СОЮЗНИКИ ГЕРМАНИИ В МИРОВЫХ ВОЙНАХ В СОЗНАНИИ РОССИЙСКОЙ АРМИИ И ОБЩЕСТВА

Главным, наиболее сильным и опасным противником России и СССР в двух мировых войнах являлась Германия. Не случайно именно по отношению к ней в сознании наших соотечественников сформировался наиболее полный, законченный, ярко выраженный и эмоционально окрашенный "образ врага"¹.

В обеих войнах у нее имелись союзники, в том числе и те, кто непосредственно участвовал в боевых действиях против России. В годы первой мировой войны основным союзником Германской империи была Австро-Венгрия - многонациональное государство с дряхлеющей монархией, к началу XX в. раздираемое острыми межэтническими и социальными противоречиями, которые со всей определенностью проявились в ходе войны. Австро-венгерская армия состояла из немцев, мадьяр, чехов, поляков, русинов, сербов, хорватов, словаков, румын, итальянцев и цыган, которые объединял только офицерский состав².

Государство опиралось преимущественно на немцев ("швабов") и венгров, представители которых составляли наиболее боеспособный костяк армии. Однако и между ними противоречия были весьма остры: немцы традиционно сохраняли определенные привилегии. За годы войны под ружье в Австро-Венгрии было поставлено 8 млн. человек при населении в 51 млн. человек. При этом, по венгерским подсчетам, из 8 млн. мобилизованных 3,8 млн, то есть около половины, приходилось на подданных Венгрии, хотя население ее составляло 20 млн. человек³, то есть венгров бремя войны затронуло относительно больше, нежели другие этнические группы. По ряду причин, в том числе и из-за многонациональности, Австро-Венгрия справедливо считалась и проявила себя более слабым противником, чем Германия.

Император Австрии и король Венгрии Франц-Иосиф в манифестах обращался к весьма пестрому населению своей империи патриархально-торжественно: "Мои народы!", хотя "его народы" чувствовали себя в Австро-Венгрии "как раки в корзине, которые таинственно о чем-то шепчутся и выползают из нее вон"⁴. Отношение властей к "нетитульным" народам было во многом дискриминационным, что и проявилось в ходе мировой войны, в частности, во время призыва в действующую армию, когда в ходе массовой мобилизации не принималось во внимание состояние здоровья призывников

Сенявская Елена Спартаковна - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН.

стр. 92

и в первую очередь в отношении представителей тех народов, чьи соплеменники по другую сторону границы оказались в рядах враждебных армий. По признанию военнопленных, "итальянцев, даже больных, без разговора отправляют в строй. Так же поступают с чехами, сербами и румынами". Одновременно власти пытались "заигрывать" с отдельными этническими группами, в частности, с поляками, стараясь путем некоторых уступок привлечь их на свою сторону, рассчитывая тем самым вызвать симпатии и среди польского населения, проживающего в Российской империи. Так, взятые в декабре 1914 г. русскими войсками в плен австрийские поляки сообщали: "прежде нам запрещали говорить по-польски, но после объявления войны нам разрешили говорить по-польски и раздали даже молитвенники на польском языке"; "перед войной нам разрешили петь по-польски песни и офицеры обещали нам устроить Польшу, лишь бы только мы шли в бой"⁵.

Межэтнические и социальные противоречия не могли не проявиться и в Действующей армии. Особенно заметны они были "внешним" наблюдателям, например американскому корреспонденту Дж. Риду, описавшего свою встречу летом 1915 г. с колонной австрийских пленных, конвоируемых двумя донскими казаками⁶. И это не случайно. Если русские готовы были, по словам современников, сражаться "против заклятых врагов царя, России и славянства - ненавистных немцев"⁷, то в отношении Австро-Венгрии и особенно ее армии чувства были смешанные, так как среди ее солдат встречалось немало славян. Влияли на отношение к врагу и ход войны и поведение противника - особенно после применения газов.

Сказались в формировании "образа врага" многочисленные военные преступления, совершаемые в отношении мирного населения, раненых и военнопленных, главным образом немцами, австрийцами и мадьярами, о чем свидетельствовали данные, собранные специальной Чрезвычайной следственной комиссией по фактам нарушения Гаагской конвенции, получившие отражение в печати, в том числе и армейской, и широко использованные в целях пропаганды. Русских солдат озлобляли нередкие сообщения из тыла, согласно которым австро-венгерские военнопленные, используемые на хозяйственных работах в деревнях, сожительствовали с солдатками, чьи мужья были на фронте. Обычно к таким работам привлекали русинов, словаков, чехов, поляков, с которыми легче было общаться на бытовом уровне. В целом боевой дух австро-венгерской армии был весьма низок, что не осталось без внимания русских наблюдателей. Разведка доносила: "офицеры австрийские, в числе 14 человек, взятые в плен Златоустовским полком, произвели, за исключением одного, удручающее впечатление своей неинтеллигентностью вообще, внешним видом и грубостью манер"; "Офицеры запаса [австрийской армии. - Е. С.], проявляя в бою малодушие и растерянность и совершенно не умея руководить своею частью, в то же время не менее строевых офицеров пользовались саблею и особой плетью для поддержания своего престижа и дисциплины, которая начинала падать" (27 июля 1915 г.)⁸.

Описывая взятие русскими войсками крепости Перемышль в марте 1915 г., военный корреспондент А. Ксюнин отмечал, что причиной нестойкости врага отнюдь не была безысходность, вызванная долгой осадой. "При вступлении наших войск [в Перемышль], крепость вовсе не производила впечатления голодного блокированного города; правда, магазины пустовали, в кафе поили жидким кофе без сахару, но оставалось еще много лошадиных трупов, за хорошие деньги можно было найти коровье мясо, у всех крестьян была скотина и домашняя птица. Изголодавшимися выглядели только славяне, в то время как немецкие и венгерские офицеры бравировали шикарным видом и даже поражали упитанностью". Свидетель так отзывался о нравах австрийцев: "Даже в трагическую минуту на первом плане у них было свое личное, и дух геройства не ночевал на австрийских фортах. Среди условий сдачи австрийцы выставляли требования о сохранении офицерам жалованья и карманных денег, просили, чтобы их наградные списки были непременно отосланы в Вену, а генерал Кусманек в длинном и безграмотном письме на русском

стр. 93

языке хлопотал о том, чтобы были сохранены его вещи и чтобы, в случае перемены коменданта, его просьба непременно была передана по принадлежности". Рассказывая о последней вылазке перед сдачей крепости 23-й гонведной (венгерской) дивизии, которая в полном составе сдалась в плен роте солдат и отряду ополченцев, автор приводит интересную деталь: "офицеры шли на вылазку с денщиками, а те несли чемоданы"⁹.

Противник часто оценивался русскими не только "в целом", но и этнически-дифференцированно. Например, в первую мировую войну "...венгерские войска были признаны лучшими из войск двуединой монархии: им отдавали дань уважения даже немцы"; они всегда оказывали противнику сопротивление "более упорное, чем оказывали чехи и швабы"¹⁰.

Российская власть проявляла дифференцированное отношение к различным этническим группам в составе вражеской армии. Поддерживались националистические движения в Австро-Венгрии, которым давались туманные авансы на предмет независимости в случае победы Антанты. Определенные реверансы делались в адрес поляков, которым намекали на возможность послевоенной широкой государственной автономии в составе Российской империи. Рядом привилегий пользовались чехи и словаки. Уже после Февральской революции в России (в апреле - июне 1917г.) был даже сформирован Чехословацкий корпус из военнопленных австро-венгерской армии и русских подданных - чехов и словаков. Корпус после Октябрьской революции сыграл заметную роль в гражданской войне.

Другим крупным противником России в первой мировой войне являлась Турция, которая воспринималась как враг слабый и зависимый от Германии. В самом начале первой мировой войны, в секретной телеграмме от 3 августа 1914 г. посол России в Константинополе М. Н. Гире писал: "По отзыву нашего военного агента, турецкая армия в настоящий момент в таком состоянии, что не представляет для нас пока опасности". 29 октября 1914 г. министр иностранных дел С. Д. Сазонов сообщает Гирсу, что "турки открыли военные действия". "Впечатление в обществе очень велико", "нападение турок нашло отклик в самых глубинах русского сознания", - записал в эти дни французский посол при русском дворе М. Палеолог¹¹.

На турецкой территории русским войскам пришлось соприкоснуться, кроме того, и с другими этническими группами, в том числе с курдами. С воинственными курдами русской армии пришлось сражаться на Кавказском фронте. Казачий офицер Ф. И. Елисеев оставил воспоминания о курдах: "живут они древними своими обычаями. Турок недолюбливают..."¹². Оценивая воинственность курдов, Елисеев приходил к неожиданному выводу: "В общем, курды народ хороший, и мы их даже полюбили. Из них получились бы отличные конные полки, наподобие казачьих. Да таковыми они и были в Турецкой армии - как иррегулярные конные части". Жестокое сопротивление курдов он связывает с бесцеремонным поведением русских войск в отношении местного населения с первобытным еще сознанием и традиционным укладом. Русские видели жестокость курдов, но сначала недооценивали их боеспособность: "Местные курды отлично знали свою гористо-пересеченную местность, которую мы, завоеватели, не знали. ...Мы, упоенные успехами первых дней войны, силы и сопротивление курдов не считали серьезным..."¹³.

Ненависть к неприятелю добавили поступавшие со всех сторон известия о геноциде армянского населения в Турции весной 1915 года. В резне армян и христиан-айсоров "отличились" не только турки, но и курды. Ни турки, ни курды армян, как и армяне их, в плен не брали. Они уничтожали друг друга в бою безжалостно", - писал Ф. И. Елисеев¹⁴. Именно на турецком фронте русским войскам пришлось столкнуться с "азиатской войной" - невиданным масштабом жестокостей, в том числе по отношению к мирному населению. Картины зверств турецких войск и мусульманских племен по отношению к единоверцам русских провоцировали ответную жестокость, проявления которой на этой войне были отнюдь не редки¹⁵.

стр. 94

Жестокость "азиатской войны", геноцид турок по отношению к мирному христианскому населению тяжелейшим образом повлияли на моральное состояние русских войск: "Кругом витала смерть, и они (мирные армяне. - Е. С.) своим беспомощным присутствием только отягощали войска, вносили естественное сердоболие в души казаков, столь отрицательный элемент в войнах"¹⁶.

Непосредственное соприкосновение русских войск с турками на территории, населенной преимущественно иными этническими группами, происходило либо в ходе боевых действий против регулярных турецких частей, либо при общении с военнопленными. По сравнению с "дикими" курдами они воспринимались как гораздо более "цивилизованный", почти "европейский" противник, который признавал определенные правила воинской этики. И если курдские иррегулярные части воспринимались как "дикари" и "оборванцы", то оценка турок, даже пленных, была качественно иной: "Турецкие солдаты - молодые и бодрые. Хорошо обмундированы. Лица открытые, смелые. Упадка воинского духа в них не было заметно". Иногда турки вызывали даже сочувствие. "А турки... бедные турки! Бедные люди... такие же, как и мы, воины, у которых есть и свое отечество-государство, есть и свои святые обязанности перед ним, как и у нас, казаков. Есть у них своя отличная воинская дисциплина, и свои семьи, и свои хаты... Семьи томительно будут ждать от них вести с фронта "об их здоровье и благополучии", но... их они уже никогда не получат!"¹⁷.

Образ врага дополняли и сведения о порядках на турецком флоте. Так, в газете "Вестник X армии" от 12 мая 1915 г. была опубликована заметка "Турок, сдавших суда, казнят". В ней говорилось: "Из Севастополя сообщают, что последнее время команды турецких судов, застигнутых нашим флотом в море, после первого же выстрела наших кораблей поспешно высаживаются в шлюпки. Однако турки плывут не к берегу, который обыкновенно находится очень близко, а едут по направлению к нашему флоту, находящемуся в нескольких верстах. Оказывается, что тех турок, которые при потоплении нашим флотом вражеских судов избегают нашего плена, турецкое правительство приказывает казнить как изменников и предателей"¹⁸. Подобные сведения восстанавливали представления о турках как о восточных варварах, азиатски жестоких даже в отношении "своих".

В целом на Кавказском фронте русская армия столкнулась с еще более дифференцированным противником, нежели на европейском театре. Преследуемое христианское население было враждебно настроено по отношению к турецким властям и дружественно к русским. Разным было и отношение мусульман. Русские войска сталкивались и с нерегулярными формированиями курдских племен, и с частями турецкой армии, наблюдая врага и в ходе боевых действий, и в быту. Здесь проявился весьма широкий спектр оценок и чувств по отношению к противнику: ненависть к жестокому "азиатскому" и "иноверческому" врагу при одновременном уважении к его храбрости, восприятие иной социокультурной среды со смешанным чувством - любопытства, снисходительности и европейского высокомерия, сочувствия к страданиям мирного населения. По мере того, как война затягивалась, накапливались усталость и антивоенные настроения, солдат из армии противника все более воспринимался как такой же человек, не по своей воле оказавшийся пушечным мясом.

Болгария, которую Россия неизменно защищала и поддерживала в борьбе с турецким игом, помогла обрести независимость, впоследствии, в двух мировых войнах оказалась в лагере ее врагов и воевала на стороне Германии. Однако эта страна никогда не воспринималась всерьез в качестве противника ни русскими (как, впрочем, и советскими) властями, ни общественным сознанием. Даже в "Русском правительственном сообщении в связи с разрывом дипломатических отношений с Болгарией" от 20 октября 1915 г. вся вина за ее вступление в войну на стороне противников России возлагается не на болгарский народ, а на династию Кобургов, которая с момента своего воца-

стр. 95

рения на болгарском престоле в 1886 г. проводила прогерманскую и антироссийскую политику. "В тот роковой час, когда злосчастная Болгария поднимает свой меч против возродившей ее России и становится под немецкие и турецкие знамена, русский народ отдает на суд истории имя того, кто является истинным виновником этой беспримерной измены", - говорилось в сообщении. В заключительных строках сообщения высказывались неизменные симпатии русских к братьям-болгарам, говорилось о "чувствах великодушия по отношению к болгарскому народу" и о том, что "и ныне, когда Болгария приносится в жертву германскому коварству, Россия все еще не утратила надежды, что рука верных своим историческим заветам болгар не подымется на сыновей русских воинов, легших костьми за Болгарию"¹⁹. И действительно, против русских войск в первую мировую войну болгары боевых действий не вели.

Во второй мировой войне, будучи союзником фашистской Германии, Болгария также заняла "особую позицию": "Ее правящая верхушка была вынуждена считаться с болгарским народом, который сохранил чувство благодарности к России и русским, оказавшим ему помощь в 1878 г. в избавлении от османского ига. Поэтому болгарское правительство не объявило войну СССР и 25 августа 1941 г. приняло решение не направлять свои войска на советско-германский фронт"²⁰. Вследствие этого советская пропаганда не уделяла Болгарии серьезного внимания как противнику, а в общественном сознании болгарский народ не воспринимался как враг.

Во второй мировой войне у Германии было немало союзников-сателлитов разных национальностей, и на них естественно переносились основные негативные характеристики противника в целом, хотя и в ослабленной, по сравнению с главным врагом - Германией, форме. На тех участках фронта, где советским войскам приходилось иметь дело непосредственно с союзниками Германии, негативных моментов в отношении к ним было больше, чем в других местах.

Союзники Германии, за исключением финнов, не могли похвастаться уважением к себе со стороны неприятеля. Ни венгры, ни румыны, ни итальянцы, с которыми приходилось сталкиваться советским войскам, не отличались особой доблестью и были, по общему мнению, довольно "хлипкими вояками". После нападения фашистской Германии на СССР, ее союзники предполагали, что война будет победоносно завершена максимум через несколько месяцев, поэтому многие из них поспешили внести свой вклад в победу над Советским Союзом. Летом 1941 г. Финляндия и Румыния выставили против СССР по две армии, Италия, Венгрия, Словакия - по одному корпусу. Румынский диктатор И. Антонеску заручился согласием Гитлера на "неограниченное" расширение границ за счет Украины. Венгерское правительство за услуги Гитлеру рассчитывало распространить свою власть на всю Трансильванию, а также на утраченные после первой мировой войны словацкие и часть украинских земель. Муссолини также направил свои войска на советско-германский фронт.

Создание Антигитлеровской коалиции стало для союзников Гитлера неожиданностью. Они не рассчитывали оказаться втянутыми в схватку великих держав, и пытались вначале продемонстрировать свою лояльность в отношении к Великобритании и США, чем вызвали раздражение Берлина. В этой связи весьма характерно заявление румынского диктатора Антонеску, сделанное им после того, как Великобритания по настоянию СССР 7 декабря 1941 г. объявила войну Румынии, Венгрии и Финляндии, а Япония в тот же день развязала против США и Великобритании войну на Тихом океане: "Я являюсь союзником рейха в войне против России. Я нейтрален в конфликте между Великобританией и Германией. Я на стороне американцев против Японии".

Вклад каждой из перечисленных стран в войну был относительно невелик, хотя в совокупности - весьма значителен, причем по ходу войны нарастал. Так, "для участия в "большом наступлении" летом 1942 г. на южном

стр. 96

крыле советско-германского фронта в группу армий "Б" были выставлены 8-я итальянская, 2-я венгерская, 3-я и 4-я румынские армии. Их общая численность составляла 648 тыс. солдат и офицеров. Прибывшие на фронт итальянские, венгерские и румынские войска подвергались дискриминации со стороны немецкого командования, исповедовавшего расистские идеи. Созданные германские штабы связи при союзных армиях осуществляли над ними полный контроль и вместе с тем мало внимания уделяли снабжению союзных армий продовольствием, оружием, боеприпасами и т.д. Некоторые из высших гитлеровских генералов считали излишним скрывать свое презрение к ним, насмешливо называя их "армиями Лиги наций""²¹.

Письма румынских, венгерских, итальянских и даже австрийских солдат свидетельствуют: "отношения с немцами скверные", "немцы относятся к нам с презрением", "называют оскорбительными кличками", "издеваются". В сообщении Управления особых отделов НКВД СССР в Главное политуправление РККА "О реагировании солдат противника на упорное сопротивление советских войск под Сталинградом" за август 1942 г., основанном на донесениях разведки и показаниях военнопленных, говорилось: "Взаимоотношения между немцами и их союзниками с каждым днем обостряются... Еще более открыто проявляют немцы свое "превосходство" по отношению к румынам, венграм и итальянцам. В Германии их называют "вспомогательными народами". Немецкий солдат считает себя вправе сделать замечание офицеру румынской или венгерской армии. При совместном размещении немцы получают лучшие дома и, как правило, лучше питаются. Это вызывает ненависть к немцам со стороны солдат других национальностей".

Недоверие немцев к своим союзникам было связано, прежде всего, с тем, что боевые качества их войск оставляли желать лучшего: "Были случаи, когда целые части не выполняли боевых приказов, а соединения проявляли неустойчивость и разбегались под нажимом Красной Армии". Не случайно в документах постоянно встречаются упоминания о немецких заградотрядах, которые "силой гонят в бой" союзников, так как их части слабо дисциплинированы и неустойчивы. Например, в разведсводке IV Управления НКВД СССР от 18 ноября 1942 г. "О положении в оккупированных противником районах Сталинградской и Ростовской областей, Северного Кавказа и Калмыцкой АССР" сообщалось: "Из разговоров с солдатами румынской, итальянской и австрийской национальностей видно, что немцы не доверяют им, боевые порядки на линии фронта строят таким образом, чтобы наблюдать за своими "союзниками". Немецкие автоматчики всегда стоят за спиной румын и итальянцев, чтобы предупредить их, что отступление невозможно"²².

19 ноября 1942 г. началось контрнаступление Красной армии под Сталинградом, завершившееся поражением 6-й и 4-й танковой немецких, 3-й и 4-й румынских, 8-й итальянской армий, а в январе 1943 г. была разгромлена и 2-я венгерская армия. Правительства Румынии и Венгрии стали активно искать пути к заключению сепаратного мира с Англией и США.

Кризис в отношениях между Германией и ее союзниками стремительно углублялся и привел к оккупации немецкими войсками Италии в сентябре 1943 г. (после отстранения от власти Муссолини и заключения новым итальянским правительством перемирия с США и Великобританией) и Венгрии в марте 1944 года. Устрашенные этими действиями Германии Венгрия, Румыния, Болгария и Финляндия в мае 1944 г. отвергли предложение СССР, США и Великобритании о выходе из войны на стороне Германии и даже увеличили численность своих войск на советско-германском фронте. Если к концу 1943 г. здесь действовала одна румынская армия (10 дивизий), то летом 1944 г. - уже две армии, состоявшие из 22 дивизий и 5 бригад. Венгрия выставила на Восточный фронт одну армию (12 дивизий и 2 бригады) весной 1944 г., а к августу-сентябрю еще две армии (19 дивизий и 2 бригады). Однако окружение и разгром крупной группировки немецких и румынских войск в Ясско-Кишиневской операции привели к падению режима Антонеску в Румынии. 23 августа 1944 г. там началось вооруженное восстание, и уже на следующий

стр. 97

день, 24 августа, пришедшее к власти новое правительство объявило войну Германии, а 12 сентября подписало перемирие с СССР, США и Великобританией. 23 сентября 1944 г. советские войска развернули наступление вглубь Венгрии. Образованное на освобожденной ими территории Временное национальное правительство Венгрии 28 декабря объявило войну Германии, а 20 января 1945 г. подписало перемирие со странами антигитлеровской коалиции²³.

Как в советской пропаганде, так и в восприятии населения сателлиты Гитлера представлялись "холопами" и "шакалами" - в сравнении с их "хозяином" и "тигром" фашистской Германией. На протяжении всей войны союзные Германии войска воспринимались в СССР как второстепенные пособники основного врага. "В итальянских, венгерских, румынских войсках дисциплина и морально-политическое состояние значительно ниже, чем в германской армии". "В то же время "союзнички" не отстают от немцев в грабежах и издевательствах над населением, - свидетельствуют документы. - В селе Ново-Николаевка на Днепре венгерский офицер, не стесняясь присутствием посторонних и ребенка, изнасиловал молодую женщину... В селах юго-западнее Сталинграда население особенно жалуется на произвол румын, буквально не дающих прохода ни одной женщине"²⁴.

При общем отношении к гитлеровским союзникам как впрочем второстепенным и "второсортным", образ каждой из стран и их армий имел свою специфику. Причем в каждом случае имелась своя предыстория. Румыния - союзник России в первой мировой войне, причем в этом качестве доставила ей больше неприятностей, чем принесла какой-либо пользы. Долгое время она, выбирая, на чью сторону встать, торгуясь то с Германией, то с Антантой - в расчете получить за свою "помощь" Трансильванию и Буковину, сравнивая предложения и посулы, исходящие из каждого лагеря, боясь продешевить, следя за ходом боевых действий и выжидая удобного момента, чтобы оказаться в стане победителей. Поставив под ружье солидную армию в 23 дивизии общей численностью 600 тыс. человек, Румыния вступила в войну 27 августа 1916 г., именно тогда, "когда Брусиловское наступление выдохлось и благоприятная обстановка миновала. Ход операций румынской армии превзошел самые мрачные ожидания пессимистов... Неприятель ворвался на румынскую территорию. С помощью русской армии удалось отстоять немногим более ее четверти"²⁵.

Русский генерал А. А. Самойло, побывавший в начале 1916 г. в Бухаресте с дипломатической миссией и наблюдавший румынский генералитет, сделал вывод, что "никакого проку от армии, возглавляемой такими полководцами, ждать нельзя"²⁶. Присоединившись к войскам русского фронта "в тот момент и в таком месте, где у противника на границе не было ничего, кроме пограничной стражи", румынская армия под звуки торжественных маршей перешла границы Венгрии и Болгарии. Но, неожиданно атакованные подошедшими болгарскими резервами, две румынских дивизии стремительно бежали из Болгарии обратно в пределы Румынии²⁷. А. А. Брусилов впоследствии вспоминал: "...Спустя немного времени после начала военных действий румынской армии вполне выяснилось, что румынское высшее военное начальство никакого понятия об управлении войсками в военное время не имеет; войска обучены плохо, знают лишь парадную сторону военного дела, об окапывании, столь капитально важном в позиционной войне, представления не имеют, артиллерия стрелять не умеет, тяжелой артиллерии почти совсем нет и снарядов у них очень мало. При таком положении неудивительно, что они вскоре были разбиты..."²⁸. Накануне разгрома поведение румын было высокомерным и вызывающим: они не желали согласовывать свои действия с русскими, скрывая от них распоряжения и планы своего генерального штаба, в то время как, по свидетельству генерала А. М. Зайончковского, "выгодное положение Румынии на фланге заставляло догадываться, что германцы обрушатся всей силой своего кулака на это маленькое государство, чтобы закрыть для русских всякую возможность политического влияния на

стр. 98

Балканах и открыть для себя выход на фланг русской оборонительной линии. Румынская армия, не имевшая боевого опыта, навряд ли могла выдержать натиск германцев, и при таких условиях союз с Румынией имел для России только отрицательный характер, как это и вышло в действительности". Невольно возникал вопрос: "зачем было втягивать Румынию в войну, когда было известно, что румынская армия совершенно не отвечает самым скромным требованиям, предъявляемым к современным армиям"?²⁹

Воспоминания о том, как было встречено известие о вступлении румын в войну в экспедиционном корпусе русской армии во Франции, оставил Р. Я. Малиновский: "...Поступило известие, что Румыния объявила войну Австро-Венгрии и Германии... Успех генерала Брусилова дал России нового союзника. Было приказано прокричать три раза "ура" во всех траншеях и выставить плакаты с надписью: "Немцы, Румыния вам объявила войну, теперь вам скоро наступит конец". Немцы обозлились и открыли по плакатам сильный артиллерийский огонь. Пришлось скорее убрать их. Обстрел прекратился... Спустя некоторое время ... разведчики приволокли двух пьяных немцев. Оказывается, немцы не зря пьянствовали - они наголову разгромили румын и в свою очередь подняли над траншеями плакаты с короткой надписью на русском языке: "Капут вашим румынам". Пришлось теперь французской артиллерии открыть "тир де бараж" и заставить немцев убрать эти раздражающие плакаты"³⁰.

Но Румыния, оказавшаяся столь бездарным союзником России в войне против Германии, Австро-Венгрии и даже Болгарии, в 1918 г. воспользовалась слабостью своей недавней союзницы и покровительницы с целью создания за ее счет "Великой Румынии". В период гражданской войны она приняла участие в интервенции в Советскую Россию, оккупировав в январе 1918 г. Бессарабию и разыграв комедию о якобы ее "добровольном" присоединении к Румынии. Румынские войска продолжали продвигаться к р. Днестру, начали наступление на Одессу. В последовавших боевых столкновениях с красноармейцами они получили серьезный отпор, после чего пошли на переговоры и 8 марта 1918 г. подписали "протокол ликвидации русско-румынского конфликта", в котором соглашались на вывод своих войск из Бессарабии и отказ румынского правительства от всякого вмешательства в ее внутреннюю и политическую жизнь³¹. Советская Россия никогда не соглашавшаяся с аннексией Бессарабии Бухарестом, сумела вернуть ее только два десятилетия спустя. Пока внутри России разгоралась гражданская война, румынские войска в ноябре 1918 г. оккупировали Северную Буковину, а у распадавшейся Австро-Венгрии захватили Трансильванию.

В течение всего межвоенного периода отношения между Советской Россией и Румынией были довольно напряженными, особенно учитывая установленный ею жестокий репрессивный режим на оккупированной территории, а с середины 1930-х годов³². - постепенное сближение с фашистской Германией. При этом главной "точкой накала" оставался "бессарабский вопрос".

Военные успехи гитлеровской Германии подогревали территориальные амбиции и ее союзников. В конце 1939 - начале 1940 гг. Румыния сконцентрировала на советско-румынской демаркационной линии значительные силы, сопровождая свои действия различными провокациями, а в ответ на предупреждения Советского правительства развернула на территории оккупированной Бессарабии террор против местного населения. Правительство СССР 26 июня 1940 г. направило Румынии ноту, в которой, в частности, говорилось, что "Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу, а также о передаче последнему северной части Буковины, население которой желало воссоединиться с советской Украиной". Румынское правительство пыталось уйти от конкретного ответа, но последующая советская нота, требующая от Румынии освободить от воинских контингентов назван-

стр. 99

ные территории до 14.00 час. 28 июня 1940 г., вынудила его - по совету Италии и Германии - принять советское предложение. 28 июня в Бессарабию и Северную Буковину вступили части Красной армии, на следующий день они вышли к реке Прут, а к исходу 30 июня вся Бессарабия была освобождена от румынских оккупантов³³.

Однако Бессарабией и Северной Буковиной территориальные потери Румынии в 1940 г. не ограничились: в конце августа Германия навязала Румынии "2-й Венский арбитраж", по которому от нее была отторгнута и передана хортистской Венгрии Северная Трансильвания, а другому немецкому союзнику - Болгарии, по румынско-болгарскому договору от 7 сентября 1940 г., была возвращена Южная Добруджа³⁴. Дальнейшие действия Румынии как союзника Гитлера были связаны, прежде всего, с надеждами вернуть себе эти и приобрести новые территории в уплату за помощь в войне против СССР.

В период Великой Отечественной войны в массовом сознании советского общества и армии сложился образ-стереотип "вороватых и трусливых румын". Впрочем в боевой обстановке румыны отнюдь не демонстрировали чудеса храбрости. Советские военно-аналитические службы давали вполне адекватную оценку и боеспособности румын, и порядкам в их армии, и взаимоотношениям их с немецкими войсками. Так, в докладной записке Особого отдела НКВД Сталинградского фронта в Управление особыми отделами НКВД СССР от 31 октября 1942 г. "О дисциплине и морально-политическом состоянии армий противника" приводятся следующие факты и обобщения: "В середине августа с.г. 5 полк 4-й румынской пехотной дивизии получил приказ перейти в наступление. Командир полка категорически отказался выполнить приказ, ссылаясь на нехватку людей. Полк был снят с позиций и отведен на некоторое время в тыл". "Среди румынских солдат особенно процветает дезертирство, ... широко распространены антивоенные настроения... Дисциплина в румынской армии в буквальном смысле слова палочная: за малейшие провинности солдат жестоко избивают все начальники - начиная от малых и кончая большими. Наказание провинившихся солдат 25 - 30 ударами палки - обычное явление в румынской армии"... Отношение немцев к своим румынским союзникам - издевательское"... При размещении в населенных пунктах, немцы останавливаются в лучших избах по 2 - 3 солдата, а румын загоняют до роты в один двор. Все это создает ненависть румынских солдат к немцам. Нередко можно от румын, как и от венгров, услышать: "При первом серьезном ударе Красной Армии мы все бросим и разбежимся. Пусть воюют Гитлер и Антонеску""³⁵.

Между румынскими и немецкими солдатами постоянно возникали конфликты и драки. Приказ командующего 3-й румынской армией корпусного генерала Дмитреску гласил: "Дабы избежать в дальнейшем некоторых неприятных инцидентов между румынскими и немецкими солдатами, предлагаю в любом населенном пункте, где находятся румынско-немецкие части, укреплять всеми средствами дружественные взаимоотношения... Крайне необходимо избегать или в крайнем случае, сократить количество конфликтов, которые могут привести к тяжелым последствиям и неблагоприятно отразиться на осуществлении наших притязаний в будущем"³⁶.

"Недружественные" отношения немецких и румынских военнослужащих приобретали еще более острый характер уже на уровне военного руководства, как только положение на фронтах становилось неблагоприятным, и даже катастрофическим. Как пример можно привести ситуацию в Сталинградском котле зимой 1942 - 1943 года. Так, в информации Особого отдела НКВД Сталинградского фронта "О морально-политическом состоянии и снабжении окруженных под Сталинградом немецко-фашистских войск" в середине декабря 1942 г. сообщалось: "Своим румынским союзникам немцы совершенно перестали доверять... Оружие у них отобрали и используют сейчас на хозяйственных работах, на постройке оборонительных сооружений. Румынские солдаты со времени окружения, 20 ноября, не видели хлеба, пищу

стр. 100

получают только один раз в день - вечером похлебку с 150 - 200 г конины. Немцы издевательски заявляют, что румын нечего кормить, так как они все равно сдаются в плен"³⁷.

В 1944 - 1945 гг. румыны стали союзниками антигитлеровской коалиции. В массовом сознании советских людей преобладало недовольство "слишком мягкими" условиями перемирия с Румынией³⁸. О восприятии этой новой "союзной" Румынии, вспоминал в своих "Записках о войне" поэт-фронтовик Борис Слуцкий: "В Констанце мы впервые встретились с борделями... Наверное, наши солдаты будут вспоминать Румынию как страну сифилитиков...". И делает вывод: именно в Румынии, этом европейском захолустье, "наш солдат более всего ощущал свою возвышенность над Европой"³⁹.

Другим сателлитом фашистской Германии была Венгрия, объявившая войну СССР 27 июня 1941 года. Отношение советских людей к венграм было несколько иным, нежели к румынам. Еще в первую мировую войну венгерские войска считались лучшими в Австро-Венгрии. Однако во второй мировой войне такие оценки венгерской армии были уже неуместны, хотя их части оказались более боеспособными, чем румынские.

В ходе второй мировой войны в общественном сознании - как советского общества, так и армии - сложился обобщенный образ "жестоких мадьяр", особенно укрепившийся в конце войны, во время боевых действий уже на собственно венгерской территории, где противник дрался крайне ожесточенно. Но боеспособность венгров в боях на советской территории была относительно невысокой. "Фрицы покрепче венгров", - к такому убеждению на собственном опыте приходили советские бойцы. "В начале августа с.г. [1942], когда наши войска повели наступление через Коротояк на Острогожск, разбежались находившиеся на этом участке фронта две венгерских дивизии. После того, как их с трудом удалось собрать, по приказанию германского командования перед строем было расстреляно 20 венгров. Остальных тут же предупредили, что при повторении подобных случаев они также будут расстреляны. Венгерский комендант Острогожска был снят, а в город для усиления обороны прибыл немецкий полк", - говорилось в одном из разведдонесений⁴⁰.

Венгры вели себя на советской земле как жестокие оккупанты. Не случайной была ответная реакция в конце войны, когда советские войска перешли границу Венгрии. "Это была первая страна, не сдавшаяся, как Румыния, не перебежавшая, как Болгария, не союзная, как Югославия, а официально враждебная, продолжавшая борьбу. Запрещенная приказами месть была разрешена солдатской моралью. И вот начали сводить счеты". Ненависть к венграм усугублялась их коварством: редко оказывая открытое сопротивление, они часто нападали исподтишка, всегда были готовы нанести удар в спину. "Характерным для отношения мадьяров к нам был страх, - вспоминает Б. Слуцкий вступление советских войск в Венгрию. - Целые классы, народности подготовлялись к партизанской борьбе... И все же почти не было серьезных актов сопротивления... В итоге наш солдат презрел окружавших его врагов и пренебрег всякими возможностями их сопротивления... Когда убивали по хуторам пьяных и отставших одиночек, когда тащили их, недоубитых, в силосные ямы, в последних их воплях звучали не только страх, боль, гнев, но раньше всего недоумение"⁴¹.

Еще одним сателлитом Германии являлась Италия, отношение к которой тоже было особым. В СССР вместе с гитлеровскими полчищами вошел довольно многочисленный итальянский экспедиционный корпус, а затем и целая армия. "Причем Муссолини вовсе не стремился помочь своим союзникам, он просто хотел поставить Италию в такое положение, чтобы она могла претендовать на изрядную долю военной добычи, как сторона, внесшая весомый вклад в войну против Советского Союза. Муссолини только беспокоился, чтобы экспедиционная армия успела прибыть в Россию вовремя и приняла участие в военных действиях". Моральный дух итальянских частей был, пожалуй, одним из самых низких среди германских сателлитов. По воспоминаниям

стр. 101

участников событий, "итальянские части, воюющие на Восточном фронте, не пользовались уважением своих немецких союзников"⁴².

Советские контрразведчики, говоря о "моральном разложении и признаках упадка дисциплины" в этих войсках, приводят такие факты: "...Нашим зафронтовым агентом ... отмечено прохождение с Ростовского направления через ст. Ханженково целого железнодорожного эшелона с закованными в кандалы итальянскими солдатами"⁴³. О напряженных отношениях с немцами пишут и итальянские мемуаристы. Бывший офицер итальянского экспедиционного корпуса Э. Корти отмечал: "В наших несчастьях все винили немцев. Это из-за них у нас не было горючего. К тому же они, в отличие от нас, имели и топливо, и еду, да и обмундирование у них было не в пример лучше нашего. Как тут не чувствовать неприязнь?"⁴⁴. Таким образом, при всей специфике отношений с итальянским союзником, немцы проявляли к нему такое же пренебрежение, как и к остальным.

Итальянцам, как и другим сателлитам Гитлера, досталось от советской пропаганды. 12 апреля 1942 г. И. Эренбург едко высмеял их в заметке "Петушиные перья". Он приводит отзывы немцев об итальянских частях, взятых в плен на Украине: "Офицеры говорят: "Итальянцы годны только для тыловой службы... Они не выдерживают артиллерийского огня... Они неизменно требуют от нас помощи..." Немецкие солдаты презрительно называют итальянцев "макаронщиками", а один немецкий ефрейтор заявил: "По-моему, итальянцы хуже румын, а уж румыны дерутся, как опытные зайцы..." Далее говорится о том, что "в экспедиционном корпусе нет интендантства: итальянцы пущены на подножный корм. Они научились грабить на славу. Жители освобожденных сел рассказывают: "Немец не нашел картошку, а пришел итальянец, понюхал и сразу стал копать..." Берсальеры ходят в шляпах с петушиными перьями; несмотря на это, их смертельно боятся все украинские куры: итальянцы в куроедстве превзошли немцев. Они исправно несут полицейскую службу: реквизируют, арестовывают, расстреливают, но в бою они показали себя классически трусливыми..." И в подтверждение Эренбург приводит слова пленного итальянского лейтенанта: "Нашим солдатам опасно показывать противника, - как только они видят русских, они тотчас сдаются в плен"⁴⁵.

Присутствие итальянцев в СССР, с которым Италия не имела общих границ, не предъявляла территориальных претензий, воспринималось как бессмыслица и нелепость. В советском общественном сознании сложился стереотип: печальные, замерзающие в русских снегах уроженцы юга, бессмысленно погибающие на ненужной им войне, отразившийся в стихотворении М. Светлова "Итальянец".

В обеих мировых войнах союзники Германии являлись второстепенными противниками России, и именно так и воспринимались российским массовым сознанием. Специфическое отношение к ним определялось и предысторией межгосударственных и межнациональных отношений, и степенью и характером участия каждой из стран в войнах против России, и поведением их армий в боевой обстановке и на оккупированных территориях.

После окончания второй мировой войны отношение к бывшим противникам во многом зависело от того, в каком политическом лагере оказались эти государства. Однако стереотип "образа врага", сформировавшийся в военное время, еще долго оказывал влияние на восприятие стран и их народов уже в мирных условиях.

Примечания

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект N 05 - 01 - 01086а).

1. См.: Вопросы истории. 1997. N 3, с. 140 - 145; Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века. М. 1998, с. 235 - 274; Военно-исторический архив. М. 2000. Вып. 13, с. 11 - 48.

стр. 102

2. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ А. М. Первая мировая война. СПб. 2000, с. 23.

3. ИСЛАМОВ Т. М. Крах Австро-Венгерской монархии. - Мировые войны XX века. Кн. 1. Первая мировая война. Исторический очерк (далее - Первая мировая война). М. 2002, с. 437.

4. СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ С. Н. Брусиловский прорыв. - Первая мировая... М. 1989, с. 207.

5. Российский государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА), ф. 2019, оп. 1, д. 505, л. 119; д. 533, л. 21, 56.

6. РИД Д. Вдоль фронта. - Первая мировая война, с. 383.

7. РГВИА, ф. 2019, оп. 2, д. 19, л. 312.

8. РГВИА, ф. 2019, оп. 1, д. 505, л. 17; д. 516, л. 421; д. 535, л. 118об.; д. 727, л. 3, 15об.; д. 730, л. 3об.; д. 732, л. 1, 3, 5об., 7, 10об., 12 - 13, 17, 19об., 22 - 23, 34, 36; д. 734, л. 1об., 5об.; и др.

9. Первая мировая война, с. 489, 490.

10. Первая мировая война, с. 207, 151.

11. Царская Россия в мировой войне. Л. 1925. Т. 1, с. 6, 31, 33, 49, 54; ПАЛЕОЛОГ М. Царская Россия во время мировой войны. М. 1991, с. 123 - 124.

12. ЕЛИСЕЕВ Ф. И. Казаки на Кавказском фронте. 1915 - 1917: Записки полковника Кубанского казачьего войска в тринадцати брошюрах-тетрадях. М. 2001, с. 106 - 107, 143 - 144. Вопрос о религиозной принадлежности курдов сложнее, чем это представлялось мемуаристу: некоторые племена действительно были мусульманами, но другие исповедовали иные, в том числе и языческие, культы.

13. Там же, с. 144, 70.

14. Там же, с. 85 - 86, 90 - 91, 93.

15. Там же, с. 102, 139.

16. Там же, с. 108 - 109.

17. Там же, с. 161, 173.

18. РГВИА, ф. 2019, оп. 1, д. 730, л. 14об.

19. Мировые войны XX века. Кн. 2. Первая мировая война. М. 2002, с. 395 - 396.

20. Мировые войны XX века. Кн. 3. Вторая мировая война. Исторический очерк. М. 2002, с. 281.

21. Там же, с. 280, 282, 284.

22. Сталинградская эпопея. Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. М. 2000, с. 50 - 51. Об отношении между собой уроженцев разных областей Германии в немецкой армии и отношении немцев к армиям своих союзников см. также Докладную записку Особого отдела НКВД Сталинградского фронта в Управление особыми отделами НКВД СССР от 31 октября 1942 г. "О дисциплине и морально-политическом состоянии армий противника". - Там же, с. 50 - 51, 112 - 114, 134.

23. Мировые войны XX века. Кн. 3. Вторая мировая война, с. 289 - 290.

24. Сталинградская эпопея, с. 112, 114.

25. ВЕРХОВСКИЙ А. И. На трудном перевале. М. 1959, с. 122; Мировые войны XX века. Кн. 1. Первая мировая война, с. 247.

26. Первая мировая война, с. 428.

27. ВЕРХОВСКИЙ А. И. Ук. соч., с. 122 - 123.

28. БРУСИЛОВ А. А. Мои воспоминания. М. 2001, с. 195.

29. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ А. М. Ук. соч., с. 596; ВЕРХОВСКИЙ А. И. Ук. соч., с. 128.

30. МАЛИНОВСКИЙ Р. Я. Солдаты России. М. 1969, с. 226.

31. См.: КАКУРИН Н. Стратегический очерк гражданской войны. М. -Л. 1926 (репринт: Военная история гражданской войны в России 1918 - 1920 гг. М. 2004).

32. Считается, что советскому правительству "развязал руки" пакт Молотова-Риббентропа. В пункте третьем секретного протокола, в котором подчеркивался интерес советской стороны к Бессарабии, а с немецкой заявлялось о полной политической незаинтересованности в этих областях.

33. См.: ШУБИН А. В. Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929- 1941 годы. М. 2004, с. 424 - 425.

34. См.: Военная энциклопедия. Т. 7. М. 2003, с. 293; ШУБИН А. В. Ук. соч., с. 427 - 428.

35. Сталинградская эпопея, с. 113, 114.

36. Цит. по: ЭРЕНБУРГ И. Война. Апрель 1942 - март 1943. М. 2003, с. 69.

37. Сталинградская эпопея, с. 293.

38. См.: ГОЛУБЕВ А. В. "Враги второй очереди": советское общество и образ союзников в годы Великой Отечественной войны. - Проблемы российской истории. Вып. V. К 60-летию Победы. Магнитогорск. 2005, с. 351.

39. СЛУЦКИЙ Б. Записки о войне. Стихотворения и баллады. СПб. 2000, с. 46 - 48, 57.

40. Сталинградская эпопея, с. 112 - 114.

41. ЭРЕНБУРГ И. Ук. соч., с. 60 - 61; СЛУЦКИЙ Б. Ук. соч., с. 108, 109 - 110.

42. КОРТИ Э. Немногие возвратившиеся. Записки офицера итальянского экспедиционного корпуса. 1942 - 1943 гг. М. 2002, с. 8.

43. Сталинградская эпопея, с. 112 - 114.

44. КОРТИ Э. Ук. соч., с. 74, 54.

45. ЭРЕНБУРГ И. Ук. соч., с. 57.