ЛЕВ ТОЛСТОЙ В ЛИТЕРАТУРНОМ СОЗНАНИИ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ 1920-1930-х ГОДОВ

Актуальные публикации по вопросам школьной педагогики.

NEW ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ


ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ЛЕВ ТОЛСТОЙ В ЛИТЕРАТУРНОМ СОЗНАНИИ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ 1920-1930-х ГОДОВ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2007-11-20
Источник: http://portalus.ru

Революция и гражданская война привели к серьезному переосмыслению русской литературной традиции. В страшные годы "русской смуты" она ощущается "надеждой и опорой" - источником духовной силы и отдохновения от ужасающей реальности. Л. Н. Толстой и другие классики русской литературы воспринимаются как непререкаемые авторитеты, служащие нравственным ориентиром среди вопиющей безнравственности войны. Толстой занимает в общественном сознании особое место среди русских писателей, поскольку именно его нравственная, антивоенная и антиреволюционная проповедь была актуальна для многих россиян в эпоху, предшествующую войне и революции.

стр. 202


--------------------------------------------------------------------------------

Именно так в эти годы относится к памяти Толстого И. А. Бунин, 1 которого 3. Н. Гиппиус полушутя-полусерьезно назвала "политическим вождем русской эмиграции". 2 В статье 1919 года, приуроченной к девятой годовщине смерти Толстого, он приводит большие цитаты и пересказывает фрагменты из письма Толстого Александру III, из "Письма революционеру", из статей "О значении русской революции", "Единое на потребу", "Конец века", "Обращение к русским людям: К правительству, революционерам и народу", "Об общественном движении в России". И комментирует: "Выписывая со страниц Толстого эти отрывки, напоминая истинную суть его учения, я думаю, что я делаю дело, которое он горячо одобрил бы и счел гораздо более нужным, чем выражение скорби, что уже нет его в мире в эти жестокие и темные дни". 3 О важности нравственного начала, присущего толстовству, писал позднее в своих воспоминаниях и близко знавший Толстого В. А. Маклаков: "...но в годы исканий настоящей дороги они (толстовцы. - Е. П.) были ценны моральными требованиями к отдельному человеку и целому обществу...", 4 противостояли "аморальности" революционеров, ценивших в политических делах то, что в них было звериного.

В первые годы эмиграции чрезвычайно важна культурная ориентация на прежнюю, предвоенную жизнь России. Отсылки к "прежнему", которое осмысляется как "подлинное", по сравнению с призрачным настоящим, становятся доминантой этого времени. В первой половине 1920-х годов переиздаются многие дореволюционные работы о Толстом. Так, Л. Шестов в четвертый раз печатает "Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше"; 5 П. Б. Струве выпускает отдельной книгой "Статьи о Льве Толстом", 6 публиковавшиеся еще в 1900-е годы в "Русской мысли". Републикации демонстрируют, с одной стороны, инерцию восприятия Толстого, с другой - желание переосмыслить предреволюционные десятилетия. Авторы, по-видимому, считают свои прежние сочинения непонятыми, требующими более внимательного прочтения с учетом исторического опыта русских революций.

Центральный мотив всей эмигрантской литературы - исключительная сложность Толстого. По мнению практически всех авторов, дать исчерпывающее определение Толстого невозможно. Репрезентативна по своему пафосу книга М. А. Алданова "Загадка Толстого", изданная в 1923 году. Ее стержневая идея отражена в заглавии. "Кто может сказать, что понял Льва Толстого?" 7 - этим риторическим вопросом завершает Алданов свою книгу.

С этой же точки зрения по-новому рассматривается семейная трагедия Толстых. О ней пишут по обе стороны границы. Ю. И. Айхенвальд публикует в 1925 году в Берлине книгу под заглавием "Две жены", в которой соединяет воспоминания С. А. Толстой


