БОРЬБА С "ОБЪЕКТИВИЗМОМ" И "КОСМОПОЛИТИЗМОМ" В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ: "РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ" Н. Л. РУБИНШТЕЙНА

Актуальные публикации по вопросам истории России.

NEW ИСТОРИЯ РОССИИ


ИСТОРИЯ РОССИИ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЯ РОССИИ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему БОРЬБА С "ОБЪЕКТИВИЗМОМ" И "КОСМОПОЛИТИЗМОМ" В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ: "РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ" Н. Л. РУБИНШТЕЙНА. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2007-10-11
Источник: История и историки, 2004, №1

БОРЬБА С "ОБЪЕКТИВИЗМОМ" И "КОСМОПОЛИТИЗМОМ" В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ: "РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ" Н. Л. РУБИНШТЕЙНА

Автор: А. Н. ШАХАНОВ


I

В любом историческом исследовании, помимо вложенных в него идей, волей-неволей отражается общее состояние науки, политическая борьба своего времени. Чем глубже, шире, актуальнее поставлены проблемы, чем более самостоятельно они решены, тем дольше это произведение не превращается в "историографический факт" и не "отпускает" от себя автора. Книга Н. Л. Рубинштейна (1897 - 1963) "Русская историография" (М., 1941) - наглядный тому пример.

Написанная в переломный для советской исторической науки период, когда безраздельное господство взглядов М. Н. Покровского было сильно поколеблено, "Русская историография" несла в себе ряд принципиально новых для марксистских исследований положений. Резкое изменение политики ВКП(б) в области гуманитарных знаний в послевоенные годы поставило труд Н. Л. Рубинштейна вне рамок советской историографии. Он превратился в удобный объект критики. Почти десятилетняя полемика вокруг сочинения Н. Л. Рубинштейна отражала основные тенденции в развитии исторической науки и на долгие годы определила тематику и направленность историографических исследований советских ученых.

II

Переехав из Одессы на постоянное жительство в Москву, Н. Л. Рубинштейн служил в Научно-исследовательском институте иностранной библиографии Объединения государственных книжно-журнальных издательств Народного комиссариата просвещения РСФСР (ОГИЗ; 1931 - 1933), редактором иностранной редакции Государственного издательства социально-экономической литературы (Соцэкгиз; 1933 - 1939). Помимо знакомства с современной западноевропейской историографией, эта работа содействовала развитию аналитического мышления начинающего ученого, что впоследствии нашло отражение в глубоких теоретических заключениях его исследований. В 1934 г. Н. Л. Рубинштейн был утвержден доцентом Московского областного педагогического института (МОПИ). Одновременно по совместительству ученый начал чтение лекций в Московском университете (с 1942 г. был зачислен в штат). В 1936 г. Н. Л. Ру-

стр. 186


--------------------------------------------------------------------------------

бинштейн был также приглашен читать курс историографии в Московском институте философии, литературы, истории (МИФЛИ)1.

Необходимо отметить, что до Н. Л. Рубинштейна ни в МГУ, ни в МИФЛИ полного курса историографии никто не читал. Это объяснялось как новизной предмета для советской высшей школы, так и более серьезными причинами. Профессор А. П. Гагарин в этой связи отмечал: "После разгрома схоластической, неверной, антиленинской школы Покровского, мы долгое время имели налицо боязнь даже у крупных историков делать обобщения в области исторических наук и заниматься анализированием крупных исторических фактов"2. Обращение к историографической проблематике требовало в те годы помимо научной смелости еще и определенного гражданского мужества.

Параллельно с лекциями Н. Л. Рубинштейн вел подготовку докторской диссертации по истории русской исторической науки "от летописей до Ленина". Работа была завершена в очень короткие сроки. 15 мая 1940 г. на ученом совете МИФЛИ состоялось обсуждение монографии Н. Л. Рубинштейна "Русская историография", в которой приняли участие ведущие отечественные специалисты в этой области знания: Ю. В. Готье, А. М. Панкратова, М. Н. Тихомиров (официальные оппоненты), С. В. Бахрушин, Н. М. Дружинин. Все выступавшие и представившие свои отзывы отмечали, что труда такого широкого тематического и хронологического охвата еще не было в отечественной науке. Н. Л. Рубинштейн представил систематическое, пронизанное единой мыслью освещение процесса становления и развития исторической науки в России. "Это прежде всего авторская, исследовательская работа с самостоятельным замыслом и выполнением, работа лишенная элементов компилятивности и основанная на личном изучении первоисточников..."3 - заключала М. В. Нечкина.

Высказанные в ходе обсуждения замечания не требовали принципиального пересмотра концепции и структуры монографии. Оппоненты указывали на необходимость скорейшей публикации диссертации. Высокие оценки этого труда подтверждали и итоги голосования: не было подано ни одного черного шара4. Учитывая актуальность и научную значимость исследования, кафедра истории СССР МГУ 18 января 1941 г. выдвинула "Русскую историографию" на соискание Сталинской премии 1942 г.5

1 марта 1941 г. состоялось заседание экспертной комиссии Комитета по делам высшей школы по обсуждению вопроса о предоставлении "Русской историографии" статуса вузовского учебника. Его участники (Ю. В. Готье, М. В. Нечкина, М. Н. Тихомиров и др.) вновь подтвердили высокие оценки этого сочинения и согласие с основными его положениями. Однако в виду наличия в нем многих дискуссионных проблем, выступавшие единогласно рекомендовали

стр. 187


--------------------------------------------------------------------------------

присудить книге статус не учебника, а учебного пособия6. Замечания А. В. Шестакова о перегруженности "Русской историографии" философской терминологией и о сложности восприятия ее содержания вызвали следующую реплику М. Н. Тихомирова: "В этом году студенты 5-го курса МГУ сдавали историографию по стенограммам профессора Рубинштейна... Результаты были прекрасные. Не было случая, чтобы студенты говорили, что они не поняли"7.

Вместе с опубликованными работами М. Н. Тихомирова по отечественному источниковедению и О. Л. Вайнштейна по западноевропейской историографии книга Н. Л. Рубинштейна призвана была заполнить существовавший пробел в учебных пособиях для вузов страны.

В 1940-е годы в вузах советской России историография как учебная дисциплина находилась в стадии становления. Четких дефиниций ее предмета, задач, методов еще не было. Существовали различные подходы к определению места и вклада в развитие науки как отдельных историков, так и целых направлений. В этих условиях было ясно, что книга Н. Л. Рубинштейна вызовет немало разногласий в подходах и оценках, неизбежных при анализе такого значительного по охвату материала сочинения. Это показало уже само обсуждение диссертации, и к этому призывали практически все выступавшие, ссылаясь на спорность и нетрадиционность в решении автором ряда проблем. Подразумевалось, что начавшаяся полемика, нисколько не умаляя научной значимости исследования Н. Л. Рубинштейна, стимулирует интерес к дисциплине, активизирует углубленную разработку малоизученных вопросов. Так полагал и сам автор: "Я не считаю свою работу (окончательным. - А. Ш.) итогом работы по историографии. Конечно, это только первый этап, первая борозда, которая послужит предметом целого ряда обсуждений, дискуссий, что будет очень плодотворно для дальнейшего развития историографии"8.

Издание книги затянулось. Она вышла в свет только зимой 1942 г. В том же году редакция "Исторического журнала", поместив рецензию О. Л. Вайнштейна, призвала научные круги откликнуться на этот труд9. Однако в условиях военного времени это пожелание не могло быть реализовано.

III

В первые послевоенные годы поднятые в книге проблемы (хотя и под иным углом зрения) приобрели помимо научной и политическую заостренность. У некоторой части советской творческой интеллигенции окрепло убеждение, что источником победы над фашизмом, наряду с достижениями социализма, явилось и "наследство, которое советская социалистическая революция получила от капитализма и от царской России"10. Монополия ВКП(б) на научную тео-

стр. 188


--------------------------------------------------------------------------------

рию подверглась корректировке снизу, что не могло не вызвать серьезных опасений у партийных лидеров. Усиление борьбы с любыми проявлениями "вольнодумства" внутри страны обуславливалось и обострением идеологического противоборства с недавними союзниками по антигитлеровской коалиции.

