Белорусская цифровая библиотека




 ГЛАВНОЕ МЕНЮ   ВОСПОМИНАНИЯ ТАНКИСТОВ    THE RUSSIAN BATTLEFIELD

Поляновский Юрий Максович

Я учился в 7-8-м классе школы, где потом Высоцкий учился, около цирка, 186-я или 187-я. Короче говоря, два года учился, а тогда закон интересный, мальчиков готовили к военной службе, поэтому учеников 7-8-го класса посылали учиться военной специальности. При Дворце пионеров, открыли школу Юных автомобилистов, она была на Садово-Кудринской при Министерстве транспорта. Потом перевели на Кирова, улица Стопани. Два года учился на шофера. 21 июня получил временные права. А 22 июня началась война. Мне был 16-й год. Мы жили вдвоем с отцом. Мать у меня умерла, родни не было. Мы жили рядом на Крапивенской. 22 июля бомбили Москву. Мы дежурили, сбрасывали зажигалкалки. Потом получилось так, отец, писатель довольно известный, и Андреев отец - Юра они ушли добровольцами на фронт. А на меня возложили вести в эвакуацию детей друзей. Я им сказал: "Я поеду, устрою, а потом вы меня заберете на фронт". Тащились на барже до Казани, потом на поезде до Йошкар-Олы, его еще называли "Кошмар-дыра". В то время там было такое дикое захолустье! Наши только уехали на фронт, договорились, что когда мы устроимся дать им знать, они нам должны были прислать денежный аттестат. Нам не на что было ни есть, ни жить. Упало все на меня. Я пошел работать автослесарем в мастерскую НКВД, хотя в жизни ключа не держал. Оклад был 150 рублей, но зато карточка в магазин НКВД. Я их кормил и содержал. 150 рублей тогда были вообще не деньги. Буханка хлеба 300 стоила. Потом немножко устроились. Андрей подрос. Год стал с небольшим. Я его таскал на руках. Устроились мы даже на квартиру у председателя Союза писателей. Пришли аттестаты, мы стали жить легче. Они мне прислали бумаги о том, что я могу быть принят в 52-ю армию Волховского фронта. Я рванул в Москву, мне уже было 16 лет, дали паспорт. Оттуда пробрался на фронт. Приехал, предъявил справку, что окончил обучение в школе, меня взяли шофером на Волховском фронте, работал на полуторке. Пока отца не перевели 1-ю дивизию под Сталинград. Меня без отца не оставляли. Написали письмо командующему Мехлису. Он мне подписал бумагу, что просит принять меня добровольцев в 42-ю армию. Мы пошли к зам. командующему московского округа он согласился, чтобы послать меня в автомобильное училище в Ленинграде, Пушкинское автомобильное училище. Только меня приняли, как из него сделали танковое училище. Учился около года. Трудное положение под Сталинградом. Кто хотел мог добровольно выпуститься, я попросился первым. 17,5 лет - младший лейтенант.

- А.Д. Чему учили?

- Командир танка Т-34. Потом признали, что мы не умеем водить, и еще 15 дней вождение. Командир танка должен омандовать экипажем. Когда левая рука на повороте башни, а правая на подъеме-опускании пушки. Должен был уметь стрелять. Экипаж: механик-водитель, стрелок-радист, заряжающий, командир танка. Заряжающий заряжал. Махал ему рукой. А механику-водителю в спину ногой - вперед, ногу на голову - стой, правое плечо - вправо, левое - влево. Короче говоря, я получил танк в Тагиле. Приехали в танковый полк, который был в запасе, танк у меня отобрали, отправили опять. В Челябинске получил и как раз началась Курская битва.

- А.Д. Как танк отобрали?

- При каждом заводе, который выпускал танки, были танковые полки запаса, в них вливались люди со всех сторон, из училищ, из госпиталей с учебы заряжающие, механики-водители. Все в один котел. А потом там набирали экипажи из них. Заряжающий был на 2 года старше моего отца, старый питерский рабочий, который хорошо воровал кур. Сколачивают роту: 10 экипажей. Эта рота начинает проходить обучение пешими-по-танковому. Когда она более менее сформировалась, везут на стрельбище, там отстреливаем упражнения и ждем танк. У нас рота 10 танков - командирский и 3 танка во взводе. А когда приезжаем в часть. Они стоят на отдыхе и ждут танки. Им их привозят. Мы приехали 2 танковые роты. А у них 3 или 4 экипажа есть. У кого отобрать танк? Мне было 17,5 лет, давай у него отберем. Мы опять на танковый завод, потом опять на фронт, если не отберут - воюешь. У меня один раз всего отобрали, второй раз в Челябинске получил и напрямую на Курскую дугу.

- А.Д. Были ли предпочтения где лучше получать танк, в Челябинске или Нижней Тагиле?

- Была одна хитрая вещь, которую мало кто знает. Горьковские выпускали танки с одним люком, он был очень неудобным. Тагильский завод - выпускал танки с командирской башенкой на которой откидывались две крышки. Ведь в эти щели ничего не видно. А когда посмотреть надо, приходилось высовывать голову без всякой защиты. Лучшие - тагильские танки. Два люка у заряжающего свой, у командира свой. Они открывались очень удобно. Хорошо было, когда танки оснащались станцией 10Р. Потому что у них были Кварцевые фиксированные волны. Легче было разговаривать. Пушки короткие 76-мм. Потом я на самоходках воевал - СУ- 100. Хорошая вещь, но горизонтальная наводка всего на 2 градуса. Били в основном по площади, самоходки никогда в первых рядах не шли. Они шли всегда во вторых рядах за танками. СУ-152-е имели большой недостаток. Надо было отдельно заряжать сам патрон и заряд. Вот прямо с эшелона подошли на передовую. Приехал майор - наш командир батальона. Снарядами загрузили, поехали в бой. Дошли до Харькова 23 августа. Я попал в 5-ю Гвардейская Танковая Армия, 5-й мехкорпус, 24-я бригада. 2-й батальон. Это уже в августе. Когда началось наступление.
Мы попали на пополнение. Степной фронт, которым командовал Конев. Мы когда Харьков взяли, нас перебросили на Полтавское направление. Там есть село - Коротыч. Попал первый раз в очень сильную передрягу. Шоссейная дорога - Харьков - Полтава. Идет железная дорога, а шоссе на 10 км южнее отдельно. В этом месте оно они вместе подходят к деревне Коротич. Железная дорога на высокой насыпи. Мы хотели перейти через железнодорожный переезд и по дороге выйти на шоссе. а там немцы крепко укрепились. Обойти насыпь нельзя, так все шли на переезд. Как только выйдут на переезд, шлеп машина готова. На это место мой танк попал, очередная жертва, переезд перешел, меня предупреждали, что по шоссейной дороге не иди, там немецкие мины, пошел налево, обходить. Только начал обходить мне в моторное отделение залепили снаряд. Дым пошел. Танк встал, а раз встал значит убьют. Дал команду - покинуть машину, через верхний люк. Немцы же впереди были. Мы отсюда вылезли и назад. Радист мой не полез через верхний люк, решил вылезти через нижний, его нет и нет. Потом, когда танк достали, оказалось, что его убили. Мы к своим пришли. Меня спрашивает контрразведчик: "Он сгорел или нет. За чем вам надо? Мы должны ночью посылать тягач вытаскивать его. Если сгорел - какой хрен его тащить. Если не сгорел - тебя под суд, бросил машину. Каек будем делать?" Я говорю: "Ночью выйду сам на передовую, тягач подождет, мы посмотрим, как он себя чувствует". Мы ночью полезли, молили бога, чтобы танк сгорел, чтобы немцы его добили. Добили. Мы доложили.

Там еще такой случай был. Когда мы получали танки в Горьком, был у нас один горьковчанин, Саша Бередин. Его провожала жена с грудным ребенком - молодая красивая женщина. Сормово танки не сделали, нас в Челябинск тогда бросили. Получили танки в Челябинске, приехали на фронт и ему попался командирский танк - с двумя радиостанциями. На нем был командира бригады. А командир бригады немножко в тылу и руководил боем с этого танка - как командный пункт. Когда у нас на этом переезде в деревне Коротич танки гибли один за одним, дошло до того, что уже некого посылать. И командир бригады сказал: "Мой танк пусть идет в бой тоже". Я уже со своего пришел, с разбитого. Я ему: "Саша, смотри, ни в коем случае по шоссе не двигайся, хотя оно пустое - взорвешься. Лучше справа, я пробовал слева - меня разбили. Попробуй справа от дороги. Не растеряйся". Мы знали, что у него жена, маленький ребенок. Даже комбрига просили: "Держите его". Он пошел, да видно, перешел, впереди открытое шоссе - давай скорость и шуруй. А тут надо где-то как-то огородами. Он прорвался не очень далеко, на фугас наскочил, и танк взорвало. Потом уже после боев пошли, хотели найти тело… такое сплющенное лежит.

Я болтаюсь без танка в это время наши танки в засаде стояли, наш командир танка вышел оправиться, мина разорвалась, осколки попали ему в зад, отвезли в госпиталь, а мне сказали, что бы ночью принимал машину. Залез, постучал, люк открыли, ваш новый командир. Принял этот танк. Танковый батальон - осталось 3-4 танка из 32х! Сказали,: "Вы пойдете поддерживать пехотную дивизию, исправные танки должны работать. Для этого перебросили все целые танки из 24-й в 29-ю бригаду на пополнение. Мы пошли. На всю жизнь запомнилось, под Харьковом есть место - Барминводы , там маленькие домики, вылезли, там медсамбат стоял, девчонки на рояле играют, танцуют… Как в песне: "Хоть я с вами совсем не знаком..." Вылезли, потанцевали. 29-й бригады уже нет. Обратно не пойдешь. Есть город Валки по дороге из Харькова на Полтаву. Шоссейная дорога идет, а железная дорога в километрах 10-ти южнее. Ж.Д. мы взяли, а тут немцы выводят свои войска на Полтаву. Пехотному полку поставили задачу - выйти на шоссейную дорогу, у них артиллерия сильная, танков нет. По закону мы были не обязаны с ним работать. Они говорят: "Оставайтесь, мы вам спирта, водки подкинем". Они нас обхитрили. Три танка погоды не сделали. У немцев "Тигры" в посадках замаскированы, артиллерия. Наши не знали куда бить. Они решили давайте так сделаем: утром на рассвете, когда плохо видно, мы ваши три танка кинем на них, они по вас откроют огонь, мы засечем их и накроем артиллерией, по военному это называлось - боевой разведдозор. Фактически смертники - на убой. Два раза за войну попал на убой. Хорошо своим ребятам выпить запретил. Был такой случай, в танк попал снаряд, пошел дым, а экипаж был выпивши. И от этого дыма они сразу потеряли сознание и задохнулись. Мы когда пошли, по нас стали стрелять. Мы тоже стреляли, только непонятно куда. Получилось, что мне влепили в башню. Я, то смотрел в перископ, то наклонялся к прицелу. Когда мне влепили, я в это время смотрю в прицел. Снаряд пробил башню над моей головой, но меня не задел, а эти толстые куски железа, которые были выбиты, они мне попали по голове, шлем порвали, и даже череп треснул. А моему заряжающему, я потом узнал, прямо в голову попало, разбило голову. Мы оба упали на брезентовый коврики, а тут еще огонь пошел, поскольку они следом врубили моторное отделение, огонь до коврика достал.
Через много времени я узнал, что механик-водитель и радист посмотрели, что командир и заряжающий лежат с разбитой головой. Им же непонятно было, что я только ранен. А мы от наших ушли до немцев не дошли - посередине. Они решили сматываться, им повезло, немцы увидели, что танк горит, перестали за ним наблюдать, и они выскочили. Дело было 2 сентября. Коврик начал тлеть, дошел до меня припекло Я пришел в сознание. Первая мысль - огонь может дойти до снарядов. Я полез через люк мехвода, вылез, немного прополз и потерял сознание. И только когда наша пехота пошла в атаку, меня нашли, вытащили. Я видел, что мне два шприца хороших вкололи. Стали спрашивать, кто такой, они записали и в это время началась бомбежка переднего края. Привезли в 132-й эвакопункт. Они посмотрели мою карточку, там ничего не было написано. Они мне сделали антишоковый и антистолбнячный укол. По второму разу! И отправили в госпиталь в Дергачи под Харьковым, где был сельхоз. институт. У меня все тело покрылось волдырями и чесалось. Стали расспрашивать: "Тебе на передовой ничего не кололи"? - "Да". Два раза одно и тоже вкололи. В Воронеже есть писатель Юрий Гончаров. В 80-м году в газете Советская Россия задавали три вопроса. Спрашивали, с кем из друзей переписываетесь и так далее. Гончаров сказал, что я ни с кем из друзей не переписываюсь, потому что потерял. Был ранен 2 сентября 1943 г. в селе Старый Мерчик под Харьковым. Я читаю, и меня там ранило. И написал Гончарову. Ехал через Воронеж, встретились, оказывается мы лежали в одной палате. Мы стали потом дружить. Он был пехотинец. Спасся только по тому, что оказался в танковой колее в грязи. А нас там только три танка было, так что может в моей колее лежал. Подлечили в Дергачах.

- А.Д. Все три танка подбили?

- Я не знаю. Мой подбили. Я даже номер госпиталя забыл. Мне Гончаров сказал, 29-19 номер госпиталя. Каждый хотел в свою часть попасть. Я стоял на крыльце. Недалеко была танкоремонтная база. Один из наших танков ремонтировался. Узнал по маркировке. То что армия - квадрат. Если в нем Т - танковая. Р - ротмистровская. З - земовниковский 5-й корпус. Тут писала - 24-я бригада 1-го батальона, предположим. Танк идет - а на нем наша надпись. Кинулся: "Ребята, откуда?" - "Гоним танк из ремонта". - "Заберите меня с собой". Сел на танк и уехал без всяких документов. Приехал, доложился. Меня ждет письмо от моего отца. Он мне пишет - стоим в Купенске, в 100 км от Харькова. Взял письмо, пошел к командиру: "Я после ранения, отпустите меня". Контрразведчик меня поддержал: "Парень - нормальный, отпусти на 5 дней". - "Вернешься"? - "Конечно!" Я добирался сутки: "Да, стояли, но ушли в село Студенок". Я туда еще сутки. Когда туда добрался - они ушли на Донбасс, освобождать. Я туда. Там - ушли в Днепропетровскую область, на 5-й день достиг. Отца нет, его вызвали в политуправление в Москву. А что мне теперь делать? Меня могут под суд отдать. Повели к генералу: "Оставайся здесь, я дам шифровку". - А сам не дал, но там догадались, что я там остался. - "Подержим тебя в штабе корпуса, побудешь адъютантом у зампотеха". - Было 8 октября. - "Нет, не надо". - Был патриотизм. - "Отправьте меня в танковый полк". Послали туда. Приехал туда 9 числа. Бригада готовилась к штурму Запорожья. Весь корпус туда не ходил. Ходила наша бригада и 20-й танковый полк.

- А.Д. А бригада какая?

- 9-я запорожская танковая бригада. Я попал во 2-й батальон. Была одна особенность. Танки никогда не атаковали ночью. Был первый в истории ночной танковый бой. И второе. Немцы там были почти 3 года, они все окружили рвом и заполнили водой. Наши решили атаковать при свете фар, а чтобы перейти ров, были танковые тягачи, танк без башни. Впереди должны были идти тягачи, а по ним, как по мосту, должны были проскочить танки. Я только приехал туда, 9 числа, а на 13-е - штурм Запорожья. В каком-то танке командира не было, меня туда сунули, нам тогда пообещали, если вы успеете взять запорожскую плотину, все получаете звание Героя Советского Союза. Мы все, конечно, захотели. Ворвались. Там широкая улица к Днепру шла, площадь Южная, потом плотина. Мы взяли на рассвете, немцы не ожидали. Мы города не знаем. Немцы через плотину переправлялись на остров Хортицу, а тут танки наши, причем, прямо по немцам. Немцы увидели, что не остановят, они взяли и взорвали кусок плотины, вместе со своими войсками, которые там были. Мы подавили тех, кто остался с этой стороны, и на том запорожская эпопея кончилась. Начались другая эпопея. Получилась такая штука. Весь 1й Гвардейский мехкорпус отвели на отдых в Полтаву. А нашу 9-ю бригаду запорожскую, 20-й танковый полк и еще один мотострелковый батальон взяли с третьей бригады и отправили вдоль Днепра вверх по течению к Днепропетровску: "Двигайтесь к Новомосковску". Километров 100 марш. Встали и не знаем в чем дело. Прибыли саперные части. Заправились полностью. Днепр форсировали. Меня освободили от должности командира танка: "Ты еще забинтован. Будешь офицером связи между штабом бригады и батальоном. Тут нам задание форсировать правый берег Днепра. А куда идем, за чем не знаем". Ротмистров был толковый мужик, Конев его любил. На 3-ем Украинском фронте был Малиновский - тот дурной. Генерал Люлешенко, 4-я танковая армия, он бил всех палкой. А наш генерал Руссиянов, тот всех расстреливал…
…Короче говоря, мы не знали куда мы идем и за чем. Там есть город Желтые Воды идем, идем сопротивления нет. Мы дошли до железной дороге Херсон-Знаменка, в ста километрах от Днепра. Знаменка-Киев, мы ее пересекли на станции Чабановка. Когда мы ее пересекли, там еще немецкий диспетчер, тот который был убежал, а оттуда кричали, почему не отвечаешь, на русском языке, мы перерезали эту дорогу и пошли дальше. Шаровский совхоз тут встал штаб бригады, а батальоны пошли на село Павловка а другой - на Кировоград, он был в тылу у немцев. Остановились там и начали из пушек бить по Кировограде. А наш батальон остановился под селом Павловка. Я попал офицером связи, нахожусь при штабе. Командир бригады Мурашко, подполковник. Храбрый мужик. Там, где был штаб бригады, там всего было три танка, все батальоны с танками ушли от штаба. Я получил такое задание. Прибыли два офицера - ст. и мл. лейтенанты. Мне сказали, бери этих ребят и веди в свой батальон. Идем в батальон. Километра два-три. Недалеко. Идем а тут заболоченная низинка и стоит танк с ростмистровскими номерами, 1-го батальона. Видно, что он был заброшен камышом и камыш горел, экипажа близко нет, машина брошена. Рядом небольшой шалаш, в нем старик: "Чья эта машина"? - "Ребята замаскировали, немцы зажигательными пулями стреляли, они бросили и убежали". Я говорю: "Немцы к ней подходили"? - "Нет". - Ребятам говорю: "Что мы пешком идем, давай поедем". Кузменко, ст.лейтенант: "Не надо"! - Я говорю: "Поедем"! Залез в танк - там сел аккумулятор. Завел машину от воздуха. Поехали. Подъезжаем к Павловке, стоит замкомбат капитан Козин. Докладываю: "Пригнал машину". - Хорошо, - говорит.- Мы одну машину потеряли в болоте не вытащить. Докладывать не будем. - Куда же мне с ней деваться, у меня нет экипажа? - Возьми младшего лейтенанта, ты будешь стрелять, он заряжать. Езжай в роту Кардаева, там два танка в засаде, ты к ним присоединяйся. Там отрывистый берег реки. Стоим как в капонире. Вдруг из села Митрофановка, вышла армада танков. Не можем понять откуда! До 50 танков шло на нас! А у нас 3 танка! Горючего нет! Как заправили в Новомосковске, так и все. Ничего не подвозят. Стали стрелять. Что-то подбили. Там было 50 немецких танков, 8 мы подбили. Это штаб написал. Я не знаю сколько мы подбили, но что-то горело. Они подошли, нас окружили. Надо убегать. Мы побросали танки, затворы повыбрасывали в кусты и давай бежать. Пистолет с собой, гимнастерка и шинель была, уже холодно было. Патроны кончились, пистолет выбросил. Осталась одна граната подорвусь, чем в плен попадать. Я бегу меня настигает немецки бронетранспортер й, стреляет. Инстинктивно упал. Подумали, что меня убило. Ребята успели выскочить из окружения, а я не успел. Остался. Дело к ночи было. Смотрю горит здание. Станция Чабановка. Сидят у костра русский парень с женой, готовят есть. Я при погонах. Что делать? Парень, Иван Пахомов железнодорожный рабочий, не растерялся.. Затащил меня в подвал: "Снимай все свое". - Робу мне дали. Документ у меня был в кармане. - "Будешь говорить, что ты рабочий". Только переоделся и немецкий мотоцикл подкатывает. Вот так я оказался за 100 километров в тылу у немцев. Иван мне говорит: "Между Чабановкой и Куцовкой - 15 км разъезд, там сестра моей жены замужем за другим рабочим, пойдешь с нами". Мне только 18 лет исполнилось. У него был аусвайс, синие повязки рабочего. Он говорит: "Я буду с документом, а ты надень повязку". Добрались до разъезда. Саша Чапорев, из Белоруссии, 3-е детей: "Будешь говорить, что мой брат. Ты жил в Кривом Роге, наступают русские, и ты перебежал ко мне". Немцы прочесывали.

- А.Д. А московский акцент?

- Никто мой акцент не слышал, брат и брат. Они утром уходят на работу, я вместе с ними. Мельнейчук бригадир чувствовал, что не ладно, но прикрывал меня. Он знал хорошо немецкий. Вот так 6 недель там был.

- А.Д. А ваша бригада?

- Кто вышел, кто не вышел. Генерал Марков, который пришел из академии полковником, начальник штаба нашего мехкорпуса, потом рассказывал. Штаб бригады погиб. Мой орден Красной Зведы за Запорожье вместе с ним. Он успел откачать на три танка горючее, и вместе со знаменем выскочил.
Немцы прочесывали, ловили, при мне притащили сержанта Осипова, адъютанта командира бригады. Он сказал, что погиб Мурашка. Я его на Шаровке закопал в окопе. Погибла хирург моего медсанбата. Кто-то сказал, что Мурашка ушел к немцам. К семье начали применять репрессии. А потом когда я вышел из окружения, поехала комиссия все нашла, откопала. В селе Митрофановка его могила, с почетом похоронен.
Наши не могли никак пробиться, но постепенно фронт наступал. Немцы дали команду, прошла вагонетка, взорвали каждую рельсу с двух сторон, шпалы перерубили. Всем дорожным рабочим приказали эвакуироваться с немцами. Мы решили укрыться. Между разъездом была землянка, где они хранили инструмент, чтобы не таскать. Видим немцы бегут, решили там укрыться. Нас было 6 человек, у них у всех немецкие паспорта, а у меня ничего нет. Мы, дураки, трепались, нас нашли и вытащили. Они аусвайсы предъявили, а мне ничего. Этот Мельнечук сказал, что он у меня на продлении, повели нас вдоль железной дороги. Почему не эвакуировались? Доходят до разъезда, загнали нас в будку стрелочника там с трех сторон окна. Рядом вырыта глубокая траншея на случай бомбежки, тут лавочка. Они сели и гутарят по немецки. Мельнейчук нам переводит. Они разбираются что с нами делать. Если в штаб - 12 км. А им надо уже убегать. Если отпустить - будут солдатами. Давай их расстреляем. А в этом время штурмовик увидел немцев и по ним очередь, и полетел дальше, а они от страха в траншею прыгнули. Мы бежать. Немцы, наверное, были рады, что мы убежали, проблем меньше. Слышим через некоторое время русский мат отборный - наши. Я сразу скумекал такую вещь. Этих ребят через 4-5 дней заберут в армию. Я ничем не докажу, что я с немцами никого дела не имел. Пошел сразу в контрразведку. Я ему все объяснил. Меня посадили в подвал. Потом меня гоняли из одной деревни в другую. Им давали награды за каждого разоблаченного, делалось так: "Ладно, ты у немцев в руках не был - распишись. А все-таки какое тебе задание дали немцы"? Потом ожидание решения. Мы сидели в погребе-подвале простой избы. А я был очень легко одетый - хотя уже декабрь. Посадили - там был мужик с окладистой черной бородой. На нем была шикарная не дубленка, а кожух. И я бы погиб, если бы он не взял меня под бок, под кожух. И разговор был такой: он был старостой в селе. Когда пришли наши, конечно, те, которые были им недовольны, они немедленно пошли его заложили. Он мне рассказывал: "Я не мог, конечно, не выполнять приказы немецкого командования, но я старался то-то то-то делать, у него связи с партизанами, которые сейчас далеко ушли". И он говорит: "Что делать? Меня прижимают. Есть такие, которые хотят быть свидетелями, капают и прочее, а я ничего не могу доказать".
А потом его увели и не привели. Конвойного спросил - он говорит, что его перевели в другое место. А потом меня на допрос стали вызывать - выхожу, а он висит. Представляешь? Я уже замерзать стал, думал может он кожух принесет. Не тянули, а повесили.
Когда отец узнал, что я нашелся, он приехал в Новую Прагу с письмом. Положение было такое, что наш первый корпус предназначался только для прорыва в тыл противника, там было сказано, что всех, кто попадает в контрразведку, посылать в контрразведку корпуса. Там знают, кто что делал. Они меня поначалу не послали.

Почему получилась вся эта операция? Мне это рассказал генерал Марков. 29-30 октября 1943 года Сталин приказал 7-го ноября взять Киев. Для этого надо было форсировать Днепр. А в Кривом Роге стояла танковая армия Венка им ничего не стоило погрузиться на ж.д. и двинуть эти танки туда. Вот мы и имитировали, что мы берем Кировоград, перерезали ж.д. создали панику. Пожертвовали танковой бригадой, танковым полком. Вот почему 50 танков и было в одном селе. Там была танковая армия, они начали отбивать Кировоград. И им это дело удалось. Пока эта танковая армия нас перемалывала, наши взяли Киев. Вопрос заранее был решен, что мы должны были там погибнуть.

В этот раз меня выпустили. Приехал в Полтаву. Сначала попал не в танковую бригаду, а в мехкорпус замком роты. Вроде все нормально. Мы должны были перейти границу с Румынией и воевать там. В дивизию пришла шифровка, всех неблагонадежных - на проверку. Наш начальник контрразведки и мой отец, начальник политотдела, были вызваны в Москву. Оставался Киселев, зам.начальника политотдела. Мы с ним сошлись на одной бабе. Была Верочка Смирнова, не сказать, что красивая, но тогда для нас все были красавицы. Клуб стоял при редакции, мы с ней познакомились, подружились, интима не было. Приехал вечером к ней, остался ночевать. А к ней бил клинья Киселев. Он приперся к ней. Она чтобы отбрехаться говорит: "Вот мой жених". - "Покажи"! Для того, чтобы для меня избавиться, когда составляли списки, я был в окружении, он меня включил в этот список. Лежу у себя в землянке не один, с медсестрой, ночью стучат. Хозяин открывает: "Где такой-то"? Ночью меня забрали, не изъяли пистолет, в новенькой шинели. Ей сказали: "Беги никому ничего не говори". Пихнули меня в тюремный вагон, там еще два офицера. Мы все были в окружении. Везут в Харьков. На тракторном заводе разместили. У немцев был там концлагерь. А наши там образовали фильтрационный лагерь. Шаг вправо, шаг влево - стреляем. Не вздумайте бежать. Посадили, сидим в камере. Не вызывают. Этот лагерь закрывали и делали его лагерем для военнопленных немцев, а нас должны были отправить в Подольск в 174-й спецлагерь для проверки офицеров, которые были в плену, в окружении. Или посадить, или в штрафбат, рядовыми. Если ты не в чем не виноват, иди отмывай кровью рядовым. А в штафбате с судимостью. Я улизнул, попал к следователю: "За что сижу"? - "Спецпроверка". - "Сколько можно. Полтора месяца уже проверяли". - "Где"? - "В 5-й Гвардейской Армии Жадова". Подогнали товарные вагоны с нарами и печками и всех нас засунули в товарный вагон. Я стал старшим вагона, только потому, что на мне была шинель и погоны.

- А.Д. А остальные в чем были?

- Некоторые были в плену. Кто в чем. Мне дали двух помощников. За это потребовал мою новую шинель. Привезли в лагерь Щербинку. Нас 64 человека загнали на нары. Мне лучшее место. Комната была небольшая. Кто на нарах, под нарами, а на полу можно было ложиться, причем только боком. А был декабрь месяц. 12 ноября забрали. Ни кто не топил, было жарко, все дышали и пукали. Кормили гнилой капустой. Сидим. Вызывают меня: "Документы пришли. Тебя надо выпустить. Сколько времени ты потерял пока сидел, поэтому пойдешь в штурмовой батальон." - "Ты танкист? ДТ знаешь"? - "Знаю" - "А пехотный он такой же только с сошками. Будешь пулеметчиком в звании рядового". Рядовой в скобках младший лейтенант. Сержант в скобках подполковник. Звания не лишали.
Сидели в общем порядке. Обращались с нами прилично. В туалет водили. Мы не считались предателями, но нам сказали, что пойдем в штрафбат рядовыми. Кормили очень хреново, но тогда всех так кормили. Сидело 60 человек в камере. Не запугивали, но контрразведчики все время старались поймать.

Еще на Волховском фронте я приболел малярией, в лагере она у меня обратно выскочила. Положили в санчасть. Принимаю хинин. Мимо лагеря шла дорога. В лесу стоял полк прожекторный. Мимо лагеря шла девушка, поскользнулась, упала, вывихнула ногу, валялась на дороге. Принесли в санчасть. Аня Подвязникова. Я ей рассказал свою историю. Рядом Москва, если бы я мог дать знать генералу Маркову. Он начальник штаба бронетанковых войск. Он знает всю эту историю. У меня тетка родная. Даю записку, адрес, найдешь ее, скажешь, где я нахожусь, пусть идет к генералу Маркову. Только тетка вместо того, чтобы идти к генералу, приперлась в лагерь. Я ей успел крикнуть, иди к генералу Маркову, и все расскажи, что скоро отправят в штурмбат. Она была страшно медлительна, но тут она проявила мужество, силу и добралась до Маркова. Он страшно возмутился. Написал бумагу начальнику лагеря, прошу его лично предоставить в мое распоряжение. Наложили резолюцию, выпустить и отправить к Маркову, меня вызывают 30 декабря с вещами. Я своему брату подарил новый английский костюм, снятый с власовца и обмененный в лагере на ватные брюки и телогрейку

- А.Д. А почему английский?

- В Арденах они забрали Власовцев, которых немцы кинули против англичан. В 1944 году. Те им все выдали вплоть до одеял, шарфов.

Вызывают меня, на тебе документ, на туалетной бумаге напечатана справка, выпущен 30 декабря. Предъявить в райвоенкомате. Был вечер. Платформа захудалая недалеко. Я бегом по морозу. Успеваю на последнюю электричку, еду в Москву, приду к Серафиме Леонидовне, попью чайку. Как только вылез на платформу, тут же патрули, что за справка, она поддельная, меня в комендатуру и обратно в каталажку. Утром на допрос. Позвонили Маркову. Он им дал чертей. Они меня в обед перед Новым годом 31 декабря выпустили. Эта была моя вторая отсидка.
Явился к Маркову: "Полтора месяца будешь учиться, отдохни от лагерей. Курсы усовершенствования, переучим тебя на техника". Учили меня полтора месяца. Потом вызывают в отдел кадров. Подполковник Прохоров: "На тебе документы, езжай на Дальний Восток". - "Я не поеду. Генерал Марков сказал - отучись и догоняй свою часть". Мне дали другие документы. В Румынию, в Яссы, догоняй свою часть. Я уже был заместитель командира самоходной батареи СУ-100. Я уже воевал самоходчиком. 382-й гвардейский самоходный полк. Мы дошли до Альп. Кончили войну за Баден-Баденом.

