Выдающийся польский историк права В. А. Мацейовский в середине XIX в. в "Истории славянских законодательств" характеризовал III Литовский статут (далее - ЛС) 1588 г. как великий памятник законодательства своего времени. Тогдашняя Европа подобного не знала. Статут похож на "растение, которое, извлекая соки из растущих рядом деревьев, обогатилось ими и, переработав, снова отдало этим же деревьям как лучшие и более питательные" [1. S. 207]. Мацейовский также отметил органическую связь статута с правовым окружением, происходивший в этой сфере процесс инкультурации, под которым понимается многостороннее взаимодействие в противоположность акультурации - односторонней рецепции образцов, созданных вышестоящей культурной группой.

Указание Мацейовского на тесную связь права с культурой побуждает к анализу этого памятника права с точки зрения его проекций на политическую, социальную, правовую сферу, а также культуру не только Великого княжества Литовского (далее - ВКЛ), но и соседних регионов. Понятие "проекция" обозначает реально действующие, хотя не обязательно оформившиеся юридически нормативов взаимосвязи. Эти проекции, очень длительные по времени (ведь III ЛС сохранял обязательную силу вплоть до 1840 г.), затрагивали широкий политико-географический регион. Не следует забывать и о причинах притягательности этой модели.

1. III ЛС возник на завершающем этапе кодификационных работ, результатом которых первоначально был I Статут 1529 г., а затем II ЛС 1566 г., принятый литовским вальным сеймом и утвержденный Сигизмундом Августом накануне Люблинской унии 1569 г. (см. [2]). II ЛС в области права санкционировал политическую эмансипацию шляхты ВКЛ, которая добилась - по образцу польской шляхты - правового равноправия с могущественной литовско-русской магнатерией. Уния укрепила позиции шляхты, санкционировала такие ее общественно-политические завоевания, как сеймики и шляхетские суды, но одновременно поставила на повестку дня проблему охраны государственно-правовой самостоятельности ВКЛ в пределах федеративной Речи Посполитой. В связи с этим и III ЛС должен был - в общественно-правовой проекции - выполнить две дополнительные задачи: упрочить позиции шляхты и усилить государственную и общественно-правовую самостоятельность Литвы.

Выполнение первой задачи облегчалось составом подготавливавшей проект III ЛС кодификационной комиссии, состоявшей из девяти представителей шляхты (по одному от каждого воеводства), двух сенаторов, а также секретаря и одновременно эксперта в лице доктора права Августа Ротундуса. Этому способствовал и

Бардах Юлиуш - академик ПАН.

процесс работы над проектом, который обсуждался на сеймиках и вальных съездах ВКЛ. Хотя в работе по подготовке III ЛС значительную роль играли руководители господарской канцелярии Остафий Волович, а позднее Лев Сапега, последний в помещенном во вступлении к опубликованному изданию - посвящении королю Сигизмунду III Вазе писал, что монарх утвердил статут, "поправленный мудрыми людьми, знавшими законы и избранными для этого нашим народом"¹. Так Сапега оценил участие шляхетских делегатов в создании статута. Можно считать, что эта формулировка, отражающая соотношение общественных сил в момент утверждения статута, представляла его политическую проекцию.

