Изд-во АН СССР. М. -Л. 1945. 94 стр. 4 руб.

Содержание книги шире рамок, очерченных её заглавием. Собственно источниковедческому изучению дела Грибоедова уделены лишь первые её страницы. В дальнейших частях рассматриваются вопросы о поведении Грибоедова во время следствия, об отношении его к тайному обществу декабристов, о встрече его летом 1825 г. в Киеве с членами Южного общества и о вероятном содержании его бесед с ними, о характере и мотивах его "душевной драмы" в последние годы жизни, о незаконченности следствия по его делу и о причинах его прекращения. Строя исследование на богатом фактическом материале, автор устанавливает ряд твёрдо обоснованных положений, преимущественно хронологического порядка, важных для понимания биографии Грибоедова в 1824 - 1826 годах. Так, автором установлено, что окончание работы поэта над "Горем от ума" падает на весну 1825 г. (стр. 92 - 93); выяснено, когда именно были произведены Рылеевым и членами Южного общества попытки привлечения Грибоедова в тайное общество (стр. 48, 50, 51); установлено время возникновения первых признаков "душевной драмы" Грибоедова, отсутствие связи её с мнимым "иссякновением" его творчества и весьма вероятная связь её с политическими беседами Грибоедова с декабристами в Петербурге и в Киеве в 1825 году (стр. 72 - 78).

В первой главе книги даётся описание вошедших в состав следственного "дела" о Грибоедове документов (Центральный государственный архив древних актов, ф. 48, д. N 174). Следующая далее (стр. 14 - 24) характеристика поведения Грибоедова на следствии построена на сопоставлении мемуарных свидетельств и документальных данных следственного дела. Автор приходит к заключению, что Грибоедов, при видимой откровенности своих показаний, по существу, проявил очень большую сдержанность и уклончивость. Основным в содержании его ответов было отрицание не только своей принадлежности к тайному обществу, но и какого-либо подозрения о его существовании.

Вопрос о действительных отношениях Грибоедова к тайному обществу автор подразделяет на два частных вопроса: знал ли Грибоедов о тайном обществе и был ли он его членом. На основании анализа показаний Рылеева, А. Бестужева и мемуарных свидетельств Яблочковой и Дениса Давыдова (стр. 25 - 33) автор приходит к выводу, что осведомленность Грибоедова о существовании тайного общества, о его программных и тактических планах, о персональном и количественном составе его членов была такой значительной, что могла быть доступна только члену организации. Однако источники, на которые автор ссылается, не дают основания для такого заключения. Из их совокупности явствует с несомненностью лишь то, что о политических взглядах своих друзей-декабристов Грибоедов знал и взгляды эти разделял, но только как их личные воззрения, а не как официально принятые пункты программы или, по крайней мере, программные положения тайной организации. Формулировка Рылеева в показании от 14 февраля 1826 г. (дело N 174, л. 5), надо полагать, совершенно точно указывает предел, далее которого не пошло в данном отношении дело. "С Грибоедовым я имел несколько общих разговоров о положении России и делал ему намёки о существовании общества, имеющего целью переменить образ правления в России и ввести конституционную монархию; но как он полагал Россию к тому ещё неготовою и к тому же неохотно входил в суждения о сем предмете, то я и оставил его. Поручений ему никаких не было делано, ибо, хотя он и из намёков моих мог знать о существовании общества, но, не будучи принят мною, совершенно не имел права на доверенность Думы. Слышал я от Трубецкого, что во время бытности Грибоедова в прошлом году в Киеве некоторые члены Южного общества также старались о принятии его, но не успели в том по тем же причинам, по каким и я принуждён был оставить его".

С этой формулировкой Рылеева согласно и показание самого Грибоедова от 24 февраля 1826 г. (д. N 174, л. 14). Признав своё знакомство с А. Бестужевым, Рылеевым, Кюхельбекером, Одоевским и Оболенским, он показал: "От всех сих лиц ничего не слыхал могущего мне дать малейшую мысль о тайном обществе. В разговорах их видел часто смелые суждения насчёт правительства, в коих сам я брал участие: осуждал, что казалось вредным, и желал лучшего". Поэтому заключения автора об осведомленности Грибоедова о тех или иных "пунктах уставов" и программ декабристов, а также о делах тайного общества представляются неубедительными. Равным образом необоснованным следует признать и положение, что "Грибоедов был членом тайного общества" (стр. 34 - 49). Имеется ряд показаний декабристов о непринадлежности его к обществу,

и среди них свидетельства А. Бестужева, Одоевского и Рылеева, особенно близких ему. Имеющиеся же признания его принадлежности к организации сопровождаются оговорками, высказываются как предположения. Утвердительное показание фон дер Бриггена, говорящего со слов других членов общества, ослабляется оговоркою "и, кажется, Грибоедова". Показание Н. Н. Оржицкого малодостоверно, потому что, причисляя к известным ему членам общества Грибоедова, он называет членами также никогда не состоявших в обществе Булгарина, Греча, Дельвига, второго Муханова. Оболенский о принадлежности Грибоедова к обществу говорит со слов Рылеева и притом неуверенно, с оговорками. На разговор с Рылеевым как на источник своих сведений о принадлежности Грибоедова к обществу ссылается и Трубецкой. Однако мнение его о принадлежности Грибоедова к обществу было лишь собственной его догадкой на основании двух произвольно им истолкованных неясных слов Рылеева.

В вопросе о принадлежности Грибоедова к организации декабристов решающим является приведённое выше показание Рылеева, и оно совершенно определённо даёт ответ отрицательный. Правда, автор книги поле; глет, что приём Грибоедова в тайное общество носил особый - неполный, незавершённый характер (стр. 49). Равным образом и П. Е. Щеголев в 1903 г. в статье "А. С. Грибоедов в 1826 году" говорил не о вступлении или приёме Грибоедова в общество, а лишь о каком-то "избрании" его в члены общества декабристов. Однако и эти ограничительные формулировки исследователей идут всё же далее того, что можно утверждать на основе фактов. И как вообще можно говорить о принятии в политическую организацию человека, никогда определённо не заявлявшего о своём согласии на вступление в её ряды?

Гипотеза автора, что членов Васильковской управы во время свидания их с Грибоедовым в первую очередь интересовало установление через него связей о Кавказским корпусом Ермолова, представляется весьма правдоподобной (стр. 50 - 72). Но едва ли правильна мысль автора, что вопрос о принятии Грибоедова в общество в глазах васильковских членов имел второстепенное значение, так как в силу доверия к Грибоедову они считали возможным обратиться к нему с важными поручениями и независимо от принадлежности его к организации: разумеется, и для них так же, как ранее для Рылеева, без предварительного вступления Грибоедова в общество была совершенно исключена возможность разговоров с ним о каких бы то ни было поручениях. Следует сказать, что поведение Грибоедова в Киеве, резко оборвавшего начатые южными членами разговоры о тайном обществе и уехавшего, не простившись с ними, даёт дополнительный аргумент против версии о принятии его в члены общества Рылеевым в Петербурге. Имей этот приём место в действительности, уклонение Грибоедова через несколько недель после него от разговоров о делах общества и от возможных поручений было бы с его стороны малодушным отступничеством, совершенно несовместимым со всем моральным обликом поэта, а Рылеев оказался бы повинен в покрывательстве этого недостойного поведения принятого им члена. Такое поведение Грибоедова было бы несовместимо и с последующими отношениями его к декабристам и декабристов к нему.

Однако необоснованность предположения М. В. Нечкиной о принадлежности Грибоедова к тайному обществу не снижает ценности её книги. Значение этой книги заключается в том, что она с чрезвычайной полнотою аргументации показывает исключительную близость Грибоедова к декабристам и но взглядам, и по личным связям, и по осведомленности, хотя лишь из намёков друзей, о существовании и планах их организации и с неопровержимой доказательностью опровергает всякие сомнения в демократизме Грибоедова.