М., 2003. 527 с.

Прага близка русскому сердцу, особенно в последнее десятилетие, когда туда хлынули толпы наших туристов. Множество россиян сейчас ездит по всему миру, но от Праги у них впечатления какие-то особенные. Может быть потому, что она до сих пор идеально совмещает "европейскость" и "славянскость", архитектурную музейность и живое биение современности, деловитость и тихое наслаждение дарами жизни. Очарование Праги какое-то магическое, о чем писали все, в ней побывавшие, в том числе и наши соотечественники. Их впечатления и составили солидный том, подготовленный сотрудницей ВГБИЛ, знатоком чешской культурной истории Н. Л. Глазковой. Это антология, вместившая в себя тексты разных жанров. Книга получилась пестрой, но в то же время целостной: многоголосие впечатлений (представлены тексты 129 авторов) пронизано центральным мотивом, лучше всех сформулированным поэтом Н. Асеевым: "Я вспоминаю о Праге, как о прекрасном видении" (С. 280). Содержание книги шире ее названия: по сути дела перед читателем предстает чешская культура и ментальность, увиденная русским взглядом, и это понятно, ведь сама Прага, ее облик и характер неотделимы от истории и культуры Чехии, являют собой квинтэссенцию многовекового развития страны.

Антология чрезвычайно репрезентативна: в ней мы видим имена, составляющие гордость русской культуры. Приходится лишь сожалеть, что русские поздно - с конца XVIII в. - открыли для себя Прагу и ее красоты. Зато впоследствии, особенно начиная со второй половины XIX в., они полностью воздали должное одному из красивейших городов мира и его обитателям. Просвещенные россияне XVIII в. не почувствовали красоты Праги. Ее очарование открылось только оптике романтизма. Вместе с впечатлениями о городе наши соотечественники записывают пока еще смутные, путаные сведения по чешской истории. Их поражает сохранность готическо-барочного города, в котором царит "дух охранения, столь неизвестный у нас" (вел. кн. Екатерина Павловна, 1813 г., с. 31). Прагу любят одинаково и западники, и славянофилы, но особенно

стр. 99

профессиональные ученые-слависты (И. И. Срезневский, А. Н. Пыпин), наладившие тесные и плодотворные контакты со своими чешскими коллегами. Очень интересно читать крайне субъективные мнения великих людей. Так, И. И. Шишкин не счел Прагу живописной, не оценил чешского барокко, совсем запутался в сведениях по чешской истории, но зато едва ли не первым из русских высоко поставил творчество своих современников-живописцев Й. Манеса и Я. Чермака. М. А. Балакирев рассердился на Б. Сметану, великого композитора и дирижера, шефа оперы Национального театра, за рутинную постановку "Жизни за царя" М. И. Глинки, и его, судя по описанным им нелепостям сценического воплощения оперы, можно понять. Наш композитор далек от идеализации чехов, присущей славянофилам, но в итоге так очарован всем увиденным, что позднее пишет симфоническую картину "В Чехии", кстати, единственное произведение в русской музыке на чешскую тему. П. И. Чайковский, напротив, в восторге от чехов как братьев-славян, высоко оценивает вкус пражской музыкально-театральной публики. Есть и курьез восприятия: Ф. М. Достоевский, запланировавший провести зиму 1869 г. в Праге, но не нашедший подходящего жилья, ничего более, занятый его поисками, в Праге не заметил. Знал бы он, как глубоко впоследствии отзовется его творчество в чешской культуре! Но и наблюдательный В. Набоков позднее мало что поймет в Праге кроме игры ночного света. Напротив, у Н. С. Лескова и Л. Н. Толстого (не бывавшего в Праге) есть новеллы на чешские сюжеты, настолько их заинтересовал чешский характер. В XX в. русские становятся более внимательными, более точными, любознательными, заинтересованными что-то узнать о стране, ее столице, культуре. Все единодушно отмечают особое радушие чехов по отношению к русским. Конечно, наши едут в Прагу по разным делам, и у них не всегда есть время ознакомиться с городом, хотя хозяева всегда настаивают на этом. Россияне особо отмечают любовь чехов к своей стране и энтузиазм, с которым они знакомят гостей с Прагой, желая показать ее как можно более досконально. И эта настойчивость приносит свои плоды: И. Эренбург пишет книжку о живописце К. Пуркине (правда, не без фактических ошибок), М. Шагинян открывает даже самим чехам творчество композитора моцартовской поры Й. Мысливечека, прославившегося в Италии.

Отдельную тему составляют впечатления русских эмигрантов "первой волны", нашедших в Праге не только пристанище от революционных бурь, но и, благодаря государственной программе, принятой по инициативе президента Т. Г. Масарика - знатока русской культуры, всестороннюю поддержку, позволившую им превратить Прагу в 1920-е годы в крупнейший центр культуры русской эмиграции. Почти все ее выдающиеся представители так или иначе связаны с Прагой. Этим объясняется обилие их текстов, приводимых в книге. Здесь на первое место по культурной значимости надо поставить К. Бальмонта, жившего во Франции, но настолько очарованного чешской поэзией, что, выучив чешский язык, он подготовил специальную книгу своих переводов крупнейших чешских поэтов под названием "Душа Чехии" (рукопись обнаружена в чешских архивах только в 1994 г. и издана в 2001 г.). Общеизвестно, сколь сильный след оставила Прага в сердце М. Цветаевой, сколько прекрасных строк ей посвящено. Менее известны тексты А. Аверченко, В. Ходасевича, И. Северянина, приведенные в книге. Особенно стоит выделить зоркий глаз А. Н. Бенуа, который после посещения Праги в 1935 г. по случаю открытия большой выставки русских художников, эмигрировавших в Европу, пересмотрел в корне свою негативную оценку искусства барокко, увидев именно в пражских костелах дух истинной религиозности, "слаженность в мятежности", воплощение проблемы жизни и смерти, ту "вдохновенность", когда "от проникающего света на душе становится легко и отрадно" (С. 199). Также он высоко оценил чешскую живопись XIV в., подчеркнув, что она обгоняла развитие живописи в Западной Европе. Интересны впечатления деятелей

стр. 100

театра, посещавших Прагу, начиная с легендарных гастролей МХТ в 1906 г., весьма регулярно. Чехи восхищались русским театром, но не копировали его, а русские, такие, как В. Мейерхольд, Н. Сац, С. Образцов, неожиданно для себя открывали ценности чешской театральной культуры.

Читая тексты из антологии, приходишь к выводу, насколько же разным, культурно и политически детерминированным и поляризированным было восприятие русских в 1920 - 1930-е годы. "Левые", приезжавшие из Советской России, не замечали исторической красоты города, его культурных традиций (кроме С. Третьякова), сосредоточившись на современности и пропаганде советской идеологии, как В. Маяковский. "Правые", эмигранты, сплотившиеся, при всех своих внутренних сварах, вокруг выдающегося пастыря епископа Сергия и русской церкви, наоборот, очень высоко ценили историзм Праги и традиции приютившего их народа.

В послевоенные годы Прагу в основном посещали советские деятели культуры, направлявшиеся в составе делегаций творческих работников не только для развития дружественных связей, но и для пропаганды советской идеологии. Тем отраднее читать их заметки, судя по которым Прага их настолько поразила и очаровала, что идеология как-то отходила на второй план. Для советских людей Прага была полузапретной Европой; образ жизни чехов, размеренный, в меру гедонистический, их уют и юмор по возвращении домой казались "далекой-далекой чудесной сказкой" (В. Н. Яковлев, с. 264). Особо сильное впечатление производило чешское пиво. Интересно, что в довоенных текстах русские о нем не упоминают, только с 1950-х годов они концентрируют на нем свое внимание и аппетит, оно становится для них неким символом более свободной жизни.

Значительное место в книге занимают впечатления советских писателей, очень часто направляемых в Чехословакию. Рефлексия посланцев советской культуры включает довольно широкий круг явлений. Более непосредственны высказывания тогда еще будущих творцов "неофициальной" культуры (В. Аксенов, В. Некрасов, П. Вайль). В этот контекст органически вписалось стихотворение И. Бродского "Витезслав Незвал" (1961). Поэт, не видевший Прагу, оказался способен передать ее образность посредством другого поэта, чешского, в стихах которого Прага приобрела черты опоэтизированного урбанизма.

Хорошо, что в книге много текстов, посвященных Пражской весне и событиям августа 1968 г. Оказывается, что бурление чешского общества в поисках "социализма с человеческим лицом" сильно привлекало советскую интеллигенцию, буквально наводнившую Прагу 1968 г. Наиболее интересны воспоминания С. Юрского, актера и литератора, очевидца августовских событий. Из текстов более позднего времени выделяется фрагмент из книги П. Вайля "Гений места", в котором автор, как мне представляется, дал лучшее из всех описание современной Праги. П. Вайль наделен каким-то особым талантом постигать духовно-культурную сущность пространства, его оптика совмещает культурологический подход и непосредственность свежих наблюдений. Его суждения метки, умны, эрудированны, хотя не со всеми из них можно согласиться.

Заканчивается антология текстами, написанными в наши дни и показывающими неослабевающий интерес русских к Праге, уже включившейся в процесс глобализации культурного пространства со всеми его плюсами и минусами. В целом подборка текстов дает возможность проследить, как на протяжении трех веков меняется не только образ Праги и чехов в глазах русских, но и как меняются сами русские, приоритеты их восприятия, их подход к увиденному. Тем самым антология блестяще выполнила двойную задачу - показать видение другого и дать эволюцию самой воспринимающей стороны.

Книге предпослано предисловие, написанное крупнейшим знатоком чешской литературы С. В. Никольским, в котором дан краткий очерк истории и культуры Чехии, в основном XIX-XX вв., т.е. времени, к которому относятся тексты антологии. С. В. Никольский на первый план в

стр. 101

культуре выдвигает литературу, что вполне понятно, хотя можно было бы побольше сконцентрироваться на роли самой Праги в чешской культуре. Очерк информативен и точен. Отмечу лишь одно обстоятельство: сейчас трудно согласиться с оценкой чешского барокко и Контрреформации как периода упадка языка и письменности, ведь именно в это время складывается тот облик Праги, ее барочная архитектура и скульптура, которые главным образом и пленяют взоры и души путешествующих.

Что касается структуры книги, то можно отметить отсутствие подписей под иллюстрациями, излишним кажется в издании такого рода особое выделение в именном указателе архитекторов, скульпторов и художников, внесших вклад в сложение облика города. Не всегда логично построено чередование авторов, писавших о Праге. Составитель придерживался хронологии посещений, хотя некоторые бывали неоднократно, а эмигранты вообще жили в Праге по многу лет. В итоге К. Бальмонт и И. Бунин оказались после М. Цветаевой и И. Ильфа, а С. Образцов раньше Вс. Мейерхольда. Тексты эмигрантов-пражан даны вперемешку с текстами советских деятелей культуры.

Комментарии, занимающие треть книги, заслуживают самой высокой оценки. По сути это оригинальное источниковедческо-библиографическое исследование, отдельные же комментарии смотрятся как самостоятельные научные работы (например Н. В. Гоголь в Чехии). Комментирование доводится до мельчайших деталей, вплоть до современных адресов упоминаемых зданий и учреждений, что прямо-таки провоцирует читателя взглянуть на эти места своими глазами при следующем посещении Праги. Подробно комментируются авторы, писавшие о Праге, их посещения Чехии, культурные связи русских и чехов. Иногда такие материалы значительно дополняют и расширяют основную часть книги. Н. Л. Глазкова предприняла действительно титаническую работу по выявлению русских текстов, посвященных Праге, по их комментированию. Особо надо отметить научный объективизм при отборе текстов: даны представители всех направлений, течений в русской культуре. Чувствуется, насколько глубоко составитель влюблен в объект своего исследования, что не мешает, однако, предельной объективности в подаче материала. Поэтому не хочется указывать на мелкие неточности комментатора, тем более, что их мало. Отмечу лишь, что Богемия - это латинское, затем и немецкое название Чехии, данное по племени боев, живших на ее территории до прихода славянского населения, а не то, что написано в комментарии (С. 337). Можно было точнее и полнее сказать о Й. Юнгмане (С. 348), Й. Манесе (С. 371), В. Шпале (С. 452), указать на легендарность св. Яна Непомуцкого (С. 347).

В итоге читатель получил, причем впервые, репрезентативный корпус текстов с высоконаучным комментарием, показывающий, до чего же русские люди любили и любят "мать чешских городов", "златоглавую" и "стобашенную" Прагу, как они ее чувствуют и понимают, и как сама Прага - символ центральноевропейской культуры - принимает их в свои объятия, погружая в ту культурно-психологическую атмосферу, которую не найдешь больше нигде.