Документы из архивов царского и Временного правительств 1878 - 1917 гг. Серия II. 1900 - 1913. Т. XIX. Ч. 1-я. 14 ноября 1911 г. -13 января 1912 г., 332 стр. Ч. 2-я. 14 января- 13 мая 1912 г., 551 стр. Государственное издательство политической литературы.

Как мы уже отмечали в отзыве о XVIII т. "Международных отношений", итало-турецкая война очень скоро после ее начала и небольших успехов, достигнутых Италией на Триполитанском побережье, стала на "мертвую точку".

Условия заключения мира, выдвинутые обеими воюющими сторонами, оказались непримиримыми. Италия настаивала на признании аннексии ею Триполитании и Киренаики, декретированной ее парламентом; Турция настаивала на сохранении суверенитета султана над этой отдаленной провинцией Оттоманской империи. Усиленно вооружаясь и подготовляясь к войне за передел мира, все великие державы в то же время опасались преждевременного ее

возникновения в неудобный для каждой из них момент и потому стремились к "ликвидации" итало-турецкого конфликта, развязывавшего силы мировой империалистической войны. Все они участвовали в обсуждении способов скорейшей "ликвидации" этой войны, угрожавшей мировым пожаром, но все их попытки ни к чему не приводили. "Одни, - писал Сазонов, - сомневаются в приемлемости условий для Турции, другие, повидимому, опасаются самого способа объяснений с Турцией, как могущего на почве взаимного соперничества породить интриги" (N 336). И действительно, соперничество держав в Турции приводило к бесконечным интригам. Так, царский посол в Константинополе Чарыков жалуется на Германию, которая всегда своеобразно относилась к "общеевропейским начинаниям", что она держит Турцию в курсе обсуждения великими державами условий окончания войны и ведет в этом вопросе свою самостоятельную политику.

Пуанкаре боится раздражать Турцию, чтобы не дать преимуществ Германии и не задеть мусульманских чувств в Алжире, Тунисе и Марокко; с другой стороны, и Франция и Россия боятся оттолкнуть Италию обратно в сторону Тройственного союза, "после того как стоило стольких трудов привлечь ее" (N 634).

Италия не может отказаться от декретированной ею аннексии Триполи. Турция не может отказаться от суверенитета над этой провинцией, так как это привело бы к окончательному распадению Оттоманской империи и созданию арабского халифата. Разумеется, отношение держав к Италии и Турции было различно: Италию только запрашивают о приемлемых для нее условиях мира, в отношении же Турции выдвигается проект предложить ей "довериться" (!) великим державам, которые за нее заключат мир с Италией.

В процессе обсуждения условий мира выявилось согласие Турции отдать Триполи за коллективную уступку великих держав, именно отмену "капитуляций" в Турции, что явилось бы большой моральной победой младотурецкого режима. Но от этого предложения, означавшего на деле отказ от одной из возможностей колониальной эксплуатации Турции, державы очень скоро отказались. Только много позже победоносная революция дала новой Турции отмену капитуляций, сделав ее суверенным государством.

В бесплодных поисках формулы для мирных переговоров европейская дипломатия обращается к прошлому, ищет аналогичного в прошлом, ищет такой формулы, которая, обходя все щекотливые вопросы, могла бы послужить базой для начала мирных переговоров: "JPest possible de sortir de la situation presente que par une equivoque" ("из настоящего положения можно выйти только обиняком" (N 869), - но тщетно... Даже приемлемая формула "обиняком" в условиях соперничества великих держав не находится.

Турция непрочь заключить мир на условиях, которые были выработаны европейской конференцией. Царский посол в Константинополе пишет: "Такому давлению Порта подчинится как непреоборимой силе равнозначащей окончательному военному поражению, в каковом мусульмане усматривают волю аллаха и которое итальянцы неспособны им нанести" (N 390).

Но, размышляя дальше, Чарыков приходит к пессимистическому выводу: "Возможно ли общеевропейское давление на Турцию, действительно искреннее, вполне солидарное, без задних мыслей и тайных происков одной или нескольких держав?" Державы не склонны пожертвовать своими интересами (конечно, в том понимании, которое присуще империалистическим державам), чтобы кончить войну.

