супругой, а также созидательная интенция, следствием которой были десятки восстановленных или заново построенных культовых объектов [3]. Но вот чего не было в этих первых надписях —
[58]
так это похвалы разуму, творческим способностям и благопристойному поведению царя [4].
Когда же впервые появляется такая похвала, и когда вообще в древней Месопотамии начинают уделять внимание вопросам культуры и культурности [5]? Ответ на этот вопрос дает шумерский царский гимн, составленный от имени обожествленного царя III династии Ура Шульги (ок. 2093-2046 гг.) во времена последнего расцвета шумерской цивилизации в Двуречье. Текст гимна, условно называемый в шумерологии Shulgi B, написан от первого лица и предстает перед читателем как самовосхваление царя. Однако, это не обычное восхваление правителя по канону старых надписей. В нашем гимне можно впервые прочесть автобиографию царя, и в этой ритмизованной автобиографии наряду с привычными чертами пастыря, воина и божественного супруга особо выделяются черты культурного развития Шульги [6]. Чем было вызвано внимание к разуму и культуре правителя? Гимн, скорее всего, создавался и записывался в школе, где учащиеся должны были заучить его наизусть и суметь чисто и без ошибок переписать на контрольную табличку. Вместе с формой текста усваивалось и его содержание, имевшее назидательный характер: каждый школьник должен обладать хотя бы немногими из тех превосходных качеств, которыми в таком изобилии был наделен его государь. Грамотность и творческие способности нужны были именно в это время шумерской истории, когда вся экономика развивалась при повышенном государственном учете имущества и контроле за рационами работников. Постоянно требовалось большое число бюрократов-учетчиков, писцов, грамотных контролеров и сборщиков подати. Увеличилось количество поступавших в школы, причем как за счет девочек, так и за счет мальчиков из бедных и нечиновных семей. Поэтому в состав царского гимна были введены фрагменты, воспевавшие искусность и разум царя в постижении школьных знаний. Царский пример как бы призывал
[59]
учащегося хорошо овладеть своим ремеслом для дальнейшей государственной службы [7]. И этот мудрый педагогический прием помогает нам сегодня проникнуть в древнейшее представление о культуре [8].
13-20. Когда я был мальчиком, я учился в школе, где изучал ремесло писца с табличек Шумера и Аккада. Никто из вельмож не мог писать на глине так, как я. В месте писцового ремесла — месте ясновидения, где люди постоянно учились, — я совершенно преуспел в вычитании, сложении, подведении итогов, учете. Прекрасная Нанибгаль, Нисаба, в изобилии наделила меня вниманием и понятливостью. Я — опытный писец, который не пропускает ничего (из речи) [9].
118-149. Я, царь, — превосходнейший воин Страны против врагов. Я, Шульги, уважаем за невиданную мощь моего тела. Я могуч, никто не может мне сопротивляться, препятствий я не знаю. Барки мои при мне на реке не потонут, стада моих ослов при мне сил не лишатся… В беге я первый, и колени мои не устают. Я бесстрашен. Я радостно танцую. Слова мои незабвенны. Хвала мне у всех на устах, (ибо) решения мои истинны. Я (ритуально) чистый толкователь знамений… Приготовленная (для гадания) овца ко мне поступает, и я никогда не спутаю благоприятное знамение с неблагоприятным. Я обладаю превосходной интуицией (букв. «сияющим сердцем» — В.Е.), вижу (все) своими глазами. По внутренностям (только) одной овцы я, Шульги, могу предсказать все и везде [10].
154-174. Я, Шульги, царь Ура, посвятил себя искусству музыки. Ничто не является для меня слишком сложным. Я в полной мере освоил (инструменты) тиги и адаб, совершенство музыкального искусства. Когда я зажимаю лады на лютне, которая восхищает сердца, я никогда не повреждаю ее шейку. Я соблюдаю все правила повышения и понижения ее интервалов… Я знаю пальцевую технику алгар и сабитум — божественных творений… Если мне, как опытному музыканту, принесут инструмент, на котором я прежде не играл, я буду в состоянии освоить его, как будто до этого он уже побывал в моих руках.
[60]
Настройка, подтягивание струн, ослабление струн, их крепление — не выше моего мастерства [11].
175-189. Я дарую веселье и удовольствие, и провожу мои дни в пышности и блеске.
206-220. Когда я… как ураган с ревом великого шторма, захватив крепость Элама, то мог понимать речи его гонцов. По просхождению я сын Шумера; я воин, воин Шумера. В-третьих, я могу поддержать беседу с человеком из черных гор. В-четвертых, я могу служить переводчиком (при разговоре) с амореем, человеком гор… Я могу поправлять его путаные слова на его родном языке. В-пятых, когда субареец…, я могу различать слова его языка, хотя я не принадлежу к его сородичам. Когда я устанавливаю справедливость в судебных делах Шумера, то даю ответы на всех пяти языках. Во дворце моем никто так быстро не переходит с языка на язык, как я [12].
