© О . В. НИКИТИН

Лексика древнерусского права в целом представляет собой значительный лингвокультурный пласт, так как обладает не только ценной информацией, но и несет в себе определенную традицию, закрепленную на письме. А если таким источником был Судебник или другой официальный законодательный акт, то такое слово могло приобрести со временем общеупотребительный характер, было своего рода обязательным термином для использования в правовой области. Писцы распространяли его, обязывая местные канцелярии использовать данное слово в определенном контексте. Со временем сложилась ситуация, когда юридическая лексика не стала чем-то "необычным" или непонятным для городского мелкопосадского жителя. Ее могли использовать уже шире, в разговорно-обиходной речи, канцелярском просторечии, соединившем черты приказного языка с элементами повседневной "словесности".

Так, из века в век деловое слово проникало в другие, "неделовые", пласты: художественную литературу, науку, даже отдельные церковные сочинения. Обратимся вновь (о некоторых юридических терминах мы уже писали: Русская речь. 2003. N 5) к этой интересной области и расскажем о других терминах древнерусского юридического языка: "А доведуть на кого татбу, или разбои, или д(у)шегубство, или ябедничество, или иное какое лихое дело, и будет ведомой лихой, и боярину того велети казнити см(е)ртною казнью, а исцево велети доправити из его статка, а что ся у статка останет, ино то боярину и диаку имати себе. А противень и продажа боярину и диаку делити: боярину два алтына, а диаку осмь денег. А не будет у которого лихого статка, чем исцево заплатити, и боярину лихого истцу в его гыбели не выдати, а велети его казнити см(е)ртною казнию тиуну великого князя московскому да дворскому" (Ст. 8. "О татьбе". Судебники XV-XVI веков. М.- Л., 1952. Везде курсив в цитатах наш. - О. Н .).

Здесь разбираются случаи применения смертной казни лихих людей, т.е. уголовных преступников. Однако же сам термин, или сочета-

стр. 74

ния лихое дело, лихие люди и подобные, могли использоваться в разных контекстах, но всегда подразумевали лиц, совершивших тяжкие преступления. Как писал известный историк И. И. Смирнов, исследовавший эту проблематику, "весь процесс судопроизводства [в Древней Руси. - О. Н .] сводится лишь к установлению того, что преступник - "ведомой лихой человек". Раз этот факт установлен, то это исчерпывает вопрос о виновности преступника, который подлежит безусловному наказанию-смертной казни..." (Смирнов И. И. Судебник 1550 г. // Исторические записки АН СССР. М., 1947. Т. 24). Но если с исторической точки зрения здесь все четко установлено, то филологический анализ позволяет говорить о многофункциональных "способностях" данного сочетания и самого слова лихой использоваться в неоднородных контекстах. Так, в духовной грамоте великого князя Симеона Ивановича 1353 года, т.е. еще до официального закрепления термина в Судебнике, говорится: "А по Отца нашего благословенью, что нам приказал жити за один, такоже и яз вам приказываю своей братьи жити за один; а лихих бы есте людий не слушали, и хто иметь вас сваживати, слушали бы есте отца нашего Владыки Олексея, такоже старых Бояр, хто хотел Отцю нашему добра и нам. А пишу вам ее слово того деля, чтобы не перестала память родителий наших и наша, и свеча бы не угасла. А хто сю грамоту иметь рушити, судить ему Бог в семь веце и в будущем" (Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1813. Ч. 1).

Одно из первых упоминаний слова лихой в юридическом значении встречается в документах древнейшего русского права, например, в Уставе князя Ярослава о церковных судах (XI-XII вв.). В этом памятнике в 17-й статье нами отмечено как раз терминологическое применение данного слова: "Аще кто имет две жены водити, митрополиту 20 гривен, а которая подлегла, тую пояти в дом ц(е)рк(о)вныи, а первую жену держати по закону. Имет ли лихо ею держати, казнью каз-нити" (Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. / Издание подготовил Я. Н. Щапов. М., 1976).

Стоит отметить, что производная часть слова лих- оказалась весьма плодотворной в древнерусском языке и получила широкое распространение в памятниках с различными последующими наслоениями морфем и оттенков смысла. В целом же основное значение содержало по- прежнему отрицательную характеристику. Так, нашим предкам были известны такие слова, как лихованик - "похититель, вор"; лиховати - "лишать, отнимать", а в юридическом значении еще и "оговаривать, опорочивать (в процедуре повального обыска)", отсюда, вероятно, возникли выражения лихованный обыск, лихованные люди. "Словарь русского языка XI-XVII вв.". (М., 1981. Вып. 8. Далее -СлРЯ XI-XVII вв.) приводит такой пример из грамот царя Михаила Федоровича: "И он Иван, по тем обыском тех лихованных людей, ко-

стр. 75

торые в обыску лихованы, велел имать губным целовалником". По данным другого авторитетного источника, "Словаря древнерусского языка (XI-XIV вв.)", подобные образования также выражают негативную оценку: лихоимьствовать - "брать чрезмерные поборы или проценты"; лихоим - "богач", лихоимьц - "ростовщик"; лихоклятва - "ложная клятва" и т.д. Заметим, что словопроизводные формы могли употребляться как в текстах делового содержания, так и в церковных и переводных сочинениях, богословских трактатах, получая там соответствующую старославянским нормам фонетическую оболочку, например: лихоглаголание - "произнесение лишнего, пустого"; лиходеяние - "излишняя, пустая деятельность; пронырливость, дотошность, а также чрезмерное любопытство"; лихоимание - "жадность, корыстолюбие; мздоимство, взяточничество"; лихословие - "пустословие, болтливость"; лихоядие - "неумеренное употребление пищи, обжорство".

Интересную смысловую и одновременно культурную оппозицию наблюдаем при употреблении выражения лихой человек / лихие люди, т.е. дурной, плохой, злой, совершающий лихое дело. Так называли в Древней Руси и преступника. Ему соответствовало антонимичное по сути выражение добрый человек, т.е. исполненный достоинств и добродетелей, приносящий радость, благополучие. Так, Судебник царя и великого князя Иоанна Васильевича 1550 года в отдельных статьях дает их почти рядом: "А приведут кого с поличным впервые, ино его судити, да послати про него обыскати. И назовут его во обыску лихим человеком, ино его пытати: и скажет на себя сам, ино его казнити смертною казнию; а не скажет на собя сам, ино его вкинути в тюрму до смерти, а истцово заплатити из его статка. А скажут в обыску, что он доброй человек, ино дело вершити по суду" (Ст. 52); "...А пытан тать на собя не скажет, ино про него послати обыскати, и скажут про него, что он лихой человек, ино его всадити в тюрму до смерти; а назовут его добрым человеком, ино его дати на крепкую поруку; а не будет по нем крепкие поруки, ино его вкинути в тюрму, доколе по нем крепкая порука будет" (Ст. 56); "А доведут на кого розбой, или душегубство, или ябедничество, или подписку, или иное какое лихое дело, а будет ведомой лихой человек: и боярину велети того казнити смертною казнию..." (Ст. 59. Христоматия по истории русского права. Сост. М. Ф. Владимирский-Буланов. Изд. четвертое. Киев, 1901. Вып. 2).

Как указано в последнем из процитированных источников, лихое дело - это "розбой, или душегубство, или ябедничество, или подписка". Данное выражение обозначало также и татьбу (воровство). В грамоте великого князя Василия II (1453 г.) написано: "Говорил ми здесь отец мой Иона митрополит киевский и всеа Руси о том, деи ваши (княжеские и боярские) люди ездят в митрополичи села по празником,

стр. 76

и по пиром, и по братшинам незваны, а в них деи чинится душегубства, и татьба, и иных лихих дел много..." (Акты феодального землевладения и хозяйства... М., 1951. Ч. 1). Но если разбой, душегубство (убийство) и татьба имеют четкий семантический признак без возможного двоякого толкования, то одно из значений лихого дела - "ябедничество" - вызывает ряд дискуссионных вопросов. Какой смысл получило это слово? Можно предположить, что оно обозначало "поклеп", т.е. "зловестную" клевету с вымогательской целью обвинить в преступлении невиновного. Вот как об этом говорится в жалованной грамоте Князя Михаила Андреевича (1455 г.): "...что которые обиды будуть их людем монастырьским от моих людей какою обидою, татьбою, или поклепом, и наводом, или иными которыми делы, и яз было о тех делех срок учинил им..." (Дополнения к Актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссиею. СПб., 1846. Т. 2).

Литературные источники того времени подтверждают это. В частности, в сочинениях Максима Грека и И. С. Пересветова есть эпизоды, в которых говорится о ложном обвинении жителей в убийстве. М. Грек писал: "... Толико преодолена иудейскаго сребролюбия и лихоимания страсть посылаемым от благовернаго царя во градех судиям и анфипатом, яко поволити своим слугам всякия неправедныя вины замыслити явственно и неявленне на имущих имения, или пометанием разным в домы их в нощи, или мертваго человека труп привлекшим, оле величества нечестия их, пометати посреди стогны, да яко праведно бытто мстители убитаго извет имут не едину улицу, но всю ону часть града истязати об убийстве оном и сребро много себе собирати от сицевых корыстований неправедных и богомерских" (Сочинения Максима Грека. Казань, 1860. Ч. 2).

Выражения лихое дело, лихие люди, как мы видим, получили широкое распространение и в литературных источниках именно в юридическом ("деловом") значении. Так, в "Сказании о Магомете-салтане" И. С. Пересветова есть фрагмент, где говорится о мерах, предпринятых турецким султаном в отношении лихих людей: "... и по городом у него те же десятцкие уставлены, и сотники, и тысяцкие на лихие люди, на тати, и на разбойники, и на ябедники, и где ково обыщут лихово человека, татя, или разбойника, или ябедника, тут его казнят смертною казнью" (Ржига В. Ф. И. С. Пересветов, публицист XVI в. М., 1908).

Широко известны сочетания со словом лихой в бытовом обиходе, в просторечии. В. И. Даль посвятил ему четыре столбца в словаре. Кроме лихого дела, он отмечал и большое количество колоритных пословиц и поговорок, например: Лихое лихим и называют, а доброе добром поминают; От чорта крестом, от свиньи пестом, а от лихого человека ничем; Не пройдет без греха, у кого жена лиха и т.д. (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1994. Т. II).

стр. 77

В деловых документах находят отражение чаще всего наименования лиц по роду деятельности, по профессии, поскольку любой юридический акт фиксирует определенную степень отношений между людьми, их зависимость друг от друга. Для Древней Руси было характерно так называемое условие "найма". Людей, которые исполняли его, называли наймитами. Это слово могло использоваться в двух основных значениях: во-первых, наймит - это просто наемный человек, используемый для какой-либо работы или службы. "Словарь русского языка XI-XVII вв." (М., 1983. Вып. 10) дает такой пример из Новгородской I летописи (1128 г.): "Трупие по улицям и по търгу и по путьм и всюду; [и] наяша наймиты возити мыртвьця из города". Но оно могло употребляться и в собственно терминологическом смысле: тогда наймит - это "человек, попавший в долговую кабалу и обязанный своей работой в хозяйстве землевладельца вернуть полученную от него ссуду; закуп" (Там же). Интересно, что данное слово используется как в официальных (государственных) приказных документах, так и в многочисленных частных актах, а также и в отдельных произведениях древнерусской литературы. Сравним два отрывка Псковской судной грамоты: "А которой наймит дворной пойдет прочь от государя не достояв своего урока, ино ему найму взяти по счету, а сочит ему найма своего за год, чтобы 5 годов, или 10 год стоявши, и всех тых ему год стоявши, найма сочить как отиде за год сочить толко будет найма неймал у государя, а толко пойдет болши года, ино им не сочити на государех" (Псковская судная грамота. Ст. 40 // Судебники XV-XVI вв. М. -Л., 1952); "А противу послуха ответчик будет стар, или мал, или безвечен, или поп, или чернец, или черница, или жонка, ино противу послуха наймит наняти волно, а послоху [так в тексте. - О. Н. ] наймита нет. А что правому учиниться убытка или его послуху, ино тъ убытки на виноватом" (Судебник 1497 г. Ст. 49); "А на ком чего взыщет жонка, или детина мал, или кто стар, или немощен, или чем увечен, или поп, или чернец, или черница, или кто от тех в послушество будет кому, ино наймита наняти волно. А исцем или послуху целовати, а наймитом битися, а противу тех наймитов исцу или ответчику наймит же; а восхочет, и он сам биется на поли" (Там же. Ст. 52); "А наймит не дослужит своего срока, а пойдет прочь, и он найму лишен" (Там же. Ст. 54).

Здесь говорится о нормировании условий найма в Древней Руси. И хотя, в частности, статья 54-я из Судебника 1497 года имеет явное сходство со статьей 40 из Псковской судной грамоты, их не следует рассматривать лишь как простое, механическое заимствование. Дело в том, что наймит XV-XVI вв. имел некоторые отличия от времени Киевской Руси, оставаясь все же в закрепощенном положении. Существовало также и слово наимник (= наемник), которое определялось несколько по-другому: это человек, который "работает или служит

стр. 78

по найму, за определенную плату, вознаграждение" (СлРЯ XI- XVII вв. Вып. 10). Известный историк академик Б. Д. Греков, исследовавший проблему наемничества в Древней Руси, считал, что в XV-XVI веках "рабство, даже в том измененном по сравнению с временами Киевской Руси виде, продолжало систематически и заметно уступать место более прогрессивным формам труда - крепостному и наемному (хотя иногда и в замаскированном виде)" (Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. М.-Л., 1946). Он же приводил и любопытные данные из "Домостроя", из которых можно понять, что поп Силвестр (один из предполагаемых авторов этого сочинения) "в течение 40 лет, т.е. почти всю первую половину XVI в. и, вероятно, конец XV в. предпочитал холопскому труду труд свободный" (Там же). Так, в обращении к сыну Сильвестр писал: "...видел еси сам, в рукодеях и во многих во всяких вещех мастеров всяких было много: иконники, книжные писцы, серебреные мастеры, кузнецы, и плотники, и каменщики, и всякие, и кирпищики, и стенщики, и всякие рукоделщики. Деньги им даваны на рукоделье напередь по рублю, и по 2, и по 3, и 10, и больши; а многи были чмуты и бражники. И со всеми теми мастеры в 40 лет дал бог разлезенося без остуды и без пристава.., все то мирено хлебом, да солью, да питьем, да подачею, и всякою добродетелью, да своим терпением" (Орлов А. С. Домострой по Коншинскому списку и подобным. М., 1910. Кн. 2).

Итак, мы можем сказать, что фигура наймита в Древней Руси занимала одно из центральных мест в сфере экономического, а значит, и делового общежития и получила большое распространение в памятниках письменной культуры. Кроме того, в наших источниках отмечаются и устойчивые выражения, связанные с процессом найма и отражающие, следовательно, весьма непростые общественные отношения в феодальную эпоху, которая и в такой словесной форме закрепила на письме специфику закабаления работных людей: жити (живати) в наймех, по наймем - "служить у кого-либо за договорную плату", отдати (отдавати) в наим в наймы - "отдать (отдавать) в услужение или во временное пользование за условленную плату" (СлРЯ XI-XVII вв. Вып. 10).

стр. 79