В 1946 г. были проведены дискуссия по проблеме образования русского централизованного государства, а также созванное по инициативе ЦК ВКП(б) "и лично тов. Сталина" совещание работников "научно-философского фронта" по обсуждению учебника Г. Ф. Александрова "История западноевропейской философии"11 В следующем году научная общественность выявляла "методологические просчеты" авторов второго издания учебника по истории СССР12. Периодика, резолюции собраний, совещаний ученых запестрели обвинениями как в адрес конкретных лиц, так и целых учреждений, изданий "в недостатке большевистской заостренности и воинственности", "необходимости коренной перестройки и улучшения работы", преодоления преклонения перед Западом и дореволюционной наукой. В июле 1948 г. академик Е. В. Тарле на конференции, посвященной 30-летию архивного дела в СССР, требовал разоблачения "антинаучных концепций буржуазных историков". Ему вторил А. Д. Удальцов, который на научной сессии по истории Крыма в том же году призывал "резко отмежевать взгляды советской науки от точек зрения досоветских ученых - Ключевского, Шахматова, Соболевского и др."13

В качестве объекта критики "Русская историография" Н. Л. Рубинштейна была выбрана не случайно. От числа многочисленных изданий, в которых были выявлены "отступления от марксистско-ленинской методологии", этот труд отличали широкий охват материала, глубина обобщений и, наконец, объем. Книга являлась практически единственным учебным пособием по предмету и основой для лекционных курсов в университетах и педвузах страны, а ее автор был ведущим специалистом в этой области исторических знаний. Организаторов кампании никто не смог бы упрекнуть в мелкотемье. Нельзя не отметить и созвучия в проблематике исследований Н. Л. Рубинштейна и Г. Ф. Александрова, что давало возможность проведения обсуждения по уже апробированному сценарию.

Кто явился непосредственным организатором гонений на Н. Л. Рубинштейна и его "Русскую историографию", установить вряд ли удастся, да это и не столь важно. Постановка вопроса о начале "всесторонней глубокой критики и самокритики на историческом фронте", всесоюзный характер этого мероприятия и само развитие событий однозначно свидетельствуют, что инициатива исходила из ЦК ВКП(б). На среднем уровне власти эта идея нашла ярых приверженцев в Министерстве высшей школы и редакции "основного периодического органа исторической мысли" - журнала "Вопросы ис-

стр. 189


--------------------------------------------------------------------------------

тории", недавно организованного вместо "политически беззубого" "Исторического журнала"14.

Инициатива проведения кампании нашла многих адептов на местах, где в большинстве своем преобладали профессорско-преподавательские кадры, выпестованные в осужденной, но пустившей глубокие корни школе М. Н. Покровского. Для них борьба с "пережитками буржуазной идеологии" была делом привычным. Однако инициатива с мест (факт неоднократно подчеркиваемый в ходе дискуссии) была явно инспирирована. Еще в феврале 1948 г. профессор Саратовского университета Л. А. Дербов писал Н. Л. Рубинштейну: "Как сейчас обстоят дела в области русской историографии? Были ли какие-нибудь обсуждения, официальные материалы по части перестройки этого курса?.. До меня дошли слухи, что в Москве предполагается специальное совещание по этому вопросу"15. Но уже в марте 1948 г. в ряде университетов и педагогических вузов на периферии прошли обсуждения книги Н. Л. Рубинштейна.

Когда стало ясно, что подталкиваемого властями широкого обсуждения книги не избежать, Н. Л. Рубинштейн, желая предварить "разоблачения" и смягчить удар, решился сделать первый шаг сам. В февральском номере "Вопросов истории" были опубликованы статьи Н. Л. Рубинштейна "Основные проблемы построения русской историографии" и М. Н. Тихомирова "Русская историография XVIII века", которыми редакция журнала открыла обсуждение книги16. Б. А. Романов писал Н. Л. Рубинштейну из Ленинграда: "В университете начинаются заседания с откликами биологической дискуссии... На этом фоне ваш демарш в сторону правды с предвидением дискуссии не выпадает из стиля... Мне бы такие умышленные поступки были уже не по возрасту..."17

Ссылаясь на итоги критики работы Г. Ф. Александрова и опыт, накопленный советской наукой за прошедшие десять лет, Н. Л. Рубинштейн откорректировал свои взгляды на предмет, задачи историографии, отношение к "буржуазному наследству", проблеме иностранного влияния и т. п. Впоследствии оказалось, что "разоружение" Н. Л. Рубинштейна прошло незамеченным. Более того, аргументы в пользу пересмотра своих взглядов широко использовали участники дискуссии для критики его же сочинения18.

Кульминацией развернутой вокруг книги Н. Л. Рубинштейна кампании явилось состоявшееся 15 - 20 марта 1948 г. в Москве под эгидой Министерства высшего образования Всесоюзное совещание заведующих кафедр истории СССР университетов, педагогических вузов, специалистов Академии наук СССР и Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б). Ничего общего с научной дискуссией совещание не имело. Оно явилось еще одним примером того, как изменения в трактовке научных проблем происходили не по мере накопления знаний по предмету, а по директивному указанию "сверху", из

стр. 190


--------------------------------------------------------------------------------

"пропагандистских целей". Книга в необходимости и научных достоинствах которой еще несколько лет назад никто не сомневался, враз стала "методологически чуждой", "приносящей вред социалистическому строительству". Под видом марксистского анализа автор якобы протащил идеи "буржуазного объективизма" - "превозносил Гегеля перед Марксом". В своих оценках Н. Л. Рубинштейн отказался от принципа партийности в историческом исследовании и вскрытия "классовых корней" дореволюционной науки. По мнению всех ораторов, книга Н. Л. Рубинштейна нуждалась "не в переработке, а в написании заново". Эти обвинения перекочевывали из одного выступления в другое, причем к источникам ни один из участников дискуссии не апеллировал. Их выводы большей частью ни на какую исследовательскую работу не опирались. Понятие объективности научного знания в ходе дискуссии вообще не упоминалось. Как его синоним повсеместно выступал принцип партийности: научно только то, что "помогает делу строительства коммунизма в нашей стране"19. О научных достоинствах "Русской историографии" никто из выступавших даже не упомянул.

Ход обсуждения наглядно свидетельствовал, что, формально осудив выводы школы М. Н. Покровского, ученые-марксисты отбросили лишь "крайности" в высказываниях своего идейного учителя, продолжая широко использовать весь арсенал его методики и методологии. Так, Н. Л. Рубинштейну ставилось в упрек "затушевывание антидемократических, реакционных взглядов", "классовой сущности" воззрений М. П. Погодина, С. М. Соловьева, славянофилов, Н. П. Павлова-Сильванского и др. Совершенно кощунственной казалась А. Л. Сидорову предложенная Н. Л. Рубинштейном трактовка творческого наследия М. П. Погодина и К. Д. Кавелина как предтеч основных построений русской исторической науки второй половины XIX в. Следуя ленинской периодизации революционного движения в России, выступавшие приоритетным направлением в изучении дореволюционной историографии считали не академическую науку, а "носителей передовой идеологии" (А. Н. Радищев, декабристы, революционеры-демократы, Н. Г. Чернышевский). Определяющей тематикой исследований, по их мнению, должны стать проблемы крестьянского, рабочего движения, революционной мысли и практики. Н. Л. Рубинштейн согласился с критикой в свой адрес, хотя, казалось бы, недавно в рецензии на программу курса историографии нового времени Б. Г. Вебера выступал против сведения предмета только к проблематике возникновения и развития марксистской теории20.

Выступавшие игнорировали многократные заверения Н. Л. Рубинштейна о том, что "проблема советского периода на сегодня должна быть самостоятельной темой и не может войти в общий курс". Вновь, как и в 1940 г., звучали упреки в ущербности освеще-

стр. 191


--------------------------------------------------------------------------------

ния исторических взглядов классиков марксизма-ленинизма, И. В. Сталина, недостаточном внимании к советскому периоду развития науки.

К участию в московском совещании не удалось по техническим причинам привлечь всех "работников исторического фронта": среди выступавших преобладала периферийная профессура, часто вообще далекая от исследовательской работы. Организаторы отмечали отсутствие на заседаниях "так называемых столпов исторической науки". "Русскую историографию" ведущие исследовательские центры страны даже не удосужились обсудить, и их представители в большинстве своем совещание проигнорировали21.

В рамках полемики вокруг труда Н. Л. Рубинштейна была опубликована статья Д. С. Лихачева "О летописном периоде русской историографии". Эта работа носила академический характер. Однако содержавшиеся в ней оценки, безусловно, усугубили гонения на Н. Л. Рубинштейна22. Д. С. Лихачев критиковал своего оппонента за выводы о подражательном характере "Повести временных лет", отрицание у летописцев представлений о причинно-следственной связи событий, принижении тем самым уровня развития исторических знаний XII - XVII вв. и их "идейного уровня"23.

Двусмысленность ситуации состояла в том, что "Русская историография" действительно содержала некоторые материалы для подобных заключений. Но ко времени публикации рецензии взгляды Н. Л. Рубинштейна на отечественное летописание претерпели существенные изменения. Это нашло отражение в его статье 1946 г. "Летописный период русской историографии (историография феодальной Руси XI - XVII веков)", о которой Д. С. Лихачев по каким-то причинам умолчал24. В своем ответе на высказанные замечания (так, кстати, не по вине автора оставшемся неопубликованным) Н. Л. Рубинштейн справедливо недоумевал: "Можно ли, действительно, считать добросовестной такую критику, когда автор, имея перед собой исследуемую работу 1946 года, упорно цитирует работу 1941 года ("Русская историография"), чтобы сплошь и рядом преподносить мне с почтительным тоном то самое, что писано мною в статье 1946 года"25. Д. С. Лихачев умолчал, что включение в "Русскую историографию" обзора отечественного летописания было делом принципиально новым: традиционно летописание рассматривалось только в курсе источниковедения. Н. Л. Рубинштейн едва ли не впервые в советской науке поставил задачу проследить закономерный процесс превращения исторических знаний в науку, без чего история последней не была бы полна.

Институт истории СССР, несмотря на многочисленные призывы редколлегии "Вопросов истории", Всесоюзной конференции преподавателей вузов к активизации борьбы с "пережитками буржуазной идеологии", "укреплению кадров", долгое время не предпринимал ника-

стр. 192


--------------------------------------------------------------------------------

ких конкретных шагов. В конце сентября 1948 г. один из сотрудников его ленинградского филиала сообщал: "Сегодня, говорят, решительный день в Ин[ститу]те истории. Нас отсюда никого не вызвали... Значит, в Москве придают этому локальный характер"26. Только после появления в центральной прессе статей о ряде "объективистских" публикаций института27 15 - 18 октября 1948 г. было проведено расширенное заседание его ученого совета. В прениях по докладу Б. Д. Грекова выступило 34 человека. 2 и 4 сентября прошло заседание сектора истории средних веков, а 21 октября - сектора истории СССР до XIX в. Руководство института каялось в ослаблении внимания к издательской деятельности, что привело к выпуску ряда "порочных работ", сползанию на позиции "буржуазного объективизма". Особенным нападкам подверглись авторы, пытавшиеся "навязать советским людям научные традиции" историко-юридической школы, В. О. Ключевского, А. А. Шахматова, П. Г. Виноградова, П. Н. Милюкова и др. "Объективизм" научного анализа Н. Л. Рубинштейна виделся выступавшим в том, что "развитие русской исторической науки автор изобразил как единый, плавный процесс развития исторической мысли, в котором каждое новое направление вытекает из предшествовавшего, сохраняет и развивает его наследие". В плане же конкретных "ошибок" были повторены заключения Всесоюзного совещания. В оценках творчества Н. Л. Рубинштейна восторжествовал (не в столь, конечно, острой форме) уже осужденный в советской науке вульгарно-социологический подход М. Н. Покровского28.

На этом дискуссия о "пережитках буржуазного объективизма и преклонении перед буржуазно-помещичьей историографией" выдохлась. Н. Л. Рубинштейн, признав свои "заблуждения", вновь погрузился в исследовательско-преподавательскую работу. В феврале 1949 г. он был впервые избран в Ученый совет Института истории29. Его научная деятельность получила высокую оценку и в МГУ. В опубликованной в начале года статье И. И. Минца "Ленин и развитие советской исторической науки" ученый, несмотря на все еще не утихшую критику, был назван представителем марксистско-ленинской историографии30.

Тревоги, казалось, ушли в прошлое. Однако результатами дискуссии ее инициаторы (прежде всего редколлегия "Вопросов истории") удовлетворены не были: она явно не достигла уровня "показательности" обсуждения книги Г. Ф. Александрова. Поэтому как нельзя кстати для них явилась инспирированная ЦК ВКП(б) и широко подхваченная на местах кампания "по борьбе с космополитизмом и низкопоклонством". В Московском университете ее возглавил назначенный в марте 1948 г. проректором по учебно-научной работе на гуманитарных факультетах профессор А. Л. Сидоров.

Кандидатура организатора чистки научных кадров была выбрана как нельзя более удачно. А. Л. Сидоров в научных и политических

стр. 193


--------------------------------------------------------------------------------

вопросах менял свои воззрения в полном соответствии с изменениями партийного курса. Выпускник Института красной профессуры, он в предвоенные годы клеймил последователей школы М. Н. Покровского. С изменением политической конъюнктуры в 1960-х годах, напротив, писал о большом вкладе своего учителя в дело становления марксистской науки. Также резко менялись его оценки работ И. В. Сталина31. В ходе кампании по борьбе с космополитизмом он, кроме выполнения партийного долга, преследовал своекорыстные цели - удаление научных противников.

"Мальчиком для битья" на историческом факультете МГУ был избран коллега А. Л. Сидорова по Институту красной профессуры И. И. Минц. К его "группе" был "приписан" и Н. Л. Рубинштейн. "Русская историография" продолжала оставаться удобной мишенью. Подготовить новое учебное пособие или курс лекций с учетом высказанных в 1948 г. "замечаний" времени не было. Помимо этой работы, объектом критики стал теперь и очерк Н. Л. Рубинштейна "История СССР до XVII в." в Большой советской энциклопедии, высоко оцененный "безродными космополитами" кафедры. Среди последних абсолютно преобладали лица еврейской национальности. Этот факт, однако, нигде не комментировался. Об антиеврейской направленности кампании нигде не было сказано ни слова. Только в своих неопубликованных воспоминаниях А. Л. Сидоров сознавался: "Он (И. И. Минц. - А. Ш.) оставлял впечатление человека, склонного вилять, говорить в лицо одно, а за глаза делать другое. Личной храбростью и мужеством он не отличался, зато способность собирать своих людей, группировать их, поддерживать лиц определенной национальности, несомненна. Я считаю своей заслугой, что в... [19]49 г. выставил его из университета, где он собрал комплекс сил и заведовал кафедрой. Там, где появлялся Минц, появлялись исключительно евреи. Я не против евреев, среди которых у меня много друзей и много учеников, но я против того, чтобы собирали и группировали только их, как это делал Минц"32.

Фамилия Н. Л. Рубинштейна в связи с "группой" И. И. Минца всплыла уже на сессии Институтов истории и философии Академии наук СССР в феврале 1949 г. По свидетельству С. С. Дмитриева, 25 февраля в своем выступлении Х. Г. Аджимян "изничтожал" "Русскую историографию"33. 3 марта 1949 г. Н. Л. Рубинштейн выступил на партийном собрании исторического факультета с докладом "Задачи и пути перестройки курса русской историографии"34. Он признавал правильность всех замечаний в свой адрес, указал на прямую связь "Русской историографии" с традициями "буржуазной" науки и наметил пути преодоления выявленных "недостатков"35. Это признание было равносильно отказу от основных теоретических принципов построения курса русской историографии. Однако индульгенции ученый не получил. "Было в университете

стр. 194


--------------------------------------------------------------------------------

на истфаке партсобрание. Итоги его: главная опасность - "школа Минца"... На втором месте Рубинштейн с его "Историографией", это - космополитизм в исторической науке... Для Рубинштейна дело может кончиться исключением из партии"36, - зафиксировал в дневнике С. С. Дмитриев.

