ВОЕННОЕ ДЕЛО (последнее)
Человек. Четыре ордена на гимнастерке
Актуальные публикации по вопросам военного дела. Воспоминания очевидцев военных конфликтов. История войн. Современное оружие.
Мне было пятнадцать, а моему брату Борису шестнадцать в том далеком 1930 году, когда в гости к нашему отцу, на Кирочную улицу в Ленинграде, пришел человек с четырьмя орденами на военной гимнастерке. Он пришел с дядей Яшей Симоновым, мужем маминой сестры Марии. Для нас с братом дядя Яша всегда был олицетворением революционной романтики. Коммунист с 1917 года, в Революцию - один из знаменитых латышских стрелков, кавалер ордена боевого Красного Знамени, который он почему-то не носил. А у гостя из четырех орденов, которые сразу бросились нам в глаза, три были орденами Красного Знамени!
Дядя Яша оценил наше восторженное изумление и познакомил с героем гражданской войны, тоже латышом, как и дядя Яша, Иваном Яковлевичем - а по-латышски Яном - Стродом. Он с явным удовольствием потрепал нас по вихрастым головам и позволил потрогать свои ордена.
Нам разрешили присутствовать и при разговоре взрослых, и мы с Борей, затаив дыхание, слушали потрясающий рассказ о сражениях красноармейцев и партизан с белогвардейцами в Забайкалье и Якутии. Красный командир Иван Строд вел свои войска против все еще сильных, но уже разрозненных отрядов белогвардейской армии, ярых и злейших врагов Советской власти. Обреченность и отчаяние контрреволюционеров проявлялись в безграничной жестокости по отношению к красноармейцам, партизанам и мирным жителям. Это было в 1920- 1923 годах.
Прошло уже много десятилетий, а я до сих пор не могу забыть пережитого мною ужаса от рассказа Ивана Яковлевича: в большой таежной избе он и его бойцы увидели обезображенные трупы партизан, с которыми накануне расправились пепеляевцы. Животы несчастных были вспороты саблями, а кишки разбросаны по всей избе, развешаны на веревках.
Это было одно из самых сильных потрясений моего детства. Из узнавания подобных фактов, из таких ужасающих подробностей складывалось мое мировоззрение, отношение к врагам моего народа, частью которого я себя уже ощущал, формировалось желание быть полезным тогда еще совсем молодой Советской Родине.
Историю борьбы с белогвардейским генералом Пепеляевым, победу над его и над другими бандами Иван Яковлевич описал в книге "В Якутской тайге". Она тогда только вышла в издательстве "Молодая гвардия", и Строд подарил ее моему отцу с дарственной надписью. Нечего и говорить, что мы с братом стали первыми читателями этой книги, а потом, с разрешения отца, давали ее своим товарищам по школе и пионерскому отряду. Немаловажную роль сыграла эта книга и при подготовке моего вступления в комсомол в том же 1930 году. Позже эта книга неоднократно переиздавалась, но тот памятный экземпляр, к великому моему огорчению, потерялся в годы ленинградской блокады, которые отец провел в промерзшей квартире на Кирочной, отказавшись покинуть город. Может быть, он сжег ее с другими книгами, газетами и журналами, когда нечем было обогреть жилище, а может, уничтожил четырьмя годами раньше, когда Иван Строд и дядя Яша бесследно исчезли...
В Ленинской библиотеке хранятся экземпляры различных изданий этой книги. Я вновь перечитал ее и не могу удержаться, чтобы не процитировать хотя бы часть одной главы, чтобы не забывались страшные эпизоды тех давних лет, чтобы понятно было, почему нельзя простить жестокость врагов Советской власти, почему и в последующие годы пролетарская диктатура обязана была проявлять бдительность и твердость по отношению к врагам социалистической Родины.
Строд описывает осаду, в которой оказался его отряд:
"Холодно и сыро. Затопили камелек. Первые языки пламени стали разгонять вечный сумрак в хотоне. Жадная смерть своей костлявой рукой косит все новые и новые жизни. Сегодня ночью умер еще один раненый товарищ.
Его передали в распоряжение Жолнина - на баррикады. На освободившееся место положили другого бойца - ранило во время таскания снега. Вскипятили воду, выпили по кружке кипятку, согрелись, только есть хочется. Порцию мяса пришлось сократить чуть ли не наполовину - часть лошадей была использована для баррикад. Хоть табак был бы - заморить червяка.
Красноармейцы больше молчат. Редко беседуют между собой. Но сегодня военком отряда Кропачев - бойцы просто называют его Мишей - пробыв всю ночь в окопах, утром зашел в хотон, улегся между ранеными и начал беседовать. Потом рассказал какой-то эпизод из гражданской войны, завязался разговор. У каждого было что вспомнить. Каждый не раз побывал в боях, видел смерть, испытал голод, холод. Начались воспоминания.
"В 1918 году я был в Красной гвардии, - начал свой рассказ красноармеец Андросов.- После падения Советской власти в Сибири я попал в руки белых. Били меня до того, что я терял сознание. Японцы едва не закололи. Все это я вытерпел, вынес. Потом мне удалось бежать. Из Читы я пробрался на станцию Оловянная и поступил на работу в депо. Тут же, при станции, был большой поселок, где жило большинство рабочих и служащих. Не помню - в ноябре или в декабре, когда крепчали забайкальские морозы, к нам прибыл целый эшелон казаков-семеновцев.
Вскоре после их приезда начались аресты всех подозреваемых в большевизме. Многих арестовывали прямо на работе и уводили в холодные товарные вагоны, которые стояли на запасном пути. Набрали человек до ста. По какой-то счастливой случайности меня не арестовали. Скоро началась расправа. Некоторых, наделив по мягкому месту шомполами, освобождали, а остальных допрашивали в контрразведке. В депо словно все вымерло. Ходили страшные слухи о пытках и смерти наших товарищей. Не один выстрел слышал мы в холодной ночи. Это белые расстреливали арестованных - их выводили по десять-пятнадцать человек сразу.
Последняя страшная ночь, которую, кажется, я никогда не забуду, была особенно холодная, ветреная. Состояние было у меня тогда - ну хоть сейчас в петлю. Долго в ту ночь я бродил и не помню, как очутился у взорванного железнодорожного моста через реку Онон. Взорвали его белые - семеновцы - месяцев семь тому назад при отступлении в Маньчжурию.
Хотел уже идти обратно в поселок - вдруг слышу ругань и грубые окрики. Разобрать слова не мог - относил ветер. Подозрение, словно иглой, кольнуло в голову: "наших ведут...". Меня будто кто по ногам ударил, и я упал на землю. Оторопь взяла. Ну, думаю, пропал, если увидят. Скоро стал слышен дробный тяжелый топот сотен ног, а потом из темноты стали вырисовываться неясные очертания идущей толпы.
В ста шагах прошли они от меня. Сколько вели товарищей на казнь, разобрать было нельзя - кругом оцеплены казаками. Я не мог понять, почему сегодня избрали это место. Всегда расстреливали в лесу, за водокачкой. Подошли к самому берегу, недолго постояли и стали спускаться на реку. Вышли почти на середину Онона и остановились. Конвой застучал стальным острием пешни об лед.
"Раздевайся, снимай сапоги!"
Закопошились приговоренные к смерти товарищи, скинули с себя одежду, постаскивали обувь. Холодный ветер окатил дрожащие нагие тела. Из-за туч выглянула - сначала одним краешком, а потом выплыла вся луна. Тускло заблестела медь на рукоятках казачьих клинков и сталь ружейных затворов. Белые что-то начали приказывать, ветер подхватывал и доносил до меня только обрывки слов: "...уай... ...ные... ти..."
Из кучки голых тел приблизительно человек в двадцать отделились пять или шесть товарищей. У каждого из них в руках была пешня. Стали прорубать лед.
Тюк!.. Тюк!.. Тюк!.. - отзывалась река на каждый удар стального острия пешни об лед.
Все раздетые, босые люди кричали и выли от мороза. Сменяли своих товарищей, выхватывали у них из рук пешню и торопились отрыть скорей дверь в свою могилу. Казаки-семеновцы курили, смеялись и кто-то из них даже затянул пьяным голосом песню.
Наконец прорубь готова.
"Прыгай!" - скомандовал кто-то, видимо, казачий офицер.
Посыпались удары нагаек. Один за другим стали бросаться в черную полынью реки голые люди. Бултыхали падающие тела, обрывались человеческие вопли.
Скоро все было кончено, стало тихо.
Белогвардейцы-семеновцы покинули реку.
Не знаю, сколько времени я пролежал у взорванного моста. Домой пришел только к утру. В этот день на работу не вышел.
Рабочие глухо роптали, проклинали палачей, рассказывали, что на реке Онон, у проруби, на льду видели кровь и кожу от подошвы ног - она примерзла и осталась на льду. После этой расправы, учиненной семеновцами над рабочими депо и служащими станции Оловянной, много рабочих ушло в сопки. Кто жив остался, наверное, теперь уже работает, вернулся из сопок, а я еще воюю. Надо добить контрреволюцию без остатка, - решительно заключил Андросов"".
... Более 30 лет пронеслось после памятной встречи с легендарным Иваном Стродом, которого в Якутии народ называл якутским Чапаевым. В 1961 году мне довелось быть в служебной командировке в Риге. Встретился по делам с первым секретарем ЦК компартии Латвии Арвидом Яновичем Пельше. Мы хорошо знали друг друга по совместной работе, когда в первые послевоенные годы Арвид Янович был секретарем ЦК компартии Латвии по идеологии, а я вторым секретарем ЦК комсомола республики. Так вот, будучи убежденным, что латыш Ян Строд к тому времени был реабилитирован, я рассказал о нем товарищу Пельше и высказал пожелание, чтобы имя Стро-да и его подвиги в годы гражданской войны, отмеченные тремя орденами боевого Красного Знамени, Почетным Знаком Якутского ЦИК и серебряной шашкой с золотой надписью "Герою Якутии", стали известны всей Латвии. Для этого нужно было изданную в 1930 году книгу "В Якутской тайге" перевести на латышский язык и издать в Риге.
Арвид Янович проявил большой интерес к моему сообщению, сказал, что помнит героического латыша Строда и непременно запросит сведения о его судьбе, о реабилитации, поручит книжному издательству республики решить и судьбу книги.
Надо сказать, что для Пельше, коммуниста с дореволюционным стажем, было дорого все, что связано с революционным прошлым России и Латвии. Он сам был активным революционером. В августе 1917 года Арвид Янович, в качестве делегата с правом решающего голоса, участвовал в работе VI съезда РСДРП, нацелившего партию на вооруженное восстание.
Прошел всего лишь год после нашей встречи, и Латвийское государственное издательство прислало мне экземпляр книги Яна Строда "В Якутской тайге" на латышском языке. С первой страницы на меня смотрел Ян Строд, на гимнастерке которого красовались те самые ордена, к которым с таким трепетом прикасались мы с братом, будучи совсем мальчишками.
... Мой кумир был старше меня всего на двадцать лет. Он умер в 1938-м, в возрасте всего 44 лет.
Октябрь 1999 г.
Дядя Яша оценил наше восторженное изумление и познакомил с героем гражданской войны, тоже латышом, как и дядя Яша, Иваном Яковлевичем - а по-латышски Яном - Стродом. Он с явным удовольствием потрепал нас по вихрастым головам и позволил потрогать свои ордена.
Нам разрешили присутствовать и при разговоре взрослых, и мы с Борей, затаив дыхание, слушали потрясающий рассказ о сражениях красноармейцев и партизан с белогвардейцами в Забайкалье и Якутии. Красный командир Иван Строд вел свои войска против все еще сильных, но уже разрозненных отрядов белогвардейской армии, ярых и злейших врагов Советской власти. Обреченность и отчаяние контрреволюционеров проявлялись в безграничной жестокости по отношению к красноармейцам, партизанам и мирным жителям. Это было в 1920- 1923 годах.
Прошло уже много десятилетий, а я до сих пор не могу забыть пережитого мною ужаса от рассказа Ивана Яковлевича: в большой таежной избе он и его бойцы увидели обезображенные трупы партизан, с которыми накануне расправились пепеляевцы. Животы несчастных были вспороты саблями, а кишки разбросаны по всей избе, развешаны на веревках.
Это было одно из самых сильных потрясений моего детства. Из узнавания подобных фактов, из таких ужасающих подробностей складывалось мое мировоззрение, отношение к врагам моего народа, частью которого я себя уже ощущал, формировалось желание быть полезным тогда еще совсем молодой Советской Родине.
Историю борьбы с белогвардейским генералом Пепеляевым, победу над его и над другими бандами Иван Яковлевич описал в книге "В Якутской тайге". Она тогда только вышла в издательстве "Молодая гвардия", и Строд подарил ее моему отцу с дарственной надписью. Нечего и говорить, что мы с братом стали первыми читателями этой книги, а потом, с разрешения отца, давали ее своим товарищам по школе и пионерскому отряду. Немаловажную роль сыграла эта книга и при подготовке моего вступления в комсомол в том же 1930 году. Позже эта книга неоднократно переиздавалась, но тот памятный экземпляр, к великому моему огорчению, потерялся в годы ленинградской блокады, которые отец провел в промерзшей квартире на Кирочной, отказавшись покинуть город. Может быть, он сжег ее с другими книгами, газетами и журналами, когда нечем было обогреть жилище, а может, уничтожил четырьмя годами раньше, когда Иван Строд и дядя Яша бесследно исчезли...
В Ленинской библиотеке хранятся экземпляры различных изданий этой книги. Я вновь перечитал ее и не могу удержаться, чтобы не процитировать хотя бы часть одной главы, чтобы не забывались страшные эпизоды тех давних лет, чтобы понятно было, почему нельзя простить жестокость врагов Советской власти, почему и в последующие годы пролетарская диктатура обязана была проявлять бдительность и твердость по отношению к врагам социалистической Родины.
Строд описывает осаду, в которой оказался его отряд:
"Холодно и сыро. Затопили камелек. Первые языки пламени стали разгонять вечный сумрак в хотоне. Жадная смерть своей костлявой рукой косит все новые и новые жизни. Сегодня ночью умер еще один раненый товарищ.
Его передали в распоряжение Жолнина - на баррикады. На освободившееся место положили другого бойца - ранило во время таскания снега. Вскипятили воду, выпили по кружке кипятку, согрелись, только есть хочется. Порцию мяса пришлось сократить чуть ли не наполовину - часть лошадей была использована для баррикад. Хоть табак был бы - заморить червяка.
Красноармейцы больше молчат. Редко беседуют между собой. Но сегодня военком отряда Кропачев - бойцы просто называют его Мишей - пробыв всю ночь в окопах, утром зашел в хотон, улегся между ранеными и начал беседовать. Потом рассказал какой-то эпизод из гражданской войны, завязался разговор. У каждого было что вспомнить. Каждый не раз побывал в боях, видел смерть, испытал голод, холод. Начались воспоминания.
"В 1918 году я был в Красной гвардии, - начал свой рассказ красноармеец Андросов.- После падения Советской власти в Сибири я попал в руки белых. Били меня до того, что я терял сознание. Японцы едва не закололи. Все это я вытерпел, вынес. Потом мне удалось бежать. Из Читы я пробрался на станцию Оловянная и поступил на работу в депо. Тут же, при станции, был большой поселок, где жило большинство рабочих и служащих. Не помню - в ноябре или в декабре, когда крепчали забайкальские морозы, к нам прибыл целый эшелон казаков-семеновцев.
Вскоре после их приезда начались аресты всех подозреваемых в большевизме. Многих арестовывали прямо на работе и уводили в холодные товарные вагоны, которые стояли на запасном пути. Набрали человек до ста. По какой-то счастливой случайности меня не арестовали. Скоро началась расправа. Некоторых, наделив по мягкому месту шомполами, освобождали, а остальных допрашивали в контрразведке. В депо словно все вымерло. Ходили страшные слухи о пытках и смерти наших товарищей. Не один выстрел слышал мы в холодной ночи. Это белые расстреливали арестованных - их выводили по десять-пятнадцать человек сразу.
Последняя страшная ночь, которую, кажется, я никогда не забуду, была особенно холодная, ветреная. Состояние было у меня тогда - ну хоть сейчас в петлю. Долго в ту ночь я бродил и не помню, как очутился у взорванного железнодорожного моста через реку Онон. Взорвали его белые - семеновцы - месяцев семь тому назад при отступлении в Маньчжурию.
Хотел уже идти обратно в поселок - вдруг слышу ругань и грубые окрики. Разобрать слова не мог - относил ветер. Подозрение, словно иглой, кольнуло в голову: "наших ведут...". Меня будто кто по ногам ударил, и я упал на землю. Оторопь взяла. Ну, думаю, пропал, если увидят. Скоро стал слышен дробный тяжелый топот сотен ног, а потом из темноты стали вырисовываться неясные очертания идущей толпы.
В ста шагах прошли они от меня. Сколько вели товарищей на казнь, разобрать было нельзя - кругом оцеплены казаками. Я не мог понять, почему сегодня избрали это место. Всегда расстреливали в лесу, за водокачкой. Подошли к самому берегу, недолго постояли и стали спускаться на реку. Вышли почти на середину Онона и остановились. Конвой застучал стальным острием пешни об лед.
"Раздевайся, снимай сапоги!"
Закопошились приговоренные к смерти товарищи, скинули с себя одежду, постаскивали обувь. Холодный ветер окатил дрожащие нагие тела. Из-за туч выглянула - сначала одним краешком, а потом выплыла вся луна. Тускло заблестела медь на рукоятках казачьих клинков и сталь ружейных затворов. Белые что-то начали приказывать, ветер подхватывал и доносил до меня только обрывки слов: "...уай... ...ные... ти..."
Из кучки голых тел приблизительно человек в двадцать отделились пять или шесть товарищей. У каждого из них в руках была пешня. Стали прорубать лед.
Тюк!.. Тюк!.. Тюк!.. - отзывалась река на каждый удар стального острия пешни об лед.
Все раздетые, босые люди кричали и выли от мороза. Сменяли своих товарищей, выхватывали у них из рук пешню и торопились отрыть скорей дверь в свою могилу. Казаки-семеновцы курили, смеялись и кто-то из них даже затянул пьяным голосом песню.
Наконец прорубь готова.
"Прыгай!" - скомандовал кто-то, видимо, казачий офицер.
Посыпались удары нагаек. Один за другим стали бросаться в черную полынью реки голые люди. Бултыхали падающие тела, обрывались человеческие вопли.
Скоро все было кончено, стало тихо.
Белогвардейцы-семеновцы покинули реку.
Не знаю, сколько времени я пролежал у взорванного моста. Домой пришел только к утру. В этот день на работу не вышел.
Рабочие глухо роптали, проклинали палачей, рассказывали, что на реке Онон, у проруби, на льду видели кровь и кожу от подошвы ног - она примерзла и осталась на льду. После этой расправы, учиненной семеновцами над рабочими депо и служащими станции Оловянной, много рабочих ушло в сопки. Кто жив остался, наверное, теперь уже работает, вернулся из сопок, а я еще воюю. Надо добить контрреволюцию без остатка, - решительно заключил Андросов"".
... Более 30 лет пронеслось после памятной встречи с легендарным Иваном Стродом, которого в Якутии народ называл якутским Чапаевым. В 1961 году мне довелось быть в служебной командировке в Риге. Встретился по делам с первым секретарем ЦК компартии Латвии Арвидом Яновичем Пельше. Мы хорошо знали друг друга по совместной работе, когда в первые послевоенные годы Арвид Янович был секретарем ЦК компартии Латвии по идеологии, а я вторым секретарем ЦК комсомола республики. Так вот, будучи убежденным, что латыш Ян Строд к тому времени был реабилитирован, я рассказал о нем товарищу Пельше и высказал пожелание, чтобы имя Стро-да и его подвиги в годы гражданской войны, отмеченные тремя орденами боевого Красного Знамени, Почетным Знаком Якутского ЦИК и серебряной шашкой с золотой надписью "Герою Якутии", стали известны всей Латвии. Для этого нужно было изданную в 1930 году книгу "В Якутской тайге" перевести на латышский язык и издать в Риге.
Арвид Янович проявил большой интерес к моему сообщению, сказал, что помнит героического латыша Строда и непременно запросит сведения о его судьбе, о реабилитации, поручит книжному издательству республики решить и судьбу книги.
Надо сказать, что для Пельше, коммуниста с дореволюционным стажем, было дорого все, что связано с революционным прошлым России и Латвии. Он сам был активным революционером. В августе 1917 года Арвид Янович, в качестве делегата с правом решающего голоса, участвовал в работе VI съезда РСДРП, нацелившего партию на вооруженное восстание.
Прошел всего лишь год после нашей встречи, и Латвийское государственное издательство прислало мне экземпляр книги Яна Строда "В Якутской тайге" на латышском языке. С первой страницы на меня смотрел Ян Строд, на гимнастерке которого красовались те самые ордена, к которым с таким трепетом прикасались мы с братом, будучи совсем мальчишками.
... Мой кумир был старше меня всего на двадцать лет. Он умер в 1938-м, в возрасте всего 44 лет.
Октябрь 1999 г.
Опубликовано 27 февраля 2014 года
Новые статьи на library.by:
ВОЕННОЕ ДЕЛО:
Комментируем публикацию: Человек. Четыре ордена на гимнастерке
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1393494401 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций