В ясный февральский день 1576 года в Отрантском проливе при попутном северном ветре, по направлению к Ионическим островам показалась небольшая флотилия под флагами светлейшей Венецианской республики.

Триста лет тому назад проплыть по Адриатическому морю к архипелагу было трудно и опасно.

Турецкие корсары, подобно жадным чайкам, высматривающим добычу, стерегли европейские суда и все чаще овладевали ими после более или менее отчаянного сопротивления. Груз захваченного корабля доставался победителям; храбрейших из пленников постигала казнь, трусливых ожидало рабство. Женщин и детей перепродавали в гаремы пашей, даже султанов, так что из всего экипажа убитые едва ли не были счастливее остававшихся в живых...

Капитан, человек бывалый, повиновался старику лет шестидесяти, судя по одеянию и манерам, знатному сеньору. Капитан, говоря с ним, снимал шляпу; при его приближении торопливо вставал с места; в его присутствии, отдавая приказания матросам, избегал крепких выражений. Старый синьор, в свою очередь, повиновался своей спутнице, молоденькой красавице, которую Тициан, несомненно, взял бы в натурщицы для своей Венеры. Сравнивая фрегат с человеческим телом, можно сказать, что капитан был его рукой, синьор Баффо - сердцем, а красавица, его дочь, - душою. Весь экипаж признавал дочь Баффо своею царицей.

Синьор Баффо по повелению светлейшей республики отправлялся губернатором на остров Корфу, тогда принадлежавший Венеции. Опасность, угрожавшая этому острову со стороны турок, и неразбериха в управлении требовали назначения губернатором человека храброго, энергичного, решительного, и всеми этими качествами, по мнению венецианской синьории, обладал Баффо.

Синьора Баффо можно было бы обвинить только в одной слабости - в безмерной любви к единственной дочери... Впрочем, она не злоупотребляла своим влиянием на отца, но не было в мире жертвы, на которую не пошел бы старик ради нее. Ей шел шестнадцатый год, и в течение десяти лет не было дня, чтобы старик Баффо не вспоминал об одном странном предсказании.

Десять лет назад, возвращаясь домой с карнавала, он повстречал старуху, которая предрекла, что синьор погибнет в море, а его дочь станет царицей.

Баффо снова увидел старуху через три года, когда в Венеции свирепствовала чума. Болезнь не пощадила и жену синьора. В день похорон Баффо услышал знакомый голос: "Будет царицей". Предсказание старухи в столь скорбный час показалось ему насмешкой. Он приказал схватить колдунью, но та уже исчезла.

А еще через шесть лет Баффо получил назначение отправиться губернатором на остров Корфу, и день его отплытия вместе с дочерью и всем имуществом из родной Венеции был ознаменован еще одной встречей с колдуньей. Уже ступив на трап фрегата, Баффо заметил в толпе старуху. Низко кланяясь проходившему мимо ее синьору, она прошамкала тем же голосом, как и шесть лет тому назад: "Будет царицей!"

Часу во втором пополудни губернатор с дочерью вышел из каюты на палубу подышать свежим воздухом и полюбоваться великолепной картиной взморья. Рядом со старым отцом дочь, опиравшаяся на его руку, казалась еще прелестнее. Личико девушки дышало детской веселостью, серебристым колокольчиком заливался ее звонкий смех, и щебетала она, как весенняя птичка. Отец, глядя на нее, улыбался, но улыбался как-то растерянно... Какая-то тяжелая дума не давала ему покоя.

...За час до рассвета несколько оружейных выстрелов сверкнули на галере, следовавшей за фрегатом. Затем послышались вопли корсаров, настигавших свою добычу.

Два часа длился кровопролитный бой, пока турки не одержали полную победу.

В капитана фрегата попало несколько пуль; из двадцати человек свиты губернатора Баффо в живых осталось меньше половины, да и та состояла из одних раненых. Старый синьор во время триумфа турок не успел ни поджечь пороховую камеру, ни застрелить свою несчастную дочь. Сраженный кинжалом во время абордажа, он был брошен за борт и поглощен пучиной. Туркам достался фрегат и весь караван губернаторских галер. Кроме невольниц - молодых служанок дочери Баффо, корсары нашли тюки драгоценных тканей, парчи, бархата, ящики с серебряной посудой, оружие... Но самым ценным сокровищем была дочь Баффо, попавшая в плен победителям.