С заключительным словом по докладу ученого 3 марта 1949 г. выступил А. Л. Сидоров. Оппонент, казалось, не услышал покаянных заявлений Н. Л. Рубинштейна. С незначительными конъюнктурными вариациями и некоторым смещением акцентов А. Л. Сидоров повторил свои упреки и выводы, высказанные в ходе дискуссии 1948 г. Н. Л. Рубинштейн якобы не извлек уроков из критики и "не стал на путь действительной, реальной перестройки". В итоге, "взгляды Рубинштейна - это последовательные идеи буржуазного космополитизма и... преклонения перед иностранной наукой"37.

Еще дальше в самообличении пошел Н. Л. Рубинштейн в своем выступлении на конференции аспирантов и студентов кафедры истории СССР Московского университета "по проблеме низкопоклонства перед Западом в рамках XVIII в." Теория "абсолютной отсталости русского исторического процесса" рассматривалась теперь как осознанная позиция "отмирающего помещичьего класса", стремившегося задержать поступательное развитие страны в целях сохранения своего политического господства. Единый процесс развития исторических знаний в XVIII в. насильственно разбивался на два параллельных, не связанных между собою потока ("две культуры"). Сторонниками осознанной консервации отсталости России выступали Г. -З. Байер, Г. -Ф. Миллер, А. -Л. Шлёцер. Им противостояли защитники передовой национальной культуры: В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, М. М. Щербатов, Н. И. Новиков, А. Н. Радищев. Представители различных течений общественной мысли без каких-либо на то оснований были объединены в один последовательный ряд защитников "русской идеи". До этого в свое время не додумался даже Д. И. Иловайский. Парадоксальна и характеристика славянофильства - "низкопоклонство перед Западом наизнанку". Оценка этого общественно-политического течения как выразителя интересов консервативного "помещичьего класса" сближала Н. Л. Рубинштейна с позицией М. Н. Покровского38. Круг, таким образом, замкнулся.

11 и 14 марта проходило объединенное совещание гуманитарных кафедр Академии общественных наук при ЦК ВКП(б). Отправляясь на заседание, Н. Л. Рубинштейн говорил своей знакомой: "Я доволен. Будет интересная дискуссия". Однако спора на этот раз не получилось. Имя Н. Л. Рубинштейна без конца склонялось в докладе А. Л. Сидорова и многочисленных выступлениях с мест. И вновь историк принужден был оправдываться в "заблуждениях". Формулировки решений собрания слово в слово повторили итого-

стр. 195


--------------------------------------------------------------------------------

вые документы партийных собраний МГУ: вся кампания проводилась одним дирижером39.

17 марта 1949 г. А. Л. Сидоров выступил на партийном собрании истфака МГУ с обобщающим докладом "Борьба с космополитизмом в исторической науке" (через месяц он с незначительными изменениями был повторен на заседании ученого совета университета). Теперь уже помимо научных "просчетов" А. Л. Сидоров обнаружил в сочинении Н. Л. Рубинштейна и явные политические ошибки. В частности, "Русская историография" в его представлении оказалась ни чем иным, как "амальгамой идей буржуазной историографии и школы Покровского". Столь же абсурдно было обвинение марксиста-Рубинштейна в "отрицании всем очевидного факта о том, что основоположниками советской исторической науки являются В. И. Ленин и И. В. Сталин"40.

В резолюции собрания отмечалось, что Н. Л. Рубинштейн "не пожелал понять всю глубину коренных антимарксистских пороков своей монографии". Его выступления 3 марта и на конференции аспирантов и студентов были расценены как пропаганда антипатриотических взглядов. На историческом факультете была создана специальная комиссия по проверке научной и учебной деятельности профессора41. Официальные протоколы еще сглаживали накал страстей на партийных собраниях. В них не вошли подобные выпады в адрес Н. Л. Рубинштейна: "плюет на родину, которая его вскормила", "антисоветский дух", "гнать поганой метлой" и др. А. Л. Сидоров втянул в дискуссию и студентов. Лишь единицы нашли мужество уклониться от обсуждения42.

Итоги борьбы с "космополитизмом" были подведены на заседании Ученого совета МГУ 11 апреля 1949 г. Здесь был констатирован вред "делу развития советской науки и подготовки кадров", нанесенный "группой Минца, Разгона, Рубинштейна". С полным единодушием была принята резолюция о том, что "космополиты не могут являться воспитателями советской молодежи в стенах университета"43. Актом политического недоверия своему коллеге было исключение Н. Л. Рубинштейна из членов ВКП(б) партийными бюро исторического факультета и университета. После долгих мытарств райком партии ограничился выговором за политические ошибки. Профессор был выведен из Ученого совета истфака МГУ.

Постановление ЦК ВКП(б) от 16 июня 1949 г. "О мерах по устранению недостатков в подборе, подготовке и переподготовке кадров преподавателей..." гуманитарных факультетов санкционировало "освобождение от работы лиц, не отвечающих требованиям высшей школы по своим политическим и деловым качествам". "В связи с более тщательным изучением кадров" в 1949 - 1950 гг. с гуманитарных факультетов МГУ было уволено более 30 преподавателей. В число "космополитов" попал и родной брат Николая Леонидови-

стр. 196


--------------------------------------------------------------------------------

ча - член-корреспондент Академии наук СССР, психолог С. Л. Рубинштейн, которого также вынудили к публичному покаянию. Общее партийное собрание кафедры истории СССР МГУ осенью 1949 г. по докладу С. С. Дмитриева констатировало, что "оздоровительный процесс самоочищения от людей, зараженных космополитизмом", проходит успешно, а "идейный разгром конкретных носителей космополитизма и буржуазного объективизма" в основном завершен44.

В апреле 1949 г. Н. Л. Рубинштейн был уволен из МГУ и "по собственному желанию" оставил службу в Государственном Историческом музее. В течение двух лет ведущий специалист в области отечественной историографии был без работы. Развенчание научных построений Н. Л. Рубинштейна, лишение его профессорской кафедры морально и нравственно сломили ученого. Положение усугублялось еще и тем, что он не был ни "внутренним эмигрантом", ни преднамеренным "космополитом". В трудное для страны время конца 1942 г. Н. Л. Рубинштейн вступил в ряды ВКП(б).

Пред опальным профессором враз закрылись все двери, к нему охладели и прежние друзья. А, казалось бы, совсем недавно заведующий кафедрой Ленинградского университета В. В. Мавродин предлагал "любые занятия, любые курсы, любое время"45. Рушились и творческие планы. Так и не вышла в свет подготовленная публикация документов из творческого и эпистолярного наследия "идеолога буржуазии" С. М. Соловьева46. Осталось в черновиках монографическое исследование о "государственной школе" в русской историографии, не были в полной мере осуществлены задуманные статьи и публикации о И. Е. Забелине47, Н. П. Павлове-Сильванском. Не получил дальнейшей разработки летописный период русской историографии. В 1949 - 1950 гг. вообще не было опубликовано ни одной работы профессора. В марте 1952 г. О. Л. Вайнштейн, несмотря на покаянные выступления и неоднократные публичные признания "ошибок" (как своих, так и Н. Л. Рубинштейна), лишившийся кафедры, писал своему товарищу по несчастью: "Что касается вас, то я очень рад, что, наконец, "лед тронулся", после чего, вероятно, публикация в[аших] работ будет идти в дальнейшем более или менее нормально..."48 Сам адресат этим похвастаться еще не мог.

Внимание Н. Л. Рубинштейна к историографической проблематике в последние годы его жизни заметно ослабело. Его статьи о С. М. Соловьеве, "так называемом государственном направлении в русской историографии" в "Очерках истории исторической науки в СССР" (М., 1955. Т. 1), Большой советской энциклопедии, главы в учебнике В. Е. Иллерицкого и И. А. Кудрявцева (М., 1961) были во многом лишены творческой индивидуальности и носили видимые следы проработок 1948 - 1949 гг.

