Советское руководство в восприятии нацистской верхушки в годы второй мировой войны
Актуальные публикации по вопросам военного дела. Воспоминания очевидцев военных конфликтов. История войн. Современное оружие.
Национал-социализм и большевизм были враждебными идеологиями. Уничтожение "еврейского большевизма" было краеугольным камнем в здании гитлеровской идеологии. В разговоре с Г. Раушнингом Гитлер заявил: "Мы всегда останемся верны нашей концепции: видеть в большевизме своего смертельного врага. Мы продолжим дело наших армий, начатое в мировую войну и прерванное перемирием 1918 года. Задача разбить вдребезги грозную массу панславянской империи все еще остается в силе". Гитлер рассматривал Россию как искусственное образование, которое не имеет какого-либо оправдания для своего существования; конец большевистского, "еврейского господства" в России будет концом России как государства1.
Образ России сформировался у Гитлера под влиянием пропаганды времен первой мировой войны, известных ему программных документов тех лет о военных целях Германии и "практических знаний" о России, почерпнутых им при общении с германскими военными и политиками. После революций в России и Германии к этому добавилась ненависть к большевизму. В книге "Моя борьба" Гитлер выступал против заключения союза между Германией и Советской Россией, который означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен. Такая война могла бы означать только конец Германии. Он утверждал, что было бы безумием вступать в союз со смертельными врагами2. Тем не менее 23 августа 1939 г. между СССР и нацистской Германией, по инициативе германской стороны, был подписан договор о ненападении.
Пакт Молотова-Риббентропа рассматривался Гитлером как тактический ход и никоим образом "не мог стать долговременной основой для двусторонних выгодных отношений". Военное руководство, ведущие сотрудники внешнеполитического ведомства, промышленники из окружения Г. Геринга были посвящены в планы Гитлера относительно СССР. Все знали, что германо-советская "дружба" будет недолгой. Гитлер за день до подписания пакта, 22 августа 1939 г., выступая на секретном совещании высшего генералитета, заявил, что германо-польский договор о ненападении (1934 г.) был
Ерин Михаил Егорович - доктор исторических наук, профессор, декан исторического факультета Ярославского государственного университета.
задуман просто как выигрыш времени. С Россией проделывается то же самое. "Нам нечего бояться блокады. Восток поставляет нам пшеницу, скот, уголь, свинец, цинк. Это огромная цель, которая требует огромных сил"3. Для Гитлера это был пакт с "сатаной для изгнания черта". Договор со Сталиным ничего не менял в его антибольшевистской политике.
На этапе, казалось бы, успешного политического и экономического сотрудничества Москвы и Берлина политическая верхушка Третьего рейха внимательно следила за потенциальным противником. 14 сентября 1939 г., по свидетельству Геббельса, в разговоре с ним Гитлер затронул вопрос о потенциале Красной армии. Он в очередной раз высказал уверенность в "катастрофическом состоянии русской армии. Ее едва ли можно использовать для боевых действий. Отсюда, видно, и такое упорство финнов". Через несколько дней на совещании с главнокомандующими родов войск вермахта Гитлер вновь утверждал, что "Россия в данный момент не опасна. Она ослаблена многими внутренними обстоятельствами... В настоящее время боеспособность русских вооруженных сил незначительна. На ближайший год или два нынешнее состояние сохранится". О действиях Красной армии в советско-финской войне Гитлер и Геббельс отзывались негативно. Фюрер с издевкой говорил: "Хорошенького же союзника мы себе выискали". Оба сходились в оценке Красной армии, которая "стоит немного", тот и другой были довольны, что советская Россия крепко увязла в войне против Финляндии, оба радовались, что у Москвы руки связаны этой войной. 29 декабря Геббельс записал в дневнике слова Гитлера: "Сталин - типичный русский азиатского типа. Большевизм уничтожил в России западноевропейский руководящий слой... Россия остается Россией, кто бы ею ни правил. Распространение большевизма на Западную Европу мы сумеем не допустить"4.
