В статье описываются позиция советского руководства и его контакты с белорусскими представителями в период Московских переговоров с Литвой и Рижской мирной конференции.

The article describes the position of the Soviet government and its contacts with the Belorussian representatives during the negotiations with Lithuania in Moscow and at the Riga peace conference.

Ключевые слова: белорусское движение, А. А. Иоффе, Г. В. Чичерин, Рижский мир, советско-литовские переговоры

В начале XX в. белорусское национальное движение было представлено, главным образом, культурно-просветительским течением общественной жизни Северо-Западного края. Первая мировая война дала толчок политическому развитию движения. На оккупированных Германией белорусских землях (Гродненская, часть Виленской и Минской губерний) его активисты строили планы белорусско-литовского объединения, апеллируя к истории Великого княжества Литовского. Позже, однако, разногласия между белорусскими и литовскими националистами заставили отказаться от идеи федеративного государства. На территории, оставшейся под контролем России, белорусские активисты работали в основном в беженских комитетах и обществах помощи населению, перемещавшемуся вглубь России перед наступлением немецкой армии [1. С. 54].

Большинство белорусских политических групп, действовавших на территории России, стремились создать краевое представительство. В этот период многие белорусские деятели склонялись к идее автономии Белоруссии в составе России, преобразованной в федерацию. Созыв Всебелорусского съезда, представлявшего все политические силы Белоруссии, должен был, по мысли его организаторов, определить пути дальнейшего развития края [2. С. 108 - 109].

Однако съезд, едва начав работу, 17 декабря 1917 г. был распущен местными большевистскими руководителями. Они сочли деятельность съезда угрозой для своей власти, так как избранный на съезде Совет должен был принять на себя "все функции ответственного управления краем" [1. С. 56]. Разгон съезда вызвал радикализацию и поляризацию взглядов лидеров белорусского движения.

В этот период в национально-освободительном движении Белоруссии большую роль играл внешнеполитический фактор, что объясняется не только особым геополитическим положением Белоруссии, ставшей театром боевых действий, но и незавершенностью процесса формирования белорусской нации. Значительная

Короткова Дарья Александровна - аспирантка исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова

часть белорусского общества даже в момент наибольшего национального подъема продолжала ощущать себя неразрывно связанной с Россией, что обусловило весьма низкую популярность идей белорусского национализма [2. С. 97].

В связи с немецким наступлением в феврале 1918 г. структуры Западного фронта эвакуировались в Смоленск. Исполком Совета Всебелорусского съезда, преобразованный в Раду, и правительство (Народный секретариат), созданное с разрешения германских оккупационных властей и не обладавшее влиянием на ситуацию в крае, провозгласили 9 марта 1918 г. образование Белорусской народной республики (БНР), а 25 марта и ее независимость. Дальнейшая деятельность активистов белорусского движения, вплоть до марта 1921 г., была направлена на признание независимости БНР в этнических границах, а правительства БНР - единственным легитимным правительством на ее территории. Слабость движения заставляла белорусских политиков искать поддержку у иностранных государств, в том числе, оккупировавших территорию Белоруссии. Зачастую смена оккупационного режима означала смену политической ориентации белорусских националистов, что не способствовало росту популярности их идей.

После ухода немцев из Белоруссии в конце 1918 г. советское руководство сочло наиболее приемлемым создать на белорусской территории советскую республику, которая и была провозглашена 30 декабря 1918 г. на VI Конференции РКП(б) Северо-Западной области. В ее состав должны были войти Минская, Гродненская, Могилевская, Витебская и Смоленская губернии. Но уже 16 января 1919 г. было принято решение об образовании объединенной Литовско-Белорусской советской республики и присоединении Могилевской, Витебской и Смоленской губерний к РСФСР [1.С. 58].

В марте 1919 г. по распоряжению маршала Фоша германская армия была выведена из Западной Белоруссии, и ее место заняли польские легионы. На территории Белоруссии начались столкновения польских войск с Красной армией. Заняв Западную Белоруссию, поляки ввели там собственную военную и гражданскую администрацию [3. С. 53]. Значительная часть белорусских политиков стала ориентироваться на сотрудничество с польскими властями, обещавшими поддержку белорусскому национальному движению в рамках федеративной концепции Пилсудского.

С осени 1919 г. активизировалась деятельность коммунистического подполья и связанного с ним партизанского движения (к тому времени была оккупирована большая часть белорусской территории). Общие интересы, заключавшиеся в необходимости изгнания поляков, подталкивали коммунистические организации края к сотрудничеству с другими партиями и движениями. Наиболее тесные отношения сложились между коммунистами Литвы и Белоруссии и частью белорусских эсеров (Белорусская партия социалистов-революционеров, БПСР). В декабре 1919 г. по инициативе ЦК объединенной Коммунистической партии большевиков Литвы и Белоруссии (КП(б) ЛиБ) в Смоленске состоялись переговоры с представителями БПСР, итогом которых стало соглашение о совместной борьбе за восстановление белорусской государственности. От белорусских эсеров соглашение подписали П. Бодунова, И. Мамонько, А. Трофимов, М. Осветимский, Ф. Шантыр [4. С. 204].

В то же время произошло размежевание среди антибольшевистски настроенных белорусских деятелей. 12 декабря 1919 г. в Вильно состоялась сессия Рады БНР, созванная с согласия Ю. Пилсудского. Неожиданно для польских властей ряд членов Рады - белорусские эсеры осудили польскую политику и приняли решение об отмене объявленного ими плебисцита о присоединении к Польше оккупированных белорусских территорий. Глава правительства БНР Антон Луцкевич и его сторонники покинули заседание Рады и создали Верховную (Наивысшую) раду БНР (ее председателем был избран Иван Середа).

В свою очередь, их политические оппоненты, в основном эсеры, создали Народную раду БНР во главе с Петром Кречевским и новое правительство БНР во главе с Вацлавом Ластовским. Они стали организационным центром "третьей силы" в белорусском движении, которая видела будущее Белоруссии вне союзов с Польшей и РСФСР. Ластовский считал возможным осуществить идею объединения белорусских земель в рамках независимого белорусского государства главным образом при поддержке со стороны ведущих держав Запада и новых независимых государств, образовавшихся на территории бывшей Российской империи (особенно прибалтийских), поэтому прежде всего делал упор на развитии связей с этими странами и старался сохранять дистанцию в отношениях с Польшей и Россией [4. С. 209].

Сторонники Ластовского отмежевались от пропольской политики правительства А. Луцкевича, что вызвало репрессии со стороны оккупационных властей. БПСР вынуждена была перейти на нелегальное положение. Члены правительства Ластовского и эсеровской Рады БНР переехали в Ригу, а в конце 1920 г. - в Ковно [5. С. 22].

Деятельность эсеров беспокоила руководство КП(б) ЛиБ. Разногласия между белорусскими коммунистами и эсерами подтолкнули последних к попытке установить прямые контакты с руководством РКП(б). 6 апреля 1920 г. в Москву выехала делегация БПСР во главе с членом ЦК БПСР П. Бодуновой, а 8 апреля начались переговоры с представителями ЦК РКП(б) И. В. Сталиным и Н. Н. Крестинским. Бодунова выразила желание тесно сотрудничать с российскими коммунистами. От имени БПСР она выдвинула следующие требования: признать правительство Ластовского; вернуть в состав Советской Белоруссии Витебскую, Гомельскую и части Смоленской и Черниговской губерний с преимущественно белорусским населением; организовать белорусские "красные" войска и сконцентрировать их на территории Советской Белоруссии; способствовать национальной культурно-просветительской работе в Советской Белоруссии; освободить всех членов БПСР, арестованных органами советской власти; оказать материальную помощь всем организациям БПСР на оккупированной поляками территории Белоруссии [4. С. 205].

Сотрудничество с "мелкобуржуазными" партиями на бывших окраинах Российской империи имело большое значение для борьбы с поляками, но, по мнению руководства РСФСР, белорусские эсеры просили слишком много. Было решено запросить ЦК КП(б) ЛиБ по поводу сотрудничества с БПСР. В ответе В. Кнорина от 28 апреля 1920 г. на этот запрос сообщалось о нецелесообразности дальнейшего сотрудничества. Он критиковал белорусских эсеров за "национализм" и в то же время утверждал, что белорусского национального движения не существует, а ЦК КП(б) ЛиБ поддерживает фикцию такого движения только в связи с требованиями "международного положения" [4. С. 205].

Другого мнения придерживался глава Реввоенсовета Западного фронта И. Ун-шлихт. Он доводил до сведения ЦК РКП(б), что партизанское движение, руководимое белорусскими эсерами, "принимает активное участие в организации действий повстанцев в местностях, занятых неприятелем", хотя считал целесообразным расставить на его ключевых постах коммунистов.

Ознакомившись с позицией руководителей КП(б) ЛиБ и Западного фронта, ЦК РКП(б) решил выполнить отдельные требования представителей БПСР (освободить арестованных белорусских эсеров, разрешить вести работу в Витебской, Гомельской и Смоленской губерниях). 29 апреля 1920 г. ЦК КП(б) ЛиБ по распоряжению ЦК РКП(б) ввел своих представителей Б. Тышкевича и В. Шаранговича в Белорусский повстанческий комитет, который белорусские эсеры создали для руководства партизанским движением в марте 1920 г. Им было обещано вернуться к вопросу о создании Белорусского государства при изменении положения на фронте [4. С. 205].

Ластовский не отказался от попыток добиться признания своих требований российским советским руководством, которое в целом не отвергало идею белорусской самобытности и, хотя и в ограниченной форме, политической самостоятельности. 23 апреля 1920 г. уполномоченный Военно-дипломатической миссии БНР в Латвии и Эстонии А. Маркевич передал в советское полпредство в Эстонии предложение начать переговоры при условии признания РСФСР "независимой Белорусской народной республики в ее этнографических и исторических границах до начала переговоров" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 36]. Советский представитель в Эстонии И. Э. Гуковский по поручению НКИД в ответ указал, что "наше отношение к белорусскому правительству выяснится по мере того, как с развитием борьбы в Белоруссии станет ясною действительная сила тех или других элементов, и теперь заранее нам невозможно сказать, в какой степени мы будем иметь возможность рассматривать белорусское правительство, как выразителя белорусских масс". Этот уклончивый ответ не удовлетворил белорусов. "Их представитель в Ревеле усиленно добивается от Гуковского начатия с нами переговоров и в частности разрешения на приезд в Москву", - сообщал Георгий Васильевич Чичерин, народный комиссар по иностранным делам, в записке в Политбюро ЦК РКП(б) от 24 мая 1920 г. [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 37].

Тем временем положение как на фронте, так и на международной арене способствовало тому, что польская политика в отношении белорусских националистов стала более благожелательной. В мае 1920 г. польское правительство подписало соглашение о сотрудничестве с белорусской Наивысшей радой (группа А. Луцкевича). Сближение позиций части белорусских националистов с польскими властями встревожило НКИД. В той же записке в Политбюро ЦК РКП(б) 24 мая 1920 г. Чичерин высказал следующие соображения: "Нам надо быть крайне осторожными по отношению к белорусскому так называемому правительству, так как оно имеет возможность в европейском масштабе создавать нам дипломатические неприятности. Мы считаем поэтому своевременным исполнить, наконец, желание ожидающего в Ревеле белорусского представителя и дать ему возможность приехать в Москву, что поведет к переговорам, несомненно, затяжным по своему характеру. Необходимо было бы с целью привлечения белорусов на нашу сторону и с целью воспрепятствования польскому правительству перетянуть их на свою сторону путем подачек, разрешить белорусскому представителю в Ревеле приехать к нам для переговоров, причем установить краткий срок и поставить его в условия, делающие его приезд безопасным. Нужно, однако, нечто большее: нужно начать действительную политику предоставления белорусам возможности национального развития, т.е. создания сети белорусских школ и признания белорусских обществ. Ввиду крупных задач, предстоящих нам по отношению к Белоруссии, мы считаем в высшей степени своевременным и желательным восстановить при Наркомнаце белорусский комиссариат" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 37 - 37об.].

Белорусский вопрос поднимался в мае 1920 г. в связи с советско-литовской мирной конференцией в Москве. 31 марта 1920 г. литовское правительство выразило желание и готовность заключить мирный договор с РСФСР при условии признания независимости Литвы в ее этнических границах со столицей в Вильно [4. С. 236]. Переговоры начались 7 мая 1920 г. Поскольку Россия и Литва не вели военных действий друг с другом, советские дипломаты рассчитывали на скорое заключение договора. Обе стороны были заинтересованы в нем: Литве нужно было признание России, России - союзник против Польши на Западном фронте. Однако переговоры оказались непростыми.

Литовская делегация настаивала на том, чтобы, прежде чем обсуждать статьи будущего мирного договора, Россия отдельным актом признала независимость Литовской республики. Российская делегация отвергла это требование, сославшись, во-первых, на Декрет о мире, признававший право народов на самоопреде-

ление, а во-вторых, на сам факт ведения переговоров с Литвой, что уже означало признание ее суверенитета. По мнению российских дипломатов, вопрос о независимости Литвы должен был бы найти отражение в мирном договоре, в виде специальной статьи. Согласившись, хотя и не сразу, с этим предложением, литовская делегация огласила свое предложение о границах Литовской республики.

По этому проекту в состав Литвы включались Ковенская, Виленская, Сувалкская, Гродненская губернии (обязательно с Вельском и Белостоком), Новогрудский уезд Минской, а также части Иллукстского и Гробинского уездов Курляндской губернии [7. Ф. 04. Оп. 21. П. 180а. Д. 200. Л. 72]. Российская делегация сочла эти территориальные требования необоснованно завышенными [8. С. 124]. Советские дипломаты настаивали на разграничении по этническому признаку, опираясь при этом на карту и пояснительные записки, составленные экспертами Российской академии наук [9. Ф. 135. Оп. 474. Д. 42]. Литовцы в своих притязаниях оперировали главным образом историческими аргументами, требуя присоединения территорий, когда-то литовских, но затем потерявших свой литовский национальный характер [7. Оп. 151. Оп. 3. П. 3. Д. 16. Л. 8 - 10]. В ответе на литовские территориальные требования российская делегация указала границы этнической Литвы, захватывавшие лишь Ковенскую, части Виленской и Сувалкской губерний и северный участок Гродненской. Вместе с тем, считаясь с экономическими, культурными и административными интересами Литвы, Россия соглашалась на включение в состав Литвы г. Вильно и окружающих его уездов Виленской губ. [7. Ф. 151. Оп. 3. П. 2. Д. 7. Л. 3].

На третьем пленарном заседании конференции 9 мая 1920 г. от имени западно-белорусского населения (т.е. населения бывших Виленской и Гродненской губерний) выступил член литовской делегации, министр по белорусским делам литовского правительства (сменивший в апреле 1920 г. на этом посту Иосифа Воронко [4. С. 212]) Доминик Семашко. Он мотивировал литовские требования интересами белорусского населения Гродненщины и Виленщины. Декларируя одновременно и поддержку независимости БНР, фактически Семашко требовал раздела белорусских территорий. Он заявил следующее: "Естественное право независимости, право человечества [...] в глазах Российской делегации не принадлежит Белоруссии [...] Беларусь и Литва всегда жили между собой в полном согласии. Литовское правительство никогда не отречется от того, что если будет Белорусское независимое государство и если интересы Литвы и Белоруссии этого потребуют, оно вступит даже в федеративную связь с этим государством" [10. Л. 10]. Высказывания Семашко сводились к утверждению, что Гродненская губерния, население которой имеет смешанный характер, экономически и культурно, тем не менее, составляет единое целое с Литвой и потому должна быть присоединена к этому государству. В качестве аргументов приводились проведенные там выборы в Тарибу, а также решения белорусских организаций Гродненщины и Виленщины об объединении с Литвой [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 200. Л. 78].

Глава российской делегации Адольф Абрамович Иоффе не согласился с утверждением литовской стороны о том, что белорусы Гродненской губернии уже "самоопределились в сторону Литвы", поскольку не было плебисцита (которого и не могло быть, так как спорные территории были оккупированы польскими войсками) [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 9. Л. 70].

В его выступлении говорилось: "Если я не говорил до сего времени о Белоруссии, то [...] ввиду того фактического положения, при котором громадная масса белорусского населения неоднократно заявляла свою волю остаться в пределах

¹ Использовались данные не только переписи 1897 г., но и исследования российских (Е. Ф. Карский), польских (Розвадовский, Чиньский, Гринберг) [7. Ф. 151. Оп. 3. П. 3. Д. 16. Л. 25] и литовских (проф. Вольтер, Явнис) ученых, причем статьи последних, были выпущены соответственно в 1902 и 1916 г. [7. Ф. 151. Оп. 3. П. 3. Д. 16. Л. 9].

России, а другие части говорили то о создании Литовско-Белорусского государства, то о создании самостоятельного Белорусского государства. Мы не имеем поэтому до сего времени оснований считать самоопределение белорусского народа совершившимся. Мы не имеем оснований считать, что как раз те группы, которые быть может действительно представляет здесь уважаемый член литовской делег[ации], г. Семашко, выражают действительную волю всего белорусского народа". Иоффе настаивал на сохранении за Россией роли арбитра в решении территориального вопроса и отвергал возможность передачи белорусских земель Польше или Литве вопреки воле населения: "Я хотел бы еще подчеркнуть, что уважаемый член Делегации - г. Розенбаум, в своей речи нам доказывал, что если бы по отношению Гродненской губ. спор шел между Россией и Литвой, то разрешение его и предложения, делаемые тогда Литовской Делегацией, были бы иными, но в действительности спор идет между Литвой и Польшей. Мне думается, что это не так [...], хотя вопрос о самоопределении белорусского народа не разрешен, он не может быть так разрешен, что территория, населенная в большинстве своем не польским народом, должна отойти к Польше. Я должен заявить, что Россия этого не допустит и что оперировать таким материалом и такими соображениями поэтому не приходится. Я хотел бы только добавить, что поскольку я знаю, Польша претендует только на два уезда Гродненской губ.: Белостокский и Бельский" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 9. Л. 83].