Война между тем продолжается. Тяжести войны сказываются в обеих странах, в Италии больше чем в Турции с ее полунатуральным хозяйством, менее зависимым от мирового рынка. Правящие круги Италии, чувствуя (Недовольство масс затянувшейся войной, требуют от правительства принятия сильных мер. Военные требуют или движения вперед или роспуска их по домам. Итальянское правительство готово предпринять эти решительные меры не столько в надежде на их эффективность, сколько в расчете побудить державы оказать более сильное давление на Турцию и заставить ее уступить Италии Триполитанию. Воздерживаясь временно от применения сильных мер, но не отказываясь от них, итальянское правительство рассчитывает на помощь великих держав. "Здесь находят, - пишет русский посол в Риме, - что, ограничивая, стесняя свою сферу военных действий ради интересов нейтральных держав, Италия этим самым приобретает - право на содействие с их стороны к достижению намеченной цели" (N 50). Но державы не склонны поступиться своими интересами ни ради Италии, ни ради Турции. Характерны в этом смысле слова Кидерлан-Вехтера, германского статс-секретаря по иностранным делам: "Итальянцы - совершенные дети. Они не хотят понять, что можно быть союзниками и не видеть необходимости жертвовать своими выгодами в обстоятельствах, чуждых договору" (N 403).

Из всех великих держав наиболее благоприятствовала Италии царская Россия, которая видела в ней противовес Австро-Венгрии на Балканах. По договору с Италией, она предоставляла последней свободу в Триполитании за благоприятствование царской политике в вопросе о проливах. "Маркиз ди Сан Джулиано (итальянский министр иностранных дел. - П. О. ) сказал мне, - пишет русский посол в Риме, - что... за все время войны единственной державой, благоволение коей ни минуты не изменило Италии, была Россия" (N 460). "Благоволение" царской России особенно сказалось в инциденте с бомбардировкой итальянским флотом Дарданелл, фарсе, рассчитанном на более энергичное воздействие держав на Турцию для заключения мира после фактического прекращения торгового движения через проливы. Под давлением

держав и прежде всего царской России Турция вынуждена была открыть проливы, до все же не сдалась. Это вызвало разочарование не только среди "балканцев", рассчитывавших использовать в своих целях ожидаемую войну России с Турцией из-за проливов, "о и в самой Италии, рассчитывавшей на демонстрацию русского флота в Босфоре.

Каким чудовищным анахронизмом звучат в наши дни неизменной дружбы Советского Союза с Турцией слова царского военного агента в Турции, писавшего в своем донесении в связи со слухами о появлении русского флота перед Босфором: "Во всем этом есть и хорошая сторона, что в Турции почувствовали впервые после трех лет, что Россия есть сила, с которой Турция очень и очень должна считаться... останется, тем не менее, для турок впечатление пережитого страха, что составит несомненный для нас плюс для будущего" (N 791) (1).

*

Сербо-болгарский договор 1912 г. "о дружбе и союзе", дополненный вскоре секретной военной конвенцией, является одним из характерных моментов предвоенной истории Европы.

Два небольших государства юго-востока Европы - Сербия и Болгария, - постоянно враждовавшие между собою и одинаково зарящиеся на соседние земли слабой в тогдашних границах Оттоманской империи (где жили их соплеменники), инспирируемые одной великой державой при противодействии другой, временно объединились для наступления на общего врага - Турцию. Добившись успехов в войне, они скоро опять передрались при дележе добычи.

XIX том "Международных отношений", как и предыдущий, XVIII т., показывает в ряде впервые опубликованных дипломатических документов подготовку и заключение этого договора. Организатором и вдохновителем его была царская Россия, проводившая под флагом защиты славянства свою империалистическую политику на Ближнем Востоке, чему особенно противодействовала Австро-Венгрия.

В самих государствах, заключивших до-повар, действовали силы, все время препятствовавшие его заключению и не раз ставившие переговоры под угрозу окончательного срыва. Основным источником вражды болгар и сербов были территориальные притязания обоих государств на ожидаемое 'турецкое "наследство" в многонациональных Балканах.

Яблоком раздора между Сербией и Болгарией была пограничная с ними и Грецией турецкая провинция Македония, население которой, македонские крестьяне, жившее до XX в. полуфеодальным укладом, говорило на языках соседних государств (больше на болгарском). И Сербия и Болгария, так же как и Греция, оспаривали национальную принадлежность населения отдельных участков территории Македонии, считая его соплеменным, и на этом основании претендовали на соответствующие куски этой турецкой провинции, (Македонская проблема и до сего времени является узлом противоречий балканских государств, и население Македонии осознает себя отдельной национальностью.) "Македония как и все балканские страны, сильно отстала экономически. Там еще уцелели сильнейшие остатки крепостного права, средневековой зависимости крестьян от помещиков-феодалов... Помещики в Македонии (так называемые спаги) - турки и магометане, крестьяне же - славяне и христиане. Классовое противоречие обостряется поэтому религиозным и национальным"¹ .

Организация Сербией и Болгарией национальных государств за счет Турции, которой они могли добиться путем войны, отнюдь не означала, таким образом, экономического освобождения балканских народов, а означала лишь, как указывал Ленин, "подрыв господства феодализма в Македонии..., создание более или менее свободного класса крестьян-землевладельцев..., обеспечение всего общественного развития балканских стран, задержанного абсолютизмом и крепостническими отношениями"² .

Политическое положение обоих государств было различно: для Болгарии вопрос шел только о расширении ее территории, о создании "великой Болгарии". Отсюда и наметилось стремление к заключению временного соглашения с Турцией, основное наследство которой - Македония - все равно со временем достанется Болгарии.

Для Сербии же, теснимой Австро-Венгрией и являвшейся объектом ее ожидаемой, а впоследствии и осуществившейся агрессии, вопрос стоял не только о присоединении части Македонии и о получении выхода к Адриатическому морю, но и об обеспечении дальнейшего самостоятельного существования Сербии как суверенного государства.

Переговоры о заключении сербо-болгарского договора осложнялись еще обстоятельствами династического порядка. Болгарский царь Фердинанд Кобургский все время тянул к союзу с Австро-Венгрией, к заключению с ней военной конвенции; его министры явно не доверяли ему, боясь, как бы он не разгласил Австро-Венгрии содержания подготовляемого втайне сербо-болгарского договора.

В качестве курьеза следует отметить "водевиль с переодеванием" болгарского министра Гешова. Узнав о начале вооруженного итало-турецкого конфликта, открывавшего большие возможности для агрессии союза балканских держав против Турции, Гешов поспешил из Швейцарии, чтобы начать сколачивать этот союз; желая скрыть от своего короля и стоявшей за ©го спиной Австрии проезд через Белград, он для отвлечения внимания предварительно пропустил через Белград под своим именем некоего болгарина.

¹ Ленин. Соч. Т. XVI, стр. 186.

² Там же.

Сербский и болгарский короли ненавидели друг друга и не доверяли один другому. "Когда придется на деле осуществлять подписанное соглашение, - писал царский посол в Риме, - разногласия во взглядах и дурные страсти дадут себя знать" (N 812). Следует отметить также выдвинутый царским послом в Константинополе Чарыковым во время затянувшихся сербо-болгарских переговоров проект организации федерации балканских народов с участием Турции, направленный против Австро-Венгрии, но этот проект шел вразрез с традиционной политикой царской России на Балканах и скоро, с отставкой Чарыкова, отпал. Выдвигался также проект о включении в состав договаривающихся государств и Греции, но и этот проект также был отклонен, как осложняющий положение.

В поисках защиты от могущественной соседки - Австро-Венгрии - Сербия ориентировалась больше на царскую Россию. В своем нетерпении к агрессии, возросшем с началом триполитанской войны, Сербия и Болгария стремились поставить Россию перед совершившимся фактом начала балканской войны в надежде на то, что царская Россия, верная своим историческим традициям защиты (!) славянства, все равно выступит на стороне славянских балканских государств. "Если же ждать доброй воли России приступить к разрешению восточного вопроса, то пройдет много времени и будет упущено много случаев заварить, с крупной надеждой на успех балканскую кашу" - так полагали балканские государства.

По сербо-болгарскому договору, царская Россия признавалась арбитром при возникновении болгаро-сербских споров. Россия добивалась заключения этого договора как опоры для своей агрессии на Ближнем Востоке. Договор этот, поддерживавший до поры до времени status quo на Балканах, был направлен и против Турции и против Австро-Венгрии.

Организуя болгаро-сербский союз и выжидая благоприятный момент для своего выступления, царская Россия сдерживала агрессию обоих балканских государств. Подготовляясь к войне на Ближнем Востоке, Россия стремилась к разрешению в первую очередь территориальных споров между Болгарией и Сербией о разделении "сфер влияния", являвшихся основным препятствием к заключению ими военного союза.

"Если же этот status quo начнет рушиться сам собою, -писал царский посланник в Софии, - то для обеих стран, крепко сплоченных договором и военной конвенцией, будет всегда время сговориться с Россией, бдительно за событиями следящей, и решить совместно с ней цели, характер и подходящую минуту для общего и решительного выступления... раньше чем будет так или иначе решен этот вопрос о разграничении, нельзя надеяться и на заключение союза" (N 4).

Эти территориальные споры велись с таким ожесточением и азартом, так часто угрожали срывом переговоров, что захватили собой обоих русских посланников в Софии и Белграде. Последние до такой степени прониклись интересами стран, в которых состояли посланниками, что, добиваясь заключения договора, перессорились и обменивались язвительными посланиями. Так, посланник в Софии Неклюдов пишет Гартвигу: "Ускюб мы вам ни под каким видом не отдадим... и всякий раз, как будет произноситься слово "Ускюб", мы с нами будем цепляться друг другу в волосы и даже в буркалы" (N 291).

Сербо-болгарский союз был заключен 13 марта (29 февраля) 1912 г.; сербо-болгарская военная конвенция - 12 мая (29 апреля) 1912 года.

XIX том "Международных отношений" дает первую полную систематическую публикацию, освещающую роль России как организатора балканского блока.

*

Опубликованные в XIX т. "Международных отношений" документы дипломатической переписки царского правительства широко освещают одну из наиболее трагических страниц истории персидского народа: неудачную вооруженную попытку изгнанного из Персии бывшего шаха Мохамед-Али вернуть себе трон; русскую военную экспедицию (интервенцию) в Северную Персию, сопровождавшуюся казнями персидских революционеров и политических противников царской России. Эти документы наглядно показывают обостренную борьбу двух крупнейших империалистических держав - царской России и Англии - за полное экономическое и политическое порабощение Персии при наличии внешней формы примирения русских и английских интересов - англо-русской конвенции 1907 г. о разделе сфер влияния в Персии, показывают совместное давление обеих этих держав на Персию и срыв ими попыток персидского народа восстановить свою независимость.

Изложенные в документах факты несмотря на все стремления царской дипломатии оправдать свой отечественный империализм вскрывают классовую природу обоих империалистических хищников во всей ее омерзительной наготе. Для иллюстрации отметим, в частности, следующее: дипломатия Николая II, вынужденная под угрозой международных осложнений скрывать свою помощь бывшему шаху Мохамед-Али вернуть престол и озабоченная тем, чтобы после выявления неудачи бывшего шаха во что бы то ни стало спасти ему жизнь и пенсию персидского правительства (!), оставляет за собой все же вопреки желанию английского правительства право признать шаха впоследствии, если он когда-нибудь вернется на престол (N 155). Царская дипломатия подчеркивала все время, что "большая часть персов с искренней радостью приветствовала бы его возвращение на престол". Насколько обоснована была эта оценка "верноподданнических" чувств (населения Персии к бывшему свое, -

му повелителю, говорит самый факт провала авантюры бывшего шаха.

Англо-русские отношения в Персии в 1911 - 1912 гг. определялись конвенцией 1907 г. о разделе сфер влияния, по которой Северная Персия со столицей Тегераном объявлялась сферой влияния и преимущественных интересов России, Южная Персия - Англии; между обеими зонами создавалась "нейтральная зона". Персидское правительство до окончательного подавления самостоятельности его внешней политики, естественно, не соглашалось и не могло согласиться на этот раздел на сферы влияния.

Каков характер и смысл этой конвенции? Она имела целью не столько примирить обе враждовавшие великие державы, сколько согласовать направление их агрессии и под лозунгом сохранения независимости Персии полностью и окончательно закабалить ее, не допуская при этом усиления влияния какой-либо третьей державы, в частности Германии. Характерна при этом та настойчивость, с которой в одинаковой мере и Англия и царская Россия добивались, чтобы персидское правительство приглашало к себе на службу для реорганизации своего хозяйства только подданных второстепенных европейских держав: бельгийцев, голландцев, датчан.

После неудачи с приглашением на персидскую службу в качестве финансового советника американца Шустера, реформаторская деятельность которого подрывала позиции царской России и Англии, индекс "запрещенных" великих держав пополнился словом "американских". Затем попали в немилость и шведы "ввиду приглашения на службу значительного числа шведских инструкторов" (N 176).

Англо-русская конвенция о разделении сфер влияния в Персии имела свое значение в общей системе европейских соглашений, где Англия и царская Россия находились в одной группировке держав и вынуждены были поэтому кое-как замазывать свои противоречия в Персия. А трещины в их взаимоотношениях на персидской почве неизменно образовывались в разных местах и по различным поводам. Изложению того, как они возникали и с каким трудом замазывались, посвящены в основном почти все документы, трактующие об англо-русских отношениях в Персии.

Каждая из сторон - Англия и царская Россия - относились с чрезвычайной подозрительностью к действиям другой. "Все это, - писал Нератов, имея в виду агрессию Англии, - конечно, делается вполне корректно и с предварительным запросом о нашем согласии... дальнейшее развитие такого положения поведет к тому, что у англичан окажется в нашей зоне чуть ли не больше интересов чем у нас самих" ("Международные отношения", т. XVIII, N 525). Так царское правительство возражало против открытия отделений английского шахиншахского банка в Казвине, Энзели (русская сфера влияния), считая это нарушением англо-русской конвенции (N 46).

Английское правительство усиливало консульский конвой в разных городах Персии, соответственно это делало и российское правительство, приветствуя "почин английского, правительства", развязывавший руки России. Стоило англичанам приостановить отправку своего конвоя в Исфагань, как приостанавливала посылку конвоя и царская Россия. С другой стороны, английское правительство проявляло крайнюю подозрительность к действиям русских в Северной Персии. Оно требовало от царского правительства раскрытия карт относительно его действительных намерений.

Особенное беспокойство Англии вызывали военная экспедиция царской России в Северную Персию в результате конфликта России с Шустером, предъявленные царским правительством один за другим два ультиматума и наметившееся намерение царского правительства занять Тегеран. Занятие Тегерана означало бы конец англо-русской конвенции. Английская дипломатия приостанавливает продвижение русских войск на Тегеран, но позднее присоединяется к русскому ультиматуму и заставляет персидское правительство капитулировать.

Характерны при этом и те приемы, которыми Англия приходит на помощь царской России. Так например, убеждая персидское правительство в необходимости капитулировать, помощник статс-секретаря по иностранным делам Грея, сэр Артур Никольсон говорит, что Персия должна быть признательна России, что России достаточно протянуть руку, чтобы Персия перестала существовать, что оккупация царскими войсками Северной Персии создала там порядок, но этого еще нет на юге, и т. д. (N 886).

Всякий агрессор пытается выдвинуть оправдание своей агрессии. Так и царское правительство, оккупировавшее Северную Персию (в противоположность Англии, еще не решившейся тогда на оккупацию юга Персии, но совершившей это позднее), оправдывает свое вторжение особыми географическими и даже этнографическими условиями, вследствие которых Англия должна питать доверие к России и предоставить ей свободу рук на севере Персии (N 797),

Вопросы железнодорожного строительства в Персии и направление железнодорожных магистралей были острыми 'вопросами для Англии и царской России. Англия и царская Россия не доверяли друг другу, боялись одна другой, а обе вместе боялись проникновения Германии. Очень ярко иллюстрирует эту боязнь заявление секретаря по иностранным делам Индии полковника Мак-Магона, приводимое в XVIII т. "Международных отношений": "Помешать немецким планам может только постройка железной дороги, которая, соединив Индию с Россией, явилась бы в руках англичан и русских могущественным орудием для сохранения и неприкосновенности

нынешнего, соответствующего интересам обеих сторон соотношения иностранных влияний в Персии... Грозный призрак надвигающейся германской опасности - вот тот стимул, который заставляет даже самых непримиримых здешних руссофобов искать сближения с нами" (т. XVIII, N 76). Не имея возможности разместить персидские займы у себя, царская Россия все же вынуждена была для сохранения своего престижа в Персии плестись за богатой Англией.

"Самая суть вопроса, - писал Нератов, - на мой взгляд, заключается в том, чтобы шахское правительство прониклось убеждением, что, помимо России и Англии, оно не в состояний заключить какого бы то ни было займа, и чтобы оно непременно обратилось к обеим державам с просьбой о посредничестве в этом деле".

Принятие персидским правительством ультиматума царской России, к которому Присоединилась и Англия, означало на деле полную капитуляцию Персии и сдачу на милость обоих империалистических хищников.

Содержание рецензируемого нами очередного, XIX тома "Международных отношений", как и всех ранее опубликованных трудов комиссии по изданию документов эпохи империализма, очень обширно. Изложить все содержание дипломатической переписки царского правительства, сообщить все то новое, -что дает наша советская публикация в деле раскрытия тайн международной политики империалистических держав в период подготовки первой империалистической войны, является работой, далеко не укладывающейся в рамки одного обзора. Мы ограничились поэтому здесь рассмотрением только трех основных узловых моментов международной политики 1911 - 1912 гг., которым посвящен XIX том. Следует отметить, что начиная с XVIII тома вышедшие книги изданы тщательно и внешне хорошо оформлены.