ВОЕННОЕ ДЕЛО (последнее)
ПЯТЬ ДНЕЙ ЖИЗНИ АЛЕШИ ГОРЕВА. РАССКАЗ.
Актуальные публикации по вопросам военного дела. Воспоминания очевидцев военных конфликтов. История войн. Современное оружие.
Понедельник. Вчера вечером дома отметили его появление на свет. Двадцать три. Немало. Сейчас девяносто пятый, он родился в семьдесят втором. Отец и мама говорят, это были трудные годы. С едой было плохо. Все приходилось "доставать". Теперь еды и тряпок - навалом, а вот "доставать" надо деньги. Это не у всех и не всегда получается. Ну ничего: прорвемся...
За оставшиеся дни - до пятницы - нужно закончить курсовую. В пятницу, на кафедре у профессора Квашина, защита. Он очень уважает этого человека, а потому халтурить стыдно. Работа интересная - по виктимологии. Victima
- по-латыни жертва. Только со времен второй мировой войны жертва стала объектом криминологических исследований. Это не пассивный, это активный субъект процесса криминализации, и виктимология, являясь отраслью криминологии, изучает связь "преступник
- жертва". Основали науку Бенджамин Мендельсон из США и Ганс фон Гентинг из Германии.
Интересен сам процесс виктимизации. Есть такие факторы в личности потерпевшего, которые способствуют совершению против нее преступления. Многие ученые, особенно на Западе, считают: жертва, молчаливо соглашаясь стать жертвой, как бы кооперируется с преступником и провоцирует его. Жертвами могут быть не только отдельные лица или семьи, но и организации, и общество или государство в целом. Иногда и сам преступник становится жертвой. Есть определенные периоды времени и есть места, когда и где группы людей особенно часто становятся жертвами. Нужно уметь выявлять эти места и время, информировать об этом общество, чтобы указать человеку на риск, которому он себя подвергает, чтобы человек принял меры предосторожности. Виктимология помогает находить методы обращения с жертвами, позволяет грамотно создавать центры помощи им.
Обо всем этом он уже написал. Примеров подобрал достаточно. Теперь следует еще раз все отредактировать. Как здорово, что есть компьютер. Пусть старенький, не очень современный, но на ходу. Без него - как без рук. А все родители. Ничего для него не жалеют, Вот только как он расплачиваться будет...
В следственном отделе недавно - второй месяц. До этого почти два года дежурным на посту простоял. Милиционером. Как-то разговорились со Стасом, с которым теперь в одной комнате сидят, Стае и говорит: "Сходи к Кузывлеву, начальнику отдела, он дядька правильный. Скажи, что на пятом курсе ВЮЗИ 1. . Может, возьмет помощником следователя, хотя и не офицер ты. Начнешь опыт приобретать. Здесь, на посту, его не наработаешь".
Стас хороший, добрый мужик, но имеет порок - пьет. Часов в одиннадцать утра уже исхитряется принять дозу, а потом потихоньку добавляет. Однако пьяным - чтобы лыка не вязал - его никто не видел. Меру чувствует. В отделе мирятся, потому как работник безотказный и дело знает.
Кузывлев начальником отдела всего год. Пришел после окончания Академии управления. Лет сорок ему. Подполковник. Обезоруживающе красиво улыбается. Пшеничные усы носит. И вообще
--------------------------------------------------------------------------------
1. ВЮЗИ - Всесоюзный юридический заочный институт, в настоящее время - Московская юридическая академия.
--------------------------------------------------------------------------------
весь статный, со спортивной выправкой. Просмотрел его, Алексея, зачетку, похвалил за четверки-пятерки, сказал, что теоретическая подготовка вполне нормальная, а практику наберет, если будет стараться. Люди ему нужны, потому что из положенных по штату двадцати двух - пять вакансий, и только девять имеют высшее юридическое, шесть могут работать самостоятельно. Остальные что-то непонятное, явно не профессионалы. Хорошо, что владеет компьютером. Этой премудрости надо обучать и других, тех, кто постарше, например, Парамоныча, к которому его, Алексея, и прикрепляют.
Парамонычу, то есть Парамонову, лет сорок пять, но выглядит он намного старше. Лысый, морщинистый и какой-то весь потертый. Однако видно - хитрован. Палец в рот не клади. Вот уж больше месяца ходит Алексей за Парамонычем и вникает, вникает в следовательскую премудрость, а неделю назад первое самостоятельное дело получил.
Гущин, третий сокабинетник, прямо сказать, не из приятных. Высокий, худой, одевается с претензией. Явно желает казаться джентльменом. Когда давали ему, Алексею, самостоятельное дело, ехидно усмехнулся: "Висяк..."
Дело бы вроде и простое, а вот из отделения его почему-то спихнули к ним в отдел. Наверно, потому, что отдел их специальный - по борьбе с экономической преступностью. А суть дела в том, что на фирме "Ауринко", торгующей компьютерами, где директором некто Макаров, а бухгалтером Степанов, некто Беспалов купил компьютер за тысячу долларов... наличными. Как известно, такая покупка подпадает под статью восемьдесят восьмую УК РСФСР и карается сроком от трех до восьми лет. Видели, якобы как Беспалов расплачивался долларами, два сотрудника РУОПа 2 . Беспалов же заявил, что расплачивался не валютой, а рублями и деньги отдал лично бухгалтеру. Когда обыскали офис и машину Макарова, директора, в машине, в сумке, нашли двенадцать тысяч долларов, по поводу которых Макаров заявил, что деньги эти - его. Одолжил он их накануне у приятеля, так как покупает однокомнатную квартиру.
Деньги РУОПовцы изъяли, дело возбудили, но заниматься им почему-то не стали. Спихнули в их отдел. Теперь без конца названивают, интересуются, как продвигается расследование и когда будет обвинительное заключение.
Сейчас, когда он вник и вчитался в дело, стало ясно одно: Беспалов, покупатель, видно, крепко испугался. Да и как не испугаться, если совершил покупку, а тебя вдруг в участок волокут на допрос с пристрастием. Беспалов объяснил, что приехал в город утром, фирму указал ему какой-то прохожий, цены на компьютеры стояли в долларах, а аппарат ему очень нужен. Сам он - демобилизованный офицер, майор запаса, деньги на компьютер копил целый год. Беспалова стали пугать задержанием на трое суток как незарегистрировавшегося, но он показал обратный билет до Челябинска на двадцать три тридцать, и под подписку о невыезде из Челябинска гостя столицы отпустили с миром. Так что Беспалов теперь далеко, и на допрос на завтра его не вызовешь. Значит, нужно разбираться в Москве.
Парамоныч сказал, что при желании и нажиме, конечно же, можно состряпать обвинительное заключение, но вообще-то дело дохлое, хотя прекращать его не позволят. Надо убедить бухгалтера Степанова дать показания на директора Макарова. Гущин добавил, что дело вообще не стоит выеденного яйца, и, если выбить показания из бухгалтера и присовокупить показания РУОПовцев, никуда Макаров не денется. Все будет о'кей. Еще одно блестяще раскрытое дело запишут в актив отдела. В том, что бухгалтер не захочет быть обвиняемым и все свалит на Макарова, он, Гущин, абсолютно уверен.
Господи! Сегодня только понедельник, а он уже так устал, как будто пропахал неделю. А тут еще Леля требует все большего - больших денег, больших интимных услад. Он же большего дать не может: денег получает мало, а что до интима - то так устает от работы, учебы и дороги, что ничего уже не хочет. Конечно, это непорядок, но изменить что-либо он пока не в силах.
У него нет даже времени позвонить другу своему дорогому, Коле Виткевичу. Судьба свела его с Колей сразу после школы, когда устроился рабочим в Центральный Дом литераторов. Коля старше его на десять лет, работал фотографом. Более знающего и понимающего искусство человека не встречал, и именно Коля отвел его в церковь у метро "Сокольники", где познакомил с
--------------------------------------------------------------------------------
2 РУОП - региональное управление организованной преступности. Переименовано в РУБОП - региональное управление по борьбе с организованной преступностью.
--------------------------------------------------------------------------------
отцом Георгием. Коля показал ему в этой церкви икону Иверской Божьей Матери так, что она сразу вошла в душу. Очень тянет его к Коле и к отцу Георгию. Общаясь с ними, всякий раз чувствует какую-то сильную подпитку - нравственную. Отец Георгий находил время даже в армию ему писать. Разве такое забывается?
...Ну что ж, на завтра, на вторник, он уже пригласил Макарова и Степанова. Вчера, когда позвонил на фирму, чтобы вызвать директора и главбуха, трубку взял Степанов. Говорил каким-то дрожащим голосом. Видно, здорово напуган. Нельзя применять принуждение к такому человеку. И вообще принуждение - всегда произвол.
