ИДЕЯ «МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА В 1917—1921 ГОДАХ

Актуальные публикации по вопросам истории и смежных наук.

NEW ИСТОРИЯ


ИСТОРИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ИДЕЯ «МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА В 1917—1921 ГОДАХ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2006-04-06
Источник: http://portalus.ru

Опубликовано: Советская внешняя политика, 1917 – 1945 гг. Поиски новых подходов / Отв. ред. Л.Н.Нежинский. – М.: Междунар. отношения, 1992. С. 8–62.

Куда был направлен внешнеполитический курс возникшего в октябре 1917 года Советского государства: на поддержку мировой революции или на «сожительство», сосуществование с капиталистическим окружением? На протяжении многих лет вопрос этот — предмет дискуссий в советской и зарубежной историографии. В последние годы, в условиях активизации творческих дискуссий в нашем обществе и восстановления исторической правды, спор вокруг этой проблемы возобновился с новой силой [1]. Попытаемся и мы ответить на этот вопрос. С учетом ограниченных рамок статьи некоторые из аспектов рассматриваемой темы даются лишь в постановочном виде.
Вначале несколько слов о генезисе самой идеи «мировой революции», ставшей на многие годы основой одной из наиболее распространенных теоретических концепций социал-демократического, а затем большевистского и коммунистического движения. Как известно, родилась эта идея из предпринятого К. Марксом и Ф. Энгельсом анализа капиталистического общества, из предложенной ими теории о «всемирно-исторической миссии» рабочего класса, об «интернациональном характере пролетариата» и о значении его солидарности как орудия собственного освобождения и избавления всех трудящихся от капиталистического гнета. В работе «Принципы коммунизма» (1847 г.), отвечая на вопрос, может ли произойти пролетарская революция в одной какой-нибудь стране, Ф. Энгельс утверждал: «Нет... Коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдет одновременно во всех цивилизованных странах, т. е., по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии... Она есть всемирная революция и будет поэтому иметь всемирную арену» [2].
В «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали: «Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства. Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество» [3]. В последующие годы и десятилетия взгляды основателей марксизма по этим вопросам оставались неизменными. В июне 1890 года Ф. Энгельс в письме к Г. Шлютеру писал: «Мы... достаточно быстро идем навстречу или мировой войне, или мировой революции, или и тому и другому вместе» [4].
Вместе с тем К. Маркс и Ф. Энгельс представляли себе возможный ход мировой революции как сложный процесс, не исключающий различных этапов и непредсказуемых поворотов, ситуаций, когда кто-то может начать раньше, а кто-то позже. Полагая, что социалистическая реорганизация общества начнется в наиболее развитых странах Европы и Северной Америки, Ф. Энгельс предсказывал огромное воздействие этого фактора на остальные «полуцивилизованные страны». Однако, как дальше пойдут дела в этих странах, «пока они дойдут тоже до социалистической организации», Ф. Энгельс не брался определять [5].
За рубежом давно уже публикуются работы с критическим анализом аргументов и взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса относительно грядущей «мировой революции». В советском обществоведении лишь в самые последние годы делаются первые и пока еще робкие попытки разобраться, насколько обоснованными оказались воззрения родоначальников марксизма на дальнейшее развитие мирового сообщества, включая и такой важнейший компонент теории «мировой революции», как учение о «мессианской» роли рабочего класса в мировой истории.
Оформившееся в начале XX столетия в самостоятельное течение социал-демократии большевистское движение в России и его признанный лидер В. И. Ленин восприняли постулаты К. Маркса и Ф. Энгельса о мировой революции как аксиому, хотя и с поправкой относительно «перемещения центра мирового революционного движения» в Россию. Причины такой идейно-политической преемственности — особая тема, также ждущая своих внимательных исследователей. Здесь же отметим, что уже в сентябре 1905 года В.И.Ленин ставил вопрос о необходимости подготовки и организации вооруженного восстания в России, которое могло бы стать началом «полного демократического переворота, зажигающего пожар пролетарских революций во всем мире» [6]. В статье «Горючий материал в мировой политике» (июль 1908 г.) В.И.Ленин писал о наблюдавшемся, по его мнению, обострении борьбы пролетариата с буржуазией во всех передовых капиталистических странах. Рассмотрев разные формы этой борьбы, В. И. Ленин делал вывод: «В общем и целом мы видим ясно громадный шаг вперед международного социализма, сплочение миллионных армий пролетариата в целом ряде конкретных столкновений с врагом, приближение решительной борьбы с буржуазией...» [7].
В дальнейшем В. И. Ленин сформулировал вывод о неравномерности экономического и политического развития капитализма на империалистической стадии и высказал уверенность, что в результате действия этого фактора создадутся благоприятные возможности для прорыва капиталистической системы в том или ином слабом ее звене. Исходя из этого, В. И. Ленин в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» (август 1915 г.) выдвинул тезис о возможности победы социализма «первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» [8].
Развивая это положение, В. И. Ленин в статье «Военная программа пролетарской революции» (сентябрь 1917 г.) высказался еще определеннее: «социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными или добуржуазными» [9]. Вместе с тем Ленин продолжал верить в идею «мировой революции» и искать аргументацию для ее обоснования. «Нарастание всемирной революции неоспоримо» [10], — писал он 8 октября 1917 г. Здесь хотелось бы подчеркнуть два момента: 1. Придя к выводу о возможности победы революции в одной или нескольких странах, В. И. Ленин рассматривал эту страну как детонатор для дальнейшего революционного взрыва в других странах. По мысли В. И. Ленина, пролетариат, победивший в одной стране, «встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств» [11].
2. Исходя из вывода о возможности победы социализма первоначально в одной или нескольких странах, В. И. Ленин полагал, что «это должно вызвать не только трения, но и прямое стремление буржуазии других стран к разгрому победоносного пролетариата социалистического государства. В этих случаях война с нашей стороны была бы законной и справедливой. Это была бы война за социализм, за освобождение других народов от буржуазии» [12].
Как увязывались эти мысли и соображения с выработкой внешней политики будущего государства, какое место занимали они во внешнеполитической программе РСДРП, шедшей к Октябрю?
Еще находясь в Швейцарии, В. И. Ленин в «Письмах издалека» подчеркивал, что и после свержения царизма остается в силе программа мира, намеченная партией большевиков в октябре 1915 года [13]. Конкретизируя эту программу применительно к марту 1917 года, В. И.Ленин отмечал, что в случае овладения государственной властью в России Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и выбранный ими Всероссийский Совет заявили бы о непризнании старых договоров и военных долгов России, тотчас опубликовали бы все эти договоры, немедленно предложили бы всем воюющим державам заключить перемирие, опубликовали бы для всеобщего сведения свои условия мира: освобождение всех колоний, всех зависимых, угнетенных и неполноправных народов. Пришедший к власти рабочий класс заявил бы, что «не ждет добра от буржуазных правительств», и предложил бы рабочим всех стран свергнуть эти правительства и отказаться оплачивать миллиардные долги этих правительств, возникшие в ходе преступной войны и всей тяжестью легшие на трудящихся [14]. В качестве долгосрочной и конечной цели В. И. Ленин определял: «Наша цель — достижение социалистического общественного устройства, которое, устранив деление человечества на классы, устранив всякую эксплуатацию человека человеком и одной нации другими нациями, неминуемо устранит всякую возможность войн вообще» [15].
Как явствует из резолюции расширенного совещания ЦК РСДРП 13—14 июля 1917 г., по мере обострения революционной ситуации в стране в рядах большевиков крепло убеждение в том, что в России жизнеспособной (c.11) будет только такая государственная власть, которая «сделает решительные шаги к прекращению войны, порвет всякое соглашательство с буржуазией, передаст землю крестьянам, установит рабочий контроль над производством и распределением, уничтожит все оплоты реакции» [16]. При этом через все документы и решения партии, определявшие ее стратегический курс в предоктябрьские месяцы, пролегала идея о возможности достижения справедливого мира только посредством международной пролетарской революции. «Единственным способом действительно демократической ликвидации войны, — говорилось в резолюции VI съезда РСДРП, — для международного пролетариата является... завоевание им власти, а в России завоевание ее рабочими и беднейшим крестьянством» [17]. Социальные конфликты и классовые схватки в ряде капиталистических стран воспринимались руководством большевиков как предтечи надвигавшейся «мировой революции». «По всему земному шару, — отмечалось в выработанном по поручению VI съезда и обнародованном ЦК партии от имени съезда «Манифесте РСДРП», — залетали уже буревестники. В Англии рабочие начинают уже открытую борьбу за обуздание капитала, во Франции солдаты агитируют за мир и революцию, в Германии — непрерывное брожение и стачки, в Америке буржуазия переходит к расстрелу социалистов, поднимающих знамя борьбы с войной. Испания охвачена пламенем революционной схватки классов» [18].
Готовя партию, рабочий класс к завоеванию власти, В. И. Ленин и другие руководители большевиков рассчитывали в 1917 году на революцию в других странах как на важное условие победы революции в России. «Русский пролетариат, — писал В.И.Ленин в апреле 1917 года,— не может одними своими силами победоносно завершить социалистической революции. Но он может придать русской революции такой размах, который создаст наилучшие условия для нее, который в известном смысле начнет ее. Он может облегчить обстановку для вступления в решительные битвы своего главного, самого верного, самого надежного сотрудника, европейского и американского социалистического пролетариата» [19].
Наряду с этим мы имеем свидетельства широкого подхода В. И. Ленина еще до победы Октября к временному измерению мировой революции и ее сущностной характеристике: он считал, что она будет состоять из ряда революций, сливающихся в единый революционный поток. (c.12)
«Социальная революция, — писал В. И. Ленин летом 1916 года, — не может произойти иначе, как в виде эпохи, соединяющей гражданскую войну пролетариата с буржуазией в передовых странах и целый ряд демократических и революционных, в том числе национально-освободительных, движений в неразвитых, отсталых и угнетенных нациях» [20].
Рассматривая грядущую революцию в России как первый этап «первой из пролетарских революций, неизбежно порождаемых войной» [21], горячо желая разворота мировой революции, В. И. Ленин в то же время проявлял известную осторожность и сдержанность в отношении возможных конкретных форм, темпов и сроков ее свершения. Выступая 14 мая 1917 г. с лекцией «Война и революция», он говорил: «Рабочая революция растет во всем мире. Конечно, в других странах она труднее. Там нет таких полоумных, как Николай с Распутиным. Там лучшие люди своего класса во главе управления. Там нет условий для революции против самодержавия, там есть уже правительство капиталистического класса. Талантливейшие представители этого класса давно там правят» [22]. Выражая надежду и уверенность, что примеру поднимающихся на пролетарскую революцию русских рабочих последуют «рабочие и трудящиеся по крайней мере двух великих стран: Германии и Франции», В. И. Ленин в то же время отмечал: «Последуют неизбежно — может быть, не завтра (революции не делаются по заказу), но неизбежно...» [23]. Еще рельефнее выражена эта мысль в статье «К пересмотру партийной программы» (октябрь 1917 г.): «Мы не знаем, как скоро после нашей победы придет революция на Западе. Мы не знаем, не будет ли еще временных периодов реакции и победы контрреволюции после нашей победы, — невозможного в этом ничего нет... Мы всего этого не знаем и знать не можем. Никто этого знать не может» [24].
Здесь возникают вопросы, которые долгие годы в советской историографии обходились стороной. Насколько обоснованной была концепция ожидаемой большевистским руководством «мировой революции», скажем, в 1917 году? Почему идея «мировой революции» продолжала владеть умами не только Ленина, но и многих его сторонников в большевистской партии и в международном рабочем движении в целом? Каковы природа этого феномена, его причины и следствия? Исследователям еще предстоит ответить на эти вопросы. Мы же отметим следующее. (c.13)
Первая мировая война действительно вызвала большие социальные брожения и потрясения не только в странах, принимавших непосредственное участие в боевых действиях, но и во многих странах, прямо в войне не задействованных. И в этой связи можно говорить о первом глобальном кризисе мирового капитализма. И все же насколько оправданным было воспринимать эти социальные конфликты и брожения как признаки надвигавшейся «мировой революции»? А ведь именно так они воспринимались и трактовались не только лидерами большевиков, но и другими лидерами национальных партий социал-демократии, во всяком случае теми, кто находился на ее левом фланге. При этом большинство из них возлагали надежды не столько на буржуазно-демократические или национально-освободительные революции, сколько именно на пролетарские и прилагали все усилия к их подготовке и свершению. Об этом свидетельствуют материалы и документы трех Циммервальдских международных социалистических конференций, прошедших в сентябре 1915-го, апреле 1916-го и в сентябре 1917 года [25].
Возможен и такой ход рассуждений. Уже перед первой мировой войной и во время нее В.И. Ленин сформулировал ряд признаков революционной ситуации, а также комплекс объективных и субъективных предпосылок революции, без наличия которых, по его мнению, не могла быть успешной ни одна революция [26]. Но ведь если проанализировать, имея в виду эти признаки и предпосылки, скажем, конкретную общественно-политическую и экономическую ситуацию Англии, Франции, Италии, Испании, Скандинавских стран, США и других государств в 1914—1917 годах, то напрашивается вывод, что при всей сложности этой ситуации все же для революционного взрыва в мировом масштабе не было ни соответствующих условий, ни предпосылок.
Все это, на наш взгляд, дает основания полагать, что в отличие от выстраданных подавляющим большинством населения России требований мира, земли и свободы, ставших главными лозунгами революций 1917 года, тезис о возможной и желаемой мировой пролетарской революции явился скорее продуктом утопических, интеллектуально-доктринерских увлечений большевистской верхушки, нежели следствием серьезного научно-политического анализа реальной действительности. В пользу такой гипотезы говорит и то обстоятельство, что автору данной статьи удалось обнаружить среди документов низовых (c.14) партийных организаций РСДРП, датируемых периодом от февраля до октября 1917 года, лишь считанные единицы, в которых поднимался вопрос о грядущей мировой революции, и то в весьма опосредованной форме. Примером может служить пронизанная духом «революционного оборончества» резолюция собрания рабочих Невского судостроительного завода в Петрограде, среди которых были члены не только большевистской, но и других партий, высказывавшихся за то, чтобы немедленно прекратить войну без аннексий и контрибуций, «не выпуская, однако, оружия из рук до тех пор, пока австро-германские армии и народ на наш призыв не ответят революционным выступлением» [27]. На подходах к Октябрьскому восстанию для настроений рабочих столицы была характерна не столько надежда на поддержку со стороны «мировой революции», сколько уверенность, что революционный взрыв в России послужит сигналом для революций в других странах. Показательна в этой связи резолюция митинга рабочих петроградского Обуховского завода от 8 октября 1917 г. «Общими силами, — говорилось в ней, — трудовой народ... создаст в России новую власть — власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которая не только спасет революционную Россию, но и сможет призвать могучим голосом все народы к братству и низвержению угнетателей» [28].
После октябрьского переворота 1917 года в России программные лозунги партии большевиков стали претворяться в жизнь. 26 октября (8 ноября) 1917 г. [29] II Всероссийский съезд Советов принял декреты и постановления: о полноте власти Советов, об учреждении нового правительства — Совета Народных Комиссаров, Декрет о мире, Декрет о земле и др. В Декрете о мире советское правительство осудило империалистическую войну как величайшее преступление против человечества и предложило всем воюющим народам и их правительствам немедленно начать переговоры о справедливом, демократическом мире — мире без аннексий и контрибуций [30]. Было также объявлено об отказе советского правительства от тайной дипломатии и его намерении немедленно опубликовать тайные договоры, подтвержденные или заключенные Временным правительством России в период с февраля по 25 октября 1917 г. Отвергая «все пункты о грабежах и насилиях», отметил В.И. Ленин в своем заключительном слове по докладу о мире на II съезде Советов, советское правительство в то же время принимало «все пункты, (c.15) где заключены условия добрососедские и соглашения экономические» [31].
В Декрете о мире содержалось обращение не только к правительствам, но и народам воюющих стран, «в особенности к сознательным рабочим трех самых передовых наций человечества и самых крупных участвующих в настоящей войне государств: Англии, Франции и Германии», с призывом активно вмешаться в решение вопросов войны и мира, добиться освобождения человечества от ужасов войны и ее последствий [32].
В документе отражено стремление Советского государства привлечь к борьбе за дело мира порабощенные империалистическими державами народы колониальных стран. В этой связи, наряду с решительным осуждением аннексии, указывалось, что аннексией является порабощение различных народностей, «независимо от того, когда это насильственное присоединение совершено, независимо также от того, насколько развитой или отсталой является насильственно присоединяемая или насильственно удерживаемая в границах данного государства нация. Независимо, наконец, от того, в Европе или в далеких заокеанских странах эта нация живет» [33]. В Декрете декларировались такие положения, как полный отказ от всяких форм агрессии, принцип самоопределения наций, идея равенства больших и малых народов.
Обстоятельства появления, содержание Декрета о мире, историческая новизна его идей, принципиально новые в мировой практике методы и формы ведения внешнеполитических дел, предложенные в этом документе советским правительством, — все это весьма подробно описано и проанализировано в нашей литературе [34]. Но было бы неверно, на наш взгляд, полагать, что все аспекты этого документа уже осмыслены с исчерпывающей полнотой. Особенно в свете внимательного анализа не только самого Декрета о мире, но и других документов, сопутствовавших его принятию, и в первую очередь доклада о мире, с которым выступил Ленин на II съезде Советов, его речи на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 25 октября (7 ноября) 1917 г. и др. Неясно, например, какой смысл вкладывался в заявление советского правительства о том, что его понимание аннексии или захвата чужих земель строится «сообразно правовому сознанию демократии вообще и трудящихся классов в особенности» [35]. Что это: обозначение стремления большевиков к признанию необходимости (c.16) увязывать общечеловеческие и классовые интересы («правовое сознание демократии вообще») или же пропагандистская формула, призванная замаскировать заостренно классовый подход ко всем явлениям внутренней и международной жизни («трудящихся классов в особенности»)? Внимание исследователей пока также не привлекла проблема соотношения целей, провозглашенных в Декрете, и методов, предложенных для их достижения. Иными словами, насколько гуманная и благородная цель — установление справедливого и прочного мира — могла быть достигнута методами хотя и революционного, но все же насилия и вмешательства во внутренние дела других стран? «Везде правительства и народы расходятся между собой, — говорил В. И. Ленин в докладе о мире, — а поэтому мы должны помочь народам вмешаться в вопросы войны и мира (выделено мной. — Авт.)» [36]. Наконец, самый главный для нас вопрос: так на что ориентировались пришедшие к власти большевики и их партнеры по коалиционному правительству, существовавшему в первое время после победы Октября, — на быстрейший выход из войны и установление мира или на поддержку и всемерную активизацию мировой революции? В самом Декрете о мире проблема мировой революции затронута лишь косвенно — в форме призыва к рабочим Англии, Франции и Германии «довести до конца... дело освобождения трудящихся... от всякого рабства и всякой эксплуатации» [37]. Но выступая в первый же день победы революции на заседании Петроградского Совета с докладом о задачах власти Советов, В. И. Ленин высказывался более определенно: «Одной из очередных задач наших является необходимость немедленно закончить войну. Но для того, чтобы кончить эту войну, тесно связанную с нынешним капиталистическим строем, — ясно всем, что для этого необходимо побороть самый капитал. В этом деле нам поможет то всемирное рабочее движение, которое уже начинает развиваться в Италии, Англии и Германии... У нас имеется сила массовой организации, которая победит все и доведет пролетариат до мировой революции» [38]. Закончил выступление Ленин здравицей в честь «всемирной социалистической революции» [39].
Как видим, одним из условий выхода из империалистической войны Ленин считал уничтожение капиталистического строя. И, видимо, не случайно в заключительном слове на II съезде Советов по докладу о мире Ленин, нарисовав обобщенный образ крестьянина, внимательно (c.17) следящего за действиями советского правительства, помимо всего прочего вкладывает в его уста и такие слова: «Полное осуществление наших мыслей зависит только от свержения всего капиталистического строя» [40].
В этой связи возникает другой вопрос: на что реально надеялись, какие цели преследовали Ленин и его сторонники — агитационно-пропагандистские или конкретно-практические, — обращаясь с лозунгом всеобщего демократического мира не только ко всем народам, но и правительствам воюющих стран? Ведь трудно поверить, что Ленин и его единомышленники не отдавали себе отчета в том, что ни одно из существовавших тогда в капиталистическом мире правительств не примет условий заключения мира, сформулированных большевиками. Да и бацилла «национал-патриотизма» была в то время далеко не изжита практически у всех народов стран, принимавших участие в войне. Исследующий эту проблему А. В. Панцов полагает, что «главное для большевиков в то время заключалось в том, чтобы на глазах у всего мира столкнуть две принципиально разные программы выхода из войны: коммунистическую и империалистическую. Это должно было усилить влияние Октябрьской революции на международное рабочее движение, еще больше революционизировать массы» [41].
Думается, дело было не только в этом. Да, нельзя отрицать наличие идейно-пропагандистских зарядов, заложенных в Декрете о мире и в материалах, сопутствовавших его выработке, рассчитанных на народные массы других стран и, разумеется, России, рожденных курсом большевиков на «мировую революцию». И это подтверждается априорным непризнанием В. И. Лениным возможности подписать империалистические условия мира. «...Мы рассмотрим всякие условия мира, — отмечал В. И. Ленин, — все предложения. Рассмотрим, это еще не значит, что примем» [42]. Это подтверждается также тем, что Ленин, не веря в принятие Западом предложений Советской России, в то же время настойчиво проводил мысль о недопустимости ни в каком виде ультимативности в предложениях империалистическим правительствам, с тем чтобы тем самым не дать возможности «нашим врагам скрыть всю правду от народов, спрятавшись за нашу непримиримость» [43]. По мысли Ленина, «нам, главное, надо раскрыть всю мерзость, все негодяйство буржуазии и ее коронованных и некоронованных палачей, поставленных во главе правительства» [44]. (c.18)
Но нельзя не видеть и конкретных практических расчетов и надежду на улучшение положения Советской России, связываемых ее правительством с принятием и обнародованием Декрета о мире. Сегодня трудно сказать, к чему в действительности стремились Ленин и его единомышленники в первые дни и недели после революции — к длительному и устойчивому миру с капиталистическими странами или только к временному перемирию, с тем чтобы дать передышку уставшим от войны народам России, сформировать новую революционную армию и затем уже дальше разжигать пожар «мировой революции». Чтобы ответить на этот вопрос, нужны новые дополнительные исследования. Но то, что большевистское руководство с полной ясностью осознавало жизненно важную для России потребность в заключении перемирия, притом на возможно более длительный срок, и что одной из целей Декрета о мире было совершить прорыв в этом направлении, — это факт несомненный. Предложив всем правительствам и народам воюющих стран немедленно заключить перемирие, советское правительство, со своей стороны, подчеркнуло желание, чтобы это перемирие «было заключено не меньше как на 3 месяца, т. е. на такой срок, в течение которого вполне возможно как завершение переговоров о мире с участием представителей всех без изъятия народностей или наций, втянутых в войну или вынужденных к участию в ней, так равно и созыв полномочных собраний народных представителей всех стран для окончательного утверждения условий мира» [45].
Все сказанное позволяет, на наш взгляд, заключить, что с первых же дней своего зарождения внешнеполитическая доктрина (как бы мы сегодня сказали) Советского государства базировалась на двойственной основе. С одной стороны — курс на «мировую революцию» и ее поддержку, с другой — стремление обеспечить мирные условия дальнейшего существования возникшего строя. Впоследствии эта двойственность трансформировалась в два принципа, объявленные советским руководством основополагающими в советской внешней политике, — пролетарский интернационализм и мирное сосуществование государств с различным социальным строем. Соответствовала ли такая внешнеполитическая доктрина национально-государственным интересам народов бывшей царской России? Насколько она была реальна с точки зрения магистральных путей эволюции человеческого общества в XX столетии? Какую цену пришлось заплатить советскому (c.19) обществу за такой «дуализм» внешней политики? Все эти вопросы нуждаются в исследовании. Мы же здесь отметим, что функциональная несовместимость названных двух принципов, несоответствие теории «мировой революции» и практики ее подталкивания демократическим нормам международного права и межгосударственного общения давно уже подмечены зарубежными исследователями. В советской историографии эти проблемы стали предметом объективных исследований лишь в последние годы. После октябрьского переворота в России события продолжали бурно развиваться, и реальная жизнь выдвигала свои императивы. 28 октября (9 ноября) 1917 г. в «Правде» и «Известиях» был опубликован в качестве официального документа советского правительства Декрет о мире. Однако все правительства воюющих держав (в отличие от либерально-буржуазной и социал-демократической печати) проигнорировали и сам документ, и содержавшиеся в нем предложения. Тогда Совнарком 7 (20) ноября отдал приказ главнокомандующему российской армией генералу Духонину обратиться ко всем воюющим странам с предложением о перемирии [46]. На следующий день наркоминдел Л. Д. Троцкий направил послам союзных держав текст Декрета о мире, сопроводив его просьбой смотреть на указанный документ «как на формальное предложение немедленного перемирия на всех фронтах и немедленного открытия мирных переговоров» [47]. 9 (22) ноября послы союзных с Россией держав в соответствии с позицией своих правительств приняли совместное решение на советское предложение не отвечать [48]. В тот же день за отказ выполнять приказ Совнаркома был смещен с должности Верховного Главнокомандующего генерал Духонин и на этот пост назначен Н. В. Крыленко. Одновременно было оглашено по радио обращение В. И. Ленина и Н. В. Крыленко от имени Совнаркома к армии и флоту с объяснением причин снятия Духонина и назначения Крыленко и с призывом ко всем полковым, дивизионным, корпусным, армейским и другим комитетам к немедленному избранию уполномоченных для вступления в переговоры о перемирии с неприятелем [49].
Следует отметить, что советское правительство не проявляло особого стремления к сепаратным переговорам с Германией и ее союзниками, понимая, что в случае успеха такие переговоры усилили бы позиции стран Четверного союза и, напротив, ослабили бы позиции стран Антанты. Такое усиление по ряду причин не соответствовало (c.20) интересам Советской России. Поэтому Совнарком и НКИД продолжали буквально атаковать нотами не только правительства стран Четверного союза, но и Антанты и США, предлагая приступить к немедленному обсуждению возможности заключения всеобщего перемирия [50]. Однако правительства стран Антанты и США упорно не принимали предложений большевиков. Иную позицию пришлось занять правящим кругам кайзеровской Германии и других стран Четверного союза, в социальном плане столь же остро не приемлющих большевизм, как и Антанта. Вынужденные считаться с крайне тяжелым экономическим положением своих стран, с резким усилением антивоенных настроений среди трудовых слоев населения и солдат (не в последнюю очередь вследствие сильного воздействия советского Декрета о мире), правительства Германии и ее союзников заявили 14 (27) ноября 1917 г. о своем согласии вступить в переговоры с советским правительством. И такие переговоры начались в Брест-Литовске 20 ноября (3 декабря) 1917 г. Начало таких переговоров было фактом чрезвычайным: оно означало фактическое признание легитимности нового правительства России рядом крупных европейских государств, хотя и находившихся с ней в состоянии войны.
В советской историографии давно уже уделяется пристальное внимание истории Брестского мира, драматической борьбе в рядах РСДРП (б) по вопросу заключения тяжелейшего для Советской республики мира, итогам и последствиям этой борьбы для партии и государства [51]. При этом, не без влияния сталинского «Краткого курса истории ВКП (б)», в течение длительного времени господствовала примерно следующая схема. Оппозиционная группа «авантюристов» — «левых коммунистов» во главе с Н.И. Бухариным, А. Ломовым, Г.И. Оппоковым, Н. Осинским, В.В. Оболенским, Е.А. Преображенским и другими деятелями партии выступала решительно против заключения мира с империалистической Германией и ратовала за «революционную войну» во что бы то ни стало. Внешне межеумочную позицию — «ни мира, ни войны», а фактически, в условиях военной угрозы со стороны Германии, ведущую к капитуляции, занимали «предатель» Л.Д. Троцкий и его сторонники, призывавшие: «...войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем». И лишь великий «провидец» В.И. Ленин и его немногочисленные в данном случае сторонники, едва ли не с первых дней Октября исходившие из установки на мирное сосуществование (c.21) государств с различным социальным строем, сумели разобраться в обстановке и, пойдя на компромисс с германским империализмом, спасти революцию в России. В последние годы появляются работы, отходящие от этой схемы, доказательно демонстрирующие, что все обстояло не так просто и однолинейно, как это многие годы изображалось в нашей историографии. П.В. Волобуев обосновывает тезис, что именно Брестский мир, а не Октябрьская революция, стал той точкой отсчета, которая побудила большевистскую партию всерьез задуматься о необходимости выработки концепции мирного сосуществования [52]. Что же касается предоктябрьской программы большевиков, то, по мнению П.В. Волобуева, «партия пришла к Октябрьской революции с теорией мировой социалистической революции и вытекающей из нее концепцией революционной войны... Составной частью указанной теории был принцип пролетарского интернационализма» [53]. А.В. Панцов, подвергая сомнению правоту тех авторов, которые оценивают Брестский мир как выдающуюся победу ленинской стратегии и тактики, задается вопросами: «А может быть, этот мир стал победой Ленина над самим собой, над своими прежними взглядами? И в связи с этим действительно ли такими авантюрными были планы «левых», так ли уж резко контрастировали они со стратегией Ленина, и была ли линия Троцкого "предательской"?» [54].
В обширной статье «Рубикон Бреста» В.В. Журавлев стремится проанализировать воздействие «брестской эпопеи» на эволюцию внешнеполитической доктрины Советского государства того времени, а также раскрыть содержание этого события с точки зрения проверки способности внутрипартийного механизма принимать важнейшие политические решения [55]. В целом же, думается, историкам еще предстоит немало сделать, чтобы дать объективную обобщающую картину того, что было связано с заключением Брестского мира.
С учетом сказанного мы не собираемся представлять читателю свою версию истории Брестского мира, а сосредоточим внимание на том, что нас в первую очередь интересует: как повлиял Брест на формирование внешнеполитического курса Советской России и, соответственно, что нового он внес в ее внешнеполитическую стратегию и тактику, а также в практические методы и формы ведения международных дел?
История заключения Брестского мира подразделяется на несколько фаз, первая из которых проходила с 20 по (c.22) 22 ноября (3—5 декабря) 1917 г. В эти дни начались переговоры о перемирии между делегациями Советской России и стран Четверного союза, к участию в которых советская сторона по-прежнему настойчиво приглашала представителей всех воюющих стран. Огласив декларацию, в которой всем участникам переговоров предлагалось объявить о том, что возможное перемирие имеет своей целью установить мир на демократических принципах и началах, изложенных в Декрете о мире, советская делегация представила также на обсуждение проект договора о перемирии, главными пунктами которого, наряду с прекращением военных действий, были: недопущение переброски войск Германии и ее союзников с восточного фронта на западный, очищение немцами островов Моонзунда. Противная сторона представила свой проект перемирия на фронтах от Балтийского до Черного моря [56]. Ввиду уклончивой (а фактически негативной) позиции, занятой представителями стран Четверного союза по всем советским предложениям (единственное, чего удалось добиться советской стороне, — это согласия партнеров о предании полной гласности ведущихся переговоров), делегация Советской России не сочла возможным подписать соглашение о формальном перемирии (хотя фактически оно уже установилось) и предложила прервать переговоры на одну неделю, «чтобы дать возможность в течение этого времени информировать народы и правительства союзных стран о самом факте переговоров, об их направлении» [57]. 23 ноября (6 декабря) НКИД Советской России обратился к послам Великобритании, Франции, США, Италии, Китая, Японии, Румынии, Бельгии и Сербии с посланием, в котором информировал о ходе и содержании ведущихся в Брест-Литовске переговоров и предлагал правительствам союзных держав определить свое отношение к мирным переговорам, а в случае отказа принять в них участие, «открыто перед лицом всего человечества заявить ясно, точно и определенно, во имя каких целей народы Европы должны истекать кровью в течение четвертого года войны» [58]. Однако и это обращение Советской России было оставлено без внимания.
В эти дни произошло событие, не имеющее прямого отношения к переговорам в Брест-Литовске, но весьма тесно связанное с выработкой общей внешнеполитической концепции Советского государства. 20 ноября (3 декабря), то есть в день начала переговоров в Бресте, было обнародовано обращение председателя СНК В.И. Ленина и (c.23) наркома по делам национальностей И.В. Сталина ко всем трудящимся мусульманам России и Востока. В обращении наряду с призывом к трудящимся мусульманам России устраивать «свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно», для чего всемерно поддерживать революцию в России, содержался также пламенный призыв к мусульманам Востока свергать господство «хищников европейского империализма», которые «превратили вашу родину в расхищенную и обираемую свою „колонию"», не терять времени, сбрасывать с плеч вековых захватчиков-колонизаторов и самим стать хозяевами своих стран [59]. В обращении заявлялось также о полном отказе Советской России от тайных договоров свергнутого царя о захвате Константинополя, о разделе Турции и Персии [60]. Как видим, в обращении нашли дальнейшее развитие идеи, заложенные в Декрете о мире. Хотя не совсем ясно, почему в качестве адресата понадобилось объединять непременно всех мусульман — и тех, кто жил на территории бывшей царской России, и тех, кто находился за ее пределами. Ведь социально-политическое содержание призыва к тем и другим существенно отличалось. Обращение не содержало концепции «мировой революции» в ее пролетарско-социалистическом варианте. Но то, что оно имело целью продвинуть идею «мировой революции» в ее общедемократическом, антиимпериалистическом, антиколониальном варианте, вряд ли нуждается в доказательстве. По понятным причинам обращение было весьма благосклонно воспринято национально-патриотическими кругами многих мусульманских стран. Естественно, что в Лондоне, Париже, Гааге и в других столицах колониальных держав оно вызвало очередной приступ гнева и недовольства, побуждавший правящие круги этих стран активно думать о мерах недопущения распространения большевистского влияния за пределы России.
30 ноября (13 декабря) 1917 г. началась новая фаза переговоров в Брест-Литовске, в ходе которой молодой советской дипломатии удалось добиться существенной уступки — согласия немецкого командования не перебрасывать германские войска на Запад в течение всего времени, на которое предполагалось заключить перемирие. Выдвигая такое условие, советская сторона стремилась «не ущемлять один империализм за счет другого» и хоть в какой-то мере отстоять интересы народов союзных с Россией держав и Четверного союза (ведь в случае активизации военных действий на западном фронте погибать (c.24) предстояло в первую очередь простым солдатам, а не «высоким политикам») вопреки явному нежеланию их правителей пойти на всеобщее перемирие. Добившись такой уступки, советская сторона согласилась заключить договор о перемирии между Россией и странами Четверного союза, который и был подписан 2 (15) декабря 1917 г. Перемирие устанавливалось на всех участках военных действий с 4 (16) декабря 1917 г. по 1 (14) января 1918 г. Договаривающиеся стороны приняли обязательство непосредственно после подписания договора о перемирии приступить к мирным переговорам. 9 (22) декабря началась следующая фаза переговоров, теперь уже о заключении мирного договора. Вначале казалось, что сторонам удастся достичь известного компромисса и тем завершить дело. Однако в процессе переговоров с нарастающей очевидностью стала проявляться полярная противоположность целей и интересов, преследуемых обеими сторонами, принципиальная несовместимость их подходов к достижению своих целей.
Ни на шаг не отступая от решений II Всероссийского съезда Советов и других документов первых дней Советской власти, лозунгов и взятых обязательств, советская сторона бескомпромиссно отстаивала принципы достижения демократического мира, объявленные в Декрете о мире, одновременно всячески затягивая полученную мирную передышку с целью максимально использовать агитационные возможности вокруг переговоров в Бресте для дальнейшей активизации международного революционного движения и тем самым приблизить «мировую революцию». При этом особые надежды возлагались на скорое перерастание революционного движения в Германии в революцию. Первоначально на такой платформе стояли практически все руководящие деятели большевистской партии, включая и Ленина.
Квартет делегаций стран Четверного союза, в котором главную скрипку играли представители Германии, все более жестко и ультимативно ставил вопрос о подписании сепаратного мира с Россией, который дал бы им возможность развязать руки на Востоке, сохранив под своим господством все территории, захваченные в ходе войны. Как всегда бывает при таких коллизиях, решающую роль в конечном итоге сыграло реальное соотношение сил обеих сторон.
Своего рода Рубиконом на брестских переговорах стало 15 (28) декабря 1917 г., когда глава германской делегации фон Кюльман вручил советской стороне (c.25) австро-
германские условия мира, согласно которым считался решенным вопрос о выходе польских земель, Литвы, Курляндии, а также части Эстонии и Лифляндии из состава России и переходе их «под покровительство Германии» [61]. В дальнейшем ультимативный тон и аннексионистский характер требований, предъявляемых к России, усиливались. 5 (18) января 1918 г. делегации Четверного союза потребовали отделения от России не только вышеназванных земель, но и значительной части Белоруссии [62]. Для реалистично настроенного крыла советского руководства чем дальше, тем больше становилось ясно, что добиться подписания мирного договора на принципах, провозглашенных в Декрете о мире, не удастся. Перед большевиками и шедшими с ними в коалиции левыми эсерами со всей остротой встал вопрос: как быть дальше, соглашаться или не соглашаться на навязываемый Советской республике мир? В январе — феврале 1918 года вокруг этой проблемы и среди большевиков и левых эсеров развернулась исключительно острая, изобилующая драматическими моментами и поворотами внутрипартийная борьба. Ее перипетии весьма подробно описаны в работах последних лет, притом в значительной мере по-новому [63]. Поэтому, не останавливаясь на этих сюжетах, отсылаем читателя к указанным работам. Здесь же отметим, что в ходе этой борьбы выявился ряд обстоятельств, по-разному, но существенно сказавшихся на внешнеполитической стратегии и тактике Советского государства.
С одной стороны, в самой России выявилось весьма глубокое проникновение веры в грядущую мировую революцию в среду рабочих и до некоторой степени солдатских масс, что явилось, на наш взгляд, результатом настойчивого внедрения этой идеи в массовое сознание руководством большевиков и левых эсеров всеми доступными средствами с первых же дней победы Октября. Отсюда и та труднообъяснимая для нашего современника приверженность поддержке «мировой революции» любой ценой, характерная для всех течений большевистского движения рассматриваемого периода. Во многом схожей была ситуация и в левоэсеровских рядах. Не случайно курс на «установление социалистической организации общества и победу социализма во всех странах» [64] был зафиксирован в «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», утвержденной 12 (25) января 1918 г. III Всероссийским съездом Советов и впоследствии положенной в основу первой Советской конституции. (c.26)
Посевы большевиков и левых эсеров упали на благодатную почву, поскольку на протяжении длительного времени, в том числе и в начале XX столетия, в России были сильны идеалистическая тенденция в развитии общественной мысли, а также известный утопизм народного сознания. Об этом писал в свое время Н. Бердяев [65]. Нельзя, на наш взгляд, не согласиться с современным советским историком А. Кивой, который считает, что «общество, которое по тем или иным причинам в ходе своего исторического развития не прошло через фазы рационализации своего сознания (что на Западе достигалось посредством Реформации, длительного развития капиталистических отношений и т. д.), окончательно не освободилось от мифологического восприятия действительности, всегда отдает предпочтение малореалистичным, но грандиозным планам свершений перед скромными, будничными, но реально выполнимыми и реально содействующими прогрессу страны начинаниями» [66]. Большевики и левые эсеры объявили, что не за горами мировая революция, в результате которой «мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!», и многие в России в это поверили. Тем более что верить в это очень хотелось. Многих людей захватила мысль (это хорошо показал в своих книгах Андрей Платонов) [67], что им предстоит построить некое еще невиданное в истории человечества общество и именно они поставлены историей в авангарде всего мира. Отсюда и та фанатичная преданность идее «мировой революции», проявившаяся в России в дни Бреста. Иллюстрацией служат острые баталии, начавшиеся в партии большевиков в январе 1918 года.
Ознакомившись с австро-германскими условиями мирного договора от 15 (28) декабря 1917 г. и от 5 (18) января 1918 г., В. И. Ленин, судя по всему, начинает осознавать всю серьезность положения, в котором оказались страна и новая власть вследствие эскалации германской угрозы. «Мирные переговоры в Брест-Литовске, — писал В.И.Ленин 7 (20) января 1918 г., — вполне выяснили в настоящий момент, к 7.1.1918, что у германского правительства (вполне ведущего на поводу остальные правительства четверного союза) безусловно взяла верх военная партия, которая по сути дела уже поставила России ультиматум... Ультиматум этот таков: либо дальнейшая война, либо аннексионистский мир...» [67]. Понимая невозможность для России дальнейшего ведения войны, В. И. Ленин приходит к принципиально важному выводу о необходимости (с.27) безотлагательного заключения сепаратного мира с Германией и ее союзниками на выдвигаемых ими условиях. Свои соображения В. И. Ленин излагает в написанных 7 (20) января «Тезисах по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», представленных им на обсуждение совещания членов ЦК с партийными работниками 8 (21) января 1918 г.
Их суть: сложилась иная, чем прежде, общественно-экономическая и политическая ситуация, в которой оказалась Советская Россия; разложение российской армии и оттяжка германской революции диктуют незамедлительность подписания аннексионистского мирного договора; в основу определения международных задач Советской власти должно быть положено положение дел с социалистической революцией в России [68]. «Заключая сепаратный мир, — отмечал Ленин, — мы в наибольшей, возможной для данного момента, степени освобождаемся от обеих враждующих империалистических групп, используя их вражду и войну, — затрудняющую им сделку против нас, — используем, получая известный период развязанных рук для продолжения и закрепления социалистической революции» [69].
Казалось бы, ясно: переосмысливая реальную ситуацию, лидер партии предлагает единственно возможный выход из создавшегося положения, с тем чтобы спасти и саму партию, и государственный строй, создания которого она так упорно добивалась. И тем не менее из присутствовавших на упомянутом совещании 63 человек абсолютное большинство не поддерживало позицию Ленина. После бурных дебатов состоялось голосование, в ходе которого только 15 человек высказались за предложение В. И. Ленина подписать мир. 32 человека поддерживали лозунг революционной войны, отстаиваемый «левыми коммунистами» во главе с Н.И. Бухариным, все свои надежды искренне возлагавшими на революцию в Европе и ставившими в прямую зависимость от этого судьбу революции в России. 16 человек поддержали позицию Л.Д. Троцкого: «Состояние войны прекращается, армия демобилизуется, уходим домой строить социалистическую Россию» [70]. Троцкий был не согласен с доводами сторонников революционной войны. На первый план он выдвигал «моральный фактор», полагая, что, уклонившись от подписания аннексионистского мира, большевики тем самым будут чисты перед рабочим классом всех стран [71].
Комментируя итоги голосования, В.И. Ленин усматривал (с.28) в них аналогию с положением дел в партии летом 1907 года, «когда огромное большинство большевиков было за бойкот III Думы», а Ленин наряду с Ф. Даном защищал участие в ней и «подвергался ожесточеннейшим нападкам за свой оппортунизм» [72]. «Как и тогда, — писал В. И. Ленин, — большинство партийных работников, исходя из самых лучших революционных побуждений и лучших партийных традиций, дает увлечь себя «ярким» лозунгом, не схватывая новой общественно-экономической и политической ситуации, не учитывая изменения условий, требующего быстрого, крутого изменения тактики» [73].
Следует отметить, что разброс мнений был тогда характерен не только для руководства большевистской партии, но и для низовых организаций. Например, из 22 резолюций партийных комитетов, конференций и собраний, поступивших в центр до 18 февраля от 160 партийных организаций промышленных районов страны, только 4 склонялись к необходимости подписания мира. В остальных содержались в различных вариантах требования мира не заключать [74]. Иные настроения господствовали в измученной и обескровленной армии. Абсолютное большинство существовавших тогда в воинских частях партячеек последовательно выступало за быстрейшее заключение мира [75].
В этих чрезвычайных условиях зарождавшееся в недрах партии течение «реалистов» не могло не видеть ряд объективных обстоятельств, характеризовавших международную и внутригосударственную обстановку того времени. Во-первых, выявилась эфемерность надежд на близкую победу революции в Европе, и в первую очередь в Германии. Социальные взрывы и конфликты хотя и потрясали многие европейские государства, но все же не приобрели такой силы и размаха, которые привели бы к коренным изменениям их государственного устройства. В этой связи, повторяя неоднократно высказанную им в первые послеоктябрьские недели мысль о том, что революция в Европе безусловно наступит, но время ее прихода не может быть точно определено, В.И. Ленин подчеркивал, что «было бы ошибкой построить тактику социалистического правительства России на попытках определить, наступит ли европейская, и особенно германская, социалистическая революция в ближайшие полгода (или подобный краткий срок) или не наступит. Так как определить этого нельзя никоим образом, то все подобные попытки объективно свелись бы к слепой азартной игре» [76]. (c.29)
Не привела к желаемым результатам и тактика всяческого затягивания переговоров в Бресте в расчете на революционный взрыв в Европе в результате «динамитного» воздействия доведенных до сознания масс идей, заложенных в первых декретах Советской власти, и самого факта Октябрьской революции на европейские народы. Общеизвестно, что мирные предложения советского правительства нашли широкую морально-политическую поддержку у народов Европы. В январе 1918 года по многим городам Австро-Венгрии и Германии прокатилась волна митингов, демонстраций и забастовок в поддержку позиции советской делегации на переговорах в Бресте. И все же правящие круги этих стран сумели овладеть ситуацией и повести переговоры на основе, определяемой прежде всего их социально-классовыми устремлениями.
Между тем именно в январе — феврале 1918 года наблюдались существенные изменения во взглядах В. И. Ленина и его сторонников на проблему взаимодействия революции в России и в остальном мире, что явилось, надо полагать, результатом осмысления опыта первых месяцев Советской власти. В отличие от работ, написанных в марте — октябре 1917 года, в которых красной нитью проходит мысль о подчинении интересов пролетарской революции в России задачам мировой революции, теперь Ленин ставит вопрос по-другому: первостепенная, жизненной важности задача — во что бы то ни стало спасти, сохранить и дать возможность любыми путями укрепиться первому и единственному пока в мире Советскому государству как главному оплоту всех возможных вариантов дальнейшего развития революционного процесса в других странах [77]. Это был серьезный поворот в ленинских взглядах на международно-политическую картину того времени, и брестская эпопея, несомненно, сыграла свою роль в таком повороте. Возражая сторонникам «революционной войны во что бы то ни стало», Ленин особо подчеркивает необходимость считаться «с объективным соотношением классовых сил и материальных факторов в переживаемый момент начавшейся социалистической революции» [78].
Напомнив о необходимости учета объективных условий и их изменения, постановки вопроса «конкретно, применительно к этим условиям» [79], В.И. Ленин утверждает, что «коренная перемена состоит теперь в создании республики Советов России, что выше всего и для нас и с международно-социалистической точки зрения сохранение этой (c.30)
республики, уже начавшей социалистическую революцию» [80]. Что же касается лозунга революционной воины со стороны России, столь горячо отстаиваемого «левыми коммунистами», то, по мнению В. И. Ленина, в тот момент этот лозунг «означал бы либо фразу и голую демонстрацию, либо равнялся бы объективно падению в ловушку, расставляемую нам империалистами, которые желают втянуть нас в продолжение империалистской войны, как слабую пока еще частичку, и разгромить возможно более дешевым путем молодую республику Советов» [81].
В дни Бреста В. И. Ленин выдвигает ряд положений, по-новому трактующих проблему понимания пролетарского интернационализма. Не отказываясь от Марксова обоснования пролетарского интернационализма как идеологии и политики национальных отрядов рабочего класса, международного рабочего и коммунистического движения в целом, В. И. Ленин наряду с этим предлагает и отстаивает существенные коррективы, связанные с практическим воплощением принципов пролетарского интернационализма в жизнь, особенно в связи с проблемой возможных и необходимых контактов Советской России с капиталистическими странами. Квалифицируя как «странную и чудовищную» позицию тех «крайних» революционеров, которые во имя субъективно трактуемых ими интересов международной революции считали целесообразным пойти даже на утрату Советской власти в России (резолюцию такого содержания 24 февраля 1918 г. вынесло Московское областное бюро РСДРП), В.И. Ленин ставил вопрос: «Может быть, авторы (резолюции. — Авт.) полагают, что интересы международной революции запрещают какой бы то ни было мир с империалистами?» и комментировал: «Неверность подобных взглядов... бьет в глаза. Социалистическая республика среди империалистских держав не могла бы, с точки зрения подобных взглядов, заключать никаких экономических договоров, не могла бы существовать, не улетая на луну» [82]. Может быть, авторы вышеуказанной резолюции полагают, продолжает В. И. Ленин, что интересы международной революции требуют подталкивания ее военным путем? «Подобная „теория", — высказывает он свое мнение, — шла бы в полный разрыв с марксизмом, который всегда отрицал „подталкивание" революций, развивающихся по мере назревания остроты классо-вых противоречии, порождающих революции» [83].
Вслед за этим В. И. Ленин формулирует положение, дальнейшее развитие которого и взятие на вооружение, на (c.31) наш взгляд, могли сильно видоизменить практические подходы Советского государства и общества в целом к проблемам интернационализма. «На деле, — писал В. И. Ленин, — интересы международной революции требуют, чтобы Советская власть, свергнувшая буржуазию страны, помогала этой революции, но форму помощи избирала соответственно своим силам» [84]. Как видим, Ленин особо акцентирует внимание на форме возможной помощи со стороны победившего рабочего класса другим национальным отрядам рабочего движения и соответствии этой помощи его силам.
Если понимать ленинский призыв к тщательному выбору формы интернациональной помощи как призыв трезво учитывать всю совокупность объективных и субъективных политических, экономических и иных факторов, связанных с этой помощью, включая учет и соблюдение общепринятых норм международного права, то можно предположить, что принятие этой идеи хотя бы основными звеньями советского руководства избавило бы Советское государство от целого ряда осложнений и в те суровые времена и в будущем. Но, к сожалению, этого не произошло ни в 1918-м, ни в последующие годы.
Во второй половине февраля 1918 года со всей очевидностью проявилась нереальность расчетов на то, что германская военщина окажется неспособной развернуть боевые действия против Советской России в случае ее несогласия с большевистскими условиями мира на переговорах в Брест-Литовске. А такого рода расчеты, надежды и настроения были свойственны практически всему руководству РСДРП(б) на начальных этапах переговоров в Бресте. В случае, если же Германия все-таки решится продолжить войну с Россией, руководство партии рассчитывало организовать такой всенародный отпор врагу, который остановил бы германское нашествие [85].
Однако реальные события пошли по другому руслу. 18 февраля 1918 г. немцы возобновили военные действия. 19 февраля они заняли Двинск и Полоцк и двинулись в направлении Петрограда. 23 февраля в Петроград был доставлен новый германский ультиматум, содержавший еще более жесткие, чем предыдущие, территориальные, экономические и военно-политические условия, на которых немцы соглашались подписать договор о мире. Слабо вооруженные, только начавшие создаваться в те дни разрозненные части Красной Армии едва сдерживали рвавшиеся к столице немецкие соединения. Что же касается (c.32) «всенародного вооруженного отпора в защиту социализма», то его тогда организовать не удалось.
Получив германский ультиматум, члены ЦК РСДРП(б) собрались 23 февраля на срочное заседание. После оглашения Я.М. Свердловым текста ультиматума слово взял В.И. Ленин. На этот раз выступление его было кратким и ультимативным: политика революционной фразы окончена; если эта политика будет продолжаться, то он, Ленин, выходит и из правительства, и из ЦК; для революционной войны нужна армия, ее нет, значит, надо принимать условия [86].
В ходе бурно-эмоциональных дебатов снова выявился разброс мнений. Более-менее однозначно предложение Ленина поддержали Свердлов, Зиновьев, Сокольников, после некоторых колебаний — Сталин. Решительно возражал Бухарин, подавший 22 февраля письменное заявление о выходе из ЦК и о сложении с себя звания редактора «Правды». Его поддержали Урицкий и Ломов. Троцкий, днем раньше заявивший о своей отставке с поста наркома иностранных дел, выразил сомнения в убедительности доводов Ленина, но поскольку в партии возникла опасность раскола и вести революционную войну при таком положении невозможно, то он, Троцкий, не мог взять на себя ответственность голосовать за войну. Дзержинский, Крестинский и Иоффе выступили с совместным заявлением о том, что они воздержатся от голосования по вопросу о мире, поскольку, с одной стороны, они считают невозможным подписывать сейчас мир с Германией, а с другой — полагают, что отклонение германского ультиматума в условиях, когда партии грозит раскол, может поставить русскую революцию в положение еще более опасное, чем при подписании мира [87]. В конечном счете за предложение Ленина принять германский ультиматум проголосовали 7 человек (Ленин, Свердлов, Зиновьев, Сталин, Сокольников, Стасова, Смилга), против — 4 (Бубнов, Бухарин, Ломов, Урицкий), воздержались 4 (Троцкий, Крестинский, Дзержинский, Иоффе) [88].
24 февраля в 3 часа ночи собралось экстренное заседание ВЦИК. Выступивший на нем с докладом В.И. Ленин заявил: «Мы сделали все, что возможно. ...На этот раз нам пришлось пережить тяжелое поражение, и поражению надо уметь смотреть прямо в лицо» [89]. Продолжая полемику с «левыми коммунистами», В. И. Ленин, хотя и в сдержанной форме, отметил абстрактно-доктринерский характер их взглядов, их оторванность от реальной (c.33) действительности и непонимание настроении и чаянии основной массы трудового населения. «Если теперь мы не можем ответить войной, — говорил Ленин, — то потому, что нет сил, потому, что и воевать можно только с народом. Если успехи революции заставляют многих из товарищей говорить противное, то это не есть массовое явление, это не есть выражение воли и мнения настоящих масс; если вы пойдете к настоящему трудящемуся классу, к рабочим и крестьянам, то вы услышите один ответ, что мы не можем вести войну ни в коем случае, нет физических сил...» [90].
Охарактеризовав условия мира, выставленные германскими империалистами как тяжелые, безмерно угнетательские, хищнические, В.И. Ленин признал, что «иного выхода, как подписать эти условия, у нас нет», и выразил уверенность, что «массы поймут нас и оправдают, когда мы подпишем этот вынужденный и неслыханно тягостный мир» [91]. После бурных дискуссий (на этот раз против предложения Ленина возражали представители меньшевиков-интернационалистов, правых и левых эсеров, максималистов и анархистов) члены ВЦИКа поименным голосованием большинством голосов (116 — за, 85 — против, 26 воздержались) одобрили предложенную большевистской фракцией резолюцию о принятии германских условий мира [92]. На основании этого решения в тот же день в 4.30 утра было принято постановление Совнаркома о принятии германских условий мира. В 7 часов утра об этом решении правительства было сообщено в Берлин. И, несмотря на это, германские войска не прекратили военных действий вплоть до 3 марта, когда был подписан мир.
3 марта 1918 г. в Брест-Литовске состоялось подписание мирного договора России с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. В соответствии с договором от России отходили не только земли Польши, Литвы, Курляндии и части Белоруссии, но и вся Эстляндия и Лифляндия. Кроме того, Россия должна была вывести свои войска с территории Украины и Финляндии, а также заключить мир с Украинской Центральной Радой. Русским войскам надлежало также очистить округа Ардаган, Каре и Батум [93]. В приложениях к договору, а также в заключенных позже дополнительных соглашениях определялись экономические отношения России с каждой из стран Четверного союза. Условия устанавливались очень тяжелые. По данным, приводимым исследователями, по Брестскому миру от Советской республики было отторгнуто 780 тыс. (c.34) кв. км территории с населением 56 млн. человек (для сравнения напомним, что территория, например, такого крупного современного европейского государства, как Польша, составляет 312 тыс. кв. км с населением около 38 млн. человек) [94]. На отторгаемой территории находилась треть железнодорожной сети страны, производилось 73% железа и добывалось 89% угля. Кроме того, России надлежало выплатить Германии контрибуцию в размере 6 млрд. марок [95].
Вопрос о Брестском мире был центральным на состоявшемся 6 — 8 марта VII экстренном съезде РКП(б). С политическим отчетом ЦК — докладом о войне и мире выступил В.И. Ленин. С содокладом — Н.И. Бухарин. Отстаивая свой главный тезис о том, что «попытка перенесения тактики октября — ноября внутри одной страны (России. — Авт.), этого триумфального периода революции, — перенесения с помощью нашей фантазии на ход событий мировой революции — эта попытка обречена на неудачу» [96], В.И. Ленин еще раз изложил аргументы и взгляды сторонников ратификации Брестского мира. Н.И. Бухарин, полемизируя с В.И. Лениным, отстаивал два тезиса: а) мирного сожительства между Советской республикой и международным капиталом ни в каком виде быть не может; б) условия Брестского мира никакой передышки Советской России не дадут. Поэтому выход один — революционная война против германского империализма [97]. Заканчивая выступление, Бухарин предложил «аннулировать договор о мире, который ничего не дает, который означает нашу капитуляцию, и теперь же приступить к правильной подготовке, к созданию боеспособной Красной Армии» [98]. И снова, как и на предыдущих партийных форумах, разгорелась жаркая дискуссия между сторонниками и противниками на этот раз ратификации Брестского договора. В конечном счете возобладал реализм. 8 марта поименным голосованием (30 — за, 12 — против, 4 воздержались [99]) съезд принял резолюцию, в которой признал необходимым утвердить «тягчайший, унизительный мирный договор с Германией» [100]. Показательно, что и в резолюции фиксировалось, что партия, идя на этот договор, вместе с тем ни на шаг не отступает от идеи всемерной поддержки мировой революции, поскольку «видит надежнейшую гарантию закрепления социалистической революции, победившей в России, только в превращении ее в международную рабочую революцию» [101].
15 марта 1918 г. IV Чрезвычайный съезд Советов (c.35) поименным голосованием большинством голосов (за — 784, против — 261, воздержались 115) ратифицировал мирный договор, подписанный в Бресте [102]. 17 марта договор был ратифицирован и германской стороной. Советская Россия получила долгожданную передышку.
Значение Брестского мира в истории нашей страны по-разному оценивается в советской литературе. На наш взгляд, ближе к истине А.В. Панцов, считающий, что Брестский мир «был серьезным маневром Ленина и его сторонников в области тактики, кратковременным отступлением на извилистом пути борьбы за победу мировой революции» [103]. Вместе с тем никто пока еще не смог поколебать то, что уже давно доказано и признано в советской историографии, а именно: Брестский мир дал советскому правительству пусть непрочную и кратковременную, но все же передышку, необходимую для спасения Советской власти, что позволило большевикам высвободить силы для организации сопротивления внутренней и внешней контрреволюции.
К сказанному добавим следующее. В период Бреста большевики не сумели избавиться от глубоко укоренившейся к тому времени в их рядах концепции «революционного мессианства», предполагавшей и обосновывавшей особую роль Советской России в дальнейшем развороте мировой революции. В то же время нельзя не видеть, что в период Бреста молодое Советское государство пережило свой первый «внешнеполитический стресс», под влиянием которого потребности практической политики взяли верх над нереальными идеологическими установками. В. Журавлев отмечает и такое немаловажное обстоятельство, как проявленная тогда партией способность, хотя и не сразу, с огромным трудом, но все же решить возникшие в ней принципиальные разногласия методами внутрипартийной демократии, не доводя дело до открытого раскола [104].
Соображения и выводы, высказанные В. И. Лениным в ходе дискуссии о Брестском мире, закладывали определенную основу для выработки в дальнейшем концепции мирного сосуществования государств с различным строем. Исследовавший эти сюжеты А.О. Чубарьян отмечает, что в период Бреста Ленин еще не ставил вопрос о формах и методах взаимоотношений Страны Советов с капиталистическими странами: в те месяцы была решена принципиальная проблема — допустимость таких отношений [105]. Именно в это время В. И. Ленин впервые выдвигает идею о (c.36) возможности блокирования Советского государства с одними буржуазными государствами против других, по его мнению, более агрессивных и опасных для судеб социализма [106].
Завоеванная дорогой ценой мирная передышка оказалась для Советской России недолгой. И первым государством, которое стало нарушать Брестский мир, была Германия. Ее правящие круги, не возобновляя «большой войны», стали на путь «ползучей агрессии», под разными предлогами захватывая одну за другой части территории России и Украины.
Весной 1918 года высадкой английских войск на севере России, а также японских и английских отрядов — на Дальнем Востоке началась открытая вооруженная интервенция стран Антанты против Советской России, В конце июня во Владивостоке высадился отряд американской пехоты. В конце мая вспыхнул антисоветский мятеж находившегося на территории России чехословацкого корпуса, поддерживаемого Антантой. Все это, разумеется, сильно затрудняло политико-дипломатическую борьбу советского правительства против захватнических устремлений и действий германского империализма. Перед советской дипломатией снова во весь рост встала практическая задача — добиваться мира для своего государства.
Однако практическое решение этой задачи было крайне затруднено. Главным препятствием выступала откровенная враждебность правящих кругов ведущих капиталистических держав, после непродолжительных раздумий пришедших к твердому убеждению в необходимости любым путем, вплоть до применения вооруженной силы, погасить, уничтожить опасный для их существования «очаг большевизма». С другой стороны, не содействовал достижению намеченной цели советской дипломатии продолжавший весьма воинственно провозглашаться в Москве курс на «мировую революцию». Видимо, «брестский душ» оказался не настолько холодным, чтобы остудить горячие головы российских ультрареволюционеров. 10 июля 1918 г. V Всероссийский съезд Советов принял Конституцию РСФСР, в которую в качестве первого раздела был включен полный текст упомянутой выше «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Наряду с отмеченным уже курсом на «установление социалистической организации общества и победу социализма во всех странах» в декларации ставился вопрос о непризнании Советской властью финансовых обязательств дореволюционной (c.37) России [107], что весьма болезненно задевало интересы прежде всего таких стран, как Франция и Англия.
С осени 1918 года тезис о «мировой революции» вновь и все более активно выдвигается в документах РКП(б) и советского правительства. И для этого, казалось, были весомые основания. После открывших 1918 год неудач на севере Европейского континента (подавление рабочей революции в Финляндии, оккупация германскими войсками в феврале 1918 г. Эстонской Советской республики и всей территории Латвии, в том числе и той ее части, где была установлена Советская власть) осенью 1918 года последовал мощный революционный взрыв в Центральной и Юго-Восточной Европе.
В октябре — ноябре 1918 года под ударами национально-освободительного движения народов, усилившегося в результате идейного воздействия Октябрьской революции в России, рухнул и перестал существовать один из самых консервативных режимов в Европе — Австро-Венгерская империя Габсбургов. На ее развалинах возник ряд самостоятельных государств — Австрия, Венгрия, Чехословакия, а также Сербо-Хорвато-Словенское королевство (впоследствии Югославия). В первой декаде ноября 1918 года революция смела кайзеровскую монархию в Германии. 13 ноября ВЦИК постановлением, подписанным Я.М. Свердловым и В.И. Лениным, аннулировал Брест-Литовский договор и все связанные с ним соглашения. От имени РСФСР ВЦИК выразил надежду, что отныне отношения между народами России, Германии и бывшей Австро-Венгрии будут не только мирными отношениями. «Это будет союз трудящихся масс всех наций, — говорилось в постановлении ВЦИК, — в их борьбе за создание и укрепление социалистического строя на развалинах строя милитаризма, империализма и экономического рабства» [108], то есть союз в борьбе за победу социалистической революции в этих странах. Подтверждая свою принципиальную приверженность праву «трудящихся наций всех народов» на самоопределение, ВЦИК и советское правительство заявляли, что «в основу истинного мира народов могут лечь только те принципы (обращает на себя внимание категоричность заявления. — Авт.), которые соответствуют братским отношениям между трудящимися всех стран и наций и которые были провозглашены Октябрьской революцией и отстаивались русской делегацией в Бресте» [109]. Таким образом, здесь налицо полный возврат к «добрестовскому» видению мира с его заостренным (с.38) классово-пролетарским подходом ко всем явлениям международной жизни и фетишизацией идеи мировой революции. Все это дает основание полагать, что осенью 1918 года отрезвляющее действие Бреста полностью прекратилось. Эйфория, вызванная революцией в Германии и Австро-Венгрии, видимо, превалировала в сознании советских руководителей над всеми другими чувствами и политическими соображениями.
2—6 марта 1919 г. в Москве состоялся I конгресс Коммунистического Интернационала, который оформил и укрепил уже существовавшие коммунистические партии и дал толчок к ускорению образования новых. Свою главную задачу Коминтерн сформулировал так: опрокинуть буржуазный миропорядок «и воздвигнуть на его месте здание социалистического строя» [110].
VIII съезд РКП (б) (18—23 марта 1919 г.) принял новую Программу партии, в которой подчеркивалось: «...только пролетарская, коммунистическая революция может вывести человечество из тупика, созданного империализмом и империалистическими войнами» [111]. В связи с созданием Коминтерна съезд принял специальную резолюцию, в которой всецело присоединился к его платформе и выразил готовность всеми силами и средствами «бороться за осуществление великих задач III Интернационала». Однако реальная жизнь, оказавшаяся гораздо сложнее теоретических построений, перечеркнула радужные надежды.
По-разному развивался революционный процесс в европейских странах. Ноябрьская революция 1918 года в Германии стала прологом классовых схваток, потрясавших страну вплоть до января 1919 года. В силу ряда причин революция не вышла за буржуазно-демократические рамки, хотя и была в известной степени проведена пролетарскими средствами и методами. Не вышли за рамки буржуазно-демократических преобразований и перемены, вызванные революционными событиями в ноябре 1918 года в Австрии.
Своеобразно развивались революционные процессы в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, Чехословакии, вновь обретшей в 1918 году независимость Польше, королевской Румынии, потерпевшей поражение в войне Болгарии. Господствующие здесь классы сумели сдержать натиск революционных сил и сохранить существовавшие режимы. Более того. Возникшие в результате широких революционных сдвигов Сербо-Хорвато-Словенское (c.39) королевство и Чехословакия в силу ряда причин оказались в контрреволюционном лагере. Такую же позицию заняли Польша и Румыния.
Мощный размах приобрело в конце 1918 — начале 1919 года революционное движение в Венгрии. 21 марта 1919 г. здесь произошла социалистическая революция, была провозглашена Венгерская Советская республика, установившая тесный идейно-политический союз с Советской Россией. Вслед за Венгерской возникли существовавшие непродолжительное время Баварская Советская республика (13.IV—1.V.1919 г.) и Словацкая Советская республика (16.IV—7.VII.1919 г.).
В Советской России установление Советской власти в Венгрии было воспринято с большим энтузиазмом. В радиограмме правительству Венгерской Советской республики, направленной В. И. Лениным в Будапешт по поручению VIII съезда РКП (б), говорилось: «VIII съезд Российской коммунистической партии шлет пламенный привет Венгерской Советской республике. Наш съезд убежден в том, что недалеко то время, когда во всем мире победит коммунизм» [112].
Что же касается стран Западной Европы, то здесь, хотя под воздействием российского Октября и европейских революций размах рабочего движения превзошел все довоенные масштабы, классовые битвы не достигли в целом такой остроты, как в центре и на востоке Европы. Широко распространившиеся здесь антивоенные выступления рабочего класса не создали революционной ситуации и не привели к революциям. Буржуазия Франции, Великобритании (в определенной мере Италии) использовала то обстоятельство, что эти страны вышли из войны победительницами, и путем некоторых уступок, социального маневрирования сумела в конечном счете приглушить резкие социальные протесты трудовых слоев населения и не допустить революционных взрывов.
После окончания мировой войны заметно усилил борьбу за улучшение условий своей жизни рабочий класс США. Обострение социальной напряженности в соединении с воздействием революционных событий в России и Европе стало и в США источником острых классовых столкновений. Но и здесь до серьезных революционных потрясений дело не дошло.
В то же время нельзя не отметить большое значение такого явления в истории интернациональной взаимоподдержки трудящихся, как широко развернувшееся в 1918— (c.40) 1920 годах в Германии, Англии, Франции, Италии, США и других странах движение «Руки прочь от России!». Важной составной частью движения стали отказы многих солдат из состава посылаемых Антантой в Россию экспедиционных войск воевать против Советской России, энергичные действия рабочих (портовиков, транспортников, занятых на оружейных заводах), направленные на недопущение отправки войск, поставки оружия и боеприпасов, предназначенных для вооруженной борьбы со Страной Советов. В. И. Ленин высоко оценивал значение этих акций. «Эта победа, — отмечал он в речи на VII Всероссийском съезде Советов, — которую мы одержали, вынудив убрать английские и французские войска, была самой главной победой, которую мы одержали над Антантой. Мы у нее отняли ее солдат. Мы на ее бесконечное военное и техническое превосходство ответили тем, что отняли это превосходство солидарностью трудящихся против империалистических правительств» [113].
Революционный взрыв 1917 года в России откликнулся мощным эхом не только на Западе, но и на Востоке. Свое влияние на развитие национально-освободительной борьбы в Азии и Африке оказала внешняя политика Советского государства, и в частности зафиксированное в Декрете о мире требование мира без аннексий и контрибуций, сопровождаемое уже упоминавшимся разъяснением, что аннексией является всякий захват чужой земли, независимо от того, когда он совершен и насколько развитой или отсталой является насильственно присоединяемая или насильственно удерживаемая нация. Опубликовав и аннулировав секретные договоры царской России с другими империалистическими державами, предусматривавшие, в частности, раздел и закабаление ряда стран Востока, правительство РСФСР отказалось и от всех неравноправных договоров, в свое время вырванных царизмом у Китая, Турции, Ирана и других зависимых стран, от сфер влияния и различных привилегий.
Колониальный мир не был един с точки зрения социально-экономического и политического развития общественных структур, национального самосознания народов, поэтому каждая из колониальных и зависимых стран шла по своему собственному пути революционного развития. Развернувшееся в мае — июне 1919 года в Китае «движение 4 мая» объединило в своих рядах студентов, рабочих, городскую бедноту, представителей национальной буржуазии. Оно было направлено против тайных, (c.41) аннексионистских в отношении Китая, антинародных договоров, заключенных пекинским правительством с Японией в 1918 году, и поддержки этих договоров империалистическими державами на Парижской мирной конференции 1919 года. Главный лозунг движения: «Во внешней политике — борьба за государственный суверенитет, во внутренней — наказание государственных преступников!». Бурный всплеск антиколониальной, антиимпериалистической борьбы, потрясший в 1919—1921 годах Индию, «жемчужину британской короны», сопровождался антифеодальными выступлениями крестьян. Недовольство колониальным режимом в Индонезии нашло отражение в прокатившихся по всей стране в 1918—1919 годах крестьянских волнениях, стачках рабочих, в выступлениях буржуазных и мелкобуржуазных политических деятелей. Март — апрель 1919 года были отмечены восстанием корейского народа против японских империалистов, которые, по словам В.И. Ленина, угнетали и грабили Корею «с неслыханным зверством, соединяющим все новейшие изобретения техники и пыток чисто азиатских» [114]. Развернувшаяся в 1919—1921 годах народная революция в Монголии была направлена против хозяйничавших в стране китайских милитаристов и российских белогвардейских отрядов, а также сотрудничавших с ними местных феодалов.
В.И.Ленин и его единомышленники в РКП(б) и Коминтерне придавали большое значение вопросам практического взаимодействия между революционным рабочим и национально-освободительным движениями. В принятой VIII съездом РКП(б) Программе партии говорилось о неизбежности в ходе борьбы между пролетариатом и буржуазией в международном масштабе сочетания «гражданской войны внутри отдельных государств с революционными войнами как обороняющихся пролетарских стран, так и угнетаемых народов против ига империалистических держав» [115]. Развивая эту мысль, В.И. Ленин в докладе на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока (ноябрь 1919 г.) отмечал, что настало время «участия всех народов Востока в решении судеб всего мира».
Но вернемся к европейским делам. 1 августа 1919 г. под объединенными ударами внутренней и международной контрреволюции пала Венгерская Советская республика. Революционная волна, всколыхнувшая Центральную и Юго-Восточную Европу, явно шла на спад. Имевшие место в дальнейшем отдельные вспышки социального недовольства (с.42) (например, в декабре 1919 г. в Болгарии) не меняли общей картины. Высказанный в январе 1918 года В. И.Лениным прогноз относительно того, как далеко пойдет развитие революции — «русский начал — немец, француз, англичанин доделает, и социализм победит» [116] — не находил подтверждения. А.Е. Бовин в этой связи замечает: «Диалектика истории: у наших классовых братьев за рубежом хватило сил, чтобы помочь нам, но не хватило сил, сплоченности, революционной сознательности, чтобы доделать начатое нами» [117]. Думается, дело было не только в нехватке, сил или отсутствии революционной сознательности у рабочих Англии, Франции, Германии, США. Причины коренились гораздо глубже: в значительных потенциях капитализма как общественного строя, особенно в его наиболее развитых звеньях.
Начиная со второй половины 1919 года в статьях и выступлениях В.И. Ленина, в партийных и правительственных документах наблюдается постепенный отход от ранее высказывавшейся идеи о невозможности закрепить успех революции в России без ниспровержения власти капитала в ряде развитых капиталистических стран и одновременно усиливается убеждение в возможности и желательности сосуществования Советской России с капиталистическим окружением. Фундаментальной посылкой такого переосмысления стали успешный отпор внешней интервенции и укрепление позиций новой власти.
Советское руководство учитывало также появление в стане буржуазии некоторых признаков отхода от категорического непризнания Советской России и стремления, например, части английских деловых кругов к более реалистическому подходу к возможным контактам с Москвой. Говоря об этом, Г.В. Чичерин отметил на VIII Конференции РКП(б) (декабрь 1919 г.), что «крупная часть правящих кругов Антанты пришла к осознанию необходимости примириться с Советской Россией» [118].
23 сентября 1919 г. В.И.Ленин пишет письмо «Американским рабочим», в котором подчеркивает стремление советского правительства установить нормальные отношения с Соединенными Штатами, с теми кругами буржуазии, которые желали установления мирных отношений между двумя странами, возобновления и развития торговли. Письмо — один из первых документов, где выдвинута идея предоставления концессий зарубежному капиталу, что предполагало уже не только сосуществование, но и сотрудничество с капиталистическими странами. «На (c.43) разумных условиях, — писал В.И. Ленин, — предоставленные концессии желательны и для нас, как одно из средств привлечения к России технической помощи более передовых в этом отношении стран, в течение того периода, когда будут существовать рядом социалистические и капиталистические государства» [119]. Как видим, В. И.Ленин здесь уже ставит вопрос о целом периоде сосуществования стран с различным строем, оставаясь, однако, приверженцем мессианской, революционной роли России в мировом развитии.
Небезынтересна в этой связи позиция и других представителей большевистского руководства. 5 августа 1919 г., то есть после получения известий о падении Венгерской Советской республики, председатель Реввоенсовета Л.Д.Троцкий пишет и направляет в ЦК РКП(б) секретный меморандум, в котором поднимает вопрос о необходимости перенаправить внешнеполитическую активность Советской России на Восток, поскольку, по его мнению, «время теперь такое, что большие события на Западе могут нагрянуть не скоро», ибо «инкубационный, подготовительный период революции на Западе может длиться еще весьма значительное время». Учитывая изменившуюся международную ситуацию и полагая, что «на азиатских полях мировой политики наша Красная Армия является несравненно более значительной силой, чем на полях европейской (политики)», Троцкий призывал партийно-государственное руководство «стать лицом к Востоку», ибо «дорога на Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию». В этой связи он считал необходимым поддержать план «создания конного корпуса (30— 40 тыс. всадников) с расчетом бросить его на Индию», который, по его словам, предложил «один серьезный военный работник» [120].
Мы не располагаем сведениями, дошел ли этот меморандум до членов ЦК и какова была их реакция. Но нельзя не заметить, что уже в ноябре 1919 года, выступая с докладом на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока, В. И. Ленин считал «само собой понятным», что «революционное движение народов Востока может сейчас получить успешное развитие» [121], в связи с чем «теперь нашей Советской Республике предстоит сгруппировать вокруг себя все просыпающиеся народы Востока, чтобы вместе с ними вести борьбу против международного империализма» [122]. (c.44)
На состоявшейся 2—4 декабря 1919 г. VIII Всероссийской конференции РКП (б) на основе доклада Г.В. Чичерина был выработан проект резолюции о международном положении, предложенный конференцией предстоящему VII съезду Советов. В одобренном проекте подчеркивалось, что РСФСР «желает жить в мире со всеми народами и направить все свои силы на внутреннее строительство, чтобы наладить производство, транспорт и общественное управление на почве советского строя, чему до сих пор мешали вмешательство Антанты и голодная блокада» [123]. В этой связи Советская Россия вновь (уже в который раз) предлагала «всем державам Антанты, Англии, Франции, Соединенным Штатам Америки, Италии, Японии, всем вместе и порознь, начать немедленно переговоры о мире» [124]. Поддержав мирные инициативы и предложения советского правительства и подтвердив свое неуклонное стремление к миру, VII съезд Советов поручил ВЦИК, СНК и НКИД «систематически продолжать политику мира, принимая все необходимые для ее успеха меры» [125].
Так что же, отказ от идеи мировой революции? Крутой поворот в сторону мирного сосуществования? Нет. Хотя и со значительно большим, чем прежде, допущением мысли о мирном сосуществовании, в основе внешнеполитической линии руководства Советской России по-прежнему лежало стремление соединить ожидание и содействие мировой революции с непрекращавшимися активными действиями по созданию мирной обстановки вокруг Советского государства.
31 декабря 1919 г. после длительных и трудных переговоров был подписан договор о приостановке военных действий между Советской Россией и буржуазной Эстонией, а 30 января 1920 г. — между Советской Россией и Латвией. 2 февраля 1920 г. был подписан мирный договор между РСФСР и Эстонией — первый мирный договор, заключенный Советской республикой с европейским буржуазным государством и приведший к установлению нормальных дипломатических отношений между ними. 12 июля 1920 г. был подписан аналогичный договор между РСФСР и Литвой, а 11 августа — между РСФСР и Латвией.
Особо хотелось бы остановиться на проблеме взаимоувязки поддержки «мировой революции» со стремлением советского правительства к установлению мирных отношений со всеми государствами, и в первую очередь с соседними, в период польско-советской войны 1920 года. В это (c.45) время советское руководство предприняло, пожалуй, наиболее серьезную за всю гражданскую войну практическую попытку «активизировать» революцию за пределами страны. Однако для исследователя важно установить, при каких конкретных обстоятельствах была сделана эта попытка (Мы оставляем в стороне такую немаловажную и требующую специальных исследований проблему, как выяснение роли и конкретной деятельности советских официальных представительств первых послереволюционных лет за рубежом по «подталкиванию» или в различных формах «будированию» революции в других странах. Примером может служить первое советское полпредство в Германии в 1918 году во главе с А. А. Иоффе, деятельность которого, как это косвенно признается в упоминавшемся выше постановлении ВЦИК от 13 ноября 1918 г., была направлена на «ниспровержение буржуазно-империалистического режима в Германии» (Документы внешней политики СССР.—Т. I. — М., 1957. — С. 565). Равным образом нуждается в изучении аналогичная деятельность отдельных лиц, тем или иным образом связанных с Москвой, например известного венгерского коммуниста Тибора Самуэли, который, по свидетельству его биографа, в октябре—ноябре 1918 года под фамилией Краузе ездил из Москвы в Германию и обратно. В Германии Самуэли-Краузе вел переговоры с К. Либкнехтом и Р. Люксембург, но до сих пор не выяснено, о чем шла речь и чем он там занимался (см. Шимор Андраш. Так жил Тибор Самуэли. — М., 1981. — С. 65—66)).
Как известно, в августе 1918 года правительство Советской России признало государственную независимость Польши. Но нормальные, добрососедские отношения между Польшей и советскими республиками — Россией, Украиной и Белоруссией — явно не складывались. С самого начала на внешнюю политику возрожденного польского государства решающее влияние оказывали буржуазно-помещичьи группировки, которые, с одной стороны, как огня боялись революционизирующего влияния Советской России на население Польши, с другой — все более проникались желанием восстановить Польшу в рамках «от Балтийского до Черного моря» и предпринимали активные действия в этом направлении. Аннексионистские планы польских национал-экстремистов в отношении украинских, белорусских и литовских земель находили поддержку со стороны руководителей Антанты, что недвусмысленно проявилось на Парижской мирной конференции 1919 года. В 1919 году имели место вооруженные столкновения польской военщины с красными частями на территории Западной Белоруссии и Литвы. Так что, строго говоря, польско-советская война началась не в 1920 году, как это общепринято считать, а значительно раньше. Правительство (с.46) Советской России неоднократно предлагало польскому правительству прекратить конфронтацию и сесть за стол переговоров, подчеркивая, что Польше не угрожает никакая опасность со стороны Советского государства и что «во взаимоотношениях России и Польши» не существует ни одного вопроса: территориального, экономического или иного, который не мог бы быть решен мирно, путем переговоров, взаимных уступок и соглашений [127]. Но все эти призывы остались без ответа. Более того, используя помощь и поддержку держав Антанты и свое преобладающее влияние в правительстве и в армии, военная группировка во главе с Ю. Пилсудским, с ноября 1918 года занимавшим пост главы государства и главнокомандующего вооруженными силами, упорно готовилась к вооруженной агрессии на востоке. Завершающими акциями в этом процессе стали соглашения, достигнутые Ю. Пилсудским в апреле 1920 года, о совместных действиях с С. Петлюрой и генералом Врангелем, возглавившим русские белогвардейские армии после отставки Деникина [128]. 26 апреля начался пресловутый поход маршала Пилсудского «на Советы», целью которого была аннексия большей части украинских и белорусских земель, а в целом вассализация Украины и Белоруссии. Вначале фортуна была благосклонна к агрессору: в течение нескольких недель пилсудчикам удалось оккупировать значительную часть Украины, включая Киев, и ряд районов Белоруссии. Но вскоре ситуация круто изменилась. 5 июня 1920 г. Красная Армия начала контрнаступление, в ходе которого были освобождены Украина и занятые поляками белорусские земли. Преследуя агрессора, соединения Красной Армии углубились на территорию Польши.
Выступая на заседании ВЦИК 17 июня 1920 г., наркоминдел РСФСР Г.В. Чичерин говорил: «Наша политика есть по-прежнему политика мира, и это знают все... Мы не несем ни своего строя, ни своей власти на штыках, и это знают все...» [129]. Казалось бы, можно было лишь приветствовать такое заявление. Но не оно определяло настроения и помыслы, доминировавшие в тогдашнем советском руководстве. В то время как Чичерин заверял общественность в том, что Россия не планирует военного вмешательства, советское руководство предприняло попытку превратить справедливую, оборонительную войну с панской Польшей в классовую наступательную войну. Тогда, на волне эйфории, вызванной первоначальными победами Красной Армии над польскими (c.47) интервентами, многим руководящим деятелям Советской России и Коминтерна казалось, что появилась наконец реальная возможность для победы революции в Польше, вслед за ней в Германии, а потом и во всей Европе.
16 июня 1920 г. ВЦИК, правительства РСФСР и УССР обратились с воззванием к польским рабочим, крестьянам и легионерам с призывом прекратить бессмысленную, братоубийственную войну между трудящимися Польши и советских республик — России и Украины. Наряду с этим в воззвании содержался призыв к свержению буржуазно-помещичьего строя в Польше [130].
Заседавший в разгар наступления Красной Армии в Польше II конгресс Коминтерна обратился 19 июля к рабочим всех стран с призывом к солидарности с Советской Россией, а также с польскими пролетариями, которые «стараются использовать поражение своих эксплуататоров, чтобы нанести последний удар ослабленному классовому врагу, чтобы соединиться с русскими рабочими для совместной борьбы за освобождение». Заканчивался призыв здравицей в честь «Советской Польши» [131].
Настроения в духе широко распространенного лозунга «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» были присущи всем членам советского руководства. Мы не располагаем свидетельствами какого-либо активного противодействия такой линии в июле — августе 1920 года и со стороны В. И. Ленина.
Горячим сторонником «привнесения революции» в Польшу выступал в то время и двадцатисемилетний командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский, от действий которого в немалой степени зависело, как будут развиваться события на польско-советском фронте. Об этом свидетельствовал впоследствии он сам. В лекции, прочитанной им в Военной академии РККА в феврале 1923 года, есть специальный параграф «Революция извне» (показательно уже само название), в котором говорится: «Нет никакого сомнения в том, что если бы на Висле мы одержали победу, то революция охватила бы огненным пламенем весь Европейский материк... Революция извне была возможна. Капиталистическая Европа была потрясена до основания, и если бы не наши стратегические ошибки, не наш военный проигрыш, то, быть может, Польская кампания явилась бы связующим звеном между революцией Октябрьской и революцией Западно-Европейской» [132].
30 июля в г. Белостоке был создан Польский (с.48) Временный Революционный комитет (Польревком), призвавший польских трудящихся изгонять помещиков и капиталистов и строить Польскую Советскую Социалистическую Республику [133]. В состав комитета вошли Ю. Мархлевский, Ф. Дзержинский, Ф. Кон, Э. Прухняк, Ю. Уншлихт. Историкам еще предстоит дать всестороннюю оценку деятельности этого органа, взявшего на себя функции Временного польского правительства. Но уже сейчас большинство исследователей сходятся в том, что наряду с принятием важных решений в интересах трудовых слоев населения Польревком допустил серьезную ошибку: конфисковал на освобожденной части польской территории все помещичьи, казенные, монастырские и костельные земли, не разделил их между безземельными и малоземельными крестьянами, а приступил к организации на них государственных хозяйств. Этим немедленно воспользовались правящие круги Польши для устрашения польского крестьянства всеобщей «коммунизацией» в случае прихода к власти «большевиков». Развернутая пилсудчиками активная пропагандистская кампания в этом направлении возымела свое действие. Многие польские крестьяне стали опасаться прихода «Советов». Настроения крестьянства, из которого рекрутировалась основная масса солдат польской армии, а также широкое распространение среди населения страны, только недавно обретшей независимость, идеи «национального единства» сыграли большую роль в том, что правящим кругам Польши удалось перегруппировать силы, укрепить армию и в целом овладеть ситуацией. На помощь полякам поспешила Антанта. 10 августа 1920 г. британский премьер-министр Д.Ллойд Джордж выступил в палате общин с большой речью, в которой всячески угрожал советскому правительству, если оно не прекратит наступления Красной Армии в Польше [134].
Между тем командование Красной Армии допустило в ходе польской кампании ряд ошибок стратегического и тактического характера, в результате которых далеко подвинувшиеся вперед и приблизившиеся к Варшаве соединения Красной Армии оказались в трудном положении. К тому же подавляющая часть поляков видела в штыках Красной Армии символ не классового освобождения, а национального порабощения. Все это привело к тому, что в середине августа 1920 года польская армия сумела начать активное контрнаступление, в ходе которого Красная Армия стала откатываться назад, неся (c.49) чувствительные потери. Однако продвинуться так далеко на восток, как в апреле — мае 1920 года, поляки уже не смогли. 12 октября 1920 г. были подписаны условия предварительного мира между РСФСР, УССР и Польшей, военные действия прекратились. 18 марта 1921 г. в Риге был подписан мирный договор между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей — с другой. По условиям договора советско-польская граница устанавливалась значительно восточнее «линии Керзона», к Польше отходили Западная Украина и Западная Белоруссия.
На состоявшейся 22—25 сентября 1920 г. IX конференции РКП (б) развернулась острая дискуссия по поводу причин неудачи наступательных операций Красной Армии в Польше, а также относительно дальнейших перспектив мировой революции. Здесь можно согласиться с историком В. Г. Сироткиным, что трезвой оценки событий придерживалось меньшинство делегатов конференции [135]. Среди них: К. Радек, И. Ходоровский, Д. Полуян, К. Юренев и др. Большинство же, в том числе Л. Троцкий, Г. Зиновьев, Ф. Дзержинский, Н. Бухарин, Л. Каменев, полагали, что неудачи Красной Армии были вызваны причинами чисто субъективного свойства, поскольку, по их мнению, летом 1920 года Европа была готова к социалистической революции.
Выступавший на конференции Г. Зиновьев говорил о советско-польской войне как о «революционной войне со стороны Российской Советской республики, имевшей целью помочь польским рабочим советизировать Польшу» [136]. Л. Троцкий заявил: «Нам задача была дана прощупать под ребра белую Польшу, прощупать так крепко, чтобы из этого, может быть, получилась бы Советская Польша» [137]. Л. Каменев завершил свое выступление словами: «Мы сделали вылазку, вылазка не удалась... Но надо быть в полной уверенности, что вылазка разбудила такие силы в Западной Европе, что, когда мы сделаем следующую вылазку, а мы сделаем ее несомненно, все равно, подпишем ли мы мир с Польшей, который предлагает Владимир Ильич, или нет, все равно вылазка будет сделана и она будет победоносной» [138]. Последние слова свидетельствуют, в сколь непростой, чем-то напоминающей дни Бреста, внутрипартийной и внутриправительственной обстановке пришлось осенью 1920 года добиваться В.И. Ленину и Г.В. Чичерину заключения очень необходимого для страны мира с поляками.
Закономерен вопрос: чем объяснить столь упорно (c.50) отстаиваемое нереалистичное видение многими советскими и коминтерновскими деятелями того времени международной ситуации и непосредственных перспектив «мировой революции»? Ведь прошло уже 5 лет с тех пор, как была опубликована, например, работа В. И.Ленина «Крах II Интернационала», широко были известны и другие его труды, содержащие доказательные выводы о том, что революция в той или иной стране может свершиться только при наличии революционной ситуации, отражающей высокую степень зрелости объективных и субъективных условий для завоевания власти рабочим классом. Через какую же пелену надо было смотреть на мир, чтобы не увидеть, что в 1920 году ни в одной капиталистической стране не было отмеченных признаков революционной ситуации или реальных условий для их появления. Понять причины столь «революционного» восприятия действительности помогает опубликованная в июне 1920 года работа В. И. Ленина «Детская болезнь „левизны" в коммунизме» (от рецидивов этой болезни, как нам представляется, к тому времени не сумел еще до конца избавиться и сам автор этой работы).
Рассматривая «левизну» как «детскую болезнь» молодых коммунистических партий, Ленин призывал коммунистов видеть новые формы, приобретаемые социалистическим движением, овладевать всеми средствами и приемами трудного искусства политического руководства. Он разъяснял, что политика и тактика партии должны быть основаны на объективном, научном учете всех классовых сил как внутри данной страны, так и в других государствах. Ленин резко критиковал догматизм «левых», не желавших считаться с изменяющейся обстановкой. Особое значение он придавал умению партии правильно относиться к допущенным ею ошибкам. «Открыто признать ошибку, — писал В. И. Ленин, — вскрыть ее причины, проанализировать обстановку, ее породившую, обсудить внимательно средства, исправить ошибку — вот это признак серьезной партии, вот это исполнение ею своих обязанностей, вот это — воспитание и обучение класса, а затем и массы» [139].
Конечно, революции никогда не могут свершаться людьми равнодушными, пассивными, лишенными гражданского темперамента. Однако свойственные многим (и не только российским) революционерам нетерпение и утопические взгляды стали серьезной помехой строительству новой жизни, когда на смену «революционному (c.51) романтизму» периода борьбы за власть пришло время умело и компетентно распорядиться завоеванной властью, когда потребовались взвешенные решения, основанные на глубоко научном, профессиональном, реалистичном и, если угодно, хладнокровном анализе широкого круга факторов, определяющих внутреннее и международное положение государства. Выработка дальнейшей внешнеполитической стратегии и тактики по-прежнему проходила в условиях острых дискуссий между сторонниками левого революционаризма и деятелями партии, отстаивавшими реальный взгляд на внешние условия. «Практические потребности дня, которые входили во все большее противоречие с первоначальными идеологическими установками, не привели тем не менее к отказу от идеи «мировой революции», продолжавшей странным образом сосуществовать с задачей установления нормальных межгосударственных отношений с капиталистическим миром» [140], — отмечает исследователь Э. Поздняков.
И все же жизнь брала свое. В 1921 году партия в итоге большой внутренней борьбы совершила крутой поворот — от «военного коммунизма» к новой экономической политике. Поворот такой важности и такого масштаба во внутренней политике не мог не отразиться на подходах руководства партии и государства и к вопросам внешнеполитическим. К тому времени кардинально изменилось международное положение Страны Советов. С окончанием гражданской войны, завершившейся поражением внутренней контрреволюции и разгромом интервентов, в жизни Советского государства началась, по определению В. И.Ленина, такая полоса, «когда наше основное международное существование в сети капиталистических государств отвоевано» [141].
Становилось ясно, что надежды на мировую революцию не оправдались и Советской республике предстоит решать свои внутренние задачи в одиночку, в условиях капиталистического окружения. Вопросы формирования дальнейшего курса партии в области внутренней и внешней политики детально обсуждались на X съезде РКП (б) 8—16 марта 1921 г.
Выступая на съезде с докладом о политической деятельности ЦК, В.И. Ленин подчеркивал: «Мы научились за три года понимать, что ставка на международную революцию не значит — расчет на определенный срок и что темп развития, становящийся все более быстрым, может принести к весне революцию, а может и не принести.
И поэтому мы должны уметь так сообразовать свою деятельность с классовыми соотношениями внутри нашей страны и других стран, чтобы мы длительное время были в состоянии диктатуру пролетариата удержать и, хотя бы постепенно, излечивать все те беды и кризисы, которые на нас обрушиваются» [142]. Обосновав необходимость добиваться установления с капиталистическими странами мирных и торговых отношений, В.И. Ленин развернул широкую аргументацию в пользу быстрейшего заключения торговых договоров с западными странами (даже ценой некоторых уступок со стороны Советской России) и предоставления концессий зарубежные капиталистам, поскольку «иной возможности подтянусь свою технику до современного уровня у нас нет» [143]. После бурных дискуссий делегаты X съезда приняли ряд резолюций по вопросам внутренней жизни, а также резолюцию «Советская Республика в капиталистическом окружении». В ней отмечалось, что отражение интервенции обеспечило Советскому государству возможность вступить в общение с капиталистическими странами «на основе взаимных обязательств политического и торгового характера». Съезд поставил перед советской внешней политикой задачу превратить завоеванную новую мирную передышку в длительный мир, вывести страну из состояния внешнеполитической и экономической изоляции и установить «постоянные мирные отношения со всеми государствами». При этом особое внимание обращалось на необходимость установления нормальных торговых отношений Советской республики с другими странами путем предоставления концессий, заключения торговых договоров и соглашении [144].
16 марта 1921 г., в день окончания X съезда, было подписано торговое соглашение между правительствами РСФСР и Великобритании, положившее начало фактическому признанию Советской России крупными капиталистическими державами. Вскоре после этого были заключены торговые соглашения РСФСР с Германией и Италией. Однако подавляющее большинство капиталистических стран продолжало занимать враждебную позицию по отношению к Советскому государству.
Характеризуя международную ситуацию середины 1921 года, В.И. Ленин отмечал, что сложилось «хотя и крайне непрочное, крайне неустойчивое, но все же такое равновесие, что социалистическая республика может существовать — конечно, недолгое время — в капиталистическом (с.52) окружении» [145]. А непрочным и неустойчивым это равновесие, по его мнению, являлось вследствие позиции международной буржуазии, которая, не имея «возможности вести открытую войну против Советской России, выжидает, подкарауливая момент, когда обстоятельства позволят ей возобновить эту войну» [146]. В то же время, исходя из объективных экономических закономерностей мировых взаимосвязей, В. И. Ленин напоминал, что «есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных правительств или классов, эта сила — общие экономические всемирные отношения, которые заставляют их вступить на этот путь сношения с нами» [147].
В 1921 году сдержаннее, чем прежде, становятся прогнозы относительно перспектив победы мировой революции, исходящие из рядов международного коммунистического движения. Состоявшийся 22 июня — 12 июля 1921 г. в Москве III конгресс Коминтерна имел своей целью выработать новый стратегический и тактический курс, рассчитанный на более затяжной характер революционного кризиса. Выступая 5 июля на конгрессе, В.И. Ленин отмечал: «Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или, по крайней мере, очень быстро наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть... Но в действительности движение шло не так прямолинейно, как мы этого ожидали» [148]. Не отказываясь от своей главной цели — свержения капитализма во всех странах, установления диктатуры пролетариата и создания «единой международной Советской республики» [149], Коминтерн подчеркивал в принятых им документах, что «мировая революция, то есть разложение капитализма, накопление революционной энергии пролетариата, организация его в боевую, победоносную силу, потребует длительного периода революционной борьбы» [150]. В выступлениях В.И.Ленина на конгрессе проводилась мысль о неверности разделяемой многими участниками конгресса «теории наступления», суть которой в ориентации на немедленный, прямой штурм капитализма, не считаясь с тем, имеются для этого соответствующие условия или нет. Вместе с тем Ленин в принципе не отказался от идеи революционного наступления в мировых масштабах. Он только ставил вопрос о переходе революционных сил от штурма к осаде, о необходимости трезвого учета обстановки и основательной подготовки (c.54) коммунистов, всех революционеров к решающим действиям [151]. Высказавшись против «теории наступления», В.И. Ленин подчеркивал: «Если конгресс не будет вести решительного наступления против таких ошибок, против таких «левых» глупостей, то все движение осуждено на гибель» [152].
К началу 20-х годов стала приобретать четкие очертания советская концепция мирного сосуществования государств с различным социальным строем. «Наш лозунг, — подчеркивал Г.В. Чичерин, выступая на заседании ВЦИК 17 июня 1920 г., — был и остается один и тот же: мирное сосуществование с другими правительствами, каковы бы они ни были. Сама действительность привела нас и другие государства к необходимости создания длительных отношений между рабоче-крестьянским правительством и капиталистическими правительствами» [153]. По мнению В. И. Ленина, в основу таких отношений следовало поставить соревнование в мирных условиях и на равных «большевистских принципов» с «обычными идеями демократического управления» (т. е. с буржуазно-демократическими принципами) во всех сферах жизни [154]. При этом Ленин настойчиво ставил вопрос не только о соревновании, но и о необходимости экономического сотрудничества между государствами, представляющими разные системы собственности [155]. «Мы за союз со всеми странами, — подчеркивал Ленин, — никого не исключая» [156]. IX Всероссийский съезд Советов (23—28 декабря 1921 г.) обратился к правительствам соседних и всех других государств с призывом положить в основу их внешней политики принцип «мирного и дружественного сожительства с советскими республиками».
Рассматривая политику мирного сосуществования как принципиально новый путь обеспечения благоприятных внешнеполитических условий социалистического строительства в Советской стране, В. И. Ленин формулировал и новые подходы в отношении мировой революции и интернациональных задач советских трудящихся. «Сейчас, — говорил В. И. Ленин в речи при закрытии X Всероссийской конференции РКП (б), — главное свое воздействие на международную революцию мы оказываем своей хозяйственной политикой... На это поприще борьба перенесена во всемирном масштабе. Решим мы эту задачу — и тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно» [157]. Иными словами, Ленин ставил задачу долгосрочного порядка: обеспечить прежде всего (c.55) демонстрационное воздействие социализма на ход мирового развития, добившись более высокой производительности труда по сравнению с капиталистическими странами, более высокого уровня жизни населения и таким путем выявить и доказать преимущества социализма перед капитализмом.
Подведем итоги. В первые послереволюционные годы внешнеполитическая доктрина Советского государства отражала попытку соединить в себе два компонента, две линии: а) ориентацию на мировую революцию и стремление, а в ряде случаев и попытки поддержать народы, борющиеся за свое социальное и национальное освобождение; б) стремление к мирным отношениям со всеми странами и народами, включая и капиталистические, с целью обеспечить мирные условия дальнейшего существования и развития возникшего в России нового строя. Однако по мере развития событий под воздействием реальной действительности в рамках этой доктрины произошел определенный поворот. «Выпадения» или абсолютной замены какого-либо из компонентов, на наш взгляд, не произошло, но соотношение, удельный вес каждого из них в общей сумме внешнеполитических ориентиров, равно как и понимание двух линий, менялись. Признание необходимости такой перемены для большинства членов большевистского руководства было делом трудным и болезненным. И шел этот процесс зигзагообразно и противоречиво.
На первый план выдвинулось и в реальных деяниях становилось доминирующим стремление обеспечить мирные условия дальнейшего развития Советского государства, сформировалась и была провозглашена концепция мирного сосуществования государств с различным общественным строем в качестве одного из магистральных направлений его внешней политики. Вместе с тем продолжало сохраняться то ослабевавшее, то усиливавшееся несоответствие между практическими внешнеполитическими задачами государства и классово-партийными, идеологическими концепциями и установками, положенными в основу его международной деятельности. Теоретической базой для этих установок служили постулаты марксизма-ленинизма о фатальном углублении «общего кризиса капитализма», об исторически предопределенной и необратимой смене социально-экономических формаций, последней из которых история якобы предначертала быть (c.56) коммунистической формации. Все, что не укладывалось в эту схему, объявлялось советским руководством вредной ересью, которую следовало всячески «пресекать» и «искоренять».
При анализе расстановки сил в отдельных странах и в мире в целом главными и всеопределяющими объявлялись классовые факторы. При таком подходе все содержание и сущность международных отношений сводились к классовой борьбе на мировой арене и в рамках отдельных государств. Тем самым сводились на нет потенциальные возможности постоянно декларируемой советским руководством политики мирного сосуществования государств с различным социальным строем, что, в свою очередь, вело к постоянной напряженности в отношениях Восток — Запад.
Реалистично настроенные лидеры западных государств испытывали обоснованные недоверие и подозрительность к советской внешней политике, даже в тех случаях, когда советское руководство действительно стремилось, по разным причинам, хоть в какой-то мере ослабить международную напряженность. С точки зрения консервативно настроенных лидеров Запада, исповедуемая советским руководством идея «мировой революции» вообще ставила под сомнение возможность каких-либо официальных контактов с Советским государством.
Зародившаяся еще при Ленине, эта двойственность советской внешней политики продолжала сохраняться и в последующие годы, хотя и проявлялась с некоторыми изменениями. Прокламируя политику мирного сосуществования и в то же время не отступая от идеи «мировой революции», узурпировавшие государственную власть Сталин и его окружение видели пути дальнейшего распространения «мировой революции» по земному шару прежде всего во всемерном расширении и усилении идейно-теоретического и политического воздействия Советского Союза на другие страны и народы и по возможности в расширении его территориальных пределов. Что же касается «пролетарского интернационализма», то он трактовался как безоговорочная обязанность всех зарубежных компартий защищать и поддерживать СССР (что бы в нем ни происходило) и его внешнюю политику (какой бы она ни была), одновременно решительно вести борьбу со своими правительствами и другими политическими силами, а направления этой борьбы определялись в Кремле и в Коминтерне. Сильные отголоски (c.57) подобного курса давали о себе знать и в десятилетия после смерти Сталина.
Стремление реализовать идею «мировой революции», распространить, не считаясь с реальностью, большевистский вариант социализма на всей планете и естественное при этом противоборство с Западом в конечном счете привели к невероятной милитаризации советского общества, к появлению государства в государстве — чудовищно раздутого военно-промышленного комплекса, на потребу которого отвлекались огромные материальные ресурсы и интеллектуальные силы. Между тем уровень жизни основной массы населения продолжал оставаться низким.
Прошло не одно десятилетие, сопряженное с тяжелыми испытаниями, выпавшими на долю нескольких поколений советских людей, с потрясениями, пережитыми народами других стран, прежде чем в советском руководстве наконец осознали всю утопичность идеи мировой социалистической революции, равно как и догматического постулата об исторической предопределенности победы социализма во всем мире. Наконец осознали, что развитие разных стран может идти только по естественно-историческому пути, на основе полной свободы выбора народами социально-экономического и политического устройства своих государств, признания приоритета общечеловеческих, гуманистических ценностей. Это открыло возможности проведения нового внешнеполитического курса, кардинальной перестройки международных отношений. (с.58)

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См., напр., Исторический опыт трех российских революций. Книга третья. — М., 1987. — С. 375—377; Сироткин В. Рижский мир // Международная жизнь. — 1988. — № 8; Сироткин В. От гражданской войны к гражданскому миру // Иного не дано. — М., 1988; Бовин А. Мирное сосуществование. История, теория, политика. — М., 1988. — С.7—20; Волобуев П. В. Нужны новые концептуальные решения и подходы // Вестник Академии наук СССР. — 1989.— № 1. — С.112.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. — Т.4. — С.334.
3 Там же. — С. 435.
4 Там же. — Т.37. — С.356.
5 Там же. — Т.35. — С.298.
6 В.И. Ленин. Полн. собр. соч. — Т. 11. — С.245.
7 Там же. — Т.17. — С.182.
8 Там же. — Т.26. — С.354.
9 Там же. — Т.30. — С.133.
10 Там же. — Т.34. — С.385.
11 Там же. — Т.26. – С.354—355.
12 Там же.— Т.30. — С.133.
13 Там же. – Т. 31. – С.52—53; Т.27. — С.48—51.
14 Там же. — Т.31. — С.52—53.
15 Там же. – Т.32. – С.78.
16 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — Изд. 9-е, доп. и испр. — Т.1. — М., 1983. — С.576.
17 Там же. — С.579.
18 Там же. — С. 599.
19 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.31. — С.93.
20 Там же. — Т.30. – С.112.
21 Там же. — Т.31. – С.450.
22 Там же. — Т.32. – С. 97—98.
23 Там же. — С.305.
24 Там же. — Т.34. — С.374.
25 См. Циммервальдская и Кинтальская конференции. Официальные документы. — Л.—М., 1924; Манифест 3-й Циммервальдской международной социалистической конференции. — Петербург, 1917.
26 См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т.23. — С.300—301; Т.26 — С.218—219.
27 Правда. — 1917. — 14 марта.
28 Питерские рабочие и Великий Октябрь.— Л., 1987. — С. 429.
29 События до 1(14) февраля 1918 г. даются по старому и по новому (в скобках) стилю, с 14 февраля — по новому.
30 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 13—14.
31 Там же. — С. 20.
32 Там же.— С. 16.
33 Там же. — С. 14.
34 См. Ленинская внешняя политика Советской страны, 1917—1924.— М., 1969; Чубарьян А. О. В.И. Ленин и формирование советской внешней политики. — М., 1972; Блинов С. И. Внешняя политика Советской России: первый год пролетарской диктатуры. — М., 1973; Ленинские традиции внешней политики Советского Союза. — М., 1977; Труш М. И. Советская внешняя политика и дипломатия в трудах B.И. Ленина. — М., 1977; Петренко Ф. Ф., Попов В. В. Ленинские принципы руководства советской внешней политикой. — М., 1981; Трухановский В. Г., Шакиров Р. С. Декрет о мире: история и современность. — М., 1987.
35 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 14.
36 Там же.— С. 16.
37 Там же.
38 Там же. — С. 2—3.
39 Там же. — С. 3.
40 Там же. — С. 20.
41 Панцов А. В. Брестский мир // Вопросы истории. — 1990. — № 2. — C. 61.
42 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 17.
43 Там же.— С. 21.
44 Там же. — С. 20.
45 Там же.— С. 15.
46 См. Документы внешней политики СССР. — Т.1. — М., 1957.— С.15—16 (далее: ДВП СССР).
47 Там же. — С. 16—17, 707.
48 Там же. — С. 707.
49 См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 77—82.
50 См. ДВП СССР. — Т. I. — С. 22—23, 28—30.
51 См., напр., Чубарьян А. О. Брестский мир. — М., 1964; Ознобишин Д. В. От Бреста до Юрьева. — М., 1966; Гусев К. В. Октябрь и борьба за мир. — М., 1968; Никольников Г. Л. Выдающаяся победа ленинской стратегии и тактики. — М., 1968; Никольников Г. Л. Брестский мир и Украина. — Киев, 1981; Минц И. И. Год 1918-й. — М., 1982.
52 Волобуев П. В. Нужны новые концептуальные решения и подходы // Вестник Академии наук СССР. — 1989. — №1. — С. 112.
53 Там же.
54 Панцов А. В. Брестский мир. — С. 61.
55 Журавлев В. В. Рубикон Бреста // Вопросы истории КПСС. — 1990. — №6. — №7.
56 ДВП СССР. — Т.1. — С.38—41.
57 Там же.— С.41—42.
58 Там же. — С.42.
59 Там же. — С.34—35.
60 Там же.
61 Известия ЦИК. — 1917. — 20, 21 дек.
62 См. Известия ЦИК.— 1918.— 11, 12 янв.
63 См. Панцов А. В. Указ. соч.; Журавлев В. В. Указ. соч.
64 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 221, 476.
65 См. Бердяев Н. Смысл истории. — М., 1990.
66 Кива А. Октябрь в зеркале утопий и антиутопий // Известия. — 1990. — 5 нояб.
67 Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т.35. — С.245.
68 Там же. — С.249—252.
69 Там же. — С.250.
70 Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т.35. — С. 255; Седьмой экстренный съезд РКП(б), март 1918 года. — С.216—217.
71 Седьмой экстренный съезд РКП(б). — С.217.
72 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.35. — С.253.
73 Там же.
74 История Коммунистической партии Советского Союза. — Т.3 — Кн.1. — М., 1967. — С.555.
75 Там же.
76 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 245.
77 Там же. — С.244, 247, 250, 254, 256, 257 и др.
78 Там же. — С.248.
79 Там же. — С.253—254.
80 Там же. — С.254.
81 Там же.
82 Там же. — С.402.
83 Там же. — С.403.
84 Там же.
85 Там же. — С.118.
86 Там же. — С.369.
87 См. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 — февраль 1918.— М., 1958. — С.211—215.
88 См. Седьмой экстренный съезд РКП(б), март 1918 года. — С. 268.
89 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 35. — С. 378.
90 Там же. — С. 379.
91 Там же. — С. 376, 379.
92 См. Известия ВЦИК. — 1918. — 3 марта.
93 См. ДВП СССР. — Т.I. — С.119—124.
94 Страны мира. Справочник. — М., 1988. — С. 81.
95 См. Чубарьян А. О. Брестский мир. — С.189—190.
96 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.36. — С.20.
97 Седьмой экстренный съезд РКП(б). — С.24—32, 33.
98 Там же. — С.40.
99 Там же. — С.127.
100 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.36. — С.35.
101 Там же. — С.36.
102 См. Стенографический отчет 4-го Чрезвычайного съезда Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов. — М., 1920. — С.64.
103 Панцов А. В. — Указ. соч. — С.179.
104 Журавлев В. В. Указ. соч. — С.44.
105 См. Чубарьян А. О. В.И. Ленин и формирование советской внешней политики. — С.188.
106 См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.35. — С.363.
107 История Советской Конституции. Сб. документов. 1917—1957. — М., 1957. — С.76—77.
108 ДВП СССР. — Т.I. — М., 1957. — С.566.
109 Коммунистический Интернационал в документах. 1919—1932. — М., 1983.— С. 60.
110 Там же.
111 Восьмой съезд РКП(б). Март 1919 года. Протоколы. — М., 1959.— С.393.
112 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.38. — С.186.
113 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.39. — С.391.
114 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.42. — С.61.
115 Восьмой съезд РКП(б). — С.393.
116 Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т.35. — С.279.
117 Бовин А. Указ. соч. — С.14.
118 Восьмая конференция РКП(б). — М., 1961. — С.52.
119 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.39. — С.197.
120 Приводится по Родина. — 1990. — №10. — С.12—13.
121 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.39. — С.318.
122 Там же. — С.329.
123 Восьмая конференция РКП(б). — С.54.
124 Там же.
125 ДВП СССР. — Т.П. — М., 1958. — С.299.
126 См. ДВП СССР. — Т.I. — С.625.
127 См. ДВП СССР. — Т.II. — С.332.
128 См. Очерки истории советско-польских отношений. 1917—1977. — М., 1979. — С.83.
129 См. ДВП СССР. — Т.П. — С.638.
130 Там же. — С.576—578.
131 Коммунистический Интернационал в документах. 1919—1932.— С.162.
132 Тухачевский М. Поход за Вислу. — М., 1923. — С.31.
133 См. История Польши. — Т.III. — М., 1958. — С.138.
134 Там же. — С.144.
135 Сироткин В. Рижский мир // Международная жизнь. — 1988. — №8. — С.132.
136 Девятая конференция РКП(б). Протоколы. — М., 1927. — С.9.
137 Там же. — С.26.
138 Там же. — С.75.
139 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.41. — С.41.
140 Поздняков Э. Национальное и интернациональное во внешней политике // Международная жизнь. — 1989. — №5. — С.8—9.
141 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.42. — С.22.
142 Там же.— Т.43. — С.19.
143 Там же. — С.23.
144 См. Десятый съезд РКП(б). Март 1921 года. Стенограф. отчет. — М., 1963. — С.611—612.
145 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.44. — С.4.
146 Там же.
147 Там же. — С.304—305.
148 Там же. — С.36.
149 Коммунистический Интернационал в документах. — С.180.
150 Там же. — С.181.
151 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.44. — С.23.
152 Там же. — С.3—61.
153 ДВП СССР. — Т.II. — С.639.
154 См. Шарапов Ю., Щукин В. В. И. Ленин о мирном сосуществовании (новые материалы) // Новая и новейшая история. — 1962. — №6. — С.6.
155 ДВП СССР. — Т.V. — М., 1961. — С.191—192.
156 Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.40. — С.146.
157 Там же. — Т.43. — С.341.


ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ДЕКРЕТ II ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА СОВЕТОВ О МИРЕ

26 октября (8 ноября) 1917 г.

Рабочее и крестьянское правительство, созданное революцией 24–25 октября и опирающееся на Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире.
Справедливым или демократическим миром, которою жаждет подавляющее большинство истощенных, измученных и истерзанных войной рабочих и трудящихся классов всех воюющих стран, − миром, которого самым определенным и настойчивым образом требовали русские рабочие и крестьяне после свержения царской монархии, − таким миром правительство считает немедленный мир без аннексий (т.е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций.
Такой мир предлагает правительство России заключить всем воюющим народам немедленно, выражая готовность сделать без малейшей оттяжки тотчас же все решительные шаги впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира полномочными собраниями народных представителей всех стран и всех наций.
- Под аннексией или захватом чужих земель правительство понимает сообразно правовому сознанию демократии вообще и трудящихся классов в особенности всякое присоединение к большому или сильному государству малой или слабой народности без точно, ясно и добровольно выраженного согласия и желания этой народности, независимо от того, когда это насильственное присоединение совершено, независимо также от того, насколько развитой или отсталой является насильственно присоединяемая или насильственно удерживаемая в границах данного государства нация. Независимо, наконец, от того, в Европе или в далеких заокеанских странах эта нация живет.
Если какая бы то ни было нация удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию – все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или возмущениях и восстаниях против национального гнета – не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяющей или вообще более сильной нации, решить без малейшего принуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, т.е. захватом и насилием.
Продолжать эту войну из-за того, как разделить между сильными и богатыми нациями захваченные ими слабые народности, правительство считает величайшим преступлением против человечества и торжественно заявляет свою решимость немедленно подписать условия мира, прекращающего эту войну на указанных, равно справедливых для всех без изъятия народностей условиях.
Вместе с тем правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т.е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей страной и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира.
Тайную дипломатию правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 г. Все содержание этих тайных договоров, поскольку оно направлено, как это в большинстве случаев бывало, к доставлению выгод и привилегий русским помещикам и капиталистам, к удержанию или увеличению аннексий великороссов, правительство объявляет безусловно и немедленно отмененным.
Обращаясь с предложением к правительствам и народам всех стран начать немедленно открытые переговоры о заключении мира, правительство выражает с своей стороны готовность вести эти переговоры как посредством письменных сношений, по телеграфу, так и путем переговоров между представителями разных стран или на конференции таковых представителей. Для облегчения таких переговоров правительство назначает своего полномочного представителя в нейтральные страны.
Обращаясь с этим предложением мира к правительствам и народам всех воюющих стран, Временное рабочее и крестьянское правительство России обращается также в особенности к сознательным рабочим трех самых передовых наций человечества и самых крупных участвующих в настоящей войне государств, Англии, Франции и Германии. Рабочие этих стран оказали наибольшие услуги делу прогресса и социализма, и великие образцы чартистского движения в Англии, ряд революций, имевших всемирно-историческое значение, совершенных французским пролетариатом, наконец, в геройской борьбе против исключительного закона в Германии и образцовой для рабочих всего мира длительной, упорной дисциплинированной работе создания массовых пролетарских организаций Германии – все эти образцы пролетарского героизма и исторического творчества служат нам порукой за то, что рабочие названных стран поймут лежащие на них теперь задачи освобождения человечества от ужасов войны и ее последствий, что эти рабочие всесторонней решительной и беззаветно энергичной деятельностью своей помогут нам успешно довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс населения от всякого рабства и всякой эксплуатации.

Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ульянов-Ленин

Опубликовано: Декреты Советской власти. Т.I. М., 1957. С.12–16.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ТЕЗИСОВ ПО ВОПРОСУ О НЕОТЛОЖНОМ ЗАКЛЮЧЕНИИ СЕПАРАТНОГО И АННЕКСИОНИСТСКОГО МИРА, РАЗРАБОТАННЫХ В.И.ЛЕНИНЫМ

7 (20) января – 21 января (3 февраля) 1918 г.

...6. Положение дел с социалистической революцией в России должно быть положено в основу всякого определения международных задач нашей Советской власти,
ибо международная ситуация на 4-ом году войны сложилась так, что вероятный момент взрыва революции и свержения какого-либо из европейских империалистских правительств (в том числе и германского) совершенно не поддается учету. Нет сомнения, что социалистическая революция в Европе должна наступить и наступит. Все наши надежды па окончательную победу социализма основаны на этой уверенности и на этом научном предвидении. Наша пропагандистская деятельность вообще и организация братанья в особенности должны быть усилены и развиты. Но было бы ошибкой построить тактику социалистического правительства России на попытках определить, наступит ли европейская и особенно германская социалистическая революция в ближайшие полгода (или подобный краткий срок) или не наступит. Так как определить этого нельзя никоим образом, то все подобные попытки, объективно, свелись бы к слепой азартной игре.
7. Мирные переговоры в Брест-Литовске вполне выяснили в настоящий момент, к 7. I. 1918, что у германского правительства (вполне ведущего на поводу остальные правительства четверного союза) безусловно взяла верх военная партия, которая по сути дела уже поставила России ультиматум (со дня на день следует ждать, необходимо ждать и его формального предъявления). Ультиматум этот таков: либо дальнейшая война, либо аннексионистский мир, т. е. мир на условии, что мы отдаем все занятые нами земли, германцы сохраняют все занятые ими земли и налагают на нас контрибуцию (прикрытую внешностью платы за содержание пленных), контрибуцию размером приблизительно в 3 миллиарда рублей, с рассрочкой платежа на несколько лет.
8. Перед социалистическим правительством России встает требующий неотложного решения вопрос, принять ли сейчас этот аннексионистский мир или вести тотчас революционную войну. Никакие средние решения, по сути дела, тут невозможны. Никакие дальнейшие отсрочки более неосуществимы, ибо для искусственного затягивания переговоров мы уже сделали все возможное и невозможное.
9. Рассматривая доводы за немедленную революционную войну, мы встречаем прежде всего тот довод, что сепаратный мир будет теперь, объективно, соглашением с немецкими империалистами, «империалистской сделкой» и т. п., и что, следовательно, такой мир был бы полным разрывом с основными принципами пролетарского интернационализма.
Но этот довод явно неверен. Рабочие, которые проигрывают стачку, подписывая невыгодные для них, выгодные для капиталистов, условия возобновления работ, не изменяют социализму. Изменяют социализму лишь те, кто обменивает выгоды для части рабочих на выгоды для капиталистов, лишь такие соглашения в принципе недопустимы.
Кто называет оборонительной и справедливой войной войну с германским империализмом, а на деле получает поддержку от англо-французских империалистов и скрывает от народа тайные договоры с ними, тот изменяет социализму. Кто, ничего не скрывая от народа, никаких тайных договоров с империалистами не заключая, соглашается подписать невыгодные для слабой нации, выгодные для империалистов одной группы, условия мира, если в данный момент нет сил для продолжения войны, тот ни малейшей измены социализму не совершает.
10. Другой довод за немедленную войну тот, что, заключая мир, мы объективно являемся агентами германского империализма, ибо даем ему и освобождение войск с нашего фронта и миллионы пленных и т. д. Но и этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма, давая ему подсобные его целям силы. Англичане прямо предлагали нашему главковерху Крыленке по сто рублей в месяц за каждого нашего солдата, в случае продолжения войны. Если мы ни копейки не возьмем от англо-французов, мы все же, объективно, будем помогать им, отвлекая часть немецких войск.
С этой стороны в обоих случаях мы не вырываемся полностью из той или иной империалистской связи, да и очевидно, что нельзя вырваться из нее полностью, не свергнув всемирного империализма. Правильный вывод отсюда тот, что, со времени победы социалистического правительства в одной из стран, надо решать допросы не с точки зрения предпочтительности того или другого империализма, а исключительно с точки зрения наилучших условий для развития и укрепления социалистической революции, которая уже началась.
Другими словами: не тот принцип должен теперь лежать в основе нашей тактики, которому из двух империализмов выгоднее помочь теперь, а тот принцип, как вернее и надежнее можно обеспечить социалистической революции возможность укрепиться или хотя бы продержаться в одной стране до тех пор, пока присоединятся другие страны.
11. Говорят, что немецкие противники войны из социал-демократов стали теперь «пораженцами» и просят нас не уступать германскому империализму. Но мы признавали пораженчество лишь по отношению к собственной империалистской буржуазии, а победу над чужим империализмом, победу, достигаемую в формальном или в фактическом союзе с «дружественным» империализмом, мы всегда отвергали, как метод принципиально недопустимый и вообще негодный.
Данный довод есть, следовательно, лишь видоизменение предыдущего. Если бы немецкие левые социал-демократы предлагали нам оттянуть сепаратный мир на определенный срок, гарантируя революционное выступление в Германии в этот срок, тогда вопрос мог бы встать для нас иначе. Но немецкие левые не только не говорят этого, а, напротив, формально заявляют: «Держитесь, пока можете, но решайте вопрос по соображениям положения дел в русской социалистической революции, ибо ничего позитивного обещать насчет немецкой революции нельзя».
12. Говорят, что мы прямо «обещали» в ряде партийных заявлений революционную войну, и что заключение сепаратного мира будет изменой нашему слову.
Это неверно. Мы говорили о необходимости «подготовлять и вести» революционную войну для социалистического правительства в эпоху империализма; мы говорили это, чтобы бороться с абстрактным пацифизмом, с теорией полного отрицания «защиты отечества» в эпоху империализма, наконец, с чисто шкурными инстинктами части солдат, но мы не брали на себя обязательства начинать революционной войны без учета того, насколько возможно вести ее в тот или иной момент.
Мы и сейчас безусловно должны готовить революционную войну. Мы выполняем это свое обещание, как выполнили вообще все наши обещания, которые можно было сразу выполнить: расторгли тайные договоры, предложили всем народам справедливый мир, оттягивали всячески и несколько раз мирные переговоры, чтобы дать время присоединиться другим народам.
Но вопрос о том, можно ли сейчас, немедленно вести революционную войну, следует решить, учитывая исключительно материальные условия осуществимости этого и интересы социалистической революции, которая уже началась.
13. Сводя вместе оценку доводов за немедленную революционную войну, надо прийти к выводу, что такая политика отвечала бы, может быть, потребности человека в стремлении к красивому, эффектному и яркому, но совершенно не считалась бы с объективным соотношением классовых сил и материальных факторов в переживаемый момент начавшейся социалистической революции.
14. Нет сомнения, что наша армия в данный момент и в ближайшие недели (а вероятно, и в ближайшие месяцы) абсолютно не в состоянии успешно отразить немецкое наступление, во-1-х, вследствие крайней усталости и истомления большинства солдат, при неслыханной разрухе в деле продовольствия, смены переутомленных и пр.; во-2-х, вследствие полной негодности конского состава, обрекающей па неминуемую гибель нашу артиллерию; в-3-х, вследствие полной невозможности защитить побережье от Риги до Ревеля, дающей неприятелю вернейший шанс на завоевание остальной части Лифляндии, затем Эстляндии и на обход большой части наших войск с тыла, наконец на взятие Петрограда.
15. Далее, нет также никакого сомнения, что крестьянское большинство нашей армии в данный момент безусловно высказалось бы за аннексионистский мир, а не за немедленную революционную войну, ибо дело социалистической реорганизации армии, влития в нее отрядов Красной гвардии и пр. только-только начато.
При полной демократизации армии вести войну против воли большинства солдат было бы авантюрой, а на создание действительно прочной и идейно-крепкой социалистической рабоче-крестьянской армии нужны, по меньшей мере, месяцы и месяцы.
16. Беднейшее крестьянство в России в состоянии поддержать социалистическую революцию, руководимую рабочим классом, но оно не в состоянии немедленно, в данный момент пойти на серьезную революционную войну. Это объективное соотношение классовых сил но данному вопросу было бы роковой ошибкой игнорировать.
17. Дело стоит, следовательно, с революционной войной в данное время следующим образом: если бы германская революция вспыхнула и победила в ближайшие три-четыре месяца, тогда, может быть, тактика немедленной революционной войны не погубила бы нашей социалистической революции.
Если же германская революция в ближайшие месяцы не наступит, то ход событий, при продолжении войны, будет неизбежно такой, что сильнейшие поражения заставят Россию заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим (например, блоком буржуазной Рады с Черновцами или что-либо подобное). Ибо крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же поражений – вероятно, даже не через месяцы, а через недели – свергнет социалистическое рабочее правительство.
18. При таком положении дела было бы совершенно недопустимой тактикой ставить на карту судьбу начавшейся уже в России социалистической революции только из-за того, начнется ли германская революция в ближайший, кратчайший, измеряемый неделями срок. Такая тактика была бы авантюрой. Так рисковать мы не имеем права.
19. И германская революция вовсе не затруднится, по ее объективным основаниям, если мы заключим сепаратный мир. Вероятно, на время угар шовинизма ослабит ее, но положение Германии останется крайне тяжелым, война с Англией и Америкой будет затяжной, агрессивный империализм вполне и до конца разоблачен с обеих сторон. Пример социалистической Советской республики в России будет стоять живым образцом перед народами всех стран, и пропагандистское, революционизирующее действие этого образца будет гигантским. Здесь – буржуазный строй и обнаженная до конца захватная война двух групп хищников. Там – мир и социалистическая республика Советов.
20. Заключая сепаратный мир, мы в наибольшей, возможной для данного момента, степени освобождаемся от обеих враждующих империалистских групп, используя их вражду и войну, − затрудняющую им сделку против нас, − используем, получая известный период развязанных рук для продолжения и закрепления социалистической революции. Реорганизация России на основе диктатуры пролетариата, на основе национализации банков и крупной промышленности, при натуральном продуктообмене города с деревенскими потребительными обществами мелких крестьян, экономически вполне возможна, при условии обеспечения нескольких месяцев мирной работы. А такая реорганизация сделает социализм непобедимым и в России и во всем мире, создавая вместе с тем прочную экономическую базу для могучей рабоче-крестьянской Красной Армии.
21. Действительно революционной войной в настоящий момент была бы война социалистической республики против буржуазных стран с ясно поставленной и вполне одобренной со стороны социалистической армии целью свержения буржуазии в других странах. Между тем этой цели в данный момент мы себе заведомо не можем еще поставить. Мы воевали бы теперь, объективно, из-за освобождения Польши, Литвы и Курляндии. Но ни один марксист, не разрывая с основами марксизма и социализма вообще, не сможет отрицать, что интересы социализма стоят выше, чем интересы права наций на самоопределение. Наша социалистическая республика сделала все, что могла, и продолжает делать для осуществления права на самоопределение Финляндии, Украины и пр. Но если конкретное положение дел сложилось так, что существование социалистической республики подвергается опасности в данный момент из-за нарушения права на самоопределение нескольких наций (Польши, Литвы, Курляндии и пр.), то, разумеется, интересы сохранения социалистической республики стоят выше.
Поэтому тот, кто говорит: «мы не можем подписать позорного, похабного и прочее мира, предать Польшу и т. п.», не замечает, что, заключив мир на условии освобождения Польши, он только еще более усилил бы германский империализм против Англии, против Бельгии, Сербии и других стран. Мир на условии освобождения Польши, Литвы, Курляндии был бы «патриотическим» миром с точки зрения России, но нисколько не перестал бы быть миром с аннексионистами, с германскими империалистами.

21 января 1918 г. к настоящим тезисам следует добавить:

22. Массовые стачки в Австрии и в Германии, затем образование Советов рабочих депутатов в Берлине и в Вене, наконец начало 18–20 января вооруженных столкновений и уличных столкновений в Берлине, все это заставляет признать, как факт, что революция в Германии началась.
Из этого факта вытекает возможность для нас еще в течение известного периода оттягивать и затягивать мирные переговоры.

Опубликовано: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.35. С.244–252.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ВЦИК ОБ АННУЛИРОВАНИИ БРЕСТ-ЛИТОВСКОГО ДОГОВОРА

13 ноября 1918 г.

Всем народам России, населению всех оккупированных областей и земель.
Всероссийский ЦИК сим торжественно заявляет, что условия мира с Германией, подписанные в Бресте 3 марта 1918 г., лишились силы и значения. Брест-Литовский договор (равно и Дополнительное соглашение, подписан в Берлине 27 августа и ратифицированное ВЦИК 6 сентября 1918 г.) в целом и во всех пунктах объявляется уничтоженным.
Все включенные в Брест-Литовский договор обязательства, касающиеся уплаты контрибуции или уступки территорий и областей, объявляются недействительными.
Последним актом правительства Вильгельма II, вынудившего этот насильнический мир в целях ослабления и постепенного удушения Российской Социалистической Федеративной Республики и ничем не ограниченной эксплуатации окружающих республику народов, была высылка советского посольства из Берлина за его деятельность, направленную к ниспровержению буржуазно-императорского режима в Германии. Первым актом восставших рабочих и солдат в Германии, низвергнувших императорский режим, был призыв посольства Советской Республики.
Брест-Литовский мир насилия и грабежа пал, таким образом, под соединенными ударами германских и русских пролетариев-революционеров.
Трудящиеся массы России, Лифляндии, Эстляндии, Польши, Литвы, Украины, Финляндии, Крыма и Кавказа, освобожденные Германской революцией от гнета грабительского договора, продиктованного германской военщиной, призваны ныне сами решать свою судьбу. На место империалистического мира должен прийти социалистический мир, мир, заключенный освободившимися от гнета империалистов трудящимися массами народов России, Германии и Австро-Венгрии. Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика предлагает братским народам Германии и бывшей Австро-Венгрии в лице их Советов рабочих и солдатских депутатов, немедленно приступить регулированию вопросов, связанных с уничтожением Брестского договора. В основу истинного мира народов могут лечь только те принципы, которые соответствуют братским отношениям между трудящимися всех стран и наций, которые были провозглашены Октябрьской революцией и отстаивались русской делегацией в Бресте. Все оккупированные области России будут очищены. Право на самоопределение в полной мере будет признано за трудящимися нациями всех народов. Все убытки будут возложены на истинных виновников войны – на буржуазные классы.
Революционные солдаты Германии и Австрии, создающие ныне в оккупированных областях солдатские Советы депутатов, вступив в связь с местными крестьянскими Советами, будут сотрудниками и союзниками трудящихся в осуществлении этих задач. Братским союзом с крестьянами и рабочими России они искупят раны, нанесенные населению оккупированных областей германскими и австрийскими генералами, охранявшими интересы контрреволюции.
Построенные на этих основах отношения между народами России, Германии и Австро-Венгрии будут не только мирными отношениями. Это будет союз трудящихся масс всех наций в их борьбе за создание и укрепление социалистического строя на развалинах строя милитаризма, империализма и экономического рабства.
Этот союз трудящиеся массы России, в лице советского правительства, предлагают народам Германии и Австро-Венгрии.
Они надеются, что к этому могущественному союзу освободившихся народов России, Польши, Финляндии, Украины, Литвы, Прибалтики, Крыма, Кавказа Германии и Австро-Венгрии примкнут народы всех остальных стран, еще не сбросивших иго империалистов. Впредь же до этого момента этот союз народов будет сопротивляться всякой попытке навязать народам капиталистический гнет чужеземной буржуазии.
Освобожденные Германской революцией от ига германского империализма народы России тем менее согласятся подчиниться игу империализма англоамериканского или японского. Правительство Советской Республики предложило всем державам, ведущим с ними войну, мирное соглашение. Впредь же до того момента, когда трудящиеся массы этих держав заставят свои правительства принять мир с рабочими, крестьянами и солдатами России, правительство Республики будет, опираясь ныне на революционные силы всей Средней и Восточной Европы, сопротивляться попыткам вновь ввергнуть Россию под иго рабства чужеземного и туземного капитала.
Приветствуя население всех областей, освобожденных от ига германского империализма, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика зовет трудящиеся массы этих областей к братскому союзу с рабочими и крестьянами России и обещает им полную, до конца идущую поддержку в борьбе за установление на их землях социалистической власти рабочих и крестьян.
Насильнический мир в Брест-Литовске уничтожен. Да здравствует истинный мир – мировой союз трудящихся всех стран и наций!

Председатель ВЦИК Я.Свердлов
Председатель СНК Ульянов (Ленин)
Секретарь ВЦИК В.Аванесов

Опубликовано: Документы внешней политики СССР. Т.І. М., 1957. С.565–567.

ПРИЛОЖЕНИЕ 4

ЗАПИСКИ Л.Д. ТРОЦКОГО, НАПРАВЛЕННЫЕ В ЦК РКП(б) В АВГУСТЕ – СЕНТЯБРЕ 1919 г.

Копия
Секретно

ЦК РКП

Крушение Венгерской Республики, наши неудачи на Украине и возможная потеря нами Черноморского побережья, наряду с нашими успехами на Восточном фронте меняют в значительной мере нашу международную ориентацию, выдвигая на первый план то, что вчера ещё стояло на втором.
Разумеется, время теперь такое, что большие события на Западе могут нагрянуть не скоро. Но неудача всеобщей демонстративной стачки, удушение Венгерской Республики, продолжение открытой поддержки похода на Россию — все это такие симптомы, которые говорят что инкубационный, подготовительный период революции на Западе может длиться еще весьма значительное время.
Это значит, что англо-французский милитаризм сохранит еще некоторую долю живучести и силы и наша Красная Армия на арене европейских путей мировой политики окажется довольно скромной величиной не только для наступления, но и для обороны. В этих условиях мелкие белогвардейские страны по западной окраине могут создать для нас до поры до времени «прикрытие».
Иначе представляется положение, если мы станем лицом к востоку. Правда, разведывательные и оперативные сводки Восточного фронта так общи и, по существу, небрежны, что я до сих пор не составил себе вполне точного представления о том, разбили ли мы Колчака вконец или только побили его, дав ему все же возможность увести значительные силы на меридиан Омска. Во всяком случае, здесь открыты довольно широкие ворота в Азию, где — предполагая даже худшее, т. е. что Колчак далеко еще не разбит, — нам противостоят все же не крупные изолированные силы с крайне протяженными и необеспеченными коммуникациями.
Остается, правда, еще вопрос об японских войсках в Сибири, в которых числится несколько десятков тысяч. Цифра эта сама по себе незначительная для сибирских пространств. Кроме того, имеющиеся сведения говорят, что японцы не продвигались на запад от Иркутска. Есть все основания предполагать, что Америка будет более, чем когда-либо, противодействовать продвижению Японии в Сибирь. Колчак был непосредственно американским агентом. Высаживая свои дивизии во Владивостоке,
Япония это мотивировала тем, что ей необходимы гарантии против той американизации, какую проводит Колчак. Теперь же дело повернулось другим концом. Колчак сходит на нет, и Японии — в ожидании нашего дальнейшего продвижения на восток — придется или значительно увеличить свои оккупационные войска, или убраться прочь. Увеличение японских сил в Сибири при сведении на нет Колчака означало бы для Америки японизацию Сибири и не может, конечно, быть ею принято без сопротивления. В этом случае мы могли бы даже рассчитывать, вероятно, на прямую поддержку вашингтонских подлецов против Японии. Во всяком случае, при нашем продвижении в Сибирь антагонизм Японии и Соединенных Штатов создал бы для нас благоприятную обстановку.
Нет никакого сомнения, что на азиатских полях мировой политики наша Красная Армия является несравненно более значительной силой, чем на полях европейской. Перед нами здесь открывается несомненная возможность не только длительного выжидания того, как развернутся события в Европе, но и активности по азиатским линиям. Дорога в Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию. Нарушить неустойчивое равновесие азиатских отношений колониальной зависимости, дать прямой толчок восстанию угнетенных масс и обеспечить победу такого восстания в Азии может такая армия, которая на европейских весах сейчас еще не может иметь крупного значения.
Разумеется, операции на Востоке предполагают создание и укрепление могущественной базы на Урале. Эта база нам необходима во всяком случае, независимо от того, в какую сторону нам придется в течение ближайших месяцев или, может быть, лет стоять лицом — в сторону запада или востока. Необходимо во что бы то ни стало возродить Урал. Всю ту рабочую силу, которую мы тратили или собирались тратить на рабочие поселения в Донской области, на продовольственные отряды и проч., необходимо теперь сосредоточить на Урале. Туда нужно направить лучшие наши научно-технические силы, лучших организаторов и администраторов. Нужно возродить идею, которая была у нас весной прошлого года под влиянием немецкого наступления: сосредоточить промышленность на Урале и вокруг Урала. Равным образом нужно сейчас же придать серьезный характер нашей советской работе в очищенных областях Урала и очищенных областях Сибири. Нужно туда направить лучшие элементы Украинской партии, освободившиеся ныне «по независящим причинам» от советской работы. Если они потеряли Украину, пусть завоевывают для советской революции Сибирь. С завоеванием степных приуральских или зауральских пространств, мы получаем возможность широкого формирования конницы, для которой Златоуст будет давать необходимое вооружение, конницы нам не хватало до настоящего времени. Но если конница в маневренной гражданской войне, как показал опыт, имеет огромное значение, то роль ее в азиатских операциях представляется, бесспорно, решающей. Один серьезный военный работник предложил еще несколько месяцев тому назад план создания конного корпуса (30 000—40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию.
Разумеется, такой план требует тщательной подготовки — как материальной, так и политической. Мы до сих пор слишком мало внимания уделяли азиатской агитации. Между тем международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии.
Наши военные успехи на Урале и в Сибири должны чрезвычайно поднять престиж советской революции во всей угнетенной Азии. Нужно использовать этот момент и сосредоточить где-нибудь на Урале или Туркестане революционную академию, политический и военный штаб азиатской революции, который в ближайший период может оказаться гораздо дееспособнее исполкома 3-го Интернационала. Нужно уже сейчас приступить к более серьезной организации в этом направлении, к сосредоточению необходимых сил, лингвистов, переводчиков книг, привлечению туземных революционеров — всеми доступными нам средствами и способами.
Разумеется, мы и ранее имели в виду необходимость содействия революции в Азии и никогда не отказывались от наступательных революционных войн. Но еще не так давно мы с значительной долей основания все внимание и все мысли обращали на запад. Прибалтийский край был у нас. В Польше, казалось, революция развертывается быстрым темпом. В Венгрии была советская власть. Советская Украина объявила войну Румынии и собиралась продвигаться на запад, на соединение с советской Венгрией. Обладание Одессой открывало нам более или менее прямую и надежную связь не только с очагами балканской революции, но и французскими и английскими портами, куда мы направляли значительное количество коммунистической литературы. Сейчас, повторяю, положение резко изменилось, и нужно отдать себе в этом ясный отчет. Прибалтика не у нас. В Германии коммунистическое движение после первого периода бури и натиска загнано внутрь и, может быть, — на долгий ряд месяцев. Поражение советской Венгрии задержит, по всей вероятности, рабочую революцию в мелких странах: в Болгарии, Польше, Галиции, Румынии, на Балканах. Сколько времени протянется этот период? Этого, конечно, предсказать нельзя, но он может протянуться и год, и два, и пять лет. Сохранение нынешнего живодерского капитализма хотя бы на несколько лет означает неизбежные попытки усугубления колониальной эксплуатации, а с другой стороны, — столь же неизбежные попытки восстаний. Ареной близких восстаний может стать Азия. Наша задача состоит в том, чтобы своевременно совершить необходимое перенесение центра тяжести нашей международной ориентации.
Разумеется, сейчас не может быть и речи об ослаблении нашей борьбы на южном фронте. Но не исключена возможность того, что в течение ближайшего года восстания украинских крестьян будут подавляться не нами, а Деникиным, подобно тому как в течение прошлого года с крестьянскими восстаниями в Сибири бороться приходилось не советской власти, а Колчаку.
Во всяком случае, европейская революция как будто отодвинулась. И что уже совершенно вне сомнения — мы сами отодвинулись с запада на восток. Мы потеряли Ригу, Вильну, рискуем потерять Одессу, Петроград — под ударом. Мы вернули Пермь, Екатеринбург, Златоуст и Челябинск. Из этой перемены обстановки вытекает необходимость перемены ориентации, В ближайший период — подготовка «элементов» азиатской ориентации и, в частности, подготовка военного удара на Индию, на помощь индусской революции, может [носить] только предварительный, подготовительный характер. Прежде всего — деятельная разработка плана, изучение его осуществления, привлечение необходимых подготовленных лиц, создание вполне компетентной организации.
Настоящий доклад имеет своей задачей привлечь внимание ЦК к поднятому здесь вопросу.

5 августа 1919 г. Лубны

Л.ТРОЦКИЙ

Копия
Сов. секретно

Центральному Комитету РКП

В дополнение к моему докладу от 5 августа считаю необходимым поставить нижеследующие вопросы.
Перемирие Афганистана с Англией, по некоторым данным, может повернуться целиком против нас. По сообщениям наших туркестанцев, Англия деятельно работает над объединением Персии, Бухары, Хивы и Афганистана против советского Туркестана. Было бы непостижимым, если бы она этого не делала. На востоке Англия пытается сейчас создать цепи государств, подобно тому, как она сделала на нашей западной окраине. Там указанная работа представляет в свою очередь наименьше затруднений, чем на западе. Весь вопрос сейчас в том, кто выиграет темп.
Наше успешное продвижение на Туркестан, разрушение южной армии Колчака создают условия, при которых темп можем выиграть мы. Но отсюда вытекает, что, ведя совершенно правильную политику выжидания, приспособления, уклончивости, уступок на западе, мы должны перейти к политике решительности и стремительности на востоке.
Мы можем сейчас подорвать работу Англии по сплочению азиатских государств против нас, создав в Туркестане серьезную военную базу, для чего уже имеются достаточные элементы. Нужно немедленно же выбрать возможную линию удара и одно из цепи государств, которые Англия противопоставляет нам, поставить перед непосредственным ударом, предъявив ультиматум о мире, подчинить своей воле и нанести удар.
Отсюда вытекает: 1) необходимость посылки в Туркестан лица с исключительно широкими полномочиями и с инструкцией, которая дала бы гарантию того, что означенный товарищ не будет исключительствовать на востоке с той уже традиционной уклончивостью, которая нам навязана на западе, 2) предписать Реввоенсовету республики сосредоточить в Туркестане материальные и персональные элементы для возможного с нашей стороны наступления из Туркестана на юг.

20 сентября 1919 г.

Л. ТРОЦКИЙ

Опубликовано: Краснов В.Г., Дайнес В.О. Неизвестный Троцкий. Красный Бонапарт: Документы. Мнения. Размышления. – М: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С.360–364.

ПРИЛОЖЕНИЕ 5

В. И. ЛЕНИН. ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ НАБРОСОК ТЕЗИСОВ ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ И КОЛОНИАЛЬНОМУ ВОПРОСАМ КО II КОНГРЕССУ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА

июнь 1920 г.

1. Буржуазной демократии, по самой природе ее, свойственна абстрактная или формальная постановка вопроса о равенстве вообще, в том числе о равенстве национальном. Под видом равенства человеческой личности вообще буржуазная демократия провозглашает формальное или юридическое равенство собственника и пролетария, эксплуататора и эксплуатируемого, вводя тем в величайший обман угнетенные классы. Идея равенства, сама являющаяся отражением отношений товарного производства, превращается буржуазией в орудие борьбы против уничтожения классов, под предлогом будто бы абсолютного равенства человеческих личностей. Действительный смысл требования равенства состоит лишь в требовании уничтожения классов.
2. Сообразно основной своей задаче борьбы против буржуазной демократии и разоблачения лжи и лицемерия ее, коммунистическая партия, как сознательная выразительница борьбы пролетариата за свержение ига буржуазии, должна и в национальном вопросе во главу угла ставить не абстрактные и не формальные принципы, а, во-первых, точный учет исторически-конкретной и прежде всего экономической обстановки; во-вторых, отчетливое выделение интересов угнетенных классов, трудящихся, эксплуатируемых, из общего понятия народных интересов вообще, означающего интересы господствующего класса; в-третьих, такое же отчетливое разделение наций угнетенных, зависимых, неравноправных от наций угнетающих, эксплуататорских, полноправных, в противовес буржуазно-демократической лжи, которая затушевывает свойственное эпохе финансового капитала и империализма колониальное и финансовое порабощение громадного большинства населения земли ничтожным меньшинством богатейших передовых капиталистических стран.
3. Империалистская война 1914—1918 годов с особенной ясностью вскрыла перед всеми нациями перед угнетенными классами всего мира лживость буржуазно-демократических фраз, показав па деле, что Версальский договор пресловутых «западных демократий» есть еще более зверское и подлое насилие над слабыми нациями, чем Брест-Литовский договор германских юнкеров и кайзера. Лига наций и вся послевоенная политика Антанты еще более ясно и резко вскрывает эту правду, усиливая повсюду революционную борьбу как пролетариата передовых стран, так и всех трудящихся масс колониальных и зависимых стран, ускоряя крах мещански-национальных иллюзий насчет возможности мирного сожительства и равенства нации при капитализме.
4. Из вышеизложенных основных положений вытекает, что во главу угла всей политики Коминтерна по национальному и колониальному вопросу должно быть положено сближение пролетариев и трудящихся масс всех наций и стран для совместной революционной борьбы за свержение помещиков и буржуазии. Ибо только такое сближение гарантирует победу над капитализмом, без которой невозможно уничтожение национального гнета и неравноправия.
5. Мировая политическая обстановка поставила теперь на очередь дня диктатуру пролетариата, и все события мировой политики сосредоточиваются неизбежно вокруг одного центрального пункта, именно: борьбы всемирной буржуазии против Советской Российской республики, которая группирует вокруг себя неминуемо, с одной стороны, советские движения передовых рабочих всех стран, с другой стороны, все национально-освободительные движения колонии и угнетенных народностей, убеждающихся на горьком опыте, что им нет спасения, кроме как в победе Советской власти над всемирным империализмом.
6. Следовательно, нельзя ограничиваться в настоящее время голым признанием или провозглашением сближения трудящихся разных наций, а необходимо политику осуществления самого тесного союза всех национально- и колониально-освободительных движений с Советской Россией, определяя формы этого союза сообразно степени развития коммунистического движения среди пролетариата каждой страны или буржуазно-демократического освободительного движения рабочих и крестьян в отсталых странах или среди отсталых национальностей.
7. Федерация является переходной формой к полному единству трудящихся разных наций. Федерация уже на практике обнаружила свою целесообразность как в отношениях РСФСР к другим советским республикам (венгерской, финской, латвийской в прошлом, азербайджанской, украинской в настоящем), так и внутри РСФСР по отношению к национальностям, не имевшим раньте ни государственного существования, ни автономии (например, Башкирская и Татарская автономные республики в РСФСР, созданные в 1919 и 1920 годах).
8. Задача Коминтерна состоит в этом отношении как в дальнейшем развитии, так и в изучении и проверке опытом этих новых, на базе советского строя и советского движения возникающих, федераций. Признавая федерацию переходной формой к полному единству, необходимо стремиться к более и более тесному федеративному союзу, имея в виду, во-первых, невозможность отстоять существование советских республик, окруженных несравненно более могущественными в военном отношении империалистскими державами всего мира, без теснейшего союза советских республик; во-вторых, необходимость тесного экономического союза советских республик, без чего неосуществимо восстановление разрушенных империализмом производительных сил и обеспечение благосостояния трудящихся; в-третьих, тенденцию к созданию единого, по общему плану регулируемого пролетариатом всех наций, всемирного хозяйства как целого, каковая тенденция вполне явственно обнаружена уже при капитализме и безусловно подлежит дальнейшему развитию и полному завершению при социализме.
9. В области внутригосударственных отношения национальная политика Коминтерна не может ограничиться тем голым, формальным, чисто декларативным и практически ни к чему не обязывающим признанием равноправия наций, которым ограничиваются буржуазные демократы — все равно, признающие ли себя откровенно таковыми или прикрывающиеся названием социалистов, каковы социалисты II Интернационала.
Не только во всей пропаганде и агитации коммунистических партий — и с парламентской трибуны и вне ее – должны быть неуклонно разоблачаемы постоянные нарушения равноправия наций и гарантий прав национальных меньшинств во всех капиталистических государствах, вопреки их «демократическим» конституциям, но необходимо также, во-первых, постоянное разъяснение, что только советский строй в состоянии дать на деле равноправие наций, объединяя сначала пролетариев, затем всю массу трудящихся в борьбе с буржуазией; во-вторых, необходима прямая помощь всех коммунистических партий революционным движениям в зависимых или неравноправных нациях (например, в Ирландии, среди негров Америки и т. п.) и в колониях.
Без этого последнего, особенно важного, условия борьба против угнетения зависимых наций и колоний, а равно признание их права на государственное отделение остаются лживой вывеской, как это мы видим у партий II Интернационала.
10. Признание интернационализма па словах и подмена его на деле, во всей пропаганде, агитации и практической работе, мещанским национализмом и пацифизмом составляет самое обычное явление не только среди партий II Интернационала, но и тех, кои вышли из этого Интернационала, и даже нередко среди тех, кои называют себя теперь коммунистическими. Борьба с этим злом, с наиболее закоренелыми мелкобуржуазными национальными предрассудками, тем более выдвинется на первый план, чем злободневнее становится задача превращения диктатуры пролетариата из национальной (т. е. существующей в одной стране и неспособной определять всемирную политику) в интернациональную (т. е. диктатуру пролетариата по крайней мере нескольких передовых стран, способную иметь решающее влияние на всю мировую политику). Мелкобуржуазный национализм объявляет интернационализмом признание равноправия наций и только, сохраняя (не говоря уже о чисто словесном характере такого признания) неприкосновенным национальный эгоизм, между тем как пролетарский интернационализм требует, во-первых, подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы во всемирном масштабе; во-вторых, требует способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала.
Таким образом в государствах, уже вполне капиталистических, имеющих рабочие партии, действительно являющиеся авангардом пролетариата, борьба с оппортунистическими и мещански-пацифистскими извращениями понятия и политики интернационализма является первой и важнейшей задачей.
11. По отношению к государствам и нациям более отсталым, с преобладанием феодальных или патриархальных и патриархально-крестьянских отношений, надо в особенности иметь в виду:
во-1-х, необходимость помощи всех коммунистических партий буржуазно-демократическому освободительному движению в этих странах; в первую голову обязанность оказывать самую активную помощь ложится на рабочих той страны, от которой отсталая нация зависит в колониальном или финансовом отношениях;
во-2-х, необходимость борьбы с духовенством и прочими реакционными и средневековыми элементами, имеющими влияние в отсталых странах;
в-3-х, необходимость борьбы с панисламизмом и подобными течениями, пытающимися соединить освободительное движение против европейского и американского империализма с укреплением позиции ханов, помещиков, мулл и т. п.;
в-4-х, необходимость поддерживать специально крестьянское движение в отсталых странах против помещиков, против крупного землевладения, против всяких проявлений или остатков феодализма, и стараться придать крестьянскому движению наиболее революционный характер, осуществляя возможно более тесный союз западноевропейского коммунистического пролетариата с революционным движением крестьян на востоке, в колониях и отсталых странах вообще; в особенности необходимо направить все усилия, чтобы приложить основные начала советского строя к странам с господством докапиталистических отношений, путем создания «Советов трудящихся» и т. п.;
В-5-х, необходимость решительной борьбы с перекрашиванием буржуазно-демократических освободительных течений в отсталых странах в цвет коммунизма; Коммунистический Интернационал должен поддерживать буржуазно-демократические национальные движения в колониях и отсталых странах лишь на том условии, чтобы элементы будущих пролетарских партий, коммунистических не только по названию, во всех отсталых странах были группируемы и воспитываемы в сознании своих особых задач, задач борьбы с буржуазно-демократическими движениями внутри их нации; Коммунистический Интернационал должен идти во временном союзе с буржуазной демократией колоний и отсталых стран, но не сливаться с ней и безусловно охранять самостоятельность пролетарского движения даже в самой зачаточной его форме;
в-6-x, необходимость неуклонного разъяснения и разоблачения перед самыми широкими трудящимися массами всех, особенно же отсталых, стран того обмана, который систематически проводят империалистские державы, под видом создания политически независимых государств создающие вполне зависимые от них в экономическом, финансовом, военном отношениях государства; в современной международной обстановке кроме союза советских республик нет спасения зависимым и слабым нациям.
12. Вековое угнетение колониальных и слабых народностей империалистскими державами оставило в трудящихся массах угнетенных стран не только озлобление, но и недоверие к угнетающим нациям вообще, и к пролетариату этих наций. Подлое предательство социализма большинством официальных вождей этого пролетариата в 1914—1919 годах, когда «защитой отечества» социал-шовинистски прикрывалась защита «права» «своей» буржуазии на угнетение колоний и ограбление финансово-зависимых стран, не могло не усилить этого, вполне законного, недоверия. С другой стороны, чем более отсталой является страна, тем сильнее в ней мелкое земледельческое производство патриархальность и захолустность, неминуемо ведущие к особой силе и устойчивости самых глубоких из мелкобуржуазных предрассудков, именно: предрассудков национального эгоизма, национальной ограниченности. Так как эти предрассудки могут исчезнуть лишь после исчезновения империализма и капитализма в передовых странах и после радикального изменения всей основы экономической жизни отсталых стран, то вымирание этих предрассудков не может не быть очень медленным. Отсюда обязательность для сознательного коммунистического пролетариата всех стран относиться с особенной: осторожностью и с особым вниманием к пережиткам национальных чувств в наиболее долго угнетавшихся странах и народностях, равным образом обязательность идти на известные уступки в целях более быстрого изживания указанного недоверия и указанных предрассудков. Без добровольного стремления к союзу и единству со стороны пролетариата, а затем и всех трудящихся масс всех стран и наций всего мира, дело победы над капитализмом не может быть успешно завершено.

Опубликовано: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.41. С.162–168.

ПРИЛОЖЕНИЕ 6

В. И. ЛЕНИН. О КОНЦЕССИЯХ И О РАЗВИТИИ КАПИТАЛИЗМА

25 апреля 1921 г.

Советская власть приглашает заграничных капиталистов, желающих получить концессии в России.
Что такое концессии? Договор государства с капиталистом, который берется поставить или усовершенствовать производство (например, добычу и сплав леса, добычу угля, нефти, руды и т. п.), платя за это государству долю добываемого продукта, а другую долю получая в виде прибыли.
Правильно ли поступает Советская власть, которая прогнала русских помещиков и капиталистов, а теперь приглашает заграничных? Правильно, ибо, если рабочая революция в других странах замедлилась, то нам приходится идти на некоторые жертвы, лишь бы добиться быстрого, даже немедленного улучшения положения рабочих и крестьян. Жертвы состоят в том, что мы десятки миллионов пудов ценных продуктов отдадим капиталисту в течение ряда лет, а улучшение положения рабочих и крестьян состоит в том, что мы получим тотчас добавочное количество нефти, керосина, соли, угля, земледельческих орудий и проч. Мы не вправе отказаться от немедленного улучшения положения рабочих и крестьян, ибо это необходимо при нашем разорении, а указанные жертвы нас не погубят.
Не опасно ли приглашать капиталистов, не значит ли это развивать капитализм? — Да, это значит развивать капитализм, но это не опасно, ибо власть остается в руках рабочих и крестьян, а собственность помещиков и капиталистов не восстанавливается. Концессия есть своего рода арендный договор. Капиталист становится арендатором части государственной собственности по договору, на определенный срок, но не становится собственником. Собственность остается за государством.
Советская власть наблюдет за тем, чтобы капиталист-арендатор соблюдал договор, чтобы договор был для нас выгоден, чтобы получилось улучшение положения рабочих и крестьян. На таких условиях развитие капитализма не опасно, а выгода для рабочих и крестьян состоит в увеличении продуктов.

Опубликовано: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.43. С.248–249.

Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ:
Комментируем публикацию: ИДЕЯ «МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА В 1917—1921 ГОДАХ

подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.