Во время сражения она выбежала из трюма на палубу; вокруг свистели пули, ноги ее скользили в крови, лившейся ручьями... Двадцать раз она была на волосок от смерти, которой искала, и двадцать раз смерть щадила красавицу. Увидев, что корсары овладели фрегатом, что они вяжут пленных, добивают раненых, бросают в море убитых, дочь Баффо решила заколоться попавшимся под руку кинжалом, но, побежденная страхом смерти, лишилась чувств...

Месяца через четыре после этого рокового дня синьорина Баффо, облаченная в богатейший восточный наряд, осыпанный бриллиантами и жемчугами, сияющая своей чарующей красотой, была представлена турецкому султану Амурату III. Когда его мать, султанша-валиде, сняла с прелестной венецианки покрывавшую ее с головы до ног кисейную чадру, повелитель правоверных онемел от удивления, не веря глазам: в венецианской своей пленнице он нашел гурию рая Магомета и ради Баффо забыл весь свой гарем с десятками одалык из всех стран земного шара. В течение первого года жизни в султанском гареме Баффо сумела совершенно подчинить своему влиянию внука Солимана II. При этом Амурат III вел непрерывные войны с ее родиной; кроме Венеции, ему подчинялась Венгрия; данницей султана была и Австрия.

Любовь Амурата к Баффо возрастала с каждым днем, а после рождения сына-первенца любовь эта уже не имела границ, к зависти забытых одалык и к досаде старой султанши-валиде. Выросшая в гареме и с детства приученная к рабству, старуха не могла объяснить себе, каким образом женщина может иметь влияние на мужчину вообще и на султана .в особенности? Предания о Роксолане были еще живы в ее памяти... Но Роксолана, по словам верных людей, была колдунья, с помощью злых духов очаровавшая Солимана II. А что если и Баффо ведьма?

Султанша-валиде поделилась подозрениями с подчиненными. Вскоре к зависти и ненависти, которую питали к Баффо обитательницы султанского дворца, присоединился суеверный страх, выражавшийся бегством при каждом ее появлении. Желая уверить сына, что он околдован венецианкой Баффо, султанша-валиде усердно принялась наговаривать ему на любимицу. Сначала Амурат отвечал смехом, потом начал задумываться; наконец, видя в чувствах своих к Баффо действительно что-то сверхъестественное, а в ее неувядаемой красоте какую-то странную, обаятельную прелесть, султан объявил матери, что он серьезно займется исследованием этого вопроса.

Султан, не сказав ни слова своей любимице, велел арестовать и подвергнуть пыткам ее служанок. Допрашивали их о соучастии в чародействе Баффо, но несчастные жертвы, не понимая даже, чего у них требуют, отвечали лишь стонами и мольбами о пощаде... Пять прислужниц Баффо погибли в истязаниях, прочие были изувечены, но ничего подозрительного открыто не было. Стыдясь своего легковерия и желая вознаградить Баффо за свои подозрения, Амурат объявил матери и членам дивана, что он намерен предоставить своей любимице те же самые права, которые были предоставлены султаном Солиманом II - Роксолане... Никто не осмелился возразить...

Таким образом, предсказание старой венецианской колдуньи сбылось: Баффо сделалась настоящей царицей. Ее вознесению на высоту, недостижимую для женщины Востока, кроме красоты, в немалой степени способствовало ее умение приспосабливаться к характеру султана и потакать его слабостям. Сластолюбие и скупость были главными страстями Амурата; Баффо, неутомимая в нежных своих ласках, при каждом удобном случае стремилась угодить Амурату или Сокращением каких-нибудь дворцовых расходов, или предложением экономических реформ, или, наконец, указанием на новый источник казенного дохода. По ее советам количество гаремных одалык было сокращено на две трети; подарки и денежные награды чиновникам были заменены милостивыми словами и похвальными отзывами из уст повелителя правоверных; многие должности были упразднены, жалованье войскам - уменьшено... Плоды и цветы из серальских садов продавались частным лицам, и вырученные за продажу деньги поступали в султанскую казну. Все это возбуждала крайнее негодование среди его подданных; в войсках начался ропот.

Со смертью Амурата III (6 января 1595 года) могущество султанши Баффо не уменьшилось, более того, в лице сына ее Магомета III она была настоящей государыней и правительницей империи. По ее совету Магомет ознаменовал восшествие свое на престол удавлением девятнадцати своих братьев и утоплением десяти одалык, оставшихся после Амурата в интересном положении. Это зверство, по мнению Баффо, было необходимо. Оно устраняло возможность свержения нового султана одним из его сводных братьев. Усыпляя в своем сыне всякое стремление к государственной деятельности пирами, праздниками и ласками его многочисленных наложниц, Баффо управляла империей с умом и тактом, которым мог бы позавидовать и талантливейший государственный деятель. Перед Роксоланой Баффо имела важное преимущество: не ограничиваясь семейными интригами, она неустанно занималась делами политическими.

Подвиги Магомета III в Венгрии напомнили ей времена Солимана. Известие о раскрытии заговора в Константинополе побудило Магомета поспешить с возвращением в столицу и учинить суд и расправу. Душою заговора, как оказалось, был младший сын Баффо Селим, намеревавшийся (без ведома матери) свергнуть брата и провозгласить себя султаном.

Баффо могла бы вымолить ему прощение, но она не пощадила мятежника, и Селим в 1600 году был повешен. Казнь Селима, нисколько не устрашившая заговорщиков, заставила их только быть осторожнее, и заговор тлел, как огонь под золой. Главной целью мятежников было удаление Баффо от участия в государственных делах и предоставление неограниченной власти самому султану.

Баффо могла предотвратить готовившийся бунт, уступив требованиям мятежников, но эта женщина в свои 42 года держалась за власть с редким упрямством и готова была предпочесть смерть своему изгнанию. Положение султана было щекотливым; победитель венгров и австрийцев дрожал и перед своей матерью, и перед народом. Он не мог не сознавать, что требования народа более чем справедливы и разумны, что женщина во главе правительства страны, где религия лишает женщину всяких прав, - явление непозволительное... Но Магомет не мог убить свою мать.

Тем временем заговор распространился по всей империи, проник в азиатские области и угрожал революцией. Народ не отважился бы на восстание, если бы не имел надежной поддержки у янычар. Бунт вспыхнул летом 1602 года почти одновременно в европейских и азиатских владениях султана. В течение нескольких дней Константинополь представлял собой страшную картину пожаров, грабежей, резни и всех ужасов, с которыми неразлучно сопряжены бунты.

Одна Баффо - женщина! - была истинным героем в эти решительные минуты. Ободряя малодушных, напоминая сыну о прямой его обязанности силой усмирить бунтовщиков, не входя с ними ни в какие переговоры, Баффо в то же время командовала небольшими отрядами телохранителей, защищавшими вход в сераль. Она вспоминала тот роковой день двадцать шесть лет тому назад, когда ее, взятую в плен корсарами, увезли в неволю; как, представленная Амурату, она с первого взгляда очаровала его и из невольницы стала любимой султаншей" царицей, властительницей Оттоманской империи. Бунт и осада дворца заставили Баффо вспомнить морскую битву с корсарами: тогда вместо гибели она нашла счастье... Неужели теперь ее ожидают позор и смерть?

Султан был мрачен, его сердце сжималось от негодования к мятежникам и виновникам мятежа. Но он понимал, что Баффо - главная виновница последних событий. Магомет не мог не сознавать, что та власть, которую приобрела султанша при его покойном отце, которую и сам он дал своей матери, - главная причина бунта, принявшего угрожающие размеры. Султан высказал матери все, что за семь лет накипело у него на душе.

С этого дня Магомет правил сам. Визирь и многие паши, по повелению султана, были повешены, и смерть их усмирила народное волнение в Константинополе... Мятежи в азиатских областях продолжались до самой смерти Магомета III - 9 декабря 1603 года.

Старинная летопись умалчивает о последних годах жизни султанши Баффо... Скорее всего, она умерла в своем заточении.