Макаров вначале стал ссылаться на занятость, но когда он сказал, что может вызвать его и повесткой, тут же согласился. На десять ноль-ноль им назначил. Интересно, какие они? Нужно еще раз все продумать перед разговором.
Вторник.
Что ж, разговор состоялся. Главбух оказался невысоким, лет сорока пяти, в кожаной куртке и кепке. Когда кепку снял - лысина заблестела. Пока не предложил сесть, стоял, переминался. Заговорил тихим голосом. В фирме работает со дня организации, то есть полтора года. Дело ведут достаточно успешно, потому как Макаров сам хорошо компьютеры знает и имеет приходящего консультанта. Брака покупателям не всучивают, рекламаций не получают. Необходимую документацию ведет он, Степанов. Он внимателен, аккуратен, а потому Бог миловал: все у них в ажуре. Хотя цены на компьютеры указаны в долларах - так все делают, - деньги от покупателей принимают только в рублях, потому что знают и статью восемьдесят восьмую. Нарываться на неприятности нет никакого резона. Если покупатель Беспалов из Челябинска говорил, что отдавал валюту, то это заведомая ложь. Он либо сам по себе лжец, либо его запугали и принудили солгать и оклеветать их фирму. Он же, Степанов, категорически заявляет, что ни у кого никакой валюты не принимал, никто с ним за компьютер валютой не расплачивался. Степанов даже возвысил голос, заговорил фальцетом, глаза его заблестели, он раскраснелся. Нервно подписав протокол, пулей вылетел из кабинета.
Макарову явно до тридцати. В темно-сером плаще и без головного убора, он поразил открытым, добрым лицом. На кистях рук - точки: мозоли. Такие бывают, когда человек занимается карате. За день до происшествия, - сказал Макаров, - в фирму заходили какие-то трое и попросили продать компьютер за валюту. Мы со Степановым, конечно, отказали, объяснив, что продаем только за российские рубли. Похмыкав и покрутившись, трое ушли, но на следующий же день два РУОПовца несколько часов торчали в фирме, ничего не покупая. А доллары, что нашли в его, Макарова, сумке, - двенадцать тысяч, - он занял у приятеля для покупки однокомнатной квартиры. Живет вместе с матерью, тоже в однокомнатной, и жилищный вопрос стоит у него остро. Друг много раньше завел дело, поэтому смог ссудить ему эту сумму. Имя, адрес, телефон приятеля он готов сообщить, хотя, честно говоря, втравливать человека в историю - мало приятного. Врать и изворачиваться ему нет никакого смысла: закон он знает хорошо и нарушать его не собирается. За главбуха ручается, как за самого себя.
В отличие от Степанова, который - было видно - очень нервничал, Макаров оставался спокоен, держался с достоинством.
Что ж, теперь надо допросить РУОПовцев, но, и еще не допросив их, видно, что главбух и директор говорят правду. Нет им никакого смысла врать. К начальнику же отдела идти пока не с чем, а Стае, Гущин и Парамоныч, конечно, скажут: дави, пусть признаются. А как давить, если нутром чувствует: люди не врут.
Нет, Макаров и Степанов не преступники. Это точно. Преступники те, кто заварил эту кашу. Пока он не знает, кто это сделал и зачем, но постарается дознаться. А вот Степанов и Макаров - уже жертвы. Ведь если кто сейчас узнает, что попали они в такую ситуацию, так еще их же и осудят. Скажут, дыма без огня не бывает. Жертва нередко сталкивается с открытой агрессией общества, общество же зачастую не желает знать о психических и социальных переживаниях жертвы. И тогда жертву охватывает ужас. Она теряет всякое доверие к обществу и уважение к себе. Усиливается чувство ранимости. Даже члены семьи часто относятся к жертве без участия, а ведь люди в этот момент так нуждаются в поддержке. Страх охватывает сознание, внушает уныние. Уныние же - тяжкий грех и ничего хорошего дать не может. Уверен, страх
сковал сейчас и Макарова, и Степанова, особенно Степанова: он слабей физически и, конечно, чувствует себя абсолютно беззащитным.
Наверно, он, Алексей, рассуждает не как следователь, а как адвокат, но ведь он и собирается-то стать адвокатом.
Адвокат, advocatus - юридический консультант, юрист, оказывающий профессиональную правовую помощь физическим и юридическим лицам посредством консультаций, посредством представления их интересов в суде, посредством защиты обвиняемого. Разве это плохое занятие для порядочного человека? Однако, чтобы стать адвокатом, нужно повариться в юридическом котле, хорошо знать следственную работу. Вот он и начинает познавать ремесло. А желание стать адвокатом родилось еще в детстве. Мама - секретарь судебного заседания - часто таскала его с собой на работу: не с кем было оставить. Поэтому и слушал всех, участвующих в процессе, и больше всего ему нравилось, как говорил адвокат. Он защищал тех, кого судили, а Алексею всегда было очень жалко людей. Мама, проработавшая в суде более двадцати лет, и сейчас не может спокойно относиться к человеческим трагедиям. Часто, очень часто и теперь повторяет: "Не суда бойся, бойся судьи". Эта народная мудрость точно определяет обстоятельства, в которые попадает человек, когда его судят. Законы могут быть сами по себе даже очень хороши, но они теряют всякое значение в неопытных или недобросовестных руках.
Так что же делать? Во-первых, не паниковать. Во-вторых, вызвать на завтра РУОПовцев. В-третьих, позвонить профессору Квашину, посоветоваться. Сегодняшний день быстро проскочил-промелькнул. На занятия вечером не нужно, а потому можно ехать прямо в Матвеевку. Там бабуля и Леля. Они живут втроем. Бабуля, мамина мама и такая же добрая, как мама, взяла их к себе. Крепенькая она старушка: и накормит, и напоит, когда приходят они голодные, как волки. Конечно, нахальство это, но что делать, если не бывают дома с утра до вечера.
А вот с Лелей у них что-то разладилось, хотя было время, когда писал он и такое:
Моя милая нежная Лелечка,
Я тебя так люблю, так желаю.
И о том не жалею нисколечко,
Потому что судьба нам такая.
Стихи, конечно, слабенькие, наивные, но Лелю он и теперь и любит, и желает, хотя что-то изменилось. А встретились они три года назад в Черни, под Тулой. Служил он там. Леля - местная, чернинская. Восемнадцать ей было, когда судьба их свела. Сразу же решили: созданы друг для друга. Ни у него, ни у нее никого до этого не было. 285 дней до дембеля оставалось, а они решили пожениться и обязательно - венчаться. Едва вытерпели месяц, пока его и ее родители к свадьбе подготовились. Леля была чудо как хороша в подвенечном наряде, да и он сам себе понравился, когда вылез из армейского. Дали тогда отпуска ему пять суток, и дни в Черни пролетели как сон.
Леля оказалась хорошим другом и неплохой хозяйкой. Здесь, в Москве, учится в экономическом, на третьем курсе. Немного денег и продукты присылают ее родители. Подкидывают - и прилично - его отец и мама. Но все равно, если бы не бабуля с ее рачительностью, не свести бы им концы с концами. А не все гладко в интимном отношении. Просто он очень сильно устает. Допоздна занимается. Халтурить не хочется. Не получит настоящих знаний - прощай адвокатская мечта. Наверно, не очень он силен физически, хотя гирьками играет каждое утро.
Среда.
Макаров позвонил около одиннадцати вечера - он дал ему свои координаты, - сказал: "Только что мне позвонили. Предупредили: если не отдам половину, когда вернут деньги, придется пенять на себя. Где оставить валюту - скажут".
Макаров страшно взволнован и обеспокоен: что делать? Как реагировать? Действительно, что предпринять? Кого еще поставить в известность? О том, что макаровские деньги лежат на хранении у них, знают начальник отдела и еще кое-кто из своих. Вчера, во вторник, когда допрашивал Макарова, в кабинет ненадолго заходили и Стае, и Парамоныч, и Гущин. Стае и Парамоныч быстро ушли. Гущин задержался, слушал некоторое время. Но это ни о чем не говорит.
Сейчас явятся РУОПовцы, а Стае вчера его предупредил: "Продумай все, что будешь говорить. Они такие, лучше не связываться. Их и судьи боятся".
На фирме "Ауринко" он был: три комнаты на втором этаже пятиэтажки. Дом старый, довоенный. Раньше в нем были какие-то предприятия легкой промышленности, теперь - сплошь фирмы. Набросал план комнат, расстановку мебели. При допросе РУОПовцев нужно уточнить, где, кто, как стоял, когда покупатель Беспалов рассчитывался за компьютер.