После быстрой победы над Францией в июне 1940 г. Гитлер полагал, что завоевать Россию будет гораздо легче. Ведь немцы за шесть недель нанесли поражение французской армии, считавшейся самой сильной в Европе. Россия же не обладает даже той силой, какую имела во время первой мировой войны. Ее экономическая система - в состоянии хаоса, коммунистическая диктатура вызывает ненависть. Сталин уничтожил большинство генералов и офицеров5. 28 июня 1940 г., как писал в мемуарах А. Шпеер, Гитлер, прогуливаясь перед своим домом с А. Йодлем и В. Кейтелем, убеждал собеседников: "Теперь мы показали, на что мы способны. Поверьте моему слову, Кейтель, русский поход по сравнению с этим всего лишь штабная игра"6.
В начале декабря 1940 г. в беседе с командующими армиями Гитлер говорил, что русские уступают немцам в вооружении, располагают небольшим количеством современной полевой артиллерии, основная масса русских танков имеет плохую броню. Армия не имеет настоящих командиров. К весне немцы будут "иметь явное превосходство в командном составе, материальной части, войсках. У русских все это будет, несомненно, более низкого качества. Если по такой армии нанести мощный удар, ее разгром неминуем". Таким образом, Гитлер не видел в Красной армии серьезного противника и считал, что ее легко можно будет уничтожить. В другом разговоре с командующими армиями, 9 января 1941 г., он снова уверял их, что "русские вооруженные силы представляют собой глиняный колосс без головы". Материальная часть вооружения устарела. Новое только то, что взято из-за рубежа. Командование безынициативно, не хватает широты мышления. Сталин, утверждал фюрер, умен и хитер. Он будет все время увеличивать свои требования. С точки зрения русской идеологии победа Германии недопустима. Поэтому решение: как можно скорее разгромить Россию7, хотя русских нельзя недооценивать. В немецком обществе также
господствовало мнение, что Красная армия - это бесхарактерная и безвольная масса плохо управляемых солдат.
Таким образом, в 1940 - 1941 гг. превалировал традиционный образ СССР как "колосса на глиняных ногах", который при малейшем толчке извне развалится8. Хотя многие офицеры не всегда соглашались с такими взглядами "в высших кругах". В соответствии с этим образом, Россия огромна, но структурно слаба и поэтому в случае военного конфликта проиграет Германии. Полное неведение отмечалось в вопросе о производственной мощности советской индустрии, считалось также, что вся русская интеллигенция находится в лагерях9.
С двадцатых чисел июля 1940 г. Гитлер сосредоточил усилия на подготовке нападения на СССР. В то же время он боялся сближения СССР с Англией. Надежда Англии - Россия и Америка. Он стремился не допустить сближения двух стран. Геббельс 1 июня 1940 г. отметил в своем дневнике, что "никакого омрачения германо-русских отношений констатировать нельзя. Сталин твердо остается с нами, несмотря на все лондонские соблазны". А несколько позже не без ехидства записал, что "русские поставляют нам даже больше, чем мы хотим иметь. Сталин не жалеет труда, чтобы нравиться нам. У него, верно, достаточно причин для этого"10.
Во время визита народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. Геббельс отметил: "Молотов прибывает в Берлин под проливным дождем. Сдержанный прием". Министр пропаганды с интересом всматривался в лица членов советской делегации, пытаясь выяснить подспудные мотивы их проступков. О Молотове он оставил такую запись: "Молотов производит впечатление умного, лукавого (человека); весьма замкнут, лицо мертвенно-бледной желтизны. Едва ли из него что вытащишь. Выслушивает он внимательно, но более ничего. Также и с фюрером... Молотов своего рода форпост Сталина, от которого, однако, все зависит". Крайне негативно отозвался Геббельс о сопровождавших Молотова лицах: "Более чем заурядны. Ни единого заметного человека. Как будто они специально пытаются подтвердить наши теоретические воззрения о сущности большевистской массовой идеологии. Здравый диалог невозможен ни с кем (из них). На лицах запечатлен страх друг перед другом и комплекс неполноценности. Даже самая безобидная беседа практически исключена. ГПУ бдит. Это ужасает"11. После неудачных двусторонних переговоров с Молотовым Гитлер решил, что "поход на Восток можно было бы начать 1 мая 1941 года". Фельдмаршал Кейтель, выступая перед высшим командным составом вермахта в конце ноября 1940 г., заявил, что по большим вопросам политики "с русскими очень трудно разговаривать", "они слишком отсталы и некультурны" и что в силу этого они в таких вопросах "ничего не понимают". Геринг высказывался в том плане, что при оккупации Советского Союза "первым делом следует как можно быстрее покончить с большевистскими вождями"12.
