Премьера этого спектакля со странным названием "Гупешка" состоялась в середине мая 2004 года на сцене Театра кукол. С тех пор его посмотрели более 600 зрителей. Тут читатель споткнется и воскликнет: парень, ты не поздно ли спохватился писать, сколь воды-то утекло. Отвечаю: имею право. Вернее, его мне дали создатели спектакля, актеры театра "Творческая мастерская" Людмила и Валерий Баулины, актер Театра кукол Александр Довбня и режиссер Алексей Бабенко. Дело в том, что "Гупешка" - это живой спектакль, и премьерный показ значительно отличается от того, что увидели зрители, скажем, в ноябре-декабре минувшего года или 17 января, когда и мне удалось посмотреть постановку. То есть я хочу сказать, что с течением времени актеры и режиссеры открывают все новые и новые черты своих персонажей. А для того чтобы их продемонстрировать зрителю, необходимо искать иную краску, иную интонацию и мизансцену. Получается, что каждый выход к зрителю - это своего рода премьера. Скорее, для них, самих актеров. За время жизни спектакля и площадка поменялась, нынче он идет на малой сцене Национального театра.

Однако для того чтобы сыграть спектакль "Гупешка" (одноименная пьеса Василия Сигарева была найдена в Интернете), понадобилось - ни много ни мало - создать собственный домашний театр БДТ (Домашний театр Баулиных). Нет, это вовсе не от невостребованности в "Творческой мастерской". Просто захотелось сделать что-то свое, когда ты сам за все в ответе, начиная, фигурально выражаясь, с той самой пресловутой вешалки, с которой, как известно, начинается театр. И тут уж ты либо пан, либо пропал - пенять не на кого.

Гупешка - это неприхотливая аквариумная рыбка гуппи, которая может жить в импровизированном аквариуме из трехлитровой банки, а может, по словам героини Людмилы Баулиной - Тамары, существовать даже в канализации. Гупешкой, а не Тамарой кличет свою гражданскую жену Леня (Валерий Баулин) за ее неприхотливость, им же самим декларированную. Зачем ей обувь и одежда, зачем друзья и знакомые? Ходить Тамаре все равно некуда, она шьет на дому, а для "общения" есть телевизор - куда как хорошо.

Тамара принимает условия игры, по крайней мере она сама себя в этом убеждает, считая себя никчемной, "бракованной", как она сама говорит. Самый главный "брак" ее жизни - смерть маленькой дочери от тяжелой болезни. Вернее, даже не сам факт смерти, а то, что Тамара не смогла как следует переживать по поводу безвременной кончины ребенка, не смогла плакать - как это принято.

В свое время приближение появления на свет дочери Лизы и создает эту странную семью. Нет, не чувство ответственности заставляет студента Леню, приезжавшего в деревню "на картошку", взять к себе в город забеременевшую от него Тамару. Страх перед ее отцом - вот в чем штука.

Леня в этой семье - свет в окошке. Он, по словам Тамары, и из деревни ее увез, и умный - в институте учился, и ракетчиком в армии был, даже чуть Героем не стал, стреляя ракетами по Америке (!?). Правда, цветов не дарит - зачем некрасивой цветы? Подарил, было дело, мыло, но потом унес на работу в душевую.

Леня, понятное дело, тихо ненавидит Тамару. Он же не по любви ее взял из деревни, а из страха перед скорым на расправу тестем. Но все для Лени складывается удачно: умирает ребенок - стало быть, конец ответственности. Умирает тесть - и страхам конец. Но так просто взять и выставить жену за дверь "благородный" Леня не может. Поэтому он подсылает к ней проштрафившегося подчиненного электромонтера Пашу (Александр Довбня) и, выскочив из шкафа, застает "любовников". А те, горемычные, и вино пили понарошку - штопора не было, и кипяток без заварки - на Лениной работе заварка-то. Впрочем, Гупешке воображать не привыкать. Когда хочется сладкого, она или корочку во рту покатает, или мороженой картошечки поест - сладкая-а-а!

Александра Довбню следует поздравить с дебютом на драматической сцене - он же актер Театра кукол. В роли Паши актер органичен и убедителен, нет никакого зажима. Персонаж А.Довбни поначалу кажется положительным. Он искренне возмущается тем, что Тамара полностью подчиняет себя мужу, ежеминутно подчеркивая его превосходство и собственную никчемность. Когда же раскрывается участие Паши в заговоре Лени против Тамары, монтер и тут вроде бы на высоте. Да, дескать, вынужден был пойти на неблаговидный поступок, а теперь полюбил и предлагаю руку и сердце. Прямо рыцарь, честное слово. Все становится на свои места, когда возникает перепалка о разделе Лениной квартиры. Паша давно для себя решил: что ж делать, раз уж придется сподличать, так хоть с выгодой. Возьму к себе бесхитростную бабенку - а с ней и жилплощадь прихвачу. И суп на плите, и лишние квадратные метры.

По-настоящему страшен персонаж Валерия Баулина. Не только тем, что он поработил близкого человека, мать своего ребенка, парализовал ее волю и принудил чуть ли не молиться на себя, как на икону. Ведь вывез же в город, а как же! Кстати, в порыве искренности Паша (А.Довбня) восклицает: а чего, мол, благодарить-то без конца, неужели так плохо в родной деревне. Когда Леня видит, что изгоняемую жену вдруг тут же и подберут, он, как собственник, возвращает ее и даже говорит как будто проникновенные слова о том, что надо жить и дальше вместе во имя памяти умершей дочери. Но через некоторое время становится ясно, что подстроенным им мифическим адюльтером он будет пользоваться до конца жизни. Раньше брал чувством превосходства (умный да еще и ракетчик), а теперь будет пользоваться чувством вины ("рогоносец").

Гупешка как будто бы тоже не должна вызывать симпатии, а скорее, чувство протеста. Ну не имеет права человек полностью терять себя, чувство собственного достоинства, самолюбие, в конце концов. В то же время Людмила Баулина так играет свою роль, что к Тамаре испытываешь - нет, не симпатию, - сострадание. Особенно пронзителен монолог героини Л.Баулиной о том, что она не имеет права грешить, так как должна непременно попасть в Рай, где ее ждут дочь Лиза и отец. А если уж ей не суждено там оказаться, то она просит "положительного" Пашу, которому только туда и дорога, разыскать ее близких и рассказать им, что их дочь и мать жила очень хорошо...

Спектакль "Гупешка" - это красивое зеркало. Следите вы за происходящим на сцене - и не видите своего отражения - дай вам Бог. А если видите в этом зеркале, пусть частичку, осколочек, намек, тенденцию - дело плохо, стоит призадуматься. Что касается гупешек... Я знал одну семью. Он был очень хороший производственник, но, заложив за воротник, садистски избивал жену. В те годы было принято жаловаться на службу, в партком, привлекать общественность. А она не жаловалась - он хорошо зарабатывал. И она готова была пятого и двадцатого сносить побои ради достатка. Такой вот сюжетец.

Раньше были "мы". Эти "мы" состояли в комсомоле, партии, профсоюзе, обществе охраны природы, обществе охраны памятников и Бог еще знает где. Жизнь переменилась, и "мы" распалось на множество "я". И стало ясно, что нет ничего важнее частной жизни. Если здесь все нормально - и в остальном будет порядок. Недаром говорят, что счастлив тот, кто утром спешит заняться любимым делом, а вечером рвется домой. Когда нас ждут и мы стремимся поскорее увидеть близких, когда мы скучаем и по нам тоскуют в разлуке - как много это значит, какие силы придает, какое воодушевление и настроение. Порой достаточно просто ощущать присутствие близкого человека, слушать, как он говорит в соседней комнате по телефону, тихонько напевает, играет на скрипке или что-то недоуменно бормочет себе под нос - и на душе теплеет.

Понимая все это, Баулины и взялись играть частную жизнь и в переносном, и в буквальном смысле слова в тесном контакте со зрителем (в одном из эпизодов я все время старался "сократиться" на ступеньках, боясь, что Александр Довбня запнется за меня да и упадет). Создатели спектакля стараются избежать излишней театральности - и этому опять-таки способствует близость зрителя, можно говорить и шепотом, самые сокровенные вещи едва ли декларируют, верно?

Играя на малой сцене Национального театра бесхитростную и странноватую в своей обыденности историю, Людмила и Валерий Баулины обращаются к зрителям: эй, как вы там, как вам живется, в ту ли сторону катится колесо вашей судьбы. Важно не упустить тот последний перекресток, когда еще можно повернуть, поменять, поправить. Если, конечно, не поздно...