ПРОБЛЕМЫ МЕТАПСИХОЛОГИИ (ЗИГМУНД ФРЕЙД)

КАЧЕСТВО РАБОТЫ: 80%

ПРОБЛЕМЫ МЕТАПСИХОЛОГИИ (Я и ОНО)

СОЗНАНИЕ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и подвергнуть научному исследованию часто наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может считать сознательное сущностью психического, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединяться или не присоединяться к другим его качествам.

Быть сознательным — это, прежде всего, чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно созна­тельным. Наоборот, характерным для него является то, что состо­яние осознанности быстро проходит; представление, в данный мо­мент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко до­стижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период — мы не знаем; можно сказать, что оно было латентным, подразу­мевая под этим то, что оно в любой момент способно было стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессозна­тельным, мы также дадим правильное описание. Это бессозна­тельное в таком случае совпадает с латентным или потенциально сознательным.

К термину или понятию бессознательного мы пришли  путем переработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика. Мы узнали, т.е. вынуждены были приз­нать, что существуют весьма сильные душевные процессы или пред­ставления,— здесь, прежде всего, приходится иметь дело с некоторым количественным, т.е. экономическим, моментом,— которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все дру­гие представления, между прочим, и такие последствия, которые мо­гут быть осознаны опять-таки как представления, хотя сами в дейст­вительности не являются сознательными.

Психоаналитическая теория утверждает, что такие представления не становятся сознательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать сознательными, и тогда мы увидели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов. Эта теория оказывается неопровержимой благодаря то­му, что в психоаналитической технике нашлись средства, с по­мощью которых можно устранить противодействующую силу и довес­ти соответствующие представления до сознания. Состояние, в ко­тором они находились до осознания, мы называем вытеснени­ем, а сила, приведшая к вытеснению и поддерживающая его, ощу­щается нами во время психоаналитической работы как сопротивление.

Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как типичный пример бессознательного. Мы видим, однако, что есть два вида бессознательного:

- латентное (но способное стать сознательным)

- вытесненное (которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным)

Латентное бессознательное, являющееся бессознательным только в описатель­ном, но не в динамическом смысле, называется нами предсознательным; термин «бессознательное» мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким об­разом, мы имеем теперь три термина: «сознательное» (bw), «предсознательное» (vbw) и «бессознательное» (ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Предсознательное (Vbw) пред­полагается нами стоящим гораздо ближе к сознательному (Bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (Ubw) мы наз­ывали психическим, мы тем более назовем так и латентное предсознательное (Vbw)

Только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существуют два вида бессознательного, в динамическом же только один.

Однако и эти различия оказываются недостаточными.

Мы создали себе представление о связной организации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, оно господствует над побуждениями к движению, т.е. к разрядке возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы, которая ночью отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений. Из этого Я исходит так­же вытеснение.

Это устранение путем вытеснения в анализе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей устранить сопротивление, которое Я оказывает попыткам приблизить­ся к вытесненному.

Но так как сопротивле­ние, несомненно, исходит из Я и принадлежит последнему, то мы оказываемся в неожиданном положении. Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессознательно и проявляется подобно вытес­ненному, т.е. оказывает сильное действие, не переходя в сознание, и для осознания чего требуется особая работа.

Следствием такого наблюдения для психоаналитической практики является то, что мы попадаем в бесконечное множество затруднений и неясностей, если только хотим придерживаться привычных способов выражения, например, если хотим свести явление невроза к конфликту между со­знанием и бессознательным. Исходя из нашей теории структурных отношений душевной жизни, мы должны такое противопоставление заменить другим, а именно связному Я противопоставить отколовшееся от него вытесненное.

Мы приходим к выводу, что Ubw не совпадает с. вытесненным, остается верным, что все вытесненное бессознательно, но не все бессознательное есть вы­тесненное. Даже часть Я  может быть бессознательной и является таковой.

Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненного Ubw, то нам приходится приз­нать, что свойство бессознательности теряет для нас свое значение. Оно становится многозначным качеством, не позволяющим широ­ких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его ис­пользовать. Тем не менее, нужно остерегаться пренебрегать им, так как, в конце концов, свойство бессознательности или сознательности является единственным лучом света во тьме глубинной психологии.

Я И ОНО

Руководящей нитью в наших иссле­дованиях до сих пор служил только признак сознательности или бессознательности; под конец мы убедились, сколь многозначным может быть этот признак.

Все наше знание постоянно связано с сознанием. Даже бес­сознательное мы можем узнать только путем превращения его в соз­нательное.

Сознание представляет собой поверхностный слой душев­ного аппарата, т.е. мы сделали его функцией некоей системы, кото­рая пространственно ближе всего к внешнему миру.

Само собой разумеется, что сознательны все восприятия, при­входящие извне (чувственные восприятия), а также изнутри, кото­рые мы называем ощущениями и чувствами. Как, однако, обстоит дело с теми внутренними процессами, которые мы называем мыслительными процессами?

Действительное разли­чие между бессознательным и предсознательным представлениями заключается в том, что первое совершается при помощи материала, остающегося неизвестным (непознанным), в то время как второе (vbw) связывается с представлениями слов.

Вопрос: «Каким образом что-либо становится сознатель­ным?»—целесообразнее было бы облечь в такую форму: «Каким образом что-нибудь становится предсознательным?» Тогда ответ был бы таким: «Посредством соединения с соответствующими словесными представлениями слов».

Если таков именно путь превращения чего-либо бессознательно­го в предсознательное, то на вопрос: «Каким образом мы делаем вытесненное предсознательным?» следует ответить: «Создавая при помощи аналитической работы упомянутые подсознательные опосредствующие звенья». Сознание остается на своем месте, но и бессознательное не поднимается до степени сознательного.

Возникает сомнение в правильности допущения, что все сознательное связано с поверхностной системой: восприятие — сознание (W — Bw).

Внутреннее восприятие дает ощущения процессов, происходя­щих в различных, несомненно, также в глубочайших слоях душевного аппарата. Они мало известны, и лучшим их образцом может служить ряд удовольствие — неудовольствие. Они первичнее, элементарнее, чем ощущения, возникающие извне, и могут появляться и в состоя­нии смутного сознания.

Ощущения и чувства также становятся сознательными лишь бла­годаря соприкосновению с системой W, если же путь к ней преграж­ден, они не осуществляются в виде ощущений. Сокращенно, но не совсем правильно мы говорим тогда о бессознательных ощущениях,

Разница между bw и vbw для ощущений не имеет смысла, так как vbw здесь исключается: ощущения либо сознательны, либо бессознательны. Даже в том случае, когда ощущения связываются с представлениями слов, их осознание не обусловлено последними: они становятся созна­тельными непосредственно.

Роль слов становится теперь совершенно ясной. Через их посред­ство внутренние процессы мысли становятся восприятиями.

Согласно предлагаемой теории индивидуум представляется нам как непознанное и бессоз­нательное Оно, на поверхности которого покоится Я, возникшее из системы W как ядра. При желании дать графическое изображе­ние можно прибавить, что Я не целиком охватывает Оно, а покры­вает его лишь постольку, поскольку система W образует его по­верхность, т.е. расположено по отношению к нему примерно так, как зародышевый диск расположен в яйце. Я и Оно не разделены резкой границей, и с последним Я сливается внизу.

Однако вытесненное также сливается с Оно и есть только часть его. Вытесненное благодаря сопротивлениям вытеснения резко обо­соблено только от Я, с помощью Оно ему открывается возмож­ность соединиться с Я.

Нетрудно убедиться в том, что Я есть только измененная под прямым влиянием внешнего мира и при посредстве W — Bw часть Оно, своего рода продолжение дифференциации поверхностного слоя. Я старается также содействовать влиянию внешнего мира на Оно и осуществлению тенденций этого мира, оно стремится заменить принцип удовольствия, который безраздельно властвует в Оно, принципом реальности. Восприятие имеет для Я такое же значение, как влечение для Оно.

Я олицетворяет то, что можно назвать ра­зумом и рассудительностью, в противоположность к Оно, содер­жащему страсти.

Большое функциональное значение Я выражается в том, что в нормальных условиях ему предоставлена власть над побуждением к движению. Я превра­щает обыкновенно волю Оно в действие, как будто бы это было его собственной волей.

Я прежде всего телесно, оно не только поверхностное сущест­во, но даже является проекцией некоторой поверхности. Если искать анатомическую аналогию, его скорее всего можно уподо­бить «мозговому человечку» анатомов.

Не только наиболее глубокое, но и наиболее высокое в Я может быть бессознательным. Таким об­разом, нам как бы демонстрируется то, что раньше было сказано о сознательном Я, а именно — что оно прежде всего «телесное Я».

Я И СВЕРХ-Я (Я-ИДЕАЛ)

Если бы Я было только частью Оно, определяемой влиянием системы восприятия, только представителем реального внешнего  мира в душевной области, все было бы просто. Однако сюда присоединяется еще нечто.

Ранее уже были разъяснены мотивы, побудившие нас предположить существование некоторой инстанции в Я, дифферен­циацию внутри Я, которую можно назвать Я-идеалом или сверх-Я. Эти мотивы вполне правомерны.

Ошибочным и нуждающимся в исправлении может показаться только обстоя­тельство, что я приписал этому сверх-Я функцию контроля реальностью. Если бы испытание реальностью оставалось собственной задачей Я, это совершенно соответст­вовало бы отношениям его к миру восприятия. Также и более ранние недостаточно определенные замечания о ядре Я должны теперь найти правильное выражение в том смысле, что только система W — Bw может быть признана ядром Я.

Нам удалось осве­тить мучительное страдание меланхолика благодаря предположению, что в Я восстановлен утерянный объект, т.е., что произошла заме­на привязанности к объекту идентификацией. В то же время, однако, мы еще не уяснили себе всего значения этого процесса и не знали, насколько он прочен и часто повторя­ется. С тех пор мы говорим: такая замена играет большую роль в образовании Я, а так же имеет существенное значение в выработке того, что мы называем своим характером.

Таким образом, можно сделать грубое допу­щение, что в результате сексуальной фазы, ха­рактеризуемой господством Эдипова комплек­са, в Я отлагается осадок, состоящий в образо­вании обеих названных, как-то согласованных друг с другом идентификации. Это изменение Я сохраняет особое положение: оно противосто­ит прочему содержанию Я в качестве Я-идеала или сверх-Я.

Сверх-Я не является, однако, простым осадком от первых вы­боров объекта, совершаемых Оно, ему присуще также значение энергичного реактивного образования по отношению к ним. Его отношение к Я не исчерпывается требованием «ты должен быть таким же (как отец)», оно выражает также запрет: «Таким (как отец) ты не смеешь быть, т.е. не смеешь делать все то, что делает отец; некоторые поступки остаются его исключительным правом». Это двойное лицо Я-идеала обусловлено тем фактом, что сверх-Я стремилось вытеснить Эдипов комплекс, более того, могло возникнуть лишь благодаря этому резкому изменению. Вы­теснение Эдипова комплекса было, очевидно, нелегкой задачей. Так как родители, особенно отец, осознаются как помеха к осущест­влению Эдиповых влечений, то инфантильное Я накопляло силы для осуществления этого вытеснения путем создания в себе самом того же самого препятствия. Эти силы заимствовались им в известной мере у отца, и такое позаимствование является актом, в высшей степени чреватым последствиями. Сверх-Я сохранит характер отца, и чем сильнее был Эдипов комплекс, чем стремительнее было его вытеснение (под влиянием авторитета, религии, образования и чте­ния), тем строже впоследствии сверх-Я будет властвовать над Я как совесть, а может быть, и как бессознательное чувство вины.

Сосредоточив еще раз внимание на только что описанном воз­никновении сверх-Я, мы увидим в нем результат двух чрезвычайно важных биологических факторов:

- продолжительной детской бес­помощности и зависимости человека

- наличия у него Эдипова ком­плекса, который был сведен нами даже к перерыву развития либидо, производимому латентным периодом, т.е. к двукратному на­чалу половой жизни.

Я-идеал или сверх-Я выражение нашего отношения к родителям, как раз и является высшим существом. Будучи малень­кими детьми, мы знали этих высших существ, удивлялись им и испы­тывали страх перед ними, впоследствии мы приняли их в себя самих.

Я-идеал является, таким образом, наследником Эдипова комп­лекса и, следовательно, выражением самых мощных движений Оно и самых важных судеб его либидо. Выставив этот идеал, Я сумело овладеть Эдиповым комплексом и одновременно подчиниться Оно. В то время как Я является преимущественно представителем внеш­него мира, реальности, сверх-Я выступает навстречу ему как пове­ренный внутреннего мира, или Оно. И мы теперь подготовлены к тому, что конфликты между Я и Я-идеалом в конечном счете от­разят противоречия реального и психического, внешнего и внутрен­него миров.

Все, что биология и судьбы человеческого рода создали в Оно и закрепили в нем — все это приемлется в Я в форме образования идеала и снова индивидуально переживается им. Вследствие ис­тории своего образования Я-идеал имеет теснейшую связь с фило­генетическим достоянием, архаическим наследием индивидуума. То, что в индивидуальной душевной жизни принадлежало глубочайшим слоям, становится благодаря образованию Я-идеала самым высоким вымысле наших оценок достоянием человеческой души.

Легко показать, что Я-идеал соответствует всем требованиям, предъявляемым к высшему началу в человеке. В качестве замести­теля страстного влечения к отцу оно содержит в себе зерно, из которого выросли все религии. Суждение о собственной недостаточ­ности при сравнении Я со своим идеалом вызывает то смиренное религиозное ощущение, на которое опирается страстно верующий. В дальнейшем ходе развития роль отца переходит к учителям и авторитетам; их заповеди и запреты сохраняют свою силу в Я-идеале, осуществляя в качестве совести моральную цензуру. Несогла­сие между требованиями совести и действиями Я ощущается как чувство вины. Социальные чувства покоятся на идентифика­ции с другими людьми на основе одинакового Я-идеала.

РАБОТА ДОБАВЛЕНА В КОЛЛЕКЦИЮ: 11 ДЕКАБРЯ 2002