15 января 1941 г. был распространен секретный документ под названием "Вооруженные силы военного времени Союза Советских Социалистических Республик по состоянию на 1 января 1941 года"13. На этот документ опиралось германское военное планирование. Слабость Красной армии усматривалась в медлительности руководителей всех уровней, в шаблонности, страхе перед ответственностью, в заметном отсутствии достаточной подготовки14.
Крайне низко германское командование оценивало советский офицерский корпус. Немецкие генералы считали, что военное командование Красной армии безынициативно, не обучено новейшей тактике ведения боя. 5 мая 1941 г. полковник Кребс, заместитель военного атташе генерала Кёстринга, только что вернувшийся из Москвы, где по отношению к нему была
проявлена большая предупредительность, докладывал на совещании: "Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня"15. Кребс в качестве заместителя военного атташе внес немалый вклад в то, что при оценке Красной армии была совершена грандиозная ошибка, и что это ошибочное представление разделяло руководство вермахта16. В отличие от него генерал Кёстринг незадолго до начала вторжения в СССР в кругу видных генералов говорил: "Какова сила Красной армии, я не знаю, но предупреждаю, не недооценивайте ее"17.
О невероятной секретности в Красной армии и полной изолированности руководящих кругов от внешнего мира накануне войны писал генерал К. Типпельскирх. Определить хотя бы приблизительно военную мощь Советского Союза было почти невозможно. Мобилизационные возможности вооруженных сил и их экономические источники, техническая оснащенность - все было покрыто непроницаемой тайной. Возможности русских, продолжал он, сильно недооценивались, оценка вооруженных сил представляла исключительные трудности. Советско-финская война дала новые отправные данные, которые, однако, в ряде случаев привели к ложным заключениям. Как отмечал Типпельскирх, немцы полагали, что они значительно превосходят русских по качеству командного состава. Русские отставали в организации крупных подвижных соединений, предназначенных для решения оперативных задач. Он отрицает версию, будто Советский Союз стремился к вооруженному конфликту с Германией. Осторожные и трезвые политики в Кремле не могли замышлять нападения на Германию. К тому же русские в 1941 г. чувствовали, что они были слабее немцев. Изменения советской политики в отношении Германии ожидать не следовало. Напротив, Советский Союз по-прежнему стремился точно выполнять свои обязательства по торговому соглашению18. Другие генералы (Г. Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, Г. Томас, начальник экономического управления ОКБ) высоко отзывались о военном и промышленном потенциале СССР.
Дневниковые записи Геббельса первой половины 1941 г. позволяют проследить, как нарастала его уверенность в страхе Сталина перед немецкими танками и надвигающейся бурей. 9 мая 1941 г. он записал: "Итак, у Сталина - неприкрытый страх". Несколькими днями позже: "Сталин продолжает действовать нам на пользу, публикует наивные коммюнике, хитрость которых очевидна, слишком поздно!". И далее: "В Москве продолжают строить догадки. Сталин, кажется, постепенно начинает понимать, что происходит. Но в общем он в оцепенении, как кролик перед удавом"19.
Накануне нападения Геббельс хвастался, как ему удается ловко вводить в заблуждение общественное мнение за границей, да и внутри страны насчет целей сосредоточения немецких войск. Он распускал невероятные слухи, наподобие того, что Сталин вот-вот прибудет в Берлин, заявлял о предстоящем вторжении в Англию и запланированной грандиозной мирной конференции с участием Москвы. Русские, отмечал он, кажется все еще ничего не подозревают. Во всяком случае, они сосредоточивают свои войска именно так, как мы только и можем того пожелать: концентрированно, а это легкая добыча в виде военнопленных. Геббельс с восторгом ожидал войны: это будет грандиозное наступление доселе невиданного масштаба. Пожалуй, более грандиозного история еще не знала. Европа будет избавлена от этой чумы. Совместные действия с Россией, собственно говоря, были пятном на нашем щите чести. С этим будет покончено20. Сталин опасается грядущих событий, а опровержение ТАСС 14 июня 1941 г., по мнению фюрера, порождено стра-
хом. Лицемерной игре Сталине придет конец. Сырьевые ресурсы этой богатой страны теперь мы сможем использовать21.
Гитлер утверждал, что советская политическая структура рухнет в ходе первых ударов. По мнению А. Тейлора, Гитлер решился на вторжение не потому, что советская Россия представляла опасность, а потому что ошибочно рассчитывал легко нанести ей поражение22. Судя по материалам Нюрнбергского процесса и воспоминаниям германских политиков и генералов, не все они были согласны с планом войны против СССР. Советники Гитлера были против похода на Россию. МИД также был против. Посол в СССР Ф. фон Шуленберг пытался предостеречь фюрера. 6 июня 1941 г. он докладывал: "Россия будет сражаться лишь в случае нападения на неё Германии... Русская политика, как и прежде, направлена на то, чтобы установить как можно лучшие отношения с Германией"23. Геринг считал войну с СССР нецелесообразной24. На Нюрнбергском процессе Кейтель отвечал на вопрос главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко: "Вы заявили Трибуналу, что вы были противником войны с Советским Союзом". Он утверждал, что якобы специально ходил к Гитлеру и просил его, чтобы фюрер не только изменил свои замыслы в отношении Советского Союза, но и вообще отказался от плана "Барбаросса" и вообще войны против СССР25. Можно ли верить подобным утверждениям Кейтеля? Судя по протокольной записи допроса 17 июня 1945 г., Кейтель первоначально действително скептически оценивал возможность войны на Востоке. Однако в зимой 1940 - 1941 гг. его мнение изменилось под влиянием разведывательных данных о сосредоточении советских войск. Он утверждал, что до войны немцы имели очень скудные сведения о Советском Союзе и Красной армии, получаемые от военного атташе. Решающим событием, повлиявшим на изменение мнения, явился визит Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. С этого времени, заявлял Кейтель, можно считать, что вопрос о войне с СССР был решен. Для Германии стала якобы ясной угроза нападения Красной армии. Этим возможным нападением Красной армии Кейтель оправдывал вторжение в Советский Союз в июне 1941 г., а всю войну на Востоке называл превентивной26. В мемуарах Кейтель также писал о "превентивном нападении Германии на Советский Союз"27. Гитлер тоже убеждал себя и своих генералов, что вторжение в Россию будет превентивной войной.
Летом 1941 г. политической и военной верхушке казалось, что колосс на Востоке рухнет под ударами германской армии. 4 июля 1941 г. Гитлер с уверенностью заявил: "Практически Сталин уже проиграл эту войну"28. "Мы вновь на вершине нашего триумфа", - записал Геббельс 30 июня. "Советский режим развалится как глиняный колосс". "Эта раковая опухоль (т.е. большевизм) должна быть выжжена. Сталин падет". 3 июля Сталин выступил по радио с обращением к советскому народу. Геббельс прокомментировал его следующим образом: "Речь человека с нечистой совестью, проникнутая глубоким пессимизмом". В пропагандистских передачах на Россию она характеризовалась как сигнал тотального поражения29.
Не менее оптимистично в первые дни войны оценивал ситуацию Ф. Галь-дер. На 12-й день Восточной кампании он записал в дневнике: "Не будет слишком смелым утверждать: кампания против России выиграна в пределах 14 дней. Разумеется тем самым она еще не закончена"30.
Судя по опубликованным документам, Гитлер испытывал к Сталину несомненную симпатию и с осени 1938 г. решил идти вместе со Сталиным. С гордостью заявлял он, что только три великих государственных деятеля есть во всем мире: Сталин, я и Муссолини. Муссолини - слабейший. Сталин и я - единственные, кто видят будущее. Таким образом, через несколько недель, го-
ворил фюрер 22 августа 1939 г., я протяну Сталину руку на общей германо-русской границе и вместе с ним предприму раздел мира. Гитлер считал Сталина самым значительным из всех современников. По мнению Г. Хильгера, советника посольства нацистской Германии в СССР, Гитлер сохранил свое восхищение Сталиным до конца. Хильгер писал, что Сталин проводил в отношении нацистской Германии политику умиротворения и, дабы умиротворить Гитлера, зашел слишком далеко. Но эта сталинская политика умиротворения впечатления не произвела. Фюрер на нее ни в малейшей степени не реагировал, а наоборот, рассматривал как доказательство слабости и страха31.
По утверждению Геббельса, Гитлер увидел Сталина в одном кинофильме, и тот сразу стал ему симпатичен. Тогда, собственно, и началась германо-русская коалиция. Думается, что это объяснение их сближения слишком наивно. 15 марта 1940 г. Геббельс записал, что Сталин пользуется в России популярностью и он - единственная надежда. Наследник Петра Великого. Представитель панславизма. Вероятно, мы, германцы, никогда не поймем этих славян. Сталин для русских - отец. Далее Геббельс задается вопросом: "Не ликвидирует ли Сталин постепенно и евреев? Вероятно, он только для того, чтобы ввести в заблуждение весь мир, называет их троцкистами. Кто знает? Во всяком случае, мы с Россией - союзники"32. По свидетельству В. М. Бережкова, Гитлер, прощаясь в ноябре 1940 г. с Молотовым в имперской канцелярии, сказал: "Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Да я и сам рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились". Гитлер сказал Молотову: "Я прошу вас передать господину Сталину мои приветы и мое предложение о такой встрече в недалеком будущем"33. Иногда Гитлер говорил, что Германия в безопасности, пока Сталин у власти. Чаще утверждал, что Сталин готовится всадить нож в спину Германии, как только она глубже втянется в войну с Англией.
По воспоминаниям И. фон Риббентропа, Сталин с первого же момента произвел на него сильное впечатление: "Человек необычайного масштаба". Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву. Риббентроп был поражен силой и властью этого человека, "который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде". Риббентропу запомнились во время второго визита в Москву в конце сентября 1939 г., когда был подписан договор о дружбе и границах, два высказывания Сталина. После подписания этого договора Риббентроп сказал Сталину, что по его убеждению, "немцы и русские больше никогда не должны скрестить оружие". Сталин, подумав, ответил: "Пожалуй, это все-таки должно быть так". Второе высказывание: "Я никогда не допущу ослабления Германии", свидетельствовало об осознании Советским Союзом своей военной силы и намерении выступить в случае неудачного для Германии хода войны. Риббентроп и сопровождающие его лица были в восторге от приема в Кремле, от общения с членами Политбюро, порой они чувствовали себя просто "среди своих старых партайгеноссен". Более того, по впечатлению Риббентропа, "во время обоих моих посещений Москвы подтвердилось мое убеждение: ни о какой акции, руководимой интернациональным еврейством и согласованной между Москвой, Парижем, Лондоном и Нью-Йорком, всерьез говорить не приходилось"34. Запись в дневнике А. Розенберга, одного из идеологов нацизма, 5 октября 1939 г. гласит: "Риббентроп рассказал Р. -В. Дарре, рейхсляйтеру, о своих московских впечатлениях: русские, по его словам, были очень милы... Кстати, Сталин произнес здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Гиммлер истребил комму-
нистов, то есть тех, кто верил Сталину, а тот - без всякой к тому необходимости - провозглашает здравицу в честь истребителя своих приверженцев. Он - великий человек", - говорили Риббентроп и его окружение35. Во время второго визита в Москву после подписания германо-советского договора о границах и о дружбе 28 сентября 1939 г., Сталин, довольный соглашением, собственноручно обвел карандашом участок на границе обещанной Россией зоны и презентовал Риббентропу как гигантские охотничьи угодья36.
С восхищением Гитлер называл Сталина гением, "гениальным малым", "гениальным типом", сравнивал его с хищным тигром, отдавал должное как беспощадному тирану: "Если Черчилль - шакал, то Сталин -это тигр". Идеал Сталина - Чингисхан и ему подобные, о них он знает буквально все, а его планы развития экономики настолько масштабны, что превзойти их могут лишь наши четырехлетние планы37. После поражения германских войск под Москвой и провала "блицкрига" Гитлер неожиданно заговорил об уважении к советскому военному руководству, подчеркнув при этом, что только "жестокое вмешательство Сталина спасло русский фронт. Мы должны в своем ведении войны найти аналогичные методы, чтобы таким образом утвердиться. Этой жестокости нам порой не хватало и мы должны это исправить38. Итак, жестокие меры Сталина послужили образцом для подражания. В записях Г. Пикера можно найти частые упоминания Гитлера о Сталине. 21 июля 1942 г. фюрер хвалил Сталина за "грандиозную чистку генералитета", которую Сталин провел в 1937 - 1938 гг., расстреляв маршала Тухачевского и других генералов. В этом он видел проявление сталинского ума и проницательности. Гитлер радовался тому, что немцы вовремя нанесли решительный удар по СССР. Он боялся динамичного промышленного развития СССР в ближайшие 10 лет, и даже представить себе невозможно, полагал он, каким вооружением обладали бы Советы, а Европа в то же самое время окончательно бы деградировала, оказавшись совершенно беззащитной, превратилась бы в объект советской экспансии, направленной на установление мирового господства39. Он высоко оценивал стахановское движение.
В тяжелые дни после Сталинградской битвы между Риббентропом и Гитлером состоялся любопытный разговор. Гитлер говорил о Сталине с большим восхищением: на этом примере снова видно, какое значение может иметь один человек для целой нации. Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941 - 1942 гг., вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной твердости этого человека, несгибаемая воля и героизм которого призвали и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин - это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Гитлер даже пообещал, что если Сталин когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему все свое уважение и предоставит самый прекрасный замок во всей Германии. Но на свободу такого противника никогда не выпустит40.
По свидетельству Шпеера, чем дольше длилась война, тем больше Гитлер испытывал невольное уважение к русским и Красной армии. На него очень сильное впечатление произвела их способность стойко и мужественно переносить поражения. Выступая перед гауляйтерами в начале мая 1943 г., Гитлер сказал, что "советские солдаты, проникнутые еврейско-большевистской идеологией, ведут войну с такой энергией и таким высоким боевым духом, которые сравнимы только с боевой моралью войск СС". К тому же он убедился, что большие чистки офицеров до войны не ослабили, а наоборот, усилили Красную армию41. О Сталине фюрер отзывался с большим уважением и особенно подчеркивал сходство ситуации, в которой они оба очутились
и которая потребовала от них железных нервов. Если же он вдруг вновь ощущал уверенность в победе, то с иронией замечал, что после победы над Россией во главе ее следовало бы оставить Сталина - разумеется, при условии его подчинения германским властям, так как он как никто другой умеет управлять русским народом. Вообще он видел в Сталине своего напарника и, видимо, из уважения в нему приказал хорошо обращаться с его сыном, попавшим в плен. Слова о том, продолжает Шпеер, что война с Россией не более чем "занятие на ящике с песком", были сказаны сразу же после подписания перемирия с Францией, а с тех пор Гитлер очень сильно изменился42.
В последних записях Геббельса за март-апрель 1945 г. имя Сталина упоминается часто и сопровождается характеристикой его как жестокого и безжалостного политика, который обращается с президентом Рузвельтом и премьер-министром Черчиллем как с глупыми мальчиками. Все трое: Рузвельт, Черчилль и Сталин осуществляют смертоносные планы в отношении немцев. Находясь в совершенно безнадежном положении, Гитлер все еще уповал на Сталина. 5 марта 1945 г. Геббельс отмечал стремление Гитлера договориться с Советским Союзом. Фюрер прав, подчеркивая, что "Сталин сумел бы, скорее всего, осуществить изменение курса военной политики, ибо ему нет надобности обращать внимание на общественное мнение в своей стране". При этом на Геббельса глубокое впечатление произвел генерал Власов, о котором он отозвался с похвалой: "замечательная голова", "в высшей степени интеллигентный и энергичный русский военачальник". Когда Власов заявлял, что Сталин - самый ненавистный человек в России, то это, конечно, говорится ради собственного оправдания. Геббельс был удивлен, когда в середине марта 1945 г. познакомился с досье, содержавшим биографии и портреты советских генералов и маршалов. Из этой книги, пишет Геббельс, нетрудно узнать различные сведения о том, какие ошибки совершили немцы в прошедшие годы. Эти генералы и маршалы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убежденными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В целом Геббельс вынужден был сделать неприятный вывод о том, что военные руководители Советского Союза лучше по происхождению, чем германские. Так, видимо, министр пропаганды пытался объяснить причины успеха Красной армии и не случайно впервые положительно отзывался о советских маршалах, которые проявили выдающиеся военные способности, так что Сталин имел все основания чествовать их. Геббельс в этой связи привел высказывания Гитлера о том, что Сталин имеет ряд выдающихся военачальников, но ни одного гениального стратега43.
Недооценка противника, как известно, ведет к просчету. Г. Гудериан, учитывая горький опыт войны, утверждал, что "исход любых боевых действий, как правило, а в особенности в России, намечать заранее нельзя". Поэтому ни один военачальник не может положиться на успех "молниеносной войны" в России. Во второй мировой войне стало очевидным, что советское командование обладает высокими способностями в области стратегии... Русским генералам и солдатам свойственно послушание. Они не теряли присутствия духа даже в труднейшей обстановке 1941 года. Генерал Ф. Меллентин считал, что одним из решающих факторов в достижении политических и военных успехов Сталина была безжалостная железная дисциплина в Красной армии, превратившая неорганизованную толпу в мощное орудие войны44.
Безграничная самоуверенность и самонадеянность Гитлера, преступления вермахта и его генералов и офицеров имели страшные последствия для СССР, но и катастрофические для самих немцев и Германии.
Примечания
1. АУШНИНГ Г. Говорит Гитлер. Зверь из бездны. М. 1993, с. 109, 268; ГИТЛЕР А. Моя борьба. М. 1992, с. 554.
2. ГИТЛЕР А. Ук. соч., с. 559, 561.
3. Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне "третьего рейха" против СССР. Смоленск. 2000, с. 103, 104.
4. Там же, с. 195, 110, 195 - 197.
5. Там же, с. 81.
6. ШПЕЕР А. Воспоминания. Смоленск. 1997, с. 249.
7. ГАЛЬДЕР Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск 1939 - 1942 гг. Т. 2. М. 1969, с. 282, 319.
8. ZEIDLER M. Das Bild der Wehrmacht von Russland und Roten Armee zwischen 1933 und 1939. In: Das Russlandsbild im Dritten Reich. Koln-Weimar-Wien. 1994, S. 119, 123.
9. ВАРЛИМОНТ В. В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. М. 2005, с. 156.
10. Откровения и признания, с. 223, 241 - 242.
11. АГАПОВ А. Б. Дневники Йозефа Геббельса. М. 2002, с. 19.