стр. 197


--------------------------------------------------------------------------------

IV

Постановление ЦК ВКП(б) от 26 января 1936 г. о "Преодолении антинаучных взглядов на историческую науку" М. Н. Покровского и развернувшаяся вслед за тем травля (а часто и физическое уничтожение) его последователей вкупе с массовыми репрессиями в среде творческой интеллигенции создали своеобразный вакуум исторической мысли в стране. В то же время в условиях изоляции от европейской исторической и философской науки исходный материал для новых исторических построений можно было искать только в отечественной дореволюционной историографии. Поэтому вопрос о пересмотре отношения к "буржуазному наследству" стоял в этот период чрезвычайно остро. Позднее Н. Л. Рубинштейн вспоминал: "Пересмотр исторической схемы М. Н. Покровского требовал одновременного пересмотра историографических оценок, отказа от сугубо нигилистической оценки прошлого, перехода в этом отношении к более реалистической, диалектической оценке накопленного исследователями опыта и достижений научной мысли"49.

Н. Л. Рубинштейн сознательно вводил в свои изыскания идеи преемственности, эволюционности накопления исторических знаний, когда каждый последующий этап закономерно вырастал на фундаменте предыдущего. Марксизм трактовался им как "закономерное и неизбежное завершение пройденного пути". Основную задачу исследователя он видел не в отображении "ограниченности пройденных этапов" (как школа М. Н. Покровского), а в "освоении и развитии положительных достижений" предшественников50. Эта точка зрения базировалась на высказываниях В. И. Ленина о том, что марксизм впитал в себя все лучшее, созданное предшествовавшей историей человечества.

Именно в этом плане и было воспринято Н. Л. Рубинштейном постановление 1936 г. В предисловии к переизданному в 1937 г. "Курсу русской истории" В. О. Ключевского ученый писал: "Освоение исторического наследства прошлого - один из основных элементов в деле реализации этого указания. Ключевский - один из талантливейших представителей этого буржуазного наследства, которое мы должны органически переработать в процессе создания своей марксистско-ленинской науки"51. Ту же мысль проводил Н. Л. Рубинштейн и в статье, посвященной памяти Ю. В. Готье, который не будучи марксистом, "сумел как-то просто и естественно войти в ряды советских ученых, стал для них своим, близким человеком". Даже в трудах эмигранта А. А. Кизеветтера он отмечал постановку новых проблем, большой вклад в методику работы с источниками XVIII в. Роднила "кадетскую" науку с "марксистской" и общая социальная направленность исследований52.

стр. 198


--------------------------------------------------------------------------------

Этот подход был теоретически сформулирован и практически реализован в обобщающем труде Н. Л. Рубинштейна: "Задача марксистской историографии представляется мне как задача диалектического преодоления прежней науки" по пути "творческого освоения наследства этой науки"53.

Для Н. Л. Рубинштейна переход от нигилизма школы М. Н. Покровского к более рациональной оценке вклада своих предшественников совершился естественно, без внутренней ломки потому, что он сам как ученый сформировался именно в опоре на достижения "буржуазной" науки. В решении многих проблем отечественной историографии - оценки вклада ученых-иностранцев XVIII - первой четверти XIX в., характеристики творческого наследия Н. М. Карамзина, исследователей "государственной школы" и др. - Н. Л. Рубинштейн опирался на выводы С. М. Соловьева, К. Н. Бестужева-Рюмина, а в вопросах о философской основе исторических сочинений XIX в. - даже на П. Н. Милюкова, естественно, не указывая источника своих сведений.

Н. Л. Рубинштейн в этом своем подходе к научному историческому наследию не был "белой вороной". Во второй половине 1930 - 1940-е годы наблюдался пересмотр традиционных марксистских взглядов на сочинения А. А. Шахматова (Л. В. Черепнин), В. О. Ключевского (А. И. Яковлев), С. М. Соловьева (А. И. Андреев) и др. На аналогичных позициях по вопросам европейской историографии стоял и "сиамский близнец" (по выражению А. Л. Сидорова) Н. Л. Рубинштейна - О. Л. Вайнштейн. В 1940 г. с одобрением основных положений "Русской историографии" выступили Ю. В. Готье, Н. М. Дружинин54.

Однако уже тогда точка зрения Н. Л. Рубинштейна встретила противодействие со стороны ряда лидеров марксистской науки, которые не без некоторого основания видели в ней посягательство на устои. Со свойственной выпускнице Института красной профессуры прямолинейностью М. В. Нечкина в 1940 г. писала: "Вся предыдущая последовательность историков закономерна. Соловьев как бы "вырастает" из Эверса и Погодина, Ключевский из Соловьева, - это понятно. Но сохранять для читателя хотя бы внешнее впечатление некоего "вырастания" Ленина из Павлова-Сильванского, конечно, было бы большим промахом"55.

Рассмотренный подход Н. Л. Рубинштейна к проблеме "буржуазного наследства" в рамках советской науки сулил большие исследовательские перспективы. Пусть даже он не стал бы определяющей тенденцией.

Рубеж исследовательским разработкам в этом направлении положила заключительная речь А. А. Жданова на совещании по обсуждению учебника Г. Ф. Александрова. Принцип постепенности развития научных знаний, "простой смены одной философской шко-

стр. 199


--------------------------------------------------------------------------------

лы другой" был охарактеризован им как порочный. Марксистская наука трактовалась как "самое полное и решительное отрицание всей предшествовавшей". Попытка "сказать доброе слово" в адрес "буржуазных" ученых именовалась "объективизмом", а партийность понималась не иначе, как нетерпимость к немарксистской науке: "сам Ленин, как известно, не щадил своих противников"56.

В этом плане проходило и обсуждение сочинения Н. Л. Рубинштейна. А. Л. Сидоров писал: " Проблемы, поднятые в дискуссии, касаются коренных вопросов нашей исторической науки и развития общественно-политической и философской мысли в России. Речь идет об отношении советских историков к тому "наследству", которое они получили от буржуазно-помещичьей науки"57. Встреченный и ранее с настороженностью тезис об эволюционном характере развития исторических знаний, в 1948 г. был воспринят прямо в штыки. "Даже марксизм, с точки зрения Рубинштейна, явился результатом простого количественного роста буржуазной науки, ее непосредственным продолжением"58, - отмечал И. И. Мордшвин. Позиция Н. Л. Рубинштейна трактовалась как следствие немарксистского понимания предмета и задач историографии, отход от принципа партийности в угоду "буржуазному объективизму".

В 1948 - 1949 гг. ученый отказался от трактовки историографического процесса как органической смены одной школы другой, сфокусировал свои исследовательские задачи не на поиске позитивных элементов в трудах предшественников, а на доказательстве "конечного кризиса буржуазной науки" на рубеже XIX - XX вв. "Задача историографии, - писал он в 1948 г., - показать... процесс преодоления дворянско-буржуазных идеалистических концепций... и последовательного утверждения подлинно научного материалистического марксистско-ленинского понимания истории"59. Нужно оговориться, что элементы такого подхода содержались уже в "Русской историографии". В частности, обращение к теме исторического синтеза Н. П. Павловым-Сильванским, разработанная А. А. Шахматовым методика работы с летописями - суть не закономерные результаты развития "буржуазной" науки, а успешные попытки преодоления ограниченности ее методологии и приближения к марксистскому пониманию исторического процесса60. Явный крен в сторону классовых характеристик творчества ученых, выводы о непосредственном отражении в их трудах общественного положения, политических воззрений вели к заметному упрощению предмета исследований. Поступательное развитие науки теперь всецело связывалось с творчеством "носителей передовой идеологии" (революционеры-демократы, Н. Г. Чернышевский, ученые-марксисты) при забвении вклада трудов их оппонентов, отрицании за ними права на историческую истину.

стр. 200


--------------------------------------------------------------------------------

Одним из несомненных достоинств "Русской историографии" явилось внимание к проблеме воздействия западноевропейской исторической, философской мысли на отечественную науку, отказ от прямолинейного понимания ее самобытности. В своих аргументированных замечаниях оппоненты докторской диссертации ученого в 1940 г. единодушно указывали, что эту зависимость Н. Л. Рубинштейн даже недооценил61. Особенно это касалось исторических трудов XVIII в., в которых методологическое и методическое превосходство иностранных ученых над представителями только еще зарождавшейся российской науки было несомненным. Никакого преднамеренного принижения значения отечественных авторов и оскорбления национальной гордости современников обсуждения участники дискуссии не усматривали. Спор носил сугубо академический характер.

Неполные десять лет, прошедшие со времени первого обсуждения монографии Н. Л. Рубинштейна, были крайне неблагоприятны для развития советской науки. Никаких существенных разработок по данной проблематике не появилось. Оснований для кардинального пересмотра взглядов Н. Л. Рубинштейна не было. Однако колебания политической конъюнктуры, идеологии господствовавшей партии уже в который раз вступили в противоречие с изысканиями ученых, принцип партийности науки одержал верх над ее объективностью. В ходе обсуждения книги в 1949 г. Н. Л. Рубинштейн был единодушно обвинен в "расправе" над русской историографией XVIII в., "смазывании черт оригинальности русской исторической мысли", "беззубой критике норманской теории" и непомерном возвеличивании вклада академиков-немцев: А. -Л. Шлёцера, Г. Эверса в развитие отечественной науки.

О. Л. Вайнштейн, М. Н. Тихомиров публично раскаялись в своих "заблуждениях". Статья последнего - "Русская историография XVIII века" - носила сугубо публицистический характер. Теперь в решении чужестранцами варяжской проблемы ученый видел не столько следствие их научной несостоятельности, сколько умышленную попытку дискредитации России: "Почему Байер не изучил русского языка?.. Потому что он был бездарным, малоразвитым, воинствующим немцем, с отсутствием настоящего интереса к науке и ее задачам"62. Высказывания участников московского совещания были еще более безапелляционны и также не основаны на изучении конкретных материалов.

В итоге, на многие годы восторжествовал тезис о "самобытности" отечественной исторической науки, ее изолированности от движений научной мысли Западной Европы. Особенно негативно подобный подход отразился в 1950 - 1960-е годы на характеристиках вклада ряда русских ученых (прежде всего М. В. Ломоносова) в методику и методологию исторического исследования.

стр. 201


--------------------------------------------------------------------------------

V

Полемика вокруг "Русской историографии" Н. Л. Рубинштейна показала, что любые несанкционированные шаги ученых в области теоретической разработки научных проблем - дело далеко небезопасное. От них ясно требовалось лишь комментирование партийных решений и положений трудов классиков марксизма-ленинизма. ЦК ВКП(б) всегда рассматривал историческую науку как один из важных участков "идеологического фронта" и требовал, как и в общественной жизни, строгой унификации исторического знания. Это касалось не только "посягательств" на авторитет В. И. Ленина, И. В. Сталина, других партийных теоретиков, но также и отдельных "генералов" от науки. Еще в 1938 г. В. В. Мавродин в письме к Н. Л. Рубинштейну вспоминал разговор с редактором Соцэкгиза: "Ты, пожалуй, не умничай. Если что-нибудь... "скажет Греков - это будет точка зрения, а если ты, - то это будет ошибка"63.

Неоднозначность, даже спорность решения многих проблем истории исторической науки России Н. Л. Рубинштейном в других условиях стимулировало бы исследовательские интересы его оппонентов. Результатом же данной дискуссии было абсолютное сворачивание любых форм разномыслия даже в рамках марксизма, боязнь касаться острых проблем, самостоятельности мышления. Печальные итоги "дискуссии" вокруг книги Н. Л. Рубинштейна еще не одно десятилетие сказывались на изучении русской исторической науки.

-----

1 См.: Дмитриев С. С. К истории советской исторической науки. Историк Н. Л. Рубинштейн (1897 - 1963) // Учен. зап. Горьк. гос. ун-та. Сер. ист. -филол. Горький, 1964. Вып. 72. С. 415 - 471; Он же. Памяти Николая Леонидовича Рубинштейна (1897 - 1963) // История СССР. 1963. N 3. С. 239 - 244; Закс А. Б. Рубинштейн - во главе научной работы ГИМ (1943 - 1949): По материалам НВА ГИМ и личным воспоминаниям // Археографический ежегодник за 1989 год М., 1990. С. 124 - 133; Она же. Трудные годы // Вопр. истории. 1992. N 4/5. С. 157 - 159; Ковалев И. В. Материалы по социально-экономической истории России XVIII в. в рукописном наследии Н. Л. Рубинштейна // Археографический ежегодник за 1985 год. М., 1986. С. 283 - 289; Некрич А. Поход против "космополитов" в МГУ (к коллективной биографии советских историков) // Континент (Париж). 1981. N 28. С. 301 - 320; Поляков Ю. А. Весна 1949 года / Вопр. истории. 1996. N 8. С. 66 - 77; Цамутали А. Н. Николай Леонидович Рубинштейн // Историческая наука в России в XX веке. М., 1997. С. 465^79; Он же. Николай Леонидович Рубинштейн (1897 - 1963) // Историки России XVIII - XIX веков. М., 1996. Вып. 3. С. 126 - 135. В "Археографическом ежегоднике за 1998 год" (М., 1999) опубликован цикл статей и мемуаров к юбилею ученого: Шмидт С. О. К 100-летию со дня рождения Николая Леонидовича Рубинштейна. С. 202 - 238; Муравьев В. А. "Русская историография" Н. Л. Рубинштейна. С. 228 - 233; Медушевская О. М. Источниковедческая проблематика "Русской историографии" Н. Л. Рубинштейна. С. 233 - 236; Катагощина М. В. Из творческой биографии Н. Л. Рубинштейна: фрагмент не-

стр. 202


--------------------------------------------------------------------------------

состоявшейся публикации труда И. Е. Забелина. С. 236 - 237; Макарова Р. В. Воспоминания. С. 237 - 239.

2 НИОР РГБ. Ф. 521 (Н. Л. Рубинштейн). К. 3. Ед. хр. 1. Л. 32 об.

3 Там же. К. 28. Ед. хр. 12. Л. 1.

4 Там же. К. 3. Ед. хр. 1. Л. 1 - 48.

5 Там же. К. 24. Ед. хр. 40. Л. 1. Сталинская премия за этот год была присуждена Б. Д. Грекову.

6 Там же. Л. 26 об.

7 Там же. Л. 17. Отзыв А. В. Шестакова см.: К. 30. Ед. хр. 14. Л. 110.

8 Там же. К. 3. Ед. хр. 1. Л. 37 об. См. также: Л. 33, 40; К. 27. Ед. хр. 40. Л. 2; К. 28. Ед. хр. 12. Л. 1 об. ,

9 Рец. О. Л. Вайнштейна см.: Ист. журн. 1942. N 10. С. 119 - 122.

10 НИОР РГБ. Ф. 631 (А. Л. Сидоров). К. 78. Ед. хр. 14. Л. 23. О жизни и творчестве А. Л. Сидорова см.: Волобуев П. В. Аркадий Лаврович Сидоров: [Некролог] // История СССР. 1966. N 3. С. 234 - 235; Тарновский К. Н. Путь ученого // Ист. зап. М., 1967. Вып. 80. С. 207 - 244; Список трудов А. Л. Сидорова см.: Там же. С. 245 - 251.

11 Вопр. философии. 1947. N 1. С. 259 - 262.

12 Вопр. истории. 1948. N 3. С. 146 - 154; НИОР РГБ. Ф. 632. К. 96. Ед. хр. 20. Л. 16 - 33.

13 Вопр. истории. 1948. N 5. С. 139; N 10. С. 107 - 113; N 12. С. 179.

14 Невидимым "дирижером" кампании борьбы с "космополитами" считают секретаря ЦК КПСС М. А. Суслова. Тогдашний ректор Московского университета академик А. Н. Несмеянов отказался принимать в ней участие. См.: Некрич А. Указ. соч. С. 305, 317.

15 НИОР РГБ. Ф. 521. К. 25. Ед. хр. 42. Л. 24.

16 Вопр. истории. 1948. N 2. С. 89 - 93, 94 - 99.

17 НИОР РГБ. Ф. 521. К. 26. Ед. хр. 39. Л. 30 об.

18 Ср.: Там же. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 1. Л. 9 об.; Ед. хр. 2. Л. 5 - 18, 116 об., 170; Ед. хр. 3. Л. 2 об.

19 Там же. К. 78. Ед. хр. 14. Л. 45 - 46.

20 Там же. Ф. 521. К. 23. Ед. хр. 190. Л. 1 - 2.

21 Протокол заседания московского совещания см.: Вопр. истории. 1948. N 6. С. 126 - 135. Из записавшихся в прениях 60 ораторов выступило лишь 26.

22 А. Л. Сидоров в программном докладе "Борьба с космополитизмом в исторической науке" (март 1949 г.) воспроизвел аргументы статьи Д. С. Лихачева. См.: НИОР РГБ. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 2. Л. 170.

23 Лихачев Д. С. О летописном периоде русской историографии // Вопр. истории. 1948. N 9. С. 22 - 23, 33, 38 и др.

24 См.: Рубинштейн Н. Л. Летописный период русской историографии (историография феодальной Руси XI - XVII веков) // Учен. зап. Моск. гос. ун-та. История. М., 1946. Кн. 1. Вып. 93. С. 3 - 19.

25 НИОР РГБ. Ф. 521. К. 2. Ед. хр. 22. Л. 10.

26 Там же. К. 26. Ед. хр. 39. Л. 30 об.

27 См.: Павлов С. Объективистские экскурсы в историю // Культура и жизнь. 1948. 21 сент.; Кротов А. Примиренчество и самоуверенность // Лит. газ. 1948. 8 сент.

28 См.: Мосина З. О работе Института истории АН СССР // Вопр. истории. 1948. N 11. С. 144 - 149; В Институте истории АН СССР //Там же. N 12. С. 172 - 178; Против объективизма в исторической науке // Там же. С. 3 - 12.

29 НИОР РГБ. Ф. 632. К. 102. Ед. хр. 9. Л. 1, 3.

стр. 203


--------------------------------------------------------------------------------

30 См.: Минц И. И. Ленин и развитие советской исторической науки // Вопр. истории. 1949. N 1. С. 14.

31 В 1948 г. в МГУ была создана комиссия по разбору выдвинутых против А. Л. Сидорова обвинений в научном плагиате (НИОР РГБ. Ф. 632. К. 9. Ед. хр. 1. Л. 128 - 129). О результатах ее работы сведений обнаружить не удалось.

32 Там же. К. 85. Ед. хр. 3. Л. 24. См. также: Закс А. Б. Трудные годы. С. 158 - 159.

33 Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечеств, история. 1993. N 3. С. 145.

34 Тезисы доклада см.: Шмидт С. О. Указ. соч. С. 218 - 220.

35 НИОР РГБ. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 3. Л. 10 - 12. Раскаяние Н. Л. Рубинштейна было, без сомнения, искренним, ибо даже впоследствии он признавал прозвучавшую в его адрес критику вполне заслуженной. См.: Рубинштейн Н. Л. О путях исторического исследования // История СССР. 1962. N 6. С. 104 - 105.

36 См.: Отечеств, история. 1993. N 3. С. 145.

37 НИОР РГБ. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 2. Л. 171.

38 Там же. Ф. 525. К. 10. Ед. хр. 15. Л. 1 - 14.

39 Там же. Л. 128 - 132; Закс А. Б. Трудные годы. С. 158.

40 НИОР РГБ. Ф. 525. К. 21. Ед. хр. 2. Л. 79, 114 - 115, 148 - 186.

41 Там же. Л. 114 - 118.

42 Закс А. Б. Указ. соч. С. 158; Дмитриев С. С. Указ. соч. С. 149.

43 НИОР РГБ. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 1. Л. 93 - 95.

44 Там же. К. 79. Ед. хр. 10. Л. 32; К. 21. Ед. хр. 1. Л. 34 - 37; Ед. хр. 2. Л. 142.

45 Там же. Ф. 521. К. 26. Ед. хр. 23. Л. 12.

46 С. С. Дмитриев в своей рецензии отмечал, что подготовленная Н. Л. Рубинштейном публикация морально устарела. Это заключение касалось прежде всего материалов, посвященных оценкам вклада академиков-немцев в развитие русской историографии XVIII в. и "западническо-космополитического" отношения ученого к трудам Ю. Венелина, П. Шафарика. См.: НИОР РГБ. Ф. 521. К. 6. Ед. хр. 5. Л. 1 - 7.

47 Несмотря на то что из подготовленных в 1949 г. к изданию фрагментов рукописи второго тома "Истории города Москвы" И. Е. Забелина были исключены наиболее "космополитические" фрагменты текста, публикация ее так и не была разрешена. См.: Катагощина В. М. Указ. соч. С. 236 - 237).

48 НИОР РГБ. Ф. 521. К. 25. Ед. хр. 31. Л. 22.

49 Рубинштейн Н. Л. О путях исторического исследования. С. 101. См. также: Сидоров АЛ. "План выступления по историографии Рубинштейна" // НИОР РГБ. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 3. Л. 3.

50 Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М., 1941. С. 5, 17.

51 Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1937. Ч. 1. С. XVIII.

52 Рубинштейн Н. Л. Памяти академика Ю. В. Готье // Учен. зап. Моск. гос. ун-та. История СССР. М., 1946. Вып. 87. С. 156 - 160.

53 НИОР РГБ. Ф. 521. К. 3. Ед. хр. 1. Л. 22.

54 Там же. К. 27. Ед. хр. 40. Л. 2.

55 Там же. К. 28. Ед. хр. 12. Л. 1 об.

56 Вопр. философии. 1947. N 1. С. 259 - 262.

57 НИОР РГБ. Ф. 632. К. 21. Ед. хр. 3. Л. 1.

58 Вопр. истории. 1948. N 6. С. 129. См. также: С. 127, 132 - 133.

59 Рубинштейн Н. Л. Основные проблемы построения русской историографии. С. 88. Ср. с предшествовавшими его высказываниями: Он же. Русская историография. С. 13; НИОР РГБ. Ф. 521. К. 23. Ед. хр. 10. Л. 1.

стр. 204


--------------------------------------------------------------------------------

60 Рубинштейн Н. Л. Русская историография. С. 514, 534; Он же. Основные проблемы построения русской историографии. С. 91.

61 Вайнштейн О. Л. Указ. соч. С. 119 - 122; НИОР РГБ. Ф. 521. К. 3. Ед. хр. 1. Л. 27, 28 об., 45.

62 Тихомиров М. Н. Указ. соч. С. 95 и др.

63 НИОР РГБ. Ф. 521. К. 26. Ед. хр. 23. Л. 13 - 13 об.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В. О. Ключевский в оценках советских историков: из стенограммы заседания экспертной комиссии по истории Всесоюзного комитета по делам высшей школы по обсуждению рукописи монографии Н. Л. Рубинштейна "Русская историография". 1 марта 1940 г.

М. В. Нечкина1. ...Я думаю, что при изучении Ключевского автор [Н. Л. Рубинштейн. - А. Ш.] все-таки умолчал о некоторых существенных моментах и изложение всего этого может произвести трактовку некоторой идеализации Ключевского. Почему нужно опустить о партийной принадлежности Ключевского? Он был членом кадетской партии. Он баллотировался по объединенному списку кадетов. Я с этим [Н. Л. Рубинштейном. - А. Ш.] не могу согласиться. Мне представляется, что концепция Ключевского несет на себе некоторую печать к [далее несколько слов пропущено. - А. Ш.] и об этом надо сказать.

Затем я не знаю, мне лично не известен материал о принадлежности Ключевского к организации Каракозова2. Я считаю, что это основано на легенде. Ключевский в каком-то году был только репетитором гимназиста Ишутина3. Не следует указывать эти детали как намек на принадлежность [В. О. Ключевского. - А. Ш.] к революционным кругам 60-х гг. Я думаю, что это замечание о Ключевском нужно снять4...

Ю. В. Готье5 ...В отношении замечаний Милицы Васильевны. Я во всем с ней согласен, но по п[ункту] 10 ее замечаний согласиться не могу. Она говорит: "...Недопустимо замалчивание вопроса о партийной принадлежности Ключевского". Ключевский действительно был выделен от партии кадетов по Троицкому Посаду, но блестяще провалился. Но, Милица Васильевна, из всех [здесь. - А. Ш.] присутствующих только один я знал, что такое Ключевский. Я только один знал его лично. Никогда у Ключевского никаких кадетских разговоров не было. Он был выдвинут от кадетов в 1905 - [19]06 гг., когда проходили выборы в Государственную думу. Если хотите потерять три минуты, я расскажу в чем суть, потому что я знаю - это происходило на моих глазах, у меня в эти годы с Ключевским общение было значительное.

Ключевский был в отношении характера и общественной деятельности настоящая "мокрая курица". Я ему так и говорил. Воля у него была только в его произведениях, а в жизни у него никакой воли не было. Университетская его деятельность [еще. - А. Ш.] не отмечена, а он был деканом и помощником ректора. Ключевский всегда был у кого-нибудь под башмаком. Я в те годы был еще слишком молод и не сознателен.

Его супруга была человеком простым и никакой политики для нее не существовало. Белокуров6 был направителем его действий. Это продолжалось до тех пор, пока не подрос его сын Борис Ключевский7. Он, кажется, даже высшего образования не окончил, а если и окончил, [то] только один факультет. В первые годы XX в. Борис Ключевский сразу сообразил, затем [далее несколько

стр. 205


--------------------------------------------------------------------------------

слов пропущено. - А. Ш.] старика Ключевского. Произошло волнение, даже скандал в тогдашнем кругу. Ключевский в то время был председателем Общества [истории и древностей российских. - А. Ш.], а все дела делал за него Белокуров. Он хотел уйти с должности, и Белокуров нашел ему причину, и он ушел.

Вторая причина - владычество Бориса Ключевского. Старые издания Ключевского испещрены всякими клеймами: книги можно найти только там-то. Все это - произведения Бориса. Старик в это дело не входил.

Я не знаю, как он считается в отношении кадетской партии. Он строил из себя ярого кадета. Он приказал отцу баллотироваться.

Я не помню, по какому поводу нас собрали в Орликовом переулке8. Я не соглашался тогда, не могу согласиться и теперь. Я протестую против того, что "недопустимо замалчивать".

У него одна была общественная струнка - старался как историк быть объективным. У него была ненависть к дворянству как общественному классу. Это у него было. А другого у него ничего такого определенного и не найдете. Мне кажется, нечего и говорить об этом.

Он баллотировался в кадетский список. Что бы вышло, если бы его выбрали, я не знаю. Против этого пункта я протестую. Это не покоится ни на какой деятельности Ключевского...

М. В. Нечкина. Я все-таки думаю, что к обсуждению этого вопроса надо привлечь более широкий круг [источников. - А. Ш.]. Надо взять материал Милюкова9 о Ключевском и свидетельство Милюкова о вступлении Ключевского в партию [кадетов. - А. Ш]. Здесь Милюков, может быть, более, чем Борис Ключевский имел значение. В Государственной думе застенографировано пять его выступлений10. Видна достаточно яркая позиция в этом вопросе, вот хотя бы в вопросе против царя.

Возвращаюсь к [19]00-му году. Ключевский в кружке Трубецкого11. Кроме баллотировки есть вопрос и о перебаллотировке. Я думаю, что эта вещь совершенно ясна. Я принимаю все оговорки. Здесь мы имеем фигуру нового стиля. Я с большим интересом слушала Ю[рия] Владимировича], но по-моему, [оно] несколько не полно.

Ю. В. Готье... Делать из Ключевского кадетскую фигуру - это невозможно.

М. В. Нечкина. Мои поправки сводились не к тому, чтобы обрисовали его с [18]60-х годов кадетом, но об этом упоминание должно быть.

Ю. В. Готье. Милюков здесь какую-то роль играл в привлечении, но отношения между Ключевским и Милюковым были очень не близкими, и влиять на него он не мог, а через Бориса мог. Я даже допускаю, что Ключевский сказал: "Запишите и меня", - но ничего не сделал.

М. В. Нечкина. Он не был демократом. Возьмите стенограмму по Булыгинской думе.

Ю. В. Готье. Нужно спросить [того. - А. Ш.], кто был около него, спросить его учеников. Остался, кажется, один Яковлев12.

НИОР РГБ. Ф. 521. К. 24. Ед. хр. 40. Л. 6 об. -7, 13 - 16 об. Машинописная копия.

-----

1 Нечкина Милица Васильевна (1901 - 1985) - академик РАН, ведущий советский специалист по изучению творческого наследия В. О. Ключевского.

2 Каракозов Дмитрий Владимирович (1840 - 1866) - участник революционного движения, повешен за организацию покушения на императора Александра II 4 апреля 1866 г. В предвоенные годы М. В. Нечкина не была знакома с днев-

стр. 206


--------------------------------------------------------------------------------

никовыми записями В. О. Ключевского и воспоминаниями А. И. Яковлева о нем. Позднее она заметно пересмотрела свои взгляды и в монографии 1974 г. даже упрекала "буржуазных" ученых (в том числе и Ю. В. Готье) за попытки оторвать В. О. Ключевского от революционно-демократического наследия 1860-х годов. См.: Она же. Василий Осипович Ключевский. М., 1974. С. 18, 470, 473.

3 Ишутин Николай Андреевич (1840 - 1875) - участник революционного движения, кузен братьев Каракозовых, в доме которых репетиторствовал В. О. Ключевский.

4 При доработке рукописи Н. Л. Рубинштейн исключил из раздела о В. О. Ключевском свидетельства о его близости к революционно-демократическим кругам 1860-х годов, подчеркнул основополагающее влияние на становление концепции молодого ученого государственной теории С. М. Соловьева, Б. Н. Чичерина. Следуя советам М. В. Нечкиной, Н. Л. Рубинштейн указал на партийную принадлежность В. О. Ключевского и характеризовал его как "выразителя русской буржуазной идеологии" (Рубинштейн Н. Л. Русская историография. М., 1941. С. 446 - 447).

5 Готье Юрий Владимирович (1873 - 1943) - ученик В. О. Ключевского и автор воспоминаний о нем, профессор Московского университета.

6 Белокуров Сергей Александрович (1862 - 1918) - ученик В. О. Ключевского, его помощник по службе председателя Общества истории и древностей российских при Московском университете (ОИДР).

7 Ключевский Борис Васильевич (1869 - 1944) - сын В. О. Ключевского и его личный секретарь. По свидетельству М. В. Нечкиной, Б. В. Ключевский имел два высших образования. В исследовании 1974 г. М. В. Нечкина не упоминала, что Б. В. Ключевский являлся членом московской организации кадетской партии.

8 О каких событиях идет речь, установить не удалось.

9 Милюков Павел Николаевич (1859 - 1943) - ученик В. О. Ключевского, видный деятель партии кадетов. См.: Милюков П. Н. В. О. Ключевский // В. О. Ключевский. Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 183 - 217; Он же. Воспоминания. М. 1990. Т. 1 - 2. Указатель имен.

10 Речь идет не о I Государственной думе, а о Петергофских совещаниях по выработке законопроекта о ее созыве.

11 В 1900 г. В. О. Ключевский принял участие в подготовке записки на имя императора Николая II с изложением своего видения положения дел в стране и настроений различных слоев общества. Заседания проходили под руководством Сергея Николаевича Трубецкого (1862 - 1905).

12 Яковлев Алексей Иванович (1878 - 1951) - ученик В. О. Ключевского. После публикации воспоминаний А. И. Яковлева о своем учителе в 1946 г. на него был навешен ярлык "буржуазного объективиста". М. В. Нечкина широко привлекала их в исследовании 1974 г.

стр. 207


Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ РОССИИ:
Комментируем публикацию: БОРЬБА С "ОБЪЕКТИВИЗМОМ" И "КОСМОПОЛИТИЗМОМ" В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ: "РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ" Н. Л. РУБИНШТЕЙНА

© А. Н. ШАХАНОВ () Источник: История и историки, 2004, №1

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЯ РОССИИ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.