--------------------------------------------------------------------------------

1 В дневнике Бунина этого времени сообщения о чтении Толстого чередуются с размышлениями о самых близких ему людях: "Стал сегодня читать Толстого (...) и вспомнилась наша жизнь - Юлий, Евгений, и стало невыносимо тяжело" (Запись от 8.01.1922 (26.12.1921) года: Устами Буниных: Дневники: В 3 т. Frankfurt/a. М., 1981. Т. 2. С. 72). Именно в это время Бунин узнал о смерти старшего брата Юлия и очень тяжело ее переживал. За духовной поддержкой он обращается к произведениям Толстого. В дневниковой записи от 10(23) января 1922 года излагаются разные ощущения, тесно связанные одно с другим: "Ночью вдруг думаю: исповедоваться бы у какого-нибудь простого, жалкого монаха где-нибудь в глухом монастыре, под Вологдой. Затрепетать от власти его, унизиться перед ним, как перед Богом... почувствовать его как отца... По ночам читаю биограф(ию) Толстого, долго не засыпаю. Эти часы тяжелы и жутки. Все мысль: "А я вот пропадаю, ничего не делаю". И потом: "А зачем? Все равно - смерть всех любимых и одиночество великое - и моя смерть!"" (Там же. Т. 2. С. 75). Мысль о смерти, желание найти духовного наставника и тема Толстого взаимосвязаны.

2 Из архива Мережковских: Письма 3. Н. Гиппиус к И. А. Бунину Ч Cabiers du Monde Russe et Sovetique. 1981. Vol. XXII. N 4. P. 442 (письмо от 6 апреля 1928 года).

3 Бунин И. А. Публицистика 1918-1953 годов. М., 1998. С. 36.

4 Маклаков В. А. Из воспоминаний. Нью-Йорк, 1954. С. 86.

5 Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше: Философия и проповедь. 4-е изд. Берлин, 1923.

6 Струве П. Статьи о Льве Толстом. София, 1921.

7 Алданов М. Загадка Толстого. Берлин, 1923. С. 127.

стр. 203


--------------------------------------------------------------------------------

и А. Г. Достоевской. Т. И. Полнер выпускает книгу "Лев Толстой и его жена. История одной любви". 8 В Москве в 1928 году выходит исследование В. А. Жданова "Любовь и жизнь Льва Толстого". 9 Общим является стремление примирить правду Толстого с правдой его жены. Так, Айхенвальд в статье "Две жены", замыкающей упомянутые мемуары, пишет о крайней несправедливости книги В. Г. Черткова "Уход Толстого". В 1923 году в Праге выпускает свои воспоминания Лев Львович Толстой. Первый раздел посвящен Софье Андреевне. Сын говорит о непонятом "великом подвиге этой редкой женщины", 10 вполне сопоставимом с великой деятельностью ее мужа.

В 1920-1930 годы Толстой представляет наибольший из всех писателей прошлого интерес для русской эмиграции. Об этом можно судить, например, по хранящимся в РГАЛИ фондам Союза русских писателей и журналистов в Югославии и Союза ревнителей чистоты русского языка в Югославии. 11 Основу фондов составляют так называемые библиотеки, включающие в себя сброшюрованные тетради с вклеенными в них газетными вырезками. Каждая тетрадь - это подборка статей из эмигрантских газет на определенную тему. Некоторые сборники посвящены тому или иному писателю. Больше всего "писательских" сборников содержат материалы о личности и творчестве Л. Н. Толстого.

Эти сборники позволяют составить впечатление об интересе к толстовской теме в эмигрантской прессе тех лет. Публикуется большое количество воспоминаний о Толстом, в том числе и эмигрировавших детей писателя. В газетах появляются текст доклада Т. Л. Сухотиной- Толстой в Сорбонне, статьи Л. Л. Толстого, А. Л. Толстой. С проблемными статьями о Толстом выступают видные литературные деятели эмиграции - А. В. Амфитеатров, К. Д. Бальмонт, 3. Н. Гиппиус. Появляются рецензии на новые книги о Толстом, вышедшие в эмиграции. Рецензируются многие книги о Толстом, выходящие в СССР (активно обсуждаются, например, новое издание биографии Толстого, составленной Н. Н. Гусевым, 12 книга В. А. Жданова и др.), - причем настолько подробно, что каждый новый том юбилейного полного собрания сочинений рецензируется отдельно. Юбилейное собрание сочинений вообще привлекает очень пристальное внимание: так, например, перепечатываются из советской прессы статья А.В. Луначарского "По поводу юбилейного издания сочинений Толстого", статья М.А. Цявловского "Как издавался Толстой", появляются сообщения "о редакционной коллегии издания".

С другой стороны, по окончании гражданской войны в эмиграции усиливается критическое отношение к Толстому - к его нравственной проповеди и социальной теории. Многие деятели эмиграции говорят о необходимости борьбы с идеями Толстого, сыгравшими, по их мнению, далеко не последнюю роль в разрушении России. Так, Струве пишет, что Толстой - "один из самых мощных разрушителей нашего старого порядка". 13 А Ф. А. Степун в предисловии к книге "Встречи" высказывает следующее мнение о сочинениях позднего Толстого, прямо противоположное мнениям Бунина и Маклакова: "По- новому увидал я после революции и Толстого. Читая его раньше, я не чувствовал устрашающей глубины его отрицания церкви и двусмысленной переклички между его анархической этикой и большевистским отрицанием всякой


--------------------------------------------------------------------------------

8 Полнер Т. И. Лев Толстой и его жена. История одной любви. Париж, 1928.

9 Интересно, что, прочитав книгу Жданова, Бунин записал в дневнике: "Гадко - до чего обнажили себя муж и жена на счет своей крайней интимности!.." (Из дневников И. А. Бунина // Новый журнал. 1974. N 116. С. 162).

10 Толстой Л. Л. В Ясной Поляне: Правда об отце и его жизни. Прага, 1923. С. 8.

11 РГАЛИ. Ф. 2481, 2482.

12 Рецензент А. Гольденвейзер, отмечая многие достоинства книги, указывает на ее главный недостаток - дидактизм. "Так Н. Н. Гусев, памятуя о напутственных инструкциях Черткова, портит свою хорошую книгу" (цит. по: РГАЛИ. Ф. 2482. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 19).

13 Струве П. Указ. соч. С. 22.

стр. 204


--------------------------------------------------------------------------------

этики". 14 Интересно, что многие государственные деятели и в СССР считают идеи Толстого опасными. А. В. Луначарский в 1925 году начинает доклад о Толстом с тезиса: в настоящее время в России и других странах существуют две идеологии, разделяющие человечество - это марксизм и толстовство, поскольку "непротивление злу есть выгодная форма оппозиции..." 15

В 1925 году И. А. Ильин выпускает книгу "О сопротивлении злу силою", направленную против учения Толстого. Во вступлении говорится, что гибель России заставила по-новому взглянуть на интеллигентское философствование, предшествовавшее ей. Нравственная теория Толстого, по мысли Ильина, - одна из идейных ошибок, незаметно внедрившаяся в души: непротивление злу есть самопредание злу. Борьба со злом, пишет Ильин, имеет значение не сама по себе, а лишь во имя любви. Поэтому бороться со злом надлежит не избранными, а абсолютно любыми средствами. 16

Реакция эмигрантов на книгу Ильина не была однозначной. Н. А. Бердяев посвятил ей большую статью, в которой писал: "Удушение добром было и у Л. Толстого, обратным подобием которого является И. Ильин. ...Добро И.Ильина очень относительное 17 Но многие приняли эту книгу сочувственно. Так, Н. О. Лосский в своем труде по этике подробно изложил ее основные мысли как новейшее этическое учение. 18

Интересно, что Бунин, с пиететом относившейся к памяти Толстого, несколько раз с большой симпатией высказался об идеях Ильина. Мнение философа, по-видимому, совпало с его размышлениями о поразительной безответственности интеллигенции в своих высказываниях. 19 19 июня 1925 года В. Н. Муромцева- Бунина записывает в дневнике: "Только сегодня прочла "Идеи Корнилова" Ильина. Интересная тема, интересное учение о сопротивлении злу насилием". 20 Далее записаны слова Бунина: "Ильин - тоже дворянин, оттого и идет напролом туда, куда душа тянет. Я еще не продумал его теорию, но помнишь, что я говорил о возмездии, что, если видишь издевательства, нужно броситься на мучителя. И ведь не зло руководит тобою, а добро". 21 По- видимому, эти идеи оформились у Бунина во время пребывания в Одессе. В дневнике 1919 года (без упоминания Толстого) он пишет: "Какая зверская дичь! "Невмешательство"! Такая огромная и богатейшая страна в руках дерущихся дикарей - и никто не смирит это животное!" 22 Горячая поддержка Буниным Белой армии связана именно с такого рода настроениями. На эту связь указывает запись о другой статье Ильина из дневника Муромцевой-Буниной от 6 февраля 1926 года: "Статья Ильина "Дух преступления" великолепна. Воображаю, какое негодование вызовет она у левых. Он назвал своим именем громко то, о чем мы всегда говорили. (Впрочем, Ян говорил и публично об этом.) Недаром Павел Юшкевич упрекал его в "уголовной точке зрения на революцию"". 23


--------------------------------------------------------------------------------

14 Цит. по: Степун Ф. Встречи. М., 1998. С. 8.

15 Луначарский А. В. О Толстом. М.; Л., 1928. С. 12.

16 Ильин И. А. О сопротивлении злу силою. Берлин, 1925. См. также: Ильин И. А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 5-132.

17 Бердяев Н. А. Кошмар злого добра II Путь (Париж). 1925. N 4. С. 462.

18 Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 169-171 (глава "Борьба со злом силой").

19 Эту же интеллигентскую традицию высмеял М. А. Алданов в книге "Загадка Толстого": "...уж так завелось с восьмидесятых годов прошлого столетия, что каждый русский гражданин считал своим правом и обязанностью время от времени помогать советом Льву Николаевичу в трудных делах жизни. Такой, видно, был неопытный, беспомощный человек, что никак ему нельзя было обойтись без дельных руководителей и товарищеской помощи" (Алданов М. А. Указ. соч. С. 95).

20 Устами Буниных: Дневники. Т. 2. С. 144.

21 Там же.

22 Из дневников И. А. Бунина И Новый журнал (Нью-Йорк). 1973. N 109. С. 176-177.

23 Устами Буниных: Дневники. Т. 2. С. 153.

стр. 205


--------------------------------------------------------------------------------

Но, соглашаясь с пафосом работ Ильина, Бунин был далек от однозначного восприятия Толстого как пособника революционеров. Он говорил о том, что у Толстого, безусловно, были ошибки, которые тот, в отличие от многих, признавал и старался исправить. Так, в "Заметках", опубликованных в "Южном слове" в 1919 году, Бунин писал: "Я не русофоб, невзирая на то, что имел смелость сказать о своем народе немало горьких слов, основательность коих так ужасно оправдала действительность... оправдал даже Л. Н. Толстой, которым меня еще до сих пор укоряют и который, однако, сам, собственными устами сказал в 1909 году буквально следующее (Булгакову):

"Если я выделял русских мужиков как обладателей каких-то особенно привлекательных сторон, то каюсь, - каюсь и готов отречься от этого" (курсив Бунина. - J5.77.)". 24 Это неточная цитата из воспоминаний В. Ф. Булгакова. 1 марта 1909 года Булгаков записал спор Толстого с Д. П. Маковицким о национализме вообще и еврейском вопросе в частности. "Если я сам видел особенные черты в русском народе, выделял русских мужиков как обладателей особенно привлекательных сторон, то каюсь. Каюсь и готов отречься от этого. Симпатичные черты можно найти у всякого народа. И у евреев есть выдающиеся черты..." 25 Контекст фразы игнорируется, тем самым создается нужный Бунину смысл.

Однако восприятие Толстого как идейного предшественника революции было распространено в эмиграции долгие годы. Например, уже в 1955 году в Нью-Йорке вышла книга доктора медицины профессора Д. Котсовского "Достоевский, Толстой и революция", 26 , где рассматривался вклад двух крупнейших писателей в подготовку русского бунта.

Революционному "имиджу" Толстого способствовало и особое отношение, которое питали к нему партийные и государственные деятели СССР. Изучение и увековечивание памяти великого писателя стало сложным процессом, параллельно проходящим в метрополии и эмиграции. Дневники и письма Толстого, воспоминания о нем активно издавались по обе стороны границы (в СССР, естественно, в большем объеме). Поток литературы о Толстом значительно увеличился к 1928 году - столетию со дня его рождения, которое широко отмечалось как в эмиграции, так и в СССР. Развернулась "борьба за толстовское наследство" - за право освятить авторитетом писателя собственные действия.

Еще в 1919 году (в "Заметках" для газеты "Южное слово") Бунин писал, комментируя выписки из публицистических произведений Толстого: "Нужно это напоминание еще и потому, что часто теперь защищают даже его именем эти дни, и я боюсь, что нынче многие из тех, о которых он говорит в этих отрывках, будут его именем кощунствовать, будут повторять только то из его писаний, что им выгодно и что, будучи выхвачено из этих писаний, зло искажает их". 27 Бунин во многом оказался прав. Советская идеологическая пропаганда придавала фигуре Толстого двойственное значение, важнейшей составляющей которого было представление о писателе как противнике самодержавия и несправедливости капиталистического строя. Другую сторону его деятельности - "хлюпика" и "помещика, юродствующего во Христе" - старались замечать как можно реже. В связи с "кричащими противоречиями" его творчества, подчеркнутыми в статьях Ленина, творчество писателя прочитывалось в СССР, по удачному выражению Г. В. Плеханова, "отсюда и досюда". 28 Торжественное празднование столетия Толстого в Москве было политическим жестом - советское правительство заявляло о том, что оно считает себя идейным наследником Толстого.


--------------------------------------------------------------------------------

24 Бунин И. А. Публицистика 1918-1953 годов. С. 43.

25 Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни: Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М.. 1989. С. 100.

26 Котсовский Д. Достоевский, Толстой и революция. Нью- Йорк, 1955.

27 Бунин И. А. Публицистика 1918-1953 годов. С. 39.

28 Плеханов Г. В. Сочинения. М.; Л., 1927. Т. XXIV. С. 185.

стр. 206


--------------------------------------------------------------------------------

Приуроченные к 1928 году советские издания сочинений Толстого, книг и материалов о нем также имели политическое значение. Интересен в этом отношении выпущенный Коммунистической Академией объемный труд Д. Ю. Квитко "Философия Толстого", 29 в которой взгляды писателя изложены, разумеется, "с разоблачением". Но в основе этой идеологии лежит мысль о внутренней близости Толстого коммунистической идее. Ее высказывали и прокоммунистически настроенные эмигранты. Например, Давид Бурлюк в 1928 году написал поэму о Толстом под заглавием "Великий кроткий большевик", суть которой заключалась в нескольких строках:

Провозглашал он

БОЛЬШЕВИЗМ

Не проводя активно... 30

В ответ эмиграция провела собственное чествование Толстого, главный пафос которого можно выразить словами из речи В. А. Маклакова "Толстой и большевизм", произнесенной еще в 1921 году: "Нет ничего общего между Толстым и большевизмом", 31 поскольку великий писатель последовательно отрицает государство, насилие (и революцию как один из видов его), теорию прогресса. Не случайно наибольшее количество "толстовских" сборников Союза русских писателей и журналистов в Югославии и Союза ревнителей чистоты русского языка в Югославии приходится именно на 1928 год. В газетах появилось множество юбилейных материалов: статьи и воспоминания, анкеты с вопросами о Толстом (ответы европейских писателей начинались статьей Т. Манна), репортажи о праздновании юбилея в Берлине, Праге и других центрах русской эмиграции. Особое место занимали сообщения из Советской России, а также отклики на мероприятия, проведенные в СССР, - например, статья В. Ф. Булгакова "Большевистская цензура и юбилей Толстого". В противовес советским изданиям, имевшим возможность печатать все новые и новые толстовские материалы, эмигрантская пресса тоже публиковала неизданные письма и неизвестные главы из произведений великого писателя.

Юбилейными материалами полны "Современные записки". Среди них серьезные статьи П. М. Бицилли, 32 Н. О. Лосского, 33 В. А. Маклакова 34 с анализом творчества писателя. Появляются новые воспоминания. Так, И. А. Бунин написал свои воспоминания "О Толстом" в 1927 году, приурочив их к юбилею. 35 Не случайно рецензии на воспоминания хранились в архиве Бунина с ошибочной датой - 1928 год. 36 Отзвуки этой "борьбы за Толстого" можно найти и позднее - в трактате Бунина "Освобождение Толстого". Он цитирует статью Ленина "Лев Толстой как зеркало русской революции", не считая нужным комментировать ее, - как пример величайшей глупости, сказанной о великом писателе.

Говоря о теме Толстого в литературе эмиграции, необходимо учитывать, что столетний юбилей великого русского писателя практически совпадает с десятилетним юбилеем советской власти. Примерно в это время общественное сознание эмиграции приходит к мысли о том, что большевизм победил всерьез и надолго. Эмигранты понимают, что им не суждено вернуться на родину и придется умереть изгнанниками на чужбине. Так, В. Н. Муромцева-Бунина записывает в дневнике 11 февраля 1932 года:


--------------------------------------------------------------------------------

29 Квитко Д. Ю. Философия Толстого. М., 1928.

30 Бурлюк Д. Толстой. Горький. Поэмы. Нью-Йорк, 1928- 1929. С. 18.

31 Маклаков В. А. Толстой и большевизм. Париж, 1921. С. 33.

32 Бицилли П. М. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого // Современные записки (Париж). 1928. N 36. С. 274-304.

33 Лосский Н. 0.31. Н. Толстой как художник и мыслитель // Современные записки (Париж). 1928. N 37. С. 234-241.