Первым явился Станков, сержант - высокий, голубоглазый, светлый, с чистым лицом. С ходу заявил: сам видел, как покупатель отдавал валюту бухгалтеру. Но когда попросил показать на плане, где, кто, как стоял, когда совершалась сделка, Станков вдруг замялся и покрылся краской. Потом, близко наклонившись, начал быстро и тихо говорить: "Начальник дал приказ мне и Балиеву - другому РУОПовцу - проконтролировать фирму. Велел обязательно найти криминал. А я не видел, не видел, как покупатель отдавал бухгалтеру деньги. Видел только, как покупатель пересчитывал валюту. Не видел, не видел, как бухгалтер принимал доллары. Слышал только, как хлопнул бухгалтерский сейф".
Он спросил Станкова, как же тот додумался давать ложные показания, на что сержант ответил, что так сделать посоветовал ему Балиев. Подписывать протокол, где было сказано, что он оговорил бухгалтера и директора, Станков не стал, но было абсолютно ясно: Макаров и Степанов ничего подсудного не совершали, а вся история кому-то очень нужна. Только кому? Зачем? Он постарается докопаться. Так оставлять нельзя.
Балиев оказался кряжистым мужиком, с темным рябым лицом и маленькими глазками. Алексей сразу же стал с пристрастием заставлять РУОПовца показать на плане, где, кто, как стоял, когда бухгалтер получал от покупателя валюту. Балиев заерзал, начал разводить демагогию, что все фирмачи сволочи, валютчики, всех надо сажать и, когда им, РУОПовцам, перестанут совать палки в колеса, они покажут кузькину мать предпринимате-лишкам. Прервав балиевские рассуждения, он велел все-таки показать на плане расположение фигур, и Балиев, вдруг сдав обороты, заявил: "Да, видел, как покупатель клал валюту в задний карман брюк. Да, покупатель зашел в другую комнату, и минут пять его не было. Да, покупатель вышел с квитанцией и получил компьютер. Да, мы вышли за ним на улицу и около магазина его задержали. Да, проверив документы и произведя поверхностный осмотр, доставили его в ближайшее отделение".
Когда все, что говорил РУОПовец, было занесено в протокол, тот наотрез отказался подписать его и, поднявшись, еще и пригрозил: "Ну, следователь, теперь держись..."
Допрос Балиева еще раз показал: дело - липа. Но очень кому-то нужная. А через два часа раздался звонок, и мужской голос на том конце провода произнес: "Ну что, салага, запорол дело? Не смог, как надо, поработать с фирмачами? Они должны были сознаться. Понял? Теперь хорошего не жди..."
Звонок был часов в шестнадцать, и теперь он не знал, как расценить его, что предпринять дальше. Нужен был чей-то непредвзятый совет, а идти докладывать начальнику почему-то не хотелось. С сослуживцами говорить сейчас вообще не тянуло, а к концу дня у них - очередная выпивка. Как только поводы находят? Вчера ведь только пили - и Гущин, и Парамоныч, и Стае. Еще двое из отдела пришли. Как их всех тянет... А его - нет. Конечно, причина есть - препаршивейшее состояние, когда выпьет: жуткая расслабленность, изнутри всего трясет, руки, ноги ватными становятся даже от одного бокала шампанского. А уж если опрокинет рюмку водки - голова проходит только под утро. Когда был на комиссии перед армией, спросил у невропатолога, отчего так с ним. Врач ответил: "Организм твой абсолютно отвергает алкоголь. Не насилуй его".
Сегодня решил остаться, нельзя устраивать демонстрацию. Шампанское лишь пригублял. Слава Богу, не настаивали. Принесли гитару. Заставили петь, хотя петь ему совсем не хотелось. Буквально выдавливая каждое слово, запел свою новую, грустную:
Что принесет нам этот год -
год Петуха?
Уже прошла пора невзгод -
и на века.
Мы будем вместе -я и ты, моя жена.
Скажу я честно, без вранья:
ты мне нужна.
Давай отложим все дела
На этот час,
И буду я любить тебя,
Как в первый раз.
После песни стало еще муторней. Нет, не поедет он сегодня в Матвеевку. Нужно посоветоваться с отцом и Квашиным. Отец хоть и технарь, но человек умный и добрый. Вникнув, даст, конечно, дельный совет. А Квашин - вообще голова. Когда выпивали, Парамо-
ныч, Стае и Гущин в один голос заявили: "Нет, закрывать дело нельзя. Надо попросить кого-нибудь, кто потверже, в помощь. Надо додавить фирмачей. Закрывать дело - плохой тон. Что скажет вышестоящее начальство? И вообще, он слишком добренький. Так не сможет работать в отделе".
Мама встретила горячим ужином, и он позвонил Квашину. Старый криминолог сразу предупредил: в ближайшие дни в Госдуме должен рассматриваться новый Уголовный кодекс. Восемьдесят восьмая статья будет исключена.
Отец, вникнув и узнав точку зрения Квашина, посоветовал написать обстоятельное объяснение, обязательно указав: если его, Алексея Горева, будут принуждать дальше "работать" с Макаровым и Степановым, он вынужден будет отказаться от сотрудничества в отделе.
Просочиняв весь вечер - рапорт должен был быть абсолютно точным и убедительным, - в заключение он предложил прекратить дело и вернуть Макарову деньги. Переписав начисто, впервые за последние дни спокойно уснул.
Четверг.
Какое счастье - его родители. Как понимают они все с полуслова. Маленьким, приходя из школы домой и оставаясь один, конечно же, страдал. Нет, не боялся. Никогда не был подвержен детским страхам. Но страдал точно. Страдал от одиночества, хотя ни отцу, ни маме никогда об этом не говорил. Понимал: они работают, делают важное дело, поэтому он должен терпеть. Зато какая радость была, когда все собирались вместе! Кроме работы, родители никогда его одного не оставляли. Всегда, всегда они были втроем.
Вчера заметил, как сильно поседела мама. Чувствует сердцем, что не все у него ладно - и с Лелей, и на службе. И как мгновенно сняла боль - не физическую, душевную, - когда подошла и крепко-крепко обняла. Вот и сейчас он вспомнил опять свои давние стихи:
Не будь, как дуб, бездушным,
как полено.
И только вдруг, увидев чью-то
старенькую мать,
Встань и преклони колена...
Конечно, дети всегда эгоистичны. А если бы хотя бы сотой долей любили они родителей так, как те их любят, многих трагедий можно было бы избежать.
Гущин, когда вчера выпивал, криво усмехнувшись, между прочим заметил: "Если закроешь дело, скажут: взял взятку". От гущинских этих слов он опешил, потому что такого поворота никак не ожидал. Его начало трясти, как трясло однажды в армии - за шесть месяцев до дембеля, - когда пришел он в дежурку. Должна была позвонить Леля. Они уговорились. Дежурный офицер встретил остекленевшим взглядом и спросил заплетающимся языком: "Ну, чего тебе?" Четко, по-военному он ответил, что ждет звонка от жены. Покачиваясь, лейтенант встал, достал из кобуры пистолет и приставил ствол чуть выше его левого уха - глаза офицера вдруг засветились злорадством. Слыша пьяное дыхание, он проговорил лейтенанту прямо в лицо: "Не боюсь я вас..." Однако почувствовал, как содрогнулось все внутри, как начало трясти. "Ладно, молодец", - милостиво оценил его офицер и стал запихивать ствол в кобуру. Его же продолжало трясти, и скрыть это уже было невозможно. Вот и вчера его так же затрясло после слов Гущина.
Конечно, сейчас, как только кончится летучка, он пойдет к начальнику и отдаст бумагу, написанную вчера вечером. Будь что будет. Иначе поступить не может, а сослуживцы пусть считают его кем угодно. Совесть свою он продавать не будет.
Кузывлев принял сразу. Пробежав глазами рапорт, произнес: "Ну что, намылился бежать? Оставляй бумагу и принеси дело". Когда уходил, Кузывлев уже говорил кому-то в трубку, повторяя, видимо, фразу, сказанную на том конце провода: "Да, да, вор должен сидеть в тюрьме, но, к сожалению, мы часто сами не верим в составленные нами обвинения, сами часто знаем, кто настоящий вор, а у невинного отнимаем свободу".
Кузывлев вызвал его через два часа. Сказал: "Пиши грамотное постановление. Будем дело закрывать. Копию направь прокурору. Валюту под расписку верни Макарову. Конечно, недовольных будет много, но... переживем. Гонка эта, это скольжение вниз, в пропасть безнравственности и непрофессионализма, уже и так расшатали до основания нашу систему. Нельзя, нельзя дальше так раскачивать..."
Он был несказанно рад не только тому, что его правда взяла, а и тому, что не приложил рук к загублению ни в чем не повинных людей. Большего счастья, чем помощь ближнему, быть не может. Позвонив Макарову, велел завтра же, в пятницу, явиться. В голосе
Макарова почувствовал испуг, непонимание, зато потом - радость и благодарность.
Стае и Гущин были в кабинете, когда звонил он Макарову. Стае сказал: "Ну, ты молодец. Даешь!.. Я бы так не смог". Гущин же, усмехнувшись, добавил: "Ты - упертый. А по виду не скажешь".
Так есть ли во всей этой истории жертва и преступник? Конечно. Жертвы - Макаров и Степанов. Дело на них заведено два месяца назад. Два месяца они под колпаком, хотя ни в чем не виноваты. Преступник же неизвестен. Но он обязательно узнает, кто это. Его надо привлечь к ответственности по всей строгости закона, а Макарову и Степанову возместить моральный ущерб, кроме того, что завтра он вернет макаровские деньги. По закону, по здравому смыслу государство в лице сотрудников отдела должно извиниться, но это если государство человечное. Жертве должна быть придана самостоятельная криминологическая значимость. Жертва должна быть поставлена в центр отправления правосудия, но это опять же если правосудие человечное. Нет, завтра он обязательно извинится перед Макаровым и попросит передать извинения бухгалтеру. А вот кто преступник и будет ли он наказан, пока не знает. Но постарается узнать.
Завтра, завтра вернет он деньги Макарову, сдаст зачет и курсовую, а сегодня заслужил немного отдыха. Нужно поработать над мелодией к "Ста дням". Стихи написал давно - за сто дней до дембеля:
Сто дней - это много и мало.
Сто дней - и зима пролетит.
Сто дней мне до счастья осталось.
Сто дней - и тоска замолчит.
Пятница.
Возвращая деньги Макарову, надо учесть все нюансы и сделать так, как положено. А вот когда будет защищать курсовую, следует обязательно - только не забыть! - отметить, что есть много профессий, которые делают человека потенциальной жертвой. Профессия работника правоохранительных органов тоже к таким относится. Люди этих профессий должны знать, как защищаться, а потому важно знать характерные типы преступников. Это дает шанс при защите. Любая чрезмерно выраженная реакция всегда бьет мимо цели, а правильная оценка энергии преступника, хладнокровие, спокойствие, трезвое поведение подвергшегося нападению являются решающей предпосылкой успешного предотвращения преступления. Важно, чтобы подвергшийся нападению не считал себя жертвой. Надо затеять с преступником разговор - это может предотвратить преступление. И очень важно не ввязаться в преступление. Нужно не искушать, не провоцировать преступника.
Все это надо не забыть сказать при защите курсовой, а еще почему-то вспомнились давние слова отца Георгия: "Во время напастей не ищи помощи человеческой, не трать драгоценного времени, не истощай сил души своей. Ожидай помощи только от Бога. По его мановению в свое время придут люди и помогут тебе. От зрения промысла Божия образуется в душе глубокая кротость и неизменная любовь к ближнему, которых никакие ветры взволновать и возмутить не смогут. Для такой души нет оскорблений, обид, злодеяний".
Сейчас десять. В половине одиннадцатого придет Макаров. Нужно все подготовить: подняться на шестой этаж, получить в камере хранения валюту, пересчитать ее дважды. Стае и Гущин сказали, что им велено присутствовать при возврате денег.
Ну вот, валюту он получил, а на часах - десять двадцать пять. Звонок. Это Макаров. Голос у директора фирмы бодрый, радостный. Встретившись внизу, на посту, подымаются наверх не на лифте. Макаров попросил поговорить без свидетелей и рассказывает о втором телефонном звонке, вчерашнем. Опять позвонили в одиннадцать вечера. Тот же мужской голос предложил помощь в прекращении уголовного дела, опять потребовав за это половину денег. "Но ведь я уже знал, что дело прекращается, да и знакомый адвокат советовал никому никаких денег не давать", -сказал Макаров.
Процедура возврата валюты длится не более десяти минут. Макаров пересчитывает деньги и кладет их в кожаную сумку. Ставит подпись в расписке, приготовленной накануне. "Весьма благодарен за благополучный исход дела, - пожимая руки всем присутствующим, говорит Макаров и, уже собравшись выйти из кабинета, добавляет: - Если кому-нибудь понадобится компьютер, милости прошу в нашу фирму. Будет отпущен самый лучший и по минимальным расценкам".
Теперь следует пойти в архив, сдать дело и зайти к Кузывлеву - отчитаться и обязательно сказать о двух звонках Макарову и одном ему, Алексею.
"Понимаешь, - говорит Кузывлев, подымая голову от бумаг, - эти звонки ведь не только по твоему делу. Вот только не ясно, то ли звонящий работает у нас, то ли прекрасно информирован о ходе следствия в каждом случае. Не нужно пока никому об этом говорить, а я свяжусь завтра с коллегами из управления собственной безопасности и посоветуюсь, что можно предпринять".
Остаток дня проходит в знакомстве с новым делом, которое ему тут же подсунул Парамоныч, говоря, что, во-первых, за простой денег не платят, а во- вторых, может, и на сей раз ему удастся так же быстро и ловко распутать новую историю, в которой без пол-литра не разберешься.
На зачет к профессору Квашину - к шести, поэтому в пять он уже выходит из управления. Подходя к метро, замечает двух парней, которые идут за ним след в след. Оба высокие, здоровые, в черных длиннополых пальто. Головных уборов нет. Пострижены коротко. След в след заходят они за ним в вагон метро. Ничуть не смущаясь, идут до самого института. Похоже, он превращается в жертву. Что делать? Затеять с ними разговор? Нет, наверно, не надо их провоцировать, а кроме того, он опаздывает.
После зачета - по заведенной традиции - идут в ближайшее кафе. Рядом - двухметровый Гридин, хороший приятель, которому он всегда помогает: у Славы слабая школьная подготовка и институтские премудрости даются с трудом. Все заказывают по сто пятьдесят коньяка, он - бокал шампанского. Пить совсем не хочется. Но как нарушить компанию? И потом, всего лишь бокал... Непонятно, что за организм у него: даже малую толику алкоголя принимать не желает.
Так... Опять длиннополые. Норовят встать за их столик. Теперь можно их разглядеть: лица бесцветны. Не за что зацепиться. И хотя, видимо, не близнецы, вполне могут за них сойти. Славе их соседство не нравится, и он, никогда не расстающийся с личным оружием, чуть-чуть приоткрыв куртку так, чтобы видна была пушка, говорит: "Мужики, сделайте так, чтобы я вас долго искал и не нашел". Парни секунд пять всматриваются в них со Славой, а потом уходят.
Теперь он понимает, что они точно пасут его. Но в чем причина? Что они намерены предпринять? И зачем он выпил это шампанское? Опять проклятая слабость. Но не надо, не надо паниковать. Пора ехать домой, в Матвеевку, он обещал Леле пораньше вернуться. Как же он все-таки ее любит... Нет, она - добрый, честный, преданный человек. А это главное. У них обязательно будут дети. И не один. Они еще так молоды. Они обязательно будут счастливы.
Наверно, он очень бледен, потому что Слава спрашивает, не проводить ли его хотя бы до электрички. Нет, провожать не нужно. Он ведь выпил всего бокал шампанского. Все скоро пройдет. Сейчас не поздно, десятый час. Просто декабрь, и дни короткие. Ничего, морозный воздух взбодрит, вернет силы и ясность мысли.
В метро до "Киевской" не видит за собой никакой слежки. Идет на платформу к пригородным поездам. Садится, как всегда, в предпоследний вагон. Так удобно - выход совпадает с лестницей в Матвеевке. В вагоне тепло и, кроме него, еще несколько человек. Никого не разглядывая, садится недалеко от выхода. Сладкая дрема и усталость накатывают волной, день действительно был тяжелый, и хотя одержал он главную победу - закрыл дело, не погубил людей, - но понервничал здорово.
Что это? Откуда опять эти парни? Он, видно, задремал и не увидел, как подошли они, нависли и что-то тихо говорят. Из-за стука колес ничего не слышно. Но вот они берут - очень крепко - с обеих сторон его за руки, волокут в тамбур. Руки заводят за спину и защелкивают наручники. Господи! Что они хотят?.. В двери вагона - щель: засунута бутылка. Вот один расширяет щель. Что, что они собираются делать?!. Выбросить его на ходу? Нет! Нет! Он не хочет, не хочет умирать! Не хо-че-т! Господи! Защи-и-ти! Но нет, никто не в силах защитить - ни Бог, ни мать... Ма-а-ма! Ма-а-моч-ка!..
