© 2005

Опираясь на тексты "Истории Вааду", "Истории Coco", а также "Сказания о Джибириба" и (окказионально) других произведений Сулемана Канте, попробую просуммировать его взгляды на идеальное устройство общества и государства.

Во главе государства стоит просвещенный царь. Сам он - выдающийся маг (говоря современным языком - харизматический лидер). Он щедр и мудр. Он всячески заботится о развитии экономики страны, об обороне и о науке, а народ его любит.

В экономике выделяется два основных сектора: производство продуктов питания (сельское хозяйство) и производство оружия (кузнечное дело).

Развитию сельского хозяйства правитель способствует как личным примером (в частности, Ман Джара Сумаоро Старший, четвертый правитель династии Джарисо/Сумаоро, был сам выдающимся земледельцем), так и организационными мерами.

Конкретная мера упоминается только одна: выделение надела земли (be) каждому главе семьи перед началом дождливого сезона в соответствии с числом работников. Это сделал еще Сума Нголо Старший, первый правитель династии Джарисо/Сумаоро, а четвертый правитель, Ман Джара Сумаоро Старший, увеличил размеры наделов. В результате продуктов в стране производится в избытке, так что их достаточно и для жителей соседних стран.

Не вполне понятно, каким образом выделение участков должно было так радикально увеличить производство продуктов. Очевидно, Сулемана Канте имеет в виду не какую-то аграрную реформу и раздачу земли в собственность семей: слово be в манинка обозначает участок, который выделяют работнику для обработки (обычно это дневная норма), но отнюдь не в собственность. Поэтому увеличение таких участков, а также упоминание о наказаниях, полагавшихся за лень и разгильдяйство, свидетельствуют лишь о жестком административном контроле над сельским хозяйством и об интенсификации эксплуатации работников (повествование о времени правления Сумаоро Канте полностью подтверждает эти предположения). Из положительных же стимулов упоминается лишь подбадривание хороших работников и похвалы, которым они удостаивались.

Правитель заботится и о прогрессе в тех отраслях науки, которые способствуют развитию сельского хозяйства. В первую очередь это метеорология: предсказание погоды по звездам, по поведению птиц и т.п. Вводятся единые меры объема. Ввозятся из других стран образцы семян, и в Coco начинают возделывать новые сельскохозяйственные культуры.

Окончание. Начало см. Восток (Oriens). 2003. N 2, с. 14 - 27.

стр. 28

Правитель самолично занимается кузнечным делом¹ . По всей стране он создает арсеналы, оружие в которых регулярно смазывают и поддерживают в порядке.

Процветание сельского хозяйства позволяет стране содержать мощную армию. Правитель уделяет большое внимание ее обучению военному искусству. При этом не упоминается ни об одной войне, которую вели бы правители Coco, за исключением последнего из них, Сумаоро Канте; все остальные использовали армию, по-видимому, исключительно для устрашения потенциального агрессора.

Особенно подробно Сулемана Канте рассказывает о процветании науки в Древнем Coco. Основная отрасль науки, помимо уже упоминавшейся метеорологии, - медицина, тесно связанная с магией. Правители сами являются знатоками медицины и магии. При этом они всячески содействуют обучению населения медицинским знаниям - диагностике и лечению различных болезней. В соседние страны направляют агентов, которые привозят в Coco новые, самые эффективные лекарства и фетиши. Изучение медицины и магии, а также обучение им сосредоточены в традиционном тайном обществе До (Кома)² : справа от дороги, ведущей в священную рощу До, растет 300 различных видов растений; слева - другие 300, а в самой роще, вокруг танцевальной площадки - еще 300. Члены общества До изучают медицину, магию и искусство изготовления фетишей в течение семи лет. Была в обществе До и своя "письменность"; впрочем, те ее примеры, которые приводит Сулемана Канте, показывают, что речь идет не о письменности, а о наборе условных знаков (типа масонских), служивших для проверки того, является ли человек членом До или нет.

Отношения между центром и провинциями строились на принципах мягкого федерализма: мудрый центр не вмешивался во внутренние дела нижестоящих правителей, за исключением самых нетерпимых случаев, но даже тогда воздействие сводилось обычно к тайной дипломатии. Дань с подчиненных стран взимается умеренная, попыток вмешаться в порядок наследования власти, как и в другие обычаи и традиции этих стран, не делается; проявляется идеальная веротерпимость. Присутствие центральной власти настолько неощутимо, что население подчиненных стран может даже и не знать о ее существовании.

Конечно, историческая реконструкция Сулемана Канте выглядит малоубедительной с точки зрения современных представлений о закономерностях общественных процессов и устройства государства. По-видимому, это естественно для утопий "раннего" типа. Важнее другое: какие идеи несут книги Сулемана Канте? Поскольку этим

¹ Вопросу о том, принадлежала ли династия Сумаоро к касте кузнецов-столяров нуму (и, следовательно, о том, верно ли общепринятое у манден мнение о том, что все Канте являются нуму по происхождению), Сулемана Канте уделяет особое внимание. "В краткой истории Империи Coco" (эти же аргументы повторяются и в "Истории Манден") он подробно излагает свои идеи о том, что все три дьаму, имена которых фонетически близки - Kantε (numu), Капе (марабуты) и Kandε ("благородные", t  ntii), - являются потомками Сумаоро Канте, а различия в произношении этих имен он объясняет или фонетическими изменениями, характерными для бесписьменного языка, или намеренным искажением имени с целью избежать репрессий, которым подверглись все родственники Сумаоро Канте после поражения при Кирина. Таким образом, вопреки собственным утверждениям о том, что правители Coco собственноручно занимались кузнечным делом, Сулемана Канте отрицает их исходную принадлежность к нуму (по его версии, изначально кузнецами-нуму у манде были только Фане - первая правящая династия Coco. Единственными сказителями-дьели были Куйате, а все остальные, включая Канте, были "благородными", t  ntii ). В подтверждение тезиса о том, что представители одного дьаму могут принадлежать к разным кастам, Сулемана упоминает многие другие дьаму: Конде, Сила, Таравеле, Каба... - члены которых тоже входят одновременно в разные касты [Kantε, 1993(2), p. 37 - 40].

² В гвинейском манинка слово d¢ является общим названием для различных тайных обществ: Кома, "женского Комо", Кондолон и Саане (охотничье) и т.д. В тексте Сулемана Канте До используется часто вместо своего гипонима Кома. В то же время у бамана, бобо и, по-видимому, некоторых других народов Западной Африки Кома/Комо и До - два различных тайных общества.

стр. 29

книгам Канте суждено быть "научной классикой", источником идеологии набирающего силу общественно-культурного (а в ближайшем будущем, вполне возможно, - и политического) движения манинка.

Одну из этих идей я бы сформулировал как идею избегания насилия: в "утопической" части исторических сочинений примеров применения насилия почти нет³ . Конфликты разрешаются путем тайной дипломатии, советов, в крайнем случае - предупреждений. О той же тенденции свидетельствует и утверждение о миролюбии ванкара, древних предков манден, покинувших родину (Сулемана Канте помещает ее в Эфиопии) из-за воинственности соседей [Kantε, 1991, p. 36].

Противоречащим этому выводу может показаться явно благосклонное отношение Сулемана Канте к "революционному насилию" главного героя в "Истории Джибириба". Более чем достаточно насилия и во второй части "Краткой истории Империи Coco", и в остальных исторических сочинениях. Поэтому повторюсь: "избегание насилия" у Сулемана Канте распространяется лишь на "государство Золотого Века" и, по-видимому, может считаться тем идеалом, к которому должно стремиться общество. На пути же к этому идеалу насилие является вынужденно необходимым.

Другая идея Сулемана Канте - власть на службе народа. Все правители Coco озабочены исключительно народным благом, и народ платит им любовью. Интересно в этом отношении проанализировать этимологическую мотивировку созданного Сулеманом Канте неологизма, переводимого как "политика" - bεdεbεdεli. Это существительное является отглагольным именем от bεdεbεdε "задабривать кого-то", "угождать кому-то", "ублажать кого-то". Таким образом, "проводить политику" (очевидно, в первую очередь - внутреннюю) - это значит 'ублажать кого-то' (по-видимому, народ)⁴ .

Третья идея - принцип веротерпимости. Не случайным для Сулемана Канте является следующее изречение, которое он приводит в списке "афоризмов Манден" (Manden d  sari lu ) в одной из своих "книг для чтения"⁵ , повторяя его затем и в первой книге "Истории Манден": Dina bεε ladεnεn kan ko 3 le ma: ka juuman to, ka  inman f  , ka  inman kε [Kantε, 1991, p. 28] "Все религии едины относительно трех заповедей: оставь плохое, говори хорошее, делай хорошее".

Поскольку вопрос об отношении к религии является одним из ключевых в понимании философских воззрений Сулемана Канте, остановлюсь на нем подробнее. На первый взгляд, такая веротерпимость может показаться удивительной для

³ Показательна в этом отношении одна характерная неточность в переводе "Истории Coco" на английский язык, текст которого был любезно предоставлен мне Дэвидом Конрадом. Этот перевод был сделан гвинейцами Джибрилем Думбуя и Эммануэлем Емосоном. Там, где в тексте речь идет о способах опознания не-членов До, английский перевод гласит: "Того, кто был не в состоянии ответить на вопрос, Кома (танцор тайного общества в маске. - В. В. ) немедленно убивал за нарушение запрета и попытку выведать их секреты". На самом же деле в тексте Сулемана Канте сказано следующее: "Того, кто не мог сказать, что это значит, Кома мог легко отделить от остальных", а о каком-то наказании, тем более об убийстве, не сказано ни слова.

⁴ Впрочем, у этого слова может быть актуализован и другой семантический компонент - "добиваться своего путем задабривания", а в "Истории Манде" дается и еще более жесткая, "антипопулистская" (а если угодно - то и диктаторская) трактовка: "заставлять [народ] делать против воли что-то такое, что служит в конечном счете его благу". Так что этот термин может отражать и значительно менее идеалистичный взгляд на сущность политики - впрочем, даже при таком понимании идея "служения власти народному благу" присутствует.

⁵ У меня имеется ксерокопия этой книги без титульного листа. Книга написана в старой орфографии Нко. Судя по косвенным данным, она была создана в период между 1970 (эта дата дана на образце написания письма, содержащимся в книге) и 1977 гг. (в биографической справке о Сулемана Канте на с. 50 последняя упомянутая дата - возвращение на родину в 1958 г.; по-видимому, книга была написана до его вынужденной эмиграции в Мали в 1977 г.).

стр. 30

сына марабута, который получил мусульманское образование в школе своего отца, посвятил годы переводу Корана и Сунны на манинка, работал над книгой по истории распространения ислама. Этот парадокс можно объяснить и масштабностью самой личности Сулемана Канте, и его биографией. Уже его отец, Амара Канте, прославился в округе прогрессивными методами обучения: то, чему другие марабуты учили семь лет, его ученики постигали за три года, обычно со значительно лучшими результатами [Oyler, 1995]. Легко представить себе, какое недовольство эти методы должны были вызвать у коллег-марабутов - ведь чем больше времени проводил ученик за учебой, тем больший доход он приносил своему учителю. Известно также о противодействии, которое оказывали марабуты Канкана распространению алфавита Нко - ведь всеобщая грамотность, за которую ратовал Сулемана Канте, подрывала саму основу их существования.

Судя по всему, Канте, оставаясь мусульманином, весьма прохладно относился к марабутской прослойке, о чем недвусмысленно свидетельствует, в частности, следующее высказывание: "Большинство из тех, кто у нас владеет арабским языком - религиозные фанатики )(diina tati lu, букв.: "сумасшедшие от веры"), они не хотят писать по-арабски ни о чем, кроме как о религиозных делах, а все написанное о чем-то другом они считают язычеством". [Kantε, 1991, p. 3]. По сути дела, деятельность Сулемана Канте по переводу священных текстов на манинка и направлена на то, чтобы приблизить религию к людям, избавить ее от всего того, что не является ее сутью, а выдумано корыстными клерикалами ради собственной выгоды. Вот еще одна цитата, в которой обозначены побудительные мотивы Сулемана Канте [Kantε, 1991, p. 3]:

В свете всего сказанного выше весьма показательной оказывается фигура Фоде, царского марабута в "Истории Джибириба". Изгнанный жадным и злым царем, Фоде возвращается по первому его зову и борется с таинственным мстителем. Выкрав Фоде из города и принеся его на берег реки в железном сундуке, Джибириба говорит такие слова:

"Ты больше не увидишь этот мир, потому что ты и Богу поклоняться перестал, и в мечеть ходить, и учеников учить, а занимаешься только поисками золота, которое пропало у этого жадного, злобного царя, у которого никто и милостыни не выпросит! Я вижу, что тебе лучше будет на том свете, чем на этом, не то Дуду заставит тебя, в конце концов, поклоняться идолам и приносить жертвы покойникам ради этого золота!" [Kantε, 1980, p. 45].

Послание к марабутам, которое содержат эти слова, достаточно прозрачно: тот, кто овладел "техникой" религии, но использует эту технику для служения царю земному и Золотому Тельцу - тот изменяет духу ислама и извращает его сущность; ре-

⁶ В квадратных скобках даны вставки, сделанные редактором издания 1991 г. Баба Дьане.

⁷ Букв.: "промытом". Глагол buubuu означает "промывать (зерно) встряхиванием в закрытом сосуде".

стр. 31

лигия не принадлежит таким лже-служителям Бога, и им нет места в идеальном государстве, которое собирается создать благородный разбойник Джибириба.

Эта борьба за чистоту ислама прекрасно уживается у Сулемана Канте с нейтральным, а иногда даже с благожелательным отношением к доисламским верованиям народов манде. Читая в "Истории Вааду" о войне Альморавидов против Древней Ганы, трудно отделаться от впечатления, при всей сдержанности стиля, что сочувствие автора - отнюдь не на стороне своих единоверцев-мусульман. Об истоках такого отношения догадаться нетрудно: это и изучение истории народов манде, и активные занятия традиционной медициной, которая всегда была тесно переплетена с магией. "Доброжелательный нейтралитет" отражается и в словоупотреблении. Например, в повседневном языке слово subaa обозначает колдуна - всегда вредоносного, "пожирателя душ", врага общества. У Сулемана Канте это слово употребляется без негативной коннотации: это "маг", "тот, кто обладает магическими средствами", и применяется оно по отношению к правителям Coco, оцениваемым автором исключительно положительно.

"Jo bada ban k   la" ("Идол уже созрел"), - говорит Сулемана Канте, - и поясняет: "это - идол, который охраняет нашу историю в нашем сердце... Он с нами со времен наших предков, так что он стал частью домашнего убранства, так что мы все расскажем без ошибки..." [Kantε, 1991, p. 33].

Вообще, судя по всему, Сулемана Канте считал последовательное язычество предпочтительнее непоследовательного, полуязыческого ислама. "Мы же - и мусульмане, и не-мусульмане", - говорит Канте, поясняя: "Мы соблюдаем формальные требования Ислама - но лжем, развратничаем, пьянствуем... Мы и язычники, и неязычники", - продолжает он, - "потому что мы верим в колдовство и идолов, но позволяем себе лгать и нарушать запреты, чего настоящий soma не делает" [Kantε, 1991, p. 50 - 51]⁸ .

Язычество для Сулемана Канте - это не антирелигия, не глупость и невежество, а религия (namun), которая достойна уважительного интереса. Подробно обсуждая вопрос о том, действительно ли представители каждого клана (si) манден умели перевоплощаться в своих тотемных животных (tana), он высказывается осторожно. Во-первых, это было под силу далеко не каждому члену клана, а только некоторым, наделенным большими магическими способностями. Во-вторых, с приходом ислама такие превращения прекратились: там, где произносят отрывок из Корана, сила магии пропадает [Kantε, 1991, p. 98 - 99]. О превосходстве ислама свидетельствует и рассказ о том, как отец автора, Амара Канте, в 1921 г. расчистил duu kunan - участок земли, который все считали собственностью духа и потому обходили стороной; дух так и не показался [Kantε, 1991, p. 98 - 99].

Терпимо или даже сочувственно относясь к язычеству наивному, "религии предков", Сулемана Канте гораздо неприязненнее высказывается о язычестве, занесенном в страну Манден нестойкими мусульманами. Манса Муса, вернувшись из хаджа, пишет Сулемана Канте, стал всячески укреплять ислам. А если ему приписывают, будто бы он привез в Манден всех самых могущественных идолов, то это не он, а его спутники, которые по своей инициативе разыскали и купили в Аравии за большие деньги "индийское колдовство" и привезли его, сильно "испачкав" мандингский ислам [Kantε, 1992, p. 72].

⁸ Ср. суждение Амселя о "подчеркивании (у Сулемана Канте. - В. В. ) мусульманского компонента в определении идентичности манинка" [Amselle, 1977, p. 52], которое в свете сказанного выше представляется не вполне соответствующим действительности.

стр. 32

Сулемана Канте - националист?

В течение последних полутора десятилетий мы наблюдаем формирование, на основе идей Сулемана Канте, широкого национально-культурного движения гвинейских манинка и близкородственных им народов соседних стран. Далеко не праздным является вопрос, действительно ли антиевропеизм и антиарабизм следует отнести к числу наиболее важных отличительных черт этого движения, как утверждает Жан-Лу Амсель [Amselle, 1997, p. 42]⁹ ? Или, по крайней мере, вытекают ли эти черты из книг, написанных основателем движения?

Если собрать высказывания о европейцах, которые встречаются в анализируемых книгах Сулемана Канте, то заметны их малочисленность и достаточно спокойный тон. При этом, конечно, европейцы незримо присутствуют везде - как некая точка отсчета, как некий образец, с которым автор вольно или невольно сравнивает свой народ. Чаще это - образец для подражания:

⁹ Отмечу терминологическую неточность у Амселя: он употребляет "Нко" как название организации или движения ("...руководители Нко упрекают арабский язык...", "враждебность членов Нко к арабо-берберскому миру...") [Ameselle, 1977, p. 43], что неверно: Нко - это название алфавита, оно же употребляется Сулемана Канте и его последователями и как общее название для языков манден, но никак не иначе.

стр. 33

Однако было бы неправильно, основываясь на подобных идеализированных оценках европейского общества, приписывать Сулемана Канте национальное самоуничижение - речь идет скорее о здоровом самокритичном взгляде, без которого любовь к своему народу превращается в слепой национализм. Позитивная оценка достижений западной цивилизации и стремление перенять их не мешает неприятию европейского расизма (ср. критику теорий об основании Вааду - Древней Ганы европеоидными пришельцами [Kantε, 1993(1), p. 12]) и тех европейских нововведений, которые, по мнению Канте, разрушали полезные традиции манден (ср. рассуждения о том, что введенная европейцами судебная система принизила значение клятвы [Kantε, 1992, p. 20 - 21]). Такое неоднозначное, а иногда и противоречивое отношение не удивляет - оно вполне соответствует неоднозначной и противоречивой реальности. Именно эта неоднозначность, на мой взгляд, и является лучшим свидетельством отсутствия у Сулемана Канте какой-либо пристрастности¹⁰ .

Сильнее звучат критические ноты в высказываниях, касающихся арабов. Но ведь и сам "миф создания" [Amselle, 1997, p. 39] алфавита Нко связан со статьей в арабском (ливанском) журнале, автор которой так возмутил Сулемана Канте своими пренебрежительными высказываниями об африканских языках, что ответом на них стала его пятилетняя работа над письменностью для манинка и пожизненная работа над созданием литературного языка и литературы на этом языке. Стоит ли удивляться тому, что здесь Сулемана Канте пристрастен и не упускает случая уколоть своих надменных собратьев по вере?

¹⁰ Что же касается "недоверия, которое проявляют члены движения Нко к европейским и американским исследователям" [Amselle, 1997, p. 44], то мой опыт говорит скорее об обратном: я был приятно удивлен открытостью руководства и членов Ассоциации I.C.R.A. -Nko в Конакри, их готовностью к конструктивной дискуссии и сотрудничеству (недоверие они проявляли скорее к представителям официозного Института прикладных лингвистических исследований, поскольку этот институт придерживается латинской графики в работе, направленной на ликвидацию неграмотности в Гвинее, и отказывается применять Нко). Аналогичные мнения я слышал и от других африканистов, в частности, от американки Сары Бретт-Смит и француза Жерара Галтье, которым довелось встречаться с Сулеманом Канте. О том же свидетельствует и переписка Сулемана Канте с французским лингвистом Морисом Уисом в 1960-х годах [Vydrine, 2001]. По-видимому, доверие или недоверие к каждому конкретному исследователю определяется не каким-то "антиевропеизмом", а позицией и поведением самого исследователя. Конечно, если обвинения в адрес движения Нко в "антиевропеизме" будут повторяться, то это может подтолкнуть его лидеров (весьма чувствительных ко всем публикациям о Нко) именно к антиевропеизму. Иначе говоря, здесь может сработать модель "самооправдывающегося прогноза".

стр. 34

Впрочем, нестойкость арабов в вере, как считает Суламана Канте, не должна внушать сомнений в исламе:

Отголоски давней обиды Сулемана Канте на статью в ливанском журнале звучат и в постоянных сетованиях на несовершенство арабского письма, из-за чего африканские имена, упоминаемые в средневековых арабских рукописях, современные исследователи читают и интерпретируют неправильно.

Здесь можно еще раз вспомнить и о пылких разоблачениях легенд об арабском происхождении предков выдающихся героев страны Манден, которым посвящена не одна страница исторических сочинений Сулемана Канте. Такие легенды он считает порождением комплекса неполноценности перед арабами. Именно с ним, с этим комплексом, а не с арабами борется создатель манинканской письменности.

Сулемана Канте можно назвать националистом, но только его "национализм" скорее похож на романтические национальные идеологии в Европе начала - середины XIX в., чем на мрачный агрессивный национализм XX в.

Эволюция взглядов последователей Сулемана Канте

В каком же направлении развивается это идеологическое течение теперь, после смерти его основателя? Если судить по опубликованным текстам (а я намеренно ограничиваю это исследование только этим источником), то можно сделать вывод о некоторой его радикализации. Это, по-видимому, естественно для националистической идеологии: постижение глубинной гуманистической сущности идей Сулемана Канте требует значительно больших усилий, чем их эффектное "развитие" с привлечением элементов тьермондистских, марксистских и прочих расхожих идеологий. Так, уже в брошюре Бенту Бакари Каба "Смерть Сулемана Канте" есть абзац, где автор рассуждает о неравномерности развития народов и высказывает такую мысль: европейцы давно узнали об этом законе, и поэтому они стараются теперь затормозить развитие африканских наций [Kaba, 1993, p. 13].

Показательны в этом отношении и редакторские вставки Баба Дьане, добавленные в каирском издании исторических сочинений Учителя¹¹ . Все содержательные вставки выдают одну и ту же тенденцию: усиление "африканизма", мандингского пуризма, ревностное желание поставить манден на один уровень с самыми развитыми народами мира. Тенденция к пуризму была сильна и у самого Сулемана Канте [Vydrine, 1996, p. 71 - 72] - теперь она абсолютизируется. Когда Сулемана Канте пишет aamiina "Аминь!" (форма, вполне общепринятая у манинка), Б. Дьане добавляет: Al'a

¹¹ Следует отметить корректность редактора, который все свои вставки дал в "нижних одинарных кавычках", так что их легко отделить от авторского текста.

стр. 35

kε ten (букв.: "Да сделает Бог так!" - попытка манинканского перевода слова "аминь") [Kantε, 1992, p. h)]. Арабское заимствование fasarilan 'объяснение' Б. Дьане поясняет словом yidalan, образованным от исконного мандингского корня [Kantε, 1991, p. 25]. Учитель пишет: Afriki ("Африка") - редактор поправляет его: Fadafinna ¹² [Kantε, 1991, p. 36].

Там, где у Сулемана Канте речь идет о бегстве евреев из рабства египетских фараонов, Б. Дьане добавляет: [fadafin] ferawun пи - "[чернокожих] фараонов" (что предполагает, по-видимому, знакомство редактора с печально знаменитыми книгами Шейха Анта Диопа). Рассуждая о столице Древнего Мали, Ньани, Сулемана Канте упоминает и другое название этого города - Konka  a, значение которого ему остается неясным, но он делает осторожное предположение: возможно, это "выровненная створка двери", т.е. "створка, которая подходит ко всем дверным проемам в стране". Редактор же дает свою интерпретацию: Наверное, Ньани был подобен современным городам, все двери домов в нем были выровнены [Kantε, 1991, p. 62].

Особенно заметно проявились идеологические расхождения между учеником и Учителем в вопросе о календаре. В пространном введении к "Истории Манден" Сулемана Канте рассматривает системы летосчисления у разных народов, подробно обсуждает возможность введения своего летосчисления у манден, точкой отсчета которого могла бы служить Ассамблея Курукан-Фува (ее, вслед за Делафосом, Канте датирует 1236 г.). Но в завершение всех этих рассуждений он говорит:

Однако радикальный ученик с такой развязкой не согласен. Он приписывает:

И Б. Дьане добавляет во всех изданных им исторических книгах Учителя датировки по календарю "от Курукан-Фува".

Смогут ли ученики и последователи Сулемана Канте сохранить заданную мудрым Учителем парадигму открытости, гуманизма и самокритичности или поддадутся со-

¹² Надо сказать, что в бамана именно это, второе название континента (в форме Farafinna) является общепринятым. Сулемана Канте же иногда проводит различие: Afriki у него обозначает весь континент, Fadafinna - только Черную Африку.

стр. 36

блазну создания еще одного мифа о национальной исключительности? Пока что оба пути остаются открытыми.

* * *

То, что утопия Сулемана Канте помещена в прошлое, не является чем-то исключительным; этот прием относится к числу наиболее типичных. Более того, такой логический ход Сулемана Канте имеет большой смысл. Этот просветитель-утопист пытается показать, что гуманистические идеи ненасилия, веротерпимости, научного и хозяйственного прогресса, звучащие вполне современно, были присущи и древним западноафриканским обществам. Вряд ли для него было так уж важно доказать европейцам "приоритет африканцев" в этих вопросах: ведь, повторюсь, писал Сулемана Канте на языке манинка письмом Нко, так что ориентировался он исключительно на африканскую аудиторию. Главной целью было иное: внушить читателям мысль, что следование этим идеалам вовсе не является изменой традиции, а, напротив, помогает возрождению той самой "настоящей" и наиболее древней традиции, на которой держались могучие и счастливые государства далеких предков. Парадоксальность этого логического хода позволяет охарактеризовать социальную философию Сулемана Канте как "философию новаторского традиционализма".

Приложение

В отличие от большинства других письменностей, созданных в Западной Африке в XX в., письмо Нко является алфавитом. Его 25 букв (или 28, после орфографической реформы) и десяток диакритических значков не представляют большой трудности для запоминания. Удивительна точность, с которой этот алфавит отражает фонологическую систему языка манинка. Сулемана Канте, формальное образование которого ограничивалось обучением в коранической школе его отца, сумел без единой ошибки установить инвентарь фонем и, что еще более поразительно, правильно отразил все значимые тонологические противопоставления этого языка - практически одновременно с тем, как к пониманию тональной системы языков манден подошли западные лингвисты [Welmers, 1949]¹³ .

Относительно происхождения знаков Нко существуют различные мнения. Некоторые гвинейцы, по-видимому, склонны возводить их к графическим символам тайного общества Кома (устное сообщение Жан-Лу Амселя). Однако сравнение Нко с арабским алфавитом не оставляет никаких сомнений в их генетическом родстве: большинство букв Нко легко идентифицируются как модификации соответствующих арабских графем. Изменения касаются ориентации знаков и упрощения их элементов, имеющего целью придать буквам "угловатый" вид. Еще одним важным аргументом в пользу происхождения Нко из арабицы является алфавитный порядок: можно сказать, что, за исключением гласных (которые сосредоточены в начале алфавита Нко), все буквы Нко унаследовали свои позиции из арабского алфавита. Все видимые расхождения обоснованы: 1) добавлением новых букв, необходимых для обозначения фонем манинка, отсутствующих в арабском алфавите (p, c,  ); 2) устранением графем, обозначающих арабские фонемы, отсутствующие в манинка (θ, h, x, д, z, s, q ); 3) тем, что графемы Нко, восходящие к арабским буквам для эмфатических согласных (s, d, t - очевидно, эти арабские графемы оказались более удобными для графической адаптации, чем их не-эмфатические корреляты), заняли места соот-

¹³ Конечно, показатели тонов, введенные Сулеманом Канте, отражают уровень реализации, а не глубинный, что делает нотацию недостаточно экономной. Однако самым важным остается тот факт, что ни одно значимое тональное противопоставление не было упущено.

стр. 37

ветствующих не-эмфатических согласных (s, d, t), в то время как эти последние были устранены.

Таблица

Соответствия букв арабского алфавита и алфавита Нко

В таблице представлен алфавит Нко в сравнении с арабским. Для каждой буквы указан ее порядковый алфавитный номер. Арабские буквы даны в "независимом" написании, за исключением тех случаев, когда прототипом соответствующей буквы

стр. 38

Нко послужил какой-то другой позиционный вариант графемы. Для тех букв Нко, которые были изменены при орфографической реформе, в качестве основных даны исходные варианты (более близкие к своим арабским прототипам), а "реформированные" начертания приведены в скобках. Арабские графемы, которые, по-видимому, не послужили прототипами букв Нко, даны в квадратных скобках.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Amselle J. -L. Le salut par l'ecriture. Un prophetisme ouest-africain, le N'ko // Diogene. N 177 (Janvier-Mars 1997).

Kaba Bentu Bakari. Kantθ Solomaana la saya (Смерть Сулемана Канте). Misiran, 1993.

Kantε Sulemaana. Nko k  d  -yidalan wala fasarilan haman k  d  f  lan Manden fodobakan yiriwanεn df  , ani Fadafinna Telebe jawo kan n'a kan sadamaba df  . a baεlεman da Baba Janε bolo. Misiran, 1992. (Словарь Нко на языке общем развитом манден, торговом языке Западной Африки и ее очаровательном языке / Под ред. Баба Дьане. (Написан в городе Канкан в 1962 г., опубликован в Египте в 1992 г.)

Kantε Sulemaana. Jibiriba fasa. (История Джибириба). Konakiri, 1980.

Kantε Sulemaana. Manden df  ff  kafa filanan. (История Манден. Кн. 2. Рукопись.). Konakiri, 1990.

Kantε Sulemaana. Manden df  ff  kunff  lf  mεn kε da Sonjada ko  ε. (История Манден. Кн. 1. To, что произошло до Сондьада). Misiran, 1991.

Kantε Sulemaana. Manden df  ff  kafa 3: Kurukanfuwa-Gbari kurundu lu, ani kafa 4: Mεn kε da Sonjada taminnε k  (История Манден. Книга 3/4: Законы Ассамблеи Куруканфува; То, что произошло после Сондьада). Misiran, 1992.

Kantε Sulemaana. Waaduu wala Gana kf  df  man df  ff  batf  mf  n. Kf  nakiri (Краткая история Вааду, или Древней Ганы). Konakiri, 1993.

Kantε Sulemaana. Soso Faamala df  ff  batf  mf  n. (Краткая история Империи Coco). Misiran, 1993.

Oyler D.W. For all those who say N'ko: N'ko literacy and Mande cultural nationalism in the Republic of Guinea. Ph.D.: University of Florida, 1995.

Vydrine V. Sur le "Dictionnaire Nko" // Mandenkan. 1996, N31.

Vydrine V. Lettres de Soulemane Kante et Maurice Houis // Mande Studies, 3, 2001, p. 133 - 146.

Welmers W.E. Tonemes and Tone Writing in Maninka // Studies in Linguistics. 1949, Vol. 7., N 1.

стр. 39