34 Маклаков В. А. Толстой - как мировое явление V Современные записки (Париж). 1929. N 38. С.224-245.

35 Бунин И. А. О Толстом II Современные записки (Париж). 1927. N 32. С. 5-18.

36 РГАЛИ. Ф. 44. Оп. 2. Ед. хр. 149.

стр. 207


--------------------------------------------------------------------------------

"А в Россию нам не вернуться, раньше жила где-то на дне надежда, а теперь и она пропала. Надолго там заведена песенка.

И я вспомнила в сотый раз Ростовцева, как он в первый год эмиграции говорил:

- В Россию? Никогда не попадем. Здесь умрем. Это всегда так кажется людям, плохо помнящим историю. А ведь как часто приходилось читать, например: "не прошло и 25 лет, как то-то или тот-то изменились"? Вот и у нас будет так же. Не пройдет и 25 лет, как падут большевики, а может быть, и 50 - но для нас с вами, Иван Алексеевич, это вечность..." 37

В связи с переломом в сознании эмиграции Толстой перестает восприниматься как политическая злоба дня. Толстовство отходит на второй план, его историческое значение часто преуменьшается. А. А. Кизеветтер пишет в воспоминаниях, изданных в Праге в 1929 году: "Но это течение (толстовство. - Е. П.) никогда не получало такого широкого развития, чтобы про него можно было сказать, что оно налагало печать на духовный склад целого поколения". 38 Несколько иначе об этом говорит В. А. Маклаков: ""Толстовство" прошло без влияния на строй русского общества; толстовцы были хорошие, но все-таки единичные люди. Они задавались недостижимой целью - сочетать мир и культуру с учением Христа, то есть повторяли то, что сделал весь мир, когда стал считать и называть себя "христианским". <...) Поэтому их попытки забыли, зато не забыли и не забудут самого Толстого, который хотел воскресить перед людьми настоящего Христа, освободить его от внесенных в его учение мирских компромиссов". 39 Маклаков отделяет значение моральной проповеди Толстого от значения толстовства как общественного движения.

В 1920-е годы сознание эмиграции было направлено вовне, ее миссией была борьба с большевизмом. В 1930-е годы эмиграция обращается к себе и собственной судьбе, что приводит к созданию идеологических концепций, согласно которым русская эмиграция стоит в авангарде человечества. Разумеется, периодизация более чем условна. Она касается общественного сознания в целом. В реальности кто-то пришел к таким выводам раньше, кто-то позже, а кто-то вообще не разделял подобной точки зрения. Например, еще 16 февраля 1924 года Бунин открыл вечер "Миссия русской эмиграции" речью, в которой, в частности, утверждал: "Можно ли говорить, что мы чьи-то делегаты, на которых возложено некое поручение, что мы предстательствуем за кого-то? Цель нашего вечера - напомнить, что не только можно, но и должно". 40 И несмотря на то, что в этой речи еще звучит надежда на падение большевиков и возвращение в Россию, в ней появляются и иные нотки, подготовляющие настроения 1930-х годов: "А кроме того, есть еще нечто, что гораздо больше даже и России и особенно ее материальных интересов. Это - мой Бог и моя душа". 41

Во второе десятилетие эмиграции о Толстом говорят как о человеке, затронувшем основные вопросы бытия, своеобразном "мирском философе". П. М. Бицилли выпускает в конце 1920-х годов книгу "Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого", 42 а В. А. Маклаков в ранее уже упоминавшейся юбилейной статье в журнале "Современные записки" заявляет: с основным утверждением Толстого приходится согласиться - жизнь в обычном ее понимании действительно бессмысленна. 43 В 1930-е годы эмиграция выделяет у Толстого проблему смерти и практически сводит к ней все творчество великого писателя.


--------------------------------------------------------------------------------

37 Устами Буниных: Дневники. Т. 2. С. 263-264.

38 Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий (Воспоминания. 1881-1914). Прага, 1929. С. 172.

39 Маклаков В. А. Из воспоминаний. С. 86.

40 Бунин И. А. Публицистика 1918-1953 годов. С. 148.

41 Там же. С. 155.

42 Бицилли П. М. Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого. Прага, 1929.

43 Маклаков В. А. Толстой - как мировое явление. С. 233.

стр. 208


--------------------------------------------------------------------------------

В 1930-е годы тема смерти становится чрезвычайно злободневной, так как среди эмигрантов преобладают люди пожилые. Г. Н. Кузнецова отмечает в "Грасском дневнике", что эмиграция живет в "атмосфере беспрестанных смертей". 44 К этому добавляется историке-культурное самосознание зарубежья. После юбилея советской власти возникает острое ощущение, что русская культура умерла, - и похороны видных деятелей эмиграции приобретают символическое значение похорон России. Окрашенное же русским имперским сознанием, с одной стороны, и осмыслением политической ситуации 1930-х годов, с другой, это мироощущение превращалось в гамлетовское "порвалась связь времен", в мысль о свершившейся мировой катастрофе.

Рассматривая разные произведения 1930-х годов, где основной темой является дробление и распад жизни, тленность и призрачность бытия, мы почти всегда можем обнаружить толстовские мотивы. Например, в "Распаде атома" (1938) Г. В. Иванова дважды упоминается имя Толстого. Иванов пишет о мистерии полового акта - неразделимости красоты и безобразия. И заканчивает: "Желанье описало полный круг по спирали, закинутой глубоко в вечность, и вернулось назад, в пустоту. "Это было так прекрасно, что не может кончиться со смертью", - записывает после брачной ночи молодой Толстой". 45 Любовь и смерть объединены, это таинство одного порядка. Но в самом конце своего произведения Иванов поправляет Толстого: "Это было так бессмысленно, что не может кончиться со смертью". Предметом рефлексии главного героя становится, в числе прочего, толстовское понимание чувственной любви. Цитата из "молодого Толстого" вступает в кажущееся противоречие с поправкой повествователя, которая, по сути, напоминает идеи Толстого времен "Крейцеровой сонаты" и "Дьявола". Понятие "прекрасное" уступает свое место "бессмысленному", поскольку любовь и любимый не вечны. Но, по мысли Иванова, от этого еще более убедительна необходимость бессмертия, поскольку в земной любви должен быть смысл. Значит, он за гробом.

В романе В. В. Набокова "Приглашение на казнь" (1936) Цинциннат Ц. живет в "мнимом мире мнимых вещей". По ходу действия этот мир все более разрушается, демонстрируя свою рукотворность и неистинность. Жизнь героя после приговора - хотя Цинциннат знает о том, что должен умереть, ему не сообщают дату казни - воспринимается как аллегория человеческой жизни. Этому способствует и семантика заглавия. В своих записях герой рассуждает о собственной участи: "...как и всякий смертный, смертного своего предела не ведаю и могу применить к себе общую для всех формулу: вероятность будущего уменьшается в обратной зависимости от его умозримого удаления". 46 По форме (математически-формульное определение смысла жизненных отрезков) это очень напоминает толстовские мысли из книги "Путь жизни", например: "Ценность жизни обратно пропорциональна квадратам расстояния до смерти". 47 О предстоящей смерти Цинциннат пишет толстовскими словами:

"На меня этой ночью, - и случается так не впервые, - нашло (слово из гоголевских "Записок сумасшедшего". - Е. П.) особенное: я снимаю с себя оболочку за оболочкой (излюбленное Толстым понятие "освобождения от плоти", использованное Буниным в книге о нем. - Е. П.), и наконец... не знаю, как описать, - но вот что я знаю: я дохожу путем постепенного разоблачения до последней, неделимой, твердой, сияющей точки, и эта точка говорит: я семь!" 48 "Сияющая точка", залог спасения и вечной


--------------------------------------------------------------------------------

44 Кузнецова Г. Н. Грасский дневник. М., 1995. С. 233 (запись от 20 января 1932 года). В дневнике есть еще несколько записей такого рода. Например, 6 декабря 1930 года Кузнецова записывает: "Смерти идут как-то гроздьями, сразу смерть нескольких знакомых" (Там же. С. 187).

45 Иванов Г. В. Распад атома II Иванов Г. В. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 2. С. 23-24.

46 Набоков В. В. Приглашение на казнь // Набоков В. В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 4. С. 50.

47 Толстой Л. Н. Путь жизни. М., 1993. С. 386.

48 Набоков В. В. Приглашение на казнь. С. 50.

стр. 209


--------------------------------------------------------------------------------

жизни, увиденная Иваном Ильичом вне себя, в романе Набокова обретена героем в глубине своей души - может быть, поэтому он и непрозрачен, как все остальные персонажи романа.

Переход от жизни к смерти Цинциннат сравнивает с переходом от сна к яви: во сне есть больше "истинной действительности", чем наяву, поскольку "явь есть полусон, дурная дремота, куда извне проникают, странно, дико изменяясь, звуки и образы действительного мира". В этом пассаже значительно более заметна философская традиция символизма, нежели толстовства, но заканчивается рассуждение вовсе не по-символистски: "Но как я боюсь проснуться!" 49 Здесь вспоминается страшное и мучительное "пробуждение от жизни" князя Андрея Болконского, которому Бунин в "Освобождении Толстого" посвятил целую главу.

Во многих эмигрантских произведениях 1930-х годов, затрагивающих тему смерти, появляются аллюзии или цитаты из Толстого. В этом контексте неудивительно, что Бунин, задумав книгу о Толстом, выделил ее как основную в творчестве великого писателя. Но пишет о ней Бунин в совершенно ином ключе. Первые строки - цитата из буддийского текста: "Отверзите уши ваши: освобождение от смерти найдено". 50 Жизнь Толстого становится "благой вестью" людям, а текст, созданный Буниным, - новым Евангелием, повествованием о человеке, победившем смерть.

Толстой, по мысли Бунина, - один из гениев человечества, стоящий в одном ряду с Буддой, Соломоном, Магометом, Христом. Такой человек необычайно одарен всеми земными благами, но, осознав их суетность и бессмысленность, освобождается от них - от одного за другим - и, наконец, от самой жизни. Освобождение от жизни оказывается и освобождением от смерти: Толстой, пишет Бунин, еще при жизни вышел за сферу действия законов человеческого бытия. Он ощущал присутствие Бога в явлениях этого мира - и спасся своей неколебимой верой.

Такое понимание жизненного пути Толстого вызвало гневную отповедь со стороны Русской Православной Церкви за рубежом. О. Иоанн (Шаховской) написал книгу, полемически направленную против Бунина. 51 В ней указывается на смешение буддийских и христианских идей в сознании Бунина. Нельзя, например, говорит о. Иоанн, считать признаком святости постоянную мысль о смерти. С точки зрения буддизма, всякое духовное беспокойство блаженно, но христианство делит духовные феномены на светлые и темные. Поэтому предсмертный уход, с его точки зрения, - не освобождение, а крах. Беда Толстого в том, заключает о. Иоанн, что он не знал личного Бога. Всю жизнь он каялся перед самим собой, перед людьми, миром, но никогда - перед лицом Господа.

О. Иоанн, безусловно, прав с той точки зрения, что в концепции Бунина нашла отражение как его собственная идеализация Толстого, так и общеэмигрантские настроения 1930-х годов. Тема смерти человека в соединении с темой смерти России - доминанта сознания русского зарубежья. Умершей представляется эмиграции и русская культура. В связи с этим чрезвычайно распространяется жанр биографии - в основном музыкантов (два романа Н. Н. Берберовой "Чайковский" 52 и "Бородин" 53 ) и писателей ("Жизнь Тургенева" Б. К. Зайцева, 54 "Державин" В. Ф. Ходасевича 55 и т. д.). Появление этих сочинений вызвано осознанием необходимости сохранить, зафиксировать умершую русскую культуру. Их герои наделяются идеальными чертами, часто для этого используются формулы житийного канона. Бунин пишет книгу о


--------------------------------------------------------------------------------

49 Там же. С. 52.

50 Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. М., 1967. Т. 9. С. 7.

51 Архиеп. Иоанн (Шаховской). К истории русской интеллигенции (Революция Толстого). Нью-Йорк. [Б. г.].

52 Берберова Н. Н. Чайковский: История одинокой жизни. Берлин, 1936.

53 Берберова Н. Н. Бородин. Берлин, 1938.

54 Зайцев Б. К. Жизнь Тургенева. Париж, 1932.

55 Ходасевич В. Ф. Державин. Париж, 1931.

стр. 210


--------------------------------------------------------------------------------

Толстом именно в этом контексте (первоначально выпустить ряд биографий планировалось единым циклом, наподобие серии ЖЗЛ в СССР). Он усиливает идеализирующие мотивы и темы, доводя сложившуюся традицию до логического конца. Таким образом. Толстой вновь, как и в 1920-е годы, становится знаменем эмиграции в ее борьбе за сохранение русской культуры.

стр. 211

Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ:
Комментируем публикацию: ЛЕВ ТОЛСТОЙ В ЛИТЕРАТУРНОМ СОЗНАНИИ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ 1920-1930-х ГОДОВ

© Е.Р. Пономарев () Источник: http://portalus.ru

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.