* * *
Тело Алеши Горева находят еще ночью. Документы при нем, а потому уже в пять утра родители узнают о случившемся. В морозное утро субботы отец на своем "Жигуленке" везет сына в морг. Уголовное дело заведено, но и по ею пору остается "висяком".
2001 г.
За оставшиеся дни - до пятницы - нужно закончить курсовую. В пятницу, на кафедре у профессора Квашина, защита. Он очень уважает этого человека, а потому халтурить стыдно. Работа интересная - по виктимологии. Victima
- по-латыни жертва. Только со времен второй мировой войны жертва стала объектом криминологических исследований. Это не пассивный, это активный субъект процесса криминализации, и виктимология, являясь отраслью криминологии, изучает связь "преступник
- жертва". Основали науку Бенджамин Мендельсон из США и Ганс фон Гентинг из Германии.
Интересен сам процесс виктимизации. Есть такие факторы в личности потерпевшего, которые способствуют совершению против нее преступления. Многие ученые, особенно на Западе, считают: жертва, молчаливо соглашаясь стать жертвой, как бы кооперируется с преступником и провоцирует его. Жертвами могут быть не только отдельные лица или семьи, но и организации, и общество или государство в целом. Иногда и сам преступник становится жертвой. Есть определенные периоды времени и есть места, когда и где группы людей особенно часто становятся жертвами. Нужно уметь выявлять эти места и время, информировать об этом общество, чтобы указать человеку на риск, которому он себя подвергает, чтобы человек принял меры предосторожности. Виктимология помогает находить методы обращения с жертвами, позволяет грамотно создавать центры помощи им.
Обо всем этом он уже написал. Примеров подобрал достаточно. Теперь следует еще раз все отредактировать. Как здорово, что есть компьютер. Пусть старенький, не очень современный, но на ходу. Без него - как без рук. А все родители. Ничего для него не жалеют, Вот только как он расплачиваться будет...
В следственном отделе недавно - второй месяц. До этого почти два года дежурным на посту простоял. Милиционером. Как-то разговорились со Стасом, с которым теперь в одной комнате сидят, Стае и говорит: "Сходи к Кузывлеву, начальнику отдела, он дядька правильный. Скажи, что на пятом курсе ВЮЗИ 1. . Может, возьмет помощником следователя, хотя и не офицер ты. Начнешь опыт приобретать. Здесь, на посту, его не наработаешь".
Стас хороший, добрый мужик, но имеет порок - пьет. Часов в одиннадцать утра уже исхитряется принять дозу, а потом потихоньку добавляет. Однако пьяным - чтобы лыка не вязал - его никто не видел. Меру чувствует. В отделе мирятся, потому как работник безотказный и дело знает.
Кузывлев начальником отдела всего год. Пришел после окончания Академии управления. Лет сорок ему. Подполковник. Обезоруживающе красиво улыбается. Пшеничные усы носит. И вообще
--------------------------------------------------------------------------------
1. ВЮЗИ - Всесоюзный юридический заочный институт, в настоящее время - Московская юридическая академия.
--------------------------------------------------------------------------------
весь статный, со спортивной выправкой. Просмотрел его, Алексея, зачетку, похвалил за четверки-пятерки, сказал, что теоретическая подготовка вполне нормальная, а практику наберет, если будет стараться. Люди ему нужны, потому что из положенных по штату двадцати двух - пять вакансий, и только девять имеют высшее юридическое, шесть могут работать самостоятельно. Остальные что-то непонятное, явно не профессионалы. Хорошо, что владеет компьютером. Этой премудрости надо обучать и других, тех, кто постарше, например, Парамоныча, к которому его, Алексея, и прикрепляют.
Парамонычу, то есть Парамонову, лет сорок пять, но выглядит он намного старше. Лысый, морщинистый и какой-то весь потертый. Однако видно - хитрован. Палец в рот не клади. Вот уж больше месяца ходит Алексей за Парамонычем и вникает, вникает в следовательскую премудрость, а неделю назад первое самостоятельное дело получил.
Гущин, третий сокабинетник, прямо сказать, не из приятных. Высокий, худой, одевается с претензией. Явно желает казаться джентльменом. Когда давали ему, Алексею, самостоятельное дело, ехидно усмехнулся: "Висяк..."
Дело бы вроде и простое, а вот из отделения его почему-то спихнули к ним в отдел. Наверно, потому, что отдел их специальный - по борьбе с экономической преступностью. А суть дела в том, что на фирме "Ауринко", торгующей компьютерами, где директором некто Макаров, а бухгалтером Степанов, некто Беспалов купил компьютер за тысячу долларов... наличными. Как известно, такая покупка подпадает под статью восемьдесят восьмую УК РСФСР и карается сроком от трех до восьми лет. Видели, якобы как Беспалов расплачивался долларами, два сотрудника РУОПа 2 . Беспалов же заявил, что расплачивался не валютой, а рублями и деньги отдал лично бухгалтеру. Когда обыскали офис и машину Макарова, директора, в машине, в сумке, нашли двенадцать тысяч долларов, по поводу которых Макаров заявил, что деньги эти - его. Одолжил он их накануне у приятеля, так как покупает однокомнатную квартиру.
Деньги РУОПовцы изъяли, дело возбудили, но заниматься им почему-то не стали. Спихнули в их отдел. Теперь без конца названивают, интересуются, как продвигается расследование и когда будет обвинительное заключение.
Сейчас, когда он вник и вчитался в дело, стало ясно одно: Беспалов, покупатель, видно, крепко испугался. Да и как не испугаться, если совершил покупку, а тебя вдруг в участок волокут на допрос с пристрастием. Беспалов объяснил, что приехал в город утром, фирму указал ему какой-то прохожий, цены на компьютеры стояли в долларах, а аппарат ему очень нужен. Сам он - демобилизованный офицер, майор запаса, деньги на компьютер копил целый год. Беспалова стали пугать задержанием на трое суток как незарегистрировавшегося, но он показал обратный билет до Челябинска на двадцать три тридцать, и под подписку о невыезде из Челябинска гостя столицы отпустили с миром. Так что Беспалов теперь далеко, и на допрос на завтра его не вызовешь. Значит, нужно разбираться в Москве.
Парамоныч сказал, что при желании и нажиме, конечно же, можно состряпать обвинительное заключение, но вообще-то дело дохлое, хотя прекращать его не позволят. Надо убедить бухгалтера Степанова дать показания на директора Макарова. Гущин добавил, что дело вообще не стоит выеденного яйца, и, если выбить показания из бухгалтера и присовокупить показания РУОПовцев, никуда Макаров не денется. Все будет о'кей. Еще одно блестяще раскрытое дело запишут в актив отдела. В том, что бухгалтер не захочет быть обвиняемым и все свалит на Макарова, он, Гущин, абсолютно уверен.
Господи! Сегодня только понедельник, а он уже так устал, как будто пропахал неделю. А тут еще Леля требует все большего - больших денег, больших интимных услад. Он же большего дать не может: денег получает мало, а что до интима - то так устает от работы, учебы и дороги, что ничего уже не хочет. Конечно, это непорядок, но изменить что-либо он пока не в силах.
У него нет даже времени позвонить другу своему дорогому, Коле Виткевичу. Судьба свела его с Колей сразу после школы, когда устроился рабочим в Центральный Дом литераторов. Коля старше его на десять лет, работал фотографом. Более знающего и понимающего искусство человека не встречал, и именно Коля отвел его в церковь у метро "Сокольники", где познакомил с
--------------------------------------------------------------------------------
2 РУОП - региональное управление организованной преступности. Переименовано в РУБОП - региональное управление по борьбе с организованной преступностью.
--------------------------------------------------------------------------------
отцом Георгием. Коля показал ему в этой церкви икону Иверской Божьей Матери так, что она сразу вошла в душу. Очень тянет его к Коле и к отцу Георгию. Общаясь с ними, всякий раз чувствует какую-то сильную подпитку - нравственную. Отец Георгий находил время даже в армию ему писать. Разве такое забывается?
...Ну что ж, на завтра, на вторник, он уже пригласил Макарова и Степанова. Вчера, когда позвонил на фирму, чтобы вызвать директора и главбуха, трубку взял Степанов. Говорил каким-то дрожащим голосом. Видно, здорово напуган. Нельзя применять принуждение к такому человеку. И вообще принуждение - всегда произвол.
Макаров вначале стал ссылаться на занятость, но когда он сказал, что может вызвать его и повесткой, тут же согласился. На десять ноль-ноль им назначил. Интересно, какие они? Нужно еще раз все продумать перед разговором.
Вторник.