Другая задача заключалась в подчеркивании политической самостоятельности ВКЛ. В статуте не говорится об унии, объединившей ВКЛ и Польское королевство, называемое обычно Короной. Это позволило некоторым исследователям, внесшим значительный вклад в историографию законодательства ВКЛ (И. И. Лаппо, А. Шапоке), выдвинуть тезис, будто III ЛС отменил акт унии. Это мнение бездоказательно, поскольку в статуте говорилось об общем сейме, а в привилее, утверждавшем статут, выданном 28 января 1588 г. Сигизмундом III, ясно выражено предварительное условие, что "этот вновь принятый статут не должен ни в чем противоречить союзу, ничем не должен вредить или унижать содержание унии". Это положение подтверждало акт унии, но одновременно указывало на усиление государственной самостоятельности Литвы. Это не значит, что III ЛС изолировал ВКЛ от Польши, что полностью отказывался от польских образцов. Напротив, выборочной рецепции подверглись те институты, которые укрепляли шляхетскую демократию, как созданный вслед за Коронным Литовский трибунал (судей в которые с 1581 г. ежегодно выбирали шляхетские сеймики), или модель мирного сосуществования разных вероисповеданий. С этой целью в статут был занесен полный текст Варшавской конфедерации о мире между "разноверцами" (pax inter dissidentes in religione). Одновременно III ЛС реализовал предложения А. Фрыча-Моджевского о смертной казни за преднамеренное убийство независимо от социального положения убийцы и жертвы. Это правило, распространенное в Литве горячим пропагандистом реформации Андреем Воланом и внесенное в III ЛС, было обязательным и тогда, когда убийца был шляхтичем, а жертва - плебеем [4. S. 217 - 241, 272 - 273]. Несмотря на процедурные ограничения, ослаблявшие реализацию этого правила, не следует недооценивать этот шаг в преодолении сословных барьеров в уголовном праве - ради установления справедливости, единой для всех. Почти через два века после этого - в 1768 г. польское право в свою очередь рецепировало этот принцип с прямой ссылкой на III ЛС. Это обратное воздействие также представляет проекцию III ЛС одновременно во времени и в пространстве.

2. К упрочению самостоятельности ВКЛ по отношению к Короне Польской вело также совершенствование правовых норм, высокий уровень законодательства, которое с очевидностью должно было доказать "тубыльцам" ВКЛ (как официально литовское законодательство определяло жителей исторической Литвы), что их система права находится на наивысшем уровне. Начиная со II ЛС 1566 г. это достигалось внедрением в литовскую систему права принципов классического римского права путем широкого использования так называемого ученого права эпохи Возрождения, а также принятием положения, согласно которому

¹ Текст III ЛС цитируется по [3]. Введение - в переводе с польского издания 1614 г., которое отсутствует в [3].

"где бы чого в том статуте недоставало, тогды суд, прихиляючся до ближшое справедливости водле сумненья своего и прикладом инших прав хрестьянских то отправовати и судити маеть" (Разд. IV, арт. 54). "Справедливость водле сумненья своего" - обращение к естественному праву, римскому праву, известному в то время под названием "цесарского", "имперского права". В признании римского права, как вспомогательного, видим проекцию, связывавшую III ЛС с ius commune. Это означало его включение в круг европейского ученого права. В связи с этим следует отметить применение III ЛС как вспомогательного права в юридической практике Короны XVII в. Наряду с признанием высокого качества литовской кодификации это облегчало восприятие, притом без сопротивления, ряда романистических институтов шляхетской Польшей, настроенной негативно к римскому праву как носителю идеологии абсолютизма.

3. В науке III ЛС иногда называется кодексом, однако это неточно, так как наряду с судебным правом он включал основные принципы государственного права, закреплявшего основы общественного строя Великого княжества (Разд. III "О вольностях шляхетских и о размножении Великого княжества Литовского"), организацию военных сил, центральной и местной власти и вместе с тем выдвинутую на первый план организацию судопроизводства (Разд. IV "О судьях и судах"). Таким образом, в статуте в сущности изложена вся система права ВКЛ.

Стоит подчеркнуть, что система статутового права не ограничивалась "шляхетским народом", но включала также и непривилегированные сословия. За разделом XI "О гвалтех, о боех, о головщихнах шляхетских" следует раздел "О головщинах и о навязках людей простых". Положения уголовного права, хотя и различные в зависимости от личности виновника и пострадавшего, затрагивали все население ВКЛ, что подчеркивало также название последнего, XIV, раздела "О злодействе всякого стану". Равным образом, части, посвященные частному праву, регулировали и правовую жизнь непривилегированных сословий. Так, в разделе VIII "О тестаментах" особый артикул (9) говорил о том, как "кождый слуга путный и мещанин мест неупривильеваных и теж чоловек простый, як тестамент чынити маеть".

Статутовое право распространялось не только на мещан непривилегированных белорусских и великорусских городов, не располагавших привилеями на магдебургское право. III ЛС подчеркивал, что виленские мещане, обладавшие особыми привилеями, имели право - по своему желанию - письменно зафиксировать правила, согласно которым имущественные отношения регулировались бы магдебургским правом либо статутом, положения которого были обязательны при решении споров между шляхтой и мещанством (Разд. III, арт 35). На практике в некоторых частных (приватных) городах, несмотря на пожалование магдебургского права, судьи судили по статутовому праву.

Эту практику применительно к городу Слуцку (за исключением наследственных дел) утвердил устав князя Богуслава Радзивилла от 1662 г. Аналогичным образом, в радзивилловских Биржах замковый суд судил в конце XVII в. жителей города в соответствии с предписаниями III ЛС. Здесь явно обнаруживается проекция статута на правовую сферу привилегированных городов, стремление утвердить его как межсословное общегосударственное право [5. S. 112 - 117].

4. Высокий уровень системы литовского права укреплял политическую самостоятельность ВКЛ [6], позволяя литовской и белорусской шляхте действенно противостоять унификаторским тенденциям в области права, а, следовательно, и унитарной концепции права, существовавшим в шляхетском обществе эпохи

Возрождения и возродившимся в эпоху Просвещения. Сопротивление литовских сеймиков унификации права стало, в значительной мере, причиной неудачи проекта кодификации Анджея Замойского 1780 г. [7. S. 318]. Стараясь нейтрализовать это сопротивление, законодатели времени Четырехлетнего сейма 1788 - 1792 гг. приняли III ЛС как основу для кодификации права всей Речи Посполитой. Хуго Коллонтай, выступая в сейме после утверждения конституции 3 мая 1791 г. с проектом выработки общего для всей Речи Посполитой законодательства, не скупился на похвалы III ЛС как книге, о "которой нельзя вспомнить без заслуженного восхищения". Переходя к теме уголовного права, он подчеркивал, что "Литовский статут, особенно в том, что касается мер наказания, во всех деталях составлен так, что может быть признан за лучшую книгу во всей Европе, за исключением тех некоторых изъянов, которые возникли под воздействием тогдашнего общественного мнения, и строгости наказаний, приметы тех времен, наставником в которых еще не был маркиз Беккариа" [8. S. 17 - 18]. Так Коллонтай соединил одобрение правового наследия Возрождения с критическим взглядом эпохи Просвещения на старую негуманную систему наказаний. Поскольку литовцы упорно не соглашались на введение общей системы права², коронные послы на Четырехлетнем сейме постановили принять Литовский статут как основу кодификационных работ в королевстве и тем самым достигнуть максимально возможного сближения коронного и литовского права. Политические события (Тарговица, III разд.) прервали кодификационные работы.

После разделов Речи Посполитой, как известно, III ЛС был сохранен в качестве действующего права на землях бывшего ВКЛ, а также на Украине. Даже на протяжении XIX в. право, возникшее в 1588 г., не казалось анахронизмом. Куратор Вилеского университета кн. Адам Чарторыйский, выдвигая в 1813 - 1814 гг. платформу объединения Литвы и Правобережной Украины с герцогством Варшавским под верховной властью императора Александра I, высказался за ликвидацию в Польше наполеоновского законодательства и других нововведений и заменой их III ЛС.

5. Основным положением III ЛС была идея правового государства. Целью права должна быть прежде всего охрана свободы и прав гражданина путем подчинения праву, которое было бы обязательным и для господаря [11. L. 162 - 164].

Во введении к III ЛС, имеющем форму двух посвящений - монарху и сословиям - и написанном Львом Сапегой, читаем: "Права установлены для того, чтобы могущественному и сильному было невозможно делать все, что угодно; как говорил Цицерон, все мы - невольники прав для того, чтобы пользоваться свободой", "и сам пан господарь наш может наслаждаться начальствованием над нами лишь в той степени, в какой ему это разрешает право". Показательно, что подобные идеи были свойственны не только подканцлеру, но и издателям статута - Мамоничам - православным виленским мещанам. Сын основателя типографии Лев Мамонич в своем посвящении, также помещенном во вступлении к опубликованному тексту и адресованном Льву Сапеге, подчеркивал значение добрых прав, которые римляне унаследовали от Соломона, когда "сбросили иго жестоких королей и добились долгожданной свободы". Здесь видна проекция античной мифологизированной традиции на современную изданию эпоху.

² Процитируем, например, инструкцию брестского сеймика от 16 октября 1790 г. послам, избранным на сейм: "Просим [...] послов поставить условием, чтобы статут ВКЛ сохранил свое значение и подвергся сокращению лишь процесс" [9] (см. также [10. С. 86]).

6. III ЛС акцентировал гуманистические основы права. Он подчеркивал, что суд "в речах вонпливых склонейший маеть быти ку вызволенью, нижли ку каранью" (Разд. XIV, арт. 3), т.е. принял принцип, согласно которому в случае сомнений решение принимается в пользу осужденного. Статут стремился также гарантировать реальное право защиты. Если кто-либо не мог защищаться сам в суде, то ему предоставлялось право обратиться к правозаступнику, и суд должен был признать последнего даже в том случае, если он не соответствовал формальным требованиям. Суд обязан был также предоставить официального защитника бедным людям, и не только в уголовных делах, но и в других, по мере необходимости. Прогрессивный характер носило предписание об ограничении уголовной ответственности малолетних до 16 лет. В случае кражи родители виноватого должны были нести материальную ответственность, в случае повторного преступления виноватого ждали розги. Однако малолетние ни в коем случае не подлежали обесчещению и не могли быть переданы в руки палача подобно взрослым преступникам. Если сравнить эту статью с более поздней практикой английских судов, то гуманизм литовского права покажется еще более ярким. И тогда, когда речь шла об исполнении наказания, статут предписывал, что, взыскивая денежные штрафы, "ведже кождый вряд наш водле доброго уваженья и хрестьянского поступку прихильнейшим мает быти до отпущенья таких вин, нижли до бранья их, звлаща сиротам убогим, а не свавольным, толькга в том чинена быти маеть" (Разд. IV, арт. 101).

Нужно однако подчеркнуть, что эти предписания сопровождались усилением наказания, в особенности, с распространением смертной казни, что было связано с упадком феодальной системы денежных пеней, и еще ограниченной сферой применения такой меры, как лишение свободы (о наказаниях по III ЛС см., например [2. С. 197 - 208]).

7. Если говорить о проекции III ЛС на социальные отношения, то следует обратить внимание на положения, касающиеся несвободного населения - невольников. Они были известны в ВКЛ в XVI ст., также как и холопы в соседней Московской Руси³. II ЛС в соответствии с римским правом признавал три источника неволи: рождение от невольных родителей, пленение на войне, неволя за долги. В III ЛС источник неволи - один - пленение на войне. При этом предусматривалось (Разд. XII, арт. 21), что потомки пленников "мають быти осаживани на землях и розумены быти за отчичов", т.е. зависимых крестьян, лишенных права выхода. В окончательной редакции статута термин "невольник" был признан компрометирующим. В результате к последнему разделу статута было добавлено положение: "В сем теперешнем статуте тых людей [...], которые перед тым невольниками были званы, отменено назвиско и поменено и написано их челядью дворную" (Разд. XIV, арт. 36). Эта "правовая косметика" имела, однако, и реальное значение. Она способствовала растворению невольников в массе зависимого крестьянства, тогда как "холопы" в Российском государстве сохранялись до XVIII в.

В противоположность принципу сословного права, царившему в средневековом обществе, уже II ЛС обязывал господаря судить всех подданных независимо от их сословной принадлежности, в соответствии с предписаниями статута. III ЛС дополнил это положением, что "также чужоземцы заграничники [...] тым

³ Для обозначения Княжества всея Руси и Российского царства Ю. М. Бардах по традиции использует политико-географический термин, принятый в русской и зарубежной историографии XIX-XX вв. (прим. пер.).

же правом мають быть сужоны" (Разд. I, арт. 1), что соответствует территориально-государственному принципу действия права. Это проекция новых основ, которые только позднее станут господствующими в праве. И этим можно объяснить долговечность III ЛС, долговременность его действия.

8. Как известно, после Люблинской унии литовское право сохранялось как обязательная система права в украинских воеводствах, включенных в 1569 г. в Корону Польскую - Волынском, Киевском, Брацлавском. В этом качестве там действовал II ЛС (за исключением разд. II "О обороне земской"). Этот статут после введения в ВКЛ III ЛС стал называться Волынским. На практике во второй половине XVII в. его сменил III ЛС, имевший значение вспомогательного в коронных судах. Обязательным оставался литовский статут во всей Украине, в том числе и Левобережной, вплоть до 1840 г., а в Полтавской и Черниговской губерниях некоторые его положения сохраняли силу вплоть до 1917 г. Важно добавить, что III ЛС был основой проекта кодификации украинского права в первой половине XVIII в. [13].

III ЛС оказал значительное влияние на практику приказов Русского государства, а потом и на Соборное уложение 1649 г., что отмечали не только российские ученые, начиная с М. Ф. Владимирского-Буданова [14. С. 3 - 38], но и современные краковские историки Д. Черска [15. S. 54 - 65] и И. Квятковска [16. S. 18 - 23]. Последняя исследовательница, изучая уголовное право, обратила внимание на то, что III ЛС сыграл роль посредника в передаче некоторых норм римского и саксонско-магдебургского права в систему русского права.

9. Выше упоминалось о влиянии III ЛС на практику польских судов XVII-XVIII вв. Выдающийся польский правовед эпохи Просвещения Теодор Островский в произведении "Гражданское право польского народа, собранное из коронных и литовских статутов и конституций" трактовал литовское право как вспомогательное, применяемое в случае отсутствия или неоднозначности толкования норм в польском праве, которое, за исключением процессуального, так и не дождалось собственной кодификации. Островский следовал здесь за практикой, утверждая, что "литовское право, будучи [...] правом провинции одного народа, в наших судах в случае отсутствия коронного всегда сохраняет свой авторитет" [17]. Некоторые примеры применения III ЛС, привели Ю. Макаревич (относительно уголовного права) и Ю. Рафач. Первый из них выдвинул даже гипотезу, что III ЛС 1588 г. приобрел такое значение, что в XVIII в. рассматривался в качестве источника польского права наряду с правовыми памятниками самой Короны Польской.

10. Не следует забывать и о культурной проекции статута 1588 г. на Польшу. Выполненный в начале XVII в. перевод III ЛС на польский язык, очень точный и лишенный латинизмов - что было необычным для тогдашних польскоязычных правовых текстов - стал ценным памятником литературного польского языка эпохи Возрождения. Добавим, что Г. Турска, А. Обрембска-Яблоньска, наконец, М. Т. Лизисова установили существование в правовой лексике польского перевода III ЛС многих регионализмов (диалектизмов) старобелорусского происхождения, как, впрочем, и литовского, которые впоследствии вошли в общепольский язык. Дорогу им проложил прежде всего А. Мицкевич. "Влияние языка статута ВКЛ на словарь поэмы ("Пан Тадеуш". - Ю. Б.) очевидно", - пишет М. Т. Лизисова [18. S. 191]. "Давно признано, что правовые обороты речи литературных персонажей и даже авторские высказывания представляют собой опыт создания этого языка с помощью поэтической реконструкции" - продолжает исследовательница, ссыла-

ясь на Ст. Брейера [19] и Ю. Трипуцко [18. S. 207] (см. также [20]). Лучше всего, однако, эту мысль изложил сам А. Мицкевич в 1829 г.: "Признаюсь, что не только не избегаю провинциализмов, но даже употребляю их умышленно". Так сформировался "третий польский язык", как современный польский язык называет Ч. Милош [21. S. 134], выводя его из виленских лож Товарищества франкмасонов ("Towazystwo szubrawców") и Бульварных ведомостей ("Wiadomosci Brukowe") ⁴. Таковы были многосторонние и прочные проекции Литовского статута 1588 г. в праве и культуре стран, граничащих с Литвой и связанных с нею историческими узами.

Перевод с польского А. Л. Хорошкевич, авторизованный Ю. М. Бардахом

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Macejowski W.A. Historia prawodawstw  Warszawa, 1856. Wyd. 2. Т. 1.

2. Лаппо И. И. Литовский статут 1588 года. Каунас, 1934 - 1936. Ч. 1 - 2; Бардах Ю. Литовские статуты - памятники права периода Возрождения // Культурные связи народов Восточной Европы XVI в. М., 1976; Bardach J. О dawnej i nedawnej Litwie.  1988.

3. Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. СПб., 1854. Т. XIX.

4. Voisé W. Frycza-Modzewskiego nauka о  i prawie. Warszawa, 1956.

5. Bardach J. Ustrój miast na prawie magdeburskim w Wielkim  Litewskim do  XVII-go wieku // Bardach J. О dawnej i niedawnej Litwie. Poznan, 1988.

6. Дручыц В. Палажение Литоуска-Беларускай дзяржавы пасля Люблинскай вунии // Працы Беларускага Дзяржавнага университету у Менску. 1925. N 6 - 7; Тарановский Ф. Лиштванско-руско право и историjат Лиштванског статута // Архив за правне и друштвене науке. Београд, 1934.  46. Ч. 3.

7. Borkowska- T. Zbiorpraw  Andzeja Zamoyskiego. Poznan, 1986.

8. Borowski S. Kodeks  Augusta. Zbiór dokumentów. Warszawa, 1939.

9. ЦНБ Литвы Ф. 233. N 126. К. 19.

10. Ючас М. А. Применение статута 1566 г. в судебной практике XVII-XVIII вв. // Первый Литовский статут 1529 г. Вильнюс, 1989.

11. Jurginis J. Renesansas ir humanismas Lietuvoje. Vilnius, 1956.

12. Малиновский О. О. Кари майнові та кари особистості // Юбілейний збірник на пошану акад. Д. И. Багалія. Київ, 1927.

13. Права, по которым судится малороссийский народ. Киев, 1879.

14. Владимирский-Буданов М. Ф. Отношения между Литовским статутом и Уложением царя Алексея Михайловича // Сборник государственных знаний. СПб., 1877. Т. IV.

15. Czerska D. Sobornoje  1649 goda. Zagadnienia prawno-ustrojowe.  1970.

16. Kwiatkowska J. Prawo karne w kodifikacji rosyjskiej 1649 goda. Warszawa; Kraków, 1984.

17. Ostrowski T. Prawo cywilne alba szczególne narodu polskiego z statut ów i konstytucyj koronnych i litewskich zebrane. Kraków, 1784.

18. Lizusowa M.T. Studia nad slowniztwom regionalnym III statutu litewskiego. Kielce, 1984.

19. Breyer S. Horoszkós Soplicami. Studium z dziedziny problematyki prawnej "Pana Tadeusza". Warszawa, 1955.

20.  Mickiewicza // Adam Mickiewicz. Kjsiéga k stuleciu sgonu. London, 1957.

21. Milosz Cz. Kultura. Paris, 1977. N 3.