12. THOMAS G. Geschichte der deutschen Wehr- und Rustungswirtschaft. Boppard. 1966, S. 18.
13. ПРОЭКТОР Д. М. Агрессия и катастрофа. М. 1972, с. 234 - 237.
14. HILLGRUBER A. Das Russlands - Bild der fuhrenden deutschen Militars vor Beginn des Angriffs auf die Sowjetunion. In: Zwei Wege nach Moskau. Vom Hitler-Stalin Pakt bis zum "Unternehmen Barbarossa". Munchen-Zurich. 1991, S. 176, 177.
15. ГАЛЬДЕР Ф. Ук. соч. Т. 2, с. 504.
16. ВЕТТЕ В. Образ России как расово-идеологического врага в германском руководстве накануне нападения на Советский Союз в 1941 г. В кн.: Германия и Россия в XX веке. Две тоталитарные диктатуры, два пути к демократии. Кемерово. 2001, с. 321.
17. Цит. по: ПРОЭКТОР Д. М. Ук. соч., с. 232.
18. ТИППЕЛЬСКИРХ К. История второй мировой войны. Т. 1. СПб. 1994, с. 172 - 174.
19. Откровения и признания, с. 269; АГАПОВ А. Б. Дневники Йозефа Геббельса, с. 278, 307.
20. Откровения и признания, с. 305, 308; РЖЕВСКАЯ Е. Геббельс. Портрет на фоне дневника. М. 1994, с. 255.
21. АГАПОВ А. Б. Ук. соч., с. 340 - 341.
22. ТЕЙЛОР А. Вторая мировая война. В кн.: Вторая мировая война: два взгляда. М. 1995, с. 449 - 450.
23. Нюрнбергский процесс. Т. 3. М. 1989, с. 409.
24. Генералы и офицеры вермахта рассказывают... М. 2009, с. 18.
25. КЕЙТЕЛЬ В. Размышления перед казнью. М. 1998, с. 424, 244.
26. Генералы и офицеры вермахта рассказывают... С. 30, 31, 43.
27. КЕЙТЕЛЬ В. Ук. соч., с. 224, 231.
28. SCHREIBER G. Deutsche Politik und Kriegsfuhrung 1939 bis 1945. In: Deutschland 1933 - 1945. Bonn. 1993, S. 352.
29. АГАПОВ А. Б. Ук. соч., с. 356, 359, 371, 381 - 382.
30. ЯКОБСЕН Г. -А. 1939 - 1945. Вторая мировая война. В кн.: Вторая мировая война: два взгляда. М. 1995, с. 155.
31. Откровения и признания, с. 103, 72, 86.
32. Там же, с. 204.
33. БЕРЕЖКОВ В. Просчет Сталина. - Международная жизнь, 1989, N 8, с. 21.
34. РИББЕНТРОП И. Между Лондоном и Москвой. М. 1996, с. 143, 159, 161.
35. Откровения и признания, с. 45 - 46.
36. ШПЕЕР А. Ук. соч., с. 243.
37. ПИКЕР Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск. 1993, с. 478, 451.
38. ЯКОБСЕН Г. -А. Ук. соч., с. 173.
39. ПИКЕР Г. Ук. соч., с. 446 - 447, 451.
40. РИББЕНТРОП И. Ук. соч., с. 198.
41. IRVING D. Fuhrer und Reichskanzler Adolf Hitler 1933 - 1945. Munchen. 1989, S. 562.
42. ШПЕЕР А. Ук. соч., с. 419.
43. ГЕББЕЛЬС Й. Последние записки. Смоленск. 1993, с. 382, 95, 116, 200, 189, 93.
44. ГУДЕРИАН Г. Опыт войны с Россией. В кн.: Итоги Второй мировой войны. Сб. ст. М. 1957, с. 133; МЕЛЛЕНТИН Ф. Танковые сражения. 1939 - 1945. М. 2003, с. 356.
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1585048448 в базе LIBRARY.BY.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций