Der deutsche Angriff auf die Sowjetunion 1941. Die Kontroverse um die Preventivkriegsthese. Wissenschaftliche Buchgesellschaft. Darmstadt. 1998. 291 S.

Под редакцией Г. Р. Юбершера и Л. А. Безыменского вышел фундаментальный коллективный труд немецких и российских историков на тему, продолжающую вызывать споры в отечественной и зарубежной историографии. Как известно, вопрос о "вынужденной" гитлеровской агрессии против СССР и о подготовке Сталиным "превентивной войны" против нацистской Германии был реанимирован немецкими неоконсерваторами и В. Суворовым, и несмотря на неприятие их позиции большинством российских и многими немецкими историками, доказавшими отсутствие документальной базы их аргументов, вновь и вновь поднимается на страницах научной печати и в публицистике ¹ . В конечном счете он выливается в проблему виновности в развязывании Второй мировой войны.

Но до сих пор дискуссия по этой проблеме в России и Германии страдала тем, что действия обоих политических центров- в Берлине и Москве- не сопоставлялись друг с другом и не сравнивались синхронно. Явно назрела необходимость оценить военную политику обеих держав в их временной параллели и взаимозависимости и документально обосновать вопрос о военных намерениях двух сторон. В книге рассматривается военно-политическая ситуация накануне начала германской агрессии- с немецкой точки зрения, развитие советско-германских отношений в 1939- 1941 гг. в оценке московских руководящих кругов, военные планы советского руководства, деятельность советской разведки перед началом фашистской агрессии и анализ советской и немецкой историографии проблемы. Половину книги занимают документы и обширные комментарии к ним.

стр. 166

Издатель и немецкий редактор книги Юбершер, рассматривая состояние германо-советских отношений с 1939 по июнь 1941 гг., делает вывод, что главным движущим мотивом в принятии Гитлером решения о начале войны против СССР были отнюдь не политические и идеологические намерения "истребить еврейский болы евизм", а расистская программа "завоевания жизненного пространства на Востоке". Союз с СССР был для него всегда временным и вынужденным, по' пыткой обеспечить свой тыл. При этом имела место недооценка экономического и военного потенциала Советского Союза. На основе многочисленных высказываний Гитлера и его приспешников автор делает вывод, что "источники не дают основания считать, что решение Гитлера о нападении на СССР было реакцией на советскую внешнюю политику летом 1940г." (с. 13-14). Анализ хода военного планирования нападения на СССР в 1940 г., предпринятого по указанию нацистского диктатора, свидетельствует об отсутствии серьезного сопротивления его решению со стороны немецкого военного руководства в отличие от его противодействия началу западной кампании в 1939 году. "Гитлеру едва ли было возможно осуществить подобную войну на уничтожение в таких масштабах, если бы многие силы и руководящая элита в военной, экономической и дипломатической сферах своим одобрением или бездействием не обеспечили ему прямую или косвенную поддержку, что и позволило нацистскому режиму мобилизовать антикоммунистические, антиславянские и антисемитские чувства как базу преступных действий". Планы нацистской "Восточной программы", отразившиеся в приказах и военных инструкциях, призваны были оправдать войну против СССР, носившую агрессивный и преступный характер.

В статье "Нападение Гитлера на СССР и планы Сталина. Оценка в немецкой историографии и обновленный тезис о "превентивной войне" Юбершер оценивает попытки возрождения старого мифа как стремление воссоздать националистически-ориентированную историческую картину немецкого прошлого. Критически оценивая работы ряда историков - Э. Топича, И. Хоффмана, Э. Нольте, В. Суворова, X. Магенхаймера, Ф. Бекера, В. Мазера, - автор делает вывод, что попытки консервативных историков дать историческую картину военно-стратегических представлений, развития оборонной промышленности в СССР и сталинской великодержавной политики, остаются неубедительными. У Красной армии не было намерения начать войну против Германии в 1941 году. Сторонники обновленного тезиса о "превентивной войне" остаются в немецкой исторической науке достаточно изолированными.

Однако им часто уделялось много места в консервативных средствах информации. Можно предположить, что история Второй мировой войны используется правыми и консервативными кругами для формирования определенного немецкого национального сознания, преследующего цели создать более четкие контуры старого образа врага и отвлечься от вопроса о немецкой ответственности за агрессию. Это должно привести к переосмыслению нападения на СССР. "Но с исторической наукой это не имеет ничего общего" (с. 58). Как не имеет ничего с ней общего и попытка замолчать великодержавную политику Сталина и террор в период его диктатуры.

В. Бенц, исследуя основные тенденции в освещении нападения на СССР в преподавании истории в ФРГ, подчеркивает, что хотя тезис о "превентивной войне" напрямую отсутствует в школьных учебниках, для 1960- 1970-х годов был характерен апологетический подход к этой теме. Немецкая агрессия против Советского Союза изображалась в лучшем случае как неизбежная схватка двух диктаторов. Однако в последнее десятилетие произошел определенный позитивный поворот к более реалистическому изображению истории войны. Во всех изученных автором учебниках ответственность за нападение на СССР возлагалось в первую очередь на идейно-политическую программу "завоевания жизненного пространства для немцев на Востоке". Германо-советские отношения перед войной стали излагаться более детально. Бенц отмечает при этом, что в последнее время вновь усилилась пропаганда лживого тезиса о немецкой "превентивной войне" на Востоке в праворадикальных группах молодежи, в связи с чем все большая часть учительства выражает "растущую потребность в аргументах для отпора этому ревизующему историю тезису" (с. 73).

В статье М. И. Семиряги рассматриваются предыстория советско-германского пакта о ненападении 1939 г. и связанные с ним документы. Использованные автором неопубликованные материалы из архива внешней политики Российской Федерации, документы немецкой внешней политики и новейшие публикации отечественных и немецких историков позволяют ему более объективно оценить причины просчета Сталина и его окружения при заключении указанных соглашений, в первую очередь, догматический подход к оценке главной дипломатической

стр. 167

и военной опасности, якобы исходящей от западных демократий, и явно гиперболизированная боязнь войны на два фронта. Другая крупная ошибка состояла в том, что "пакт о ненападении не гарантировал СССР подлинного статуса нейтралитета. Более того, он превращался в пакт о взаимопомощи между СССР и Германией. Можно себе представить, какие непредвиденные последствия скрывал он для СССР. Хотя и не существовало военного союза между Советским Союзом и Германией, но доверительный характер советско- германских отношений позволяет сделать вывод о том, что отношения между Москвой и Берлином укрепили экономический и военный потенциал Германии в войне против Англии и Франции. И в этом смысле не существовало полного нейтралитета СССР" (с. 81).

Хотя договор и облегчал реализацию советских территориальных претензий, он все же довольно сильно связывал руки советскому правительству, так как ограничивал рамки его внешнеполитической активности. Семиряга, в отличие от традиционной оценки советской историографией преимуществ договора для Советского Союза, не абсолютизирует их: выигрыш времени до начала нападения Германии оказался недостаточным, революционного взрыва в европейских странах не последовало, а передвижка границ на 300 км на запад не спасла советскую территорию от внезапного нашествия Германии.

Как отмечают издатели книги, "анализ немецких военных планов при этом не является полностью новым, так как они неоднократно и детально изучены и могут опереться на современное состояние изученности вопроса. Но более важным является сравнительный подход русской стороны на основе русских источников" (с. VIII). Поэтому военные намерения Москвы и Берлина, в первую очередь Сталина и Гитлера, исследуются немецкими и российскими историками одновременно на основе опубликованных источников- речи Сталина 5 мая 1941 г., его высказываний о советской политике в отношении Германии.

Статья Безыменского о роли советской разведывательной службы в информации высших эшелонов СССР накануне войны подтверждает известный тезис о принципиальной недооценке Сталиным роли разведки. "Диктатор мог выбирать из разведдан-ных то, что ему казалось нужным для обоснования своей застывшей концепции. Это относится и к определению Сталиным в сентябре- октябре 1940г. возможного направления главного немецкого удара" (с. 110). Систематизируя данные из архива Политбюро и личного архива Сталина, Безыменский делает вывод, что сами руководители разведки (особенно Голиков и Берия) дезавуировали неугодные Сталину сообщения и становились объектом дезинформации со стороны Германии. Но если период весны 1941 г. получил довольно подробное документальное освещение, то, как отмечает автор, до сих пор в распоряжении историков нет документальных свидетельств об использовании материалов разведки советским руководством в целях укрепления своих позиций при разделе сфер влияния после заключения пакта 1939 года. Также нет и документальных следов возможной переписки Сталина с Гитлером в целях смягчения обострившихся противоречий в советско- германских отношениях в мае 1941 г. и точных доказательств существования надежд в окружении Сталина на возможность уладить "конфликт" 21-22 июня 1941 г. путем переговоров.

А. И. Борозняк, анализируя отечественную историографию данной проблемы, отмечает, что возникшая после публикации майского 1941 г. оперативного плана советского Генштаба дискуссия разделила российских историков на две группы: одни считали его программой стратегической обороны (Ю. Горьков, М. Гареев, А. Печенкин, Л. Безыменский, Д. Волкогонов, О. Вишлев), другие- директивой превентивного удара по вермахту (В. Данилов, М. Мельтюхов). Борозняк считает, что однозначного ответа на вопрос, утвердил ли его Сталин, нет до сих пор. Сомнения вызывает также готовность и объективная возможность такого превентивного удара со стороны Красной армии.

Характеризуя архивные данные о советской пропаганде накануне войны, полученные В. В. Невежиным, Борозняк отмечает, что "историк в некоторых случаях смешивает понятия "политическое решение" и "политическая пропаганда". Вопрос о том, были ли лозунги советской прессы прямым отражением подлинных намерений политического и военного руководства или оставались лишь заявлениями пропагандистского характера, до сих пор остается открытым" (с. 122). Автор обращает внимание на определенный отрыв размышлений отечественных историков при оценке военно-политических акций СССР от реальных событий Второй мировой войны в Европе. Отвечая на вопрос о причинах столь широкого резонанса на книгу Суворова в России и за рубежом, автор видит их в "глубоком кризисе российской историографии, в которой так сравнительно легко мифы и схемы сталинской и послестали некой эры сменяются антимифами и антисхемами. Успех в продаже "Ле-

стр. 168

докола" определялся также отсутствием публикаций документов политического руководства СССР накануне немецко-советской войны. Книга Суворова создает ложное впечатление о труде, якобы основанном на исторических документах, однако процесс исследования прошлого лишь имитируется автором" (с. 124). Именно Борозняк отметил в свое время взаимную связь между научной дискуссией российских историков по поводу тезиса о "превентивной войне" со спором немецких историков в 1986-1987 годах ² .

Подборка советских документов из архивных фондов Генштаба Красной армии, подготовленная Безыменским, свидетельствует о явно оборонительной стратегии советского руководства, сталинских просчетах относительно возможности соблюдения германской стороной пакта о ненападении и игнорировании им конкретных разведывательных материалов о военной опасности со стороны Германии. Она позволяет сделать вывод об отсутствии у Сталина в 1940-1941 гг. намерения начать наступательный завоевательный поход в Центральную Европу.

Массив избранных немецких документов, публикуемых и снабженных комментариями Юбершером, освещает в основном ход подготовки и планирование наступательной захватнической войны против СССР с лета 1940 до июня 1941 года. Вместе с тем эти документальные публикации лишний раз подтверждают острую необходимость полной публикации документов Архива Президента РФ и Генштаба Красной армии по данному вопросу.

Рецензируемая книга - весьма актуальная попытка дать конкретный ответ на вопрос о характере немецкой агрессивной войны. "План Барбаросса" не был для нацистского руководства планом превентивной войны, и перед июнем 1941 г. со стороны советского руководства не было каких-либо конкретных приготовлений к наступлению, которые можно было бы сравнить с глобальными мероприятиями немецкого генштаба. При этом нет конкретных доказательств того, что летом 1941 г. планировалось нападение Советского Союза на Германию. Источники документально свидетельствуют о несостоятельности тезиса о советских планах "превентивной войны". Они показывают в то же время, что руководство Красной армии летом 1940г. старалось подготовить необходимые оборонительные мероприятия и принять меры предосторожности, которые были отклонены Сталиным, что имело затем весьма трагические последствия для Советского Союза.

Примечания

1. Другая война: 1939-1945. М. 1996; ГОРОДЕЦКИЙ Г. Миф "Ледокола". Накануне войны. М. 1995; Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М. 1997; Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? М. 1995. и др. В 1995 г. легенда о "превентивной войне" стала предметом дискуссий на международной научной конференции в Москве, показавших значительное сближение позиций отечественных и зарубежных историков.

2. БОРОЗНЯК А. И. 22 июня 1941 года: взгляд с "той" стороны. - Отечественная история, 1994, N 1.