Когда кончилась война, 9-я бригада стояла она в Линце, родина Гитлера - что ли. Оттуда были даже видны Альпы, Италия. Они захватили огромное количество немецких автомобилей - грузовых и прочее. А я в это время был в самоходном полку. И по всем полкам дали распоряжение: посылайте ваших людей, забирайте автомобили, какие вам нужны. Я приезжаю туда, а там был такой Макс Иванов - зам командира батальона по ремонту. Короче говоря, он организовывал это дело - машины передавать. Я приезжаю, а там у них сидят американцы, они с той стороны перешли сюда для встречи, наши и собираются пить. Принесли немецкую трофейную бочку спирта. Я прибыл за машинами, а я же в 9-й бригаде служил раньше, они меня знают. Он говорит: "Да, брось на хрен эти машины, садись, по кружке с союзниками выпьем. Потом поедешь." Я говорю: "Если я выпью, я охмелею и там ничего не выберу. Выберу, потом приду - выпью". Пошли выбирать. Ну, выбрали мы там машину, потом крик-шум. То - другое. Прибегаем туда, а там они валяются, пена изо рта идет, некоторые уже совсем дошли, некоторые ослепли и ничего не видят. Они, оказывается, бочку антифриза нашли немецкого и подумали, что это спирт. Налакались этого антифриза и начали подыхать. 18 погибло американца и 22 наших. Его потом разжаловали судили, Иванова, отправили куда-то. Это в день Победы! Вот такая история.

Когда мы выходили из Австрии, мы была первая часть выходящая в Союз. Ну, а часть обзавелась своими животными, что бы прокормиться. Солдаты пастухи и дояры были. Пришел приказ на машины повесить лозунги. Так вот на машину с баранами повесили лозунг "Родина мать встречает своих сыновей". Потом Русиянов говорил, что его из Москвы вздрючили, потому что все это возвращение было заснято на кинопленку для кинохроники.

- А.Д. Вы получали какие-то деньги на руки?

- Нет. Деньги мы не получали, мы получали книжки. Когда Харьков взяли, тут решили так, поскольку танкисты города не видели, нас всех офицеров посадили в грузовики, поехали мы в полевой банк. Нам там выдали деньги и мы поехали пьянствовать в Харьков. Причем там же при немцах частная торговля пошла, кинотеатр, то - другое. Кафе. Мы пришли, пирожные заказали.

- А.Д. То есть они хорошо жили под немцами?

- Хорошо жили. Кто мог жить. Они же немцев обслуживали. И у нас интересная история случилась. Был такой Конищев - зампотех роты, харьковский. И когда мы вернулись в Харьков, он говорит: "Мои родители остались в Харькове. Я не знаю живы или нет. Пойду проведаю". А мы навязались (я и еще один парень): "Пойдем с тобой". И вот мы идем, подходим к дому и видим старуха сидит, продает семечки. "Знаешь, это сидит моя мать. Как бы ее не напугать". Мы подошли, спросили почем семечки продает. Все - деньги. Заказали. И она его по голосу узнала что ли. Подняла глаза, и упала замертво. Я ему говорю: "Надо было лучше подойти и сказать: "Здравствуй, мама".

- А.Д. А вознаграждение за уничтоженный танк полагалось?

- Нет-нет, никаких вознаграждений. Никогда не было. Я обязан был уничтожать. Ты служишь Родине. Какое вознаграждение! И вообще денежных премий, кстати говоря, не было никогда. А зачем мне нужны были деньги? Аттестаты посылали. Я, например, посылал аттестат, у меня же родители бабушка и дедушка, что меня вырастили, в Севастополе жили. Их эвакуировали куда-то в Казахстан. И мне эти деньги были не нужны, главное, что они были семьей фронтовика: дрова выделяли, то, другое. А нам деньги не нужны были. Кормили бесплатно. Кстати, был интересный закон. Мы шли по Украине, причем август-сентябрь, когда все овощные культуры созревали, так был так - что от передовой на 5 км - можно было собирать: капусту, помидоры - и этим мы кормились. Но если ты за 6 км взял - трибунал.

- А.Д. Немцев от союзников вы отличали, или просто был общий враг?

- Кто попадал, тому и давали.

- А.Д. Что делали "безлошадные" танкисты?

- Ожидал или танк, или когда кого-нибудь убьют… У меня такой случай был. Я безлошадный, пока там, а у нас был такой Кушкин - командир взвода, он до этого был замполит роты. А потом замполитов ликвидировали. И вот его танк стоял недалеко от немцев км 4-5, но за бугром. А мне некуда было деваться и я ходил от экипажа к экипажу, пришел к нему. Лето. В штабе я был не нужен. Они сидели за танком. Он и его механик, и я пришел сел чаю попить. А двое его спали под танком - заряжающий и радист. Мы сидел и, разговаривали и в это время прилетел снаряд черт знает откуда. И разорвался. И получилось так, что с той стороны, где он сидел, ему в спину попали осколки, механику попали и тем, кто лежали под танком - мелкие осколки попали, пролетев между опорными катками. А на меня ничего. Долго безлошадность не продолжалась. Ведь больше 10 дней бригада не воевала. Не хватало машин. Это уже отведут, там предположим, на переформировку или столько-то машин есть, а экипажей больше, ну тогда ждали, что придут танки.

- А.Д. В боевой ситуации такого не было?

- Нет

- А.Д. Ну трофеи-то у вас были?

- Какие трофеи? Поймите! Вот мы Харьков прошли не останавливаясь и стали где-то в поле приводить машины в порядок. Что вы там найдете? Пехота идет хотя бы по городу - там золото схватила, что можно унести. Мы могли бы увезти, но нечего везти. У них есть что взять, но не на чем везти. А воевали - мы за Родину. Мы стояли в Полтаве на формировке. Где Полтава - где фронт. А возле нас был аэродром американцев, которые летали с Полтавы, бомбили немцев, садились в Италии. Потом с Италии летели, бомбили немцев, садились в Полтаве. И вот 22 июня 44-го года (их аэродром был прямо возле нашей танковой бригады), немцы огромным количеством самолетов прилетели в наш глубокий тыл, разбомбили американский аэродром, причем самолеты горели - они их не тушили. И им попало, и нас разбомбили, у нас сколько людей там погибло! Танки погорели.

- А.Д. А потери от авиации были большие?

- У нас нет. Это был единственный случай.

- А.Д. А ваши части были только советские машины Т-34?

- Нет. У нас были Т-34, а последняя операция: Будапешт, Вена, прочее, я уже не был в этой бригаде, а они на "Шерманах". Многие погибли, очень много ... Командир бригады Шудров - полковник, Бодряков - начальник политотдела бригады погибли, Фокин. Очень многие погибли потому, что в него пуля попала, а там же бензиновый двигатель и броня ерундовая.

- А.Д. А с вашей точки зрения, самые уязвимые места Т-34-ки? Кроме бортовой брони…

- Бортовая вообще уязвимая.

- А.Д. А, допустим, люк механика-водителя или пулемет?

- Люк механика-водителя мощнейший. А пулемет? За этим пулеметом, вы же знаете, сидит стрелок-радист, у него пулемет на шаровой опоре. У нас был дикий случай, вот сегодня мы вспоминали. Начальник штаба батальона Вася Попов, пошел ночью проверять как несут службу. Причем не на передовую, а даже в тылу. А там было холодно и ребята спали в танке. И вот радист спал на пулемете, он ему упирался в живот, заряженный пулемет. Попов хотел залезть на танк, взялся за пулемет, чтобы подняться, как опора, и качнул пулемет. На животе пулемет дрогнул, и он решил, что кто-то атакует танк, и нажал на гашетку. Убил человека.

- А.Д. Ему что-нибудь было за это?

- Нет.

- А.Д. А эффективны эти пулеметы? Насколько эффективны спаренный с пушкой и курсовой пулеметы?

- Это оружие на поражение по площади, а не по цели.

- А.Д. То есть, просто веером, в кого попадет…

- У меня была неприятность под Харьковом по этому делу. Мы ходили в атаку под совхозом "Красный Октябрь". И между собой договорились о том, что еще не пройдя свою пехоту, начнем стрелять из пушек и башенного пулемета через голову пехоты, а курсовой пулемет, конечно, нельзя использовать, потому что он бьет по своим. И вот мы начали стрелять а радист, в суматохе забыл, что я его предупреждал. Дал очередь. Практически по своим. Потом контрразведка, то, другое. Ну слава Богу, что никто не пострадал. Его таскали потом: "Почему ты это сделал, что - тебя командир не предупреждал"? И он признался честно, что предупреждали. Такая штука была. А так этот пулемет в лобовой ни черта не дает, потому что хоть с верхнего стреляешь, куда-то дальше, а радист же ничего не видит, куда же ему стрелять?

- А.Д. А почему он не видит?

- Так там же вот такая дырочка маленькая. Он ничего не видит, как слепой.

- А.Д. А какие были основные механические проблемы? Танк ломался, понятно. Что ломалось чаще всего? Рвалась гусеница?

- Да. Там на 34-ке одна гусеница плоская, другая с гребнем и движение было за счет того, что этот гребень в ведущем колесе попадал в отверстие. Стоит гусенице чуть-чуть ослабнуть, и этот гребень отодвигается, отодвигается. Порлучается, что при растяжении проскальзывает, а так вообще-то гусеница прочная, только попадание снаряда в нее может ее порвать.

- А.Д. А что рекомендовалось при попадании снаряда: починить гусеницу в бою или покинуть танк?

- Хотите я вам расскажу еще одну историю? В свое время появились "королевские тигры". И был случай, когда младший лейтенант Осин, как его потом прославили "победитель "тигров", из 34-и с короткой 76-мм пушки подбил сразу три "Тигра". Этот Осин кончал училище вместе со мной. Он уже стал Героем Советского Союза. Мы с ним на Соколе учились, когда я только из лагеря пришел. Я говорю: "Слушай, ну мне-то ты скажи по совести, как ты мог подбить трех "Тигров" и сам при этом не получил ничего"? И он мне рассказал, как это было. Был бой, в котором Тигры не участвовали. Его танк по лучил повреждения - слетела гусеница. И там этот танк на одной гусенице развернуло боком и он сполз в небольшой овражек. Экипаж начал заниматься этими гусеницами. Танк стоял так, что над краем овражка торчала только башня. А перед ним поле, и немцы в это время пустили этих трех Тигров. Он, молодец, не растерялся, хоть он во время учебы больше сидел на гауптвахте, чем учился, но Тигры были к нему боком, они его достать не могли, потому что он был в мертвой зоне - они рядом шли. Он по заднему Тигру выстрелил, пробил бортовую броню - загорелся, потом развернул башню - выстрелил по переднему - занялось, а потом добил средний танк. Он молодец, смело поступил, отлично стрелял, но он не рисковал ничем. Потом он действительно подбил три "Тигра", но это было потому, что его танк был недвижим. Это он мне рассказал в январе 45-го года. Почему он рассказвал? Его отозвали с фронта и назначили работать в Ульяновское танковое училище. Он ехал в новой шикарной дубленке. Мы говорили: "Как ты там преподавать будешь? А он: "Объяснять, рассказывать". - "Ты просился" - "Да что ты! Просто они решили - Герой Советского Союза, знаменитый танкист, забрать его в училище, обучать молодежь". Потом он рассказал, как он эти Тигры сжег. Это нисколько его не позорит. Просто стечение обстоятельств. Может быть я бы растерялся на его месте. А он нет.

- А.Д. А что еще можно выделить как механические проблемы Т-34-ки, что ломалось еще? Тяги рвались?

- Нет, что вы! Там тяга вот - Отче наш!

- А.Д. Обычно во время боя, командир все-таки с открытым люком, или с закрытым?

- Лучше с открытым. Если тагильский люк, простой, лучше с открытым. А с горьковским люком тяжело. Но с другой стороны дороже для себя видеть местность, чем защищаться.

- А.Д. А какие преимущества Т-34 над противником вы могли бы выделить? Или вам не приходилось быть в таких ситуациях, как танк против танка выступать.

- Надо подумать. Во-первых, насчет разворотов 34-ка неважная машина, потому что силы много надо водителю. Не сразу берет, все-таки остановить гусеницу - это тяжело. В отношении скорости - у нее хорошая скорость. Километров 50, наверное, она шла.

- А.Д. А в бою держали максимальную скорость?

- В бою максимальную не подержишь, потому что много скрытых препятствий. В бою дело не в скорости, в бою дело в том, как скорее обнаружить противника. Стрельбу вели с коротких остановок, а иначе там земля-небо мелькают. Надо было остановить, потом скорость снова надо набирать. Это же не легковушка!

- А.Д. А насколько верно высказывание, что самое важное качество танка это не броня и пушка, а надежность машины?

- Черт его знает. Вообще-то говоря что понимать под словом "надежность". Отказывать в работе - танки не отказывали. Не надежность, а может быть подвижность машины.

- А.Д. В бою как двигается танк: по прямой или старается зигзагом?

- Зигзаг ничего не дает. Вопрос в том, как строить танки, ромбом в линию, или еще как. А зигзаг ничего не дает.

- А.Д. А с закрытых позиций стреляли из танка?

- Обязательно. Только по площади. 34-ка и то била на 13 или 16 километров. Когда пехота должна была идти в наступление, надо подорвать - стреляли залповым огнем.

- А.Д. Вам приходилось в Запорожье воевать, в чем особенность?

- Во всех городах особенность. Во-первых, то, что не знаешь города, можешь залететь в любой тупик.

- А.Д. Карты были?

- Карта не поможет, когда ты идешь на танке. На право, налево - на машине едешь и то… Карт не было. Это раз. Потом второе положение: в городе сверху могли стрелять и ты не видишь кто по тебе стреляет, из подвалов. особенно когда немцы сделали этот Фауст-патрон, стало очень опасно в городе.
Когда мы брали Секешфехервар. Танкистов предупредили, что даже если будет идти огонь из подвалов, не стреляйте из орудия по подвалам, потому что там прячутся мирные жители. Пусть пехота их берет. Мы это выполнили. А тут армия Венка поперла нас из Секешфехервара. Кстати, пришлось оставить раненых в кузне с медсестрой. Когда мы вернулись, мы их нашли - они им всем головы молотом разрубили, а ей глаза выкололи и груди отрезали. Так вот, когда мы отступали из Секешфехервара, местные жители с крыш наших пехотинцев смолой горячей, кипятком поливали. Когда мы второй раз брали город, нам говорили, что бы стреляли по подвалам - не хрена.

- А.Д. А вообще как м складывались отношения с мирным населением?

- У моего отца есть книга "По следам фронтового дневника". Как раз об отношениях с венграми. Когда мы уже занимали город и становились хозяевами отношения были отличными. Чай, кофе. Но наши солдаты, я не помню, чтобы хоть раз вымещали злобу. Русский солдат отходчив.

- А.Д. А существовали нормы потребления боекомплектов?

- Нет.

- А.Д. А какова процедура пополнения. То есть боекомплект выдавали на каждый танк или на взвод, роту, батальон?

- Нет. Подъезжает к тебе грузовик: "Сколько тебе надо?" - "20" - "Бери"

- А.Д. А распределялись снаряды: сколько надо взять бронебойных, сколько осколочно-фугасных?

- Это сколько закажешь или сколько есть в наличии.

- А.Д. Вот вы сколько брали обычно?

- Ну как сказать. Если мы знали, что будем стреляться с танками, конечно лучше всего было брать бронебойный, а еще лучше подкалиберные. Но с подкалиберными всегда тяжело было. Если подкалиберные есть, то его забираешь в первую очередь. Если знаешь, что придется бить по площади или по пехоте, значит берешь осколочный.

- А.Д. А как определить пройдет танк по мосту или не пройдет? Саперы следили, это они разбирались?

- Да. Если надо, все равно шли.

- А.Д. А эвакуаторные машины были в каждой роте? Тягачи танковые?

- Это зависело от возможностей. Вообще, было положено эвакуатор в лучшем случае на роту, но это слишком жирно на 10 машин эвакуатор. Обычно 1-2 машины на батальон. Потом их же делали мы сами практически. Какой-то танк, там башня повреждена, то, другое… снимали башню и делали эвакуатор.

- А.Д. А немецкие танки вы сами не использовали?

- Нет, ни когда в жизни! У нас же бензина на них даже не было.

- А.Д. А вот правда, что пушку или танк противника заметить л егче, если у нее есть дульный тормоз?

- Я не знаю. Немцы ставили тормоза на всех.

- А.Д. Как Вы относились к немецким солдатам?

- Мы же с ними не имели дела лицом к лицу. Я не знаю сколько убил или не убил. Когда написали, что мы 8 танков подбили, то это брех. По-моему, танка 4. И мы не знаем кто подбил, мы все стреляли. Как я скажу, что я подбил, когда мы стреляли трое? И потом, как я могу сказать, что я уничтожил танк, может я в гусеницу попал и он встал. Черт его знает!

- А.Д. Но если вы станком встречаетесь, его надо добить, пока не сгорит?

- Да черт его знает. Я откровенно говоря не думал об этом. Важно было, чтобы он остановился и больше не стрелял.

- А.Д. Вам не цепляли к вам пушки за танки.

- Не-а. Зачем?

- А.Д. Как обустраивались зимой?

- У нас были танковые печи. Печка обычная под дрова приворачивалась сзади. Так что делали. Экипажу зимой куда-то деваться надо, нас же в деревню не пускали. Внутри танка дикая холодища, а потом больше двух человек там не ляжешь. Вырывали хорошую траншею, загоняли на нее танк, брезентом весь накрывали, края брезента прибивали. А под танк вешали печку и ее топили. И таким образом мы себе грели траншею и спали. Грели днище танка. .

- А.Д. А в дождь люки текли?

- Нет. Дождя не боялись.

- А.Д. А брезент зачем? Танковый.

- Брезент - накрывать имели в виду на стоянке, для маскировке, пыли меньше, можно было на него траву положить - такие вещи.

- А.Д. Не от дождя?

- И не только. Главное - если надо было делать ремонт, там дождь и ли что, чтобы можно было сделать его как палатку.

- А.Д. Действительно ли СМЕРШ судил всех, кто выходил из окружения?

- Я вам скажу одну вещь. Я пришел из первого окружения. У меня с ранениями были осложнения и я ходил на перевязку в санитарный батальон. И вот иду оттуда. Мне: "Младший лейтенант, Вас подполковник Дедов". А это председатель трибунала. У нас свой трибунал был. Затащили меня туда. Он говорит: "Сиди здесь, мне надо двоих судить, мне нужны народные заседатели. Подожди, сейчас еще кого-нибудь приведут". Поймали еще кого-то. Я говорю: "Я же сам вот только вышел". Мне говорят: "Ничего, будешь народным заседателем". Начали судить, двоих осудили. Судили их не за что, ни про что. Я сказал, что я протоколы не подпишу. Потому что, в первом случае стояли двое часовых на складах и одного часового убили, другой остался живой. Кто-то стрелял. Так того обвинили, что он убил. Это же глупость! Говорят: "Подпиши, его в штрафной батальон отправим". А я говорю, дайте доказательства, что он мог убить. А другого, вообще глупый суд был. Он с Западной Украины, и когда немцы были там, то крестьян сгоняли: "Бери лошадь, вези камень, делай то-то" и не трогали. А когда наши освободили территорию, его призвали в армию, и он кому-то рассказывал, как немцы заставляли его что-то возить. Ему пришили, что он служил у немцев и присудили к расстрелу, с заменой штрафным батальоном. За что? Там все население работало. Он же с немцами не ушел. За что же его судить?
Я ни одной минуты не обижался на саму контрразведку. Я обиделся второй раз на этого подполковника, что он меня подставил.



Интервью и литературная обработка:
Артем Драбкин

Эта страничка принадлежит вебсайту Я помню



@ library.by