Что ж, разговор состоялся. Главбух оказался невысоким, лет сорока пяти, в кожаной куртке и кепке. Когда кепку снял - лысина заблестела. Пока не предложил сесть, стоял, переминался. Заговорил тихим голосом. В фирме работает со дня организации, то есть полтора года. Дело ведут достаточно успешно, потому как Макаров сам хорошо компьютеры знает и имеет приходящего консультанта. Брака покупателям не всучивают, рекламаций не получают. Необходимую документацию ведет он, Степанов. Он внимателен, аккуратен, а потому Бог миловал: все у них в ажуре. Хотя цены на компьютеры указаны в долларах - так все делают, - деньги от покупателей принимают только в рублях, потому что знают и статью восемьдесят восьмую. Нарываться на неприятности нет никакого резона. Если покупатель Беспалов из Челябинска говорил, что отдавал валюту, то это заведомая ложь. Он либо сам по себе лжец, либо его запугали и принудили солгать и оклеветать их фирму. Он же, Степанов, категорически заявляет, что ни у кого никакой валюты не принимал, никто с ним за компьютер валютой не расплачивался. Степанов даже возвысил голос, заговорил фальцетом, глаза его заблестели, он раскраснелся. Нервно подписав протокол, пулей вылетел из кабинета.
Макарову явно до тридцати. В темно-сером плаще и без головного убора, он поразил открытым, добрым лицом. На кистях рук - точки: мозоли. Такие бывают, когда человек занимается карате. За день до происшествия, - сказал Макаров, - в фирму заходили какие-то трое и попросили продать компьютер за валюту. Мы со Степановым, конечно, отказали, объяснив, что продаем только за российские рубли. Похмыкав и покрутившись, трое ушли, но на следующий же день два РУОПовца несколько часов торчали в фирме, ничего не покупая. А доллары, что нашли в его, Макарова, сумке, - двенадцать тысяч, - он занял у приятеля для покупки однокомнатной квартиры. Живет вместе с матерью, тоже в однокомнатной, и жилищный вопрос стоит у него остро. Друг много раньше завел дело, поэтому смог ссудить ему эту сумму. Имя, адрес, телефон приятеля он готов сообщить, хотя, честно говоря, втравливать человека в историю - мало приятного. Врать и изворачиваться ему нет никакого смысла: закон он знает хорошо и нарушать его не собирается. За главбуха ручается, как за самого себя.
В отличие от Степанова, который - было видно - очень нервничал, Макаров оставался спокоен, держался с достоинством.
Что ж, теперь надо допросить РУОПовцев, но, и еще не допросив их, видно, что главбух и директор говорят правду. Нет им никакого смысла врать. К начальнику же отдела идти пока не с чем, а Стае, Гущин и Парамоныч, конечно, скажут: дави, пусть признаются. А как давить, если нутром чувствует: люди не врут.
Нет, Макаров и Степанов не преступники. Это точно. Преступники те, кто заварил эту кашу. Пока он не знает, кто это сделал и зачем, но постарается дознаться. А вот Степанов и Макаров - уже жертвы. Ведь если кто сейчас узнает, что попали они в такую ситуацию, так еще их же и осудят. Скажут, дыма без огня не бывает. Жертва нередко сталкивается с открытой агрессией общества, общество же зачастую не желает знать о психических и социальных переживаниях жертвы. И тогда жертву охватывает ужас. Она теряет всякое доверие к обществу и уважение к себе. Усиливается чувство ранимости. Даже члены семьи часто относятся к жертве без участия, а ведь люди в этот момент так нуждаются в поддержке. Страх охватывает сознание, внушает уныние. Уныние же - тяжкий грех и ничего хорошего дать не может. Уверен, страх
сковал сейчас и Макарова, и Степанова, особенно Степанова: он слабей физически и, конечно, чувствует себя абсолютно беззащитным.
Наверно, он, Алексей, рассуждает не как следователь, а как адвокат, но ведь он и собирается-то стать адвокатом.
Адвокат, advocatus - юридический консультант, юрист, оказывающий профессиональную правовую помощь физическим и юридическим лицам посредством консультаций, посредством представления их интересов в суде, посредством защиты обвиняемого. Разве это плохое занятие для порядочного человека? Однако, чтобы стать адвокатом, нужно повариться в юридическом котле, хорошо знать следственную работу. Вот он и начинает познавать ремесло. А желание стать адвокатом родилось еще в детстве. Мама - секретарь судебного заседания - часто таскала его с собой на работу: не с кем было оставить. Поэтому и слушал всех, участвующих в процессе, и больше всего ему нравилось, как говорил адвокат. Он защищал тех, кого судили, а Алексею всегда было очень жалко людей. Мама, проработавшая в суде более двадцати лет, и сейчас не может спокойно относиться к человеческим трагедиям. Часто, очень часто и теперь повторяет: "Не суда бойся, бойся судьи". Эта народная мудрость точно определяет обстоятельства, в которые попадает человек, когда его судят. Законы могут быть сами по себе даже очень хороши, но они теряют всякое значение в неопытных или недобросовестных руках.
Так что же делать? Во-первых, не паниковать. Во-вторых, вызвать на завтра РУОПовцев. В-третьих, позвонить профессору Квашину, посоветоваться. Сегодняшний день быстро проскочил-промелькнул. На занятия вечером не нужно, а потому можно ехать прямо в Матвеевку. Там бабуля и Леля. Они живут втроем. Бабуля, мамина мама и такая же добрая, как мама, взяла их к себе. Крепенькая она старушка: и накормит, и напоит, когда приходят они голодные, как волки. Конечно, нахальство это, но что делать, если не бывают дома с утра до вечера.
А вот с Лелей у них что-то разладилось, хотя было время, когда писал он и такое:
Моя милая нежная Лелечка,
Я тебя так люблю, так желаю.
И о том не жалею нисколечко,
Потому что судьба нам такая.
Стихи, конечно, слабенькие, наивные, но Лелю он и теперь и любит, и желает, хотя что-то изменилось. А встретились они три года назад в Черни, под Тулой. Служил он там. Леля - местная, чернинская. Восемнадцать ей было, когда судьба их свела. Сразу же решили: созданы друг для друга. Ни у него, ни у нее никого до этого не было. 285 дней до дембеля оставалось, а они решили пожениться и обязательно - венчаться. Едва вытерпели месяц, пока его и ее родители к свадьбе подготовились. Леля была чудо как хороша в подвенечном наряде, да и он сам себе понравился, когда вылез из армейского. Дали тогда отпуска ему пять суток, и дни в Черни пролетели как сон.
Леля оказалась хорошим другом и неплохой хозяйкой. Здесь, в Москве, учится в экономическом, на третьем курсе. Немного денег и продукты присылают ее родители. Подкидывают - и прилично - его отец и мама. Но все равно, если бы не бабуля с ее рачительностью, не свести бы им концы с концами. А не все гладко в интимном отношении. Просто он очень сильно устает. Допоздна занимается. Халтурить не хочется. Не получит настоящих знаний - прощай адвокатская мечта. Наверно, не очень он силен физически, хотя гирьками играет каждое утро.
Среда.
Макаров позвонил около одиннадцати вечера - он дал ему свои координаты, - сказал: "Только что мне позвонили. Предупредили: если не отдам половину, когда вернут деньги, придется пенять на себя. Где оставить валюту - скажут".
Макаров страшно взволнован и обеспокоен: что делать? Как реагировать? Действительно, что предпринять? Кого еще поставить в известность? О том, что макаровские деньги лежат на хранении у них, знают начальник отдела и еще кое-кто из своих. Вчера, во вторник, когда допрашивал Макарова, в кабинет ненадолго заходили и Стае, и Парамоныч, и Гущин. Стае и Парамоныч быстро ушли. Гущин задержался, слушал некоторое время. Но это ни о чем не говорит.
Сейчас явятся РУОПовцы, а Стае вчера его предупредил: "Продумай все, что будешь говорить. Они такие, лучше не связываться. Их и судьи боятся".
На фирме "Ауринко" он был: три комнаты на втором этаже пятиэтажки. Дом старый, довоенный. Раньше в нем были какие-то предприятия легкой промышленности, теперь - сплошь фирмы. Набросал план комнат, расстановку мебели. При допросе РУОПовцев нужно уточнить, где, кто, как стоял, когда покупатель Беспалов рассчитывался за компьютер.
Первым явился Станков, сержант - высокий, голубоглазый, светлый, с чистым лицом. С ходу заявил: сам видел, как покупатель отдавал валюту бухгалтеру. Но когда попросил показать на плане, где, кто, как стоял, когда совершалась сделка, Станков вдруг замялся и покрылся краской. Потом, близко наклонившись, начал быстро и тихо говорить: "Начальник дал приказ мне и Балиеву - другому РУОПовцу - проконтролировать фирму. Велел обязательно найти криминал. А я не видел, не видел, как покупатель отдавал бухгалтеру деньги. Видел только, как покупатель пересчитывал валюту. Не видел, не видел, как бухгалтер принимал доллары. Слышал только, как хлопнул бухгалтерский сейф".
Он спросил Станкова, как же тот додумался давать ложные показания, на что сержант ответил, что так сделать посоветовал ему Балиев. Подписывать протокол, где было сказано, что он оговорил бухгалтера и директора, Станков не стал, но было абсолютно ясно: Макаров и Степанов ничего подсудного не совершали, а вся история кому-то очень нужна. Только кому? Зачем? Он постарается докопаться. Так оставлять нельзя.
Балиев оказался кряжистым мужиком, с темным рябым лицом и маленькими глазками. Алексей сразу же стал с пристрастием заставлять РУОПовца показать на плане, где, кто, как стоял, когда бухгалтер получал от покупателя валюту. Балиев заерзал, начал разводить демагогию, что все фирмачи сволочи, валютчики, всех надо сажать и, когда им, РУОПовцам, перестанут совать палки в колеса, они покажут кузькину мать предпринимате-лишкам. Прервав балиевские рассуждения, он велел все-таки показать на плане расположение фигур, и Балиев, вдруг сдав обороты, заявил: "Да, видел, как покупатель клал валюту в задний карман брюк. Да, покупатель зашел в другую комнату, и минут пять его не было. Да, покупатель вышел с квитанцией и получил компьютер. Да, мы вышли за ним на улицу и около магазина его задержали. Да, проверив документы и произведя поверхностный осмотр, доставили его в ближайшее отделение".
Когда все, что говорил РУОПовец, было занесено в протокол, тот наотрез отказался подписать его и, поднявшись, еще и пригрозил: "Ну, следователь, теперь держись..."
Допрос Балиева еще раз показал: дело - липа. Но очень кому-то нужная. А через два часа раздался звонок, и мужской голос на том конце провода произнес: "Ну что, салага, запорол дело? Не смог, как надо, поработать с фирмачами? Они должны были сознаться. Понял? Теперь хорошего не жди..."
Звонок был часов в шестнадцать, и теперь он не знал, как расценить его, что предпринять дальше. Нужен был чей-то непредвзятый совет, а идти докладывать начальнику почему-то не хотелось. С сослуживцами говорить сейчас вообще не тянуло, а к концу дня у них - очередная выпивка. Как только поводы находят? Вчера ведь только пили - и Гущин, и Парамоныч, и Стае. Еще двое из отдела пришли. Как их всех тянет... А его - нет. Конечно, причина есть - препаршивейшее состояние, когда выпьет: жуткая расслабленность, изнутри всего трясет, руки, ноги ватными становятся даже от одного бокала шампанского. А уж если опрокинет рюмку водки - голова проходит только под утро. Когда был на комиссии перед армией, спросил у невропатолога, отчего так с ним. Врач ответил: "Организм твой абсолютно отвергает алкоголь. Не насилуй его".
Сегодня решил остаться, нельзя устраивать демонстрацию. Шампанское лишь пригублял. Слава Богу, не настаивали. Принесли гитару. Заставили петь, хотя петь ему совсем не хотелось. Буквально выдавливая каждое слово, запел свою новую, грустную:
Что принесет нам этот год -
год Петуха?
Уже прошла пора невзгод -
и на века.
Мы будем вместе -я и ты, моя жена.
Скажу я честно, без вранья:
ты мне нужна.
Давай отложим все дела
На этот час,
И буду я любить тебя,
Как в первый раз.
После песни стало еще муторней. Нет, не поедет он сегодня в Матвеевку. Нужно посоветоваться с отцом и Квашиным. Отец хоть и технарь, но человек умный и добрый. Вникнув, даст, конечно, дельный совет. А Квашин - вообще голова. Когда выпивали, Парамо-
ныч, Стае и Гущин в один голос заявили: "Нет, закрывать дело нельзя. Надо попросить кого-нибудь, кто потверже, в помощь. Надо додавить фирмачей. Закрывать дело - плохой тон. Что скажет вышестоящее начальство? И вообще, он слишком добренький. Так не сможет работать в отделе".
Мама встретила горячим ужином, и он позвонил Квашину. Старый криминолог сразу предупредил: в ближайшие дни в Госдуме должен рассматриваться новый Уголовный кодекс. Восемьдесят восьмая статья будет исключена.
Отец, вникнув и узнав точку зрения Квашина, посоветовал написать обстоятельное объяснение, обязательно указав: если его, Алексея Горева, будут принуждать дальше "работать" с Макаровым и Степановым, он вынужден будет отказаться от сотрудничества в отделе.
Просочиняв весь вечер - рапорт должен был быть абсолютно точным и убедительным, - в заключение он предложил прекратить дело и вернуть Макарову деньги. Переписав начисто, впервые за последние дни спокойно уснул.
Четверг.
Какое счастье - его родители. Как понимают они все с полуслова. Маленьким, приходя из школы домой и оставаясь один, конечно же, страдал. Нет, не боялся. Никогда не был подвержен детским страхам. Но страдал точно. Страдал от одиночества, хотя ни отцу, ни маме никогда об этом не говорил. Понимал: они работают, делают важное дело, поэтому он должен терпеть. Зато какая радость была, когда все собирались вместе! Кроме работы, родители никогда его одного не оставляли. Всегда, всегда они были втроем.
Вчера заметил, как сильно поседела мама. Чувствует сердцем, что не все у него ладно - и с Лелей, и на службе. И как мгновенно сняла боль - не физическую, душевную, - когда подошла и крепко-крепко обняла. Вот и сейчас он вспомнил опять свои давние стихи:
Не будь, как дуб, бездушным,
как полено.
И только вдруг, увидев чью-то
старенькую мать,
Встань и преклони колена...
Конечно, дети всегда эгоистичны. А если бы хотя бы сотой долей любили они родителей так, как те их любят, многих трагедий можно было бы избежать.
Гущин, когда вчера выпивал, криво усмехнувшись, между прочим заметил: "Если закроешь дело, скажут: взял взятку". От гущинских этих слов он опешил, потому что такого поворота никак не ожидал. Его начало трясти, как трясло однажды в армии - за шесть месяцев до дембеля, - когда пришел он в дежурку. Должна была позвонить Леля. Они уговорились. Дежурный офицер встретил остекленевшим взглядом и спросил заплетающимся языком: "Ну, чего тебе?" Четко, по-военному он ответил, что ждет звонка от жены. Покачиваясь, лейтенант встал, достал из кобуры пистолет и приставил ствол чуть выше его левого уха - глаза офицера вдруг засветились злорадством. Слыша пьяное дыхание, он проговорил лейтенанту прямо в лицо: "Не боюсь я вас..." Однако почувствовал, как содрогнулось все внутри, как начало трясти. "Ладно, молодец", - милостиво оценил его офицер и стал запихивать ствол в кобуру. Его же продолжало трясти, и скрыть это уже было невозможно. Вот и вчера его так же затрясло после слов Гущина.
Конечно, сейчас, как только кончится летучка, он пойдет к начальнику и отдаст бумагу, написанную вчера вечером. Будь что будет. Иначе поступить не может, а сослуживцы пусть считают его кем угодно. Совесть свою он продавать не будет.
Кузывлев принял сразу. Пробежав глазами рапорт, произнес: "Ну что, намылился бежать? Оставляй бумагу и принеси дело". Когда уходил, Кузывлев уже говорил кому-то в трубку, повторяя, видимо, фразу, сказанную на том конце провода: "Да, да, вор должен сидеть в тюрьме, но, к сожалению, мы часто сами не верим в составленные нами обвинения, сами часто знаем, кто настоящий вор, а у невинного отнимаем свободу".
Кузывлев вызвал его через два часа. Сказал: "Пиши грамотное постановление. Будем дело закрывать. Копию направь прокурору. Валюту под расписку верни Макарову. Конечно, недовольных будет много, но... переживем. Гонка эта, это скольжение вниз, в пропасть безнравственности и непрофессионализма, уже и так расшатали до основания нашу систему. Нельзя, нельзя дальше так раскачивать..."
Он был несказанно рад не только тому, что его правда взяла, а и тому, что не приложил рук к загублению ни в чем не повинных людей. Большего счастья, чем помощь ближнему, быть не может. Позвонив Макарову, велел завтра же, в пятницу, явиться. В голосе
Макарова почувствовал испуг, непонимание, зато потом - радость и благодарность.
Стае и Гущин были в кабинете, когда звонил он Макарову. Стае сказал: "Ну, ты молодец. Даешь!.. Я бы так не смог". Гущин же, усмехнувшись, добавил: "Ты - упертый. А по виду не скажешь".
Так есть ли во всей этой истории жертва и преступник? Конечно. Жертвы - Макаров и Степанов. Дело на них заведено два месяца назад. Два месяца они под колпаком, хотя ни в чем не виноваты. Преступник же неизвестен. Но он обязательно узнает, кто это. Его надо привлечь к ответственности по всей строгости закона, а Макарову и Степанову возместить моральный ущерб, кроме того, что завтра он вернет макаровские деньги. По закону, по здравому смыслу государство в лице сотрудников отдела должно извиниться, но это если государство человечное. Жертве должна быть придана самостоятельная криминологическая значимость. Жертва должна быть поставлена в центр отправления правосудия, но это опять же если правосудие человечное. Нет, завтра он обязательно извинится перед Макаровым и попросит передать извинения бухгалтеру. А вот кто преступник и будет ли он наказан, пока не знает. Но постарается узнать.
Завтра, завтра вернет он деньги Макарову, сдаст зачет и курсовую, а сегодня заслужил немного отдыха. Нужно поработать над мелодией к "Ста дням". Стихи написал давно - за сто дней до дембеля:
Сто дней - это много и мало.
Сто дней - и зима пролетит.
Сто дней мне до счастья осталось.
Сто дней - и тоска замолчит.
Пятница.
Возвращая деньги Макарову, надо учесть все нюансы и сделать так, как положено. А вот когда будет защищать курсовую, следует обязательно - только не забыть! - отметить, что есть много профессий, которые делают человека потенциальной жертвой. Профессия работника правоохранительных органов тоже к таким относится. Люди этих профессий должны знать, как защищаться, а потому важно знать характерные типы преступников. Это дает шанс при защите. Любая чрезмерно выраженная реакция всегда бьет мимо цели, а правильная оценка энергии преступника, хладнокровие, спокойствие, трезвое поведение подвергшегося нападению являются решающей предпосылкой успешного предотвращения преступления. Важно, чтобы подвергшийся нападению не считал себя жертвой. Надо затеять с преступником разговор - это может предотвратить преступление. И очень важно не ввязаться в преступление. Нужно не искушать, не провоцировать преступника.
Все это надо не забыть сказать при защите курсовой, а еще почему-то вспомнились давние слова отца Георгия: "Во время напастей не ищи помощи человеческой, не трать драгоценного времени, не истощай сил души своей. Ожидай помощи только от Бога. По его мановению в свое время придут люди и помогут тебе. От зрения промысла Божия образуется в душе глубокая кротость и неизменная любовь к ближнему, которых никакие ветры взволновать и возмутить не смогут. Для такой души нет оскорблений, обид, злодеяний".
Сейчас десять. В половине одиннадцатого придет Макаров. Нужно все подготовить: подняться на шестой этаж, получить в камере хранения валюту, пересчитать ее дважды. Стае и Гущин сказали, что им велено присутствовать при возврате денег.
Ну вот, валюту он получил, а на часах - десять двадцать пять. Звонок. Это Макаров. Голос у директора фирмы бодрый, радостный. Встретившись внизу, на посту, подымаются наверх не на лифте. Макаров попросил поговорить без свидетелей и рассказывает о втором телефонном звонке, вчерашнем. Опять позвонили в одиннадцать вечера. Тот же мужской голос предложил помощь в прекращении уголовного дела, опять потребовав за это половину денег. "Но ведь я уже знал, что дело прекращается, да и знакомый адвокат советовал никому никаких денег не давать", -сказал Макаров.
Процедура возврата валюты длится не более десяти минут. Макаров пересчитывает деньги и кладет их в кожаную сумку. Ставит подпись в расписке, приготовленной накануне. "Весьма благодарен за благополучный исход дела, - пожимая руки всем присутствующим, говорит Макаров и, уже собравшись выйти из кабинета, добавляет: - Если кому-нибудь понадобится компьютер, милости прошу в нашу фирму. Будет отпущен самый лучший и по минимальным расценкам".
Теперь следует пойти в архив, сдать дело и зайти к Кузывлеву - отчитаться и обязательно сказать о двух звонках Макарову и одном ему, Алексею.
"Понимаешь, - говорит Кузывлев, подымая голову от бумаг, - эти звонки ведь не только по твоему делу. Вот только не ясно, то ли звонящий работает у нас, то ли прекрасно информирован о ходе следствия в каждом случае. Не нужно пока никому об этом говорить, а я свяжусь завтра с коллегами из управления собственной безопасности и посоветуюсь, что можно предпринять".
Остаток дня проходит в знакомстве с новым делом, которое ему тут же подсунул Парамоныч, говоря, что, во-первых, за простой денег не платят, а во- вторых, может, и на сей раз ему удастся так же быстро и ловко распутать новую историю, в которой без пол-литра не разберешься.
На зачет к профессору Квашину - к шести, поэтому в пять он уже выходит из управления. Подходя к метро, замечает двух парней, которые идут за ним след в след. Оба высокие, здоровые, в черных длиннополых пальто. Головных уборов нет. Пострижены коротко. След в след заходят они за ним в вагон метро. Ничуть не смущаясь, идут до самого института. Похоже, он превращается в жертву. Что делать? Затеять с ними разговор? Нет, наверно, не надо их провоцировать, а кроме того, он опаздывает.
После зачета - по заведенной традиции - идут в ближайшее кафе. Рядом - двухметровый Гридин, хороший приятель, которому он всегда помогает: у Славы слабая школьная подготовка и институтские премудрости даются с трудом. Все заказывают по сто пятьдесят коньяка, он - бокал шампанского. Пить совсем не хочется. Но как нарушить компанию? И потом, всего лишь бокал... Непонятно, что за организм у него: даже малую толику алкоголя принимать не желает.
Так... Опять длиннополые. Норовят встать за их столик. Теперь можно их разглядеть: лица бесцветны. Не за что зацепиться. И хотя, видимо, не близнецы, вполне могут за них сойти. Славе их соседство не нравится, и он, никогда не расстающийся с личным оружием, чуть-чуть приоткрыв куртку так, чтобы видна была пушка, говорит: "Мужики, сделайте так, чтобы я вас долго искал и не нашел". Парни секунд пять всматриваются в них со Славой, а потом уходят.
Теперь он понимает, что они точно пасут его. Но в чем причина? Что они намерены предпринять? И зачем он выпил это шампанское? Опять проклятая слабость. Но не надо, не надо паниковать. Пора ехать домой, в Матвеевку, он обещал Леле пораньше вернуться. Как же он все-таки ее любит... Нет, она - добрый, честный, преданный человек. А это главное. У них обязательно будут дети. И не один. Они еще так молоды. Они обязательно будут счастливы.
Наверно, он очень бледен, потому что Слава спрашивает, не проводить ли его хотя бы до электрички. Нет, провожать не нужно. Он ведь выпил всего бокал шампанского. Все скоро пройдет. Сейчас не поздно, десятый час. Просто декабрь, и дни короткие. Ничего, морозный воздух взбодрит, вернет силы и ясность мысли.
В метро до "Киевской" не видит за собой никакой слежки. Идет на платформу к пригородным поездам. Садится, как всегда, в предпоследний вагон. Так удобно - выход совпадает с лестницей в Матвеевке. В вагоне тепло и, кроме него, еще несколько человек. Никого не разглядывая, садится недалеко от выхода. Сладкая дрема и усталость накатывают волной, день действительно был тяжелый, и хотя одержал он главную победу - закрыл дело, не погубил людей, - но понервничал здорово.
Что это? Откуда опять эти парни? Он, видно, задремал и не увидел, как подошли они, нависли и что-то тихо говорят. Из-за стука колес ничего не слышно. Но вот они берут - очень крепко - с обеих сторон его за руки, волокут в тамбур. Руки заводят за спину и защелкивают наручники. Господи! Что они хотят?.. В двери вагона - щель: засунута бутылка. Вот один расширяет щель. Что, что они собираются делать?!. Выбросить его на ходу? Нет! Нет! Он не хочет, не хочет умирать! Не хо-че-т! Господи! Защи-и-ти! Но нет, никто не в силах защитить - ни Бог, ни мать... Ма-а-ма! Ма-а-моч-ка!..
* * *
Тело Алеши Горева находят еще ночью. Документы при нем, а потому уже в пять утра родители узнают о случившемся. В морозное утро субботы отец на своем "Жигуленке" везет сына в морг. Уголовное дело заведено, но и по ею пору остается "висяком".
2001 г.
Опубликовано 30 апреля 2014 года
Новые статьи на library.by:
ВОЕННОЕ ДЕЛО:
Комментируем публикацию: ПЯТЬ ДНЕЙ ЖИЗНИ АЛЕШИ ГОРЕВА. РАССКАЗ.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1398837063 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций