ЭР. ХАН-ПИРА, кандидат филологических наук

Товарищи люди,

будьте культурны -

На пол не плюйте,

а плюйте в урны!

В. Маяковский

Возьмем три слова: пепельница, чернильница, плевательница. Они имеют живую словообразовательную внутреннюю форму, т.е. их производящие (мотивирующие) основы легко обнаруживают себя. Первые два слова образованы от существительных, третье - от глагола плевать (плеваться) за отсутствием в языке слова плевателъ (ср. полоскать - полоскательница при отсутствии в языке слова полоскатель). Кстати, в словаре В.И. Даля плевательницы нет, а есть "плевальник или плевальница, сосуд для плевания в него". Все три слова сближает наличие в их лексических значениях общих сем: "сосуд (емкость), предназначенный (предназначенная) для наполнения (постепенного или одномоментного) чем-либо". Предметы, названные этими словами, бездейственны, пассивны. Они не орудия действия (в отличие, скажем, от авторучки, заправленной чернилами). Они могут стать орудием действия, если только будут употреблены за пределами своей предназначенности, своей функции, "компетентности", как это, например, произошло с чернильницей, запущенной отцом Дубровского в судью.

Теперь о слове плевательница. 1 мая 1941 года в числе десятков мальчишек я стоял на набережной напротив Китайского проезда. Мы, как всегда, ждали возвращения войск с парада на Красной площади. Вот поехали пушки. Одна, вторая, третья... И вдруг стоявший в оцеплении милиционер повернулся к нам. Я уже не помню черт его лица, но хорошо помню, что оно было очень молодым и светилось восторгом. Он с уважительным восхищением сказал: "Какая плевательница поехала!"

Так что же такое это слово в этом значении? Каков механизм его появления? Да, это метафора. Да, неязыковая, речевая, авторская. Однако было бы, по-моему, и поспешно и поверхностно полагать, что это просто перенос названия известного бытового предмета на другой по

стр. 123

сходству формы или функции. Между пушкой и плевательницей нет ни того, ни другого. Формы их совершенно несхожи. В плевательницу посылают плевки, а пушка посылает снаряды. Пушка - орудие действия, действующий предмет. В нем запрограммировано действие, а не бездействие.

Когда М. Горький написал: "Состав стошнило солдатами", это была авторская метафора-олицетворение. У глагола появилось речевое (окказиональное) переносное значение. В случае с плевательницей метафоризация упрятана глубже. Да, конечно, пушка по форме никак не напоминает ее. Однако пушки ехали мимо нас и въезжали в Китайский проезд, поворачиваясь к нам дулом (я употребляю здесь слово дуло в его терминологическом значении - "выходное отверстие ствола"). Дуло круглое. И было оно солидного калибра. Вот эта круглость и могла напомнить милиционеру форму плевательницы и послужить толчком к работе ассоциации. А если милиционеру было знакомо существующее в языке переносное значение глагола плеваться, которое так истолковано в семнадцатитомном "Словаре современного русского литературного языка": "Извергать, выбрасывать из себя что-либо, разбрасывать из себя частицы чего-либо", это вполне могло усилить и ускорить работу сопоставления, образно-ассоциативную деятельность индивида. Примечательно, что он познакомил нас с возникшим у него образом явно сразу же после того, как он у него созрел и его самого удивил. И это произошло, когда уже несколько пушек продемонстрировали то место у них, которое напомнила плевательницу. Итак, милиционер образовал от плеваться в переносном значении другую, метафорическую плевательницу, наделив ее функцией, продиктованной переносным значением плеваться. Метафоричность этой плевательницы досталась ей от переносного значения глагола. Языковая плевательница была образована от плевать, плеваться (в 1-м, прямом значении), а речевая - от плеваться в переносном смысле. Плевательница ¹ и плевательница ² - омонимы. Ср. сходный случай. Термин наезд (из терминологии сотрудников ГАИ) в разговорной речи подвергся детерминологизации: посредством метафорического переноса и расширения значения возникло у этого слова нетерминологическое значение. Вот лишь один пример из десятков, встречающихся в нынешней прессе: "...широкая публика может судить об этом... по историям наездов на ...олигархов" (Известия. 2000.28.07). Можно смело утверждать, что это слово в метафорическом смысле уже попало в язык. И если кто-нибудь скажет об участнике такого наезда наездник, это слово уже при своем произнесении будет метафорой (его метафоричность досталась ему от метафоричности слова наезд). Этот наездник (не имеющий никакого отношения к верховой езде) стал бы омонимом к давно существующему в языке наезднику.

Возможно допустить и другую версию. Милиционер, владея пере-

стр. 124

носным значением плеваться, перенес название бытового предмета на орудие.

В любом случае объективно плевательница в метафорическом значении выступает как название орудия действия. Возникает противопоставление (противоположность, оппозиция): название пассивного, страдательного, так сказать, предмета и активного, действующего, противопоставление объекта действия и субъекта действия. Если это так, то не речевая ли энантиосемия здесь налицо? Напомню, энантиосемию часть лексикологов признает особым видом полисемии (многозначности), другая часть - особым видом омонимии, т.е. первые говорят о противоположных значениях внутри одного и того же слова, о противоположности лексико-семантических вариантов слова, а вторые - об омонимах с противоположными значениями (вот один из случаев энантиосемии: задуть свечу - задуть домну, противопоставление: погасить, разжечь).

Но тут могут возразить, напомнив, что не имеют антонимов слова, называющие конкретные предметы (карандаш, книга и т.д.), а ведь языковая и речевая плевательницы обозначают конкретные предметы. Однако обратимся к словам щит и меч. Они не называют ни свойств, ни качеств, ни положения в пространстве, но одно из них обозначает оружие защиты, а другое - оружие нападения. По-моему, это антонимы, обозначающие противоположные свойства пассивности и активности.

Добавлю, что прозвучавшее 56 лет назад слово обладало двойной переносностью: не только метафорической, но и синекдохической. Милиционер не сказал плевательницы, а произнес плевательница: некое множество проезжавших орудий было названо по одному из них (ср. у Лермонтова: "И слышно было до рассвета, как ликовал француз").

А еще это слово было эмоционально окрашено: оно несло в себе экспрессию грубовато-ласковой восторженности.