На Третьем заседании смешанной российско-литовской комиссии по вопросу о границах 13 мая 1920 г. С. Розенбаум при обсуждении вопроса о воле населения спорных областей в комиссии заявил, что, строго говоря, ни он, ни Д. Семашко не являются представителями еврейского и белорусского населения спорных территорий, а имеют "мандаты от литовской делегации, а не от белорусского или еврейского населения. Мы имеем право говорить не от имени белорусов и евреев, а за евреев и белорусов, так как досконально знаем все нужды и чаяния этих национальностей. Мы не столько поверенные, сколько свидетели, сведущие лица" [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 200. Л. 74].

В конце мая 1920 г. переговоры фактически зашли в тупик из-за разногласий по территориальному вопросу. Иоффе говорил даже о возможности полного разрыва с литовцами, если они продолжат настаивать на своих требованиях [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 9. Л. 182]. Чичерин выступил категорически против прекращения переговоров. Он указывал, что для Советской России в тот момент было очень важно создать впечатление сближения с Литвой. Чичерин говорил и о возможности территориальных уступок ради военного выступления Литвы против Польши и в целом разрыва "окраинного кордона": "Часть окраинных государств становятся в позитуру наших друзей, у Польши отнимается позиция окраинного представителя, уничтожается противоположение нам всех окраинных государств. Эта видимость литовской дружбы имеет для нас настолько крупное значение, что вполне стоит потратить немножко более дипломатических маневров товарища Иоффе, чтобы этого достигнуть" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 9. Л. 182] (письмо Чичерина Ленину от 22 мая 1920 г.). 25 мая 1920 г. большая часть литовской делегации, включая председателя Ф. Нарушевича и членов делегации Д. Семашко и С. Розенбаума, выехала в Ковно для консультаций с правительством [7. Ф. 151. Оп. 3. П. 2. Д. 4. Л. 18]. Заседания смешанной комиссии по вопросу о границах, в которую от Литвы входили теперь оставшиеся в Москве П. Климас, В. Рачкаускас и И. Волокайтис [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 2. Д. 4. Л. 31], в июне 1920 г. продолжились [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 2. Д. 7. Л. 5].

Начавшееся наступление советских войск и освобождение территории Белоруссии от поляков создали условия для возобновления процесса советского белорусского национально-государственного строительства, остановленного в самом его начале в 1919 г. Уже в мае 1920 г. по инициативе белорусского коммуниста

Александра Червякова, члена РВС Западного фронта, начали регулярно собираться заседания инициативных групп коммунистов-белорусов, где рассматривался вопрос о восстановлении советской власти и самоопределении Белоруссии. А. Червяков и его единомышленники (Д. Жилунович, И. Клишевский, Г. Богданович и др.) настаивали на создании ревкома Белоруссии в качестве "автономного организма Советской России". В записке, направленной в ЦК КП(б) ЛиБ 22 мая 1920 г., Червяков обосновывал свою точку зрения как принципами компартии (самоопределение народов), так и международной обстановкой (необходимостью парализовать претензии Литвы на Гродно и Виленскую губернию, противопоставляя им суверенитет над этой территорией Советской Белоруссии [4. С. 258]).

Руководящие работники ЦК КП(б) ЛиБ (В. Кнорин, М. Калманович, Р. Пикель, И. Рейнгольд) считали, что Белоруссия должна остаться в составе РСФСР на правах относительно самостоятельной административно-экономической единицы, а белорусы должны получить культурно-национальную автономию в рамках Минской губернии.

25 мая 1920 г. Политбюро ЦК РКП(б), рассматривая этот вопрос, решило ограничиться Минским губревкомом (возглавил его Червяков, в состав вошли Кнорин и Хатаевич). Бюро ЦК КП(б) ЛиБ получило статус областного бюро РКП(б) [4. С. 259].

Ластовский продолжал попытки повлиять на советско-литовские переговоры. В мае 1920 г. он потребовал от Семашко гарантий того, что белорусы получат автономию в составе Литвы и на спорных территориях будет проведен плебисцит об их будущей государственной принадлежности. Не получив таких гарантий, правительство и Рада БНР выступили против включения белорусских территорий в состав Литвы [4. С. 272].

24 июня 1920 г. в Москву выехал член БПСР А. Маркевич, а через некоторое время и еще один представитель правительства БНР Василий Захарко [4. С. 272]. Последний передал Чичерину меморандум, в котором содержалось требование признать независимость БНР и способствовать возрождению белорусского народа в политическом, экономическом и национально-культурном отношениях. Однако, поскольку на тот момент группе Ластовского нечего было предложить в ответ советскому руководству, миссия Захарко результатов не дала [4. С. 273].

Заседания советско-литовской мирной конференции возобновились 22 июня 1920 г., после возвращения в Москву председателя литовской делегации Ф. Нарушевича и члена делегации С. Розенбаума [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 201. Л. 37]. На первом после перерыва пленарном заседании А. Иоффе огласил полученное к тому времени заявление Центральной белорусской рады Гродненщины и Виленщины от 6 мая 1920 г. (эта организация была единственной, признаваемой польскими властями в качестве белорусского национального представительства оккупированных Польшей территорий [11. S. 99]) о том, что Семашко не имеет никаких полномочий ни от каких белорусских организаций на то, чтобы представлять интересы этого населения на переговорах [10. Л. 5].

Советская делегация предложила решать вопрос о границах с учетом того, что Гродненская и Виленская губ. были оккупированы польскими войсками [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 201. Л. 32], а среди самих белорусов не было единства мнений относительно их будущего. Поскольку одновременно существовали четыре течения, "в том числе авторитетное и многочисленное незалежническое течение, и столь же многочисленное и авторитетное пророссийское", то логичнее, по мнению советских дипломатов, было бы оставить спорные территории в ведении "единственной законной и естественной" наследницы Российской империи, которой они прежде принадлежали, т.е. Советской России [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 201. Л. 32]. Аргументировалась эта точка зрения еще и тем, что Россия является не националистическим государством, а федерацией, в отличие от Литвы, ко-

торая "выказывает явно империалистические замашки" [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 201. Л. 32об.]. Гродненская губерния, по словам Иоффе, скорее пожелала бы присоединиться ко всей Белоруссии, потому надо дождаться ее самоопределения [7. Ф. 04. Оп. 27. П. 180а. Д. 200. Л. 114]. В связи с неопределенностью белорусского вопроса советские дипломаты снова заявили о невозможности удовлетворить все территориальные требования Литвы.

Тем временем появилась реальная опасность польско-литовского сближения. 4 июля 1920 г. министр иностранных дел Польши Е. Сапега заявил, что польское правительство готово de facto признать независимость Литвы и установить с ней добрососедские отношения [8. С. 126].

В начале июля 1920 г. советские дипломаты согласились передать в состав Литвы Ошмяны, Лиду и Гродно. Литовская делегация предложение приняла [4. С. 239]. Такое решение территориального вопроса должно было устранить опасность польско-литовского сближения. 12 июля 1920 г. был подписан советско-литовский мирный договор, содержавший согласие на передачу Литве не только Вильно, но и значительной части западнобелорусских земель.

22 июля 1920 г. правительство Ластовского направило протест против подписания этого договора правительствам Советской России, Литвы и мирной конференции в Париже. В нем, в частности, заявлялось о готовности белорусского народа "бороться с этой вопиющей несправедливостью всеми доступными ему средствами" и высказывалось требование "немедленного пересмотра условий названного мирного договора и признания согласно волеизъявления Белорусского Народа (таким волеизъявлением группа Ластовского считала выборы делегатов на Вссбелорусский съезд в декабре 1917 г. - Д. К.) его суверенности и политической независимости в этнографических пределах" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 38].

5 июня 1920 г. Красная армия начала успешное наступление на Юго-Западном фронте. К середине июля 1920 г. польская армия была отброшена на линию р. Збруч. Поражение польских войск на Украине изменило баланс сил и в Белоруссии. В начале июля начал наступление Западный фронт.

11 июля 1920 г. министр иностранных дел Великобритании Дж. Керзон направил ноту Г. В. Чичерину, в которой предложил советским войскам приостановить наступление в 50-ти км к востоку от линии, определенной Верховным советом Антанты в декабре 1919 г, как граница этнически польских земель (с этого момента эта условная линия границы получила название "линия Керзона"). Кроме того, Англия заявила о готовности стать посредницей в польско-советском конфликте.

17 июля 1920 г. правительство РСФСР сообщило правительству Великобритании, что оно отказывается от предложения о посредничестве и желает получить прямое обращение от Польши с просьбой о перемирии и заключении мира. Руководство РСФСР также выразило готовность обсудить с поляками вопрос о границах и даже установить "более выгодную для польского народа территориальную границу" по сравнению с линией Керзона [4. С. 259].

В изменившихся обстоятельствах вопрос о восстановлении белорусской советской государственности, уже самостоятельной, поскольку РСФСР признала литовское правительство, снова встал на повестку дня. 30 июля 1920 г. был создан Временный революционный комитет (ВРК) Белорусской республики, его председателем избран А. Червяков, заместителем - В. Кнорин. В состав комитета вошли И. Клишевский, И. Адамович, В. Игнатовский (от Белорусской коммунистической организации (БКО), которая откололась от БПСР в начале 1920 г. [4. С. 205]), А. Вайнштейн (от Бунда). От БПСР должен был войти в состав ВРК А. Трофимов [4. С. 261].

31 июля была принята Декларация о провозглашении Советской Социалистической Республики Белоруссии (ССРБ). Подписали ее Кнорин, Червяков, Смилга (от ЦК КП(б) ЛиБ), Криницкий (от ЦБ профсоюзов), Игнатовский (от БКО),

Вайнштейн (от Бунда). Согласно Декларации до созыва Всебелорусского съезда Советов власть переходила к ВРК ССРБ; провозглашалось равенство в отношениях ССРБ и РСФСР, сохранение единого военного командования войсками всех советских республик. Границы республики описывались следующим образом: на западе ею должна была стать линия Керзона, на востоке и юге граница должна быть определена решениями уездных и губернских съездов Советов "в полном согласии с правительствами РСФСР и УССР". В состав Советской Белоруссии должны были войти 11 уездов Минской и Гродненской губерний [4. С. 262].

Процесс повторного провозглашения ССРБ сопровождался обострением политического противостояния между белорусскими коммунистами и белорусскими эсерами. Руководители БПСР потребовали зафиксировать в тексте Декларации о независимости ССРБ положение о созыве Всебелорусского рабочего конгресса для решения вопроса о государственном строе Белоруссии, формировании коалиционного правительства из представителей коммунистов и левых партий национально-демократического толка (прежде всего БПСР), создании белорусской армии, полной независимости ССРБ от РСФСР, расширении территории республики до ее этнических границ, провозглашения белорусского языка государственным. После отказа ЦК КП(б) ЛиБ удовлетворить эти требования ЦК БПСР отозвал своих представителей из ВРК и отказался подписывать Декларацию о независимости ССРБ. Фамилия А. Трофимова из текста была вычеркнута [4. С. 263]. 12 августа 1920 г. ВРК был признан в качестве высшей власти в Белоруссии командованием Западного фронта, что вызвало усиление антисоветской риторики руководства Рады БНР и правительства Ластовского. Отношение к ССРБ и в целом к советской политике в белорусском вопросе спровоцировало разногласия среди его сторонников в Риге.

Военные неудачи вынудили польское руководство начать мирные переговоры с РСФСР. Переговоры начались в освобожденном от поляков Минске 17 августа. Но к тому времени форсированный марш Красной армии был остановлен на подступах к Варшаве и польские войска перешли в контрнаступление. Мирные переговоры были прерваны.

16 сентября 1920 г. в Москву из Риги прибыла делегация белорусских эсеров во главе с А. Маркевичем для беседы с Чичериным. Маркевич сообщил о том, что левые элементы "устранены из белорусского правительства (Ластовского. - Д. К.) и высланы из Латвии, в Риге почти никого не осталось, он один из высланных". Эта группа, со слов Маркевича, хотела попытаться восстановить союз с белорусскими коммунистами, для чего намеревалась ехать в Минск. Он объяснял разрыв БПСР с компартией во время подписания Декларации о независимости Белоруссии неясностью формулировок последней (не было указания на "конкретное государственное тело", т.е. Белорусскую республику). Маркевич считал еще возможным организовать правительство Белоруссии, стоящее на советской платформе, но по принципу представительства партий. Он выдвинул следующие предложения: создание независимой Белорусской советской республики, которая затем вступит в федеративную связь с Советской Россией и участие Белоруссии в рижских переговорах в качестве четвертого субъекта.

Маркевич заявил, что даже поправевшее правительство Ластовского не пойдет на союз с Польшей, так как помнит "о судьбе Луцкевича, которым пожертвовали сами поляки, ибо он как полонофил оказался без почвы" [6. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2000. Л. 6].

В беседе с Маркевичем Чичерин не дал определенного ответа на его предложения, сообщив лишь, что все контакты с Маркевичем и его сторонниками будут вестись через члена ЦК КП(б) ЛиБ И. Смилгу, который осуществлял связь между КП(б) ЛиБ и РКП(б) [6. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2000. Л. 6]. Позже Чичерин сообщил Иоффе, что очень ждет приезда В. Игнатовского, представителя белорусского

Ревкома, чтобы уточнить степень влияния БПСР в самой Белоруссии и понять, стоит ли в принципе вести с ними дальнейшие переговоры, а также возможно ли противопоставить их польским притязаниям [6. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2000. Л. 6]. Видимо, результаты этих консультаций для БПСР не были обнадеживающими, так как план Маркевича по примирению с белорусскими коммунистами результатов не дал.

Таким образом, в сентябре 1920 г. Ластовский искал опоры в литовских правительственных кругах, в дальнейшем официально став их союзником, другие же белорусские эсеры ориентировались на Советскую Белоруссию, все еще надеясь получить представительство в белорусском советском правительстве [12. С. 64 - 67]. Сближала их враждебность к Польше.

21 сентября 1920 г. мирные переговоры были возобновлены в Риге в неблагоприятных для советской стороны условиях: продолжавшие наступление польские войска к концу месяца вновь заняли всю Западную Белоруссию и продвигались далее на восток. В первой декаде сентября они оказались уже в районе Минска. 23 сентября А. Иоффе, возглавившему российскую делегацию на рижских переговорах, была направлена от имени пленума ЦК телеграмма, составленная Лениным, с директивой получить "реальную гарантию действительного мира в 10-дневный срок". Линией максимально возможных уступок была названа линия по реке Щара, рекам Ясельда и Стырь и далее по государственной границе между Россией и Восточной Галицией. Сдвиг этой линии далее на восток, по словам Ленина, лишил бы Советскую Россию таких важных железнодорожных узлов, как Барановичи, Сарны, Лунинец и Ровно [13. С. 224]. 24 сентября Иоффе огласил заявление ВЦИК, согласно которому предлагалось урегулировать международные отношения в западной части владений бывшей Российской империи на основе признания Россией и Польшей независимости Украины, Литвы, Белоруссии и имеющихся у них форм государственной власти. При этом вторая часть заявления была более прагматичной и мерой допустимых уступок объявляла признание границы "значительно восточнее" линии Керзона, в том числе оставление за Польшей Восточной Галиции и Гродненской губ. Крайним сроком действия этих предложений было названо - 5 октября [13. С. 224 - 225]. Это заявление было признано польской стороной приемлемой основой переговоров.

Однако уже 28 сентября А. Иоффе, дабы "спровоцировать поляков на конкретное обсуждение" вопросов о границе, представил готовый проект прелиминарного договора, в котором снова ставились условия, которые заявлением ВЦИК предполагалось пока оставить в стороне, а именно: признание независимости Украины, Литвы и Белоруссии; граница, согласно этому проекту, в Белоруссии должна была пройти "от устья реки Свислочь через Брест-Литовск". Сделано это было, по словам Иоффе, из опасения, что поляки, получив предложение с крайними для советской стороны уступками, потребовали бы границы 1772 г. [13. С. 229].

Проект вызвал в польской делегации замешательство. Тогда Иоффе предложил ее главе Я. Домбскому согласовать самые спорные вопросы на закрытых совещаниях глав делегаций. На первом же таком совещании Иоффе напрямую заявил Домбскому, что, если Польша желает создать буферные государства - Белоруссию и Украину, то Россия их уже создала, и они для России приемлемы только в существующем виде, т.е. в виде советских республик. Он настаивал на том, что речь в договоре может идти только о границе Польши не непосредственно с Россией, но с Украиной и Белоруссией. Домбский согласился с этой формулировкой при условии, что Россия снимет требование о плебисците по поводу принадлежности Восточной Галиции [13. С. 229].

Вопрос белорусского представительства на переговорах представляется спорным. А. Иоффе располагал мандатом, выданным 16 сентября 1920 г. ВРК Белоруссии его председателю А. Червякову на заключение мира с Польшей [13. С. 224].

18 сентября Червяков и Клишевский выехали в Ригу по приглашению Чичерина. Однако польская делегация категорически отказалась признать их полномочия, охарактеризовав их как "московских чиновников, а не реальных представителей белорусского народа" [4. С. 265]. По другой версии, сам Червяков отказался брать на себя ответственность за подписание договора, не обеспечивавшего территориальной целостности Белоруссии, и потому передал мандат на ведение переговоров и подписание мира от имени БССР российско-украинской делегации [13. С. 229].

6 октября 1920 г. Д. Мануильский, член российской мирной делегации, сообщил Чичерину о приезде неофициальной делегации представителей Восточной Галиции и ее планах совместно с литовцами и белорусами (сторонниками Ластовского) выступить в прессе с протестами "против аннексионистских планов Польши". По мнению советского дипломата, подобная демонстрация "была бы в высшей степени полезна, тем более, что мы с внешней стороны с этими группами не связаны" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 38. Л. 7]. Галицийская делегация, также как и делегация БНР, не была допущена на переговоры. Эти группы выступили с совместным протестом против раздела территории Украины и Белоруссии только 8 ноября 1920 г., когда прелиминарный мир был уже подписан [14. Л. 73].

12 октября 1920 г. в Риге делегаты Польши, РСФСР и Украинской ССР подписали договор о перемирии и прелиминарных условиях мира. Польша обязалась признать независимость Белоруссии и Украины и подтвердила, что уважает их государственный суверенитет. Стороны, подписавшие договор, согласились не вмешиваться во внутренние дела друг друга, не создавать и не поддерживать организаций, "ставящих своей целью вооруженную борьбу с другой договаривающейся стороной", а также не поддерживать "чужих военных действий против другой стороны". Согласно ст. 1 договора, Польша получила западную часть Белоруссии с Белостоком, Гродно, Брестом, Новогрудком. Граница прошла примерно в 30 км западнее Минска [15. С. 245 - 256]. В составе БССР осталось, таким образом, шесть уездов бывшей Минской губернии.

Главным итогом прелиминариев для Советской России явилось прекращение боевых действий на западной границе (что означало остановку польского наступления и связанного с ним риска дальнейших территориальных потерь в Белоруссии и на Украине) и, следовательно, возможность в кратчайшее время закончить войну. Важным итогом также стало признание Польшей советских республик Белоруссии и Украины.

9 октября 1920 г. генерал Л. Желиговский, командир 1-й Литовско-Белорусской дивизии, с негласной санкции Ю. Пилсудского занял Вильно, образовав формально независимую Срединную Литву. Советская Россия поддержала в этом конфликте ковенское литовское правительство.

Советская сторона заняла по отношению к правительству Ластовского, которое вело непримиримую антипольскую пропаганду, выжидательную позицию: "Они борются против поляков, поэтому не следует им противодействовать в данный момент, но опасно было бы активно им содействовать, ибо это могло бы быть использовано позже", - телеграфировал Чичерин советскому представителю в Ковно А. Е. Аксельроду 6 ноября 1920 г. [7. Ф. 151. Оп. 3. Д. 2111. Л. 4].

В польско-литовском конфликте из-за Вильно белорусские политики увидели для себя возможность получить реальную поддержку литовских властей. Дипломатический представитель РСФСР в Литве Аксельрод сообщал Чичерину 22 ноября 1920 г., что литовские власти разрешили формировать белорусские части на своей территории, обещали помощь в агитации и вербовке партизан на польской стороне границы. Было открыто дипломатическое представительство Белорусской народной республики. Ковенское правительство, со своей стороны, рассчитывало получить голоса белорусов Виленской губернии на предпола-

гавшемся плебисците, который Антанта предложила провести для разрешения польско-литовского спора [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 9. Л. 14]).

В декабре 1920 г. польско-советские мирные переговоры в Риге были продолжены, однако вопрос границ более не обсуждался.

Заключение прелиминарного мира 12 октября 1920 г., отдававшего Польше значительную часть белорусских территорий, привело к появлению тревоживших советское руководство настроений среди белорусского населения. После подписания прелиминариев на уездных съездах депутатов принимались резолюции с требованиями возвращения оккупированных Польшей и Литвой территорий. Обсуждался руководством Советской Белоруссии и вопрос о посылке официального делегата в Ригу. Этот вопрос белорусские коммунисты намеревались поставить на II Белорусском Съезде Советов, который открылся 13 декабря 1920 г. Чичерин считал нецелесообразным вводить белорусскую делегацию на рижские переговоры, поскольку "в случае появления непосредственно Белорусской делегации в Риге она там опрокинет все наши дипломатические комбинации" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 45].

В связи с этим он писал Л. Б. Каменеву следующее: "Пока я могу телеграфировать только одно, что определение международных отношений Белорусского советского правительства возможно будет только тогда, когда оно окончательно сконструируется и оформится [...] Нужно ли Белоруссии выступить как четвертому государству, это нужно решить. Мы обязались признать ее самостоятельность, но пока, в данный момент, она в государственном отношении еще не оформилась. Есть поэтому возможность оттянуть ее отдельное дипломатическое выступление" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 41]. Он считал необходимым "ограничиться имеющейся комбинацией, т.е. мандатом от Белоруссии Правительству РСФСР, который был подтвержден Белорусским Съездом Советов, без непосредственного мандата от Белоруссии делегации в Риге" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 45].

Несмотря на опасения НКИД, установка на скорейшее подписание мирного договора получила одобрение делегатов съезда белорусских Советов. Выступивший с докладом по данному вопросу и.о. председателя ЦИК БССР (с 18 декабря 1920 г. председатель СНК БССР) А. Червяков заметил, что отказ от ратификации договора приведет к затягиванию войны с Польшей, а также выразил надежду, что после скорой победы коммунистической революции в Польше условия мирного договора будут пересмотрены. Аргументы руководителя БССР были признаны присутствующими достаточно убедительными. Съезд единодушно ратифицировал прелиминарный договор, поручив российской делегации вести переговоры об установлении границ, заключении мира и связанных с этим договоров, политических и экономических, об обмене военнопленными и др. [4. С. 281].

Однако вопрос о строительстве национальной государственности Советской Белоруссии и взаимоотношениях республики с РСФСР был весьма актуальным. Червяков сообщал в конце 1920 г. в НКИД РСФСР о росте "самостийного" течения. Чичерин писал в политбюро ЦК РКП (б) 30 декабря 1920 г., что, "когда белорусы обращаются в наши учреждения, им отвечают, что ничего не могут для них сделать потому, что они другое государство [...] Тов. Червяков находит вполне целесообразным применить к Белоруссии ту же систему, которая имеется у нас по отношению к Украине. Мы должны пойти навстречу самостийному течению в Белоруссии, так как иначе другие им овладеют (подчеркнуто в оригинале. - Д. К.)" [6. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8. Л. 45].

После II Белорусского съезда Советов СНК БССР декларировал, что самоопределение белорусского народа состоялось, и только он является его единственным легитимным правительством.

НКИД потребовал от полномочного представителя РСФСР в Литве Аксельрода оказать давление на литовское правительство, чтобы оно убедило Ластовского

отказаться от претензий на власть в Белоруссии и признать БССР. В шифровке советскому представителю в Ковно Аксельроду от 18 января 1921 г. Чичерин так охарактеризовал позицию РСФСР: "Удивляюсь, почему до сих пор не удалось [добиться] от Литвы формального заверения относительно линии Ластовского. Ведь если притязания Ластовского распространяются на Советскую Белоруссию, то Литва резко нарушает договор, давая ему убежище и помогая ему, и заверение о дезинтересации Ластовского в Советской Белоруссии необходимо для того, чтобы поведение Литвы не противоречило договору с нами. Кроме того, необходимо обещание Литвы не участвовать во враждебных коалициях и действиях против нас. Ссылки литовцев, будто бы договор с ними мы признаем несуществующим, неверны, ибо если мы заявили, что не вмешиваемся в отношения Литвы с Польшей, это значит, что по договору мы уступили Вильно Литве, но мы не обязаны защищать Вильну силой оружия в пользу Литвы, и раз Литва от нас получила территорию, то защищать последнюю есть дело Литвы, а не наше. Таково положение, но фактически мы оказываем Литве дипломатическое содействие, и такую дипломатическую помощь будем оказывать и впредь. Надо требовать у Литвы формальную ноту о Ластовском. В таком случае мы могли бы заявить, что наше обязательство прелиминариев мы не рассматриваем как дезинтересацию с нашей стороны в литовско-польских делах" [7. Ф. 151. Оп. 3. Д. 2111. Л. 13].

В конце февраля 1921 г. через литовское правительство были получены официальные заверения Ластовского о том, что его правительство не претендует на власть на территории БССР. Кроме того, Литва обещала признать Советскую Белоруссию как единственное законное представительство белорусского народа.

Таким образом, белорусский вопрос не был ключевым для советской дипломатии. Ее отношение к этой проблеме в 1920 г. зависело от ряда причин: ситуации на фронтах, взаимоотношений с Литвой и Польшей, в которых белорусские территории то служили театром военных действий, то являлись предметом переговоров. Поскольку влияние белорусского национального движения, как на настроения населения края, так и на боевые действия на Западном фронте было минимальным, то и значение этого фактора учитывалось в весьма слабой степени. Тем не менее, игнорировать его советские дипломаты не могли как по идеологическим, так и внешнеполитическим (попытки Польши создать буферные государства на территории бывших западных окраин Российской империи, что угрожало интересам Советской России и потому требовало пристального внимания к возможным партнерам Польши по таким проектам) соображениям. Территориальный спор Советской России с Польшей был разрешен военным путем. Мир, заключенный по итогам войны с Польшей 18 марта 1921 г., носил сугубо компромиссный характер. Для белорусского национального движения это означало как потери, так и приобретения. С одной стороны, впервые была официально признана белорусская государственность. Однако ее форма - советская республика в тесном союзе с Советской Россией - и значительные территориальные потери означали для белорусских националистов провал их политических планов. Кроме того, этот договор в полной мере не удовлетворил ни одну из договаривавшихся сторон, сохранив в их политическом арсенале взаимные обвинения в несправедливости, прежде всего с точки зрения местного населения, территориальных постановлений Рижского мира.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Михутина И. В. К вопросу о провозглашении Советской Социалистической Республики Белоруссии // Славяноведение. 2008. N 4.

2. Рудовіч С. Час выбару Праблема самавызначэння Беларусі у 1917 годзе. Мінск, 2000.

3. Турук Ф. Белорусское движение. Очерк истории национального и революционного движения белорусов. М., 1921.

4. Ціхамірау А. В. Беларусь у сістэме міжнародных адносін перыяду пасляваеннага уладкавання Еуропыі польска-савецкай вайны (1918 - 1921 гг.). Мінск, 2003.

5. Октябрь 1917 и судьбы политической оппозиции. Гомель, 1993. Ч. 2. У истоков политического противостояния. Материалы и документы по истории общественных движений и политических партий Республики Беларусь.

6. Российский государственный архив социально-политической истории.

7. Архив внешней политики Российской Федерации.

8. Навицкас К. Литва и Антанта (1918 - 1920). Вильнюс, 1970.

9. Архив внешней политики Российской империи. Ф. 135. Оп. 474. Д. 42.

10. Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 325. Оп. 1. Д. 97.

11. Sylwester Wojewodzki przed sadem marszalkowskim. Warszawa, 1997.

12. Ладысеу У. Ф., Брыгадзін П.І. На пераломе эпох: станауленне беларускай дзяржаунасці (1917 - 1920 гг.). Мінск, 1999.

13. Михутина И. В. Польско-советская война 1919 - 1920 гг. М., 1994.

14. Лазько Р. Р., Кротау А. М., Мязга М. М. Беларусь у еурапейскай палітыцы, 1918 - 1925 гг. Нарысы. Гомель, 2003.

15. Документы внешней политики СССР. М., 1959. Т. 3.