259-269. С того дня, как Энлиль вручил под мое пастырство множество людей в расчете на мою мудрость, мою необъятную власть и мою справедливость, мои окончательные и незабвенные слова, мою опытность в вердиктах, сравнимую с (осведомленностью) Иштарана, мое сердце не испытывало ненависти ни к одному из царей прошлого, будь он аккадец, или сын Шумера, или дикарь из страны кутиев.
270-280. Я не был глупцом в отношении к знанию, существовавшему со времен появления человечества, (когда), спущенное с неба, оно оказалось на своей тропе: когда я находил гимны прошлых дней, старые из древних времен, я не объявлял их ложью, и не противоречил их содержанию. Я собрал все древности, не допустив их уничтожения. Повсюду, где звучат тиги и замзам, я восстановил все знание, и заставил прекрасные песни шир-гида звучать в моем собственном дворце.
Мы перевели фрагменты гимна, в которых говорится о зачатках культуры и культурности в Шумере, и эти новые, доселе неведомые качества распространялись в народе через пример царя. Разберем полученные сведения.
К интеллектуальным достоинствам правителя здесь относятся умение писать чисто и быстро, не отставая от диктующего, производить счетно-расчетные операции практического характера (как то, итоги, ведение учетной таблички, сложение, вычитание), способности полиглота (Шульги, по его собственным словам, знал шумерский, эламский, аморейский, субарейский языки, и еще мог поддержать беседу с неким «человеком черных гор»). Интересно, что в числе
[61]
языков не упоминаются аккадский язык и язык кутиев. По-видимому, перечисляются только народы, которые или воевали с Шумером, или были у него в подчинении. Качества, благодаря которым были получены эти навыки, дала Шульги сама богиня-покровительница грамоты и школы Нисаба, и называются они «внимание» (гешту) и «понятливость» (гиззаль). Оба слова пишутся с использованием знака «ухо», указывая на главную особенность этих качеств — умение вовремя прислушаться к советам старших (будь то богиня или школьный учитель), умение вобрать в себя всю произносимую информацию, чтобы впоследствии достичь совершенства в своем деле. То есть, все способности интеллектуального характера в это время связывают не с умением хорошо построить рассуждение или быть последовательным в своих действиях (т.е. с логикой), а с памятью и вниманием к слову учителя.
Игра на музыкальных инструментах относится к сфере высших искусств. В шумерской школе обучали музыке, сохранились сведения о школьных хорах и пении, но Шульги заявляет о себе как непревзойденный мастер-универсал, обладающий уникальным слухом, позволяющим настроить любой инструмент, и искусностью пальцев, позволяющей виртуозно играть на всех видах струнных. К искусствам магическим относится умение предсказывать события по внутренности жертвенной овцы. Шульги называет себя ритуально чистым толкователем, он работает со внутренностями, доверяясь только своему сердцу и своим глазам. Сочетание «сияющее сердце» (шаг-залаг) лучше всего передать как «интуиция», поскольку сердце в шумерской культуре связано с тайным, внутренним, с областью значения и смысла. Стало быть, интерпретация знамения выходит прямо из глубины существа Шульги, подкрепляясь свидетельством его зрения. Здесь интересна связь между сердцем и зрением как органами, связанными с интуитивным восприятием. Должно быть, та же интуиция помогала царю играть на незнакомом инструменте и даже правильно настраивать его.
Культурные достижения правителя в представлении авторов гимна связаны с его культурностью, то есть с образцовым поведением (о чем, опять-таки, должен помнить каждый школьник, изучающий текст). Шульги предстает здесь человеком физически сильным, ответственным перед богами за вверенных ему людей и даже за вверенное ему имущество (лодки, ослов и т.п.), он свято хранит наследие отцов, никогда не переиначивая их гимны, но бережно сохраняя их и благоговейно исполняя в своем дворце. Его постоянное настроение — радость и удовлетворение жизнью, которое он распространяет и на свой народ. Он бесстрашен, не имеет соперников и не знает препятствий, но вовсе не свиреп. Когда дело не касается войны, он любит проводить время в танце, упражняться в беге, играть на лютне. И еще одно совершенно феноменальное свойство: Шульги не испытывает ненависти ни к кому из царей чужих стран или царей прошлого, сердце его не ожесточилось
[62]
в битвах. Конечно, здесь еще далеко до описания хороших манер, поскольку поведение шумерского царя должно соответствовать ритуальному эталону, а этикет появляется только на руинах ритуала. Но уже и в этом описании мы видим немало новых черт, совершенно неведомых составителям ранних царских надписей. Это веселый нрав, желание пышности и блеска жизни, доброе сердце и уважение к чужой славе, — по сути дела, первый шаг к культурному человеку [13].
Неизвестно, обладал ли Шульги приписанными ему качествами и талантами. Понятно только то, что с глубокой древности в Шумере было немало умных и одаренных людей. Одаренными людьми наверняка были и те цари, которые писали о себе только как о свирепых завоевателях, мудрых законодателях и пылких мужьях. Все дело в общественном ожидании, идеологически определявшем облик правителя в ранней древности. Если обществу нужно, чтобы его глава обладал чертами почти звериными — они будут приписаны ему в разрыве с его настоящими свойствами доброго и умного человека. Если же наоборот, — правитель, лишенный способностей, с весьма заурядной внешностью, предстанет в своих надписях писаным красавцем, обладающим массой талантов [14]. Где здесь середина между правдой и вымыслом — важно знать историку, но не современнику правителя. Вполне вероятно, что Шульги все-таки имел какие-то незаурядные способности. Преемники, пошедшие по его стопам в композициях своих надписей, постоянно упоминают о своей грамотности, об искушенности в счете, но не рискуют заявлять о своих превосходных способностях полиглотов, гадателей или музыкантов. А это может говорить либо о нежелании сравниться с Шульги, действительно обладавшим таковыми, либо о большей скромности, не позволявшей преемникам Шульги приписывать себе реально отсутствующие качества.
[63]
Перефразируя название книги С.Н. Крамера, можно сказать, что культура и культурность начинаются в Шумере. Потребность в их осознании и поддержании появляется в самом конце Шумера, в эпоху, когда общество не может выжить без грамотного, разумного управления хозяйством. Царь как олицетворение общественного идеала принимает в эту пору имидж интуитивного, искушенного в науке счета и в музыкальном искусстве человека. Качества воина и пастыря совмещаются в нем с качествами заботливого хранителя старины и просто доброго человека, не имеющего зла на своих соседей. Те же самые процессы по реформе имиджа правителей будут происходить затем в Египте эпохи Среднего царства [15], и по той же причине: развитое и утвердившееся в самом себе государство должно держаться не на свирепой силе и жестокости, а на интуиции и разуме благожелательного и благочестивого хранителя культуры.
Примечания
[1] Гегель Г.Ф.В. Философия истории. М; 1995. С. 411.
Назад
[2] Отдельные сказания о новогодних подвигах Нинурты см: Афанасьева В.К. От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб; 1997. С. 85-93; Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб; 2001. С. 307-314.
Назад
[3] О царских надписях см: Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М; 1959; Струве В.В. Борьба за гражданские права в Лагаше. М; 1961; Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб; 2001; Хрестоматия по истории Древнего Востока. М; 1963 (переводы В.В. Струве).
Назад
[4] Среди постоянных эпитетов царей первой династии Лагаша встречается «наделенный разумом (букв. «ухом»- В.Е.) богом Энки», наряду с наделением силой, царским именем и т.д. И на этом разговор о царском интеллекте здесь исчерпан. Подробнее см. Behrens H.; Steible H. Glossar zu den altsumerischen Bau- und Weihinschriften. Wiesbaden, 1983. S. 136.
Назад
[5] В шумерском языке нет аналогии латинскому cultura «возделанное, воспитанное», зато просматривается нечто близкое греческому технэ «искусство, ремесло» — абстрактное существительное nam-galam «искусство, ремесло, красота изделия» от galam (аккад. naklu) «красивый, искусный, умный, коварный, лукавый, относящийся к области ремесла». Что же до культурности, то зачатками ее были почтительность (en3-tar), заботливость о людях (mi2-zi-du11) и другие столь же конкретные качества, говорившие скорее о соответствии ритуально принятому поведению, чем об этике, и не получившие еще обобщения в языке.
Назад
[6] Castellino G.R., Two Shulgi Hymns (B, C). (Studi semitici, 42) Rome, 1972; Hall, Mark Glenn, “A Study of the Sumerian Moon-God, Nanna/Suen”, University of Pennsylvania: Philadelphia, 1985 (Ph.D. Dissertation), 412-413; Krispijn, Th.J.H., “Beitrage zur altorientalischen Musikforschung: 1. Shulgi und die Musik”, Akkadica 70 (1990), 1-27.
Назад
[7] Об эпохе III династии Ура подробнее всего см: Sallaberger W.; Ur-III Zeit // Mesopotamien. Akkade-Zeit und Ur-III Zeit. Freiburg-Schweiz, 1999. S. 121-392.
Назад
[8] Увы, даже в школьных поучениях шумерского времени не удается обнаружить похвалу культуре и культурности. Здесь даются советы практического свойства, касающиеся материальной выгоды вследствие хорошего обращения с соседями, успешного овладения своим ремеслом и близости к власти. Перечисленные школьные предметы лишь частично совпадают с перечнем знаний и умений Шульги. Для примера см. тексты из: Афанасьева В.К. От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб; 1997. С. 301-355.
Назад
[9] В гимне Shulgi С царь похваляется и другими своими знаниями: это, в частности, работа с мотыгой и кирпичной формой, измерение полей лазуритовым стержнем, черчение планов, закладка фундамента, составление хозяйственных отчетов (35-49). Shulgi E говорит об умении царя вычислять периоды новомесячья (33-35).
Назад
[10] В гимне Shulgi С говорится: «Из-за глаз моих я толкователь снов Страны, из-за сердца моего я Иштаран (для) чужих стран» (103-104). Иштаран — бог-посредник при заключении договоров.
