ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Судьба вещей в эпоху глобализма
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Д.У. Орлов
Глобализация в социально-философском измерении. Сборник материалов конференции. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.56-60
[56]
В лице глобализации мир сталкивается с необратимым изменением господствовавшей со времен возникновения новоевропейской учености картины мира. Одна из наиболее существенных и радикальных метаморфоз затрагивает сферу производства вещей, область бытования которых стремительно сужается и практически полностью исчезает. Можно описать произошедшее здесь изменение следующим образом, — то, что захватывает и привлекает наше внимание, переместилось с вещи на ее упаковку. Более того, сама вещь стремительно превращается в упаковку, в набор некоторых внешних функций и свойств. Области потребления принадлежат не вещи в их вещественности, а только ярлыки, значения вещей, мутирующие в сторону пустой внутренней формы. Циркуляция вторичных, паразитарных означаемых, вселяющихся в товарные знаки первого уровня, подчиняет современный товарообмен самовозрастающему желанию и заставляет говорить о своеобразной психопатологии нынешней экономики. Одичавшие, бездомные означаемые, на активном привлечении которых построена любая реклама, продуцируют особые тела желания, подменяющие реальное распределение вещей. Требуется, чтобы в способ потребления того или иного товара постоянно вкрадывалось прибавочное значение. Важно внушить, что покупка раз за разом будет доставлять все больше удовольствия, в батончике окажется еще больше вкусных орешков, а слой шоколада станет еще толще. Понятно, что в основе такого положения вещей лежит некоторая нехватка, но вот только нехватка чего? У старинного китайского философа Мэн-цзы есть замечательное высказывание, что привлекательностью вещей является их несходство. При утрате несходства вещи теряют привлекательность, растворяются в тусклом однообразии. В этих обстоятельствах экономика прибегает к работе воображаемого, продуцируя область чисто фантазматических, не имеющих ни малейшего отношения к реальному производству и товарообмену, объектов. Однако дело в том, что несходство является субстанциальным для самого бытия вещей, для их не скоротечного применения, а длительного бытования. Вещь делается вещью лишь в отличие от другой вещи. Точно так же как
[57]
человек становится человеком, не когда он растворен в толпе, а когда одиноко стоит перед лицом реального другого. Понятие вещи в контексте разговора о глобализации выглядит не вполне корректным. Подтверждением тому выступает известный эпистемологический сдвиг, произошедший в эпоху индустриального общества. Я имею в виду страшную путаницу, возникшую из неоправданного отождествления понятий знания и информации. Обыкновенно под информацией понимается количественный объем накопленных знаний. Как следует из этимологии слова, речь идет о знаниях, распределенных по соответствующим рубрикам и уложенных в общепринятый формат (лат. in-formo), облегчающий доступ к ним и их использование. Но знание всегда представляло собой совсем иное. Трансляция знаний зачастую была сродни инициации и требовала длительного пути. И дело вовсе не в том, что кто-то не хотел информировать человечество насчет истин, которыми он обладал. Просто знание являлось делом, умением. Знать что такое дом значит уметь его построить. Знать что такое мышление значит уметь мыслить. Иначе и быть не могло. В Средние века и в Ренессанс шедевром называли произведение, создав которое ученик обретал право зваться мастером. Если удается сотворить совершенную, не похожую ни на одну другую вещь, то путь познания приближается к своему завершению и сопротивление инертной материи сломлено. Говоря на языке классической метафизики, знать вещь значит обладать ее внутренней формой. Это не имеет ни малейшего отношения к информации, обнаруживающей лишь момент принятия к сведению. Современное производство, базирующееся на информационных технологиях и виртуальной экономике, создает недолговечные заместители вещей, — симулякры, которые не проверяются временем на коэффициент «дельности» и не могут выступить тем, что Хайдеггер именует «утварью» [1]. Микроволновая печь никогда не станет такой же утварью, какой раньше являлась чугунная сковородка, поскольку протезирование наработанного культурного навыка или практики никогда не сможет компенсировать его необратимую утрату.
[58]
Долгоиграющий субстрат упругой и неподатливой вещности заменяется таким, который соответствует одноразовому употреблению, — в силу чего внутрь вещей больше не отслаивается субстанция времени, они не держат вокруг себя поколения людей, не переходят по наследству и не оказываются бесценным содержимым бабушкиных сундуков. Характерно, что важнейшая сторона вещей, которую можно обозначить как состояние в себе, пусть и не вполне в кантовском смысле этого слова, полностью уступила место их стороне, являющейся для нас. Вещи превращены в наши внешние функции, вслед за исполнением которых мгновенно обращаются в мусор, в отходы. Определяющим моментом современной экономики оказывается не производство прибавочной стоимости, а получение прибавочного удовольствия. Раз уж вещи, представленные в товарной форме, с одной стороны, скоротечны и быстро изнашиваются, а с другой, все будто бы на одно лицо, то различие в них внедряется на уровне, который персонифицируется специалистом по продажам. Конечно, элемент в своем роде рекламы присутствовал всегда, однако размещался он внутри способа производства вещи, и чаще всего был представлен именем сделавшего ее мастера или, на худой конец, местности, откуда она происходит. Статус полноценной вещи, созданной мастером, подтверждался тем, что у нее имелось два имени, — свое собственное и своего создателя. И даже если имя создателя попадало в забвения, оно все равно обозначалось, — скрипка работы Страдивари и замoк работы неизвестного мастера в этом смысле находятся в одном ряду. Второе имя не случайно, оно знаменует явленность творца в своем творении, — то, что, беря вещь, мы способны почувствовать душу создавшего ее человека, которая вложена в произведение и застыла в нем. В принципе, мы можем выделить две крайние точки в эволюции внутренней формы вещи, одна из которых отображается в двойном назывании, а другая — современная — в отсутствии имени как такового или, точнее говоря, в замещении имени слоганами и брендами. Мы движемся к тому, что скоро вообще не сможем правильно называть вещи исходя из их формы. Странным образом превращение вещей в наши функции сопровождается утратой ими своей функциональности. Ширится область всяческих сувениров, аксессуаров, гаджетов и фенечек, предназначение которых никому неведомо, в том числе и тем, кто их придумывает. К примеру, какие-нибудь японские нэцкэ изначально
[59]
обладали совершенно четким предназначением (быть противовесом поясному кошельку), и только затем от этой непосредственной функциональности отслоилась самостоятельная эстетическая функция. Теперь ситуация перевернулась. Доставлять эстетическое удовольствие — единственная функция огромного множества нынешних предметов, созданных для более или менее продолжительного существования. Прочее их предназначение, функциональная нагрузка либо купирована, либо стала объектом симуляции. Вещи же, обладающие только функциональностью, перешли в разряд одноразовых и лишились плотной субстанции. Это и означает превращение вещи в упаковку, — одноразовый стаканчик является упаковкой желания попить, неремонтируемые часы — упаковкой каждодневного расписания, одноразовый фотоаппарат-мыльница — упаковкой мимолетных туристических впечатлений. Действительно, состоялось овеществление «человеческого, слишком человеческого». Вещь в первую очередь заключает в себе не то, для чего она предназначена и к чему пригодна, а вложенное и овеществленное человеком желание, которому она обязана потакать. Человеком, который овеществляет человеческие желания, является дизайнер. В отличие от мастера, который, напротив, очеловечивал вещи. Мы уже отмечали, что мастер создает вещь вследствие постепенного, кропотливого овладения ее внутренней формой, он производит явленность вещи из ее глубокой сокрытости, потаенного в-себе-бытия. Дизайнер же работает с вещами, уже лишенными внутренней стороны, он манипулирует чистыми видимостями, играет поверхностными эффектами, создает комбинации даже не внешних форм, а окружающей их пустоты. Это всякий раз установление своеобразной пространственной иллюзии, располагаясь в которой безликие, серые предметы начинают хорошо смотреться. Выражение «начинать хорошо смотреться» достаточно точно описывает появление нарциссических решеток фантомопроекции, — не важно, красива и пригодна ли вещь сама по себе, существенен только ее «имидж», то, как она смотрится в зеркалах ближайшего окружения, вне которого она теряется. У нее нет своего неповторимого образа, другими словами, нет не только внутренней, а даже внешней формы. Но если множество точно таких же безликих вещей создает затейливую игру взаимодействующих отражений в пустоте пространственной иллюзии, возникает фантазматическая туманность дизайнерского решения.
[60]
Такое решение всегда подверстано под желание клиента и является его овеществлением. Хотя справедливо и то, что одновременно оно предугадывает и производит само желание, выступая под видом радикального соблазна. Можно сказать, что дизайнер манипулирует не только видимостью, но и встроенным в нее желанием. Он не делает вещь привлекательной или полезной, он лишь стремится к тому, чтобы мы были зачарованы. Зачаровывать пустотой, пустяшными никому не нужными безделушками — это и есть дизайн, в котором понятие вещи в ее вещественности достигает своей окончательной выхолощенности. Контуры движения, называемого глобализацией, проступают из разуплотнения того, что прежде состояло в круге ближнего, доместицированного бытия, что заключало его принадлежности и самую ближайшую окрестность. В этом случае противопоставить тенденциям глобализации можно лишь обособленное, приватное бытие, которое выражало бы завершенное присвоение существующего. Пространство глобализации образовано только из общих и общедоступных мест, ( из мест общего пользования. Оно представляет собой последний, постмортальный этап эпохи прогресса, характеризующийся повышенной концентрацией так называемых общечеловеческих ценностей, — этих раздувшихся мыльных пузырей, при вдумчивом рассмотрении не обнаруживающих сколько-нибудь глубокого основания. Очередная иллюзия разоблачена, не ясно лишь, что в дальнейшем придет ей на смену. Не исключено, что еще более неодолимая иллюзия.
Примечания
[1] Метаморфозу внутренней формы вещи от эпохи Мастера к эпохе Гештеллера Хайдеггер обстоятельно анализирует в работе «Вещь и творение», первой главе «Истока художественного творения». См.: Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993.
Глобализация в социально-философском измерении. Сборник материалов конференции. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.56-60
[56]
В лице глобализации мир сталкивается с необратимым изменением господствовавшей со времен возникновения новоевропейской учености картины мира. Одна из наиболее существенных и радикальных метаморфоз затрагивает сферу производства вещей, область бытования которых стремительно сужается и практически полностью исчезает. Можно описать произошедшее здесь изменение следующим образом, — то, что захватывает и привлекает наше внимание, переместилось с вещи на ее упаковку. Более того, сама вещь стремительно превращается в упаковку, в набор некоторых внешних функций и свойств. Области потребления принадлежат не вещи в их вещественности, а только ярлыки, значения вещей, мутирующие в сторону пустой внутренней формы. Циркуляция вторичных, паразитарных означаемых, вселяющихся в товарные знаки первого уровня, подчиняет современный товарообмен самовозрастающему желанию и заставляет говорить о своеобразной психопатологии нынешней экономики. Одичавшие, бездомные означаемые, на активном привлечении которых построена любая реклама, продуцируют особые тела желания, подменяющие реальное распределение вещей. Требуется, чтобы в способ потребления того или иного товара постоянно вкрадывалось прибавочное значение. Важно внушить, что покупка раз за разом будет доставлять все больше удовольствия, в батончике окажется еще больше вкусных орешков, а слой шоколада станет еще толще. Понятно, что в основе такого положения вещей лежит некоторая нехватка, но вот только нехватка чего? У старинного китайского философа Мэн-цзы есть замечательное высказывание, что привлекательностью вещей является их несходство. При утрате несходства вещи теряют привлекательность, растворяются в тусклом однообразии. В этих обстоятельствах экономика прибегает к работе воображаемого, продуцируя область чисто фантазматических, не имеющих ни малейшего отношения к реальному производству и товарообмену, объектов. Однако дело в том, что несходство является субстанциальным для самого бытия вещей, для их не скоротечного применения, а длительного бытования. Вещь делается вещью лишь в отличие от другой вещи. Точно так же как
[57]
человек становится человеком, не когда он растворен в толпе, а когда одиноко стоит перед лицом реального другого. Понятие вещи в контексте разговора о глобализации выглядит не вполне корректным. Подтверждением тому выступает известный эпистемологический сдвиг, произошедший в эпоху индустриального общества. Я имею в виду страшную путаницу, возникшую из неоправданного отождествления понятий знания и информации. Обыкновенно под информацией понимается количественный объем накопленных знаний. Как следует из этимологии слова, речь идет о знаниях, распределенных по соответствующим рубрикам и уложенных в общепринятый формат (лат. in-formo), облегчающий доступ к ним и их использование. Но знание всегда представляло собой совсем иное. Трансляция знаний зачастую была сродни инициации и требовала длительного пути. И дело вовсе не в том, что кто-то не хотел информировать человечество насчет истин, которыми он обладал. Просто знание являлось делом, умением. Знать что такое дом значит уметь его построить. Знать что такое мышление значит уметь мыслить. Иначе и быть не могло. В Средние века и в Ренессанс шедевром называли произведение, создав которое ученик обретал право зваться мастером. Если удается сотворить совершенную, не похожую ни на одну другую вещь, то путь познания приближается к своему завершению и сопротивление инертной материи сломлено. Говоря на языке классической метафизики, знать вещь значит обладать ее внутренней формой. Это не имеет ни малейшего отношения к информации, обнаруживающей лишь момент принятия к сведению. Современное производство, базирующееся на информационных технологиях и виртуальной экономике, создает недолговечные заместители вещей, — симулякры, которые не проверяются временем на коэффициент «дельности» и не могут выступить тем, что Хайдеггер именует «утварью» [1]. Микроволновая печь никогда не станет такой же утварью, какой раньше являлась чугунная сковородка, поскольку протезирование наработанного культурного навыка или практики никогда не сможет компенсировать его необратимую утрату.
[58]
Долгоиграющий субстрат упругой и неподатливой вещности заменяется таким, который соответствует одноразовому употреблению, — в силу чего внутрь вещей больше не отслаивается субстанция времени, они не держат вокруг себя поколения людей, не переходят по наследству и не оказываются бесценным содержимым бабушкиных сундуков. Характерно, что важнейшая сторона вещей, которую можно обозначить как состояние в себе, пусть и не вполне в кантовском смысле этого слова, полностью уступила место их стороне, являющейся для нас. Вещи превращены в наши внешние функции, вслед за исполнением которых мгновенно обращаются в мусор, в отходы. Определяющим моментом современной экономики оказывается не производство прибавочной стоимости, а получение прибавочного удовольствия. Раз уж вещи, представленные в товарной форме, с одной стороны, скоротечны и быстро изнашиваются, а с другой, все будто бы на одно лицо, то различие в них внедряется на уровне, который персонифицируется специалистом по продажам. Конечно, элемент в своем роде рекламы присутствовал всегда, однако размещался он внутри способа производства вещи, и чаще всего был представлен именем сделавшего ее мастера или, на худой конец, местности, откуда она происходит. Статус полноценной вещи, созданной мастером, подтверждался тем, что у нее имелось два имени, — свое собственное и своего создателя. И даже если имя создателя попадало в забвения, оно все равно обозначалось, — скрипка работы Страдивари и замoк работы неизвестного мастера в этом смысле находятся в одном ряду. Второе имя не случайно, оно знаменует явленность творца в своем творении, — то, что, беря вещь, мы способны почувствовать душу создавшего ее человека, которая вложена в произведение и застыла в нем. В принципе, мы можем выделить две крайние точки в эволюции внутренней формы вещи, одна из которых отображается в двойном назывании, а другая — современная — в отсутствии имени как такового или, точнее говоря, в замещении имени слоганами и брендами. Мы движемся к тому, что скоро вообще не сможем правильно называть вещи исходя из их формы. Странным образом превращение вещей в наши функции сопровождается утратой ими своей функциональности. Ширится область всяческих сувениров, аксессуаров, гаджетов и фенечек, предназначение которых никому неведомо, в том числе и тем, кто их придумывает. К примеру, какие-нибудь японские нэцкэ изначально
[59]
обладали совершенно четким предназначением (быть противовесом поясному кошельку), и только затем от этой непосредственной функциональности отслоилась самостоятельная эстетическая функция. Теперь ситуация перевернулась. Доставлять эстетическое удовольствие — единственная функция огромного множества нынешних предметов, созданных для более или менее продолжительного существования. Прочее их предназначение, функциональная нагрузка либо купирована, либо стала объектом симуляции. Вещи же, обладающие только функциональностью, перешли в разряд одноразовых и лишились плотной субстанции. Это и означает превращение вещи в упаковку, — одноразовый стаканчик является упаковкой желания попить, неремонтируемые часы — упаковкой каждодневного расписания, одноразовый фотоаппарат-мыльница — упаковкой мимолетных туристических впечатлений. Действительно, состоялось овеществление «человеческого, слишком человеческого». Вещь в первую очередь заключает в себе не то, для чего она предназначена и к чему пригодна, а вложенное и овеществленное человеком желание, которому она обязана потакать. Человеком, который овеществляет человеческие желания, является дизайнер. В отличие от мастера, который, напротив, очеловечивал вещи. Мы уже отмечали, что мастер создает вещь вследствие постепенного, кропотливого овладения ее внутренней формой, он производит явленность вещи из ее глубокой сокрытости, потаенного в-себе-бытия. Дизайнер же работает с вещами, уже лишенными внутренней стороны, он манипулирует чистыми видимостями, играет поверхностными эффектами, создает комбинации даже не внешних форм, а окружающей их пустоты. Это всякий раз установление своеобразной пространственной иллюзии, располагаясь в которой безликие, серые предметы начинают хорошо смотреться. Выражение «начинать хорошо смотреться» достаточно точно описывает появление нарциссических решеток фантомопроекции, — не важно, красива и пригодна ли вещь сама по себе, существенен только ее «имидж», то, как она смотрится в зеркалах ближайшего окружения, вне которого она теряется. У нее нет своего неповторимого образа, другими словами, нет не только внутренней, а даже внешней формы. Но если множество точно таких же безликих вещей создает затейливую игру взаимодействующих отражений в пустоте пространственной иллюзии, возникает фантазматическая туманность дизайнерского решения.
[60]
Такое решение всегда подверстано под желание клиента и является его овеществлением. Хотя справедливо и то, что одновременно оно предугадывает и производит само желание, выступая под видом радикального соблазна. Можно сказать, что дизайнер манипулирует не только видимостью, но и встроенным в нее желанием. Он не делает вещь привлекательной или полезной, он лишь стремится к тому, чтобы мы были зачарованы. Зачаровывать пустотой, пустяшными никому не нужными безделушками — это и есть дизайн, в котором понятие вещи в ее вещественности достигает своей окончательной выхолощенности. Контуры движения, называемого глобализацией, проступают из разуплотнения того, что прежде состояло в круге ближнего, доместицированного бытия, что заключало его принадлежности и самую ближайшую окрестность. В этом случае противопоставить тенденциям глобализации можно лишь обособленное, приватное бытие, которое выражало бы завершенное присвоение существующего. Пространство глобализации образовано только из общих и общедоступных мест, ( из мест общего пользования. Оно представляет собой последний, постмортальный этап эпохи прогресса, характеризующийся повышенной концентрацией так называемых общечеловеческих ценностей, — этих раздувшихся мыльных пузырей, при вдумчивом рассмотрении не обнаруживающих сколько-нибудь глубокого основания. Очередная иллюзия разоблачена, не ясно лишь, что в дальнейшем придет ей на смену. Не исключено, что еще более неодолимая иллюзия.
Примечания
[1] Метаморфозу внутренней формы вещи от эпохи Мастера к эпохе Гештеллера Хайдеггер обстоятельно анализирует в работе «Вещь и творение», первой главе «Истока художественного творения». См.: Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993.
Опубликовано 15 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Судьба вещей в эпоху глобализма
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1108466289 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций