М., 2004. 768 с.

Этнолингвистическая география - направление, сложившееся в рамках московской этнолингвистической школы и базирующееся на идее Н. И. Толстого о диалектности славянской традиционной духовной культуры, функционирующей, подобно языку, в виде территориальных вариантов - культурных диалектов, выделяемых на базе языковых и экстралингвистических (обрядовых, предметных, текстовых и пр.) признаков. Первые опыты комплексного картографирования языковых и этнографических явлений были предприняты коллективом московской этнолингвистической школы при обработке материалов, собранных в ходе изучения Полесья (ср. [1]). На протяжении последнего десятилетия концепция этнолингвистического картографирования начала активно развиваться в работах А. А. Плотниковой, посвященных культурно-диалектному членению южнославянского языкового континуума. Итогом этих исследований явилась недавно опубликованная монография "Этнолингвистическая география Южной Славии" - первая работа, в которой подробно излагается теория и методика этнолингвистического картографирования и дается комплексное этнолингвистическое описание всех южнославянских традиций с последующей ареалогической интерпретацией.

Специфику этнолингвистического картографирования в методологической концепции автора, изложенной в первой главе монографии ("Этнолингвистика и проблемы картографирования"), составляет прежде всего его объект - терминология календарной и семейной обрядности и народной мифологии, которая, как правило, остается вне поля зрения традиционных ареальных исследований, и метод - сопоставление с этнографическими и фольклорными явлениями, представляющими собой контекст функционирования этой лексики.

Испытывая особый интерес к балканославянской специфике южнославянских диалектов, автор прежде всего делает предметом картографирования те феномены народной культуры, которые встречаются в разных балканских (в том числе и неславянских) традициях, но отсутствуют за пределами Балкан и при этом показательны с точки зрения членения южнославянского диалектного континуума. При этом автор решает весьма сложную проблему семантической идентификации, функционального отождествления близких явлений разных культурных диалектов, с целью выделения инвариантных признаков, с которыми можно работать при картографировании (трудности возникают при сопоставлении и сведении к набору общих значений как обрядовых, так и ми-

стр. 113

фологических систем разных традиций). "Балканские" признаки, релевантные для выделения культурных диалектов в пространстве Южной Славии, составили идеографическую сетку, которая заполнялась по опубликованным источникам и в ходе полевых обследований (этот корпус признаков лежит в основе разработанного автором этнолингвистического вопросника "Малого диалектологического атласа балканских языков"). Такая идеографическая сетка представляет собой классификацию культурно-языковых явлений по тематическому принципу и включает разделы: "Народный календарь", "Семейная обрядность" и "Народная мифология". Разделы состоят из тематических рубрик (например "День св. Андрея", "Сочельник и Рождество"; "Помолвка", "Свадебные чины", "Воздушные демоны", "Водяные демоны"), каждая из рубрик объединяет инвариантные культурные значения и мотивационные признаки терминов (например "Сжигаемое в ночь на Рождество полено", "Мотив почитания медведя в названии праздника св. Андрея"), а также ритуалы и тексты, связанные с указанным праздником, событием или мифологическим персонажем (ритуал приглашения медведя, ритуальное кормление медведя, легенда о св. Андрее, повелителе диких зверей, укротившем медведя). Диалектная реализация данных признаков, их наличие или отсутствие в разных диалектах и получают отражение на карте.

Процедура этнолингвистического картографирования, в концепции автора, складывается из нескольких "уровней": лексического, семантического, мотивационного и экстралингвистического (в том числе текстового). Принципы отражения на карте лексической, мотивационной реализации культурных значений и семантического диапазона языкового знака близки к лингвистическим, с той разницей, что подготовка терминологической карты требует обязательного обращения к этнокультурному контексту. Приступая к картографированию терминологии традиционной культуры, исследователь сначала определяет территорию распространения обозначаемого явления, глубоко изучает характеристики денотата, чтобы адекватно соотнести культурное значение и термин, а также термины различных традиций между собой. Этнолингвистическая карта, формально носящая чисто языковой характер, имплицитно указывает на географию явлений, стоящих за наносимым на карту наименованием, другими словами, любая терминологическая карта может восприниматься как карта этнографическая, демонстрирующая распространения обряда или его фрагмента. Эксплицитное картографирование экстралингвистических явлений на языковых картах применяется в тех случаях, когда этнокультурное явление не имеет вербального выражения или соответствующее наименование не зафиксировано в источниках, а также если наблюдаются ареально противопоставленные специфические особенности обряда или его элементов. Представление на карте этнокультурного контекста функционирования термина способствует уточнению ареалов обозначаемых термином культурных явлений: соотнесение ареалов производного термина и "производящего" контекста позволяет выявить зоны "эпицентра" возникновения признака и зоны затемнения внутренней формы, утраты мотивирующего ее обряда или поверья, и, напротив, области отсутствия наименования при сохранении контекста (ср. более широкое распространение обрядов задабривания медведя по сравнению с географией производного термина Мечкиндан 'день св. Андрея', букв. 'Медвежий день').

Вторая глава - "Южнославянская этнокультурная лексика в свете ареальных противопоставлений" посвящена картографированию отдельных явлений традиционной духовной культуры балканских славян и включает около сорока карт. Автор рассматривает лишь часть этнокультурных признаков, выделенных в первой главе. Из обширной идеографической сетки автор выбирает тридцать тем и семем, наиболее интересных в отношении ареального членения балканославянской территории: предновогодняя, святочная и масленичная обрядность и ее элементы, весенне-летние девические обходы, весенне-летний окказиональный обряд вызывания

стр. 114

дождя; женский праздник по случаю рождения ребенка, "рубашка", послед, ребенок-участник свадьбы, причитание, поминки, вила, вампир, ведьма, демон-герой и его противники, демон-хозяин места, дух некрещеного ребенка, демоны, определяющие судьбу и др.

Достаточно широкий диапазон картографируемых значений, большой корпус источников, обеспечивший густую сетку, подробная документация - все это приближает исследование к жанру этнолингвистического атласа. Композиционно оно членится на небольшие разделы, посвященные перечисленным этнокультурным явлениям. Каждый раздел включает терминологию данного явления и описание условий его бытования, в первую очередь мотивирующих внутреннюю форму термина или коррелирующих с ней, с географическими пометами - материал, который накладывается на карту. Сочетание языковой и неязыковой информации на карте обусловлено спецификой материала. Большая часть представленных карт содержит комбинацию лингвистических и экстралингвистических признаков (ср. карту "Ребенок-участник свадьбы", где отражены как соответствующие диалектные наименования, так и формы ритуала, в котором принимает участие ребенок, мотивирующие терминологию: усаживание его в повозку к невесте, на колени к невесте и пр.), что дает возможность пронаблюдать, в каких ареалах признаки маркируются лексически, а в каких нет. Часть карт носит лексический характер ("Хрононимы Рождества", "Голошение по покойному"), лексико-семантический ("Мифологический персонаж "хала" / "ламя" / "аждая""), семантический ("Новогодние дружины: типы и названия от ⁺ surva"), выявляющий распространение ядерных и периферийных значений лексем.

Наряду с огромным интересом, который представляют предлагаемые автором карты языковой и культурной реализации значений, демонстрирующие четкие ареалы, хочется отметить собственно этнолингвистическую ценность и уникальность данного в этой главе описания - детальной дескрипции корпуса существенных значений балканославянской картины мира. Это описание составляет, во-первых, общая характеристика наиболее существенных признаков того иного культурного явления и его соотношения с другими близкими ему феноменами; во-вторых, реконструкция лексического поля каждого из описываемых значений или семантического поля языкового знака, позволяющая путем анализа внутренней формы и семантики терминов восстановить "свернутый" в языке культурный текст, связываемый с ними в мифологическом сознании; в-третьих, воссоздание "культурного" поля каждого термина - поверий, обычаев, запретов, предписаний, семантика и символика которых коррелирует с кругом мотивов, заключенных в способе мотивации этнокультурной лексики, и дополняет их.

В третьей главе - "Южнославянские ареалы" на базе проведенного картографирования и с учетом диалектных изоглосс выделяются культурно-языковые ареалы в пространстве Южной Славии, представленные на семи сводных картах, демонстрирующих пучки изоглосс и изодокс. Географическое изучение этнолингвистических данных подтверждает деление южнославянского диалектного континуума на восток-запад. "Вертикальное" членение этой территории показывают такие признаки, как святочные хрононимы (*koled- - *bozic-; мърсни дни - некрштени дани), названия последнего дня масленицы (⁺ sir- - ⁺ bel), обычай разжигания костров в последний день масленицы, летний девический обход села кралице, обряд вызывания дождя (пеперуда - додола), наименования праздника родин ("хлебные названия" - бабине), названия ребенка, которого вручают невесте (отсутствие наименования - наконьче, наколче), названия вампира (вампир - вукодлак), мифологического персонажа вила (самодива - вила) и пр. Наиболее плотные пучки меридианальных изоглосс проходят вдоль сербско-болгарской границы, однако некоторые отнесены далеко на запад и проходят по хорватской и словенской территории.

Этнолингвистическое картографирование подтверждает яркую индивидуальность сербско-болгарского погра-

стр. 115

ничья, специфика и внутреннее членение которого подробно рассматриваются в работе. Северную часть этого ареала манифестируют такие этнокультурные явления, как обряд "ложной невесты" Лада, названия ходячего покойника типа тенъц, название обряда вызывания дождя росоманка, а южную - термин пасторче для обозначения вручаемого невесте ребенка, свиръц - 'демон, происходящий из умершего некрещеного ребенка' и т.д. В числе лексико-семантических особенностей диалектов этого региона автор называет "пестроту лексической картины", семантическое разнообразие терминов и наличие у них обширных фразеологических полей.

Результаты картографирования позволяют говорить о специфике македонского ареала. Его очерчивают такие изоглоссы, как приуроченные к Богоявлению обходы села водичари, наименование масленичных ряженых прочкари, святочные и масленичные приглашения ветра на угощение, номинация ⁺ стихjа 'дух-хранитель водного пространства' и т.д. Македонский ареал находится на "перекрестке" различных традиций и по разным признакам обнаруживает сходство с юго-восточными сербскими и западными болгарскими говорами, восточной группой балканославянских диалектов, с "центральными" балканославянскими (сербскими и черногорскими), с южными болгарскими говорами, в составе каждого ареального объединения сохраняя свое своеобразие.

Еще один компактный ареал - это говоры южной Македонии и Болгарии, образующие так называемый южный балканославянский пояс. Его специфику составляют такие явления, как зимние процессии ряженых, включающие персонажи "жених" и "невеста", ритуал принудительного купания на Богоявление, обозначения плаценты, мотивированные корнем *sled-, наименования погребальных голошений, мотивированные корнем *pe-(vati), названия мифологических персонажей, определяющих судьбу, производные от корня *rek-, и пр.

Чрезвычайно интересное и до сих пор мало изученное явление, подробно освещаемое автором, - западный хорватско-словенский ареал, хотя и включенный по ряду признаков в балканославянское пространство (обычаи, связанные с рождественским поленом бадшк, поверья о персонаже вила), но в то же время ярко специфический (использование корня *pust- для обозначения последнего дня масленицы, лексемы kres, обозначающей масленичные обрядовые костры, и пр.).

Этнолингвистические данные существенно дополняют традиционные научные представления о центральной и латеральной зонах южнославянского пространства, отражающих две волны заселения Балканского полуострова, обнаруживая соотнесение словенской территории не только с македонскими, южными и восточными болгарскими диалектами, но и с восточно-сербскими. Этнокультурная лексика также отражает наличие сильной волны греческого влияния на балканославянские диалекты, значительно видоизменившего соотношение центра и периферии. Перспективы дальнейшего исследования автор видит в изучении географии всей сетки балканославянских культурных признаков с привлечением материала неславянских балканских традиций.

Предложенное ареалогическое описание, закладывающее основы южнославянской культурной диалектологии, делает работу А. А. Плотниковой "классическим" исследованием сразу нескольких лингвистических дисциплин - славянской этнолингвистики, ареалогии, диалектологии и балканистики. Это обусловливает его теоретическая и методологическая новизна, комплексность рассмотрения материала и редкий для современной ареальной лингвистики (в основном накапливающей, а не анализирующий данные картографирования) опыт ареалогической интерпретации.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Полесский этнолингвистический сборник. М., 1983.