А. ХРЕНКОВ

Кандидат исторических наук

"Когда-то с воинственным жаром
Отважно он бился в боях.

 Он был разноцветным гусаром,

А ныне он черный монах..."

(Из романса начала прошлого века.)

Судьба этого человека необычна даже для его отнюдь не обделенного яркими самородками времени и могла бы стать сюжетом авантюрного романа. Впрочем, нельзя сказать, что художники слова совсем уж обошли вниманием столь примечательную личность. Напротив, большинству из нас она хорошо известна, хотя исключительно в качестве... литературного персонажа. Помните загадочного графа Алексея Буланова, историю которого вспоминает Остап Бендер накануне свадьбы с мадам Грицацуевой?

Вы полагали, что этот рассказ о гусаре-схимнике из "Двенадцати стульев" - чистый вымысел наших сатириков? Отнюдь нет! За трагикомическим антуражем литературного персонажа скрывается биография вполне реального человека - гвардейского гусара и известного путешественника Александра Ксаверьевича Булатовича.

Его фамилия часто встречалась на страницах российских газет конца позапрошлого века. В середине 1890-х лихой гусар Сашка Булатович, наряду с уланом Марковым и казаком Носовичем, был известен как первоклассный наездник, мастер иппик-конкура, стипль-чеза и скачек на дальность пробега.

ЧЕЛОВЕК - МОЛНИЯ

В своих мемуарах маршал Г. К. Жуков вспоминает, как после окончания в 1926 г. высших кавалерийских курсов в Ленинграде он и два его сослуживца решили устроить конный пробег и возвращались в Минск, к месту своей службы, на лошадях, пройдя за неделю больше 900 км и показав, как уверяет маршал, "мировой рекорд" своего времени.

Ошибается прославленный маршал. Для корнета лейб-гвардии гусарского полка А. К. Булатовича подобное достижение выглядело бы как легкая прогулка. В 1894 г. он выиграл конный пробег от Петербурга до Пятигорска протяженностью около 2000 верст, пройдя это расстояние за 12 дней. В 1899 г. в Эфиопии он за четверо суток одолел 700 верст горной дороги от Харэра до Аддис-Абебы. Император Эфиопии Менелик II, услышав об этом, поначалу отказался верить и заявил, что если это - правда, то русский офицер летает как птица.

Впрочем, на рубеже XIX-XX веков таких молодцов в русской кавалерии было немало. И оставаться бы нашему корнету персонажем светской и спортивной хроники до поры, пока не вышел в тираж, если бы судьба не забросила его в Абиссинию.

В марте 1896 г. босая, плохо вооруженная абиссинская армия наголову разбила итальянский колониальный корпус в битве под Адуа. Европа остолбенела в изумлении. Зато в России, не признавшей итальянский протекторат над Эфиопией, победа "наших черных единоверцев"¹ вызвала взрыв ликования и сочувствия. Почти стихийно возникло решение направить в Абиссинию отряд Российского общества Красного Креста (РОКК) для оказания помощи раненным эфиопским воинам. Корнет Булатович попросил, чтобы его добровольцем зачислили в отряд.

Узнав, что его просьба удовлетворена, Булатович усиленно готовится к поездке, читая об Абиссинии все, что ему удается найти в Петербурге. Основательные знания трех европейских языков, полученные им в царскосельском лицее, он решает дополнить изучением абиссинского (амхарского) языка. Единственный на весь Петербург знаток этого языка профессор В. В. Болотов писал в марте того же года своей матери: "[Мне сказали] ...что меня желает видеть гвардеец гусар Булатович, едущий в Абиссинию. Оказалось с вопросом: какую бы грамматику и лексикон амхарского языка достать..."

Гуманитарная акция РОКК внезапно оказывается под угрозой: итальянцы отказываются пропустить русский отряд в Эфиопию через территорию своей эритрейской колонии, и начальник отряда генерал Н. К. Шведов вынужден направить отряд кружным путем: через Французское Сомали² и Данакильскую пустыню.

Нанять в Джибути проводников и пройти с верблюжьим караваном Данакильскую пустыню до границ Абиссинии оказывается только полдела. Дальше, в Харэре, нужно перегружаться на мулов и с новым караваном ид-

стр. 45

ти еще семьсот верст по горным тропам до Аддис-Абебы. Однако, по сведениям, полученным Шведовым в Джибути, мулов для каравана в Харэре нет: весь вьючный скот реквизирован по приказу Менелика для нужд армии. Кроме того, для проезда европейцев по стране (особенно в условиях войны) требуется личное разрешение императора.

Ситуация для отряда складывалась неприятная. Если в самом Джибути стояла жара под 50°, то на Абиссинском нагорье приближался сезон тропических ливней, когда дороги в горах становятся практически непроходимыми. Регулярной связи с Эфиопией не было. Губернатор Джибути Л. Лагард сообщил Шведову, что отправка курьера к Менелику отнимет не менее 40 дней, да и то "при условии быстрой езды одного гонца, привыкшего к условиям жизни в пустыне"³ . Положение казалось безвыходным, задержка на такой срок делала миссию РОКК практически невыполнимой.

В этот критический момент к Шведову является корнет Булатович и выражает готовность отправиться в Харэр добровольцем, в сопровождении одного лишь местного проводника, чтобы на месте изучить обстановку, подготовить, если возможно, перевозочные средства, а затем немедля выступить дальше в Аддис-Абебу, чтобы получить разрешение Менелика на проход русского отряда до столицы.

Шведову предстояло трудное решение. Хотя выбора, по существу, не было, разве только ближайшим пароходом назад в Россию. И генерал соглашается, настояв, правда, на том, что проводников будет двое.

Полдня попрактиковавшись в езде на верблюде, Булатович докладывает Шведову о готовности выступить в путь. Его сопровождают два туземца - почтовые курьеры французской колонии.

Белая колония в Джибути оживленно обсуждает шансы русского. Большинство не верит, что европеец, не привычный к климату и никогда прежде не ездивший на верблюде, сможет без каравана, практически в одиночку, пройти Данакильскую пустыню, да еще в самый засушливый сезон. А Булатович выступает в путь, взяв всего один мех воды: он не хочет перегружать животное, чтобы обеспечить себе максимальную скорость передвижения.

Позднее этот выдающийся пробег будет подробно описан секретарем генерала Шведова Ф. Криндачом в редкой ныне книге "Русский кавалерист в Абиссинии". Заметим лишь, что скептики оказались посрамлены. Булатович блестяще доказал, что он в состоянии двигаться по пустыне, не только не уступая в скорости профессиональным курьерам, но даже обгоняя их. Не покидая седла по 20 часов в сутки, демонстрируя высочайшую физическую выносливость, он и своих провожатых поневоле заставляет увеличить обычный темп движения. В итоге почти 370 верст от Джибути до Харэра было пройдено им за 3 суток и 18 часов, на 6 - 18 часов быстрее обычного для курьеров времени.

В Харэре, не теряя времени даром, Булатович нанимает мулов и носильщиков. К моменту подхода остального отряда ему с помощью местных властей удается собрать нужное количество животных. Однако разрешения от негуса все нет. И тогда следует такой же стремительный бросок Булатовича из Харэра до Энтото⁴ , столицы Эфиопии. Семьсот верст по горам и ущельям Эфиопского нагорья он проходит менее чем за восемь суток. Задача выполнена. Более того, узнав от Булатовича о цели прибытия русских, Менелик приказывает выслать навстречу отряду дополнительное количество мулов. А сам Булатович в одночасье становится в Эфиопии знаменитой личностью, получив, по свидетельству Криндача, за свою скорость прозвище "человек-молния".

"ОТ ЭНТОТО ДО РЕКИ БАРО"

По завершении работы отряда Булатович обращается к Шведову с просьбой разрешить ему остаться и предпринять путешествие в западные, малоисследованные области Эфиопии. 28 октября 1896 г. он с небольшим караваном выступает из Энтото на запад.

На сей раз он не бьет рекордов скорости. Кавалерист уступает место пытливому и любознательному исследователю. Эфиопия его завораживает. Он влюбляется в эту страну щедрой природы и отважных воинов. Его наблюдения глубоки, а догадки удивительно точны. Его дневники и этнографические наблюдения - не только уникальный фактический материал, высоко оцененный последующими исследователями, они еще и прекрасно читаются. Почти нет такой стороны жизни Эфиопии, которой он не уделил бы внимания. Его работоспособность потрясает.

Он познает эту страну с жадностью и непосредственностью ребенка. И этот искренний интерес находит ответный отклик в душах людей, с которыми ему приходится встречаться во время своих путешествий. Взять хотя бы его ашкеров⁵ ! Ведь слугам, сопровождавшим Булатовича, никогда не бывало легко. Чего стоили для них стремительные темпы его передвижений. И все-таки редко к кому люди нанимались с такой охотой, как к Булатовичу. Азартный, жадный до всего нового, кипящий неуемной энергией, он и людей умеет зажечь энтузиазмом.

В первом путешествии он доходит до р. Баро - западной границы тогдашних владений императора Менелика, ведя по дороге топографическую съемку и скрупулезно фиксируя в дневниках свои этнографические наблюдения. Возвращаясь обратно в Аддис-Абебу, он узнает, что эфиопским войскам приказано выступить в поход против шейха Абдурахмана. Булатович загорается желанием непременно участвовать в этом предприятии. Однако поход отменен - шейх Абдурахман без борьбы признает себя данником эфиопского императора.

Разочарованный Булатович возвращается в феврале 1897 г. в Энтото и просит у джанхоя⁶ разрешения принять участие в другом военном походе - против Каффы - последнего туземного государства Эфиопии, еще не признавшего власть Менелика. Однако император отказывает ему под предлогом серьезной опасности такого похода. Попытки уговорить его успеха не имеют, и Булатовичу, как он пишет, приходится смириться "с горькой мыслью быть так близко от войны и не принять в ней участия"⁷ . В качестве "утешительного приза" негус предлагает Була-

стр. 46

товичу поучаствовать в слоновой охоте. Предложение принимается, и 13 февраля Булатович со своим небольшим отрядом выступает в область Хандек.

В Эфиопии времен Менелика охота на слонов была еще весьма опасным предприятием и почти всегда оканчивалась человеческими жертвами и серьезными увечьями. Не случайно охотник, убивший слона, имел право носить особое почетное отличие, приравнивавшееся к боевому. Та первая слоновая охота, в которой участвовал Булатович, не была в этом отношении исключением. В своем дневнике путешественник констатирует: "В этот день был убит 41 слон ... Мы (т. е. охотники и загонщики. - А. Х.) потеряли пять человек убитыми..."⁸ . Три убитых слона - на счету Булатовича: в глазах абиссинцев - он герой и, прощаясь с Менеликом перед своим отъездом в Россию, он, помимо ордена "Печать Соломона" (за участие в отряде Красного Креста), получает из рук джанхоя еще и знаки особой доблести - львиную повязку на голову и лемд⁹ .

В апреле 1897 г. Булатович возвращается в Россию, где узнает о своем производстве в поручики и о награждении аннинским крестом III степени за помощь санитарному отряду РОКК. Сразу по возвращении он, словно боясь расплескать впечатления, садится за книгу о своем путешествии. За месяц с небольшим книга "От Энтото до реки Баро" готова. Представляя книгу к изданию, управляющий Азиатской частью¹⁰ Главного штаба генерал Проценко писал: "Труд этот представляет весьма интересный и богатый материал, изложенный сжато, но обнимающий географию страны, ее историю и государственное устройство, военные силы, характеристику управления, двор негуса и главных нынешних деятелей". И действительно, в России впервые издается столь обстоятельная книга об Эфиопии, не переведенная, а написанная русским путешественником на основании собственных наблюдений. Не случайно русские африканисты считают именно А. К. Булатовича основателем отечественной эфиопистики.

Нашлись, правда, у книги и критики. Но, ей богу, смешно читать велеречивые рассуждения штабного офицера для поручений, а по совместительству "главного эксперта по Абиссинии" полковника Козлова¹¹ , основывающего свои замечания на переводных, изрядно устаревших описаниях Эфиопии французских путешественников середины XIX в. Особенно нелепо выглядят его фонетические и лингвистические поправки. Не владея амхарским, Козлов, тем не менее, с важным видом толкует о тонкостях амхарского произношения, критикуя человека, который, даже по мнению профессора Болотова, уже весьма прилично владеет этим языком. Однако в целом книга была принята благосклонно и один ее экземпляр преподнесен военным министром лично императору.

Между тем, пребывание в Эфиопии российского отряда Красного Креста заметно подтолкнуло сближение России и Эфиопии. С весны 1897 г. в МИДе ведется подготовка к отправке в Эфиопию первой русской дипломатической миссии. Главою ее назначается бывший российский консул в Мешхеде (Персия) действительный статский советник П. М. Власов. Для обеспечения охраны миссии и придания ей особой представительности формируется небольшой отряд гвардейских казаков, командовать которыми, по личной рекомендации генерала Шведова, назначается первоначально поручик А. К. Булатович.

Однако в сентябре, когда миссия уже готова к отправке, вновь возникает вопрос, как сообщить Менелику о предстоящем ее прибытии в Эфиопию. Глава миссии считает нецелесообразным прибегать в данном случае к посредничеству французских властей в Джибути, а ходатайствует о направлении вперед специального правительственного курьера.

С курьером неожиданно возникает сложность. Требуется человек, лично известный императору, инициативный и хорошо знающий условия страны. Оптимально отвечает этим требованиям только поручик Булатович, который утвержден начальником конвоя миссии, а значит, должен следовать вместе с ней. Однако Власов, будучи крайне заинтересован в стопроцентном успехе своей миссии, настойчиво ходатайствует о кандидатуре Булатовича, и его доводы принимают во внимание. Начальником конвоя на место Булатовича срочно назначают другого офицера - сотника лейб-гвардии Атаманского казачьего полка П. Н. Краснова, а Булатович, получив перед отъездом аудиенцию у Николая II, в том же сентябре 1897 г. отбывает в Эфиопию в качестве официального правительственного курьера.

ПОХОД К ОЗЕРУ РУДОЛЬФА

В октябре 1897 г. Булатович благополучно прибывает в Энтото. Его сердечно принимает император Менелик, которому очень нужна в этот момент политическая поддержка России, и он искренне рад привезенному Булатовичем известию о скором прибытии российской миссии. В столице Булатович узнает, что Менелик готовится направить к западным и юго-западным границам своей империи новые военные экспедиции. Их цель -дойти до крайних географических точек, объявленных императором - пока еще только декларативно - в качестве новых границ своей империи: восточного берега Белого Нила и северного берега озера Рудольфа. И теперь уже император не возражает, если храбрый русский офицер отправится вместе с одним из его отрядов. Более того, он даже проявляет заинтересованность в присутствии в отряде европейца, который в качестве незаинтересованного свидетеля мог бы впоследствии подтвердить, что указанные территории действительно были заняты эфиопскими войсками¹² .

Из трех экспедиций Булатович выбирает экспедицию раса Уольде-Гийоргиса. По расстоянию она самая дальняя и, кроме того, должна пройти через только что завоеванную абиссинцами Каффу. Однако необходимо согласие Власова, который находится с миссией еще только в Джибути. Опасаясь опоздать к выступлению армии в поход, Булатович решает немедленно отправиться навстречу миссии.

Налегке, не формируя обычного каравана, взяв лишь запас еды на три дня и бурку вместо постели, Булатович выступает в Харэр, надеясь там встретить

стр. 47

миссию, но, увы, в Харэр миссия еще не прибыла. Переменив мулов на верблюдов, Булатович летит дальше и встречает миссию ... в одном переходе от Джибути. Несмотря на то, что за двенадцать дней им пройдено свыше 1000 верст, он, получив разрешение Власова и поменяв сопровождавших его, но очень уставших в дороге ашкеров, уже через день отправляется в обратный путь.

Он еще больше увеличивает темп движения, несмотря на начавшиеся у него острые приступы ревматизма - следствие физического переутомления и коварного климата горной Эфиопии с его очень резкими перепадами суточной температуры: от палящего зноя днем до заморозков ночью. Боли эти настолько сильные, что по временам он не может даже самостоятельно сесть в седло - его подсаживают ашкеры. Тем не менее, Булатович не снижает темп и проходит обратный путь всего за 10 суток.

В Аддис-Абебе, еще не вполне оправившись от болезни, он формирует довольно значительный караван (18 мулов и 30 ашкеров) и выступает в Андрачи, к месту сбора армии Уольде Гийоргиса.

Участие Булатовича в походе к озеру Рудольфа - звездный час его как исследователя Африки. Именно тогда были сделаны самые крупные его географические открытия. Именно тогда он первым из европейцев проходит из конца в конец таинственную и недоступную прежде Каффу, описывает и картографирует неисследованные районы, лежащие к югу от нее до оз. Рудольфа. Именно во время этого путешествия им открыт горный хребет, служащий водоразделом между бассейнами Белого Нила и оз. Рудольфа, названный Булатовичем именем Николая II.

Уникальность этого военного похода для Эфиопии заключалась в том, что впервые его задачей было не завоевание соседнего государства или народа, а присоединение территории, причем, преимущественно незаселенной, что создавало особые проблемы с продовольствием и проводниками.

Путешествие потребовало от Булатовича огромного физического напряжения и изобиловало драматическими моментами. Стратегическая цель похода была достигнута. Но этот успех был бы невозможен без участия в нем Булатовича. Именно благодаря его географическим познаниям и ежедневным рекогносцировкам войскам раса удалось, в конце концов, выйти на предписанную им Менеликом географическую широту и достичь оз. Рудольфа. Более того, на последнем этапе похода, когда отряду пришлось идти по девственной и безлюдной саванне, Булатович фактически стал его основным проводником, ежедневно определяя с помощью астрономических наблюдений точное местоположение отряда. Рас Уольде Гийоргис вполне отдавал себе отчет в том, какую роль сыграло присутствие в этом походе русского офицера. В донесении императору он с характерной для эфиопских полководцев лаконичностью пишет о Булатовиче: "Идя туда и возвращаясь, он думал о всей дороге и ...обходя всю землю и все горы, не говорил ни слова: я устал сегодня, отдохну... я думал, он умрет, но господь... благополучно вернул его. Я видел, но не знаю такого человека, как он, сильное создание, которое не устает..."¹³

Награжденный Менеликом за участие в походе золотым оружием, Булатович 14 июня 1898 г. отбывает в Россию. Всего за несколько месяцев он пишет и в 1899 г. издает книгу о своем втором путешествии, названную "С войсками Менелика II". Его отчет о географических исследованиях и открытиях в Эфиопии удостаивается большой серебряной медали Русского географического общества. Он досрочно произведен в штабс-ротмистры и награжден орденом Станислава 2-й степени.

НОВАЯ КОМАНДИРОВКА В ЭФИОПИЮ

В июне 1899 г. Булатовича по ходатайству МИД вновь командируют в Эфиопию. К 1899 г. возникает напряженная ситуация на эфиопо-суданской границе. Английские войска, подавив махдистское восстание в Судане, вышли к западным границам Эфиопии и, пользуясь малочисленностью и слабостью эфиопской администрации на западных территориях, начали потихоньку занимать эти территории, недавно присоединенные Менеликом. Возникла реальная угроза военного столкновения Великобритании и Эфиопии.

стр. 48

В той ситуации Булатовичу отводилась роль разведчика, который под видом научных исследований и картографирования присоединенных владений Менелика должен был пройти вдоль западной границы Эфиопии и нанести на карту схему расположения эфиопских и британских форпостов, а также определить направления, по которым вероятнее всего будет развиваться британское наступление.

Срочность поручения требовала от Булатовича отправиться в эту командировку в самый разгар сезона дождей, когда, по признанию самих же эфиопов, путешествия по их стране становятся практически невозможными. Но что невозможно для других, вполне осуществимо для Булатовича, что он вновь с блеском и продемонстрировал, пройдя за 3 месяца вдоль всей западной границы Эфиопии и составив полный отчет о численности и дислокации эфиопских и британских войск и общей ситуации на судано-эфиопской границе.

Однако выводы, сделанные Булатовичем, оказываются для Эфиопии неутешительными: в случае серьезного военного столкновения у Менелика нет реальных военных возможностей удержать за собой вновь присоединенные территории. Власов просит Булатовича подготовить для императора доклад о положении на границе и предложить меры, способные повысить обороноспособность расположенных там эфиопских частей.

Булатович готовит такой доклад, переводит на амхарский и, разделив на три отдельных письма, зачитывает их джанхою на аудиенциях, куда допускается лишь узкий круг приближенных к императору лиц.

В то же время, хорошо зная эфиопские порядки и понимая, что предлагаемые им меры едва ли будут осуществлены быстро и решительно, Булатович идет на довольно неординарный шаг. В записке к Власову он предлагает "номинально" перейти на службу к Менелику и, получив от императора "в управление на десять лет все негрские земли" вдоль западной границы Эфиопии, самому провести в крае необходимые административные и военные реформы: построить дороги, устроить таможню, сформировать и обучить 5 - 15-тысячную регулярную армию, занять гарнизонами важнейшие пункты на реке Баро и "в случае надобности" быть готовым атаковать англо-египетские владения в Судане. По окончании же десятилетнего срока он готов передать Менелику устроенные им области, войско и имущество.

Планы Булатовича встречают категорическое неприятие со стороны П. М. Власова. Булатович откровенно разочарован и обескуражен тем, что его предложения сочтены за "дикие фантазии". По пути из Эфиопии он пишет военному министру: "...я выношу убеждение, что в данную минуту русскому офицеру в Абиссинии мало дела. Мы понадобимся, когда возникнет война с Англией или станет очевидно неминуемой... Осмеливаюсь выразить вашему превосходительству, что меня лично тянет туда, где русскому офицеру есть деятельность действительная..."

ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЮ. ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

Ему и впрямь не сидится на месте. Прежняя жизнь гвардейского офицера с ее чопорными условностями, плац-парадами и непременными полковыми попойками кажется пресной и пустой. Не пробыв в полку по возвращении из Эфиопии и месяца, Булатович уже в июне 1900 г. подает прошение о направлении его на Дальний Восток в один из кавалерийских отрядов, посылаемых Россией (наряду с другими колониальными державами) в Китай для оказания помощи правящей Цинской династии в "умиротворении беспорядков", а если выражаться точнее, на подавление знаменитого "боксерского восстания", и вскоре оказывается во главе эскадрона конной разведки Хайларского отряда.

Не слишком задумываясь о смысле этой войны, он, как всегда, показывает себя с самой отличной стороны, выделяясь инициативностью и личной храбростью. За китайскую кампанию Булатович получает сразу два боевых ордена - Анны II степени с мечами и Владимира IV степени с мечами и бантом. Вернувшись в 1901 г. в родной полк, он менее чем через год - вновь досрочно - получает звание ротмистра и назначается командиром пятого эскадрона. Однако через несколько месяцев, в январе 1903 г., сдает командование эскадроном, порывает с военной карьерой и решает стать монахом.

Эту загадку Булатовича пытались отгадать многие. Некоторые связывали его уход с военной службы чуть ли не с политическими мотивами или внезапным пацифистским прозрением, другие намекали на неразделенную любовь к дочери ко-

стр. 49

мандира полка княжне Васильчиковой. Оставляя за скобками романтический мотив, позволю себе возразить по поводу первых двух предположений. Сохранившиеся в архивах документы убедительно показывают, что Булатович всегда оставался убежденным монархистом и к царствующему монарху относился с обожанием. Что касается военных действий, то участие в них представлялось ему высшим смыслом военной службы, которую он отнюдь не собирался оставлять. Если бы не одно обстоятельство, которое и представляется мне основной причиной его отставки...

В Китае, спасая из плена французского миссионера, Булатович заражается тифом. Болезнь проходит в тяжелой форме и дает самые серьезные осложнения. Обостряются болезни, приобретенные в Эфиопии: все чаще повторяются приступы малярии и лихорадки. К хроническому ревматизму добавляется болезнь печени - следствие дурного питания во время многомесячных путешествий и употребления малопригодной для питья воды. После тифа у Булатовича ухудшается зрение, бесконечные воспаления глаз и светобоязнь преследуют его до конца жизни. С Булатовичем, видимо, произошло то, что случается иногда с большими спортсменами. Подобно им, Булатович многие годы подвергал свой организм тяжелейшим физическим нагрузкам. Но прочность и самого сильного организма имеет предел.

Можно сказать, что летом 1901 г. в полк возвратился совсем не прежний бесшабашный, не знающий препятствий и усталости бравый офицер, а человек, надломленный физически и душевно. На фотографии 1902 г. Булатовичу всего 32. Но на нас смотрит полысевшее, несколько одутловатое лицо 40-летнего мужчины. На фотографии 1905 г. мы видим уже изрядно пожилого близорукого мужчину, зябко ежащегося в шинели.

Возможно, для кого-то другого ревматизм и заболевание глаз не стали бы причиной прекращения военной карьеры. Для кого-то другого - может быть. Но только не для Булатовича. Похоже, здесь, как и во многом другом, Александр Ксаверьевич был максималистом и вполне разделял точку зрения другого знаменитого гусара - французского маршала Ланна, который говорил когда-то: "Гусар, который все еще жив в тридцать лет, - дерьмо, а не гусар!" А гусар со слезящимися глазами и скрюченный ревматизмом? Нет, это было не для Булатовича!

Однако Булатович не просто уходит в отставку. Глубоко верующий с детства, он (возможно, под влиянием известного проповедника Иоанна Кронштадского) проникается духом религиозного аскетизма и, словно подражая средневековым рыцарским традициям, избирает путь монаха. Не возвращаясь из запаса, он "по прошению на Высочайшее имя", уходит в отставку и к январю 1906 г. окончательно решает принять схиму.

МОНАХ

Став вначале послушником Важеозерской Никифоро-Геннадьевской пустыни, он вскоре покидает эту обитель и перебирается в Грецию, на гору Афон, в русский скит Св. Андрея, отличавшийся суровостью монашеского уклада, и в 1907 г. принимает там постриг под именем о. Антония. Как и во всем, он с горячностью отдается своему новому призванию, проявляя религиозное рвение, доходящее порой до фанатизма. Неустанно читает писания отцов церкви, проводит дни и ночи в постах и молитвах, и, по его собственным словам, не знает, что творится в мире. Его ревностное служение не остается незамеченным, и в 1910 г. о. Антония рукополагают в иеросхимонахи, открывая путь к церковной карьере.

Однако будучи по натуре человеком волевым и деятельным, он начинает тяготиться монашеским затворничеством. Жажда деятельности и стремление к самовыражению не оставляют его. В конце 1910 г. он просит духовные власти разрешить ему поехать в Эфиопию, чтобы навестить своего эфиопского воспитанника, мальчика Ваську, найденного им искалеченным у берегов о. Рудольфа, выхоженного и привезенного им в Россию. Перед постригом Ваську пришлось отправить на родину, но, по словам сестры Булатовича Марии Ксаверьевны, он сильно скучал по нему.

Как выяснилось, помимо желания повидать воспитанника и "преподать ему святых тайн", у Булатовича были в Эфиопии и более обширные планы. Он, как доносил в Петербург российский поверенный в делах Б. А. Чемерзин, надеялся основать в Эфиопии русскую православную миссию, а на одном из островов озера Шала построить подворье афонского Свято-Андреевского скита.

Вскоре, правда, выяснилось, что его планы не находят поддержки. Десять лет отсутствия не прошли бесследно. Император Менелик, который мог бы помочь Булатовичу, лежал в параличе и не принимал никакого участия в управлении государством. Старый друг, рас Уольде Гийоргис, потерял былое влияние и тоже был не у дел. У кормила власти и при эфиопском дворе были другие люди, которые Булатовича не знали и знать не хотели.

Не добившись успеха в своем

стр. 50

предприятии, Булатович осенью 1911 г. уезжает из Абиссинии, на сей раз навсегда.

БУНТАРЬ И ПРЕДВОДИТЕЛЬ БУНТАРЕЙ

Вернувшись на Афон, Булатович неожиданно для себя находит там не тихую обитель, а растревоженный муравейник. Афон охвачен смутой, поражен расколом между сторонниками иеромонаха Иллариона, выдвинувшими тезис о божественности самого имени Иисуса Христа ("имяславцами"), и их противниками ("имяборцами"), утверждавшими, что в самом имени ничего божественного нет. Булатович делает свой выбор в пользу имяславцев и вскоре, благодаря своему публицистическому таланту, становится одним из лидеров имяславия. Русские газеты пестрят заголовками о бунте монахов на Афоне и упоминанием имени о. Антония. В конце концов, Святейший Синод, рассмотрев богословский спор, выносит официальное определение считать взгляды имяславцев ересью.

Таким образом, о. Антоний становится еретиком. Однако в Свято-Андреевском ските за ним идет большинство братии, и в 1913 г. они изгоняют из монастыря имяборцев во главе с игуменом Иеронимом. Последние прибегают к содействию греческой полиции. Булатович со сторонниками держат отчаянную оборону обители, но силы неравны, сторонники имяславия арестованы и высланы в Россию. Все, кроме Булатовича, которому удается ускользнуть и тайно вернуться в Россию. Исчезнув на некоторое время из поля зрения, он, однако, не собирается сдаваться. Он пишет и публикует полемическое сочинение "Апология во имя веры", вскоре признанное знаменем имяславия.

Но сочинение о. Антония осуждено Святейшим Синодом, а его автору запрещено церковное служение. За ним установлен негласный полицейский надзор.

Не желая складывать оружия, о. Антоний 18 марта 1914 г. пишет личное письмо Николаю II, умоляя его вступиться за имяславцев, третируемых официальной церковью. Император, хорошо помня одного из лучших своих гусар (надо быть слишком неблагодарным, чтобы забыть человека, назвавшего твоим именем целый горный хребет!), рекомендует обер-прокурору Св. Синода ослабить давление на имяславцев и не отторгать их от лона церкви. Репрессивные меры в отношении имяславцев временно смягчаются, чем многие спешат воспользоваться, получая взамен чины и прощение. Но все это не относится к о. Антонию. Бывший гусар не намерен прекращать борьбу, он продолжает в печати богословскую полемику.

Но когда раздаются первые залпы мировой войны, Булатович, забывая на время о схоластических спорах, подает прошение о прикомандировании его в качестве священника к одной из действующих на фронте частей. Ему разрешают, и с сентября 1914 г. по ноябрь 1916 г. он находится в действующей армии в составе 16-го санитарного отряда Красного Креста. В июле 1916 г. за проявленную личную храбрость его представляют к награждению Наперстным крестом на Георгиевской ленте.

Сырые окопы Первой мировой - не лучшее место для его подорванного здоровья. После очередного пребывания в госпитале о. Антоний подает прошение об отчислении его из действующей армии по состоянию здоровья.

В 1917 г. он издает книгу "Моя борьба с имяборцами на Святой горе" и пытается вернуться к старой полемике с Синодом. Однако новые времена и другие исторические задачи лишают ее прежней остроты. В 1918 г. Булатович уезжает из Москвы в родительское имение на Украину. Старый господский дом давно сожжен. Он поселяется в саду в наскоро построенной им келье. На люди он почти не показывается, а если иногда и выходит, то на нем всегда надет клобук с козырьком: больные глаза не выносят дневного света.

На что он живет и чем занимается в это время - неизвестно. Оказавшись невостребованным новым временем, Антоний-Булатович продолжает жить, словно по инерции, все тем же. В ноябре 1918 г. он пишет патриарху Тихону свое последнее письмо, в котором уведомляет, что отказывается "от всякого духовного общения" с теперешней церковной властью впредь до разбора Священным Синодом дела имяславцев по существу.

* * *

В ночь на 6 декабря 1919 г. (в полковой праздник лейб-гвардии Гусарского полка) о. Антоний был найден убитым на пороге своей кельи. Соседские крестьяне, обнаружившие его, полагали, что живший в уединении монах стал жертвой налета одной из многочисленных банд, лютовавших в то время на Украине.

Скромная могила на сельском кладбище стала последним местом упокоения лихого гусара, отважного путешественника и монаха-бунтаря.

-----

¹ Эфиопская ортодоксальная церковь не является, собственно говоря, православной. Она, как и армянская, принадлежит к восточно-православным церквям монофиситского толка. Однако в общественном мнении России и Эфиопии вплоть до начала XX в. широко бытовало мнение о тождестве наших религий.

² Теперь Республика Джибути.

³ РГВИА, ф. 12651, оп. 3, д. 150, л. 286.

⁴ С 1887 г. столица Эфиопии Энтото носит имя Аддис-Абеба ("Новый цветок"), однако европейцы, а частично и сами эфиопы, еще широко пользовались старым названием.

⁵ Солдат, оруженосец, вообще вооруженный слуга (амх.).

⁶ Принятое обращение к эфиопскому императору.

⁷ Булатович А. К. С войсками Менелика II. М., 1971, с. 47.

⁸ Там же, с. 51.

⁹ Накидка из львиной шкуры.

¹⁰ В связи с тем, что Россия не вела в то время активной африканской политики, отдельной Африканской части в российском Главном штабе не существовало, и материалы по Африке сосредотачивались именно в Азиатской части. Аналогичным образом обстояло дело и в МИДе: Африкой занимался Азиатский департамент.

¹¹ Полковник Козлов был типичным "книжным" экспертом Главного штаба. Надо, впрочем, признать, что он неоднократно просился у начальства направить его "как специалиста" в командировку в Абиссинию, но ему почему-то каждый раз отказывали. - А. Х.

¹² По примеру Булатовича Менелик попросил Власова прикомандировать русских офицеров и к другим своим отрядам. Таким образом, к Белому Нилу с эфиопскими войсками пошел полковник Артамонов, а в страну Бени-Шангул - поручик Чертков.

¹³ РГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 2, л. 169 - 170.