Назад
[11] В гимне Shulgi E царь называет себя «великий музыкант, старший офицер (ну-банда) искусства музыки» (155). Шульги хочет, чтобы после его смерти хвалебные песни в его честь исполнялись бы в храмах Энлиля и лунного бога Нанны в начале каждого месяца на всех струнных инструментах. Он полагает, что заслужил такую память своим мастерством музыканта (Shulgi E 240-257).
Назад
[12] Еще раз Шульги заявляет о своих способностях полиглота в гимне Shulgi C, где перечисляет, по-видимому, те же языки. Но вследствие лакуны в пять строк сохранились только упоминания об аморейском и эламском (115-142).
Назад
[13] Качества, свидетельствующие о смягчении нравов в Шумере и соответствующие французскому civiliser «смягчать нравы, просвещать». В общем и целом, можно характеризовать культурность Шульги именно как civilization в смысле Мирабо и Гольбаха, считавших, что цивилизация есть «смягчение нравов, учтивость, вежливость и знания, распространяемые для того, чтобы соблюдались правила приличий и чтобы эти правила играли роль законов общежития» (подробнее см. Асоян Ю; Малафеев А. Открытие идеи культуры. М; 2000. С. 50).
Назад
[14] Например, ассирийский царь Асархаддон, известный по рельефам и надписям как непобедимый герой, судя по его переписке с астрологами и магами, был довольно болезненным и робким человеком, боявшимся ответственности за принятые решения. А, скажем, правитель второй династии Лагаша Гудеа приписывал себе самые разнообразные достоинства, в том числе и достоинства царя, реально таковыми не обладая (Шумер в это время был захвачен кутиями, поэтому царей с шумерским именем быть не могло). И в том, и в другом случае при составлении надписей над имиджем правителя, по-видимому, потрудились древнейшие мастера PR, приводившие исторически сущее к идеологически должному.
Назад
[15] В книге О.Д. Берлева по истории общественных отношений в Египте эпохи Среднего царства приводятся свидетельства надписи номарха Менчу-Хетепу, жившего во времена Сенусерта I (XIX в. до н.э.). Третья часть надписи, посвященная отношению к «маленьким людям», гласит: «(Я сам —) поучение (настоящее) для юношей: спокойствие; терпеливость; отсутствие спора с маленьким человеком, ибо нет высокопоставленного высокомерного, которого бы любили; благосклонность к говорящему о нуждах своих, пока он не изложит наболевшее; выслушивание голоса его (и есть уже) устранение нужды его, ибо всякий человек познается по сути своей подлинной избытком молчания (со стороны изучающего), когда подавляются порывы… (Подлинный) памятник человеку — добрые свойства его, забвение — это злонравный. Если будет свершение по слову (сему), то пребудет имя мое доброе постоянно во граде моем, ибо нерушим памятник мой вовек». Текст этот переводчик комментирует следующим образом: «Это Exegi monumentum на египетском языке, почти за 2000 лет до Горация. Этот номарх делал хорошее, потому что «нрав добрый человека значит для него больше, чем тысячи рабочих рук за работой», т.е. добрый нрав способен создать человеку лучший (несомненно, стало быть, более долговечный) памятник, чем высочайшая из пирамид» (Берлев О.Д. Общественные отношения в Египте эпохи Среднего царства. М.; 1978. С. 98-100). Таким образом, Берлев не просто открывает исторические корни Горациева «Памятника», но знакомит читателя с первым образцом гуманизма в истории человечества. Следует особо отметить тот факт, что среднеегипетский вельможа похваляется не традиционными для древневосточных (в особенности, месопотамских) надписей добродетелями — а именно, вовсе не заботами об имуществе вдовицы и бедняка. Его достоинства исходят не из общинной заботы о всеобщем равенстве и благоденствии, а из хорошо продуманного этического принципа: человек может заслужить вечную память не своими великими деяниями, а своим добрым отношением к людям, причем человек тем добрее, чем более умеет властвовать над своим сердцем (то есть, над своими страстями и амбициями).
Назад
Miscellanea humanitaria philosоphiae. Очерки по философии и культуре. К 60-летию профессора Юрия Никифоровича Солонина. Серия «Мыслители», выпуск 5. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С.57-63
[57]
Задача этих заметок в том, чтобы через самовосхваление шумерского царя описать основные черты культурного человека в шумерском обществе. Иным способом этого сделать не удастся, поскольку, как сказал Гегель, «Восток знал и по настоящее время знает, что только один свободен» [1], и таким единственным существом, находящимся за гранью великого закона Необходимости, здесь оказывается царь. Человека же как такового, вне возрастной, родственной и социальной привязки, древний Восток не знает вообще. Придется поэтому представлять себе человека через царя.
С первых веков существования письменности правители шумерских городов создавали царские надписи, в которых докладывали богам и потомкам о совершенных ими героических деяниях, о построенных храмах и хозяйственных строениях, об изменениях в законодательстве. Каждый из правителей твердо верил в то, что всей своей жизнью он призван выполнить особую миссию, возложенную на него богами еще при рождении. Поэтому в царских надписях подчеркивался совершенный облик правителя, состоявший, впрочем, из довольно стандартного набора качеств. Шумерский царь должен был обладать недюжинной силой, огромной энергией, внешней привлекательностью, которая вызывала любовь, преклонение и трепет народа, беспощадностью к врагам и повышенной внимательностью к советам богов и старейшин (именно неукоснительное следование советам в ранней древности называлось мудростью). Военные подвиги царей сравнивались с новогодним подвигом юного бога Нинурты, победившего врагов на Иранском нагорье и оплодотворившего землю Шумера водой, ранее запертой в горах противником. Особо подчеркивалась разрушительная воинская мощь этого божества, настолько свирепого в битве, что даже после победы его пыл наносил ущерб близлежащим селениям, которые Нинурта по инерции продолжал разрушать [2]. Таковым же в царских надписях был и правитель шумерского города. Наряду со свирепостью, неустанно подчеркивалась его мощь самца и постоянная готовность к браку со своей супругой, а также созидательная интенция, следствием которой были десятки восстановленных или заново построенных культовых объектов [3]. Но вот чего не было в этих первых надписях —
[58]
так это похвалы разуму, творческим способностям и благопристойному поведению царя [4].
Когда же впервые появляется такая похвала, и когда вообще в древней Месопотамии начинают уделять внимание вопросам культуры и культурности [5]? Ответ на этот вопрос дает шумерский царский гимн, составленный от имени обожествленного царя III династии Ура Шульги (ок. 2093-2046 гг.) во времена последнего расцвета шумерской цивилизации в Двуречье. Текст гимна, условно называемый в шумерологии Shulgi B, написан от первого лица и предстает перед читателем как самовосхваление царя. Однако, это не обычное восхваление правителя по канону старых надписей. В нашем гимне можно впервые прочесть автобиографию царя, и в этой ритмизованной автобиографии наряду с привычными чертами пастыря, воина и божественного супруга особо выделяются черты культурного развития Шульги [6]. Чем было вызвано внимание к разуму и культуре правителя? Гимн, скорее всего, создавался и записывался в школе, где учащиеся должны были заучить его наизусть и суметь чисто и без ошибок переписать на контрольную табличку. Вместе с формой текста усваивалось и его содержание, имевшее назидательный характер: каждый школьник должен обладать хотя бы немногими из тех превосходных качеств, которыми в таком изобилии был наделен его государь. Грамотность и творческие способности нужны были именно в это время шумерской истории, когда вся экономика развивалась при повышенном государственном учете имущества и контроле за рационами работников. Постоянно требовалось большое число бюрократов-учетчиков, писцов, грамотных контролеров и сборщиков подати. Увеличилось количество поступавших в школы, причем как за счет девочек, так и за счет мальчиков из бедных и нечиновных семей. Поэтому в состав царского гимна были введены фрагменты, воспевавшие искусность и разум царя в постижении школьных знаний. Царский пример как бы призывал
[59]
учащегося хорошо овладеть своим ремеслом для дальнейшей государственной службы [7]. И этот мудрый педагогический прием помогает нам сегодня проникнуть в древнейшее представление о культуре [8].
13-20. Когда я был мальчиком, я учился в школе, где изучал ремесло писца с табличек Шумера и Аккада. Никто из вельмож не мог писать на глине так, как я. В месте писцового ремесла — месте ясновидения, где люди постоянно учились, — я совершенно преуспел в вычитании, сложении, подведении итогов, учете. Прекрасная Нанибгаль, Нисаба, в изобилии наделила меня вниманием и понятливостью. Я — опытный писец, который не пропускает ничего (из речи) [9].
118-149. Я, царь, — превосходнейший воин Страны против врагов. Я, Шульги, уважаем за невиданную мощь моего тела. Я могуч, никто не может мне сопротивляться, препятствий я не знаю. Барки мои при мне на реке не потонут, стада моих ослов при мне сил не лишатся… В беге я первый, и колени мои не устают. Я бесстрашен. Я радостно танцую. Слова мои незабвенны. Хвала мне у всех на устах, (ибо) решения мои истинны. Я (ритуально) чистый толкователь знамений… Приготовленная (для гадания) овца ко мне поступает, и я никогда не спутаю благоприятное знамение с неблагоприятным. Я обладаю превосходной интуицией (букв. «сияющим сердцем» — В.Е.), вижу (все) своими глазами. По внутренностям (только) одной овцы я, Шульги, могу предсказать все и везде [10].
154-174. Я, Шульги, царь Ура, посвятил себя искусству музыки. Ничто не является для меня слишком сложным. Я в полной мере освоил (инструменты) тиги и адаб, совершенство музыкального искусства. Когда я зажимаю лады на лютне, которая восхищает сердца, я никогда не повреждаю ее шейку. Я соблюдаю все правила повышения и понижения ее интервалов… Я знаю пальцевую технику алгар и сабитум — божественных творений… Если мне, как опытному музыканту, принесут инструмент, на котором я прежде не играл, я буду в состоянии освоить его, как будто до этого он уже побывал в моих руках.
[60]
Настройка, подтягивание струн, ослабление струн, их крепление — не выше моего мастерства [11].
175-189. Я дарую веселье и удовольствие, и провожу мои дни в пышности и блеске.
206-220. Когда я… как ураган с ревом великого шторма, захватив крепость Элама, то мог понимать речи его гонцов. По просхождению я сын Шумера; я воин, воин Шумера. В-третьих, я могу поддержать беседу с человеком из черных гор. В-четвертых, я могу служить переводчиком (при разговоре) с амореем, человеком гор… Я могу поправлять его путаные слова на его родном языке. В-пятых, когда субареец…, я могу различать слова его языка, хотя я не принадлежу к его сородичам. Когда я устанавливаю справедливость в судебных делах Шумера, то даю ответы на всех пяти языках. Во дворце моем никто так быстро не переходит с языка на язык, как я [12].
259-269. С того дня, как Энлиль вручил под мое пастырство множество людей в расчете на мою мудрость, мою необъятную власть и мою справедливость, мои окончательные и незабвенные слова, мою опытность в вердиктах, сравнимую с (осведомленностью) Иштарана, мое сердце не испытывало ненависти ни к одному из царей прошлого, будь он аккадец, или сын Шумера, или дикарь из страны кутиев.
270-280. Я не был глупцом в отношении к знанию, существовавшему со времен появления человечества, (когда), спущенное с неба, оно оказалось на своей тропе: когда я находил гимны прошлых дней, старые из древних времен, я не объявлял их ложью, и не противоречил их содержанию. Я собрал все древности, не допустив их уничтожения. Повсюду, где звучат тиги и замзам, я восстановил все знание, и заставил прекрасные песни шир-гида звучать в моем собственном дворце.
Мы перевели фрагменты гимна, в которых говорится о зачатках культуры и культурности в Шумере, и эти новые, доселе неведомые качества распространялись в народе через пример царя. Разберем полученные сведения.
К интеллектуальным достоинствам правителя здесь относятся умение писать чисто и быстро, не отставая от диктующего, производить счетно-расчетные операции практического характера (как то, итоги, ведение учетной таблички, сложение, вычитание), способности полиглота (Шульги, по его собственным словам, знал шумерский, эламский, аморейский, субарейский языки, и еще мог поддержать беседу с неким «человеком черных гор»). Интересно, что в числе
[61]
языков не упоминаются аккадский язык и язык кутиев. По-видимому, перечисляются только народы, которые или воевали с Шумером, или были у него в подчинении. Качества, благодаря которым были получены эти навыки, дала Шульги сама богиня-покровительница грамоты и школы Нисаба, и называются они «внимание» (гешту) и «понятливость» (гиззаль). Оба слова пишутся с использованием знака «ухо», указывая на главную особенность этих качеств — умение вовремя прислушаться к советам старших (будь то богиня или школьный учитель), умение вобрать в себя всю произносимую информацию, чтобы впоследствии достичь совершенства в своем деле. То есть, все способности интеллектуального характера в это время связывают не с умением хорошо построить рассуждение или быть последовательным в своих действиях (т.е. с логикой), а с памятью и вниманием к слову учителя.
Игра на музыкальных инструментах относится к сфере высших искусств. В шумерской школе обучали музыке, сохранились сведения о школьных хорах и пении, но Шульги заявляет о себе как непревзойденный мастер-универсал, обладающий уникальным слухом, позволяющим настроить любой инструмент, и искусностью пальцев, позволяющей виртуозно играть на всех видах струнных. К искусствам магическим относится умение предсказывать события по внутренности жертвенной овцы. Шульги называет себя ритуально чистым толкователем, он работает со внутренностями, доверяясь только своему сердцу и своим глазам. Сочетание «сияющее сердце» (шаг-залаг) лучше всего передать как «интуиция», поскольку сердце в шумерской культуре связано с тайным, внутренним, с областью значения и смысла. Стало быть, интерпретация знамения выходит прямо из глубины существа Шульги, подкрепляясь свидетельством его зрения. Здесь интересна связь между сердцем и зрением как органами, связанными с интуитивным восприятием. Должно быть, та же интуиция помогала царю играть на незнакомом инструменте и даже правильно настраивать его.
Культурные достижения правителя в представлении авторов гимна связаны с его культурностью, то есть с образцовым поведением (о чем, опять-таки, должен помнить каждый школьник, изучающий текст). Шульги предстает здесь человеком физически сильным, ответственным перед богами за вверенных ему людей и даже за вверенное ему имущество (лодки, ослов и т.п.), он свято хранит наследие отцов, никогда не переиначивая их гимны, но бережно сохраняя их и благоговейно исполняя в своем дворце. Его постоянное настроение — радость и удовлетворение жизнью, которое он распространяет и на свой народ. Он бесстрашен, не имеет соперников и не знает препятствий, но вовсе не свиреп. Когда дело не касается войны, он любит проводить время в танце, упражняться в беге, играть на лютне. И еще одно совершенно феноменальное свойство: Шульги не испытывает ненависти ни к кому из царей чужих стран или царей прошлого, сердце его не ожесточилось
[62]
в битвах. Конечно, здесь еще далеко до описания хороших манер, поскольку поведение шумерского царя должно соответствовать ритуальному эталону, а этикет появляется только на руинах ритуала. Но уже и в этом описании мы видим немало новых черт, совершенно неведомых составителям ранних царских надписей. Это веселый нрав, желание пышности и блеска жизни, доброе сердце и уважение к чужой славе, — по сути дела, первый шаг к культурному человеку [13].
Неизвестно, обладал ли Шульги приписанными ему качествами и талантами. Понятно только то, что с глубокой древности в Шумере было немало умных и одаренных людей. Одаренными людьми наверняка были и те цари, которые писали о себе только как о свирепых завоевателях, мудрых законодателях и пылких мужьях. Все дело в общественном ожидании, идеологически определявшем облик правителя в ранней древности. Если обществу нужно, чтобы его глава обладал чертами почти звериными — они будут приписаны ему в разрыве с его настоящими свойствами доброго и умного человека. Если же наоборот, — правитель, лишенный способностей, с весьма заурядной внешностью, предстанет в своих надписях писаным красавцем, обладающим массой талантов [14]. Где здесь середина между правдой и вымыслом — важно знать историку, но не современнику правителя. Вполне вероятно, что Шульги все-таки имел какие-то незаурядные способности. Преемники, пошедшие по его стопам в композициях своих надписей, постоянно упоминают о своей грамотности, об искушенности в счете, но не рискуют заявлять о своих превосходных способностях полиглотов, гадателей или музыкантов. А это может говорить либо о нежелании сравниться с Шульги, действительно обладавшим таковыми, либо о большей скромности, не позволявшей преемникам Шульги приписывать себе реально отсутствующие качества.
[63]
Перефразируя название книги С.Н. Крамера, можно сказать, что культура и культурность начинаются в Шумере. Потребность в их осознании и поддержании появляется в самом конце Шумера, в эпоху, когда общество не может выжить без грамотного, разумного управления хозяйством. Царь как олицетворение общественного идеала принимает в эту пору имидж интуитивного, искушенного в науке счета и в музыкальном искусстве человека. Качества воина и пастыря совмещаются в нем с качествами заботливого хранителя старины и просто доброго человека, не имеющего зла на своих соседей. Те же самые процессы по реформе имиджа правителей будут происходить затем в Египте эпохи Среднего царства [15], и по той же причине: развитое и утвердившееся в самом себе государство должно держаться не на свирепой силе и жестокости, а на интуиции и разуме благожелательного и благочестивого хранителя культуры.
Примечания
[1] Гегель Г.Ф.В. Философия истории. М; 1995. С. 411.
Назад
[2] Отдельные сказания о новогодних подвигах Нинурты см: Афанасьева В.К. От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб; 1997. С. 85-93; Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб; 2001. С. 307-314.
Назад
[3] О царских надписях см: Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М; 1959; Струве В.В. Борьба за гражданские права в Лагаше. М; 1961; Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб; 2001; Хрестоматия по истории Древнего Востока. М; 1963 (переводы В.В. Струве).
Назад
[4] Среди постоянных эпитетов царей первой династии Лагаша встречается «наделенный разумом (букв. «ухом»- В.Е.) богом Энки», наряду с наделением силой, царским именем и т.д. И на этом разговор о царском интеллекте здесь исчерпан. Подробнее см. Behrens H.; Steible H. Glossar zu den altsumerischen Bau- und Weihinschriften. Wiesbaden, 1983. S. 136.
Назад
[5] В шумерском языке нет аналогии латинскому cultura «возделанное, воспитанное», зато просматривается нечто близкое греческому технэ «искусство, ремесло» — абстрактное существительное nam-galam «искусство, ремесло, красота изделия» от galam (аккад. naklu) «красивый, искусный, умный, коварный, лукавый, относящийся к области ремесла». Что же до культурности, то зачатками ее были почтительность (en3-tar), заботливость о людях (mi2-zi-du11) и другие столь же конкретные качества, говорившие скорее о соответствии ритуально принятому поведению, чем об этике, и не получившие еще обобщения в языке.
Назад
[6] Castellino G.R., Two Shulgi Hymns (B, C). (Studi semitici, 42) Rome, 1972; Hall, Mark Glenn, “A Study of the Sumerian Moon-God, Nanna/Suen”, University of Pennsylvania: Philadelphia, 1985 (Ph.D. Dissertation), 412-413; Krispijn, Th.J.H., “Beitrage zur altorientalischen Musikforschung: 1. Shulgi und die Musik”, Akkadica 70 (1990), 1-27.
Назад
[7] Об эпохе III династии Ура подробнее всего см: Sallaberger W.; Ur-III Zeit // Mesopotamien. Akkade-Zeit und Ur-III Zeit. Freiburg-Schweiz, 1999. S. 121-392.
Назад
[8] Увы, даже в школьных поучениях шумерского времени не удается обнаружить похвалу культуре и культурности. Здесь даются советы практического свойства, касающиеся материальной выгоды вследствие хорошего обращения с соседями, успешного овладения своим ремеслом и близости к власти. Перечисленные школьные предметы лишь частично совпадают с перечнем знаний и умений Шульги. Для примера см. тексты из: Афанасьева В.К. От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб; 1997. С. 301-355.
Назад
[9] В гимне Shulgi С царь похваляется и другими своими знаниями: это, в частности, работа с мотыгой и кирпичной формой, измерение полей лазуритовым стержнем, черчение планов, закладка фундамента, составление хозяйственных отчетов (35-49). Shulgi E говорит об умении царя вычислять периоды новомесячья (33-35).
Назад
[10] В гимне Shulgi С говорится: «Из-за глаз моих я толкователь снов Страны, из-за сердца моего я Иштаран (для) чужих стран» (103-104). Иштаран — бог-посредник при заключении договоров.
Назад
[11] В гимне Shulgi E царь называет себя «великий музыкант, старший офицер (ну-банда) искусства музыки» (155). Шульги хочет, чтобы после его смерти хвалебные песни в его честь исполнялись бы в храмах Энлиля и лунного бога Нанны в начале каждого месяца на всех струнных инструментах. Он полагает, что заслужил такую память своим мастерством музыканта (Shulgi E 240-257).
Назад
[12] Еще раз Шульги заявляет о своих способностях полиглота в гимне Shulgi C, где перечисляет, по-видимому, те же языки. Но вследствие лакуны в пять строк сохранились только упоминания об аморейском и эламском (115-142).
Назад
[13] Качества, свидетельствующие о смягчении нравов в Шумере и соответствующие французскому civiliser «смягчать нравы, просвещать». В общем и целом, можно характеризовать культурность Шульги именно как civilization в смысле Мирабо и Гольбаха, считавших, что цивилизация есть «смягчение нравов, учтивость, вежливость и знания, распространяемые для того, чтобы соблюдались правила приличий и чтобы эти правила играли роль законов общежития» (подробнее см. Асоян Ю; Малафеев А. Открытие идеи культуры. М; 2000. С. 50).
Назад
[14] Например, ассирийский царь Асархаддон, известный по рельефам и надписям как непобедимый герой, судя по его переписке с астрологами и магами, был довольно болезненным и робким человеком, боявшимся ответственности за принятые решения. А, скажем, правитель второй династии Лагаша Гудеа приписывал себе самые разнообразные достоинства, в том числе и достоинства царя, реально таковыми не обладая (Шумер в это время был захвачен кутиями, поэтому царей с шумерским именем быть не могло). И в том, и в другом случае при составлении надписей над имиджем правителя, по-видимому, потрудились древнейшие мастера PR, приводившие исторически сущее к идеологически должному.
Назад
[15] В книге О.Д. Берлева по истории общественных отношений в Египте эпохи Среднего царства приводятся свидетельства надписи номарха Менчу-Хетепу, жившего во времена Сенусерта I (XIX в. до н.э.). Третья часть надписи, посвященная отношению к «маленьким людям», гласит: «(Я сам —) поучение (настоящее) для юношей: спокойствие; терпеливость; отсутствие спора с маленьким человеком, ибо нет высокопоставленного высокомерного, которого бы любили; благосклонность к говорящему о нуждах своих, пока он не изложит наболевшее; выслушивание голоса его (и есть уже) устранение нужды его, ибо всякий человек познается по сути своей подлинной избытком молчания (со стороны изучающего), когда подавляются порывы… (Подлинный) памятник человеку — добрые свойства его, забвение — это злонравный. Если будет свершение по слову (сему), то пребудет имя мое доброе постоянно во граде моем, ибо нерушим памятник мой вовек». Текст этот переводчик комментирует следующим образом: «Это Exegi monumentum на египетском языке, почти за 2000 лет до Горация. Этот номарх делал хорошее, потому что «нрав добрый человека значит для него больше, чем тысячи рабочих рук за работой», т.е. добрый нрав способен создать человеку лучший (несомненно, стало быть, более долговечный) памятник, чем высочайшая из пирамид» (Берлев О.Д. Общественные отношения в Египте эпохи Среднего царства. М.; 1978. С. 98-100). Таким образом, Берлев не просто открывает исторические корни Горациева «Памятника», но знакомит читателя с первым образцом гуманизма в истории человечества. Следует особо отметить тот факт, что среднеегипетский вельможа похваляется не традиционными для древневосточных (в особенности, месопотамских) надписей добродетелями — а именно, вовсе не заботами об имуществе вдовицы и бедняка. Его достоинства исходят не из общинной заботы о всеобщем равенстве и благоденствии, а из хорошо продуманного этического принципа: человек может заслужить вечную память не своими великими деяниями, а своим добрым отношением к людям, причем человек тем добрее, чем более умеет властвовать над своим сердцем (то есть, над своими страстями и амбициями).
Назад
Опубликовано 24 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Культура и культурность в шумерском царском гимне (Shulgi B)
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1109194415 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций