ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Понятие нации: очерк становления и перспективы развития
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
И.С. Девятова
До тех пор, пока нас о ней не спрашивают, мы понимаем, что это такое, но тотчас же это объяснить или определить мы не в состоянии.
У. Бэйджхот
Актуальность национальной тематики не уменьшается; последние 200 лет истории и современный этап человечества невозможно понять, если не разобраться в смысле термина "нация", настолько этот термин обозначает нечто существенное в человеческом бытии. В парадоксальном сплетении рациональных и эмоциональных моментов, наполняющих данное слово, как в лабиринте, блуждает множество умов, и одного, общего для всех выхода из этого "смыслового лабиринта" не найдено. О значимости осмысления данной проблемной области говорит и то, что результаты теоретизирования задают не только различные программы развития научного дискурса, но и политико-правового действия.
Предметом исследовательского интереса в рамках данной статьи является становление понятия нации и дальнейшие перспективы его развития. Предмет исследования выбран не случайно: история меняющегося значения понятия "нация" содержит решающий отрезок самой истории нации [1, с. 36]. Соответственно изучение понятийного становления нации способствует пониманию реальности, которую это понятие представляет. В статье исследование процесса становления понятия "нация" строится на модели, интерпретирующей историческое развитие Англии, Франции, США как преемственное. Это позволяет показать, что данное понятие не является частью свободного потока философской мысли отдельного субъекта, а обусловлено реальностью становления "первых" наций – моделей, выкристаллизовавшихся из более чем вековой европейской и американской истории, которые впоследствии в различных сочетаниях копировались, адаптировались и совершенствовались [2, с. 159].
Целью статьи является изучение становления современного смысла термина "нация", для чего исследуется процесс изменения внутреннего содержания понятия во времени и осуществляется разграничение оформившихся в данном процессе смыслов. Проследив цепочку смыслов, образовавшуюся с момента возникновения слова до современного момента, планируется рассмотреть возможность появления нового звена в данной цепочке.
Для достижения поставленной цели используются два методологических подхода: классический, с помощью которого можно исследовать становление понятия в его современном смысле как результат осмысления конкретного исторического опыта; постмодернистский, методологические возможности которого простираются на исследовательскую область, в которой метафизика бессильна. Это область дискурса, в пределах которой возможно рассмотреть перспективу развития понятия в условиях изменившейся социальной реальности и познавательной ситуации. Речевая действительность чутка к самым малейшим социальным изменениям, находящимся ниже порога метафизической "чувствительности", иногда предупреждает эти изменения.
Предпосылки понятия "нация" латинского происхождения: первоначально возникшее слово в переводе на русский язык означало "рождаться" и использовалось для обозначения различных племен. Народности, формировавшиеся в раннее средневековье, вместе с латинским языком переняли и данное слово, но использовали его уже для обозначения своей социальной общности, пришедшей на смену племенным объединениям. Еще долго речь шла о "нациях" французов (под которыми понимались исключительно обитатели Иль де Франс), Пуату, нормандцев, бургундцев, лотарингцев, бретонцев, пикардийцев, провансальцев, франков, баваров и других [1, с. 36].
Широкое распространение термин "нация" получает в позднее средневековье, постепенно начиная обозначать целостные социальные группы, например гильдии, цехи и прочие корпорации, которые требуется отличить от других существующих групп. Отсюда "нации" в значении "иностранцев"; "нации" иноземных купцов, проживающих в каком-то городе и пользующихся известными привилегиями; "нации" студентов в старинных университетах. Например, в Пражском университете было четыре студенческих землячества-нации: чешская, саксонская, баварская и польская, причем немецкие студенты составляли во всех нациях, кроме чешской, большинство.
Таким образом, на начальном этапе генезиса понятия "возникло слово", вокруг которого началось формирование области его применения – экстенсионала. Иными словами, первыми начали развиваться отношения денотации (референции) между словом и обозначаемыми им социальными субъектами в направлении от племени к народности, от народности к целостным социальным группам, составляющим традиционное общество. Каждый денотат (референт) "внес свой вклад" во внутренний объем, содержание слова "интенсионал". Так, обозначая племя, слово "нация" приобрело в средневековом языке значение происхождения и принадлежности к определенному роду; обозначая народность – значение места или территории происхождения, эквивалентное значению "провинции". Соответственно в разных определениях "нации" на первый план могло выйти одно из указанных значений, в целом же содержание понятия эволюционировало в сторону этнической характеристики [3, с. 28-29]. Обозначая различные по характеру локальные социальные общности – первичные ячейки средневекового общества, каждое из которых в отдельности являлось относительно автономной целостностью, термин "нация" приобрел преимущественно "организующее значение" [1, с. 37]. Данный смысл можно определить в качестве переходного между этническим и современным смыслами.
В качестве начала современной истории понятия нации необходимо определить момент, когда сложившееся на этапе предыстории "целое" понятия нации, состоящее из словесного обозначения, определенной области денотатов и смысловой консистенции, переходит в "свое другое", т.е. в понятие с элементами современного содержания. Таким элементом, породившем новый виток в эволюции смысла "нации", стало представление о качественно отличном от средневекового общества гражданском обществе, способном противопоставить себя неадекватно отражающему его интересы государству.
Родиной "начинающегося" понятия логически можно определить Англию, которая подарила миру учение об общественном договоре и послужила источником вдохновения для мыслителей эпохи Просвещения, которые полагали, что сформулированная теория выражает условия, господствовавшие в государственном праве Англии XVII в. Английская государственно-правовая доктрина и политические институты рассматривались в качестве образца для подражания, "поэтому мыслители Просвещения считали себя обязанными съездить в Англию, чтобы своими глазами увидеть и изучить строй страны, которая с точки зрения государственного права являлась образцом для других стран" [4, с. 264]. Таким образом, в социальной реальности и в философской мысли стал оформляться объект, способный стать качественно новым референтом слова "нация" и привнести в него свой смысл.
Дальнейшее становление понятия нации происходило на основе диалектических отношений его "старого" содержания и элементов "нового". На данном этапе самый значительный и долговременный по своему воздействию вклад был сделан Французской буржуазной революцией. Понятие нации она сделала средоточием политических идей, увязав его с идеей народного суверенитета [1, с. 38]. На этой основе было сформировано "иное", революционно-демократическое понимание нации, для которого ключевым было понятие суверенного народа. Это нация, которая создавалась через свободный политический выбор ее членов, зачастую вопреки территориальным, этническим, языковым, историческим, религиозным и другим локальным барьерам. Как отметил Эрнст Ренан в своей лекции, датированной 1882 г., "существование нации – это … повседневный плебисцит" (цит. по [5, с. 154]). История свидетельствует, что это не просто "потрясающие воздух" слова: Эльзас и Лотарингия, состоящие из этнических немцев, руководствуясь политическими и социальными соображениями, добровольно "присягнули" быть верными французской нации [1, с. 71-72; 3, с. 140].
Подход к нации как "демосу" предполагал, во-первых, распространение термина "нация" с локальных сообществ на общество в целом, что было связано с переносом чувства исконной самоидентификации человека с его "малой" родины на родину "большую" [3, с. 144]; во-вторых, иные признаки, объединяющие обозначенную данным словом целостность. Определяющими уже не являлись критерии, указывающие на общее историческое происхождение или исконное территориальное единство. "Нация" в значении организационного фактора была трансформирована в "нацию", основное значение которой было политическим и раскрывалось в триаде "гражданское общество – государство – нация".
Иными словами, в основу содержания понятия нации были положены характеристики универсальной, этнически инвариантной социально-экономической целостности, определяющей политико-правовые границы, что позволяло ведущему деятелю французской революции аббату Э.-Ж. Сийесу определять нацию первоначально как совокупность производителей, а затем как "объединение людей, подчиняющихся общему для всех закону и представленному общими законодателями" [6, с. 97]. На уровне отдельного человека данный подход выражался в том, что национальность определялась исключительно гражданством, этнические различия имели второстепенное значение. Например, Французская республика не видела никаких препятствий к тому, чтобы избрать в свой Конвент англоамериканца Томаса Пейна, что повлекло утверждение о том, что Французская революция была чужда и даже враждебна национальному принципу или национальному чувству. С этим утверждением можно было бы согласиться, если понимать национальные феномены как источники этнических различий. Но если основываться на понимании "нации" как способа организации качественно нового социального субъекта, то Французская революция предстает как момент утверждения национального принципа, так как революционный подход позволяет объединить все общество в целом под "именем" нации, понятие которой соответственно пополнилось такими характеристиками, как единая и неделимая.
Рожденный Французской революцией смысл понятия "нация" как никакой предшествующий был способен выступить в качестве критерия объединения североамериканских колоний и отграничения от образовавшей их метрополии. Ни этническая принадлежность, ни общность языка, ни общность исторических воспоминаний, религии – почти ни один из этих критериев существенно не объединял американскую нацию, кроме территории, не имевшей определенных границ [3, с. 35]. В таких условиях ни смысл, указывающий на общее происхождение, ни смысл, обусловленный территориальным единством, не объяснял американцам, почему они вместе. Тем более, что к моменту становления американской нации в основе своей западноевропейский "культурный багаж" переселенцев значительно оскудел, так как часто оказывался невостребованным в новых условиях или затруднял процесс адаптации. "Принявшая" переселенцев земля Нового Света не смогла стать источником этнических черт: в американском сознании укоренилось отношение к ней как к объекту хозяйственной деятельности, экономическое значение которого преобладало над культурным [7, с. 8].
Иными словами, в мировой истории в классической форме представить политический смысл понятия "нация" удалось США. Хотя на раннем этапе истории США авторы политических рассуждений стремились избегать употребления слова "нация" с его нейтралистскими и унитаристскими выводами, противоречащими представлениям о правах отдельных штатов. Поэтому они предпочитали говорить о "народе", "союзе", "конфедерации", "нашей общей земле", "обществе", "общем благе". Так, в Конституции США вместо слова "нация" используется словосочетание "народ Соединенных Штатов". Словом-заменителем стал термин "американцы", позволяющий говорить о национальном единстве, не прибегая к слову "нация". Революционное понятие нации до сих пор сохраняется в чистом виде в США, где независимо от расы и этнической принадлежности на вопрос о национальности в большинстве случаев можно получить одинаковый ответ, где не принято указывать на различия, в связи с чем почти аморально назвать человека негроидной расы "негром", а не "афро-американцем".
Таким образом, история становления экстенсионала и интенсионала термина указывает на то, что "нация" в современном понимании сформировалась не сразу: менялась социальная действительность, и это отражалось на понятийном уровне, соответственно наполняя внутренний объем слова. Данные изменения не представляли собой "броски" в разные стороны: в смене объектов в качестве референтов и совокупности признаков данных объектов в качестве смыслового содержания прослеживается определенная логика развития.
Что касается направления эволюции экстенсионала, неизменным элементом в данном процессе являлось то, что "нацией" обозначался только социальный субъект, целостность которого обеспечивалась соответствующими содержанию субъекта системообразующими связями: племенное общество – кровнородственные связи; этническое общество – территориальные; социальные группы традиционного общества в позднее средневековье – корпоративные связи; гражданское общество – рыночные связи. В процессе изменения объектов референции происходило перемещение термина из качественного пространства одного социального субъекта в качественное пространство другого, что не могло не отразиться на содержании понятия. Основой развития интенсионала стали связи, вокруг которых формировалась целостность соответствующего рента, т.е. связи, задающие качественные характеристики последнего. В "Новом словаре английского языка" 1908 г. указано, что прежде о "нация" обозначало главным образом этническую общность, тогда как новейшее его значение делает упор на понятии политического и независимости [3, с. 31].
На заключительном этапе рассмотренной нами истории понятие достигло современного уровня. Во-первых, оформился словарь терминов, описывающих феномены национальной жизни. Во-вторых, сформировалась область референции, включающая такие примеры из социальной реальности, по отношению к которым не возникает сомнения в их национальной природе. В-третьих, понятие обрело смысловую консистенцию, определяющую соответствующие критерии, исходя из которых конкретные объекты социальной реальности приобретают статус "нации" или получают в этом отказ со стороны научного и мирового сообщества.
На этом классическая философия, достигнув выражения сущности в понятии и руководствуясь тождественностью последнего самому себе, ставит "точку". Однако "вдруг возникает испуганное лицо, которое смотрит куда-то наружу, за пределы этого поля". Это возможный мир, не обладающий социальной реальностью, "однако же он существует – это то выражаемое, что существует лишь в своем выражении, в чьем-то лице или эквиваленте лица … выражающему достаточно заговорить …, чтобы придать реальность возможному как таковому" [8, с. 27]. Иными словами, за пределами сформировавшегося понятия "нация" можно встретить "Другого" – концепт из трех неразделимых составляющих: возможного мира, существующего лица и реального языка [8, с. 29]. В "испуганном лице", выражающем возможный мир, легко угадываются националистические теории, рассматривающие нации как устойчивые, естественные социальные общности, извечно существующие "в себе" до момента их "пробуждения", т.е. образования нации "для себя". Социальная реальность не подтверждает данные выводы, поэтому данный вариант национального мира существует только как "возможный" и только в сфере речи.
Практически все серьезные работы по национальному вопросу начинаются с размежевания позиции автора с националистической трактовкой понятия "нация", которая рассматривается как иллюзорная, как не соответствующий реальности миф. Можно согласиться как с этим, так и с тем, что ни один серьезный историк наций и национальных движений не может быть убежденным политическим националистом [3, с. 23]. Однако думается, что рассмотрение националистического дискурса необходимо, хотя бы с той точки зрения, что он представляет иное, "возможное" видение, которое способно уловить некоторые ценные для понимания нации моменты, которые не выразила в понятии метафизика. Для этого следует изучать националистический дискурс не в плоскости отношений референции, а в плоскости смыслового отношения, сопоставляя различные картины национального мира и не оглядываясь на социальную действительность. Т.е. проникнуть "по ту сторону зеркала – …перейти от отношений денотации к отношению выражения… Иными словами, это значит достичь области, где язык имеет отношение не к тому, что он обозначает, а к тому, что выражает, т.е. к смыслу" [9, с. 46].
В чем ценность для философского осмысления нации исследования националистического дискурса, выходящего за пределы понятия не находящего достаточного подтверждения в мире реальном? Во-первых, понятие нации отразило современные ему процессы формирования национального единства, когда гражданско-политическое понимание данного социального явления было максимально эффективно в условиях "расширяющейся вселенной", требующих минимизировать различия, в том числе этнические. Националистическая трактовка противопоставляет развитию "вширь" развитие "внутрь", строя понимание нации на этнической основе, тем самым сталкивая универсальные и локальные ценности. Понятие нации включило признаки этнического характера, объединив их в "национальность" нации, однако не способно было уловить новые тенденции развития, произошедший ценностный сдвиг, заключающийся в признании значимости традиционных форм социальной жизни, ценности культурной гетерогенности [10, с. 13]. В связи с этим наблюдается кризис значения понятия, выход из которого предлагает постмодернизм: преодолеть тождественность понятия, наделив его открытым горизонтом значений, прояснение которого будет возможно через изучение процесса кристаллизации значений [10, с. 21]. Открытый горизонт предполагает возможность появления нового смыслового звена термина "нация", учитывающего разнонаправленность развития социального субъекта. Социальные поля – запутанные узлы, где переплетаются различные виды движения: "детерриториализация", движимая капиталом и диктующая универсальные ценности, и "ретерриториализация", движимая землей как источником локальных ценностей – этнических различий. "Детерриториализация", достигнув в своем движении внутренних пределов универсализации, обращается в "ретерриториализацию", взывающую к "новой земле и новому народу" [8, с. 88-89, 129].
Во-вторых, в условиях смыслового кризиса понятия "нация" претензии "возможного мира" на статус реального звучат все острее: его представители пытаются подменить интенсионал понятия, чтобы обосновать свои претензии и "смыть" с себя "печать симулякра" [9, с. 333]. Это не только борьба за дефиницию, но и за соответствующее положение в мировом сообществе. Постмодернизм пытается прекратить борьбу за дефиницию, разрушив созданную еще Платоном классическую модель, состоящую из основания, объекта притязания и претендентов на данный объект и разделяющую претендентов на копии, имеющие сходство с оригиналом – идеей, либо симулякры, лишенные такого сходства. Отказавшись от жесткого деления сущности и явления, оригинала и копии, копии и симулякра, с данных методологических позиций возможно рассмотрение национального мира как проблемного поля, состоящего из двух гетерогенных рядов – гражданско-политического и националистского дискурса, в каждом из которых нация понимается по-своему. Эти дискурсы – расходящиеся серии, разнородные по своему содержанию, получают одинаковое утверждение, не умаляющее их различие, не сокращающее дистанцию между ними; так как именно благодаря различию серии в процессе коммуникации резонируют и формируют "историю с узелками" [9, с. 98, 229], сгустками смысла.
Возможно, на начальном этапе коммуникации указанных дискурсов в силу их смешения возникнет хаос – широкое и беспорядочное употребление слова "нация" и его производных, связанный с тем, что получат речевую активность предшествующие смыслы понятия "нация". В принципе, подобная ситуация уже возникла и вызвала у некоторых исследователей радикальную реакцию – отказаться от мифической дефиниции, не имеющей четкого смысла, "забыть о нациях во имя народов, государств и культур". Однако именно в ситуации нонсенса можно усмотреть перспективу появления нового смыслового звена понятия, так как нонсенс, выражающий "смысл всех смыслов", является движущей силой развития смысла, силой, дарующей смысл [9, с. 98, 104, 239].
Таким образом, исследование другой, отличающейся от метафизической, картины национального мира будет способствовать выходу за жесткие понятийные рамки. Время универсальной картины происходящего, мобилизующей общество на реализацию фундаментального проекта, проходит; становится очевидной невозможность одной Версии прошлого и настоящего и однозначно определенного будущего. Мир – это переплетение многих историй, и в нем мы должны признать ценность и тех историй, в которых сами не принимаем участия. Рассмотрение повествования, реализующего "другое" видение, не бессмысленно. Это является выражением новой ситуации, в которой общество пытается обнаружить продуктивные связи традиции и инновации с целью обновления социальных форм и построения диалога культур, социальных общностей.
"Другой становится условием, при котором перераспределяются друг относительно друга не только субъект и объект, но также фигура и фон, окраины и центр, движение и ориентир, транзитивное и субстанциональное, длина и глубина … Это условие, при котором можно перейти из одного мира в другой, … если бы в перцептивном поле не функционировал этот концепт, то любые переходы и инверсии были бы непостижимы…" [8, с. 29]. Иными словами, "другой" размывает понятийную границу вещи, и в этом смысле он необходим, так как цель философского осмысления – не останавливаться, видеть перед собой все новые горизонты. В условиях, "когда две совершенно разные истории развиваются одновременно" [9, с. 62], вместо "исключения некоторых предикатов вещи ради тождества ее понятия, каждая "вещь" раскрывается навстречу бесконечным предикатам, через которые она проходит, утрачивая свой центр, – т.е. свою самотождественность в качестве понятия" [9, с. 232].
Литература
Козинг А. Нация в истории и современности. М., 1978.
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. В. Николаева. М., 2001.
Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. / Пер. с англ. А.А. Васильева. СПб., 1998.
Аннерс Э. История европейского права / Пер. со швед. М., 1994.
Коротеева В.В. "Воображенные", "изобретенные" и "сконструированные" нации: метафора в науке // ЭО. 1999. №3.
Тырсенко А.В. Аббат Э.-Ж. Сийес (1748-1836). У истоков французской либеральной идеологии // Новая и новейшая история. 1998. №6.
Кувалдин В. Европа и США: два лика одной цивилизации // Европейский альманах. История. Традиция. Культура. М., 1992.
Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.; СПб., 1998.
Делез Ж. Логика смысла / Пер. с франц. Москва; Екатеринбург, 1998.
Козлова Н.Н., Смирнова Н.М. Кризис классических методологий и современная познавательная ситуация // Социс. 1995. №11.
До тех пор, пока нас о ней не спрашивают, мы понимаем, что это такое, но тотчас же это объяснить или определить мы не в состоянии.
У. Бэйджхот
Актуальность национальной тематики не уменьшается; последние 200 лет истории и современный этап человечества невозможно понять, если не разобраться в смысле термина "нация", настолько этот термин обозначает нечто существенное в человеческом бытии. В парадоксальном сплетении рациональных и эмоциональных моментов, наполняющих данное слово, как в лабиринте, блуждает множество умов, и одного, общего для всех выхода из этого "смыслового лабиринта" не найдено. О значимости осмысления данной проблемной области говорит и то, что результаты теоретизирования задают не только различные программы развития научного дискурса, но и политико-правового действия.
Предметом исследовательского интереса в рамках данной статьи является становление понятия нации и дальнейшие перспективы его развития. Предмет исследования выбран не случайно: история меняющегося значения понятия "нация" содержит решающий отрезок самой истории нации [1, с. 36]. Соответственно изучение понятийного становления нации способствует пониманию реальности, которую это понятие представляет. В статье исследование процесса становления понятия "нация" строится на модели, интерпретирующей историческое развитие Англии, Франции, США как преемственное. Это позволяет показать, что данное понятие не является частью свободного потока философской мысли отдельного субъекта, а обусловлено реальностью становления "первых" наций – моделей, выкристаллизовавшихся из более чем вековой европейской и американской истории, которые впоследствии в различных сочетаниях копировались, адаптировались и совершенствовались [2, с. 159].
Целью статьи является изучение становления современного смысла термина "нация", для чего исследуется процесс изменения внутреннего содержания понятия во времени и осуществляется разграничение оформившихся в данном процессе смыслов. Проследив цепочку смыслов, образовавшуюся с момента возникновения слова до современного момента, планируется рассмотреть возможность появления нового звена в данной цепочке.
Для достижения поставленной цели используются два методологических подхода: классический, с помощью которого можно исследовать становление понятия в его современном смысле как результат осмысления конкретного исторического опыта; постмодернистский, методологические возможности которого простираются на исследовательскую область, в которой метафизика бессильна. Это область дискурса, в пределах которой возможно рассмотреть перспективу развития понятия в условиях изменившейся социальной реальности и познавательной ситуации. Речевая действительность чутка к самым малейшим социальным изменениям, находящимся ниже порога метафизической "чувствительности", иногда предупреждает эти изменения.
Предпосылки понятия "нация" латинского происхождения: первоначально возникшее слово в переводе на русский язык означало "рождаться" и использовалось для обозначения различных племен. Народности, формировавшиеся в раннее средневековье, вместе с латинским языком переняли и данное слово, но использовали его уже для обозначения своей социальной общности, пришедшей на смену племенным объединениям. Еще долго речь шла о "нациях" французов (под которыми понимались исключительно обитатели Иль де Франс), Пуату, нормандцев, бургундцев, лотарингцев, бретонцев, пикардийцев, провансальцев, франков, баваров и других [1, с. 36].
Широкое распространение термин "нация" получает в позднее средневековье, постепенно начиная обозначать целостные социальные группы, например гильдии, цехи и прочие корпорации, которые требуется отличить от других существующих групп. Отсюда "нации" в значении "иностранцев"; "нации" иноземных купцов, проживающих в каком-то городе и пользующихся известными привилегиями; "нации" студентов в старинных университетах. Например, в Пражском университете было четыре студенческих землячества-нации: чешская, саксонская, баварская и польская, причем немецкие студенты составляли во всех нациях, кроме чешской, большинство.
Таким образом, на начальном этапе генезиса понятия "возникло слово", вокруг которого началось формирование области его применения – экстенсионала. Иными словами, первыми начали развиваться отношения денотации (референции) между словом и обозначаемыми им социальными субъектами в направлении от племени к народности, от народности к целостным социальным группам, составляющим традиционное общество. Каждый денотат (референт) "внес свой вклад" во внутренний объем, содержание слова "интенсионал". Так, обозначая племя, слово "нация" приобрело в средневековом языке значение происхождения и принадлежности к определенному роду; обозначая народность – значение места или территории происхождения, эквивалентное значению "провинции". Соответственно в разных определениях "нации" на первый план могло выйти одно из указанных значений, в целом же содержание понятия эволюционировало в сторону этнической характеристики [3, с. 28-29]. Обозначая различные по характеру локальные социальные общности – первичные ячейки средневекового общества, каждое из которых в отдельности являлось относительно автономной целостностью, термин "нация" приобрел преимущественно "организующее значение" [1, с. 37]. Данный смысл можно определить в качестве переходного между этническим и современным смыслами.
В качестве начала современной истории понятия нации необходимо определить момент, когда сложившееся на этапе предыстории "целое" понятия нации, состоящее из словесного обозначения, определенной области денотатов и смысловой консистенции, переходит в "свое другое", т.е. в понятие с элементами современного содержания. Таким элементом, породившем новый виток в эволюции смысла "нации", стало представление о качественно отличном от средневекового общества гражданском обществе, способном противопоставить себя неадекватно отражающему его интересы государству.
Родиной "начинающегося" понятия логически можно определить Англию, которая подарила миру учение об общественном договоре и послужила источником вдохновения для мыслителей эпохи Просвещения, которые полагали, что сформулированная теория выражает условия, господствовавшие в государственном праве Англии XVII в. Английская государственно-правовая доктрина и политические институты рассматривались в качестве образца для подражания, "поэтому мыслители Просвещения считали себя обязанными съездить в Англию, чтобы своими глазами увидеть и изучить строй страны, которая с точки зрения государственного права являлась образцом для других стран" [4, с. 264]. Таким образом, в социальной реальности и в философской мысли стал оформляться объект, способный стать качественно новым референтом слова "нация" и привнести в него свой смысл.
Дальнейшее становление понятия нации происходило на основе диалектических отношений его "старого" содержания и элементов "нового". На данном этапе самый значительный и долговременный по своему воздействию вклад был сделан Французской буржуазной революцией. Понятие нации она сделала средоточием политических идей, увязав его с идеей народного суверенитета [1, с. 38]. На этой основе было сформировано "иное", революционно-демократическое понимание нации, для которого ключевым было понятие суверенного народа. Это нация, которая создавалась через свободный политический выбор ее членов, зачастую вопреки территориальным, этническим, языковым, историческим, религиозным и другим локальным барьерам. Как отметил Эрнст Ренан в своей лекции, датированной 1882 г., "существование нации – это … повседневный плебисцит" (цит. по [5, с. 154]). История свидетельствует, что это не просто "потрясающие воздух" слова: Эльзас и Лотарингия, состоящие из этнических немцев, руководствуясь политическими и социальными соображениями, добровольно "присягнули" быть верными французской нации [1, с. 71-72; 3, с. 140].
Подход к нации как "демосу" предполагал, во-первых, распространение термина "нация" с локальных сообществ на общество в целом, что было связано с переносом чувства исконной самоидентификации человека с его "малой" родины на родину "большую" [3, с. 144]; во-вторых, иные признаки, объединяющие обозначенную данным словом целостность. Определяющими уже не являлись критерии, указывающие на общее историческое происхождение или исконное территориальное единство. "Нация" в значении организационного фактора была трансформирована в "нацию", основное значение которой было политическим и раскрывалось в триаде "гражданское общество – государство – нация".
Иными словами, в основу содержания понятия нации были положены характеристики универсальной, этнически инвариантной социально-экономической целостности, определяющей политико-правовые границы, что позволяло ведущему деятелю французской революции аббату Э.-Ж. Сийесу определять нацию первоначально как совокупность производителей, а затем как "объединение людей, подчиняющихся общему для всех закону и представленному общими законодателями" [6, с. 97]. На уровне отдельного человека данный подход выражался в том, что национальность определялась исключительно гражданством, этнические различия имели второстепенное значение. Например, Французская республика не видела никаких препятствий к тому, чтобы избрать в свой Конвент англоамериканца Томаса Пейна, что повлекло утверждение о том, что Французская революция была чужда и даже враждебна национальному принципу или национальному чувству. С этим утверждением можно было бы согласиться, если понимать национальные феномены как источники этнических различий. Но если основываться на понимании "нации" как способа организации качественно нового социального субъекта, то Французская революция предстает как момент утверждения национального принципа, так как революционный подход позволяет объединить все общество в целом под "именем" нации, понятие которой соответственно пополнилось такими характеристиками, как единая и неделимая.
Рожденный Французской революцией смысл понятия "нация" как никакой предшествующий был способен выступить в качестве критерия объединения североамериканских колоний и отграничения от образовавшей их метрополии. Ни этническая принадлежность, ни общность языка, ни общность исторических воспоминаний, религии – почти ни один из этих критериев существенно не объединял американскую нацию, кроме территории, не имевшей определенных границ [3, с. 35]. В таких условиях ни смысл, указывающий на общее происхождение, ни смысл, обусловленный территориальным единством, не объяснял американцам, почему они вместе. Тем более, что к моменту становления американской нации в основе своей западноевропейский "культурный багаж" переселенцев значительно оскудел, так как часто оказывался невостребованным в новых условиях или затруднял процесс адаптации. "Принявшая" переселенцев земля Нового Света не смогла стать источником этнических черт: в американском сознании укоренилось отношение к ней как к объекту хозяйственной деятельности, экономическое значение которого преобладало над культурным [7, с. 8].
Иными словами, в мировой истории в классической форме представить политический смысл понятия "нация" удалось США. Хотя на раннем этапе истории США авторы политических рассуждений стремились избегать употребления слова "нация" с его нейтралистскими и унитаристскими выводами, противоречащими представлениям о правах отдельных штатов. Поэтому они предпочитали говорить о "народе", "союзе", "конфедерации", "нашей общей земле", "обществе", "общем благе". Так, в Конституции США вместо слова "нация" используется словосочетание "народ Соединенных Штатов". Словом-заменителем стал термин "американцы", позволяющий говорить о национальном единстве, не прибегая к слову "нация". Революционное понятие нации до сих пор сохраняется в чистом виде в США, где независимо от расы и этнической принадлежности на вопрос о национальности в большинстве случаев можно получить одинаковый ответ, где не принято указывать на различия, в связи с чем почти аморально назвать человека негроидной расы "негром", а не "афро-американцем".
Таким образом, история становления экстенсионала и интенсионала термина указывает на то, что "нация" в современном понимании сформировалась не сразу: менялась социальная действительность, и это отражалось на понятийном уровне, соответственно наполняя внутренний объем слова. Данные изменения не представляли собой "броски" в разные стороны: в смене объектов в качестве референтов и совокупности признаков данных объектов в качестве смыслового содержания прослеживается определенная логика развития.
Что касается направления эволюции экстенсионала, неизменным элементом в данном процессе являлось то, что "нацией" обозначался только социальный субъект, целостность которого обеспечивалась соответствующими содержанию субъекта системообразующими связями: племенное общество – кровнородственные связи; этническое общество – территориальные; социальные группы традиционного общества в позднее средневековье – корпоративные связи; гражданское общество – рыночные связи. В процессе изменения объектов референции происходило перемещение термина из качественного пространства одного социального субъекта в качественное пространство другого, что не могло не отразиться на содержании понятия. Основой развития интенсионала стали связи, вокруг которых формировалась целостность соответствующего рента, т.е. связи, задающие качественные характеристики последнего. В "Новом словаре английского языка" 1908 г. указано, что прежде о "нация" обозначало главным образом этническую общность, тогда как новейшее его значение делает упор на понятии политического и независимости [3, с. 31].
На заключительном этапе рассмотренной нами истории понятие достигло современного уровня. Во-первых, оформился словарь терминов, описывающих феномены национальной жизни. Во-вторых, сформировалась область референции, включающая такие примеры из социальной реальности, по отношению к которым не возникает сомнения в их национальной природе. В-третьих, понятие обрело смысловую консистенцию, определяющую соответствующие критерии, исходя из которых конкретные объекты социальной реальности приобретают статус "нации" или получают в этом отказ со стороны научного и мирового сообщества.
На этом классическая философия, достигнув выражения сущности в понятии и руководствуясь тождественностью последнего самому себе, ставит "точку". Однако "вдруг возникает испуганное лицо, которое смотрит куда-то наружу, за пределы этого поля". Это возможный мир, не обладающий социальной реальностью, "однако же он существует – это то выражаемое, что существует лишь в своем выражении, в чьем-то лице или эквиваленте лица … выражающему достаточно заговорить …, чтобы придать реальность возможному как таковому" [8, с. 27]. Иными словами, за пределами сформировавшегося понятия "нация" можно встретить "Другого" – концепт из трех неразделимых составляющих: возможного мира, существующего лица и реального языка [8, с. 29]. В "испуганном лице", выражающем возможный мир, легко угадываются националистические теории, рассматривающие нации как устойчивые, естественные социальные общности, извечно существующие "в себе" до момента их "пробуждения", т.е. образования нации "для себя". Социальная реальность не подтверждает данные выводы, поэтому данный вариант национального мира существует только как "возможный" и только в сфере речи.
Практически все серьезные работы по национальному вопросу начинаются с размежевания позиции автора с националистической трактовкой понятия "нация", которая рассматривается как иллюзорная, как не соответствующий реальности миф. Можно согласиться как с этим, так и с тем, что ни один серьезный историк наций и национальных движений не может быть убежденным политическим националистом [3, с. 23]. Однако думается, что рассмотрение националистического дискурса необходимо, хотя бы с той точки зрения, что он представляет иное, "возможное" видение, которое способно уловить некоторые ценные для понимания нации моменты, которые не выразила в понятии метафизика. Для этого следует изучать националистический дискурс не в плоскости отношений референции, а в плоскости смыслового отношения, сопоставляя различные картины национального мира и не оглядываясь на социальную действительность. Т.е. проникнуть "по ту сторону зеркала – …перейти от отношений денотации к отношению выражения… Иными словами, это значит достичь области, где язык имеет отношение не к тому, что он обозначает, а к тому, что выражает, т.е. к смыслу" [9, с. 46].
В чем ценность для философского осмысления нации исследования националистического дискурса, выходящего за пределы понятия не находящего достаточного подтверждения в мире реальном? Во-первых, понятие нации отразило современные ему процессы формирования национального единства, когда гражданско-политическое понимание данного социального явления было максимально эффективно в условиях "расширяющейся вселенной", требующих минимизировать различия, в том числе этнические. Националистическая трактовка противопоставляет развитию "вширь" развитие "внутрь", строя понимание нации на этнической основе, тем самым сталкивая универсальные и локальные ценности. Понятие нации включило признаки этнического характера, объединив их в "национальность" нации, однако не способно было уловить новые тенденции развития, произошедший ценностный сдвиг, заключающийся в признании значимости традиционных форм социальной жизни, ценности культурной гетерогенности [10, с. 13]. В связи с этим наблюдается кризис значения понятия, выход из которого предлагает постмодернизм: преодолеть тождественность понятия, наделив его открытым горизонтом значений, прояснение которого будет возможно через изучение процесса кристаллизации значений [10, с. 21]. Открытый горизонт предполагает возможность появления нового смыслового звена термина "нация", учитывающего разнонаправленность развития социального субъекта. Социальные поля – запутанные узлы, где переплетаются различные виды движения: "детерриториализация", движимая капиталом и диктующая универсальные ценности, и "ретерриториализация", движимая землей как источником локальных ценностей – этнических различий. "Детерриториализация", достигнув в своем движении внутренних пределов универсализации, обращается в "ретерриториализацию", взывающую к "новой земле и новому народу" [8, с. 88-89, 129].
Во-вторых, в условиях смыслового кризиса понятия "нация" претензии "возможного мира" на статус реального звучат все острее: его представители пытаются подменить интенсионал понятия, чтобы обосновать свои претензии и "смыть" с себя "печать симулякра" [9, с. 333]. Это не только борьба за дефиницию, но и за соответствующее положение в мировом сообществе. Постмодернизм пытается прекратить борьбу за дефиницию, разрушив созданную еще Платоном классическую модель, состоящую из основания, объекта притязания и претендентов на данный объект и разделяющую претендентов на копии, имеющие сходство с оригиналом – идеей, либо симулякры, лишенные такого сходства. Отказавшись от жесткого деления сущности и явления, оригинала и копии, копии и симулякра, с данных методологических позиций возможно рассмотрение национального мира как проблемного поля, состоящего из двух гетерогенных рядов – гражданско-политического и националистского дискурса, в каждом из которых нация понимается по-своему. Эти дискурсы – расходящиеся серии, разнородные по своему содержанию, получают одинаковое утверждение, не умаляющее их различие, не сокращающее дистанцию между ними; так как именно благодаря различию серии в процессе коммуникации резонируют и формируют "историю с узелками" [9, с. 98, 229], сгустками смысла.
Возможно, на начальном этапе коммуникации указанных дискурсов в силу их смешения возникнет хаос – широкое и беспорядочное употребление слова "нация" и его производных, связанный с тем, что получат речевую активность предшествующие смыслы понятия "нация". В принципе, подобная ситуация уже возникла и вызвала у некоторых исследователей радикальную реакцию – отказаться от мифической дефиниции, не имеющей четкого смысла, "забыть о нациях во имя народов, государств и культур". Однако именно в ситуации нонсенса можно усмотреть перспективу появления нового смыслового звена понятия, так как нонсенс, выражающий "смысл всех смыслов", является движущей силой развития смысла, силой, дарующей смысл [9, с. 98, 104, 239].
Таким образом, исследование другой, отличающейся от метафизической, картины национального мира будет способствовать выходу за жесткие понятийные рамки. Время универсальной картины происходящего, мобилизующей общество на реализацию фундаментального проекта, проходит; становится очевидной невозможность одной Версии прошлого и настоящего и однозначно определенного будущего. Мир – это переплетение многих историй, и в нем мы должны признать ценность и тех историй, в которых сами не принимаем участия. Рассмотрение повествования, реализующего "другое" видение, не бессмысленно. Это является выражением новой ситуации, в которой общество пытается обнаружить продуктивные связи традиции и инновации с целью обновления социальных форм и построения диалога культур, социальных общностей.
"Другой становится условием, при котором перераспределяются друг относительно друга не только субъект и объект, но также фигура и фон, окраины и центр, движение и ориентир, транзитивное и субстанциональное, длина и глубина … Это условие, при котором можно перейти из одного мира в другой, … если бы в перцептивном поле не функционировал этот концепт, то любые переходы и инверсии были бы непостижимы…" [8, с. 29]. Иными словами, "другой" размывает понятийную границу вещи, и в этом смысле он необходим, так как цель философского осмысления – не останавливаться, видеть перед собой все новые горизонты. В условиях, "когда две совершенно разные истории развиваются одновременно" [9, с. 62], вместо "исключения некоторых предикатов вещи ради тождества ее понятия, каждая "вещь" раскрывается навстречу бесконечным предикатам, через которые она проходит, утрачивая свой центр, – т.е. свою самотождественность в качестве понятия" [9, с. 232].
Литература
Козинг А. Нация в истории и современности. М., 1978.
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. В. Николаева. М., 2001.
Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. / Пер. с англ. А.А. Васильева. СПб., 1998.
Аннерс Э. История европейского права / Пер. со швед. М., 1994.
Коротеева В.В. "Воображенные", "изобретенные" и "сконструированные" нации: метафора в науке // ЭО. 1999. №3.
Тырсенко А.В. Аббат Э.-Ж. Сийес (1748-1836). У истоков французской либеральной идеологии // Новая и новейшая история. 1998. №6.
Кувалдин В. Европа и США: два лика одной цивилизации // Европейский альманах. История. Традиция. Культура. М., 1992.
Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.; СПб., 1998.
Делез Ж. Логика смысла / Пер. с франц. Москва; Екатеринбург, 1998.
Козлова Н.Н., Смирнова Н.М. Кризис классических методологий и современная познавательная ситуация // Социс. 1995. №11.
Опубликовано 17 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Понятие нации: очерк становления и перспективы развития
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1108592631 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций