Обширный круг работ по истории хозяйственного быта и социальных институтов доколониального Востока, в том числе арабских стран, появился за последние годы в западноевропейской и американской буржуазной ориенталистике. Особое место среди них занимает цикл изданий, посвященных социальной структуре и роли города в "традиционном" (средневековом) мусульманском обществе ¹ . Различные аспекты этой проблемы, такие, как специфика внутренней организации мусульманского города эпохи средневековья, особенности его экономических функций, система отношений "город - деревня", стали предметом развернутой научной дискуссии. В 60 - 70-х годах они обсуждались на ряде симпозиумов, созванных группами специалистов по исламу и ближневосточной истории из Сорбонны, Оксфордского и Пенсильванского университетов ² . Опубликовано несколько монографий, в которых представлены результаты конкретных исследований (в основном на материале средневековых египетских, сирийских городов), а также обобщающие схемы, создающие собирательный, условный образ традиционного мусульманского города.

В дискуссии, начало которой было положено коллоквиумом, состоявшимся в Оксфорде (1965 г.), приняли участие такие авторитетные ученые, как К. Каэн - профессор Сорбонны, основатель "Journal of the Economic and Social History of the Orient", А. Хурани - профессор ряда американских и Бейрутского университетов И. М. Лапидус - профессор Кэмбриджского университета, автор исследований по истории Каира, Дамаска и других ближневосточных городов, теоретические взгляды которого нашли широкий отклик в среде специалистов и оказали большое влияние на современные концепции о месте города в социально-экономической структуре арабо- мусульманских обществ. В 70-е годы вышли в свет работы по социальной истории Каира голландской исследовательницы С. Стаффы и профессора Принстонского университета, специалиста в области социологии и проблем урбанизации Ж. Абу-Лугод ³ . Серия локально-исторических исследований, ориентированных на комплексное и детальное изучение хозяйственной жизни, топографии, архитектуры и социальной анатомии одного города (со времени основания до наших дней или в хронологических рамках определенной эпохи), была продолжена работами американских историков К. Л. Брауна, В. Спенсера, публикацией Ж. Абу- Лугод о марокканской столице Рабате ⁴ .

¹ Как отмечает К. З. Ашрафян, немаловажной причиной усиления интереса к истории города на Востоке "стал современный процесс урбанизации, происходящий в условиях устойчивости добуржуазных, традиционных связей, подвергающихся частичной модификации и проникающих в современную капиталистическую социально-экономическую структуру" (Ашрафян К. З. Средневековый город Индии XIII - середины XVIII века. М. 1983, с. 8).

² The Islamic City. A Colloquium. Oxford and University of Pennsylvania Press. 1970; Shevallier D. (avec colrab. A. H. Sobhi et alia). L'espace social de la ville arabe P. 1979.

³ Abu-Lughod I. L. Cairo: 1001 Years of the City Victorious, Princeton, 1971; Staffa S. J. Conquest and Fusion: The Social Evolution of Cairo A. D. 642 - 1850. Leiden. 1977.

⁴ Brown K. L. People of Sale. Tradition and Change in a Moroccan City 1830 - 1930. Cambridge (Mass), 1976; Spencer W. Algiers in the Age of the Corsairs. Norman. 1976; Abu-Lughod J. L. Rabat: Urban Apartheid in Morocco. Princeton. 1980.

стр. 150

В зарубежной историографии последних лет получило также заметное развитие исследование территориальных и социальных микроструктур традиционного мусульманского города (кварталов, этнических, религиозных общин), изучение на страновом и узкорегиональном материале экономических и социо-культурных связей между городом и сельской округой. Большой вклад в разработку этой проблематики внесли опубликованные в США и Англии работы специалиста по экономической истории Египта и других стран Ближнего Востока Г. Баэра ⁵ .

Большинство работающих в Западной Европе и США историков-востоковедов употребляют с существенными оговорками термины "феодализм", "феодальный строй" (соответственно "феодальный город") или вообще избегают их. Значительная часть авторов ставит под сомнение корректность определения средневековых арабских и арабо-османских обществ как феодальных потому, что они не обладали рядом признаков, характерных для "классического" феодализма (система вассалитета, иерархия сословий, наличие крупного землевладения и т. д.). В лучшем случае признается появление в арабских странах временных, неустойчивых феодальных институтов либо "квазифеодальных" структур. В буржуазной историографии существует и тенденция к полному отрицанию возможности применения для анализа социальной действительности Востока абстракций и категорий, выработанных на основе изучения европейских стран. Многие ученые предпочитают пользоваться терминами "традиционное" арабское (мусульманское) общество, "традиционные институты", "традиционные структуры", подразумевая формы социальных отношении, существовавшие в доколониальную эпоху или до прямого столкновения с западной цивилизацией, т. е. до начала - середины XIX века ⁶ . Понятие "традиционный" применительно к городу в зависимости от контекста приобретает значение "доколониальный" или "доиндустриальный". (Речь может идти и о городе современной эпохи, но не вовлеченном в процесс модернизации).

Как правило, в зарубежной литературе особенности городского строя арабского средневековья определяются в ракурсе компаративного анализа, путем прямых сопоставлений с моделью европейского города - при этом внимание исследователей направлено на выявление контрастных черт в процессах эволюции средневековых обществ Запада и исламского Востока. Рассматривая становление форм городской жизни в арабском регионе, историки отмечают такие особенности, как непрерывность городской традиции, внушительные масштабы экономического роста городов в эпоху раннего средневековья, когда Европа переживала затяжной период дезурбанизации, и вместе с тем - инертность города как элемента социально-политической системы (в противовес активной роли городов в структурных изменениях средневековых европейских обществ).

Действительно, высокий уровень концентрации населения в городах большое, а в некоторых случаях ведущее значение города как хозяйственного центра определяли своеобразие ранней стадии развития феодальных государств, сложившихся на территории Восточного и Южного Средиземноморья после арабских завоеваний VII - начала VIII века. В Арабском халифате интенсивно шло городское строительство, создавались заново крупные административные центры, продолжали свое существование многие древние столицы и провинциальные города, развивалась дальняя торговля и сеть "караванных городов" на ее путях ⁷ .

⁵ Ваеr G. Village and City in Egypt and Syria 1500 - 1914. In: Udovitch A. L. (ed.) The Islamic Middle East 700 - 1900: Studies in Economic and Social History. Princeton. 1981; ejusd. Fellah and Townsman in the Middle East. Studies in Social History. Lnd. 1982.

⁶ Подробнее см.: Смилянская И. M. Изучение традиционной социально-экономической структуры арабских стран в XVIII - начале XIX в. в западноевропейской и американской историографии 60-х годов. В кн.: Современная историография стран зарубежного Востока. М. 1975.

⁷ По имеющимся оценкам, в Южной Месопотамии (Савада), Египте, домонгольской Средней Азии удельный вес горожан составлял от 20 до 30%. Нередкими были города с населением 100 тыс. человек и более. По мнению специалистов, в центральных областях мусульманского мира (Египет, Сирия, Ирак) развитие городов с точки зрения количественных показателей приблизительно соответствовало уровню, достигнутому в позднеримское и византийское время. В первые века ислама городская жизнь получила импульс к развитию, например, в Средней Азии, которая ранее не имела

стр. 151

Непрерывность городской традиции была одним из наиболее ярких признаков, которым отличались страны, вошедшие в ареал арабо-исламской цивилизации, от Западной Европы, где переход от древности к средневековью сопровождался перенесением центра тяжести экономической и социальной жизни в общину - деревню, наблюдалось сокращение сферы товарно-денежного обмена, старые античные города исчезали, приобретали сельский облик. Широко известно замечание К. Маркса, что в "средние века (германская эпоха) деревня как таковая является отправной точкой истории" ⁸ . Город формируется в условиях Европы лишь с рубежа XI в. и становится средоточием сил, входивших в противоречие с феодальным порядком. Основой ускоренного подъема городов служит развитие производительных сил, углубление общественного разделения труда. На исламском Востоке в тот же период рост городского населения, продолжавшийся в отдельных странах, а в Египте, видимо, достигший апогея в XIII - XIV вв., не свидетельствовал о прогрессивных сдвигах в структуре и характере общественного производства, об изменениях, предвещавших переход на более высокую ступень стадиально-формационного развития. Город оставался интегрированной частью феодальной системы; здесь существовало богатое купечество, но не складывался слой бюргерства, происходили восстания городских низов, но отсутствовала борьба за городскую автономию.

В целом вторая половина средних веков становится периодом упадка городов в арабо- мусульманском регионе; эта тенденция получает выражение в различных странах неодновременно, но в XV - XVII вв. приобретает почти повсеместный характер и является одним из признаков замедления, если не регресса, общих темпов развития этих стран, в сфере культуры и материального производства. Сравнение исторических судеб Европы и Ближнего Востока привело многих авторов к выводу о том, что именно отсутствие фазы борьбы за городскую автономию, и в итоге - неизменно подчиненное положение города по отношению к центрам государственной власти, явилось ключевым моментом арабского средневековья. Этим фактом объясняется весь ход исторического процесса, застойность общества, отсутствие генезиса капитализма на собственной основе.

С. Стерн, один из участников коллоквиума 1965 г., следующим образом характеризует дихотомию развития средневековой европейской и мусульманской цивилизации: "Исламская цивилизация во многих отношениях прямо продолжала традиции поздней античности: централизованное бюрократическое управление, активная производственная и торговая деятельность городов - все это было наследием предшествующей эпохи. Такая преемственность в сфере социальной жизни не наблюдалась на латино-германском Западе, где различные обстоятельства привели к формированию феодальной системы вместо централизованного государства, к исчезновению городов... Однако с начала XI в. Западная Европа наращивала темпы своего развития; наблюдалось оживление торговли, а вместе с ней и городов. Эти процессы сопровождались удивительным расцветом корпоративных муниципальных институтов. Горожане объединяются и выступают против феодальных владетелей, завоевывают хартии городских вольностей... В мусульманском мире не было ничего подобного коммунальному движению, имело место лишь эфемерное появление элементов городской автономии" ⁹ . Продолжая свою мысль, Стерн утверждает, что исламское общество по своей природе не могло создать предпосылок для формирования каких бы то ни было светских корпоративных институров, и отсутствие муниципальной организации - лишь частный случай этого феномена ¹⁰ .

столь обширной сети городских поселений, и в таких районах (западный, центральный Магриб), где "урбанизация" античной эпохи оставила поверхностный след и большинство основанных при римской власти городов к моменту появления арабов уже несколько столетий лежали в развалинах (см. Беленицкий А. М., Бентович И. Б., Большаков О. Г. Средневековый город Средней Азии. Л. 1973; Histoire du Maroc. P. - Casablanca. 1967, pp. 39 - 40).

⁸ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. 1, с. 470.

⁹ Stern S. M. The Constitution of the Islamic City. In: The Islamic City, pp. 31 - 36.

¹⁰ Данный тезис поддерживает А. Хурани, согласно мнению которого политическая независимость в форме городской автономии, как и корпоративная организация на профессиональной основе, сходная с европейским цехом, не могла существовать в

стр. 152

В поисках причинности явлений, определявших специфику мусульманского города, представители западной востоковедной науки предлагают ряд интерпретаций, ориентированных на выявление факторов социологического порядка. Особое внимание в кругах специалистов привлекла концептуальная схема, разработанная американским ученым И. Лапидусом. В основных чертах она сводится к тезисам о внутренней "расщепленности" мусульманского города (мозаичности его социальных структур) и об отсутствии противоположности между городом и деревней. В серии работ, опубликованных в конце 60-х годов ¹¹ , Лапидус подверг пересмотру многие представления, существовавшие до него в востоковедной литературе, в частности точку зрения специалистов по арабской культуре Г. Гибба и Г. Боуэна, считавших, что в мире ислама существовала резкая грань между городом и деревней. Он выдвинул положение о том, что городская и сельская среда в условиях Ближнего Востока были однотипны в социальном смысле и составляли континуум - не антитезисную пару; мусульманский город выделялся лишь как пространственно-географическая реальность, "физическое образование".

Согласно взглядам Лапидуса, поддержанным и развитым в работах С. Стаффы, Ж. Абу-Лугод, города Ближнего Востока, даже крупнейшие из них, не сложились в единый социальный организм, а представляли собой сумму обособленных общин, замкнутых в рамках городских кварталов и различавшихся по этно-культурным и религиозным основам своей жизни. Четко выделенные в самом пространстве города (нередко обнесенные стенами) кварталы, объединявшие христиан, евреев, мусульман-суннитов, шиитов, приверженцев разных сект, школ шариата или просто выходцев из какой-то одной местности, представляли собой микросоциумы с определенным механизмом внутреннего управления и регулирования. Кварталы иногда приобретали особую роль в экономической жизни - хозяйственную специализацию, но при этом не становились социально однородными. В таких городах, как Дамаск, Алеппо, Каир, "не было районов, где бы доминировал определенный класс" ¹² . Городские кварталы были заселены и богатыми и бедными, они, как правило, имели свой плебс и промежуточные слои, свою верхушку, которую составляли видные улемы и купцы либо эмиры, окруженные собственной клиентелой.

Будучи достаточно изолированными по отношению друг к другу, внутригородские этно- религиозные общины, подчеркивает Лапидус, оказывались тесно связанными с той или иной родственной группой сельского населения. Он утверждает, что мусульманский город можно рассматривать, как совокупность деревень, сосредоточенных на одной территории ¹³ . Эту идею развивает и английский востоковед Б. Тернер, с точки зрения которого внутренняя жизнь городов в мусульманском мире представляла собой неустойчивое равновесие сил в системе ячеек- кварталов, а сама эта система являлась на деле проекцией племенной, семейно-клановой организации деревни ¹⁴ . Отчужденность и противоречия, существовавшие между узкими, самодовлеющими общинами, на которые распадалось городское население, являлись, по мнению Тернера, перманентным фактором, препятствовавшим оформлению горожан в сословие, осознающее свое единство, как это было в Западной Европе.

Идея о резко выраженной, даже физической разобщенности населения мусульманского города занимает центральное место в работах Абу-Лугод. Устанавливая связь между эпохами, она стремится показать, что фрагментарность традиционного (доиндустриального) города переходит и в ткань общественного организма арабских городов новейшего времени, придавая особую окраску современному процессу урба-

арабском мире потому, что она противоречила бы самой философии ислама, предполагавшей всеобъемлющую солидарность мусульманской общины (умма) перед лицом божественной воли (Hourani A. The Islamic City in the Light of Recent Research. In: The Islamic City, p. 14).

¹¹ Lapidus I. M. Muslim Cities in the Later Middle Ages. Cambridge. (Mass.) 1967; ejusd. Muslim Cities and Islamic Societies. In: Middle Eastern Cities. Berkley - Los Angeles. 1969; ejusd. Muslim Urban Society in Marniuk Syria. In: The Islamic City.

¹² Lapidus I. M. Muslim Cities in the Later Middle Ages, p. 87.

¹³ Ibid., p. 95, ejusd. Muslim Urban Society in Mamluk Syria, p.199.

¹⁴ Turner B. S. Weber and Islam. A Critical Study. Lnd. 1974, p. 103.

стр. 153

низации. В обширной работе о Каире Абу-Лугод обращает внимание на отражение специфики социальной жизни города в канве его географического плана. (Она пишет, что поставила целью изучать историю, глядя на нее не с высот, а из лабиринта узких каирских улиц.) В работе делается вывод, что в Египте и других арабских странах отсутствие городской автономии объяснялось, во- первых, тем, что город был не убежищем от феодала, местом, где человек мог обрести свободу, а "доменом феодала" (точкой концентрации господствующего класса), во-вторых, раздробленностью города, тем обстоятельством, что все его слои, элита (айяны) и нижестоящая масса, распадались на калейдоскоп ячеек, формировавшихся по линии связей родства, этнорелигиозной принадлежности. Среди мусульман, составлявших большинство населения, ситуация конфессиональной разобщенности поддерживалась в силу развития системы религиозных братств ¹⁵ .

Таким образом, в современной западной ориенталистике сложилось представление о высокой степени гетерогенности и даже своеобразной кастовости традиционного арабского города. Выводы и заключения отдельных авторов суммируются в тезисе, что обусловленная этноконфессиональной гетерогенностью населения раздробленность, атомизированность мусульманского города обеспечивала господствующему классу (например, в Египте мамлюкской ксенократии) возможность, выступая в качестве арбитра, держать город в подчинении, использовать его как главную опору власти; и эта ситуация определяла стагнацию форм общественной жизни, стабильность восточных деспотий.

В связи с проблемой городской автономии в западной литературе 60 - 70-х годов был поднят вопрос о роли цеховых организаций в городах мусульманского мира, о степени их сходства и отличия от европейских средневековых гильдии. Одни специалисты признают, что некоторые элементы цеховой организации были унаследованы от византийской эпохи, другие считают, что профессиональные цехи возникли в позднем средневековье на базе религиозных союзов в русле суфийского движения (мистического направления в исламе). Несмотря на разногласия по поводу происхождения цехов, более или менее общепринятой стала точка зрения, что в арабских и других мусульманских городах торгово-ремесленные разряды ("синф", "таифа") не являлись гражданским корпоративным институтом, объединением, подобным цеху средневековой Западной Европы ¹⁶ . Они служили инструментом государственного контроля, дополнительным рычагом, с помощью которого центральный аппарат осуществлял непосредственное управление городским населением - сбор налогов, чисто полицейские функции, регламентацию производства ¹⁷ . Такие авторы, как Г. Баер, Э. Хершлаг, высказывают мнение, что именно государство, в том числе османские власти, в целях обеспечения лояльности горожан и укрепления своих экономических позиций выступало как инициатор создания и оформления цеховой системы ¹⁸ .

Некоторые специалисты придают первостепенное значение тому факту, что в арабском обществе, где большую роль играли патриархальные традиции, разного рода групповые связи конструировались или осмысливались как семейно-родственные отношения ¹⁹ . Тезис о примате "семейных принципов" социальной организации, придававших устойчивость внутригородским общинам, развернут в книге С. Стаффы, посвященной социально-экономической истории Каира с эпохи раннего средневековья до середины XIX века. Автор подчеркивает, что каирское общество снизу доверху было пронизано системой реальных либо условных семейно- родственных связей. Стаффа пишет, например, о том, что господствующий класс Египта, рекрутировавшийся из невольников-иноземцев, мамлюков, принадлежавших султану или его

¹⁵ Abu - Lughod J. L. Cairo, p. 70.

¹⁶ The Cambridge History of Islam. Vol. II. Cambridge. 1970, pp. 529 - 530.

¹⁷ К. Казн считает вообще нежелательным (искажающим смысл) перевод арабо-турецкого термина "синф" и его эквивалентов словами "корпорация" или "гильдия" (Cahen С. Y-a-t-il eu des corporations professionnelles dans le monde musulman classique? In: The Islamic City, pp. 61 - 62).

¹⁸ Baer G. Egyptian Guilds in Modem Times. Jerusalem. 1964; ejusd. Fellah and Townsman, pp. 149 - 222; Hershlag Z. L. Introduction to the Modern Economic History of the Middle East. Leiden. 1964.

¹⁹ См. Смилянская И. М. УК. соч., с. 78.

стр. 154

эмирам, распадался на "бейты" (дома), члены которых считали себя братьями. Каждый мамлюкский бейт имел в качестве резиденции, опорного пункта и зоны влияния определенный квартал Каира, подчиняя его себе и втягивая население в структуру расширенной семьи ²⁰ .

Идея патриархально-семейной организации традиционного города выступает на первый план в работах французского востоковеда Д. Шевалье, который исходит из общего представления о том, что традиция заключения браков внутри патрилинейных групп являлась отличительным признаком арабской культуры и определяющим фактором в социальной жизни как деревни, так и города ²¹ .

Согласно теории Д. Шевалье, весь комплекс социальных отношений и межличностных связей в арабском городе определялся системой родства. Самосознание индивида, его отношение к другому лицу определялось в первую очередь принадлежностью к тому или иному семейному клану. Особенности традиционного города Д. Шевалье рассматривает сквозь призму его пространственной структуры. Поэтому он начал с критики широко распространенного в литературе мнения о том, что городская архитектура мусульманского средневековья несла в себе иррациональное начало, что она отличалась от строго упорядоченной античной модели градостроительства стихийным, "анархическим" развитием. (Такая концепция была выдвинута в свое время французским востоковедом Ж. Соваже, крупным специалистом по архитектуре и истории сирийских городов ²² , поддержана его учениками.)

Отвергая мысль о бессистемности городской застройки мусульманской эпохи, Шевалье считает, что организация пространства арабского города имела свою логику и закономерности, "она была продиктована структурой социального организма и его жизнью" ²³ . Противоречивость принципов религиозной и социальной этики передается, по мнению Шевалье, в архитектурных ансамблях арабских городов. Кубические формы жилой застройки как нельзя лучше подходят для того, чтобы ограничивать замкнутые пространства (дом, квартал) и обеспечивать изоляцию племенного или семейного клана. Над массой зданий возносятся стрелы минаретов, символизирующие идею абсолюта и связывающие город в целое.

Концепция Шевалье находится в русле школы "Анналов", представители которой широко используют метод структурализма и, акцентируя внимание на локальных закономерностях исторического процесса, придают особое значение выявлению специфики демографических, этнологических характеристик изучаемых обществ. С гипотезой Шевалье о семейной модели организации традиционного арабского общества во многом совпадают идеи специалиста по странам Магриба Л. Валенси (профессор Сорбонны, ученый секретарь журнала "Annales"), которой принадлежит ряд работ по экономической истории стран Северной Африки на рубеже средневековья и нового времени ²⁴ . Валенси считает, что понятие "феодальный способ производства" не применим для характеристики общественного строя доколониальной Северной Африки. Она определяет магрибское общество XVIII - начала XIX в. как архаическое (сегментарное), фундаментом социальной и политической организации которого являлись кровнородственные связи ²⁵ . Генеалогическое предание, пишет Валенси, определяло мироощущение людей того времени и их представление о прош-

²⁰ Staffa S. J. Conquest and Fusion, pp. 124 - 132.

²¹ Эта концепция в наиболее полном виде излагается Шевалье в теоретической части его книги о горном Ливане (Chevallier D. La societe du Mont Liban a l'epoque de la revolution industrielle en Europe. P. 1971).

²² Sauvajet J. Alep. Essai sur le developpement d'une grande ville syrienne des origines au milieu du XlX-e siecle. P. 1941; ejusd. Le plan antique de Damas. - Syria, t. XXVI (1949); ejusd. Esquisse d'une histoire de la ville de Damas. Revue des Etudes islamiques, t. VIII (1934).

²³ Chevallier D. L'espace social de la ville arabe, p. 8.

²⁴ Valensi L. Le Maghreb avant la prise d'Alger (1790 - 1830). P. 1969; ejusd. Fellahs Tunisiens. L'economie rurale et la vie des campagnes aux XVIII-е et XIX-e; siecles. P. 1975; ejusd. The Tunisian Fellaheen in the Eighteenth and Nineteenth Centuries. In: The Islamic Middle East, pp. 709 - 724.

²⁵ Galissot R., Valensi L. Le Maghreb precolonial: Mode de production archaique ou mode de production feodal? - La Pensee, 1968, N 142; Valensi L. Archaisme de la societe maghrebine. In: Sur le Feodalisme (Centre d'etudes et de recherches marxistes). P, 1971.

стр. 155

лом: "Индивид существовал в системе концентрических кругов, самым большим (крайним) из которых являлось племя или группа родственных племен, возводивших свое происхождение к единому мифическому предку" ²⁶ .

Представление о сегментарном типе организации арабского общества получило значительное распространение в современной западной литературе. Эта идея проводится, например, тунисскими исследователями Ф. Стамбули и А. Згалем при описании и анализе социальной структуры городов доколониального Магриба. Хотя в арабских странах Северной Африки население было относительно однородным в этническом отношении и не отличалось конфессиональной раздробленностью, тем не менее и Северная Африка, считают они, не знала настоящего развития городского самоуправления. Периоды существования независимых городов в Магрибе могли быть относительно продолжительными, но эти города никогда не складывались в автономные коммуны европейского типа. Причиной отсутствия такого феномена, как городская автономия, была, по мнению этих авторов, специфика взаимодействия между структурными элементами общества в целом и города как его части. Городское население подобно сельскому и племенам кочевой степи постоянно распадалось на фракции, враждующие лиги (имевшие наименования "лефф" или "софф"). Эти объединения имели надэтнический характер, выходили за рамки профессиональных, религиозно-культовых связей и при этом были "искусственными образованиями", не имея ни классовой, ни экономической основы. Просто одна группа кварталов города вступала в коалицию против другой части кварталов того же города. То обстоятельство, что город все время разделялся на две или три враждебные друг другу фракции, существенно ограничивало возможности формирования у горожан "коммунального сознания" и позволяло центральной власти утверждать свои позиции ²⁷ .

Нетрудно заметить, что изложенная выше система взглядов, получившая распространение в зарубежной историографии 60 - 70-х годов, воспроизводит во многих элементах идеи М. Вебера, который в своих работах по истории хозяйства и мировых цивилизаций сформулировал положение о фактическом отсутствии города - как социального феномена - в мусульманских странах и в целом на Востоке. Говоря о странах Азии, Вебер подчеркивал, что "автономное управление и, что важнее всего, корпоративный характер города и понятие горожанина в противоположность селянину был им или совершенно неизвестен или известен лишь частично и то в виде слабых намеков" ²⁸ . Вслед за Вебером, который видел главный источник различий между судьбами Востока и Запада в особенностях сферы сознания, в системе принятых обществом моральных ценностей и этических норм (и в рамках этой концепции противопоставлял христианство исламу), некоторые специалисты, занимающиеся проблемой мусульманского города, склонны придавать решающее значение социальной функции религии. Например, Хурани, находя у Вебера существенные неточности в истолковании ислама, подчеркивает плодотворность его концептуального подхода к вопросу о влиянии религии на социально-экономическое развитие общества ²⁹ .

С точки зрения других исследователей, значение взглядов Вебера для сегодняшней науки состоит не столько в его тезисе - весьма спорном - о зависимости между религией и экономикой, сколько в социологических наблюдениях и в анализе политических структур различных обществ и цивилизаций, в частности восточных деспотий ³⁰ . Известно, что Вебер обосновывал мысль об исключительности христианства, в особенности протестантской церкви, доказывая, что ее этические установки имели тесную связь с развитием "духа капитализма". Он утверждал, что христианство было религией, подготовившей европейское общество к рационально-

²⁶ Valensi L. The Tunisian Fellaheen, pp. 710 - 712.

²⁷ Zgnal A., Stambouli F. La vie urbaine au Maghreb precolonial. - Annuaire de l'Afrique du Nord, 1973, Vol. XI, pp. 191 - 199.

²⁸ Вебер М. Город. Пг. 1923, с. 21.

²⁹ Hourani A. Europe and the Middle East. Lnd. 1980, pp. 71 - 72; ejusd. The Islamic City, pp. 14 - 15.

³⁰ Turner B. S. Op. cit.

стр. 156

му образу мысли и к формированию капиталистического мировоззрения ³¹ . Рассматривая расцвет гражданских корпоративных институтов средневекового города в Западной Европе как важнейшую предпосылку буржуазного общества, Вебер объяснял возможность появления таких институтов особенностями религиозного сознания и сферы культовой жизни.

Большинство современных западных востоковедов, в том числе Тернер, специально занимавшийся анализом теории Вебера и его оценок, касающихся традиционного мусульманского общества, сходится во мнении, что содержащаяся в работах немецкого ученого трактовка ислама как "религии воинов" была в корне ошибочной. Вместе с тем Тернер убежден, что конечные выводы Вебера, его характеристика мусульманского города как системы с крайне слабой взаимосвязью составляющих элементов подтверждаются данными новейших социологических исследований. По мнению Тернера, протестантская этика не имела столь решающего значения в развитии "духа капитализма" и не идеология ислама препятствовала формированию капиталистической экономики в арабских странах, а именно особый тип социальной жизни городского населения, иные, чем в Европе, взаимоотношения между городом и деревней, между городом и военно-бюрократической верхушкой, носительницей политической власти ³² .

Углубленный анализ этнографических особенностей блилшевосточных городов, содержащийся в опубликованных за последние десятилетия работах зарубежных востоковедов (в том числе Лапидуса, Абу-Лугод), проливает свет на многие малоизученные аспекты социальной истории арабских стран. Однако теоретические построения, созданные на материале этих конкретно- социологических исследований, страдают односторонним и механистическим подходом. Многие исследователи делают попытку интерпретировать закономерности развития восточного города, исходя лишь из внутренних условий его существования, и абсолютизируют роль факторов, связанных со спецификой внутреннего механизма организации городского социума. Наконец, весьма спорным является утверждение об однотипности, слитности городской и сельской среды как явлении, характеризовавшем традиционное мусульманское общество. Кстати, по данному вопросу в востоковедной литературе существуют явные разногласия.

В свое время английские востоковеды Г. Гибб и Г. Боуэн, авторы трудов по культуре ислама, утверждали, что существующий в любом обществе контраст между городом и деревней нигде не находил столь яркого выражения, как в средневековом мусульманском мире: "Это был в полном смысле контраст между двумя различными цивилизациями". Сходную идею высказывал французский востоковед Ж. Велерс, изучавший сирийскую деревню ³³ . В новейших исследованиях (под заметным влиянием работ Лапидуса) начала преобладать иная, прямо противоположная концептуальная схема. Однако надо признать, что она принимается далеко не всеми. В ряде работ арабистов развивается тезис, что в странах Северной Африки и Ближнего Востока решающее значение имело взаимодействие трех элементов: город - кочевая степь - оседлая деревня. Поскольку в экономике средневековых арабских государств, указывает, например, С. Амин, ведущую роль играло не собственное производство, а доходы от транзитной торговли, образовывался симбиоз между городом и кочевыми племенами, благодаря которым осуществлялась торговля на дальние расстояния ³⁴ . Крестьянский мир, пишет Амин, был чужд этой "торговой цивилизации". В Леванте, где существовало языковое единство, крестьянские общины обособлялись в религиозном отношении (друзы, марониты и т. д.). В Магрибе, где господствовал суннитский толк ислама и население было однородным по конфессиональному признаку, крестьянство изолировалось в горах, сохраняя берберский язык и обычаи ³⁵ .

³¹ Вебер М. История хозяйства. Очерк всеобщей социальной и экономической истории. Пг. 1923, с. 220 - 221.

³² Turner В. S. Op. cit., p. 173.

³³ Gibb H. A., Bowen Н. Islamic Society and the West. Vol, l, pt. I. Lnd. 1950, p. 276; Велерс Ж. Крестьяне Сирии и Ливана. М. 1952.

³⁴ Amin S. Unequal Development. N. Y. - Lnd. 1976, pp. 32 - 38.

³⁵ Ibid., pp. 13 - 58; ejusd. La nation arbe: Nationalisme et Lutte des classes. P. 1976, p. 10.

стр. 157

Особую позицию занял Баэр. В своих последних статьях и книге (1982 г.) он развивал мысль о том, что не было единой для всего Ближнего Востока (арабского или мусульманского мира) системы отношений "город - деревня". Методологической ошибкой авторов, пытавшихся создать некую обобщающую модель, была, по мнению Баэра, генерализация явлений, характерных для определенного периода и совершенно конкретного района, местности, страны ³⁶ . В действительности имело место многообразие локальных вариантов, обусловленное историко- культурными особенностями, спецификой природной среды отдельных областей. Кроме того, характер отношений между городом и деревней изменялся во времени. Баэр доказывает, что схема Лапидуса, построенная преимущественно на материале Алеппо и Дамаска XI - XV вв., неприменима для описания тех типов экономических и социальных связей между городом и сельской средой, которые сложились в Египте и Сирии в османский период.

Говоря о Египте, Баэр прежде всего обращает внимание на тот факт, что современники прекрасно представляли себе различия между городом и деревней с точки зрения условий жизни, материального быта. Не менее глубокий контраст существовал в области культуры и религии. Баэр полагает, что в экономическом плане контакты между городом и деревней в османском Египте были крайне слабыми. Благодаря достаточно развитой домашней кустарной промышленности деревня сама обеспечивала себя ремесленными изделиями, набор и качество которых соответствовали запросам населения с низким уровнем жизни ³⁷ . В то же время египетский город за счет собственного производства удовлетворял значительную часть своих потребностей в сельскохозяйственной продукции и зависел только от поставок зерна. Но они осуществлялись не посредством торгового обмена, а в форме натуральных налогов, взимавшихся с крестьян. В целом товарообмен между городом и сельской местностью был весьма ограниченным.

Не вступая в прямую полемику с авторами, отстаивавшими идею однородности города и деревни на Арабском Востоке, в том числе в средневековом Египте, Баэр утверждает, что в период османского господства водораздел между городским и сельским обществом в этой стране был очень резким. Немаловажную роль играло то обстоятельство, что господствующий социальный слой (турецко-мамлюкская верхушка), сконцентрированный в столице, почти полностью представлял собой этнически чужеродный, иноязычный элемент. Приток населения в города почти не наблюдался. Феллах если и появлялся в городе, то на короткое время: чтобы уплатить задержанный налог, уладить какие-то дела с мультазимом (лицо, получавшее от государства право на сбор налогов с определенной деревни или округа). В редчайших случаях крестьяне или их дети уходили в город на постоянное жительство. Два фактора - стагнация городской экономики и жесткая система регламентации производства через цеха - замыкали город, препятствуя миграции из деревни. Баэр отмечает отсутствие какого бы то ни было роста городов в османский период. Население Каира сократилось с 500 тыс. человек в 1512 г. до 260 тыс. в 1798 г., при этом египетская столица концентрировала ² / ₃ всего городского населения страны. Если крестьянин бросал деревню по каким-то причинам (налоговый гнет, произвол мультазимов и их агентов), его убежищем был не город, а отдаленные пустынные или горные районы ³⁸ .

О том, насколько ясно современники осознавали противоположность города и деревни, видели различия в образе жизни феллахов и горожан во всех аспектах, вплоть до религиозных представлений и обрядности, свидетельствует, по мнению Баэра, текст литературного памятника XVII в. "Сельские радости в пояснениях к касыде Аби-Шадуфа". Это сборник рассказов о жизни феллахов, анекдотов, связанных с их приключениями во время случайных визитов в город. "Сельские радости" - редкое, возможно, единственное в своем роде произведение гротескового жанра, не имеющее аналогов в египетской письменной традиции и в арабской литературе, в целом ³⁹ . Недаром истолкование его содержания, как и вопрос о субъек-

³⁶ Ваеr G. Fellah and Townsman, p. 107.

³⁷ Baer G. Village and City, p. 602.

³⁸ Ibid., p. 605; ejusd. Fellah and Townsman, p. 13.

³⁹ Baer G. Fellah and Townsman, p. 37.

стр. 158

тивных мотивах автора, стало предметом острых споров. Оно написано в виде поэмы, якобы сочиненной неким Аби-Шадуфом, и комментариев к ней реального автора, каирского улема Юсуфа Аль-Ширбини. Автор противопоставляет деревенскому укладу утонченные городские порядки, всячески выражает свое презрение к крестьянству, сельскому труду, к деревне вообще, подчеркивает грубость феллахов, порочность их нравов, невежество сельских жителей - не только крестьян, но и деревенских факихов (толкователей закона), судей, нотариусов, которые в комических зарисовках "Сельских радостей" предстают как люди, не разбирающиеся в элементарных вопросах богословия и шариата, По мнению Баэра, сочинение Аль-Ширбини интересно как источник, отразивший социально-психологическую атмосферу Египта XVII в., взгляды горожан (прослойки каирского населения), их противопоставление себя крестьянам, и в широком смысле - провинциалам, деревенским жителям.

Обращаясь к материалу Сирии и Палестины, Баэр выделяет в качестве примера ряд районов, представлявших три существенно отличавшихся друг от друга локальных типа отношений между городом и деревней: 1) Алеппо (Халеб) и Дамаск, 2) зоны Антиохии (Антакьи), Хамы, Латакии, 3) горные районы Ливана и Палестины ⁴⁰ . Он сосредоточивает внимание на сфере локально- исторического, выделяя разные типы и уровни хозяйственных и социокультурных связей между городским и сельским населением и объясняя их специфику и множественность взаимодействием набора разнозначных факторов (географических, политических, экономических и т. д.), каждый из которых мог попеременно выдвигаться на первый план, играть в конкретных условиях определяющую роль. В этом контексте фактически снимается вопрос о выявлении закономерностей эволюции общественного разделения труда и других форм отношений между городом и деревней. Задача надстрановых, региональных обобщений представляется Баэру вообще невыполнимой.

Вопрос об исторической роли города Арабского Востока в целом остается еще малоизученным. В советской исторической науке проблема закономерностей развития городского строя на Востоке ставится в контексте изучения типологии феодальных обществ. Советские ученые указывают на необходимость комплексного подхода к анализу внутренних и внешних факторов развития социальной структуры города во взаимосвязи с общими процессами стадиально-формационной эволюции.

В работах, посвященных арабским странам Северной Африки, Ближнему Востоку и Средней Азии, отмечается, в частности, то обстоятельство, что периодические миграции кочевых народов вели к архаизации общественных отношений и были причиной возрождения родо-племенных традиций и институтов в рамках феодального строя ⁴¹ . Монгольское нашествие привело к разрушению производительных сил и прервало развитие городов в Средней Азии, Ираке и значительной части Сирии ⁴² . Заслуживает внимания высказанное К. З. Ашрафян замечание, что в работах зарубежных ориенталистов придается несколько преувеличенное значение тому факту, что на Востоке, в том числе в Индии, города не вели борьбу с феодалами за коммунальные привилегии. "Думается, - пишет автор, - что здесь мы имеем дело с тенденцией универсализации частной закономерности развития европейского города" ⁴³ . Борьба за "коммунальные" свободы, происходившая при поддержке королевской власти, заинтересованной в обуздании вассалов, определялась существовавшими в обществе нормами, крепостным правом и сеньориальной властью феодала над городом, т. е. условиями, которые отсутствовали в большинстве стран Востока.

⁴⁰ Вaer G. Village and City, pp. 629 - 635.

⁴¹ Мейер М. С. Проблемы типологии феодализма на Ближнем Востоке. В кн.: Конференция "Типология развитого феодализма в странах Востока". Тезисы докладов и сообщений. М. 1975, с. 3 - 6; Видясова М. Ф. О некоторых особенностях эволюции феодального строя в Магрибе (роль кочевых миграций). - Вестник Московского университета, серия востоковедения, 1979, N 1, с. 30.

⁴² Большаков О. Г. Средневековый арабский город. В кн.: Очерки истории арабской культуры V - XV вв. М. 1982, с. 214; Беленицкий А. М., Бентович И. Б. Большаков О. Г. УК. соч., с. 352.

⁴³ Ашрафян К, З. УК. соч., с. 188.