ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ (последнее)
И. С. ТУРГЕНЕВ. (ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К РОМАНУ "ДЫМ") (ПУБЛИКАЦИЯ И ПОСЛЕСЛОВИЕ П. УОДДИНГТОНА)
Актуальные публикации по вопросам школьной педагогики.
ФОРМУЛЯРНЫЙ СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ НОВОЙ ПОВЕСТИ *
Париж
1863.
* * * * * * * * * * * * * * * *
1862.
(первые числа августа.)
1835. 1. Литвинов - Григорий Михайлыч (27). X.
1832. 2. Ворошилов, Семен Яковлевич. (30.). Сл.
1820. 3. Губарев, Степан Николаев. (42.). О.
1815. 4. Биндасов. Тит Ефремыч. (45.). Кет.
1837. 5. Пищалкин. Алексей Егорыч (25.) Ко.
1824. 6. Потугин. Со[крат]зонт Иваныч. (38.) -
1822. 7. Генерал Селунский, Валериян [Владимирович] 1 (40.) А.
18[40]35. 8. [Наталья Алексеевна] Ирина (Юлия) Павловна, 2 его жена. (27 3 ). Кн. Д.
1807. 9. Капитолина Марковна Шестова - (55.)
1842. 10. Татьяна [Павловна] Петровна Шестова. (20.) -
[1818. 11. Чекмезов, Василий Васильевич. (44). Мил. и Красно (?)]
1820. 4 11. 5 Бамбаев, Ростислав Ардалионыч (42. 6 ) Кашперов
1822. 7 12. 8 Суханчикова, Марья Кузминишна. 9 (40.) Гр Сальяс
* * * * * * * * * * * * * * * *
--------------------------------------------------------------------------------
* В тексте публикации зачеркнутые слова заключаются в квадратные скобки; слова, восстанавливаемые предположительно, - в ломаные.
1 Над строкой вписано и зачеркнуто: Константинович.
2 Окончательный вариант вписан над строкой.
3 Исправлено вместо: 22.
4 Исправлено вместо: 1830.
5 Исправлено вместо: 12.
6 Исправлено вместо: 32.
7 Исправлено вместо: 1820.
8 Исправлено вместо: 13.
9 Кузминишна вписано вместо зачеркнутого: Власьевна.
стр. 106
--------------------------------------------------------------------------------
I
Литвинов, Григорий Михайлович. -
род. 1832. 10 - 30 11 лет.
Молодой русский [дворянин (?)]: - зритель, но не вялый в роде моих прежних. - Он небольшого роста, смуглый, желчный, черноволосый - чуть в роде Рудольфа Линдау - большой лоб, короткие волосы - подбородок и губы не без энергии. Довольно молчалив, серьезен и желает знать и делать. - Воспитывался дома у отца, личного дворянина, вышедшего из купеческого рода, 12 и матери в роде отца и матери Апухтина - в небольшом довольно порядочном новом доме; имение материнское 13 около 100 14 душ; запущенное - но с большою будущностью - леса, винокуренный завод и т. д. - Был в университете Московском, держался в стороне и теперь приехал заниматься агрономией и тому подоб(ным). - Мать его умерла, отец по-старому управляет хозяйством, но доверяет ему. - Политических убеждений не имеет - инстинкты либеральные, но тихие. Очень привязчив, хотя подозрителен и недоверчив. - Ум восприимчивый и здравый, но без воображения и огня. - более обидчив, чем 15 [Он (?)] самолюбив. 16 Может быть очень несчастлив - но не будет этим ни тяготеть ни надоедать. Натура замечательно честная и довольно трудолюбив. - Желает устроить свое имение, быть полезным и жить спокойно и интересно, по мере возможности. Женская красота сильно на него действует: он с темпераментом, но так как он собирается жениться - по окончании курса и возвратившись в Россию, то ведет себя скромно. Он уже и жених - хотя не официальный - Т. Шестовой, своей родственницы, 17 которую 18 знавал в Петербурге и с которой прожил 6 недель в Дрездене.
Отец Литвинова выручил своими деньгами князя X, отца Ирины. 19
II
Ворошилов, Семен Яковлевич. род. 1832. - 30 лет.
Наружность на первый взгляд красивая - элегантная - потом пошлая. - Строен, высок, светлоок, белощек, глаза сияют, зубы белые; говорит быстро, бойко и резко - но [сам] в сущности очень шаткий. - Выразить в этом лице русскую шатость. - Впрочем добрый малый. - Отец его был петербургский чиновник взяточник в высоких чинах; мать - женщина злая и пустая. Был в Пажеском корпусе - вышел первым - стоит на золотой доске. - Показать плод ростовцевского воспитания. - Либерал, вышел в отставку и пока, не зная к чему прильнуть, бьет баклуши. - Доходы имеет маленькие - но аккуратен и собственно без страстей. - Слить воедино Случевского, де Роберти и Леонтьева. Читает много, но
--------------------------------------------------------------------------------
10 Исправлено вместо: 1835.
11 Исправлено вместо: 27.
12 личного рода - вписано над строкой.
13 материнское - вписано.
14 Исправлено вместо: 200.
15 более чем - вписано, в слове "самолюбив" заглавная буква исправлена на прописную.
16 Слово "самолюбив" первоначально было написано с заглавной буквы.
17 своей родственницы - вписано над строкой.
18 Над строкой начато и зачеркнуто: мно(го?).
19 Последняя фраза вписана позже над текстом.
стр. 107
--------------------------------------------------------------------------------
ничего не переваривает. Собирается что-то сделать - чем-то быть - но пока все только спешит. - "На ординарце прислан" к науке, к свободе и т. д.
III
Губарев, Степан Николаевич. 42 л<ет>. род. 1820.
Это - Огарев - Фролов - Касаткин. - Русский доктринер - демократ- фанатик и лентяй. Туп, меланхоличен, важен, упорен, бездарен, но не глуп. - Лишен дара слова, но внушает великое мнение о себе. Наружность почтенная в роде Александра Станкевича - лобаст, губаст, бородаст - тучноват. Когда в духе и нараспашку, дрянно смеется и подтрунивает; - даже похабность любит: но большей частью берет возвышенностью физиономии. - Социалист и славянофил: живет за границей 6-й год - благо состояние весьма порядочное, которым управляет по поручению его брат, дурак круглый, но преданный ему, скупой и хозяин в старом вкусе. - Читает все умные книги - и все в глубину устремляется: в то же время делает пропаганду более своим присутствием, чем словами. - Хорошей фамилии и со связями, которыми пренебрегает 20 - отец и мать 21 его давным- давно умерли - и он с ранних лет уже [1 нрзб.] распоряжался самим собою.
Служил в Министерстве внутренних дел - но не долго; - жил в деревне, в Москве: - [несколько раз собирался жениться (?)] был женат недолго на какой-то глупой и тоже возвышенной барышне с состоянием, портрет которой у него стоит на письменном столе: он таинственно намекает на нее, как на высокое создание: она ему оставила 80.000 р. сер. - Скуп. -
С важностью ест в известные моменты сухой хлеб (сочувствие мол народу) и т. д.
IV
Биндасов, Тит Ефремыч.
47 л(ет). р. в 1815.
Шумный бурш, в роде Кетчера. - Самолюбив, циничен, хохочет - а в душе кулак. Был военным - год прослужил на Кавказе, но презирает военный жанр; 22 выпить любит. - Тоже шаткое и пустое явление. - Демократ - но с умеренным оттенком. Рожа измятая - зубов многих нету, маленькая лысина, свиные глазки. 23 - Надо хорошенько понять, почему он бросил службу и слоняется за границей: нараспашку хотелось пожить, да ругаться кстати - а кроме того жизнь дешева. Доходы не очень большие: из мелких дворян и родня вся бедная - но ему какая-то генеральша, которую он употреблял, дала [малость 24 - (Александра Шеншина прихватить.) Он женат, но бросил жену - и она тоже разъезжает за границей - в Дрездене больше живет. - Жена эта скучная и кислая. - Говорит по-французски плохо, а по-немецки еще хуже - выше парижских лореток ничего не знает - хотя ругает и их. - Россейский цинизм.
--------------------------------------------------------------------------------
20 и со связями пренебрегает - вписано над строкой.
21 и мать - вписано.
22 но презирает военный жанр; - вписано над строкой.
23 свиные глазки - вписано над строкой.
24 именьице - вписано над строкой.
стр. 108
--------------------------------------------------------------------------------
V
Пищалкин, Алексей Егорович.
25 л(ет). род. 1837.
Это - Колбасин - Цвет. - Честный, идеалист - с прекрасными стремленьями - но ограничен и пошл - хотя для него "пошлость и пошлое" самые ужасные слова. Весьма почтительно обходится с самим собою. - Самолюбив ужасно вследствие убежденья - что какой мол я серьезный и не пошлый человек. Тяжел и даровитости [мало] никакой 25 - но терпелив и может быть очень полезен на третьестепенных местах. - Можно даже сказать, что в таких людях Россия нуждается. - По милости своей честности и демократических наклонностей получает большое влияние на мужиков, мещан. - Очень малознающ и никаких языков не знает. Одет всегда очень прилично, даже с некоторой щеголеватостью. - Говорит тупо, но с убежденьем и важностью.
VI Потугин, Созонтий Иваныч.
38 л(ет). р. 1824.
Это главное лицо всей повести. В нем мне хочется выразить философа русского в настоящем смысле слова, человека, глубоко, насколько я смогу, понявшего Россию и русских. - Его каждое слово должно быть типичным - или совсем не надо его. - Во-первых, наружность: - между М. Языковым и Губаревым. - Головастый - крупное тело на коротких ногах. - Лоб просторный, глаза небольшие, серые, очень умные и печальные, крупные правильные и горькие губы, нос картофелеобразный, 26 зубы нехорошие, цвет лица нечистый. Неловок, медлителен; руки [небольшие ] маленькие 27 и очень чистые и тонкие. Одет небрежно- запыленно: широкий старый галстух, пальто. - Без желчи - (так как он ничего не добивается) - но не без горечи, глубок, меток и уныло спокоен. - Все 28 доброе его сильно трогает: красота, особенно женская, 29 на него действует, хотя он для себя ничего не ожидает и видит и ее насквозь. Ненавидит фразу и ложь. - Жизнь его была следующая: остался сиротой лет 16-и 30 без братьев и сестер от отца (мать он совсем не помнит), 31 чиновника петербургского, который сам был братом другого более важного чиновника (в роде Ключарева и Пинского 32 ). У этого дяди Созонтий воспитывался и был определен им на службу. - (Они были из поповичей, но знатных - у них был архиерей в родне - ректоры семинарий и т. д.). - Дядя был тяжелый и тупой деспот; С. пил горькую чашу. Служил лет 20 - добивался чина надворного 33 советника (по министерству финансов). Наконец дядя умер и оставил ему 5000 р. сер. отцовские. - Он вышел в отставку и поехал за границу проветриться и посмотреть на людей. В душе любит
--------------------------------------------------------------------------------
25 никакой - вписано над строкой.
26 нос картофелеобразный - вписано над строкой.
27 маленькие - вписано над строкой.
28 Все - вписано над строкой.
29 особенно женская - вписано над строкой.
30 лет 16-и - вписано над строкой.
31 Фраза в скобках вписана над строкой.
32 и Пинского - вписано над строкой.
33 надворного - вписано над строкой вместо зачеркнутого сначала статского и вписанного затем над строкой, тоже зачеркнутого: коллежского.
стр. 109
--------------------------------------------------------------------------------
глубоко одно: гуманность и цивилизацию. Был долго и крепко влюблен в одну барышню, потом барыню; не женился. Она потом [отравилась (?)] умерла и перед смертью сблизилась с ним. 34 Молчалив и застенчив, хотя не робок; когда выпьет немножко, язык у него развязывается. - Не верит в Бога - но сокрушается втайне этим и никогда не кощунствует. - Получил имя Созонтия в честь дяди архимандрита, который однако ничего ему не дал и не покровительствовал.
VII
Валериян Владимирович Селунский. 40 л(ет). род. в 1822-м году.
Взять наружность и турнюру Альбединского с примесью Ахматова и Краснокутского. 35 - Тип образованного, учтивого, пронырливого и в сущности не только пустого, но на все гадости и притеснения способного генерала. - Отец его был побочный сын большого вельможи Александ(ровских) времен и [польки шляхетки] француженки, 36 которая вскоре умерла. Вельможа вывел сына в люди - но состояния ему не оставил - и он сам не успел себе составить - рано умер тоже. - Валериян родился от польки шляхетки, очень лукавой и красивой женщины - был помещен в Пажеский корпус, отличился там добронравием и хорошими манерами (хотя тоже был употребляем в задницу) и вышел в гвардию. - Карьеру сделал скоро - скромностью и веселостью, танцами и прислуживанием не без легкого и очень общего либерализьма (sic), который особенно пригодился ему после смерти имп(ератора) Николая; [которому] Николаю 37 он особенно 38 нравился за ловкую верховую езду на ординарцах (на чужих лошадях). Посланный разобрать какое-то крестьянское дело, запорол человек 5 насмерть, несмотря на свой либерализм. - Старухи были от него без ума. - Необыкновенно чист, свеж, румян, гибок и липок; осторожен, молчалив где нужно - и всегда сдержан; - вращается в высшем свете и все нужное для этого исполняет с фамильярной игривостью. - Женился из расчета, но и не без любви. - Был очень счастлив с женщинами и сохранил необычайную моложавость наружности. - В сущности ничего не знает и ни на что не способен - но себя вывезет. - Удивительные зубы и руки - и какая-то почти педерастическая ласковость в голосе.
VIII
Ирина Павловна Селунская. 27 лет. род. 1835.
Третья дочь московского знатного 39 князя Ос... (всех детей у него 14). - воспитана в бедности и московском неряшестве, почти попрошайстве. Отец ее тяжелый, пустой и дурной человек, которому по связям давали синекуры небольшие;
--------------------------------------------------------------------------------
34 умерла с ним - вписано над строкой.
35 и Краснокутского - вписано над строкой.
36 француженки - вписано над строкой.
37 Николаю - вписано над строкой.
38 особенно - вписано над строкой.
39 знатного - вписано над строкой.
стр. 110
--------------------------------------------------------------------------------
мать женщина желчная и злая, [весьма] некогда любимая фрейлина императрицы Александры - не примирившаяся с своим положеньем - удаленьем от двора и т. д. - На 18-м 40 году (1853 41 ) Ирина попала в Петербург - по следующему случаю: на бале в Дворянском собрании ее заметил государь и осведомившись о ней, пожелал ее в Петербург во фрейлины. - Она произвела на него впечатление. Двоюродный брат ее отца, граф Р. - богатый человек - подвернулся и желая прислужиться, предложил отцу Ирины взять ее к себе в дом. Перед отъездом Ирина - весьма развитая, хотя без особенных талантов - влюбила в себя Литвинова, который беспрестанно ходил к ним; бал решил ее судьбу; описать ее свидание с ним на другой день - букет гелиотропов. 42 - В Петербурге она вся ушла в придворную мерзость, прониклась ею до мозгу костей. - Чуть-чуть не сделавшись любовницей то государя, то наследника, она вышла уже 25 43 лет за ген(ерала) Селунского, которого поняла и не любит; но 44 она увидела, что пойдет с ним далеко, а оставаться в ложном положении было невозможно. Натура глубоко - славянски развращенная, лживая, изломанная - и в то же время неотразимо-соблазнительная, для мужчин, на которых действует смесью какой-то стыдливости с чувственностью (Поппея). - [Она] Наружность взять кн. Долгорукой - египетские глаза. - Странные противуположности: способность увлечься до страстности и расчет жидовский - каприз и frivolite 45 - amour du bruit et du luxe, 46 даже та развращенная 47 меланхолия, которая рождается только 48 среди этого шума. - В сущности зла, эгоистична - и очень умна. - Художественного чувства никакого - но какое-то щегольское умение играть жизнью, своей и чужой. - Она не забыла своего чувства к Литвинову - и дает им поиграть; отдыхая в Бадене перед новой придворно-петербургской кампаньей. Каприз.
IX
Капитолина Марковна Шестова -
55 лет. род. в 1807.
Старая девица - добродушная, честная и ограниченная чудачка в роде тетки Ольги. - Взять ее наружность, (почти белые волосы). - [Способна] Свободная душа, полная самопожертвования и некоторой гордости по этому поводу и некоторого презрения к людям иначе поступающим. - Посвятила себя [всю] воспитанию Татьяны и живет только для нее. - Esprit fort 49 - Штраусов читает, но тихонько от племянницы, которую не считает себя вправе обращать. - 50 Чувство долга сильное. Сама ходит без кринолина и волосы носит стриженые - но блеск на нее
__ 40 18-м - исправлено вместо написанного сначала: 19-м, а затем - 17-м.
41 1853 - вписано над строкой и исправлено вместо написанного сначала: 1854, а затем - 1852.
42 букет гелиотропов - вписано над строкой.
43 25 - исправлено в тексте вместо: 26.
44 и не любит; но - вписано над строкой.
45 легкомыслие (франц.).
46 любовь к шуму и роскоши (франц.).
47 та развращенная - вписано над строкой.
48 только - вписано над строкой.
49 вольнодумна (франц.).
50 но тихонько обращать - вписано над строкой.
стр. 111
--------------------------------------------------------------------------------
действует - хотя она этого и стыдится и даже бранит свет; 51 оттого она и в Баден приехала, посмотреть, что - мол это такое.
X
Татьяна Петровна Шестова -
20 лет. род в 1840 (sic).
Ольга Сомова. - Только наружность красивее: - выше, стройнее и выражение сурьезнее. - Осталась сиротой после довольно дрянного отца и получила воспитание несколько странное, хотя хорошее и wohlgemeint. 52 - Идеалистка в полном смысле слова, подобно своей тетушке. Немного ограниченна - или скорее - безо всякого блеска. - Способна очень глубоко чувствовать - и сильно страдать - но не выдаст себя. - Религиозна. - Литвинов ей 3-юродный брат.
XI
Бамбаев Ростислав Ардалионыч. 42 53 лет. род. в 1820. 54
Смесь Кашперова с Пичем. - Энтузиаст a tout propos 55 - хороший человек, благороднейший - но пустой и несколько смешной. - Всегда без гроша и вечно от чего-нибудь в восторге. -
XII
Суханчикова. Марья Кузьминишна.
48 56 год. 57 - род. в - 1814 год(у).
Рабски списать гр. Сальяс.
[Пищ(алкин). - Губ(арев). - Бам(баев). - Вор(ошилов). - Селунина с м(ужем). - Потугин. - Биндасов. - Суханчикова. - ] 58
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
--------------------------------------------------------------------------------
51 и даже бранит свет - вписано над строкой.
52 доброжелательное (нем.).
53 42 - исправлено вместо: 32.
54 1820 - исправлено вместо: 1830.
55 при всяком случае; кстати и некстати (франц.).
56 48 - исправлено вместо: 46 (?).
57 В тексте описка: род.
58 Перечисленные имена персонажей написаны столбцом.
стр. 112
--------------------------------------------------------------------------------
ГОД! Краси (Красн?)
я ду(мал?) нет (?):
затаенно
Краткий рассказ новой повести.
Париж
1863.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Глава I-ая.
Баден - 10-го августа 1862 г. - 4 часа. Развал гулянья. - Описать подробно. Русское дерево - наши лжеаристократы и лжецивилизов(анные) люди. - Разные - chevaliers d' industrie, 59 Home, поганые французики - в роде Люттерота и его приятеля, Зографо, - благоговение перед Мери. - Соллогуб, (нрзб.), 60 дамы, Криденер - игроки, лоретки. Англичане. Гр. Блюхер (?). 61 - Посвятить этому целую сильную главу. - Молодой человек (наружность Литвинова) сидит и рассеянно слушает музыку.
Гл. II-ая.
Несколько слов о нем, о его семействе. - Он ждет в Бадене свою невесту, которая должна приехать послезавтра. - Несколько слов о ней и о ее тетке. (Зачем именно в Бадене свидание? Слабость тетки 62 ). Isabelle la Bouquetiere к нему подходит и с презрением отворачивается. - Он глядит на проходящих там и тут и неловко. - Вдруг являются Ворошилов и Бамбаев. - Ба ба ба! - Вас-то и нужно, - кричит Бамбаев. - Надо сейчас, сейчас идти к Губареву. Губарев здесь - помилуйте - Вы этого не знаете. - К несчастию он завтра уезжает. 63 Описание Ворошилова (довольно подробное) и Бамбаева. - [Литвинова тащут к Огаревым (?)] Я не обедал. - И 64 мы не обедали. - Сейчас у Вебера. - Обед поглощен наскоро. - (Haltung 65 Ворошилова) - потом все идет к Губареву. 66 - На углу Лихтенталев(ской) аллеи какая-то дама пристально глядит на [него] Литвинова 67 и вдруг отворачивается... 68 Кто это? думает он...
--------------------------------------------------------------------------------
59 мошенники, плуты (франц.).
60 (нрзб.) - вписано над строкой.
61 Гр. Блюхер (?) - вписано над строкой.
62 Слабость тетки - вписано над строкой.
63 К несчастию ... уезжает - вписано над строкой.
64 Я ... И - вписано над строкой.
65 поведение, манера держать себя (нем.).
66 Губареву - исправлено вместо: Ога(реву).
67 Литвинова - вписано над строкой.
68 и вдруг отворачивается - вписано над строкой.
стр. 113
--------------------------------------------------------------------------------
Гл. III-ья.
Вечер у Губарева. - Суханчикова, Пищалкин, в углу Потугин. Биндасов является несколько позже с выигрышем - красный и дрянной. Описать этот вечер con amore. 69 NB. Губарев назначает новое свидание уже в Гейдельберге. Важность и пустота, прыгающие глаза Суханчиковой - внезапный смех Потугина - цигарки, сплетня, польский элемент и россейский, etc. 70 Литвинов уходит довольно рано 71 с головной болью - и сам не зная, при чем он присутствовал, при совершенном вздоре и лжи - или при чем-то еще не установившемся, но [молод(ом?)] имеющем право жить. 72
Гл. IV-ая.
Он садится за столик в Conversation; к нему подсаживается Потугин и выпив рюмки две киршу - имеет свой первый непременно замечательный разговор. - Литвинов, довольно пораженный своим новым знакомством - идет к себе в отель и находит дома - письмо от отца - со вложением между прочим записки попа о порче и букет гелиотропов, который, по словам гарсона, кто-то неизвестный велел поставить у его кровати. - Л. вспоминает даму, которую он мельком видел. 73 Неужели она? (NB. Литвинов всего два дня в Бадене.)
Гл. V-ая.
По поводу [его] этого букета рассказать всю историю его любви с Ириной - (подробно описать характер Ирины) - до рокового бала и букета. - Это должно быть и тонко и горячо. - Рассказать ее историю потом и замужество. - Л. никогда больше с нею не встретился, он почти не был в Петербурге. 74 Неужели она? - повторяет Л... и вдруг вспоминает о Татьяне - и совестно ему... Все это вздор! думает он наконец и принужден однако вынести букет в соседнюю комнату. - Но и оттуда он пахнет. - Л. не может заснуть.
Гл. VI-ая.
Описание утра в горах. Л(итвинов) идет рано гулять. - Натыкается на 75 Бамбаева и Ворошилова - прячется от них. Идет к Старому Замку и попадает в целую фешенебельную экскурсию россиян - генералы, 76 дипломаты, 77 львы и неизбежный Мери. Л. хочет увернуться - и вдруг его останавливает одна дама: Григорий Михайлович, вы меня не узнаете? - Это она - это Ирина. - Развязно и просто, как настоящая светская дама, она представляет его своему мужу. Описать генерала Селунского. - Смущенный и неловкий Литвинов остается в этом кружке, совершенно ему чуждом... Но вот они все поднимаются и едут далее... Вы придете к нам непременно сегодня же 78 - говорит Ирина - мы живем (?) там-то. - Л. обещает, но вовсе не намерен исполнить свое обещание. - День проходит вяло и безынтересно. Пищалкин [приходит] является... Скучно. Письмо от Татьяны, что приезд ее отсрочен на неделю. 79
--------------------------------------------------------------------------------
69 с любовью (ит.). Следующая фраза вписана на полях против текста.
70 etc. - вписано на полях.
71 довольно рано - вписано над строкой.
72 Текст, следующий далее, отделен чертой, обозначающей разбивку, и на полях вписан порядковый номер следующей главы.
73 Л. вспоминает ... видел - вписано над строкой.
74 Рассказать ... в Петербурге - вписано на полях.
75 Натыкается на - вписано над строкой вместо зачеркнутого: Прячется от.
76 генералы - исправлено вместо зачеркнутого: генерал и далее вычеркнутого: Селунский, его жена.
77 дипломаты - вписано над строкой.
78 сегодня же - вписано над строкой.
79 неделю - вписано над строкой вместо зачеркнутого: дня (на) два.
стр. 114
--------------------------------------------------------------------------------
Гл. VII-ая.
День еще проходит. - Так же скучно. Опять Пищалкин и Ворошилов. - Биндасов занимает 200 80 флоринов. На следующий день к завтраку приходит Потугин. Второй замечательный разговор. - Он дал слово привести Литвинова к Ирине. Объяснить, как он ее знает. - Он говорит также о ней, предварительно попросив киршу. "Поппея". 81 - Он уводит его.
Гл. VIII-ая.
Посещение у Ирины. Потугина сей час отправляют. Tete-а-tete. С Литвинова снимается неловкость. Показать, что Ирина не кокетничает просто, а действительно сохраняет какое-то влечение к прежнему, к прежней жизни. Явление Селунского и другого генерала. - [Разго(вор)] Показать пустоту и дрянной шик молодых генералов. - Ирина покоряется приглашению к Вел(икой) (кому?) Кн(ягине)(язю?) - но [дает] колет (?) мужа: при прощании значительное слово: - "Вы женитесь?" - И пожатие руки. -
Гл. IX-ая.
Утро шумное и пошло растраченное. Все тут: Ворошилов, Пищалкин и т. д. Показать тщету и суету русских, когда они выболтались на первых порах. - Тоска Литвинова. - Если бы хоть Потугин!.. Но вдруг является записка от Ирины. - Она его ждет в Лихтенталев<ской> аллее... Он бежит, как к ангелу-освободителю. - Разговор и с ней замечательный: ее тема: Я ни на что не жалуюсь, но Вы мне дороги - и я рада. - Литв(инов) сильно потрясен. Она однако идет в Conversation. Он остается в нерешительности. - Подходит Потугин. - Что барынька (?)?
Гл. Х-ая.
Разговор весьма важный с Потугиным, сидя на скамье. - О России, и о русском народе... К концу опять бегут Ворошилов, Пищалкин и т. д. Собираются в Гейдельберг. 82 Возвращаясь д(ом)ой, Л. находит записку от Ирины: я Вас сегодня не видала - это мне тяжело (?) - Назначается свидание у ней.
Гл. XI-ая.
Свидание у П. - Надо показать, что она за натура, как я ее понимаю: страстная и расчетливая, хитрая и наивная, глубоко испорченная раба (вписано) с порывами к Истине и к Свободе. - У Л(итвинов)а кругом голова идет. - Вы только кокетничаете со мною? Я... я кокетничаю? - Я твоя... Это должно быть быстро и пламенно. Уходя, странная встреча с Потугиным, который убегает от него скорчившись. 83
--------------------------------------------------------------------------------
80 200 - исправлено вместо: 100.
81 "Поппея" - вставка на полях, отмеченная крестиком.
82 Собираются в Гейдельберг - вписано на полях.
83 Уходя ... скорчившись - вписано на полях.
стр. 115
--------------------------------------------------------------------------------
Гл. XII-ая. 84
На другой день Л. идет к И. с трепетом. Он застает гостей, но она вся его. Ее сурово-презрительное обращение с мужем. Она должна быть хороша в эту минуту - отказ ехать на partie de plaisir 85 - развитые волосы... Она его любит. Она ему отдается.
Гл. XIII-ая.
На другой день приезд Татьяны и тетки. - Жестокое положение Литвинова. Целый день он с ними и не решается ничего сказать. - Встречает Ирину, генер(ала) Селу(нского). 811 - Знакомит Т(атьяну) с Потугиным. - Вечером, проходя по аллее - кто-то схватывает его руку... Трепещущий голос: пощадите меня... слезы - Ирина! -
Гл. XIV-ая.
Утром объяснение с Т(атьян)ой. Он ей все говорит, что можно. 87 - Ее Haltung 88 вроде Ольги Тургеневой. Растерзанный, он идет к Ирине. Объяснение. - Она на все согласна, она его понимает, хоть бежать с ним - но в то же время глаза блуждают. Прощай, до другого раза - но теперь 89 (-) Куда же? Мне надо - с мужем ехать... к М-m de Behague - там будет прусский король... я не могу не ехать туда. Слезы - и подбирает кружева, выбирает цветы к туалету. - Отворачивает лицо, чтобы слезы не падали на кружево. 90 - Вдруг она становится вся светская дама - как она щегольски и красиво и с богатыми складками сзади уходит с мужем и каким-то дипломатом.
Гл. XV-ая.
Л(итвинов) приходит домой и после бессонной ночи пишет Ирине отчаянную записку. - Ты хочешь бежать со мной; когда? - Я готов! - [В ответ] Она отвечает ему, чтоб он пришел переговорить. - Назначает свидание. - Он бежит туда... (Это надо постараться хорошо сделать.). Resume: Я могу тебе принадлежать - но бежать с тобой - нет - нет. - Он ее пугает - и она вдруг удаляется. - Вечером он приходит к ней - она его не принимает; - на другое утро то же (-) потом (?) французская записка: soyez genereux - separons-nous. Pardonnez-moi 91 - я разорила Вам счастье... Старайтесь его склеить вновь. 92 (Она его не обманывает - не говорит, что муж ревнует etc.).
Гл. XVI-ая.
После долгой борьбы, Л(итвинов) овладевает собою. - Все это вздор! - надо себя переломить - дело делать! Встреча с Тат(ьяной). - Она желта как воск и
--------------------------------------------------------------------------------
84 Вся XII-ая глава вписана на полях.
85 увеселительную прогулку (франц.).
86 генер(ала) Селу(нского) - вписано над строкой.
87 Он ей оо что можно - вписано над строкой.
88 поведение (нем.).
89 но теперь - вписано над строкой.
90 Отворачивает ... на кружево - вписано на полях.
91 будьте великодушны - расстанемся. Простите меня (франц.).
92 Pardonnez-moi ... снова - вписано над строкой и продолжено на полях.
стр. 116
--------------------------------------------------------------------------------
спокойна - хотя в улыбке и во взгляде есть что-то убитое - (комическое положение тетки, которая никак не может взвинтить себя до Resignation 93 - и то готова негодовать 94 и браниться, то плакать и дуться). Вы едете? Да; - и вы тоже? Вы в Россию к себе в губернию и я туда же: - надо еще обоим побывать в покое (?) - а дальше будет что будет. - Прощание без горечи и даже с каким-то маленьким лучом в сердце Л(итвинов)а.
Гл. XVII-ая.
Отъезд. - На железной дороге - Ирина - пришла проститься, нелегко побороть (?) себя. Судорожное стискивание руки [даже] - "Не женись, останься!". Почти компрометирует себя в глазах провожающего дипломата. Н(о?) (Н(аконец?)) Л(итвинов) едет. -
Гл. XVIII-ая.
Дорож(ные) размышления). - Дым. На Гейдельбер(гской) станции вся русская компания. Сюда! Сюда! К нам! Губарев ждет. - Л(итвинов) едет дальше. Ему вдруг стало это все противно. Бамбаев его ругает и т. д. - Л. уезжает. - Он теперь в деревне и, попробовав того-сего, отдает землю крестьянам исполу.
Пишет письмо к Т(атьяне). Получает ответ: приезжайте: говорят, даже больным легче вместе, чем порознь. -
*.*.*
К Сокр(ату) Потуг(ину)
даже молчит фразисто.
взволнованные улитки, (улитки с намечком)
Буду! буду!
сплетня - главный характер современного русского общества.
мертвая тишина полудня (в Англии, с Гарсией)
на ординарце к Науке.
Диди в дожде золотых листочков.
потекли накипевшие слезы, не облегчая сердца, но как-то сладко и горестно мучая его.
производство в Императоры (паук, человек и т. д.) Холопская натура
Русское художество? - Русское пружение, русское бессилие я знаю... но русское художество - нет.
--------------------------------------------------------------------------------
93 смирения (франц.).
94 В тексте описка: вместо негодовать - недоговать.
стр. 117
--------------------------------------------------------------------------------
Набоков (?) - уверяет, что у него больше мелодии, чем у Мейербера... У всех этих quasi гениальностей - даже мыслей меньше, чем у последнего западного труженика. 95
Воображает себя очень больным и очень умным; а он очень здоров и очень глуп.
* * *
ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РОМАНА "ДЫМ" В СВЕТЕ НОВЫХ МАТЕРИАЛОВ *
1
"Дым" принято считать самым слабым романом Тургенева, хотя все свидетельствует о том, что автор хотел сделать его наиболее сильным. Бесспорно, в XIX столетии найдется немного произведений, вызвавших такое неприятие у соотечественников. Появление "Дыма" в мартовском номере журнала "Русский вестник" вызвало шквал протестов, и лишь несколько одиноких голосов поднялось в защиту романа. Тургенева обвиняли в абсентеизме, т. е. в отрыве от почвы, в незнании современной России и русской жизни. Роман был воспринят как клевета на родную страну и ее народ. Посылая А. И. Герцену свое новое произведение, Тургенев писал 5(17) мая 1867 года: "Сколько мне известно, оно восстановило против меня в России - людей религиозных, придворных, славянофилов и патриотов", а в письме от 23 мая (4 июня) прибавлял: "...меня ругают все - и красные, и белые, и сверху, и снизу - и сбоку - особенно сбоку". 96
В основном критика была направлена на образ и высказывания Потугина. Герцену, который заявил, что ему наскучил Потугин, болтовню которого надо было бы сократить вдвое, Тургенев возражал: "...представь, я нахожу, что он еще не довольно говорит, - ив этом мнении утверждает меня всеобщая ярость, которую возбудило против меня это лицо" (ПССиП (1), Письма, 6:252). И впоследствии писатель не признавал за собой никакой вины и не считал нужным оправдываться, придав Потугину "несколько новых черт, еще определительнее высказывающих его значение, сущность и смысл", в отдельном издании романа (ПССиП (1), Соч., 9:329). Позже критики обвиняли Потугина в противоположном и, может быть, более существенном: в том, что его роль в развитии сюжета менее значительна, чем того требовало политическое и философское содержание романа.
Как во всех своих шести произведениях, названных им романами, 97 Тургенев в "Дыме" задумал соединить личную историю любви, надежд и стремлений с анализом
--------------------------------------------------------------------------------
95 труженика - вписано над строкой.
* Данная статья впервые опубликована в виде двух статей: 1) No smoke without fire: the genesis of Turgenev's Dym II From Pushkin to Palisandriia: essays on the Russian novel in honour of Richard Freeborn. London, 1990. P. 112-127; 2) Turgenev's notebooks for Dym II New Zealand Slavonic Journal. 1989-1990. P. 41-66. В полном виде с приложением подготовительных материалов: The Origins and Composition of Turgenev's novel Dym (Smoke), as seen from his sketches, by Patrick Waddington. Pinehaven, New Zealand, 1998. 56 p. Печатается здесь со значительными сокращениями и дополнениями. Автор глубоко благодарен хранителю семейного архива Виардо А. Ле Сену (ныне покойному) за предоставленные для публикации фотокопии подготовительных материалов к "Дыму" и возможность ознакомить с ними исследователей, а также А. А. Долинину, Е. И. Кийко и Н. П. Генераловой за помощь и поддержку.
96 Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. М.; Л., 1960. Т. 6. С. 247, 260. Далее ссылки на это издание даются в тексте - ПССиП (1) - с указанием серии, тома и страницы.
97 Это определение окончательно закрепилось для Тургенева лишь в предисловии к третьему тому его сочинений, изданных в 1880 году; до того, особенно в рукописях, Тургенев предпочитал
стр. 118
--------------------------------------------------------------------------------
современного русского общества. Но если в остальных романах обе эти линии сосредоточены в характере героя (Рудин, Лаврецкий, Инсаров, Базаров, Нежданов), то в "Дыме" они отчетливо разделены. Лишь об этом романе можно сказать, что здесь присутствуют два героя, не связанных прочно сюжетом, - Литвинов и Потугин. Из этого следует, что перед нами скорее два произведения, чем одно. 98
Важно понять, что Тургенев сознательно поставил перед собой эту задачу. Как и во всех остальных его романах, в замысле "Дыма" присутствуют любовь и политика, но теперь они более сложным образом преломляются в его сознании и творчестве. Новые материалы помогут распутать нити, но сначала следует напомнить вкратце историю создания романа.
2
Хотя некоторые детали сюжета будущего романа Тургенев обдумывал на протяжении многих лет, основные сюжетные линии "Дыма" выросли из романа "Отцы и дети", который, по общему мнению, явился вершиной творчества писателя. Перефразируя известную метафору, он верил, что, написав "Отцов и детей", сможет спокойно достигнуть "тихой пристани старости" (ПССиП (1), Письма, 4:108). В то же время образом Базарова Тургенев распахнул двери в будущее, уводя прочь от патриархальной дореформенной России на долгий путь преобразований и перемен. Роман, таким образом, дарил хотя и зыбкую, но все же надежду. Он был одновременно началом и концом, что соответствовало переходному характеру эпохи.
"Отцы и дети" появились в "Русском вестнике" в начале марта 1862 года по старому стилю. В это время Тургенев, находясь в Париже, уже писал исполненный грусти и разочарования в жизни рассказ "Довольно" с подзаголовком "Отрывок из записок умершего художника". Ничто у него не ладилось: ни работа, ни отношения с Полиной Виардо: они, как явствует из V главы "Довольно", практически прервались. Но он возвращается к отложенному несколько месяцев назад другому рассказу - "Призраки" и сообщает Достоевскому, что работа близится к концу (ПССиП (1), Письма, 4:359). А 14(26) апреля сообщает М. Н. Каткову, что надеется доставить ему к осени "новый труд, хотя не столь обширный (как "Отцы и дети". - П. У.), но задуманный с любовью" (там же, с. 379). Это сообщение считалось одним из первых упоминаний о романе "Дым" (там же, с. 639). Если это так, то первый список "Действующих лиц новой повести", опубликованный А. Мазоном, 99 следует датировать серединой апреля 1862 года, а не концом того же года или началом следующего, как это сделал А. Мазон, а вслед за ним комментаторы Полного собрания сочинений Тургенева (ПССиП (1), Соч., 9: 508; ПССиП (2), 7: 510-511). Это подтверждается и тщательным изучением рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже. 100 Более того, упоминания о "новой большой повести" в июньских и июльских
--------------------------------------------------------------------------------
называть свои романы "повестями". См.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т., изд. второе. Соч. Т. 9. С. 390. Далее ссылки на это издание даются в тексте - ПССиП (2) - с указанием серии, тома и страницы. Поскольку второе издание писем еще не завершено, приходится иногда пользоваться первым изданием, где к тому же в серии "Сочинения* даны все известные к тому времени рукописные и печатные варианты текстов произведений, отсутствующие во втором издании.
98 В такой трактовке нет, разумеется, ничего нового. См.: Freeborn Richard. Turgenev: the novelist's novelist. Oxford, 1960. P. 142-144. Среди тех, кто пытался опровергнуть эту точку зрения и настаивать на единстве "Дыма", был Дж. Вудворд, утверждавший, что главным действующим лицом романа является не Литвинов и не Потугин, а Ирина. См.: Woodward James В. Turgenev's "New Manner": a reassessment of his novel "Dym" // Canadian Slavonic Papers. Vol. XXVI. N 1. March 1984. P. 65-80.
99 Mazon Andre. Manuscrits parisiens d'lvan Tourguenev. Notices et extraits. Paris, 1930. P. 23. Впервые этот список опубликован Мазоном в 1925 году в журнале "Revue des Etudes Slaves" (N 5, p. 261- 266).
100 Slave 88. ft. 87 recto. 86 verso.
стр. 119
--------------------------------------------------------------------------------
письмах 1862 года с указанием ее объема и условий издания (ПССиП (1), Письма, 5:9, 31, 496, 505) не могут относиться к какому-либо иному произведению. Однако несмотря на обещание завершить "повесть" к концу 1862 года, очевидно, что на деле сделано было мало. В действительности Тургенев был прав, выжидая: необходимо было переварить мириады откликов на "Отцов и детей". "Дым" должен был стать совершенно другим произведением, значительно более весомым по сравнению с первоначальным замыслом.
Находясь в июне дома, в Спасском, Тургенев попытался мужественно встретить бурю враждебных откликов на роман "Отцы и дети". Уже в апреле он понимал, что рассердит, огорчит или удивит многих из тех, к чьему мнению он прислушивался. Более того, у Тургенева возникли сложности не только в России. Два ведущих центра так называемого русского демократического движения за рубежом - в Лондоне и Гейдельберге - выступили против его романа. Тургенев лично посещает в том же году оба этих места, которым суждено было сыграть значительную роль в "Дыме".
В середине мая писатель провел неделю в Лондоне, беседуя о будущем России с Герценом и его другом, поэтом и памфлетистом Н. П. Огаревым, а также с пресловутым анархистом М. А. Бакуниным, не так давно бежавшим из сибирской ссылки. Споры между давними друзьями становились все более резкими и ожесточенными. Каждый любил свое отечество, верил в него и все еще надеялся, что недавнее освобождение крестьян будет иметь благотворные последствия; но в то время как лондонская "тройка" предлагала разнообразные пути социальной и политической революции, Тургенев предвидел продолжение всеобщей летаргии, застоя и сопротивления европейскому просвещению. Находясь в Англии, он, по-видимому, посетил международную выставку в Бромптоне и, возможно. Хрустальный дворец в Сиденаме, вынеся оттуда впечатление, что российская цивилизация едва ли играет важную роль в цивилизации мировой. В XIV главе "Дыма" в уста Потугина он вложит одно из самых сильных и глубоко личных наблюдений. 101 Хотя западнические взгляды Потугина намеренно утрированы и не вполне выражают позицию самого писателя, они, вне всякого сомнения, прямо почерпнуты из аргументов автора, вынужденного противопоставить их идеям зарождающегося русского крестьянского социализма, которые Тургенев обнаружил в Герцене. После того как писатель вернулся в Париж, Герцен продолжил полемику с ним в восьми негласно адресованных Тургеневу письмах, озаглавленных "Концы и начала", публиковавшихся в "Колоколе" с июня 1862 года по февраль 1863-го. В них Герцен упрекал своего бывшего друга в желании замкнуться в мирной жизни, почивая на увядших лаврах западной культуры, в то время как Восток пробуждается. Страница за страницей тяжелой, невразумительной и скучной прозы иронически призывали Тургенева запечатлеть печальных и бесцельных Дон Кихотов революции, пока они не вымерли окончательно и их место не заняли люди более крепкой кладки. Если отвлечься от множества попутных замечаний, основная идея заключалась в том, что Европа завершила свой путь, и новое начало движения человечества принадлежит России.
Тургенев познакомился с первыми двумя письмами 21 августа, вскоре после приезда в Баден-Баден, куда отправился за намеревавшимся поселиться там семейством Виардо. Он решил ответить Герцену на страницах "Колокола", прося сохранить его имя в тайне, но, уже начав одно из писем, вскоре понял, что авторство будет тут же обнаружено. К тому же он получил предупреждение от одного из русских высокопоставленных чиновников, что публикация в журнале Герцена еще больше скомпрометирует его в глазах русского правительства, которое как раз в это время заинтересовалось
--------------------------------------------------------------------------------
101 Подробнее об этом и о поездке Тургенева в Лондон в 1862 году см. мою работу: Turgenev and England. London, 1980. P. 130- 132, 297-298. О сходстве и различиях во взглядах Тургенева и Потугина см. воспоминания В. В. Стасова: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. / Под ред. С. М. Петрова и В. Г. Фридлянд. М., 1969. Т. 2. С. 101.
стр. 120
--------------------------------------------------------------------------------
связями писателя с лондонскими изгнанниками. Поэтому Тургенев отказался от своего первоначального намерения и предпочел продолжить частную переписку со своим идейным противником (ПССиП (1), Письма, 5:38-40; 51-56; 64-68; 73-75; 508, 516). Были, однако, и другие причины, побудившие его изменить свое решение. Одна из них состояла в том, что Тургенева внезапно охватило ощущение умиротворенного благополучия в очаровательных окрестностях Баден- Бадена; вторая, довольно неожиданная, заключалась в том, что в соседнем Гейдельберге оказались более страстные, чем даже Герцен и Огарев, противники его литературного творчества. В сентябре и октябре он дважды выезжал в Гейдельберг поглядеть на "диких русских юношей", столь отличающихся от соотечественников "высшего полета - и потому низшего сорта", которые окружали его на самом курорте (там же, с. 41, 44, 47, 56).
В то время Гейдельберг был убежищем передовых русских студентов и славой своей был обязан преподававшим в нем естественные и экспериментальные науки Бунзену, Кирхгофу, Гельмгольцу и Вундту. Тургенев, не обладавший знаниями в этих областях и предполагавший в этом более дань моде, подчас жестоко нападал на этих молодых и не очень молодых русских в Гейдельберге, которые, судя по XIII и XXVIII главам романа "Отцы и дети", то и дело твердили о приоритете опыта и не умели отличить кислород от азота. На самом же деле в 1862 году в Гейдельберге собрались некоторые как из лучших умов России, так и из самых радикальных. Закрытие университетов, где они учились, в связи с пожарами и беспорядками, последовавшими после реформы 1861 года, послужило причиной еще большего притока студентов в Германию, чем обычно. Но это сделало лишь более очевидным то, что Тургенев, конечно, знал, а именно, что центр, способный привлечь таких людей, как С. П. Боткин, И. М. Сеченов, Д. И. Менделеев и А. П. Бородин, заслуживал не только сатирических выпадов. 102
По крайней мере таково было мнение гейдельбергских юношей и девушек, прочитавших весной 1862 года роман Тургенева "Отцы и дети". Возмущенные содержащимся там намеком на то, что все они невежественные и никчемные лентяи, молодые люди поручили одному из них, солдату, поэту и студенту К. К. Случевскому (1837- 1904), знакомому с Тургеневым, составить перечень основных пунктов, которые вменялись писателю в вину. Автора романа обвинили в том, что, понося "детей" и превознося "отцов", он наносит ущерб политическому развитию России. Тургенев вежливо и в то же время решительно оспаривал такой взгляд в письме из Парижа от 26 апреля н. ст., но был полон решимости при малейшей возможности сам принять вызов (ПССиП (1), Письма, 4:379-382, 640). Это произошло, возможно, скорее, чем он ожидал, осенью того же года, и хотя Случевского, по крайней мере в один из приездов Тургенева, в Гейдельберге не оказалось, писатель имел возможность поговорить с другими сторонниками Герцена и Огарева, основателями местной русской читальни, в том числе с В. И. Бакстом (1835-1874), В. Ф. Лугининым (1834-1911) и, по-видимому, с братьями де Роберти. Выступал ли Тургенев перед большой аудиторией, как утверждает один историк, теперь подтвердить нельзя, но он достаточно быстро уловил суть их доводов и понял, что непрекращающееся главенство лондонских эмигрантов превратилось в нечто вроде pis aller. 103 Ни одному из них не удалось поколебать его устойчивое мнение, что Гейдельберг является для русских скопищем злословья, посредственности и пустоты. Так называемые "гейдельбергские арабески" в "Дыме" явно обнаруживают, что думал писатель по поводу их суетливой, но бесполезной деятельности. Уже после выхода в свет "Дыма", в одном из интервью 1867 года Тургенев сказал, что политическая тенденция романа определялась главным образом разочарованием в молодом поколении России, особенно в заграничном
--------------------------------------------------------------------------------
102 См. об этом: Сватиков С. Г. И. С. Тургенев и русская молодежь в Гейдельберге (1861-1862) // Новая жизнь. 1912. N 12. С. 148- 185.
103 неизбежного зла (франц.).
стр. 121
--------------------------------------------------------------------------------
студенчестве, полностью утратившем идеализм и чувство прекрасного. Они, по мнению писателя, были позитивистами, утилитаристами, реалистами, кем угодно, но прежде всего хотели загасить "священное пламя гуманности". 104 Цель же Тургенева состояла в том, чтобы посредством образа Потугина поддержать это пламя.
Таким образом, политические, социальные и философские истоки романа "Дым" очевидны: Тургенев намеревался излить свое раздражение и на учителей и на учеников, на всех так называемых передовых русских, которых он теперь считал устаревшими, выброшенными историей. В особенности ему хотелось сделать достоянием общественности причины своего расхождения с Герценом, Огаревым и Бакуниным. 105 Но личные и нравственные корни романа, гораздо более завуалированные, определить сложнее.
Это был особенно мрачный период в жизни Тургенева, для объяснения которого потребовалась бы целая книга. Казалось, он потерял все, что имело для него жизненно важное значение: молодость, энергию, успех, вдохновение и любовь. В какой-то момент Баден-Баден мог показаться точкой обновления; и даже по возвращении в Париж произошло значительное событие, когда Полина Виардо, посетив его квартиру на улице Риволи 6 ноября 1862 года, начертала на одной из страниц рукописной тетради мистическую пентаграмму в знак своей привязанности. 106 Похоже, вскоре после этого он вновь принимается за старый рассказ "Поездка в Полесье" (1857) и пытается продолжить "день третий", на котором рассказ был прерван. Но вскоре он отказывается от этой попытки, оставив лишь скорбный возглас: "О кроткие чувства, мягкие звуки, доброта и утихание трепетной души, тающая радость первых умилений любви - где вы, где вы?" (ПССиП (1), Соч., 7:301). 3 января 1863 года, упомянув в письме к одному корреспонденту, что работа над "Дымом" продвигается медленно, он сообщает, что "ничего не ложится на бумагу", хотя и "вертится в голове", а в письме к М. Н. Каткову - о том, что за три месяца не написал "ни единой строчки" и что на него нашло "расположение духа темное и к работе неудобное", отодвигающее обещанные сроки на неопределенное время (ПССиП (1), Письма, 5:80-81).
Когда в конце января Тургенев вновь приступил к медленно продвигавшейся работе, он неожиданно получил официальное извещение из русского посольства в Париже о том, что ему необходимо приехать в Россию для дачи показаний о сношениях с издателями "Колокола". Ошеломленный и потрясенный Тургенев отправил письмо к царю и оказался весь во власти размышлений о себе и о будущем России. Теперь личное и политическое тесно сплелись в один узел и появился еще один импульс к тому, чтобы перенести на бумагу материал для будущего романа. Независимо от того, когда был создан первый набросок "Главных лиц будущей повести", нет сомнения, что новый список "Действующих лиц новой повести" и "Краткий рассказ новой повести", о которых идет речь в настоящей работе, датированные "Париж, 1863", были написаны этой весной перед отъездом в Баден- Баден в начале мая. Уже в середине февраля в письмах Тургенева зазвучали бодрые нотки, и 16, 17 февраля (28 февраля, 1 марта) 1863 года он сообщает П. В. Анненкову, что "и впредь солить" будет "Современику",
--------------------------------------------------------------------------------
104 Суворов П. П. Записки о прошлом. М., 1889. Т. 2. С. 100. О предупреждениях Тургенева в отношении Гейдельберга см.: ПССиП (1), Письма, 4: 147. О "гейдельбергских арабесках" в "Дыме" см.: Винникова И. А. "Дым". Тургенев и Писемский. (Еще раз о "гейдельбергских арабесках") // Тургеневский сб. Л., 1969. Вып. V. С. 261- 265; Муратов А. Б. 1) "Гейдельбергские арабески" в "Дыме" // Лит. наследство. 1967. Т. 76. С. 71-105; 2) И. С. Тургенев после "Отцов и детей" (60-е годы). Л., 1972. С. 124-144.
105 См. об этом: Granjard Henri. Ivan Tourguenev et les courants politiques et sociaux de son temps. 2-me ed. Paris, 1966. P. 353- 354. Иное истолкование спора Тургенева с Герценом, более сочувственное Герцену, см.: Schapiro Leonard. Turgenev: his life and times. Oxford, 1978. P. 195-213, а также: Freeborn R. Op. cit. P. 135-138.
106 Этот рисунок Тургенев сопроводил записью: "Эта фигура проведена П... 6-го нояб./ 25 окт. 1862-го г. у меня в комнате, вечером, в Париже, rue Rivoli, 210" (Mazon A. Op. cit. P. 61).
стр. 122
--------------------------------------------------------------------------------
постараясь показать своим недоброжелателям, что он "еще жив". Примерно в это же время высокие оценки его творчества русскими друзьями в Париже и неожиданная поддержка Гюстава Флобера, с которым он недавно познакомился, побуждают его вновь вернуться к работе (ПССиП (1), Письма, 5:105-106). Хотя он признается своим корреспондентам, что всю зиму ничего не делал, намерение его возобновить работу в Баден-Бадене остается непреклонным (там же, с. 111).
Большую часть апреля он был занят разного рода делами, включая официальный и очень осторожный ответ на опросный лист, направленный ему следственной комиссией Сената. Март представляется наиболее вероятным временем, к которому следует отнести подготовительные наброски к роману "Дым". По крайней мере неделя должна была потребоваться Тургеневу, чтобы перенести их на бумагу, а об остальном можно лишь строить догадки, поскольку за март сохранилось слишком малое число писем, которые могли бы уточнить, чем он занимался. О том, что писатель завершил подготовительные наброски к "Дыму", свидетельствуют и последующие упоминания о его работе над романом и то обстоятельство, что дата "Париж, 18 63" не могла относиться к более позднему периоду: в тот год Тургенев провел в Париже еще несколько дней, но они были посвящены его денежным делам (ПССиП (1), Письма, 5:173).
3
Настало время задуматься над тем, что имел в виду Тургенев, озаглавив свой новый роман "Дым". Насколько это название было существенно для него, подтверждается тем, что оно стояло уже в первом списке "Главных лиц будущей повести". 107 Правда, в публикуемом ныне втором списке действующих лиц и "кратком рассказе" упоминается только "новая повесть". Правда и то, что позже Тургенев думал назвать роман "Две жизни", может быть с целью указать два возможных жизненных пути Литвинова (или противопоставить правителей России и оппозиционеров, а может быть, Литвинова и Потугина по отношению к Ирине), 108 и уже после выхода в свет романа он вновь заколебался в выборе заглавия для французского перевода романа - вместо "Fumee" - "Incertitude" ("Неуверенность"), "Entre Ie passe et l' avenir" ("Между прошлым и будущим"), "Sans rivage" ("Без берегов") или "Dans Ie brouillard" ("В тумане").
И все же все эти варианты выражают эфемерное и неопределенное понятие, а последнее прямо возвращает нас к названию "Дым". Настаивая на сохранении названия "Дым", Проспер Мериме считал, что оно могло возбудить читательское любопытство (Corr. gen. / Ed. М. Parturier. Second serie. 11 vol. Toulouse, 1953-1964. Vol. 7. P. 550). Иными словами, в нем были поэтическая двусмысленность и некое очарование.
Для анализа всех бесспорных, вероятных и сомнительных значений, имплицированных в слове "дым" - или "fumee", или "smoke" - в связи с романом Тургенева, потребовалась бы целая диссертация. Если вспомнить знаменитые размышления Литвинова в поезде на пути из Баден-Бадена в Гейдельберг (гл. XXVI), то вряд ли следует искать какое- либо конкретное, положительное значение. Некоторые исследователи пытались обнаружить связь заглавия с цитатой из Грибоедова, обращенной в эпиграмме Ф. И. Тютчева против Тургенева: "И дым Отечества нам сладок и
--------------------------------------------------------------------------------
107 MazonA. Op. cit. P. 23; Лит. наследство. Т. 76. С. 93.
108 См. воспроизведение титульного листа рукописи: ПССиП (1), Соч., 9:145. Здесь отражено колебание Тургенева между двумя заглавиями: сначала "Дым", затем "Две жизни" и снова возвращение к первоначальному: "Дым" (об этом см.: MazonA. Op. cit. Р. 69, хотя следует заметить, что эта аргументация отчасти опровергается тем, что заглавие "Две жизни" стоит отдельно в заглавии рукописи романа, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже: Slave 84, f. 2).
стр. 123
--------------------------------------------------------------------------------
приятен". 109 В действительности цитата имеет длинную историю. Грибоедов цитировал в несколько видоизмененной форме заключительную строку из стихотворения Г. Р. Державина "Арфа", ставшую афоризмом; в свою очередь Державин трансформировал мысль, восходящую к "Одиссее" и Лукиану, дошедшую через посредство Дю Белле и наиболее точно сформулированную в "Английских пословицах" Джона Рейя (Ray), 1670: "Дым собственного очага лучше, чем огонь чужого" ("The smoke of a man's own house is better than the fire of another's"). Но хотя Тургенев, возможно, в глубине души чувствовал все это - кто способен полностью возненавидеть родное, даже если оно позорно? - к роману такая трактовка не имеет отношения и более подходит к выражению взглядов Герцена, Огарева и других изгнанников и, конечно, Достоевского и Толстого.
Еще одно осмысление заглавия, являющееся для романа лишь периферийным, лежит в русле иудео-христианской традиции, рассматривающей дым как предзнаменование, знамение суда и разрушения: дым поглощает грешников. Бог рассеивает своих врагов, как ветер рассеивает дым (Псалмы, 37:20, 68: 2, 102:3; Деяния, 2:19). С другой стороны, аналогичный взгляд на жизнь, которая подобна дыму, поглощается либо судом, либо роком, либо нашими собственными поступками, соответствует миросозерцанию Литвинова вплоть до его окончательного разрыва с Ириной. Дым можно рассматривать как символ мрака или ночи, ожидающей всех нас, и Тургенев действительно развернул этот образ, чтобы распространить его на тех, кого уже обволакивал туман и дым, как лондонских эмигрантов и их двойников в его произведении (ПССиП (1), Письма, 5:52, 68). Большая часть России не понимала, по его мнению, где она и что с нею происходит из-за ею же напущенной дымовой завесы. В какое-то время Тургенева смущала "всеобщая газообразность России", далекой от "планетарного состояния" (там же, 4: 238).
Разного рода беглые упоминания "дыма" и "тумана", искусно введенные автором в текст романа, создают ощущение чего-то смутного и неясного как в среде сильных мира сего, так и в среде тех, кто желает их свержения. В четвертой и шестой главах Литвинов испытывает головокружение и головную боль от клубов табачного дыма в губаревском кружке; в десятой главе он страдает, вдыхая более изысканный дым сигар курящих генералов. Между тем уже в XVII главе он осознает, что его единственный путь к спасению - бегство в Россию по железной дороге - будет окутан клубами паровозного дыма, и когда он в XXV главе покидает Баден-Баден, сама Ирина тает в каком-то подобии тумана, с которым она потом и будет ассоциироваться в его сознании. Затем следуют его размышления о дыме и паре в XXVI главе, в то время как его поезд проносится сквозь клубы пара и дыма, непрестанно меняющие форму и все-таки одни и те же. В самом конце романа, уже в России, вновь обретенное Литвиновым счастье с одетой в белое платье Татьяной контрастирует с кадильным дымом умирающей аристократии.
Еще одно существенное упоминание дыма мы встречаем в XXIII главе, когда Литвинов использует выражение "дым и прах" для обозначения крушения своих "надежд и начинаний". Мысль, что любовь к Ирине компенсирует ему утрату прошлого, придает этой фразе еще более острое звучание. Здесь мы подходим к подлинному смыслу слова "дым", означающему преходящий характер человеческой жизни и стремлений. И в русском, и в английском, и во французском, как и во многих других языках, существует выражение "исчезать как дым" об иллюзиях, обманчивых надеждах и вере, о суетности и тщеславии. Начиная со скрывающегося из вида дыма у Вергилия (Энеида, песнь V, 740) до мильтоновских "дыма и суеты" (Комус, 5) и шекспировского
--------------------------------------------------------------------------------
109 См.: Батюто А. И. Тургенев-романист. Л., 1972. С. 359- 360. О различных коннотациях слова "Дым" см. также: Thiergen Peter. Turgenevs Dym: Titel und Thema // Studien zu Literatur und Kultur in Osteuropa. Bonner Beitrage zum 9. Internationalen Slawistenkongress in Kiev, ed. Hans-Bernd Harder and Hans Rothe, Cologne and Vienna, 1983.
стр. 124
--------------------------------------------------------------------------------
"беспомощного дыма слов" (Похищение Лукреции, 1027) поэты всех веков стремились выразить при помощи такого рода образов кажущуюся бесцельность всего, о чем мы думаем, о чем говорим и что делаем. Несомненно, Тургенев держал в памяти стихотворение Ф.И. Тютчева "Как дымный столб светлеет в вышине..." (1848). В письмах к П. В. Анненкову от 13(25) ноября 1879 года и от 28 октября (9 ноября) 1881 года он цитирует: "Тень, бегущая от дыма".
Тургенев и сам любил повторять эту мысль в переписке с друзьями. "Но все эти прекрасные планы разлетелись дымом", - пишет он 20 июля (1 августа) 1859 года Н. Я. Макарову, а 19(31) января 1861 года сообщает О. Д. Хилковой: "Эти три месяца прошли как дым из трубы: бегут, бегут какие-то серые клубы, все как будто различные и в то же время однообразные". Последняя формулировка столь близка размышлениям Литвинова в поезде, похожим на фрагмент из Экклезиаста, что Тургенев, должно быть, просто повторил ее; в самом деле, все в этом удивительном размышлении указывает на его собственный жизненный опыт тех лет. "Суета сует и всяческая суета", - говорит Экклезиаст - на этот раз сам Тургенев. Удивительно, что эти слова относятся не только к тому, на что обрушивается Потугин, но даже и к его собственным мыслям.
Источник пессимизма романа "Дым" многие комментаторы усматривали во влиянии Шопенгауэра. 110 Около 1862 года, когда возник замысел романа, когда обдумывались другие пессимистические произведения, такие как "Довольно" и "Призраки", Тургенев, бесспорно, увлекался Шопенгауэром. На Шопенгауэра ссылался он в одном из ожесточенных споров с Герценом (ПССиП (1), Письма, 5:65). Есть также основания полагать, что Тургенев обсуждал Шопенгауэра с П. Мериме. 111 Однако отмечавшееся уже и гораздо более раннее по времени влияние Б. Паскаля на Тургенева, слишком хорошо известное, чтобы останавливаться на нем, 112 ощутимо в гл. XIII "Довольно"; французский мыслитель тоже говорит где-то, что наша душа лишь ветер и дым. Возвращаясь к самому Тургеневу, следует помнить романтический фон, которым было пронизано все его существование и который, в каком-то смысле, никогда не исчезал. Незадолго до того Ипполит Тэн в своем "Voyage aux eaux des Pyrenees" (1855) провозгласил, что жизнь человека - чистая случайность, обусловленная колебанием температуры, и всего лишь мгновение в вечности. Эта мысль, выраженная, правда, реалистически, все же остается в рамках традиции Шатобриана, который в "Рене" (1802) писал, что "род людской существует лишь день; дыхание Господа рассеивает его, подобно дыму".
Как бы то ни было, Тургенева преследовал символ дыма как воплощения хрупкости и преходящего характера всего человеческого. Завершая "Гамлета и Дон-Кихота" (1860), замечательное исследование противоположных начал человеческого рода, он цитирует (в переводе В.А. Жуковского) шиллеровское "Торжество победителей": "Все великое земное/ Разлетается, как дым..." Здесь он все еще опровергает эту мысль, утверждая, что "добрые дела не разлетятся дымом; они долговечнее самой сияющей красоты" и, ссылаясь на апостола Павла, что "одна любовь останется" (ПССиП (2), Соч., 5:348). Похожее заключение содержится и в финале "Отцов и детей". Но в "Довольно" акцент меняется. Искусство оказывается более долговечным, чем политика, но и оно - "бренные образы, которые мы, в темноте, на краю бездны, лепим из праха и на миг" (ПССиП (2), Соч., 7:228-229); все это тоже иллюзия, а жизнь монотонно повторяет себя. И в "Призраках" Тургенев проявляет сходное отвращение к истории и современному состоянию человечества, испытывает ужас перед
--------------------------------------------------------------------------------
110 McLaughlin Sigrid. Schopenhauer in Russland. Zur Literarischen Rezeption bei Turgenev. Wiesbaden. 1984.
111 См.: Granjard Н. Op. cit. P. 325-326; Merimee P. Oeuvres completes. Etudes de litterature russe / Ed. Н. Mongault. Paris, 1932. V. II. P. 549-550.
112 См.: ПССиП (1), Письма, 5 : 245-246; Батюто А. И. Тургенев и Паскаль // Русская литература. 1964. N 1. С. 153-162.
стр. 125
--------------------------------------------------------------------------------
разрушительными силами природы. Картина растворяется в картине, век в веке, и все проступает из тумана и обращается в ничто. И в этом произведении, завершенном в Баден-Бадене летом 1863 года, и в другом, которое будет отложено еще на два года, Тургенев был достаточно осторожен, чтобы не использовать слово "дым", однако в обоих этот образ непреодолимо присутствует в общем настроении и окончательном воплощении. Он будет присутствовать у него вплоть до публикации "Дыма" в 1867 году, несмотря на то что роман имеет благополучный конец.
Следует, однако, подчеркнуть, что Тургенев никогда не терял веру в силу любви надолго. Эта вера действительно послужила завязкой к перипетиям "Дыма" и позволила ему дописать произведение именно как роман. Пятилетний промежуток между разработкой замысла и его завершением был заполнен вновь обретенными в Баден-Бадене эмоциональной успокоенностью, большей близостью к Полине Виардо и вернувшейся радостью их отношений. После непродолжительного периода бездействия к Тургеневу, благодаря Полине Виардо, вернулось вдохновение, и он усердно принялся за работу над "Дымом". Роман был начат 18 ноября 1865 года. 113 На титульный лист тетради, специально купленной для этой цели, он наклеил надпись: "s. i. P." и знак, напоминающий небольшой крестик. Завершив рукопись, 29 января 1867 года он сделал самое сильное из всех когда-либо положенных им на бумагу признаний в любви. Он объяснил, что должен получить ее согласие, одобрение, и все должно быть "а. i. Р." 114 Андре Мазон высказал предположение, что этот тайный шифр может быть прочитан как: "sub invocatione Paulinae", т. е. "под защитой Полины". Другой вариант - "sub imperio Paulinae", т.е. "по повелению Полины". 115 Так или иначе, это несомненно означает, что "Дым" в его окончательном варианте был настолько же внутренне и безусловно связан с чувствами Тургенева к Полине Виардо, как и решительно направлен против всего, что казалось автору пошлым, лицемерным и извращенным в современной ему России. Сквозь дым ныне блеснул огонь.
4
Обратимся, наконец, к двум небольшим записным книжкам, имеющим дату "Париж, 1863" и озаглавленным: "Краткий рассказ новой повести" и "Формулярный список действующих лиц новой повести". Без сомнения, краткое изложение сюжета написано позднее формулярного списка, но для удобства начнем с него.
Прежде всего мы узнаем, что роман первоначально должен был состоять из 18-ти глав. К моменту завершения их оказалось 28. Это произошло частично в результате того, что длинные главы были разбиты на две, но, помимо этого, разрослась и была изменена сама структура романа: кое-какие детали были разработаны подробно, иные введены в роман заново. Тем не менее большая часть того, что было в первоначальном замысле, сохранилась, включая мелкие, казалось бы незначительные подробности. Вполне вероятно, что это было вызвано отчасти какими-то личными мотивами. Первое, что следует отметить: действие в "Кратком рассказе..." начинается так же, как и в романе: в 4 часа пополудни 10 августа 1862 года. Хотя Тургенев и прежде пользовался
--------------------------------------------------------------------------------
113 Quelques lettres d' lvan Tourguenev a Pauline Viardot/ Ed. Н. Granjard. Paris, 1974. P. 133-134; Маzоn А. Op. cit. P. 68-69.
114 Tourguenev Ivan. Nouvelle correspondance inedite. Paris, 1971. Vol. I. P. 140; Lettres inedites de Tourguenev a Pauline Viardot et a sa famille / Ed. Н. Granjard et A. Zviguilsky. Lausanne, 1972. P. 126-127; New Zealand Slavonic Journal. 1983. P. 229; ПССиП (1), Письма, б: 139, 141,142.
115 См.: Маzоn А. Op. cit. P. 68. Наклейка на тетради напоминает по форме гроб, что, может быть, побудило читать (несомненно, неверно) аббревиатуру как "sit in pace" ("почиет в мире" - лат.). Судя по таким же наклейкам на других тетрадях, хранящихся в Национальной библиотеке в Париже (Slave 84, 85, 86), "P" - безусловно прописная буква, а некоторые другие интерпретации, как например "sub iudice Paulina" или "sic iuvit Paulinam", вряд ли убедительны, так как Тургенев написал бы "J", а не "i".
стр. 126
--------------------------------------------------------------------------------
конкретными датами (так начинаются, например, "Отцы и дети"), чувствуется, что впечатления Литвинова от Шварцвальда - эго собственные впечатления автора. Несмотря на краткое посещение курорта летом .1 357 года, вряд ли Тургенев знал это место до того, как прибыл туда прямо из России 9(21) августа 1862 года. Как и Литвинов, он мог получить первые непосредственные впечатления от местной, лениво фланирующей публики именно 10 августа, правда по старому стилю. Перепутал ли он стиль, когда девять месяцев спустя указывал дату, или произвольно изменил ее, как бы говоря: я был и не был там, но сама связь между двумя стилями кажется слишком очевидной, чтобы быть простым совпадением; и сохранение даты 1862, которая вполне могла быть заменена на другую, скажем на 1866, накануне появления романа, по-видимому, тоже указывает на автобиографическую значимость ее для Тургенева. Более того, баденская обстановка определяется в романе как впечатлениями 1857 года, так и 1862-го, когда многие представители высшего света удостоили город своим пребыванием: Смирновы, Озеровы, Трубецкие, Голицыны, княгиня В. П. Бутера ди Радали (мать Шуваловых), граф Олсуфьев и княгиня Елизавета Гагарина с дочерьми. Среди литераторов здесь был Л. Н. Толстой, проигравшийся в рулетку, и поэт Я. П. Полонский, 116
В I главе "Краткого рассказа..." Тургенев ставит перед собой задачу "описать подробно" эту послеполуденную публику и сделать из этого описания "целую сильную главу". Некоторые детали прямо соответствуют тому, что вошло в окончательный текст, причем многие аллюзии объяснены; например, становится ясным, что за фигурой престарелого французского писателя, которого позже Тургенев назовет Вердье, стоит Жозеф Мери (1798-1865) - автор рассказов и оперных либретто, некогда модный поэт и остроумный собеседник. Пребывание в Баден-Бадене известного американо-шотландского медиума Даниэля Дунгласа Юма (1833-1886) объясняет упоминание о "спиритах", как и случай с г-ном Фоксом в окончательном варианте XV главы. Юм безусловно находился там в 1857 году, когда Тургенев впервые посетил город, и скорее всего был там и на этот раз. Полонский, встретивший Юма у кн. Бутеры, описал это в своих воспоминаниях. 117
"R. R.", вызывающий в памяти "львов сороковых годов", когда графиня Воротынская была предметом всеобщего поклонения, отчасти имеет отношение к создателю этой литературной героини, графу В. А. Соллогубу (1814-1882), который в это время жил в Баден-Бадене. Возможно, "графиня Ш." немало позаимствовала у кн. Бутеры. К "тузам с европейским именем" Тургенев, видимо, причислял загадочного графа Блюхера и одного из членов клана Кридинеров (Криднеров, Крюденеров), может быть П. А. Кридинера, в то время находившегося на дипломатической службе, но скорее всего имелся в виду генерал- лейтенант Николай Павлович Криденер (ум. 1891), гроза поляков в 1860- е годы, а позже один из командующих в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. С другой стороны, первая глава романа в окончательном варианте стала более русской. Согласно "Краткому рассказу...", она должна была включать англичан, известных прусских деятелей, международных авантюристов ("chevaliers d' Industrie") и "поганых французиков", вроде уроженца Лейпцига, журналиста и писателя Анри Люттерота (1802-1889) и таинственного Зографо, который впоследствии дрался на дуэли, где Тургенев был секундантом. 118 Последовательное возрастание внимания автора к русским отчетливо соответствовало развитию основных тем романа, но и отличалось от первоначального восприятия Тургеневым Баден-Бадена. По мере того как он, поселившись в этом действительно очаровательном городе, привыкал к местной публике, обустраивая заново жизнь рядом с Полиной Виардо и ее
--------------------------------------------------------------------------------
116 Полонский Я. П. Из дневника // Голос минувшего. 1919. Январь-Апрель. С. 120, 122, 124-126.
117 Там же. С. 124.
118 Mazon A. Op. cit. P. 69; New Zealand Slavonic Journal. 1988. P. II. P. 57.
стр. 127
--------------------------------------------------------------------------------
семьей, его поначалу острое неприятие мещанской ограниченности этой публики смягчалось, но в 1863 году, когда рождался замысел "Дыма", писатель, должно быть, был встревожен перспективой жить - с Виардо или без них - в соседстве с этой самодовольной средой.
С этим, несомненно, связаны некоторые детали в "Кратком рассказе...", делающие Литвинова менее стабильным, менее уверенным в себе. Он, а не Бамбаев с Ворошиловым, должен был вызвать презрительную гримасу у известной цветочницы Жокей-клуба. Его портрет должен был присутствовать в I главе, а во второй рассказана его история. Мимолетное появление Ирины в конце III главы романа в замысле было включено во II главу, а встреча с Литвиновым должна была создать в сознании читателя уже в самом начале ощущение сомнения и опасности.
Согласно замыслу, II глава должна была более выделить личность Ворошилова, а не его поведение в неожиданных ситуациях (Тургенев употребляет немецкое слово "Haltung" и по отношению к другим персонажам). В отличие от Бамбаева, Ворошилов не ломает дурака перед Литвиновым.
Глава III (в романе IV) демонстрирует некоторые интересные детали сходства и различия с окончательным текстом. Одну или две замечательные детали Тургенев сохранил, очевидно подчеркивая их значение для себя еще в 1863 году: это "прыгающие глаза" Суханчиковой и характеристика Биндасова как человека "дрянного". Видимо, эти черты были характерными для их прототипов - гр. Е. В. Салиас де Турнемир и Н. X. Кетчера. С другой стороны, Пищалкин, кажется, первоначально должен был играть не меньшую роль, чем Суханчикова, однако в окончательном варианте он уже не играет особой роли. На самом деле политическое содержание этой главы, весьма расплывчатое и абстрактное в окончательном виде, возможно, было бы более острым, если бы роман был написан в 1863 году: в дополнение к "сплетням" и "пустоте" на вечеринке, похоже, должен был обсуждаться "польский вопрос" (актуальный в то время), а не быть упомянутым вскользь Губаревым. Кроме того, Потугин должен был принять участие в обсуждении, хотя бы в форме язвительных реплик;
Губарев - устроить еще одну встречу кружка, в Гейдельберге; и все должно было быть передано Тургеневым "с любовью" ("con amore"). Кроме того, Литвинов должен был покинуть это сборище не просто удивленным и раздраженным, а перед ним должна была возникнуть дилемма: совершенный ли это "вздор" или нечто, "имеющее право жить". Из чего можно сделать вывод, что первоначально Тургенев собирался сопоставить "глупые" и "умные" элементы философской основы романа, а не разделить их и ввести Потугина лишь в разговоре "tete-a-tete" с Литвиновым.
IV глава (в романе V) должна была главным образом состоять из "первого непременно замечательного разговора". Поскольку о содержании его не говорится, можно предположить, что Тургенев хотел разработать эту и другие сцены с Потугиным отдельно, но, очевидно, не представлял себе, что этот самый замечательный "разговор" (а вернее, монолог) выйдет таким долгим, ведь в конце главы должна была помещаться бблыпая часть материала, который мы обнаруживаем в следующей (VI) главе. О самом же этом материале следует сказать, что вряд ли письмо из дома и записка попа "о порче" могли быть выдуманы, скорее они были почерпнуты из жизни, иначе как бы Тургенев смог описать несколько лет спустя то, что существовало лишь в виде заметок?
В самом конце IV главы "Краткого рассказа..." Тургенев заставляет Литвинова вспомнить женщину, которую он заметил в Лихтенталевской аллее во II главе. В романе этот эпизод передан более сильно и в психологическом и в художественном отношении: о прошлой любви Литвинову напоминает лишь запах гелиотропа. Однако первоначальный вариант V главы (VII, VIII и IX в окончательном тексте), включающий рассказ об Ирине как воспоминание Литвинова во время бессонницы, мог быть драматически более эффектным, не будь этот рассказ столь растянутым в окончательном тексте романа. В "Кратком рассказе..." Тургенев ставит перед собой задачу "подробно описать характер Ирины" и сделать все "и тонко и горячо"; но он не мог
стр. 128
--------------------------------------------------------------------------------
предвидеть, что из этого получится. Даже в таком виде, с тремя главами вместо одной, в романе, несмотря на очевидное намерение писателя, не нашлось места рассказу о замужестве героини и лишь вскользь упоминается о нем.
Глава Х романа соответствует основным линиям, намеченным в главе VI "Краткого рассказа...", но более подробно останавливается на характеристике и беседе генералов: ведь у Тургенева было достаточно времени их изучить. В наброске, правда, "фешенебельная экскурсия россиян" (пикник) включала дипломатов, высокопоставленных особ, а также военных и Ж. Мери (он же Вердье), который не должен был появиться лишь незадолго до ухода Литвинова, как это произошло в романе; ничего не сказано и о том, какого рода был разговор, в который оказался волей-неволей втянутым наш герой. Конец VI и вся VII глава наброска соответствуют IX главе "Дыма", с тем лишь очень важным различием, что Потугин должен был иметь здесь "второй замечательный разговор* с Литвиновым и подробно рассказать ему о своих отношениях с Ириной, прежде чем отвести его к ней. Все это, по зрелом размышлении, Тургенев решил сделать позже.
VIII глава (соответствующая XII главе в романе) имела помету: "показать, что Ирина не кокетничает просто, а действительно сохранила (...) влечение к прошлому". Пусть читатель судит, следует ли это из романа, хотя, конечно, Ирина (позже) скажет это сама. В конце этой главы Тургенев намеревался ввести Ратмирова (здесь еще Селунского) и еще одного генерала и показать их "пустоту и дрянной шик", но в окончательном тексте ему удалось достичь этой цели уже в сцене пикника; здесь же впоследствии он направит свои стрелы, говоря о происхождении Ратмирова, в иную сторону. Важной подробностью VIII главы является приглашение Ирины и ее мужа на прием к вел. княгине (а не "княгине", как в XII главе романа). Возможно, здесь идет речь о какой- то реальной особе, с которой встречался Тургенев, например о вел. княгине Елене Павловне (1806-1873), невестке покойного императора Павла, часто бывавшей в Баден-Бадене и находившейся там в то время, когда разворачивается действие романа; семейство Виардо и Тургенев общались с нею (ПССиП (1), Письма, 5:59, 203, 289). 119
С этого момента сюжетная линия романа существенно расходится с первоначальным вариантом. В предполагавшейся IX главе Литвинов бесцельно проводит утро в обществе своих новых, "передовых" знакомых. Тургенев задается целью показать "тщету и суету русских, когда они выболтались на первых порах". Он надеется на приход Потугина, когда получает вдруг записку от Ирины с сообщением, что она ждет его в Лихтенталевской аллее. "Он бежит, как к ангелу- освободителю". Между ними происходит откровенный разговор. Однако такое развитие сюжета, видимо, показалось Тургеневу чересчур стремительным, так как вместо этого в XIII главе романа Литвинов сначала не замечает Ирину на улице, затем встречает ее в таком месте, где встречи избежать невозможно, и даже тогда возникающее влечение к ней ограничивается рукопожатием, о котором говорилось в конце VIII главы "Краткого рассказа..."
В предполагаемой Х главе романа Литвинов встречается с Потугиным на скамье, как в XIV главе окончательного текста, но их "весьма важный" разговор "о России и о русском народе" оказался гораздо длиннее, чем предполагалось: очевидно, Тургенев включил в него "второй замечательный разговор" и рассказ Потугина о его любви к Ирине из VII главы краткого изложения романа. Далее должна была быть встреча с Пищалкиным и Ворошиловым, после чего Литвинов получал записку от Ирины с назначением свидания. В романе же мы видим вместо этого подробное описание общества у Ирины (первая часть XV главы), в то время как в "Кратком рассказе..." в главе XI Литвинов видится с Ириной и теряет самообладание. Тургенев отмечает, что должен показать характер героини, как он ее понимает: "страстная и расчетливая,
--------------------------------------------------------------------------------
119 Tourguenev Ivan. Nouvelle correspondance inedite. Vol. I. P. 112.
стр. 129
--------------------------------------------------------------------------------
хитрая и наивная, глубоко испорченная раба с порывами к Истине и к Свободе". В ответ на упрек в кокетстве Ирина заявляет: "Я твоя..." Эту сцену Тургенев намеревался изобразить "быстро и пламенно". 4 Странная" встреча с Потугиным и бегство его от Литвинова в конце главы, возможно, напоминают уход Потугина в XIV главе романа (ПССиП (1), Соч., 9: 239).
Несомненно, позднее Тургенев по какой-то причине решил усилить и тщательно разработать внутреннюю борьбу Литвинова, который сначала думает о бегстве к Татьяне, затем испытывает колебания и, наконец, его целиком захватывает любовь к Ирине. В XVI главе именно он первый открыто заявляет о своей любви. В "Кратком рассказе...", напротив, Ирина упорно продолжает соблазнять его. В предполагаемой XII главе она должна была быть великолепна - сурово-презрительна с мужем, волосы распущены. Тургенев недвусмысленно пишет: "Она его любит. Она ему отдается". В окончательном варианте Тургенев деликатно предоставляет воображению читателя додумать, как далеко зашли влюбленные в своих отношениях (глава XVII).
Глава XIII "Краткого рассказа..." на первый взгляд более или менее соответствует XVIII главе романа. Татьяна с теткой приезжают в Баден- Баден, осматривают город, мельком видят Ирину и знакомятся с Потугиным. Но далее разыгрывается сцена, исполненная трагизма: вечером в аллее Ирина хватает Литвинова за руку и трепещущим голосом просит пощадить ее. С другой стороны, в набросках ничего не говорится о горячем вмешательстве Потугина в дела Литвинова. Об этом идет речь в главе XIX романа, после чего Тургенев излагает обещанную в кратком изложении гораздо ранее историю отношений самого Потугина с Ириной. В этом аспекте разница разительна: рыдания и внешняя порочность первого варианта преобразовались в конечном счете в высокий фатализм греческой трагедии.
Затем в XIV главе первоначального замысла следует первое объяснение Литвинова с Татьяной (в романе это глава XX). Тургенев лаконично записал: "Он говорит ей все, что можно. Ее Haltung вроде Ольги Тургеневой". Это чрезвычайно важный момент для изучения биографии самого Тургенева, о чем будет идти речь ниже. Литвинов сразу же возвращается к Ирине для объяснения (в романе это произойдет позже, в главе XIX и отчасти в XXIII). Она, как и в романе, готова бежать с ним, но, в отличие от окончательного текста, здесь их прерывает не приход мужа, а она сама отводит глаза и откладывает объяснение до следующего раза. Ирина, плача, отворачивает лицо, чтобы слезы не попали на кружева. Эта деталь сохранится и будет, хотя и несколько иначе, обыграна в окончательном тексте, где имя г-жи де Беат, к которой Ирина с мужем собираются ехать, надеясь там увидеть прусского короля, будет опущено, поскольку Тургенев и семейство Виардо впоследствии тоже общались с этой семьей (ПССиП (1), Письма, 13 (2):207). 120
До отъезда Литвинова из Баден-Бадена события в романе развиваются почти так же, как и в кратком изложении, хотя и с некоторыми любопытными изменениями. Так, в XV главе "Краткого рассказа..." содержится немало деталей, более подробно характеризующих непостоянство, жестокость и кокетство Ирины, которые будут опущены впоследствии и придадут повествованию налет большей обреченности и тайны.
Второе объяснение Литвинова с Татьяной перед отъездом обоих из Баден-Бадена и их "прощание без горечи" оставляют "маленький луч" надежды в сердце героя, он гораздо быстрее овладевает собой, чем в окончательном варианте романа, и готов переломить себя, чтобы "дело делать". Однако тревога в его душе сохраняется. Пришедшая проститься с ним на вокзал Ирина чувствует, что его привлекает Татьяна, и умоляет его не жениться. Все это отличается по тону от событий, происходящих в "Дыме".
--------------------------------------------------------------------------------
120 Октав де Беаг (1827-1879) был известным собирателем книг и произведений искусства.
стр. 130
--------------------------------------------------------------------------------
Остальные эпизоды "Краткого рассказа..." весьма сжаты. Заключительная глава (XVIII) начинается следующим образом: "Дорож(ные) размышл(ения). - Дым.". Последнее слово подчеркнуто, что подтверждает значимость его в качестве заглавия будущего романа. Сохранится в романе и мимолетная встреча с "передовыми умами" проездом в Гейдельберге. Затем мы видим Литвинова в своем поместье, где он "попробовал того-сего" и разделил землю с крестьянами.
Далее, проведя разделительную черту, Тургенев, возможно спустя некоторое время или сразу же, добавил: "Пишет письмо Т(атьяне). Получает ответ: приезжайте: говорят, даже больным легче вместе, чем порознь". Любопытно отметить, что и концовка и начало романа заимствованы из "Краткого рассказа..." почти без изменений. Здесь психологически вновь всплывает автобиографическая подоплека: поселившись вблизи семейства Полины Виардо в Германии, Тургенев "увез боль из России", как и она "увезла в себе боль", покинув Францию.
5
Тщательное сопоставление "Краткого рассказа..." и окончательного текста романа дает возможность лучше понять расстановку акцентов в тургеневском "Формулярном списке действующих лиц новой повести". С самого начала очевидно, что из двенадцати действующих лиц шестеро играют незначительную роль в разработке сюжета: Ворошилов, Губарев, Биндасов, Пищалкин, Бамбаев и Суханчикова. Большинство из них служат лишь для создания атмосферы романа и действуют немногим более безымянных генералов на пикнике. Очевидно и то, что некоторые из них, по крайней мере согласно первоначальному замыслу, должны были играть большую роль, судя по вниманию, которое уделил Тургенев разработке их характеров и их происхождения. Похоже, что в 1863 году они были значительно важнее для него, чем два-три года спустя, а спор с "передовыми", как лондонскими, так и гейдельбергскими, утрачивал свою остроту отчасти и потому, что уже в начале 1864 года сенатское расследование прекратилось и Тургенев был совершенно свободен. За год до этого прекратилась переписка с Герценом и возобновилась лишь после публикации "Дыма". Однако несмотря на то что раздражение Тургенева со временем утихло и часть "губаревцев" исчезла из романа, исключить эту полемику значило бы написать совсем другую книгу.
Прототипы для этой группы персонажей становятся понятны в свете новых материалов. В новом списке действующих лиц широко использованы шифрованные сокращения, аналогичные тем, что фигурировали в опубликованном А. Мазоном первом списке "Главных лиц будущей повести", о котором уже шла речь. Но индивидуальные характеристики подтверждают полное их тождество. Большая часть (хотя и не все) расшифровок, сделанных Мазоном и затем советскими исследователями, подтверждается, но истина оказывается более сложной, чем предполагалось ранее. Так, в качестве прототипа Ворошилова (вначале его звали Семен Яковлевич и ему было 30 лет) справедливо указывали К. К. Случевского, которому Тургенев сначала помогал, но потом разочаровался в нем. Вернувшись в Россию как раз после появления "Дыма", Случевский принялся писать иронические памфлеты против тех самых идей, которые раньше отстаивал. Видимо, Тургенев встречался с ним в Париже, когда делал первые наброски к "Дыму" (ПССиП (1), Письма, 5:81). Проблема усложняется тем, что в "Формулярном списке..." он пишет по поводу Ворошилова: "Слить воедино Случевского, де Роберти и Леонтьева".
Из нескольких членов семьи де Роберти, с которыми встречался Тургенев, здесь скорее всего речь идет о Евгении Валентиновиче (ум. в 1915 году), активном члене гейдельбергского кружка, объявившем себя сторонником Герцена, который являлся соредактором сатирического листка "A tout venant je crache (Плюю на первого встречного - франц.), или Бог не выдаст - свинья не съест". Этот листок упомянут в
стр. 131
--------------------------------------------------------------------------------
XXVI главе "Дыма". Позже этот де Роберти стал консерватором и узнал себя в "Дыме", а впервые соотнес его с Ворошиловым А. Б. Муратов. 121
Соотнесение Ворошилова с К. Н. Леонтьевым (1831-1891), доктором, дипломатом, писателем и публицистом, не столь очевидно. Большой поклонник Тургенева, поощрявшего его ранние опыты, Леонтьев оставил воспоминания об их отношениях. Начав как либерал, он тоже впоследствии стал разделять реакционные и славянофильские взгляды, но Тургенев, вероятно, имел в виду эксцентричность его поведения.
Возможно, именно разочарование в таланте, который расходуется впустую, ощущение дыма без огня выдвинулись на первый план при создании образа Ворошилова. Такая интерпретация подтверждается портретом Ворошилова в кратком пересказе. Он должен был обладать красивой и элегантной внешностью и даже в душе быть человеком добрым. Он достаточно умен, чтобы имя его оказалось на золотой доске Пажеского корпуса. Но спустя некоторое время стороннему наблюдателю должны стать заметны его пошлость и то, что Тургенев назвал "русской шатостью". В романе Ворошилов выглядит шутом, полным путаных идей, "бесом" Достоевского, опередившим свое время. Первоначально, правда, Тургенев пытался объяснить отталкивающие черты Ворошилова ссылкой на злополучное происхождение от пустой и злой матери и отца-взяточника. Не следует, однако, думать, что порочность Ворошилова в окончательном тексте романа обязана враждебности Тургенева по отношению к Случевскому, де Роберти или Леонтьеву.
Пародийный стиль используется и в портрете Губарева, но карикатурность не так подчеркнута. Возможно, это связано с тем, что Тургенев более серьезно относился к прототипам этого героя. Как и в случае с Ворошиловым, некоторые точные детали были найдены с самого начала: его звали Степаном Николаевичем, ему было 42 года и прототипом его был некто "О.". Безусловно речь шла об Огареве, но в "Кратком рассказе..." Тургенев пишет: "Это - Огарев - Фролов - Касаткин". Упоминание Фролова может показаться странным: им мог быть только Николай Григорьевич Фролов (1812-1855), умерший за несколько лет до создания романа, близкий к кружку Н. В. Станкевича. В свое время, во время учебы в Берлине, он произвел на Тургенева сильное впечатление, хотя позднее, по свидетельству Е. М. Феоктистова, писатель иронически намекнул на него в рассказе "Гамлет Щигровского уезда" 122 и еще позднее изобразил в рассказе "Пунин и Бабурин" (ПССиП (1), Письма, 10 : 230). Главная черта Фролова, которую имел в виду Тургенев, создавая образ Губарева, это благоговение, которое к нему питали окружающие. Как Герцен в отношении Огарева, так и Станкевич видел во Фролове гораздо более интересную личность, чем он был на самом деле, и не позволял своим друзьям думать иначе. Маленький и круглый Фролов в действительности был довольно смирным и скучным, но многие были убеждены в его гениальности. 123 Что же касается В. И. Касаткина (1831- 1867), которого исследователи считали прототипом Пищалкина (ПССиП (2), Соч., 7: 512), то он был еще одним протеже Герцена, которого Тургенев не успел хорошенько узнать и считал его "тупейшим человеком" с "противным лбом и невозможностью закончить рассказом начатый анекдот" (ПССиП (1), Письма, 7:38, 87). Краткая характеристика, данная Тургеневым Губареву, беспощадна и великолепна: "Русский доктринер. Демократ-фанатик и лентяй. Туп, меланхоличен, важен, упорен, бездарен, но не глуп". Некоторые уничижительные подробности личной жизни Губарева заимствованы от других прототипов, некоторые же, касающиеся его покойной жены, вычеркнуты из рукописи уже во время типографского набора (ПССиП (1), Соч., 9:425). Наружность Губарева была,
--------------------------------------------------------------------------------
121 Муратов А. Б. "Гейдельбергские арабески" в "Дыме". С. 71-105.
122 См.: Из воспоминаний Е. М. Феоктистова /С предисл. и объяснениями Б. Л. Модзалевского // Тургеневский сборник / Под ред. А. Ф. Кони. Пгр., 1921. С. 164.
123 См.: Панаев И. И. Литературные воспоминания / Под ред. Р. В. Иванова-Разумника. Л., 1928. С. 349-350, 358.
стр. 132
--------------------------------------------------------------------------------
по-видимому, списана с Александра Станкевича (1821-1912), младшего брата Николая Владимировича.
Тщательно разрабатывал Тургенев даже такой второстепенный образ, как Биндасов, отчество и год рождения которого менялись в подготовительных материалах. Следует отметить, что от указанного прототипа - Н. X. Кетчера (1809-1886), старого знакомого Тургенева - был взят, скорее всего, только внешний облик "шумного бурша", энергичного молодого студента ("вроде Кетчера"). Этот облик связывал Кетчера в сознании Тургенева с образом Шеллера в IV главе романа "Рудин", хотя Шеллер славился своей молчаливостью. Кроме того, кое- чем Биндасов обязан уже покойному к тому времени А. А. Шеншину (1812-1860), жена которого Виктория Ильинична, женщина "скучная и кислая", также должна была быть выведена в романе. Представленный в романе как "по речам террорист, по призванию квартальный" (ПССиП (1), Соч., 9:162) Биндасов, судя по "Формулярному списку...", должен был иметь большую политическую окраску: он служил на Кавказе, но "презирает военный жанр", демократ, но "с умеренным оттенком". Замена в черновом автографе "по речам демократ" на "по речам террорист" (там же, с. 400) отражает, по-видимому, стремительное изменение политического климата в России между началом и серединой 1860-х годов. Но Тургенев ясно дает понять, что Биндасов тоже "шаткое и пустое явление".
Пищалкин должен был носить имя Алексей Алексеевич (или Александрович), прежде чем стать Егоровичем (Егорычем), по ассоциации с изменением отчества Биндасова; его возраст был и остался 25 лет, а прототип значился под криптонимом "К.". Это не Касаткин, как полагали советские исследователи (ПССиП (2), Соч., 7:512). В "Формулярном списке..." он уже значится как "Ко.", а в "Кратком рассказе..." прямо указывается: "Это - Колбасин". Трудно сказать, идет ли речь о Дмитрии Як. Колбасине (1827-1890) или о его брате Елисее (1831-1885), так как с обоими Тургенев обращался "приятельски- пренебрежительно", как было замечено исследователями, "как с людьми, совершенно незначительными и не заслуживающими большего..." (см.: Тургенев и круг "Современника". "Academia", МСМХХХ. С. 243-244). Оба брата выполняли многие поручения Тургенева как литературного, так и хозяйственного порядка, а Дмитрию Тургенев даже предложил взять на себя обязанности по управлению его имениями в трудный предреформенный период (письмо к Д. Я. Колбасину от 8(20) апреля 1858 года). Выполняя эту просьбу, Д. Колбасин пробыл в Спасском несколько месяцев, посылая подробные отчеты о своей деятельности. В письме от 16(28) февраля 1857 года Тургенев шутит по поводу "важности", разлитой на лице Д. Колбасина (ПССиП (2), Письма, 3:195).
Следующее за этим слово - "Цвет" - указывает на фамилию человека, имя которого еще не встречалось в тургеневедении. Это Семен Николаевич Цвет, родственник Н. Н. Тютчева, который в 1861 году принимал участие в качестве секретаря в экспедиции трех русских корветов под началом адмирала А. А. Попова. За либеральные речи и протесты он был высажен с корабля в Англии. Ему адресовано несколько писем А. П. Керн (Марковой-Виноградской), вошедших в ее дневник конца 1861 года (см.: КернА.П. Воспоминания. М., 1989 (по указ.)). Он же был автором статьи в "Русском вестнике" (1860, N 8) "Экономическая деятельность и законодательство", направленной против Н. Г. Чернышевского, а впоследствии, возможно, служил в Полтаве (см.: Лит. наследство. Т. 88. Кн. 1. С. 246).
Но как бы Дмитрий или Елисей Колбасины ни заслуживали убийственной карикатуры Тургенева, они вряд ли узнали бы себя в образе Пищалкина. На самом деле упоминание той или иной реально существующей фигуры в связи со всеми этими образами было лишь толчком к творческому процессу, который уводил далеко за границы прототипа. В случае с Пищалкиным почти все намеки попали в роман, и следует лишь отметить, что вполне почтенные демократические порывы персонажа карикатурно заострены тем, что он принимает их слишком всерьез. Его беда не в том,
стр. 133
--------------------------------------------------------------------------------
что он лжец, обманщик или лицемер; скорее, в том, что он не осознает степени смутности своих стремлений и отсутствия ясности (он "ограничен и пошл").
Последние члены губаревского кружка - Бамбаев и Суханчикова. Бамбаев, очевидно введенный в список действующих лиц незадолго до решения расстаться с предполагавшимся ранее персонажем под именем Чекмезова, сразу был назван Ростиславом Ардалионычем. Правда, возраст его был изменен с 32-х на 42 года, поскольку Тургенев, возможно, ощущал необходимость ввести человека средних лет в это старомодное общество. Первым прототипом этого образа указан композитор В. Н. Кашпе-ров (1827-1894), что подтверждается в формулярном списке и кратком изложении сюжета. Вероятно, разрабатывая образ Бамбаева, Тургенев уводил его все дальше от прототипа не только по возрасту. Вопреки тому, что говорится об этом персонаже в романе, краткая характеристика свидетельствует о том, что Тургенев считал его "хорошим" и "благородным" человеком, хотя и "несколько пустым" и "смешным". На самом деле он намеревался создать "смесь Кашперова с Пичем", подчеркнув общий для них энтузиазм и способность быть "вечно от чего-нибудь в восторге". Тургенев вовсе не хотел высмеивать своего друга Людвига Пича (1824- 1911), может быть за исключением того, что у того постоянно не было денег.
Образ Суханчиковой первоначально был задуман как мужской - Ивана Петровича Суханчикова, которому было 50 лет, и его прототипом значился некий "Б.". Представляется бессмысленным гадать, кто имелся в виду. Вряд ли, однако, ему отводилась роль, которую стала играть Суханчикова. Несомненно, что, ощущая необходимость ввести в роман "передовую" женщину, подобную Кукшиной в "Отцах и детях", Тургенев, не желая увеличивать число действующих лиц, просто наделил ее той же смешной фамилией (ср. девичью фамилию гр. Салиас - Сухово- Кобылина). Тургенев сначала дал ей имя Марья, но прежде чем назвать ее в окончательном тексте Матреной Семеновной (чтобы подчеркнуть связь с матерью Матреной, писавшей в упомянутой газетке "A tout venant je crache" - ПССиП (1), Соч., 9:510-511), колебался в выборе отчества между Кузьминишной и Власьевной. Сначала Суханчиковой было 40 лет, но затем, следуя "рабски" прототипу, Тургенев изменил ее возраст - 48 лет. Уже современники узнали в Матрене Суханчиковой модную в свое время писательницу и восторженную приятельницу Огарева Е. В. Салиас де Турнемир (1815-1892). Вряд ли, однако, она узнала себя, поскольку считала "Дым" замечательным произведением. 124
6
По сравнению с кружком Губарева главные герои романа еще больше отличаются от того, что мы читаем о них в "Формулярном списке действующих лиц новой повести", но основные черты характеров здесь уже определены. Удобнее сначала рассмотреть Татьяну и ее тетушку, затем Ирину и ее мужа, потом Литвинова и, наконец, Потугина. То, что прототипами Татьяны и ее тетки были Ольга Александровна Тургенева, в замужестве Сомова (1836-1872), и ее опекунша Надежда Михайловна Еропкина (1808-1895), было выяснено уже давно. 125 Несмотря на весьма дальнее родство, Тургенев одно время был близок с пожилым отцом Ольги, Александром Михайловичем (1772-1862), в салоне которого он часто беседовал с нею и слушал Бетховена в ее исполнении. Воспитание Ольги после смерти матери было доверено Еропкиной, которая сама была дальней родственницей и близким другом Александра Михайловича. Многие считали эту преданную компаньонку тетушкой молодой девушки.
--------------------------------------------------------------------------------
124 Лит. наследство. 1953. Т. 61. С. 797, 805.
125 Назарова Л. Н. Тургенев и О.А. Тургенева// Тургеневский сб. М.; Л., 1964. Вып. 1. С.293-303.
стр. 134
--------------------------------------------------------------------------------
Тургенев был настолько очарован восемнадцатилетней Ольгой, что она надеялась на скорую помолвку. Слухи о предстоящем браке, как водится, распространились. Трудно в точности проследить, как развивались их отношения, поскольку они были очень сложными. Когда, к примеру, в октябре 1854 года Тургенев сообщил Полине Виардо, что между ним и Ольгой все кончено, он, по-видимому, был не вполне искренним. Хотя они были действительно более всего близки в то лето в Петергофе, кажется, до окончательного разрыва дело дошло гораздо позже - в новом 1855 году или даже еще позже. 126 Бесспорно одно - их кратковременная, несостоявшаяся, хотя мирная и поэтическая любовь оставила глубокий след в сознании Тургенева и нашла свое отражение в "Переписке" (1856), в "Рудине", в "Дворянском гнезде" и в "Дыме". Она была также неотъемлемой частью его постоянной мечты о счастье дома, в России, в противовес более страстной, но лишенной корней и непредсказуемой любви к Полине Виардо. Вот почему сама Полина, которая искренне нуждалась в Тургеневе, была очень встревожена его отношениями с Ольгой Тургеневой, возможно считая ее самой опасной для себя угрозой. Этот фон необходимо иметь в виду для более верного понимания странной любви Литвинова одновременно к Татьяне и к Ирине и того ощущения предательства, которое каждая переживает, когда он нарушает верность одной из них.
Подобно Марфе Тимофеевне в "Дворянском гнезде", Капитолине Марковне Шестовой отведена важная роль наперсницы и защитницы молодой героини. С самого начала ей было дано это имя и определен возраст 55 лет, почти столько же, сколько ее прототипу в 1862 году. Но если в первом списке действующих лиц она была четко определена как тетушка Ольги (конечно, ввиду собственных авторских намерений) - "Т.* О.", в новом списке в этом месте стоит прочерк. Возможно, Тургенев счел нужным приглушить соответствие с прообразом, так как если многие девушки того времени могли быть похожи на добродетельную Татьяну, то в паре с ее опекуншей сходство становилось более заметным как для самих прототипов, так и для их знакомых. В наброске характера Капитолины Марковны Шестовой Тургенев прямо ставит перед собой задачу сделать ее похожей на Еропкину, а сама характеристика почти дословно повторяется во II главе окончательного текста.
Значительно более интересно то, что Тургенев писал о Татьяне Петровне Шестовой. Ее отчество - Павловна - было изменено, когда его получила Ирина, шифр "X" в новом списке действующих лиц был опущен и возникло колебание относительно возраста - 20 или 22 года. Самой Ольге Сомовой в 1862 году исполнилось уже 26, но Тургеневу надо было сделать ее моложе Ирины и приблизить ее возраст к тому времени, когда он чуть не стал ее женихом. В "Формулярном списке..." прямо написано: "Ольга Сомова - Только наружность красивее: - выше, стройнее и выражение сурьезнее", из чего можно, кажется, заключить, что Ольга Александровна казалась Тургеневу слишком маленькой ростом, не очень стройной и еще не сформировавшейся. Позднее Татьяна окажется несколько ограниченной и тусклой, хотя, возможно, Тургенев просто пытался замаскировать сходство с прототипом: он делает ее круглой сиротой, называет ее воспитание странным и не упоминает о ее музыкальности или художественных наклонностях. И все же многие детали обнаруживают, что он думал об Ольге: Татьяна должна быть идеалисткой "в полном смысле слова", способной "очень глубоко чувствовать" и "сильно страдать", хотя и скрытно. Сохраняется и мотив родства с Литвиновым.
Самое интересное, пожалуй, то, что "Формулярный список..." указывает на одну черту, которая не нашла отражения в романе, - это религиозность Татьяны. Потугин, правда, называет ее в главе XIX "истинно ангельской душой", но едва ли он имел в виду это ее качество. Похоже, что Тургенев намеревался сначала наделить свою
--------------------------------------------------------------------------------
126 Письмо Тургенева к О. А. Тургеневой, датированное 6(18) января 1855 года, может относиться к 1856 году.
стр. 135
--------------------------------------------------------------------------------
героиню чертой, роднящей ее с Лизой Калитиной из "Дворянского гнезда", и тут возникает вопрос: была ли сама Ольга Александровна действительно религиозна и, следовательно, не была ли она более близким, чем обычно предполагают, прототипом Лизы Калитиной? 127
Еще одна важная деталь в характеристике Татьяны, отмеченная уже в "Кратком рассказе...", отсылает нас к роману и заставляет предположить, что именно так вела себя во время объяснения Ольга Александровна, которой Тургенев сообщил, что он не может любить ее или жениться на ней. В кратком пересказе сюжета (глава XIV) читаем: "Утром объяснение с Т. Он ей все говорит, что можно. - Ее Haltung вроде Ольги Тургеневой", а в главе XX романа, где, правда, сама Татьяна произносит за Литвинова роковые слова, написано: "Татьяна повернулась к Литвинову всем телом; лицо ее с отброшенными назад волосами приблизилось к его лицу, и глаза ее, так долго на него глядевшие, так и впились в его глаза. (...) она прочла этот ответ в самом его молчании (...) и откинулась назад и уронила книгу..." (ПССиП (1), Соч., 9:285). В черновом автографе после этих слов стояло: "Она закрыла себе лицо обеими руками..." (там же, с. 418). Если некоторые подробности этого описания и были сочинены специально для романа, то общее напряжение и правдивость эпизода прямо заимствованы из биографии самого Тургенева.
В отличие от Татьяны определить характер и поведение Ирины и ее мужа было значительно труднее. Генерал Валериан Владимирович Ратмиров сначала имел фамилию Олитанский, затем Селунский. Селу неким он оставался вплоть до публикации романа. Его первоначальное имя Григорий потом перешло к Литвинову. Отчество Владимирович было заменено на Константинович, а затем возвращено в "Кратком рассказе...". Возраст (40 лет) и прототип ("А.") оставались неизменными. Криптоним всегда правильно расшифровывался как генерал Петр Павлович Альбединский (1826-1883), прибалтийский генерал-губернатор, муж княжны Александры Сергеевны Долгорукой (1836-1913), фаворитки Александра II; правда, потом в качестве еще одного прототипа был предложен генерал-адъютант Алексей Петрович Ахматов (1818-1870) (ПССиП (1), Соч., 9: 509), что подтверждается записью в "Формулярном списке...": "Взять наружность и турнюру Альбединского с примесью Ахматова и Краснокутского".
Последнее имя принадлежало генералу Николаю Александровичу Краснокутскому (1818-1891), еще одному столпу военного ведомства, который в 1856 году помог Тургеневу получить заграничный паспорт и, вероятно, встречался с ним в Париже незадолго до того, как был задуман "Дым". Первоначально он значился в качестве прототипа для образа Чекмезова, впоследствии отброшенного. Означает ли это, что Тургенев хотел ввести в роман еще одного генерала в противовес Ратмирову, неясно, но Чекмезов должен был быть одного возраста с Краснокутским (ПССиП (1), Соч., 9:396; Письма, 2:351, 619). 128 Очевидно и то, что изъятие Чекмезова из списка действующих лиц не было напрямую связано с почти одновременным введением Бамбаева, принадлежавшего к противоположному лагерю.
Характеристика Ратмирова фактически реализована в тексте романа, правда, с изменением фамилии были отброшены польские предки генерала. Более интересно то, что некоторые детали были впоследствии сняты, как например указание на незаконорожденность персонажа, его гомосексуальное прошлое в Пажеском корпусе, практическая польза его модного "либерализма" после смерти Николая Павловича. С другой
--------------------------------------------------------------------------------
127 Широко распространено мнение, что твердость веры и христианское благочестие Лизы восходят к дружбе Тургенева с глубоко религиозной графиней Е. Е. Ламберт (1821-1883). См.: GranjardH. Ivan Tourguenev, la comtesse Lambert et "Nid de seigneurs". Paris, 1960. Краткий обзор других прототипов Лизы, в том числе и Ольги Тургеневой, см. в подготовленном мною издании "Дворянского гнезда" (Pergamon Press, Oxford, 1969. P. 203-211).
128 См.: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 32 (воспоминания Н. В. Щербаня).
стр. 136
--------------------------------------------------------------------------------
стороны, в подготовительных материалах он засек насмерть 5 крестьян, а не 50, как в окончательном тексте, и женился на Ирине не только по расчету, но и по любви.
Окончательный выбор имени и возраста жены генерала - Ирины Павловны Селунской (затем Ратмировой), - видимо, доставил Тургеневу немало хлопот. В первом списке "Главных лиц будущей повести" он колебался между Александрой Михайловной (Ивановной) и Александрой (Ивановной) или Натальей Ивановной или Алексеевной, но не Александровной, как указано в Полном собрании сочинений (ПССиП (2), Соч., 7: 511). В новом списке он использовал последний вариант - Наталья Алексеевна, но имя прекрасной героини "Рудина" должно было показаться ему неподходящим для женщины совершенно иного типа и он сразу заменил его на Ирину (или Юлию) Павловну, изменив соответственно и отчество Татьяны. В первом списке персонажей Ирине было 22 года, затем возраст был сделан более юным, а окончательно определен как 25 лет. Это повлекло за собой и увеличение возраста Литвинова с 28 до 30 лет, таким образом, разница в возрасте героев сократилась с 5 до 3 лет и стала соответствовать разнице в возрасте Тургенева и Полины Виардо. Подобно Тургеневу, Литвинов в VII главе с первого взгляда влюбляется в Ирину и ему некоторое время не удается ее убедить в истинности своих чувств. Важность этой линии скоро станет очевидной.
Расшифровка вероятного прототипа Ирины, отмеченного сначала как "К. Д.", а затем как "Кн. Д.", никогда не вызывала особых трудностей, ибо даже издатель Тургенева был обеспокоен тем, что читатели легко узнают в Ирине княжну Долгорукую, и даже потребовал, было, убрать этот персонаж из романа. В свете этого представляется любопытным, что в пространном наброске ее образа Тургенев упоминает Долгорукую, только когда набросок уже наполовину составлен, и затем просто ставит перед собой задачу добиться внешнего сходства; в частности, он выделяет "египетские глаза", хотя многие другие детали (роль в высшем свете, близость ко двору, брак с Селунским) тоже напоминают о прототипе. Тем не менее очевидно, что Тургенев стремился создать, опираясь на различные прототипы, действительно оригинальный характер. Более того, в разработке этого характера на него явно повлияли размышления о Полине Виардо и ее на первый взгляд странном и темпераментном обращении с ним самим. В 1862 году ему, по крайней мере подсознательно, она представлялась капризной, эгоцентричной и очень умной - все три свойства, присущие Ирине, на которых настаивает Тургенев. В начале XI главы "Краткого рассказа..." есть удивительная описка: вместо "свидания у И(рины)" написано: "Свидание у П.", т.е. у Полины. Больше сказать уже нельзя - и хотя окончательный образ Ирины имеет мало общего с Полиной Виардо, совершенно очевидно, что Тургенев-Литвинов по-настоящему раздваивался между двумя совершенно разными чувствами: к Ольге- Татьяне и к Полине-Ирине. Одна олицетворяла Россию, нежность, спокойствие, молодость и свое гнездо, другая - добровольное изгнание, страсть, волнение, зрелость и оторванность от корней.
Разработка характера Ирины в подготовительных материалах представляет сама по себе небольшой роман, полный драматизма и крайностей. Более экстравагантная, чем в окончательном тексте, она должна была быть третьей из четырнадцати детей князя Осинина (есть основания считать, что Долгорукие были прообразом всего семейства Осининых 129 ). Подробности воспитания Ирины в романе несколько смягчены, первый триумф на балу передан в соответствии с первоначальным замыслом. В "Формулярном списке..." прямо говорится, что сам государь заметил и "пожелал ее в Петербург во фрейлины", что прежде чем выйти замуж она "чуть-чуть" не сделалась
--------------------------------------------------------------------------------
129 См. пометы В. М. Лазаревского на печатном экземпляре "Дыма" в кн.: Тургенев и его время. Первый сборник под ред. Н. Л. Бродского. М.; Пгр., 1923. С. 294. О кн. Долгорукой - прототипе Ирины - см. письмо Тургенева к П.В.Анненкову от 17(29) октября 1872 года (ПССиП (1), Письма, 10: 7).
стр. 137
--------------------------------------------------------------------------------
"любовницей то государя, то наследника", но затем эти намеки были сглажены, а частично убраны уже из черновой рукописи (ПССиП (1), Соч., 9:402, 426, 428).
Характеристика Ирины в подготовительных материалах тем более уничтожающа, что она кратка и откровенна. Ее натура полностью сложилась уже до отъезда в Петербург. Свойственное ей честолюбие обратилось с царственных особ на высшее общество, в котором она погрязла, пропитавшись всеми его пороками. Неотразимая привлекательность Ирины объясняется сочетанием внешней стыдливости и чувственности, которая отсылает (как указывает Тургенев) к возлюбленной Нерона Поппее Сабине. Это сравнение, фигурирующее в VII главе "Краткого рассказа..." и в "Формулярном списке...", приоткрывает взгляды Тургенева на римский и русский декаданс, хотя источники их не вполне ясны. Возможно, их следует искать в Таците и Плинии, которых Тургенев читал задолго до того, или же в приписываемой Сенеке пьесе "Октавия", вызвавшей несколько французских подражаний. Конечно, они не могли прийти от Монтеверди, чье замечательное возрождение Поппеи стало известно в более позднее время. Интересно, что в главе III "Былого и дум" (опубликованной в 1856 году и перепечатанной в 1861-м) Герцен сравнил Поппею и "лореток", которые встречаются и в "Дыме". Всюду Тургенев был захвачен двойственностью создаваемого им характера и предложил другие противоположные черты: "способность увлечься до страстности и расчет жидовский", каприз, легкомыслие, любовь к роскоши и меланхолия, эгоизм, ум, отсутствие художественного чувства, "щегольское умение играть жизнью, своей и чужой". Хотя все эти свойства нашли отражение в романе, но в подготовительных материалах они звучат более отчетливо, достигая, будучи высказанными от лица автора, более драматического и таинственного оттенка.
В кратком изложении предыстория отношений Ирины и Литвинова разительно отличается от изображенной в романе. Нам сообщается только, что она влюбила его в себя, что он "беспрестанно" заходил к ней и что их последняя встреча перед ее отъездом в Петербург отмечена букетом гелиотропов. В окончательном варианте сцена с букетом предшествует балу. Очевидно, что по крайней мере вначале Тургенев рассматривал цветы как символ расставания и воспоминания, что дает основание предположить, что они могли иметь определенное значение в его собственной жизни. В то же время единственное упоминание в краткой характеристике Ирины о том, что она была влюблена в Литвинова, дается в отрицательной форме; она не забыла своего чувства и "хочет им поиграть". И Тургенев лаконически заключает: "Каприз".
7
Человек, дважды павший жертвой соблазнительницы, сразу получил фамилию Литвинов, сначала он был Григорием Андреевичем, затем Андреем Михайлычем и, наконец, стал Григорием Михайлычем. Первоначально ему было 27 лет, в новом списке действующих лиц этот возраст сохраняется, но уже в "Формулярном списке..." ему 30 лет, в соответствии с увеличением возраста Ирины. Первоначальная идентификация Литвинова с криптонимом "X", означающим его неопределенность или нераскрытость, сохраняется и в новом списке, несмотря на то что "X" раньше фигурировал против имени Татьяны Шестовой. Можно предположить, что Тургенев намеревался исследовать Литвинова как тип, а также, разумеется, включить в него нечто личное: но хотя фамилия Литвинов достаточно распространена в России (и необязательно связана с литовскими корнями), трудно преодолеть ощущение, что Тургенев сознательно изменил фамилию Лутовинов, девичью фамилию покойной матери.
В самом начале характеристики героя Тургенев убирает указание на его принадлежность к дворянству, подчеркивая, что он "зритель, но не вялый в роде моих прежних". Возможно, Тургенев действительно хотел сделать Литвинова совершенно иным, не похожим на самого себя, ибо для определения его прежних героев выражение "вялый зритель" кажется чересчур безапелляционным. Хотя к Лаврецкому эта
стр. 138
--------------------------------------------------------------------------------
характеристика вполне приложима, может быть, в смысле аполитичности приложима к Ракитину из "Месяца в деревне", но очень ко многим героям она не подходит, а к иным неприложима вовсе. Можно даже подумать, что более всего она подходит именно к Литвинову!
Набросанная Тургеневым характеристика Литвинова, достаточно сложная и не вполне убедительная, в окончательном тексте существенно изменилась, начиная с первого упоминания во II главе. В целом образ стал более привлекательным и убедительным, созерцательным по-прежнему, но более цельным.
Тому было несколько причин. Одна из них несомненно художественная: Тургенев просто разрабатывал образ Литвинова до того момента, пока все противоречащие элементы не уравновесили друг друга. Поскольку он, видимо, работал без обращения к реально существующему прототипу (хотя смуглый цвет лица и был взят у немецкого путешественника и беллетриста Рудольфа Линдау (1829-1910)), то, что он хотел показать и сказать посредством Литвинова, легче было сделать в отношениях с другими главными героями и развитием сюжета. Особенно важным здесь оказалось введение Потугина, который сначала, может быть, слишком напоминал Литвинова и которого следовало отделить от него для достижения драматического контраста. В этой связи вспоминается такая черта, как предполагаемая страсть Литвинова к спорам, которая едва проступает в романе. Пожалуй, можно сказать, что он получился лучше, чем того хотел Тургенев, хотя и более вялым. Это подводит нас к еще одному возможному объяснению, а именно, что Литвинов, под влиянием изменившихся после 1863 года обстоятельств, стал ближе к своему создателю.
Тем не менее значение Потугина для Литвинова является решающим. Задуманный как Тугин Сократ Ильич (а не Иванович, как указано в комментариях и вариантах к обоим академическим изданиям Тургенева - ПССиП (1), Соч., 9:396; ПССиП (2), Соч., 7: 511), Потугин в новом списке действующих лиц значился вначале как Сократ Иваныч, а потом Созонтий (в романе Созонт). Его возраст уже в первом списке был изменен с 28 на 38 лет, таким он остался и в новом списке, и в его краткой характеристике, однако указание на прототип, обозначенное в первом списке криптонимом "П.", во втором было заменено прочерком. Следует также отметить, что в новом списке Потугин поднялся от номера 11 до номера 6. Хотя обычно в тургеневских списках действующих лиц персонажи, как в действующих лицах драматических произведений, располагались соответственно их появлению в романе, можно сделать вывод, что Потугин неожиданно приобрел для Тургенева более важное значение. Действительно, он начинает характеристику героя с прямого утверждения: "Это главное лицо всей повести". И далее: "В нем мне хочется выразить философа русского в настоящем смысле слова, человека, глубоко, насколько я смогу, понявшего Россию и русских. - Его каждое слово должно быть типичным - или совсем не надо его".
Это и вправду удивительно. Что бы ни думали критики о романе в его завершенном виде, считали его творческой удачей или неудачей писателя или спорили о возможности представить себе столь идеальный характер в России в 1862 году, очевидно, что задача, которую Тургенев поставил перед собой, была для него насущной, грандиозной и идущей от сердца. Здесь, наконец, должен был вспыхнуть огонь, огонь без дыма, огонь карающий и очищающий. Известное заявление Тургенева о том, что "Дым" написан в новом для него роде (ПССиП (1), Письма, 6 :138), связывалось многими читателями (вероятно, справедливо) с резкой критикой Потугиным современной русской жизни и культуры, но возможно, что оно в той же мере относится к личности и к сущности этого характера, как и к форме, в которой эта критика была высказана. хотя это даже снискало автору имя русского Ювенала. 130 Сатира, впрочем, не была чем-то совершенно новым для Тургенева: совсем недавно он использовал ее в ущерб себе в романе "Отцы и дети". Но Потугин должен был стать абсолютно новым типом
--------------------------------------------------------------------------------
130 Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 390.
стр. 139
--------------------------------------------------------------------------------
русского человека, который после 1861 года критиковал не только государственные устои России, но также и стареющих Герценов и Огаревых, резко противостоящих этим устоям. Тургенев твердо верил, что Потугин, как и Базаров, является типом. Возможно даже, что в них было что-то общее. Когда в 1867 году Д. И. Писарев упрекнул Тургенева за то, что он забыл Базарова, то получил ответ, что в настоящее время этот тип исчез из виду и "ему теперь только можно заявлять себя", а пока этого не произошло, то для литературы он не подходит (ПССиП (1), Письма, 6:261). Героями этого времени были, таким образом, Потугины, которые, избегая разрушительных целей Базаровых и отрицая их взгляды на искусство и любовь, продолжали бесстрашно бичевать узость, лицемерие и бездумный патриотизм.
Переписка Тургенева с Писаревым лучше всего обнаруживает авторские намерения в отношении Литвинова и Потугина. Писарев утверждал, что автор глядит на мир глазами Литвинова, сделав его главным героем романа, хотя он является всего лишь повторением Аркадия Кирсанова из "Отцов и детей". 131 На что Тургенев, делая вид, что Писарев случайно ошибся в определении главного героя, возражал: "Вы находите, что Потугин (Вы, вероятно, хотели его назвать, а не Литвинова) - тот же Аркадий; но тут я не могу не сказать, что Ваше критическое чувство Вам изменило...." (ПССиП (1), Письма, 6:261). Что касается Литвинова, то, как пишет Тургенев, "об нем и говорить нечего (...) он дюжинный честный человек - и все тут". Потугин же "умрет закоренелым и заклятым западником, - и мои труды пропали даром, если не чувствуется в нем этот глухой и неугасимый огонь". Здесь вновь Тургенев подтверждает, что Потугин выражал его собственные мысли.
Неясно лишь, почему герой, которого Тургенев считал типом, остался без прототипов. Набросок характера в "Кратком рассказе..." не дает нам разгадки. Внешняя неуклюжесть должна была соединить в себе черты В. И. Губарева (ПССиП (1), Соч., 14:78-79, 457), фамилию которого получил другой персонаж, и друга Тургенева М. А. Языкова (1811-1885), но никакой связи между Языковым и Потугиным в отношении внутреннего мира героя нет.
Что касается Воина Ивановича Губарева, "старинного приятеля" семейства Тургеневых, учившегося в одном пансионе с В. А. Жуковским, то писатель оставил его замечательный портрет в "Литературных и житейских воспоминаниях", где особенно подчеркнул типичность этого провинциального философа-вольтерьянца, оставшегося верным пристрастиям молодости. Многое из его наружности действительно перешло к Потугину.
У нас есть, правда, обозначенный в первом списке действующих лиц криптоним "П.", соблазняющий подыскать подходящий прототип, но ни один из возможных претендентов на него не подходит. И. П. Павлов (1823-1904), который уже отчасти послужил прототипом Базарова, 132 обладал злым остроумием Потугина, но не его цельностью. Критик Д. И. Писарев имел блестящий и глубокий ум, но не был мизантропом. Знакомый Тургенева романист и драматург А. Ф. Писемский презирал дураков и правоверных русофилов, но не адептов западничества. Более серьезной кандидатурой является, быть может, Я. П. Полонский, с которым Тургенев общался в Баден-Бадене в 1857 году и который разделял его горькое неприятие общества и модных веяний времени. Если ему и не хватало потугинской живости, он мог послужить отправной точкой. И все же ни один не подходит целиком, да и сам прототип к тому времени, когда образ Потугина стал более отчетливым, должно быть, оказался забытым. Кроме того, возможно, Тургенев намеревался сначала сделать образ, имеющий прототипом некоего "П.", второстепенным участником губаревского кружка, но затем превратил его в одного из главных оппонентов этого кружка. Помимо всего прочего, существует одна интересная проблема, имеющая отношение к уже завершенному образу Потугина:
--------------------------------------------------------------------------------
131 Писарев Д. И. Соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 4. С. 424.
132 См.: New Zealand Slavonic Journal. 1984. P. 43-44, 66; ПССиП (2), Соч., 12: 719-720.
стр. 140
--------------------------------------------------------------------------------
почему на собрании кружка он находится на первом плане, почему не произносит там ни одного слова и почему впоследствии теряет с ним всякую связь? Когда в V главе Литвинов спрашивает его об этом, то получает уклончивый ответ. Попытки Потугина высказываться наилучшим образом обо всех членах кружка - перед тем как каждого из них эффектно разгромить - показывают степень его знакомства с ними. Возможно, это осталось в романе от первоначального замысла.
В то же время тот факт, что Потугин сначала был назван Сократом, сыном Ильи, указывает на то, что он должен был обладать чертами философа и пророка. Для Тургенева Сократ был чем-то вроде божества, титана среди людей, символом человеческого достоинства перед жестокостью себе подобных и равнодушием природы. Он видел в нем "повивальную бабку чужих мыслей" (ПССиП (1), Письма, 1:325, 2 :145; 12(1) : 312; 12 (2) : 272). 133 Случайно или преднамеренно, но изменение неправдоподобной фамилии Тугин на более естественно звучащую Потугин повлекло за собой сдвиг смысла от простой напряженности ("тугой", "туга") к значению труда и родовых мук ("потуги"). Хотя многое из указанной выше символики сохранилось в романе, Тургенев, видимо, ощущал потребность приглушить ее. Так, он заменил "Ильич" на нейтральное "Иванович", а "Сократ" на более русское, хотя и церковное и все же весьма многозначительное "Созонтий", т. е. "спаситель".
Важным представляется указание на происхождение Потугина из духовного сословия, из которого вышли Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, хотя отец и дядя героя были чиновниками, в особенности дядя, вроде М. М. Карниолина-Пинского (1796-1866), возглавлявшего сенатскую следственную комиссию по "делу 32-х", по которому привлекался и сам писатель. Потугин тоже состоял на гражданской службе, являясь одновременно поповичем и чиновником, имея в каждом лагере руку и возможность быть и радикалом, и консерватором. В романе он общается и с так называемыми аристократами, и с так называемыми интеллектуалами. Для Литвинова он является посредником, но стоит на зыбкой почве между различными группировками, которые управляют или жаждут управлять Россией.
Сложная предыстория Потугина в подготовительных материалах сформулирована более точно, чем в окончательном тексте, где Тургенев несомненно хотел окружить его некоторой таинственностью (такого рода прием он использовал для Базарова). Многие детали пока отсутствуют, например девочка, которую он взял на воспитание. Женщина, с которой он был когда-то близок, была не Ирина. В общем, изменения, внесенные в процессе работы над романом, должны были более сблизить Литвинова и Потугина и усилить очарование, исходящее от Ирины.
В подготовительном наброске подчеркивается любовь Потугина к добру, к женской красоте и ненависть к фразе и лжи. Одна из наиболее загадочных и значительных черт, которую выделяет Тургенев, касается религии: "Не верит в Бога - но сокрушается втайне этим и никогда не кощунствует". Создается впечатление, что Тургенев говорит о себе.
Эта последняя нить, связывающая Потугина и его создателя, наводит на размышления иного рода. Хотя суть "замечательных разговоров" с Литвиновым не излагается, очевидно, что они не должны были носить только отрицательный характер. Они могли были быть направлены за и против религии, за и против демократии, против лицемерия и пошлости, но в защиту разума и терпимости. Когда Тургенев задумывал образ Потугина, ему самому были необходимы такие речи, чтобы объяснить в Сенате, каковы были его отношения с Герценом, Огаревым и Бакуниным, что их связывало и что разделяло. Как и Потугину, ему надо было и доверяться и избегать Пинского, который был одновременно и его защитником, и его обвинителем. Подобно Потугину, он покорился судьбе, не будучи уверен в успехе, но будучи уверен в правильности своей нынешней позиции и исполнен пылкой преданности цивилизации.
--------------------------------------------------------------------------------
133 См.: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 217.
стр. 141
--------------------------------------------------------------------------------
Первостепенная важность образа Потугина для Тургенева как для уяснения собственных "концов", так и для исследования современного русского общества подтверждается подготовительными записями к этому образу на отдельном листке, где находился и первоначальный план, а также почти полное повторение этих записей в конце "Краткого рассказа новой повести". Некоторые из них существовали ранее в подготовительных материалах к "Отцам и детям" и "Призракам". Большинство было реализовано в "Дыме", а некоторые детали обнаруживаются позднее в аналогичных списках для "Бригадира" и "Нови". Анализ этих записей (ПССиП (1), Соч., 9: 378, 396- 397; 10:324- 326; 12:340-342; ПССиП (2), Соч., 12:575-576; а также: New Zealand Slavonic Journal. 1984. P. 75-76) показывает, что в уста Потугина Тургенев намеревался ввести некоторые сугубо личные воспоминания, что еще раз подчеркивает значение для него этого образа.
В целом можно заключить, что "тип", изображенный Тургеневым, был основан столько же на его собственных идеях и взглядах, сколько на идеях и взглядах любого другого человека, которого он мог наблюдать. Само собою разумеется, однако, что Потугин не более, а, возможно, и гораздо менее Тургенев, чем Литвинов. В действительности большую часть своих переживаний и склада характера автор вложил в Литвинова, а большую часть размышлений - в Потугина. Было бы, однако, ошибкой считать все потугинские мысли принадлежащими Тургеневу: автор "Дыма" был менее упрямым, менее решительным, менее радикальным. Кроме того, многим сила потугинских речей обязана книге, которую Тургенев прочитал уже после того, как были сделаны первые наброски романа. Это была "La Revolution" Эдгара Кине (1803-1875), вышедшая в 1865 году и произведшая на писателя огромное впечатление. У нас нет возможности подробнее остановиться на этом вопросе, но исследователи, указывающие на важность этой книги для Тургенева, не до конца осознали удивительные параллели, которые можно провести между нападками Кине на французский шовинизм и самодовольство и резкой критикой, которую обрушивает Тургенев на нравственную и политическую несостоятельность своих соотечественников. 134 Это лишь одна из черт, которыми Тургенев наделил своего героя, прежде чем его образ окончательно сформировался.
8
Лучшее объяснение того, каким образом Тургенев создавал Потугина и других героев романа "Дым", содержится в воспоминаниях норвежско- американского писателя X. Бойесена, который посетил Тургенева на ул. Дуэ в Париже в 1873 году. В ответ на восхищенный отзыв Бойесена об Ирине писатель признался ему, что знавал ее в жизни, но что Ирина в романе не такова, какова она была на самом деле. "Я не знаю, - сказал Тургенев, - как объяснить вам самый процесс развития характеров в моем уме. Всякая написанная мной строчка вдохновлена чем-либо или случившимся лично со мной, или же тем, что я наблюдал. Не то что я копирую действительные эпизоды или живые личности, - нет, но эти сцены и личности дают мне сырой материал для художественных построений. Мне редко приходится выводить какое-либо знакомое мне лицо, так как в жизни редко встречаешь чистые, беспримесные типы. Я обыкновенно спрашиваю себя: для чего предназначила природа ту или иную личность? как проявится у нее известная черта характера, если ее развить в психологической последовательности? (...) Я не могу похвалиться особенно сильным воображением и не умею строить зданий на воздухе". 135
--------------------------------------------------------------------------------
134 О Тургеневе и Кине см.: ПССиП (1), Письма, 6:41, 44, 48, 463; ПССиП (2), Соч., 10: 318; Муратов А. Б. И. С. Тургенев после "Отцов и детей". С. 76-79.
135 И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 331.
стр. 142
--------------------------------------------------------------------------------
Хотя мы и не можем утверждать, что каждое слово, переданное Бойесеном, действительно принадлежит Тургеневу, все это звучит вполне правдоподобно. Самое интересное, что в этой беседе Тургенев сразу же заговорил о Базарове. Революционные "Отцы и дети" и "Дым" были неразделимы в его сознании, еще больше с тех пор, как оба романа "провалились". Но к моменту разговора с Бойесеном он в определенной степени преодолел ощущение неудачи и остался уверенным в справедливости своих идей. А в 1868 году, спустя год после выхода романа, он поблагодарил своего друга В. Рольстона за его статью о "Дыме" в журнале "Spectator" (ПССиП (1), Письма, 7:102). В этой статье Рольстон, становясь на сторону Тургенева, защищал его от обвинений в цинизме и презрении: "Бессмысленное самодовольство некоторых славянофилов, бесполезное возведение воздушных замков, на которое они попусту тратят время, - вот что сердит его и делает нетерпеливым". Это и есть тот дым, от которого Тургенев хотел бы избавить Россию; ради таких как возрожденный к жизни Литвинов автор ищет того "священного огня, который должен однажды поглотить отвратительные и вредные элементы русской жизни". 136 Хотя Тургенев и не ставил перед собой такой цели и, наверное, не одобрил бы начавшегося пожара, он уже высек искру посреди окружающего его дыма и был полностью убежден в своей правоте.
(Перевел с английского А. А. Долинин)
--------------------------------------------------------------------------------
136 Smoke (unsigned) // Spectator. 28 March 1868. P. 379- 381.
стр. 143
Париж
1863.
* * * * * * * * * * * * * * * *
1862.
(первые числа августа.)
1835. 1. Литвинов - Григорий Михайлыч (27). X.
1832. 2. Ворошилов, Семен Яковлевич. (30.). Сл.
1820. 3. Губарев, Степан Николаев. (42.). О.
1815. 4. Биндасов. Тит Ефремыч. (45.). Кет.
1837. 5. Пищалкин. Алексей Егорыч (25.) Ко.
1824. 6. Потугин. Со[крат]зонт Иваныч. (38.) -
1822. 7. Генерал Селунский, Валериян [Владимирович] 1 (40.) А.
18[40]35. 8. [Наталья Алексеевна] Ирина (Юлия) Павловна, 2 его жена. (27 3 ). Кн. Д.
1807. 9. Капитолина Марковна Шестова - (55.)
1842. 10. Татьяна [Павловна] Петровна Шестова. (20.) -
[1818. 11. Чекмезов, Василий Васильевич. (44). Мил. и Красно (?)]
1820. 4 11. 5 Бамбаев, Ростислав Ардалионыч (42. 6 ) Кашперов
1822. 7 12. 8 Суханчикова, Марья Кузминишна. 9 (40.) Гр Сальяс
* * * * * * * * * * * * * * * *
--------------------------------------------------------------------------------
* В тексте публикации зачеркнутые слова заключаются в квадратные скобки; слова, восстанавливаемые предположительно, - в ломаные.
1 Над строкой вписано и зачеркнуто: Константинович.
2 Окончательный вариант вписан над строкой.
3 Исправлено вместо: 22.
4 Исправлено вместо: 1830.
5 Исправлено вместо: 12.
6 Исправлено вместо: 32.
7 Исправлено вместо: 1820.
8 Исправлено вместо: 13.
9 Кузминишна вписано вместо зачеркнутого: Власьевна.
стр. 106
--------------------------------------------------------------------------------
I
Литвинов, Григорий Михайлович. -
род. 1832. 10 - 30 11 лет.
Молодой русский [дворянин (?)]: - зритель, но не вялый в роде моих прежних. - Он небольшого роста, смуглый, желчный, черноволосый - чуть в роде Рудольфа Линдау - большой лоб, короткие волосы - подбородок и губы не без энергии. Довольно молчалив, серьезен и желает знать и делать. - Воспитывался дома у отца, личного дворянина, вышедшего из купеческого рода, 12 и матери в роде отца и матери Апухтина - в небольшом довольно порядочном новом доме; имение материнское 13 около 100 14 душ; запущенное - но с большою будущностью - леса, винокуренный завод и т. д. - Был в университете Московском, держался в стороне и теперь приехал заниматься агрономией и тому подоб(ным). - Мать его умерла, отец по-старому управляет хозяйством, но доверяет ему. - Политических убеждений не имеет - инстинкты либеральные, но тихие. Очень привязчив, хотя подозрителен и недоверчив. - Ум восприимчивый и здравый, но без воображения и огня. - более обидчив, чем 15 [Он (?)] самолюбив. 16 Может быть очень несчастлив - но не будет этим ни тяготеть ни надоедать. Натура замечательно честная и довольно трудолюбив. - Желает устроить свое имение, быть полезным и жить спокойно и интересно, по мере возможности. Женская красота сильно на него действует: он с темпераментом, но так как он собирается жениться - по окончании курса и возвратившись в Россию, то ведет себя скромно. Он уже и жених - хотя не официальный - Т. Шестовой, своей родственницы, 17 которую 18 знавал в Петербурге и с которой прожил 6 недель в Дрездене.
Отец Литвинова выручил своими деньгами князя X, отца Ирины. 19
II
Ворошилов, Семен Яковлевич. род. 1832. - 30 лет.
Наружность на первый взгляд красивая - элегантная - потом пошлая. - Строен, высок, светлоок, белощек, глаза сияют, зубы белые; говорит быстро, бойко и резко - но [сам] в сущности очень шаткий. - Выразить в этом лице русскую шатость. - Впрочем добрый малый. - Отец его был петербургский чиновник взяточник в высоких чинах; мать - женщина злая и пустая. Был в Пажеском корпусе - вышел первым - стоит на золотой доске. - Показать плод ростовцевского воспитания. - Либерал, вышел в отставку и пока, не зная к чему прильнуть, бьет баклуши. - Доходы имеет маленькие - но аккуратен и собственно без страстей. - Слить воедино Случевского, де Роберти и Леонтьева. Читает много, но
--------------------------------------------------------------------------------
10 Исправлено вместо: 1835.
11 Исправлено вместо: 27.
12 личного рода - вписано над строкой.
13 материнское - вписано.
14 Исправлено вместо: 200.
15 более чем - вписано, в слове "самолюбив" заглавная буква исправлена на прописную.
16 Слово "самолюбив" первоначально было написано с заглавной буквы.
17 своей родственницы - вписано над строкой.
18 Над строкой начато и зачеркнуто: мно(го?).
19 Последняя фраза вписана позже над текстом.
стр. 107
--------------------------------------------------------------------------------
ничего не переваривает. Собирается что-то сделать - чем-то быть - но пока все только спешит. - "На ординарце прислан" к науке, к свободе и т. д.
III
Губарев, Степан Николаевич. 42 л<ет>. род. 1820.
Это - Огарев - Фролов - Касаткин. - Русский доктринер - демократ- фанатик и лентяй. Туп, меланхоличен, важен, упорен, бездарен, но не глуп. - Лишен дара слова, но внушает великое мнение о себе. Наружность почтенная в роде Александра Станкевича - лобаст, губаст, бородаст - тучноват. Когда в духе и нараспашку, дрянно смеется и подтрунивает; - даже похабность любит: но большей частью берет возвышенностью физиономии. - Социалист и славянофил: живет за границей 6-й год - благо состояние весьма порядочное, которым управляет по поручению его брат, дурак круглый, но преданный ему, скупой и хозяин в старом вкусе. - Читает все умные книги - и все в глубину устремляется: в то же время делает пропаганду более своим присутствием, чем словами. - Хорошей фамилии и со связями, которыми пренебрегает 20 - отец и мать 21 его давным- давно умерли - и он с ранних лет уже [1 нрзб.] распоряжался самим собою.
Служил в Министерстве внутренних дел - но не долго; - жил в деревне, в Москве: - [несколько раз собирался жениться (?)] был женат недолго на какой-то глупой и тоже возвышенной барышне с состоянием, портрет которой у него стоит на письменном столе: он таинственно намекает на нее, как на высокое создание: она ему оставила 80.000 р. сер. - Скуп. -
С важностью ест в известные моменты сухой хлеб (сочувствие мол народу) и т. д.
IV
Биндасов, Тит Ефремыч.
47 л(ет). р. в 1815.
Шумный бурш, в роде Кетчера. - Самолюбив, циничен, хохочет - а в душе кулак. Был военным - год прослужил на Кавказе, но презирает военный жанр; 22 выпить любит. - Тоже шаткое и пустое явление. - Демократ - но с умеренным оттенком. Рожа измятая - зубов многих нету, маленькая лысина, свиные глазки. 23 - Надо хорошенько понять, почему он бросил службу и слоняется за границей: нараспашку хотелось пожить, да ругаться кстати - а кроме того жизнь дешева. Доходы не очень большие: из мелких дворян и родня вся бедная - но ему какая-то генеральша, которую он употреблял, дала [малость 24 - (Александра Шеншина прихватить.) Он женат, но бросил жену - и она тоже разъезжает за границей - в Дрездене больше живет. - Жена эта скучная и кислая. - Говорит по-французски плохо, а по-немецки еще хуже - выше парижских лореток ничего не знает - хотя ругает и их. - Россейский цинизм.
--------------------------------------------------------------------------------
20 и со связями пренебрегает - вписано над строкой.
21 и мать - вписано.
22 но презирает военный жанр; - вписано над строкой.
23 свиные глазки - вписано над строкой.
24 именьице - вписано над строкой.
стр. 108
--------------------------------------------------------------------------------
V
Пищалкин, Алексей Егорович.
25 л(ет). род. 1837.
Это - Колбасин - Цвет. - Честный, идеалист - с прекрасными стремленьями - но ограничен и пошл - хотя для него "пошлость и пошлое" самые ужасные слова. Весьма почтительно обходится с самим собою. - Самолюбив ужасно вследствие убежденья - что какой мол я серьезный и не пошлый человек. Тяжел и даровитости [мало] никакой 25 - но терпелив и может быть очень полезен на третьестепенных местах. - Можно даже сказать, что в таких людях Россия нуждается. - По милости своей честности и демократических наклонностей получает большое влияние на мужиков, мещан. - Очень малознающ и никаких языков не знает. Одет всегда очень прилично, даже с некоторой щеголеватостью. - Говорит тупо, но с убежденьем и важностью.
VI Потугин, Созонтий Иваныч.
38 л(ет). р. 1824.
Это главное лицо всей повести. В нем мне хочется выразить философа русского в настоящем смысле слова, человека, глубоко, насколько я смогу, понявшего Россию и русских. - Его каждое слово должно быть типичным - или совсем не надо его. - Во-первых, наружность: - между М. Языковым и Губаревым. - Головастый - крупное тело на коротких ногах. - Лоб просторный, глаза небольшие, серые, очень умные и печальные, крупные правильные и горькие губы, нос картофелеобразный, 26 зубы нехорошие, цвет лица нечистый. Неловок, медлителен; руки [небольшие ] маленькие 27 и очень чистые и тонкие. Одет небрежно- запыленно: широкий старый галстух, пальто. - Без желчи - (так как он ничего не добивается) - но не без горечи, глубок, меток и уныло спокоен. - Все 28 доброе его сильно трогает: красота, особенно женская, 29 на него действует, хотя он для себя ничего не ожидает и видит и ее насквозь. Ненавидит фразу и ложь. - Жизнь его была следующая: остался сиротой лет 16-и 30 без братьев и сестер от отца (мать он совсем не помнит), 31 чиновника петербургского, который сам был братом другого более важного чиновника (в роде Ключарева и Пинского 32 ). У этого дяди Созонтий воспитывался и был определен им на службу. - (Они были из поповичей, но знатных - у них был архиерей в родне - ректоры семинарий и т. д.). - Дядя был тяжелый и тупой деспот; С. пил горькую чашу. Служил лет 20 - добивался чина надворного 33 советника (по министерству финансов). Наконец дядя умер и оставил ему 5000 р. сер. отцовские. - Он вышел в отставку и поехал за границу проветриться и посмотреть на людей. В душе любит
--------------------------------------------------------------------------------
25 никакой - вписано над строкой.
26 нос картофелеобразный - вписано над строкой.
27 маленькие - вписано над строкой.
28 Все - вписано над строкой.
29 особенно женская - вписано над строкой.
30 лет 16-и - вписано над строкой.
31 Фраза в скобках вписана над строкой.
32 и Пинского - вписано над строкой.
33 надворного - вписано над строкой вместо зачеркнутого сначала статского и вписанного затем над строкой, тоже зачеркнутого: коллежского.
стр. 109
--------------------------------------------------------------------------------
глубоко одно: гуманность и цивилизацию. Был долго и крепко влюблен в одну барышню, потом барыню; не женился. Она потом [отравилась (?)] умерла и перед смертью сблизилась с ним. 34 Молчалив и застенчив, хотя не робок; когда выпьет немножко, язык у него развязывается. - Не верит в Бога - но сокрушается втайне этим и никогда не кощунствует. - Получил имя Созонтия в честь дяди архимандрита, который однако ничего ему не дал и не покровительствовал.
VII
Валериян Владимирович Селунский. 40 л(ет). род. в 1822-м году.
Взять наружность и турнюру Альбединского с примесью Ахматова и Краснокутского. 35 - Тип образованного, учтивого, пронырливого и в сущности не только пустого, но на все гадости и притеснения способного генерала. - Отец его был побочный сын большого вельможи Александ(ровских) времен и [польки шляхетки] француженки, 36 которая вскоре умерла. Вельможа вывел сына в люди - но состояния ему не оставил - и он сам не успел себе составить - рано умер тоже. - Валериян родился от польки шляхетки, очень лукавой и красивой женщины - был помещен в Пажеский корпус, отличился там добронравием и хорошими манерами (хотя тоже был употребляем в задницу) и вышел в гвардию. - Карьеру сделал скоро - скромностью и веселостью, танцами и прислуживанием не без легкого и очень общего либерализьма (sic), который особенно пригодился ему после смерти имп(ератора) Николая; [которому] Николаю 37 он особенно 38 нравился за ловкую верховую езду на ординарцах (на чужих лошадях). Посланный разобрать какое-то крестьянское дело, запорол человек 5 насмерть, несмотря на свой либерализм. - Старухи были от него без ума. - Необыкновенно чист, свеж, румян, гибок и липок; осторожен, молчалив где нужно - и всегда сдержан; - вращается в высшем свете и все нужное для этого исполняет с фамильярной игривостью. - Женился из расчета, но и не без любви. - Был очень счастлив с женщинами и сохранил необычайную моложавость наружности. - В сущности ничего не знает и ни на что не способен - но себя вывезет. - Удивительные зубы и руки - и какая-то почти педерастическая ласковость в голосе.
VIII
Ирина Павловна Селунская. 27 лет. род. 1835.
Третья дочь московского знатного 39 князя Ос... (всех детей у него 14). - воспитана в бедности и московском неряшестве, почти попрошайстве. Отец ее тяжелый, пустой и дурной человек, которому по связям давали синекуры небольшие;
--------------------------------------------------------------------------------
34 умерла с ним - вписано над строкой.
35 и Краснокутского - вписано над строкой.
36 француженки - вписано над строкой.
37 Николаю - вписано над строкой.
38 особенно - вписано над строкой.
39 знатного - вписано над строкой.
стр. 110
--------------------------------------------------------------------------------
мать женщина желчная и злая, [весьма] некогда любимая фрейлина императрицы Александры - не примирившаяся с своим положеньем - удаленьем от двора и т. д. - На 18-м 40 году (1853 41 ) Ирина попала в Петербург - по следующему случаю: на бале в Дворянском собрании ее заметил государь и осведомившись о ней, пожелал ее в Петербург во фрейлины. - Она произвела на него впечатление. Двоюродный брат ее отца, граф Р. - богатый человек - подвернулся и желая прислужиться, предложил отцу Ирины взять ее к себе в дом. Перед отъездом Ирина - весьма развитая, хотя без особенных талантов - влюбила в себя Литвинова, который беспрестанно ходил к ним; бал решил ее судьбу; описать ее свидание с ним на другой день - букет гелиотропов. 42 - В Петербурге она вся ушла в придворную мерзость, прониклась ею до мозгу костей. - Чуть-чуть не сделавшись любовницей то государя, то наследника, она вышла уже 25 43 лет за ген(ерала) Селунского, которого поняла и не любит; но 44 она увидела, что пойдет с ним далеко, а оставаться в ложном положении было невозможно. Натура глубоко - славянски развращенная, лживая, изломанная - и в то же время неотразимо-соблазнительная, для мужчин, на которых действует смесью какой-то стыдливости с чувственностью (Поппея). - [Она] Наружность взять кн. Долгорукой - египетские глаза. - Странные противуположности: способность увлечься до страстности и расчет жидовский - каприз и frivolite 45 - amour du bruit et du luxe, 46 даже та развращенная 47 меланхолия, которая рождается только 48 среди этого шума. - В сущности зла, эгоистична - и очень умна. - Художественного чувства никакого - но какое-то щегольское умение играть жизнью, своей и чужой. - Она не забыла своего чувства к Литвинову - и дает им поиграть; отдыхая в Бадене перед новой придворно-петербургской кампаньей. Каприз.
IX
Капитолина Марковна Шестова -
55 лет. род. в 1807.
Старая девица - добродушная, честная и ограниченная чудачка в роде тетки Ольги. - Взять ее наружность, (почти белые волосы). - [Способна] Свободная душа, полная самопожертвования и некоторой гордости по этому поводу и некоторого презрения к людям иначе поступающим. - Посвятила себя [всю] воспитанию Татьяны и живет только для нее. - Esprit fort 49 - Штраусов читает, но тихонько от племянницы, которую не считает себя вправе обращать. - 50 Чувство долга сильное. Сама ходит без кринолина и волосы носит стриженые - но блеск на нее
__ 40 18-м - исправлено вместо написанного сначала: 19-м, а затем - 17-м.
41 1853 - вписано над строкой и исправлено вместо написанного сначала: 1854, а затем - 1852.
42 букет гелиотропов - вписано над строкой.
43 25 - исправлено в тексте вместо: 26.
44 и не любит; но - вписано над строкой.
45 легкомыслие (франц.).
46 любовь к шуму и роскоши (франц.).
47 та развращенная - вписано над строкой.
48 только - вписано над строкой.
49 вольнодумна (франц.).
50 но тихонько обращать - вписано над строкой.
стр. 111
--------------------------------------------------------------------------------
действует - хотя она этого и стыдится и даже бранит свет; 51 оттого она и в Баден приехала, посмотреть, что - мол это такое.
X
Татьяна Петровна Шестова -
20 лет. род в 1840 (sic).
Ольга Сомова. - Только наружность красивее: - выше, стройнее и выражение сурьезнее. - Осталась сиротой после довольно дрянного отца и получила воспитание несколько странное, хотя хорошее и wohlgemeint. 52 - Идеалистка в полном смысле слова, подобно своей тетушке. Немного ограниченна - или скорее - безо всякого блеска. - Способна очень глубоко чувствовать - и сильно страдать - но не выдаст себя. - Религиозна. - Литвинов ей 3-юродный брат.
XI
Бамбаев Ростислав Ардалионыч. 42 53 лет. род. в 1820. 54
Смесь Кашперова с Пичем. - Энтузиаст a tout propos 55 - хороший человек, благороднейший - но пустой и несколько смешной. - Всегда без гроша и вечно от чего-нибудь в восторге. -
XII
Суханчикова. Марья Кузьминишна.
48 56 год. 57 - род. в - 1814 год(у).
Рабски списать гр. Сальяс.
[Пищ(алкин). - Губ(арев). - Бам(баев). - Вор(ошилов). - Селунина с м(ужем). - Потугин. - Биндасов. - Суханчикова. - ] 58
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
--------------------------------------------------------------------------------
51 и даже бранит свет - вписано над строкой.
52 доброжелательное (нем.).
53 42 - исправлено вместо: 32.
54 1820 - исправлено вместо: 1830.
55 при всяком случае; кстати и некстати (франц.).
56 48 - исправлено вместо: 46 (?).
57 В тексте описка: род.
58 Перечисленные имена персонажей написаны столбцом.
стр. 112
--------------------------------------------------------------------------------
ГОД! Краси (Красн?)
я ду(мал?) нет (?):
затаенно
Краткий рассказ новой повести.
Париж
1863.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Глава I-ая.
Баден - 10-го августа 1862 г. - 4 часа. Развал гулянья. - Описать подробно. Русское дерево - наши лжеаристократы и лжецивилизов(анные) люди. - Разные - chevaliers d' industrie, 59 Home, поганые французики - в роде Люттерота и его приятеля, Зографо, - благоговение перед Мери. - Соллогуб, (нрзб.), 60 дамы, Криденер - игроки, лоретки. Англичане. Гр. Блюхер (?). 61 - Посвятить этому целую сильную главу. - Молодой человек (наружность Литвинова) сидит и рассеянно слушает музыку.
Гл. II-ая.
Несколько слов о нем, о его семействе. - Он ждет в Бадене свою невесту, которая должна приехать послезавтра. - Несколько слов о ней и о ее тетке. (Зачем именно в Бадене свидание? Слабость тетки 62 ). Isabelle la Bouquetiere к нему подходит и с презрением отворачивается. - Он глядит на проходящих там и тут и неловко. - Вдруг являются Ворошилов и Бамбаев. - Ба ба ба! - Вас-то и нужно, - кричит Бамбаев. - Надо сейчас, сейчас идти к Губареву. Губарев здесь - помилуйте - Вы этого не знаете. - К несчастию он завтра уезжает. 63 Описание Ворошилова (довольно подробное) и Бамбаева. - [Литвинова тащут к Огаревым (?)] Я не обедал. - И 64 мы не обедали. - Сейчас у Вебера. - Обед поглощен наскоро. - (Haltung 65 Ворошилова) - потом все идет к Губареву. 66 - На углу Лихтенталев(ской) аллеи какая-то дама пристально глядит на [него] Литвинова 67 и вдруг отворачивается... 68 Кто это? думает он...
--------------------------------------------------------------------------------
59 мошенники, плуты (франц.).
60 (нрзб.) - вписано над строкой.
61 Гр. Блюхер (?) - вписано над строкой.
62 Слабость тетки - вписано над строкой.
63 К несчастию ... уезжает - вписано над строкой.
64 Я ... И - вписано над строкой.
65 поведение, манера держать себя (нем.).
66 Губареву - исправлено вместо: Ога(реву).
67 Литвинова - вписано над строкой.
68 и вдруг отворачивается - вписано над строкой.
стр. 113
--------------------------------------------------------------------------------
Гл. III-ья.
Вечер у Губарева. - Суханчикова, Пищалкин, в углу Потугин. Биндасов является несколько позже с выигрышем - красный и дрянной. Описать этот вечер con amore. 69 NB. Губарев назначает новое свидание уже в Гейдельберге. Важность и пустота, прыгающие глаза Суханчиковой - внезапный смех Потугина - цигарки, сплетня, польский элемент и россейский, etc. 70 Литвинов уходит довольно рано 71 с головной болью - и сам не зная, при чем он присутствовал, при совершенном вздоре и лжи - или при чем-то еще не установившемся, но [молод(ом?)] имеющем право жить. 72
Гл. IV-ая.
Он садится за столик в Conversation; к нему подсаживается Потугин и выпив рюмки две киршу - имеет свой первый непременно замечательный разговор. - Литвинов, довольно пораженный своим новым знакомством - идет к себе в отель и находит дома - письмо от отца - со вложением между прочим записки попа о порче и букет гелиотропов, который, по словам гарсона, кто-то неизвестный велел поставить у его кровати. - Л. вспоминает даму, которую он мельком видел. 73 Неужели она? (NB. Литвинов всего два дня в Бадене.)
Гл. V-ая.
По поводу [его] этого букета рассказать всю историю его любви с Ириной - (подробно описать характер Ирины) - до рокового бала и букета. - Это должно быть и тонко и горячо. - Рассказать ее историю потом и замужество. - Л. никогда больше с нею не встретился, он почти не был в Петербурге. 74 Неужели она? - повторяет Л... и вдруг вспоминает о Татьяне - и совестно ему... Все это вздор! думает он наконец и принужден однако вынести букет в соседнюю комнату. - Но и оттуда он пахнет. - Л. не может заснуть.
Гл. VI-ая.
Описание утра в горах. Л(итвинов) идет рано гулять. - Натыкается на 75 Бамбаева и Ворошилова - прячется от них. Идет к Старому Замку и попадает в целую фешенебельную экскурсию россиян - генералы, 76 дипломаты, 77 львы и неизбежный Мери. Л. хочет увернуться - и вдруг его останавливает одна дама: Григорий Михайлович, вы меня не узнаете? - Это она - это Ирина. - Развязно и просто, как настоящая светская дама, она представляет его своему мужу. Описать генерала Селунского. - Смущенный и неловкий Литвинов остается в этом кружке, совершенно ему чуждом... Но вот они все поднимаются и едут далее... Вы придете к нам непременно сегодня же 78 - говорит Ирина - мы живем (?) там-то. - Л. обещает, но вовсе не намерен исполнить свое обещание. - День проходит вяло и безынтересно. Пищалкин [приходит] является... Скучно. Письмо от Татьяны, что приезд ее отсрочен на неделю. 79
--------------------------------------------------------------------------------
69 с любовью (ит.). Следующая фраза вписана на полях против текста.
70 etc. - вписано на полях.
71 довольно рано - вписано над строкой.
72 Текст, следующий далее, отделен чертой, обозначающей разбивку, и на полях вписан порядковый номер следующей главы.
73 Л. вспоминает ... видел - вписано над строкой.
74 Рассказать ... в Петербурге - вписано на полях.
75 Натыкается на - вписано над строкой вместо зачеркнутого: Прячется от.
76 генералы - исправлено вместо зачеркнутого: генерал и далее вычеркнутого: Селунский, его жена.
77 дипломаты - вписано над строкой.
78 сегодня же - вписано над строкой.
79 неделю - вписано над строкой вместо зачеркнутого: дня (на) два.
стр. 114
--------------------------------------------------------------------------------
Гл. VII-ая.
День еще проходит. - Так же скучно. Опять Пищалкин и Ворошилов. - Биндасов занимает 200 80 флоринов. На следующий день к завтраку приходит Потугин. Второй замечательный разговор. - Он дал слово привести Литвинова к Ирине. Объяснить, как он ее знает. - Он говорит также о ней, предварительно попросив киршу. "Поппея". 81 - Он уводит его.
Гл. VIII-ая.
Посещение у Ирины. Потугина сей час отправляют. Tete-а-tete. С Литвинова снимается неловкость. Показать, что Ирина не кокетничает просто, а действительно сохраняет какое-то влечение к прежнему, к прежней жизни. Явление Селунского и другого генерала. - [Разго(вор)] Показать пустоту и дрянной шик молодых генералов. - Ирина покоряется приглашению к Вел(икой) (кому?) Кн(ягине)(язю?) - но [дает] колет (?) мужа: при прощании значительное слово: - "Вы женитесь?" - И пожатие руки. -
Гл. IX-ая.
Утро шумное и пошло растраченное. Все тут: Ворошилов, Пищалкин и т. д. Показать тщету и суету русских, когда они выболтались на первых порах. - Тоска Литвинова. - Если бы хоть Потугин!.. Но вдруг является записка от Ирины. - Она его ждет в Лихтенталев<ской> аллее... Он бежит, как к ангелу-освободителю. - Разговор и с ней замечательный: ее тема: Я ни на что не жалуюсь, но Вы мне дороги - и я рада. - Литв(инов) сильно потрясен. Она однако идет в Conversation. Он остается в нерешительности. - Подходит Потугин. - Что барынька (?)?
Гл. Х-ая.
Разговор весьма важный с Потугиным, сидя на скамье. - О России, и о русском народе... К концу опять бегут Ворошилов, Пищалкин и т. д. Собираются в Гейдельберг. 82 Возвращаясь д(ом)ой, Л. находит записку от Ирины: я Вас сегодня не видала - это мне тяжело (?) - Назначается свидание у ней.
Гл. XI-ая.
Свидание у П. - Надо показать, что она за натура, как я ее понимаю: страстная и расчетливая, хитрая и наивная, глубоко испорченная раба (вписано) с порывами к Истине и к Свободе. - У Л(итвинов)а кругом голова идет. - Вы только кокетничаете со мною? Я... я кокетничаю? - Я твоя... Это должно быть быстро и пламенно. Уходя, странная встреча с Потугиным, который убегает от него скорчившись. 83
--------------------------------------------------------------------------------
80 200 - исправлено вместо: 100.
81 "Поппея" - вставка на полях, отмеченная крестиком.
82 Собираются в Гейдельберг - вписано на полях.
83 Уходя ... скорчившись - вписано на полях.
стр. 115
--------------------------------------------------------------------------------
Гл. XII-ая. 84
На другой день Л. идет к И. с трепетом. Он застает гостей, но она вся его. Ее сурово-презрительное обращение с мужем. Она должна быть хороша в эту минуту - отказ ехать на partie de plaisir 85 - развитые волосы... Она его любит. Она ему отдается.
Гл. XIII-ая.
На другой день приезд Татьяны и тетки. - Жестокое положение Литвинова. Целый день он с ними и не решается ничего сказать. - Встречает Ирину, генер(ала) Селу(нского). 811 - Знакомит Т(атьяну) с Потугиным. - Вечером, проходя по аллее - кто-то схватывает его руку... Трепещущий голос: пощадите меня... слезы - Ирина! -
Гл. XIV-ая.
Утром объяснение с Т(атьян)ой. Он ей все говорит, что можно. 87 - Ее Haltung 88 вроде Ольги Тургеневой. Растерзанный, он идет к Ирине. Объяснение. - Она на все согласна, она его понимает, хоть бежать с ним - но в то же время глаза блуждают. Прощай, до другого раза - но теперь 89 (-) Куда же? Мне надо - с мужем ехать... к М-m de Behague - там будет прусский король... я не могу не ехать туда. Слезы - и подбирает кружева, выбирает цветы к туалету. - Отворачивает лицо, чтобы слезы не падали на кружево. 90 - Вдруг она становится вся светская дама - как она щегольски и красиво и с богатыми складками сзади уходит с мужем и каким-то дипломатом.
Гл. XV-ая.
Л(итвинов) приходит домой и после бессонной ночи пишет Ирине отчаянную записку. - Ты хочешь бежать со мной; когда? - Я готов! - [В ответ] Она отвечает ему, чтоб он пришел переговорить. - Назначает свидание. - Он бежит туда... (Это надо постараться хорошо сделать.). Resume: Я могу тебе принадлежать - но бежать с тобой - нет - нет. - Он ее пугает - и она вдруг удаляется. - Вечером он приходит к ней - она его не принимает; - на другое утро то же (-) потом (?) французская записка: soyez genereux - separons-nous. Pardonnez-moi 91 - я разорила Вам счастье... Старайтесь его склеить вновь. 92 (Она его не обманывает - не говорит, что муж ревнует etc.).
Гл. XVI-ая.
После долгой борьбы, Л(итвинов) овладевает собою. - Все это вздор! - надо себя переломить - дело делать! Встреча с Тат(ьяной). - Она желта как воск и
--------------------------------------------------------------------------------
84 Вся XII-ая глава вписана на полях.
85 увеселительную прогулку (франц.).
86 генер(ала) Селу(нского) - вписано над строкой.
87 Он ей оо что можно - вписано над строкой.
88 поведение (нем.).
89 но теперь - вписано над строкой.
90 Отворачивает ... на кружево - вписано на полях.
91 будьте великодушны - расстанемся. Простите меня (франц.).
92 Pardonnez-moi ... снова - вписано над строкой и продолжено на полях.
стр. 116
--------------------------------------------------------------------------------
спокойна - хотя в улыбке и во взгляде есть что-то убитое - (комическое положение тетки, которая никак не может взвинтить себя до Resignation 93 - и то готова негодовать 94 и браниться, то плакать и дуться). Вы едете? Да; - и вы тоже? Вы в Россию к себе в губернию и я туда же: - надо еще обоим побывать в покое (?) - а дальше будет что будет. - Прощание без горечи и даже с каким-то маленьким лучом в сердце Л(итвинов)а.
Гл. XVII-ая.
Отъезд. - На железной дороге - Ирина - пришла проститься, нелегко побороть (?) себя. Судорожное стискивание руки [даже] - "Не женись, останься!". Почти компрометирует себя в глазах провожающего дипломата. Н(о?) (Н(аконец?)) Л(итвинов) едет. -
Гл. XVIII-ая.
Дорож(ные) размышления). - Дым. На Гейдельбер(гской) станции вся русская компания. Сюда! Сюда! К нам! Губарев ждет. - Л(итвинов) едет дальше. Ему вдруг стало это все противно. Бамбаев его ругает и т. д. - Л. уезжает. - Он теперь в деревне и, попробовав того-сего, отдает землю крестьянам исполу.
Пишет письмо к Т(атьяне). Получает ответ: приезжайте: говорят, даже больным легче вместе, чем порознь. -
*.*.*
К Сокр(ату) Потуг(ину)
даже молчит фразисто.
взволнованные улитки, (улитки с намечком)
Буду! буду!
сплетня - главный характер современного русского общества.
мертвая тишина полудня (в Англии, с Гарсией)
на ординарце к Науке.
Диди в дожде золотых листочков.
потекли накипевшие слезы, не облегчая сердца, но как-то сладко и горестно мучая его.
производство в Императоры (паук, человек и т. д.) Холопская натура
Русское художество? - Русское пружение, русское бессилие я знаю... но русское художество - нет.
--------------------------------------------------------------------------------
93 смирения (франц.).
94 В тексте описка: вместо негодовать - недоговать.
стр. 117
--------------------------------------------------------------------------------
Набоков (?) - уверяет, что у него больше мелодии, чем у Мейербера... У всех этих quasi гениальностей - даже мыслей меньше, чем у последнего западного труженика. 95
Воображает себя очень больным и очень умным; а он очень здоров и очень глуп.
* * *
ТВОРЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ РОМАНА "ДЫМ" В СВЕТЕ НОВЫХ МАТЕРИАЛОВ *
1
"Дым" принято считать самым слабым романом Тургенева, хотя все свидетельствует о том, что автор хотел сделать его наиболее сильным. Бесспорно, в XIX столетии найдется немного произведений, вызвавших такое неприятие у соотечественников. Появление "Дыма" в мартовском номере журнала "Русский вестник" вызвало шквал протестов, и лишь несколько одиноких голосов поднялось в защиту романа. Тургенева обвиняли в абсентеизме, т. е. в отрыве от почвы, в незнании современной России и русской жизни. Роман был воспринят как клевета на родную страну и ее народ. Посылая А. И. Герцену свое новое произведение, Тургенев писал 5(17) мая 1867 года: "Сколько мне известно, оно восстановило против меня в России - людей религиозных, придворных, славянофилов и патриотов", а в письме от 23 мая (4 июня) прибавлял: "...меня ругают все - и красные, и белые, и сверху, и снизу - и сбоку - особенно сбоку". 96
В основном критика была направлена на образ и высказывания Потугина. Герцену, который заявил, что ему наскучил Потугин, болтовню которого надо было бы сократить вдвое, Тургенев возражал: "...представь, я нахожу, что он еще не довольно говорит, - ив этом мнении утверждает меня всеобщая ярость, которую возбудило против меня это лицо" (ПССиП (1), Письма, 6:252). И впоследствии писатель не признавал за собой никакой вины и не считал нужным оправдываться, придав Потугину "несколько новых черт, еще определительнее высказывающих его значение, сущность и смысл", в отдельном издании романа (ПССиП (1), Соч., 9:329). Позже критики обвиняли Потугина в противоположном и, может быть, более существенном: в том, что его роль в развитии сюжета менее значительна, чем того требовало политическое и философское содержание романа.
Как во всех своих шести произведениях, названных им романами, 97 Тургенев в "Дыме" задумал соединить личную историю любви, надежд и стремлений с анализом
--------------------------------------------------------------------------------
95 труженика - вписано над строкой.
* Данная статья впервые опубликована в виде двух статей: 1) No smoke without fire: the genesis of Turgenev's Dym II From Pushkin to Palisandriia: essays on the Russian novel in honour of Richard Freeborn. London, 1990. P. 112-127; 2) Turgenev's notebooks for Dym II New Zealand Slavonic Journal. 1989-1990. P. 41-66. В полном виде с приложением подготовительных материалов: The Origins and Composition of Turgenev's novel Dym (Smoke), as seen from his sketches, by Patrick Waddington. Pinehaven, New Zealand, 1998. 56 p. Печатается здесь со значительными сокращениями и дополнениями. Автор глубоко благодарен хранителю семейного архива Виардо А. Ле Сену (ныне покойному) за предоставленные для публикации фотокопии подготовительных материалов к "Дыму" и возможность ознакомить с ними исследователей, а также А. А. Долинину, Е. И. Кийко и Н. П. Генераловой за помощь и поддержку.
96 Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. М.; Л., 1960. Т. 6. С. 247, 260. Далее ссылки на это издание даются в тексте - ПССиП (1) - с указанием серии, тома и страницы.
97 Это определение окончательно закрепилось для Тургенева лишь в предисловии к третьему тому его сочинений, изданных в 1880 году; до того, особенно в рукописях, Тургенев предпочитал
стр. 118
--------------------------------------------------------------------------------
современного русского общества. Но если в остальных романах обе эти линии сосредоточены в характере героя (Рудин, Лаврецкий, Инсаров, Базаров, Нежданов), то в "Дыме" они отчетливо разделены. Лишь об этом романе можно сказать, что здесь присутствуют два героя, не связанных прочно сюжетом, - Литвинов и Потугин. Из этого следует, что перед нами скорее два произведения, чем одно. 98
Важно понять, что Тургенев сознательно поставил перед собой эту задачу. Как и во всех остальных его романах, в замысле "Дыма" присутствуют любовь и политика, но теперь они более сложным образом преломляются в его сознании и творчестве. Новые материалы помогут распутать нити, но сначала следует напомнить вкратце историю создания романа.
2
Хотя некоторые детали сюжета будущего романа Тургенев обдумывал на протяжении многих лет, основные сюжетные линии "Дыма" выросли из романа "Отцы и дети", который, по общему мнению, явился вершиной творчества писателя. Перефразируя известную метафору, он верил, что, написав "Отцов и детей", сможет спокойно достигнуть "тихой пристани старости" (ПССиП (1), Письма, 4:108). В то же время образом Базарова Тургенев распахнул двери в будущее, уводя прочь от патриархальной дореформенной России на долгий путь преобразований и перемен. Роман, таким образом, дарил хотя и зыбкую, но все же надежду. Он был одновременно началом и концом, что соответствовало переходному характеру эпохи.
"Отцы и дети" появились в "Русском вестнике" в начале марта 1862 года по старому стилю. В это время Тургенев, находясь в Париже, уже писал исполненный грусти и разочарования в жизни рассказ "Довольно" с подзаголовком "Отрывок из записок умершего художника". Ничто у него не ладилось: ни работа, ни отношения с Полиной Виардо: они, как явствует из V главы "Довольно", практически прервались. Но он возвращается к отложенному несколько месяцев назад другому рассказу - "Призраки" и сообщает Достоевскому, что работа близится к концу (ПССиП (1), Письма, 4:359). А 14(26) апреля сообщает М. Н. Каткову, что надеется доставить ему к осени "новый труд, хотя не столь обширный (как "Отцы и дети". - П. У.), но задуманный с любовью" (там же, с. 379). Это сообщение считалось одним из первых упоминаний о романе "Дым" (там же, с. 639). Если это так, то первый список "Действующих лиц новой повести", опубликованный А. Мазоном, 99 следует датировать серединой апреля 1862 года, а не концом того же года или началом следующего, как это сделал А. Мазон, а вслед за ним комментаторы Полного собрания сочинений Тургенева (ПССиП (1), Соч., 9: 508; ПССиП (2), 7: 510-511). Это подтверждается и тщательным изучением рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже. 100 Более того, упоминания о "новой большой повести" в июньских и июльских
--------------------------------------------------------------------------------
называть свои романы "повестями". См.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т., изд. второе. Соч. Т. 9. С. 390. Далее ссылки на это издание даются в тексте - ПССиП (2) - с указанием серии, тома и страницы. Поскольку второе издание писем еще не завершено, приходится иногда пользоваться первым изданием, где к тому же в серии "Сочинения* даны все известные к тому времени рукописные и печатные варианты текстов произведений, отсутствующие во втором издании.
98 В такой трактовке нет, разумеется, ничего нового. См.: Freeborn Richard. Turgenev: the novelist's novelist. Oxford, 1960. P. 142-144. Среди тех, кто пытался опровергнуть эту точку зрения и настаивать на единстве "Дыма", был Дж. Вудворд, утверждавший, что главным действующим лицом романа является не Литвинов и не Потугин, а Ирина. См.: Woodward James В. Turgenev's "New Manner": a reassessment of his novel "Dym" // Canadian Slavonic Papers. Vol. XXVI. N 1. March 1984. P. 65-80.
99 Mazon Andre. Manuscrits parisiens d'lvan Tourguenev. Notices et extraits. Paris, 1930. P. 23. Впервые этот список опубликован Мазоном в 1925 году в журнале "Revue des Etudes Slaves" (N 5, p. 261- 266).
100 Slave 88. ft. 87 recto. 86 verso.
стр. 119
--------------------------------------------------------------------------------
письмах 1862 года с указанием ее объема и условий издания (ПССиП (1), Письма, 5:9, 31, 496, 505) не могут относиться к какому-либо иному произведению. Однако несмотря на обещание завершить "повесть" к концу 1862 года, очевидно, что на деле сделано было мало. В действительности Тургенев был прав, выжидая: необходимо было переварить мириады откликов на "Отцов и детей". "Дым" должен был стать совершенно другим произведением, значительно более весомым по сравнению с первоначальным замыслом.
Находясь в июне дома, в Спасском, Тургенев попытался мужественно встретить бурю враждебных откликов на роман "Отцы и дети". Уже в апреле он понимал, что рассердит, огорчит или удивит многих из тех, к чьему мнению он прислушивался. Более того, у Тургенева возникли сложности не только в России. Два ведущих центра так называемого русского демократического движения за рубежом - в Лондоне и Гейдельберге - выступили против его романа. Тургенев лично посещает в том же году оба этих места, которым суждено было сыграть значительную роль в "Дыме".
В середине мая писатель провел неделю в Лондоне, беседуя о будущем России с Герценом и его другом, поэтом и памфлетистом Н. П. Огаревым, а также с пресловутым анархистом М. А. Бакуниным, не так давно бежавшим из сибирской ссылки. Споры между давними друзьями становились все более резкими и ожесточенными. Каждый любил свое отечество, верил в него и все еще надеялся, что недавнее освобождение крестьян будет иметь благотворные последствия; но в то время как лондонская "тройка" предлагала разнообразные пути социальной и политической революции, Тургенев предвидел продолжение всеобщей летаргии, застоя и сопротивления европейскому просвещению. Находясь в Англии, он, по-видимому, посетил международную выставку в Бромптоне и, возможно. Хрустальный дворец в Сиденаме, вынеся оттуда впечатление, что российская цивилизация едва ли играет важную роль в цивилизации мировой. В XIV главе "Дыма" в уста Потугина он вложит одно из самых сильных и глубоко личных наблюдений. 101 Хотя западнические взгляды Потугина намеренно утрированы и не вполне выражают позицию самого писателя, они, вне всякого сомнения, прямо почерпнуты из аргументов автора, вынужденного противопоставить их идеям зарождающегося русского крестьянского социализма, которые Тургенев обнаружил в Герцене. После того как писатель вернулся в Париж, Герцен продолжил полемику с ним в восьми негласно адресованных Тургеневу письмах, озаглавленных "Концы и начала", публиковавшихся в "Колоколе" с июня 1862 года по февраль 1863-го. В них Герцен упрекал своего бывшего друга в желании замкнуться в мирной жизни, почивая на увядших лаврах западной культуры, в то время как Восток пробуждается. Страница за страницей тяжелой, невразумительной и скучной прозы иронически призывали Тургенева запечатлеть печальных и бесцельных Дон Кихотов революции, пока они не вымерли окончательно и их место не заняли люди более крепкой кладки. Если отвлечься от множества попутных замечаний, основная идея заключалась в том, что Европа завершила свой путь, и новое начало движения человечества принадлежит России.
Тургенев познакомился с первыми двумя письмами 21 августа, вскоре после приезда в Баден-Баден, куда отправился за намеревавшимся поселиться там семейством Виардо. Он решил ответить Герцену на страницах "Колокола", прося сохранить его имя в тайне, но, уже начав одно из писем, вскоре понял, что авторство будет тут же обнаружено. К тому же он получил предупреждение от одного из русских высокопоставленных чиновников, что публикация в журнале Герцена еще больше скомпрометирует его в глазах русского правительства, которое как раз в это время заинтересовалось
--------------------------------------------------------------------------------
101 Подробнее об этом и о поездке Тургенева в Лондон в 1862 году см. мою работу: Turgenev and England. London, 1980. P. 130- 132, 297-298. О сходстве и различиях во взглядах Тургенева и Потугина см. воспоминания В. В. Стасова: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. / Под ред. С. М. Петрова и В. Г. Фридлянд. М., 1969. Т. 2. С. 101.
стр. 120
--------------------------------------------------------------------------------
связями писателя с лондонскими изгнанниками. Поэтому Тургенев отказался от своего первоначального намерения и предпочел продолжить частную переписку со своим идейным противником (ПССиП (1), Письма, 5:38-40; 51-56; 64-68; 73-75; 508, 516). Были, однако, и другие причины, побудившие его изменить свое решение. Одна из них состояла в том, что Тургенева внезапно охватило ощущение умиротворенного благополучия в очаровательных окрестностях Баден- Бадена; вторая, довольно неожиданная, заключалась в том, что в соседнем Гейдельберге оказались более страстные, чем даже Герцен и Огарев, противники его литературного творчества. В сентябре и октябре он дважды выезжал в Гейдельберг поглядеть на "диких русских юношей", столь отличающихся от соотечественников "высшего полета - и потому низшего сорта", которые окружали его на самом курорте (там же, с. 41, 44, 47, 56).
В то время Гейдельберг был убежищем передовых русских студентов и славой своей был обязан преподававшим в нем естественные и экспериментальные науки Бунзену, Кирхгофу, Гельмгольцу и Вундту. Тургенев, не обладавший знаниями в этих областях и предполагавший в этом более дань моде, подчас жестоко нападал на этих молодых и не очень молодых русских в Гейдельберге, которые, судя по XIII и XXVIII главам романа "Отцы и дети", то и дело твердили о приоритете опыта и не умели отличить кислород от азота. На самом же деле в 1862 году в Гейдельберге собрались некоторые как из лучших умов России, так и из самых радикальных. Закрытие университетов, где они учились, в связи с пожарами и беспорядками, последовавшими после реформы 1861 года, послужило причиной еще большего притока студентов в Германию, чем обычно. Но это сделало лишь более очевидным то, что Тургенев, конечно, знал, а именно, что центр, способный привлечь таких людей, как С. П. Боткин, И. М. Сеченов, Д. И. Менделеев и А. П. Бородин, заслуживал не только сатирических выпадов. 102
По крайней мере таково было мнение гейдельбергских юношей и девушек, прочитавших весной 1862 года роман Тургенева "Отцы и дети". Возмущенные содержащимся там намеком на то, что все они невежественные и никчемные лентяи, молодые люди поручили одному из них, солдату, поэту и студенту К. К. Случевскому (1837- 1904), знакомому с Тургеневым, составить перечень основных пунктов, которые вменялись писателю в вину. Автора романа обвинили в том, что, понося "детей" и превознося "отцов", он наносит ущерб политическому развитию России. Тургенев вежливо и в то же время решительно оспаривал такой взгляд в письме из Парижа от 26 апреля н. ст., но был полон решимости при малейшей возможности сам принять вызов (ПССиП (1), Письма, 4:379-382, 640). Это произошло, возможно, скорее, чем он ожидал, осенью того же года, и хотя Случевского, по крайней мере в один из приездов Тургенева, в Гейдельберге не оказалось, писатель имел возможность поговорить с другими сторонниками Герцена и Огарева, основателями местной русской читальни, в том числе с В. И. Бакстом (1835-1874), В. Ф. Лугининым (1834-1911) и, по-видимому, с братьями де Роберти. Выступал ли Тургенев перед большой аудиторией, как утверждает один историк, теперь подтвердить нельзя, но он достаточно быстро уловил суть их доводов и понял, что непрекращающееся главенство лондонских эмигрантов превратилось в нечто вроде pis aller. 103 Ни одному из них не удалось поколебать его устойчивое мнение, что Гейдельберг является для русских скопищем злословья, посредственности и пустоты. Так называемые "гейдельбергские арабески" в "Дыме" явно обнаруживают, что думал писатель по поводу их суетливой, но бесполезной деятельности. Уже после выхода в свет "Дыма", в одном из интервью 1867 года Тургенев сказал, что политическая тенденция романа определялась главным образом разочарованием в молодом поколении России, особенно в заграничном
--------------------------------------------------------------------------------
102 См. об этом: Сватиков С. Г. И. С. Тургенев и русская молодежь в Гейдельберге (1861-1862) // Новая жизнь. 1912. N 12. С. 148- 185.
103 неизбежного зла (франц.).
стр. 121
--------------------------------------------------------------------------------
студенчестве, полностью утратившем идеализм и чувство прекрасного. Они, по мнению писателя, были позитивистами, утилитаристами, реалистами, кем угодно, но прежде всего хотели загасить "священное пламя гуманности". 104 Цель же Тургенева состояла в том, чтобы посредством образа Потугина поддержать это пламя.
Таким образом, политические, социальные и философские истоки романа "Дым" очевидны: Тургенев намеревался излить свое раздражение и на учителей и на учеников, на всех так называемых передовых русских, которых он теперь считал устаревшими, выброшенными историей. В особенности ему хотелось сделать достоянием общественности причины своего расхождения с Герценом, Огаревым и Бакуниным. 105 Но личные и нравственные корни романа, гораздо более завуалированные, определить сложнее.
Это был особенно мрачный период в жизни Тургенева, для объяснения которого потребовалась бы целая книга. Казалось, он потерял все, что имело для него жизненно важное значение: молодость, энергию, успех, вдохновение и любовь. В какой-то момент Баден-Баден мог показаться точкой обновления; и даже по возвращении в Париж произошло значительное событие, когда Полина Виардо, посетив его квартиру на улице Риволи 6 ноября 1862 года, начертала на одной из страниц рукописной тетради мистическую пентаграмму в знак своей привязанности. 106 Похоже, вскоре после этого он вновь принимается за старый рассказ "Поездка в Полесье" (1857) и пытается продолжить "день третий", на котором рассказ был прерван. Но вскоре он отказывается от этой попытки, оставив лишь скорбный возглас: "О кроткие чувства, мягкие звуки, доброта и утихание трепетной души, тающая радость первых умилений любви - где вы, где вы?" (ПССиП (1), Соч., 7:301). 3 января 1863 года, упомянув в письме к одному корреспонденту, что работа над "Дымом" продвигается медленно, он сообщает, что "ничего не ложится на бумагу", хотя и "вертится в голове", а в письме к М. Н. Каткову - о том, что за три месяца не написал "ни единой строчки" и что на него нашло "расположение духа темное и к работе неудобное", отодвигающее обещанные сроки на неопределенное время (ПССиП (1), Письма, 5:80-81).
Когда в конце января Тургенев вновь приступил к медленно продвигавшейся работе, он неожиданно получил официальное извещение из русского посольства в Париже о том, что ему необходимо приехать в Россию для дачи показаний о сношениях с издателями "Колокола". Ошеломленный и потрясенный Тургенев отправил письмо к царю и оказался весь во власти размышлений о себе и о будущем России. Теперь личное и политическое тесно сплелись в один узел и появился еще один импульс к тому, чтобы перенести на бумагу материал для будущего романа. Независимо от того, когда был создан первый набросок "Главных лиц будущей повести", нет сомнения, что новый список "Действующих лиц новой повести" и "Краткий рассказ новой повести", о которых идет речь в настоящей работе, датированные "Париж, 1863", были написаны этой весной перед отъездом в Баден- Баден в начале мая. Уже в середине февраля в письмах Тургенева зазвучали бодрые нотки, и 16, 17 февраля (28 февраля, 1 марта) 1863 года он сообщает П. В. Анненкову, что "и впредь солить" будет "Современику",
--------------------------------------------------------------------------------
104 Суворов П. П. Записки о прошлом. М., 1889. Т. 2. С. 100. О предупреждениях Тургенева в отношении Гейдельберга см.: ПССиП (1), Письма, 4: 147. О "гейдельбергских арабесках" в "Дыме" см.: Винникова И. А. "Дым". Тургенев и Писемский. (Еще раз о "гейдельбергских арабесках") // Тургеневский сб. Л., 1969. Вып. V. С. 261- 265; Муратов А. Б. 1) "Гейдельбергские арабески" в "Дыме" // Лит. наследство. 1967. Т. 76. С. 71-105; 2) И. С. Тургенев после "Отцов и детей" (60-е годы). Л., 1972. С. 124-144.
105 См. об этом: Granjard Henri. Ivan Tourguenev et les courants politiques et sociaux de son temps. 2-me ed. Paris, 1966. P. 353- 354. Иное истолкование спора Тургенева с Герценом, более сочувственное Герцену, см.: Schapiro Leonard. Turgenev: his life and times. Oxford, 1978. P. 195-213, а также: Freeborn R. Op. cit. P. 135-138.
106 Этот рисунок Тургенев сопроводил записью: "Эта фигура проведена П... 6-го нояб./ 25 окт. 1862-го г. у меня в комнате, вечером, в Париже, rue Rivoli, 210" (Mazon A. Op. cit. P. 61).
стр. 122
--------------------------------------------------------------------------------
постараясь показать своим недоброжелателям, что он "еще жив". Примерно в это же время высокие оценки его творчества русскими друзьями в Париже и неожиданная поддержка Гюстава Флобера, с которым он недавно познакомился, побуждают его вновь вернуться к работе (ПССиП (1), Письма, 5:105-106). Хотя он признается своим корреспондентам, что всю зиму ничего не делал, намерение его возобновить работу в Баден-Бадене остается непреклонным (там же, с. 111).
Большую часть апреля он был занят разного рода делами, включая официальный и очень осторожный ответ на опросный лист, направленный ему следственной комиссией Сената. Март представляется наиболее вероятным временем, к которому следует отнести подготовительные наброски к роману "Дым". По крайней мере неделя должна была потребоваться Тургеневу, чтобы перенести их на бумагу, а об остальном можно лишь строить догадки, поскольку за март сохранилось слишком малое число писем, которые могли бы уточнить, чем он занимался. О том, что писатель завершил подготовительные наброски к "Дыму", свидетельствуют и последующие упоминания о его работе над романом и то обстоятельство, что дата "Париж, 18 63" не могла относиться к более позднему периоду: в тот год Тургенев провел в Париже еще несколько дней, но они были посвящены его денежным делам (ПССиП (1), Письма, 5:173).
3
Настало время задуматься над тем, что имел в виду Тургенев, озаглавив свой новый роман "Дым". Насколько это название было существенно для него, подтверждается тем, что оно стояло уже в первом списке "Главных лиц будущей повести". 107 Правда, в публикуемом ныне втором списке действующих лиц и "кратком рассказе" упоминается только "новая повесть". Правда и то, что позже Тургенев думал назвать роман "Две жизни", может быть с целью указать два возможных жизненных пути Литвинова (или противопоставить правителей России и оппозиционеров, а может быть, Литвинова и Потугина по отношению к Ирине), 108 и уже после выхода в свет романа он вновь заколебался в выборе заглавия для французского перевода романа - вместо "Fumee" - "Incertitude" ("Неуверенность"), "Entre Ie passe et l' avenir" ("Между прошлым и будущим"), "Sans rivage" ("Без берегов") или "Dans Ie brouillard" ("В тумане").
И все же все эти варианты выражают эфемерное и неопределенное понятие, а последнее прямо возвращает нас к названию "Дым". Настаивая на сохранении названия "Дым", Проспер Мериме считал, что оно могло возбудить читательское любопытство (Corr. gen. / Ed. М. Parturier. Second serie. 11 vol. Toulouse, 1953-1964. Vol. 7. P. 550). Иными словами, в нем были поэтическая двусмысленность и некое очарование.
Для анализа всех бесспорных, вероятных и сомнительных значений, имплицированных в слове "дым" - или "fumee", или "smoke" - в связи с романом Тургенева, потребовалась бы целая диссертация. Если вспомнить знаменитые размышления Литвинова в поезде на пути из Баден-Бадена в Гейдельберг (гл. XXVI), то вряд ли следует искать какое- либо конкретное, положительное значение. Некоторые исследователи пытались обнаружить связь заглавия с цитатой из Грибоедова, обращенной в эпиграмме Ф. И. Тютчева против Тургенева: "И дым Отечества нам сладок и
--------------------------------------------------------------------------------
107 MazonA. Op. cit. P. 23; Лит. наследство. Т. 76. С. 93.
108 См. воспроизведение титульного листа рукописи: ПССиП (1), Соч., 9:145. Здесь отражено колебание Тургенева между двумя заглавиями: сначала "Дым", затем "Две жизни" и снова возвращение к первоначальному: "Дым" (об этом см.: MazonA. Op. cit. Р. 69, хотя следует заметить, что эта аргументация отчасти опровергается тем, что заглавие "Две жизни" стоит отдельно в заглавии рукописи романа, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже: Slave 84, f. 2).
стр. 123
--------------------------------------------------------------------------------
приятен". 109 В действительности цитата имеет длинную историю. Грибоедов цитировал в несколько видоизмененной форме заключительную строку из стихотворения Г. Р. Державина "Арфа", ставшую афоризмом; в свою очередь Державин трансформировал мысль, восходящую к "Одиссее" и Лукиану, дошедшую через посредство Дю Белле и наиболее точно сформулированную в "Английских пословицах" Джона Рейя (Ray), 1670: "Дым собственного очага лучше, чем огонь чужого" ("The smoke of a man's own house is better than the fire of another's"). Но хотя Тургенев, возможно, в глубине души чувствовал все это - кто способен полностью возненавидеть родное, даже если оно позорно? - к роману такая трактовка не имеет отношения и более подходит к выражению взглядов Герцена, Огарева и других изгнанников и, конечно, Достоевского и Толстого.
Еще одно осмысление заглавия, являющееся для романа лишь периферийным, лежит в русле иудео-христианской традиции, рассматривающей дым как предзнаменование, знамение суда и разрушения: дым поглощает грешников. Бог рассеивает своих врагов, как ветер рассеивает дым (Псалмы, 37:20, 68: 2, 102:3; Деяния, 2:19). С другой стороны, аналогичный взгляд на жизнь, которая подобна дыму, поглощается либо судом, либо роком, либо нашими собственными поступками, соответствует миросозерцанию Литвинова вплоть до его окончательного разрыва с Ириной. Дым можно рассматривать как символ мрака или ночи, ожидающей всех нас, и Тургенев действительно развернул этот образ, чтобы распространить его на тех, кого уже обволакивал туман и дым, как лондонских эмигрантов и их двойников в его произведении (ПССиП (1), Письма, 5:52, 68). Большая часть России не понимала, по его мнению, где она и что с нею происходит из-за ею же напущенной дымовой завесы. В какое-то время Тургенева смущала "всеобщая газообразность России", далекой от "планетарного состояния" (там же, 4: 238).
Разного рода беглые упоминания "дыма" и "тумана", искусно введенные автором в текст романа, создают ощущение чего-то смутного и неясного как в среде сильных мира сего, так и в среде тех, кто желает их свержения. В четвертой и шестой главах Литвинов испытывает головокружение и головную боль от клубов табачного дыма в губаревском кружке; в десятой главе он страдает, вдыхая более изысканный дым сигар курящих генералов. Между тем уже в XVII главе он осознает, что его единственный путь к спасению - бегство в Россию по железной дороге - будет окутан клубами паровозного дыма, и когда он в XXV главе покидает Баден-Баден, сама Ирина тает в каком-то подобии тумана, с которым она потом и будет ассоциироваться в его сознании. Затем следуют его размышления о дыме и паре в XXVI главе, в то время как его поезд проносится сквозь клубы пара и дыма, непрестанно меняющие форму и все-таки одни и те же. В самом конце романа, уже в России, вновь обретенное Литвиновым счастье с одетой в белое платье Татьяной контрастирует с кадильным дымом умирающей аристократии.
Еще одно существенное упоминание дыма мы встречаем в XXIII главе, когда Литвинов использует выражение "дым и прах" для обозначения крушения своих "надежд и начинаний". Мысль, что любовь к Ирине компенсирует ему утрату прошлого, придает этой фразе еще более острое звучание. Здесь мы подходим к подлинному смыслу слова "дым", означающему преходящий характер человеческой жизни и стремлений. И в русском, и в английском, и во французском, как и во многих других языках, существует выражение "исчезать как дым" об иллюзиях, обманчивых надеждах и вере, о суетности и тщеславии. Начиная со скрывающегося из вида дыма у Вергилия (Энеида, песнь V, 740) до мильтоновских "дыма и суеты" (Комус, 5) и шекспировского
--------------------------------------------------------------------------------
109 См.: Батюто А. И. Тургенев-романист. Л., 1972. С. 359- 360. О различных коннотациях слова "Дым" см. также: Thiergen Peter. Turgenevs Dym: Titel und Thema // Studien zu Literatur und Kultur in Osteuropa. Bonner Beitrage zum 9. Internationalen Slawistenkongress in Kiev, ed. Hans-Bernd Harder and Hans Rothe, Cologne and Vienna, 1983.
стр. 124
--------------------------------------------------------------------------------
"беспомощного дыма слов" (Похищение Лукреции, 1027) поэты всех веков стремились выразить при помощи такого рода образов кажущуюся бесцельность всего, о чем мы думаем, о чем говорим и что делаем. Несомненно, Тургенев держал в памяти стихотворение Ф.И. Тютчева "Как дымный столб светлеет в вышине..." (1848). В письмах к П. В. Анненкову от 13(25) ноября 1879 года и от 28 октября (9 ноября) 1881 года он цитирует: "Тень, бегущая от дыма".
Тургенев и сам любил повторять эту мысль в переписке с друзьями. "Но все эти прекрасные планы разлетелись дымом", - пишет он 20 июля (1 августа) 1859 года Н. Я. Макарову, а 19(31) января 1861 года сообщает О. Д. Хилковой: "Эти три месяца прошли как дым из трубы: бегут, бегут какие-то серые клубы, все как будто различные и в то же время однообразные". Последняя формулировка столь близка размышлениям Литвинова в поезде, похожим на фрагмент из Экклезиаста, что Тургенев, должно быть, просто повторил ее; в самом деле, все в этом удивительном размышлении указывает на его собственный жизненный опыт тех лет. "Суета сует и всяческая суета", - говорит Экклезиаст - на этот раз сам Тургенев. Удивительно, что эти слова относятся не только к тому, на что обрушивается Потугин, но даже и к его собственным мыслям.
Источник пессимизма романа "Дым" многие комментаторы усматривали во влиянии Шопенгауэра. 110 Около 1862 года, когда возник замысел романа, когда обдумывались другие пессимистические произведения, такие как "Довольно" и "Призраки", Тургенев, бесспорно, увлекался Шопенгауэром. На Шопенгауэра ссылался он в одном из ожесточенных споров с Герценом (ПССиП (1), Письма, 5:65). Есть также основания полагать, что Тургенев обсуждал Шопенгауэра с П. Мериме. 111 Однако отмечавшееся уже и гораздо более раннее по времени влияние Б. Паскаля на Тургенева, слишком хорошо известное, чтобы останавливаться на нем, 112 ощутимо в гл. XIII "Довольно"; французский мыслитель тоже говорит где-то, что наша душа лишь ветер и дым. Возвращаясь к самому Тургеневу, следует помнить романтический фон, которым было пронизано все его существование и который, в каком-то смысле, никогда не исчезал. Незадолго до того Ипполит Тэн в своем "Voyage aux eaux des Pyrenees" (1855) провозгласил, что жизнь человека - чистая случайность, обусловленная колебанием температуры, и всего лишь мгновение в вечности. Эта мысль, выраженная, правда, реалистически, все же остается в рамках традиции Шатобриана, который в "Рене" (1802) писал, что "род людской существует лишь день; дыхание Господа рассеивает его, подобно дыму".
Как бы то ни было, Тургенева преследовал символ дыма как воплощения хрупкости и преходящего характера всего человеческого. Завершая "Гамлета и Дон-Кихота" (1860), замечательное исследование противоположных начал человеческого рода, он цитирует (в переводе В.А. Жуковского) шиллеровское "Торжество победителей": "Все великое земное/ Разлетается, как дым..." Здесь он все еще опровергает эту мысль, утверждая, что "добрые дела не разлетятся дымом; они долговечнее самой сияющей красоты" и, ссылаясь на апостола Павла, что "одна любовь останется" (ПССиП (2), Соч., 5:348). Похожее заключение содержится и в финале "Отцов и детей". Но в "Довольно" акцент меняется. Искусство оказывается более долговечным, чем политика, но и оно - "бренные образы, которые мы, в темноте, на краю бездны, лепим из праха и на миг" (ПССиП (2), Соч., 7:228-229); все это тоже иллюзия, а жизнь монотонно повторяет себя. И в "Призраках" Тургенев проявляет сходное отвращение к истории и современному состоянию человечества, испытывает ужас перед
--------------------------------------------------------------------------------
110 McLaughlin Sigrid. Schopenhauer in Russland. Zur Literarischen Rezeption bei Turgenev. Wiesbaden. 1984.
111 См.: Granjard Н. Op. cit. P. 325-326; Merimee P. Oeuvres completes. Etudes de litterature russe / Ed. Н. Mongault. Paris, 1932. V. II. P. 549-550.
112 См.: ПССиП (1), Письма, 5 : 245-246; Батюто А. И. Тургенев и Паскаль // Русская литература. 1964. N 1. С. 153-162.
стр. 125
--------------------------------------------------------------------------------
разрушительными силами природы. Картина растворяется в картине, век в веке, и все проступает из тумана и обращается в ничто. И в этом произведении, завершенном в Баден-Бадене летом 1863 года, и в другом, которое будет отложено еще на два года, Тургенев был достаточно осторожен, чтобы не использовать слово "дым", однако в обоих этот образ непреодолимо присутствует в общем настроении и окончательном воплощении. Он будет присутствовать у него вплоть до публикации "Дыма" в 1867 году, несмотря на то что роман имеет благополучный конец.
Следует, однако, подчеркнуть, что Тургенев никогда не терял веру в силу любви надолго. Эта вера действительно послужила завязкой к перипетиям "Дыма" и позволила ему дописать произведение именно как роман. Пятилетний промежуток между разработкой замысла и его завершением был заполнен вновь обретенными в Баден-Бадене эмоциональной успокоенностью, большей близостью к Полине Виардо и вернувшейся радостью их отношений. После непродолжительного периода бездействия к Тургеневу, благодаря Полине Виардо, вернулось вдохновение, и он усердно принялся за работу над "Дымом". Роман был начат 18 ноября 1865 года. 113 На титульный лист тетради, специально купленной для этой цели, он наклеил надпись: "s. i. P." и знак, напоминающий небольшой крестик. Завершив рукопись, 29 января 1867 года он сделал самое сильное из всех когда-либо положенных им на бумагу признаний в любви. Он объяснил, что должен получить ее согласие, одобрение, и все должно быть "а. i. Р." 114 Андре Мазон высказал предположение, что этот тайный шифр может быть прочитан как: "sub invocatione Paulinae", т. е. "под защитой Полины". Другой вариант - "sub imperio Paulinae", т.е. "по повелению Полины". 115 Так или иначе, это несомненно означает, что "Дым" в его окончательном варианте был настолько же внутренне и безусловно связан с чувствами Тургенева к Полине Виардо, как и решительно направлен против всего, что казалось автору пошлым, лицемерным и извращенным в современной ему России. Сквозь дым ныне блеснул огонь.
4
Обратимся, наконец, к двум небольшим записным книжкам, имеющим дату "Париж, 1863" и озаглавленным: "Краткий рассказ новой повести" и "Формулярный список действующих лиц новой повести". Без сомнения, краткое изложение сюжета написано позднее формулярного списка, но для удобства начнем с него.
Прежде всего мы узнаем, что роман первоначально должен был состоять из 18-ти глав. К моменту завершения их оказалось 28. Это произошло частично в результате того, что длинные главы были разбиты на две, но, помимо этого, разрослась и была изменена сама структура романа: кое-какие детали были разработаны подробно, иные введены в роман заново. Тем не менее большая часть того, что было в первоначальном замысле, сохранилась, включая мелкие, казалось бы незначительные подробности. Вполне вероятно, что это было вызвано отчасти какими-то личными мотивами. Первое, что следует отметить: действие в "Кратком рассказе..." начинается так же, как и в романе: в 4 часа пополудни 10 августа 1862 года. Хотя Тургенев и прежде пользовался
--------------------------------------------------------------------------------
113 Quelques lettres d' lvan Tourguenev a Pauline Viardot/ Ed. Н. Granjard. Paris, 1974. P. 133-134; Маzоn А. Op. cit. P. 68-69.
114 Tourguenev Ivan. Nouvelle correspondance inedite. Paris, 1971. Vol. I. P. 140; Lettres inedites de Tourguenev a Pauline Viardot et a sa famille / Ed. Н. Granjard et A. Zviguilsky. Lausanne, 1972. P. 126-127; New Zealand Slavonic Journal. 1983. P. 229; ПССиП (1), Письма, б: 139, 141,142.
115 См.: Маzоn А. Op. cit. P. 68. Наклейка на тетради напоминает по форме гроб, что, может быть, побудило читать (несомненно, неверно) аббревиатуру как "sit in pace" ("почиет в мире" - лат.). Судя по таким же наклейкам на других тетрадях, хранящихся в Национальной библиотеке в Париже (Slave 84, 85, 86), "P" - безусловно прописная буква, а некоторые другие интерпретации, как например "sub iudice Paulina" или "sic iuvit Paulinam", вряд ли убедительны, так как Тургенев написал бы "J", а не "i".
стр. 126
--------------------------------------------------------------------------------
конкретными датами (так начинаются, например, "Отцы и дети"), чувствуется, что впечатления Литвинова от Шварцвальда - эго собственные впечатления автора. Несмотря на краткое посещение курорта летом .1 357 года, вряд ли Тургенев знал это место до того, как прибыл туда прямо из России 9(21) августа 1862 года. Как и Литвинов, он мог получить первые непосредственные впечатления от местной, лениво фланирующей публики именно 10 августа, правда по старому стилю. Перепутал ли он стиль, когда девять месяцев спустя указывал дату, или произвольно изменил ее, как бы говоря: я был и не был там, но сама связь между двумя стилями кажется слишком очевидной, чтобы быть простым совпадением; и сохранение даты 1862, которая вполне могла быть заменена на другую, скажем на 1866, накануне появления романа, по-видимому, тоже указывает на автобиографическую значимость ее для Тургенева. Более того, баденская обстановка определяется в романе как впечатлениями 1857 года, так и 1862-го, когда многие представители высшего света удостоили город своим пребыванием: Смирновы, Озеровы, Трубецкие, Голицыны, княгиня В. П. Бутера ди Радали (мать Шуваловых), граф Олсуфьев и княгиня Елизавета Гагарина с дочерьми. Среди литераторов здесь был Л. Н. Толстой, проигравшийся в рулетку, и поэт Я. П. Полонский, 116
В I главе "Краткого рассказа..." Тургенев ставит перед собой задачу "описать подробно" эту послеполуденную публику и сделать из этого описания "целую сильную главу". Некоторые детали прямо соответствуют тому, что вошло в окончательный текст, причем многие аллюзии объяснены; например, становится ясным, что за фигурой престарелого французского писателя, которого позже Тургенев назовет Вердье, стоит Жозеф Мери (1798-1865) - автор рассказов и оперных либретто, некогда модный поэт и остроумный собеседник. Пребывание в Баден-Бадене известного американо-шотландского медиума Даниэля Дунгласа Юма (1833-1886) объясняет упоминание о "спиритах", как и случай с г-ном Фоксом в окончательном варианте XV главы. Юм безусловно находился там в 1857 году, когда Тургенев впервые посетил город, и скорее всего был там и на этот раз. Полонский, встретивший Юма у кн. Бутеры, описал это в своих воспоминаниях. 117
"R. R.", вызывающий в памяти "львов сороковых годов", когда графиня Воротынская была предметом всеобщего поклонения, отчасти имеет отношение к создателю этой литературной героини, графу В. А. Соллогубу (1814-1882), который в это время жил в Баден-Бадене. Возможно, "графиня Ш." немало позаимствовала у кн. Бутеры. К "тузам с европейским именем" Тургенев, видимо, причислял загадочного графа Блюхера и одного из членов клана Кридинеров (Криднеров, Крюденеров), может быть П. А. Кридинера, в то время находившегося на дипломатической службе, но скорее всего имелся в виду генерал- лейтенант Николай Павлович Криденер (ум. 1891), гроза поляков в 1860- е годы, а позже один из командующих в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. С другой стороны, первая глава романа в окончательном варианте стала более русской. Согласно "Краткому рассказу...", она должна была включать англичан, известных прусских деятелей, международных авантюристов ("chevaliers d' Industrie") и "поганых французиков", вроде уроженца Лейпцига, журналиста и писателя Анри Люттерота (1802-1889) и таинственного Зографо, который впоследствии дрался на дуэли, где Тургенев был секундантом. 118 Последовательное возрастание внимания автора к русским отчетливо соответствовало развитию основных тем романа, но и отличалось от первоначального восприятия Тургеневым Баден-Бадена. По мере того как он, поселившись в этом действительно очаровательном городе, привыкал к местной публике, обустраивая заново жизнь рядом с Полиной Виардо и ее
--------------------------------------------------------------------------------
116 Полонский Я. П. Из дневника // Голос минувшего. 1919. Январь-Апрель. С. 120, 122, 124-126.
117 Там же. С. 124.
118 Mazon A. Op. cit. P. 69; New Zealand Slavonic Journal. 1988. P. II. P. 57.
стр. 127
--------------------------------------------------------------------------------
семьей, его поначалу острое неприятие мещанской ограниченности этой публики смягчалось, но в 1863 году, когда рождался замысел "Дыма", писатель, должно быть, был встревожен перспективой жить - с Виардо или без них - в соседстве с этой самодовольной средой.
С этим, несомненно, связаны некоторые детали в "Кратком рассказе...", делающие Литвинова менее стабильным, менее уверенным в себе. Он, а не Бамбаев с Ворошиловым, должен был вызвать презрительную гримасу у известной цветочницы Жокей-клуба. Его портрет должен был присутствовать в I главе, а во второй рассказана его история. Мимолетное появление Ирины в конце III главы романа в замысле было включено во II главу, а встреча с Литвиновым должна была создать в сознании читателя уже в самом начале ощущение сомнения и опасности.
Согласно замыслу, II глава должна была более выделить личность Ворошилова, а не его поведение в неожиданных ситуациях (Тургенев употребляет немецкое слово "Haltung" и по отношению к другим персонажам). В отличие от Бамбаева, Ворошилов не ломает дурака перед Литвиновым.
Глава III (в романе IV) демонстрирует некоторые интересные детали сходства и различия с окончательным текстом. Одну или две замечательные детали Тургенев сохранил, очевидно подчеркивая их значение для себя еще в 1863 году: это "прыгающие глаза" Суханчиковой и характеристика Биндасова как человека "дрянного". Видимо, эти черты были характерными для их прототипов - гр. Е. В. Салиас де Турнемир и Н. X. Кетчера. С другой стороны, Пищалкин, кажется, первоначально должен был играть не меньшую роль, чем Суханчикова, однако в окончательном варианте он уже не играет особой роли. На самом деле политическое содержание этой главы, весьма расплывчатое и абстрактное в окончательном виде, возможно, было бы более острым, если бы роман был написан в 1863 году: в дополнение к "сплетням" и "пустоте" на вечеринке, похоже, должен был обсуждаться "польский вопрос" (актуальный в то время), а не быть упомянутым вскользь Губаревым. Кроме того, Потугин должен был принять участие в обсуждении, хотя бы в форме язвительных реплик;
Губарев - устроить еще одну встречу кружка, в Гейдельберге; и все должно было быть передано Тургеневым "с любовью" ("con amore"). Кроме того, Литвинов должен был покинуть это сборище не просто удивленным и раздраженным, а перед ним должна была возникнуть дилемма: совершенный ли это "вздор" или нечто, "имеющее право жить". Из чего можно сделать вывод, что первоначально Тургенев собирался сопоставить "глупые" и "умные" элементы философской основы романа, а не разделить их и ввести Потугина лишь в разговоре "tete-a-tete" с Литвиновым.
IV глава (в романе V) должна была главным образом состоять из "первого непременно замечательного разговора". Поскольку о содержании его не говорится, можно предположить, что Тургенев хотел разработать эту и другие сцены с Потугиным отдельно, но, очевидно, не представлял себе, что этот самый замечательный "разговор" (а вернее, монолог) выйдет таким долгим, ведь в конце главы должна была помещаться бблыпая часть материала, который мы обнаруживаем в следующей (VI) главе. О самом же этом материале следует сказать, что вряд ли письмо из дома и записка попа "о порче" могли быть выдуманы, скорее они были почерпнуты из жизни, иначе как бы Тургенев смог описать несколько лет спустя то, что существовало лишь в виде заметок?
В самом конце IV главы "Краткого рассказа..." Тургенев заставляет Литвинова вспомнить женщину, которую он заметил в Лихтенталевской аллее во II главе. В романе этот эпизод передан более сильно и в психологическом и в художественном отношении: о прошлой любви Литвинову напоминает лишь запах гелиотропа. Однако первоначальный вариант V главы (VII, VIII и IX в окончательном тексте), включающий рассказ об Ирине как воспоминание Литвинова во время бессонницы, мог быть драматически более эффектным, не будь этот рассказ столь растянутым в окончательном тексте романа. В "Кратком рассказе..." Тургенев ставит перед собой задачу "подробно описать характер Ирины" и сделать все "и тонко и горячо"; но он не мог
стр. 128
--------------------------------------------------------------------------------
предвидеть, что из этого получится. Даже в таком виде, с тремя главами вместо одной, в романе, несмотря на очевидное намерение писателя, не нашлось места рассказу о замужестве героини и лишь вскользь упоминается о нем.
Глава Х романа соответствует основным линиям, намеченным в главе VI "Краткого рассказа...", но более подробно останавливается на характеристике и беседе генералов: ведь у Тургенева было достаточно времени их изучить. В наброске, правда, "фешенебельная экскурсия россиян" (пикник) включала дипломатов, высокопоставленных особ, а также военных и Ж. Мери (он же Вердье), который не должен был появиться лишь незадолго до ухода Литвинова, как это произошло в романе; ничего не сказано и о том, какого рода был разговор, в который оказался волей-неволей втянутым наш герой. Конец VI и вся VII глава наброска соответствуют IX главе "Дыма", с тем лишь очень важным различием, что Потугин должен был иметь здесь "второй замечательный разговор* с Литвиновым и подробно рассказать ему о своих отношениях с Ириной, прежде чем отвести его к ней. Все это, по зрелом размышлении, Тургенев решил сделать позже.
VIII глава (соответствующая XII главе в романе) имела помету: "показать, что Ирина не кокетничает просто, а действительно сохранила (...) влечение к прошлому". Пусть читатель судит, следует ли это из романа, хотя, конечно, Ирина (позже) скажет это сама. В конце этой главы Тургенев намеревался ввести Ратмирова (здесь еще Селунского) и еще одного генерала и показать их "пустоту и дрянной шик", но в окончательном тексте ему удалось достичь этой цели уже в сцене пикника; здесь же впоследствии он направит свои стрелы, говоря о происхождении Ратмирова, в иную сторону. Важной подробностью VIII главы является приглашение Ирины и ее мужа на прием к вел. княгине (а не "княгине", как в XII главе романа). Возможно, здесь идет речь о какой- то реальной особе, с которой встречался Тургенев, например о вел. княгине Елене Павловне (1806-1873), невестке покойного императора Павла, часто бывавшей в Баден-Бадене и находившейся там в то время, когда разворачивается действие романа; семейство Виардо и Тургенев общались с нею (ПССиП (1), Письма, 5:59, 203, 289). 119
С этого момента сюжетная линия романа существенно расходится с первоначальным вариантом. В предполагавшейся IX главе Литвинов бесцельно проводит утро в обществе своих новых, "передовых" знакомых. Тургенев задается целью показать "тщету и суету русских, когда они выболтались на первых порах". Он надеется на приход Потугина, когда получает вдруг записку от Ирины с сообщением, что она ждет его в Лихтенталевской аллее. "Он бежит, как к ангелу- освободителю". Между ними происходит откровенный разговор. Однако такое развитие сюжета, видимо, показалось Тургеневу чересчур стремительным, так как вместо этого в XIII главе романа Литвинов сначала не замечает Ирину на улице, затем встречает ее в таком месте, где встречи избежать невозможно, и даже тогда возникающее влечение к ней ограничивается рукопожатием, о котором говорилось в конце VIII главы "Краткого рассказа..."
В предполагаемой Х главе романа Литвинов встречается с Потугиным на скамье, как в XIV главе окончательного текста, но их "весьма важный" разговор "о России и о русском народе" оказался гораздо длиннее, чем предполагалось: очевидно, Тургенев включил в него "второй замечательный разговор" и рассказ Потугина о его любви к Ирине из VII главы краткого изложения романа. Далее должна была быть встреча с Пищалкиным и Ворошиловым, после чего Литвинов получал записку от Ирины с назначением свидания. В романе же мы видим вместо этого подробное описание общества у Ирины (первая часть XV главы), в то время как в "Кратком рассказе..." в главе XI Литвинов видится с Ириной и теряет самообладание. Тургенев отмечает, что должен показать характер героини, как он ее понимает: "страстная и расчетливая,
--------------------------------------------------------------------------------
119 Tourguenev Ivan. Nouvelle correspondance inedite. Vol. I. P. 112.
стр. 129
--------------------------------------------------------------------------------
хитрая и наивная, глубоко испорченная раба с порывами к Истине и к Свободе". В ответ на упрек в кокетстве Ирина заявляет: "Я твоя..." Эту сцену Тургенев намеревался изобразить "быстро и пламенно". 4 Странная" встреча с Потугиным и бегство его от Литвинова в конце главы, возможно, напоминают уход Потугина в XIV главе романа (ПССиП (1), Соч., 9: 239).
Несомненно, позднее Тургенев по какой-то причине решил усилить и тщательно разработать внутреннюю борьбу Литвинова, который сначала думает о бегстве к Татьяне, затем испытывает колебания и, наконец, его целиком захватывает любовь к Ирине. В XVI главе именно он первый открыто заявляет о своей любви. В "Кратком рассказе...", напротив, Ирина упорно продолжает соблазнять его. В предполагаемой XII главе она должна была быть великолепна - сурово-презрительна с мужем, волосы распущены. Тургенев недвусмысленно пишет: "Она его любит. Она ему отдается". В окончательном варианте Тургенев деликатно предоставляет воображению читателя додумать, как далеко зашли влюбленные в своих отношениях (глава XVII).
Глава XIII "Краткого рассказа..." на первый взгляд более или менее соответствует XVIII главе романа. Татьяна с теткой приезжают в Баден- Баден, осматривают город, мельком видят Ирину и знакомятся с Потугиным. Но далее разыгрывается сцена, исполненная трагизма: вечером в аллее Ирина хватает Литвинова за руку и трепещущим голосом просит пощадить ее. С другой стороны, в набросках ничего не говорится о горячем вмешательстве Потугина в дела Литвинова. Об этом идет речь в главе XIX романа, после чего Тургенев излагает обещанную в кратком изложении гораздо ранее историю отношений самого Потугина с Ириной. В этом аспекте разница разительна: рыдания и внешняя порочность первого варианта преобразовались в конечном счете в высокий фатализм греческой трагедии.
Затем в XIV главе первоначального замысла следует первое объяснение Литвинова с Татьяной (в романе это глава XX). Тургенев лаконично записал: "Он говорит ей все, что можно. Ее Haltung вроде Ольги Тургеневой". Это чрезвычайно важный момент для изучения биографии самого Тургенева, о чем будет идти речь ниже. Литвинов сразу же возвращается к Ирине для объяснения (в романе это произойдет позже, в главе XIX и отчасти в XXIII). Она, как и в романе, готова бежать с ним, но, в отличие от окончательного текста, здесь их прерывает не приход мужа, а она сама отводит глаза и откладывает объяснение до следующего раза. Ирина, плача, отворачивает лицо, чтобы слезы не попали на кружева. Эта деталь сохранится и будет, хотя и несколько иначе, обыграна в окончательном тексте, где имя г-жи де Беат, к которой Ирина с мужем собираются ехать, надеясь там увидеть прусского короля, будет опущено, поскольку Тургенев и семейство Виардо впоследствии тоже общались с этой семьей (ПССиП (1), Письма, 13 (2):207). 120
До отъезда Литвинова из Баден-Бадена события в романе развиваются почти так же, как и в кратком изложении, хотя и с некоторыми любопытными изменениями. Так, в XV главе "Краткого рассказа..." содержится немало деталей, более подробно характеризующих непостоянство, жестокость и кокетство Ирины, которые будут опущены впоследствии и придадут повествованию налет большей обреченности и тайны.
Второе объяснение Литвинова с Татьяной перед отъездом обоих из Баден-Бадена и их "прощание без горечи" оставляют "маленький луч" надежды в сердце героя, он гораздо быстрее овладевает собой, чем в окончательном варианте романа, и готов переломить себя, чтобы "дело делать". Однако тревога в его душе сохраняется. Пришедшая проститься с ним на вокзал Ирина чувствует, что его привлекает Татьяна, и умоляет его не жениться. Все это отличается по тону от событий, происходящих в "Дыме".
--------------------------------------------------------------------------------
120 Октав де Беаг (1827-1879) был известным собирателем книг и произведений искусства.
стр. 130
--------------------------------------------------------------------------------
Остальные эпизоды "Краткого рассказа..." весьма сжаты. Заключительная глава (XVIII) начинается следующим образом: "Дорож(ные) размышл(ения). - Дым.". Последнее слово подчеркнуто, что подтверждает значимость его в качестве заглавия будущего романа. Сохранится в романе и мимолетная встреча с "передовыми умами" проездом в Гейдельберге. Затем мы видим Литвинова в своем поместье, где он "попробовал того-сего" и разделил землю с крестьянами.
Далее, проведя разделительную черту, Тургенев, возможно спустя некоторое время или сразу же, добавил: "Пишет письмо Т(атьяне). Получает ответ: приезжайте: говорят, даже больным легче вместе, чем порознь". Любопытно отметить, что и концовка и начало романа заимствованы из "Краткого рассказа..." почти без изменений. Здесь психологически вновь всплывает автобиографическая подоплека: поселившись вблизи семейства Полины Виардо в Германии, Тургенев "увез боль из России", как и она "увезла в себе боль", покинув Францию.
5
Тщательное сопоставление "Краткого рассказа..." и окончательного текста романа дает возможность лучше понять расстановку акцентов в тургеневском "Формулярном списке действующих лиц новой повести". С самого начала очевидно, что из двенадцати действующих лиц шестеро играют незначительную роль в разработке сюжета: Ворошилов, Губарев, Биндасов, Пищалкин, Бамбаев и Суханчикова. Большинство из них служат лишь для создания атмосферы романа и действуют немногим более безымянных генералов на пикнике. Очевидно и то, что некоторые из них, по крайней мере согласно первоначальному замыслу, должны были играть большую роль, судя по вниманию, которое уделил Тургенев разработке их характеров и их происхождения. Похоже, что в 1863 году они были значительно важнее для него, чем два-три года спустя, а спор с "передовыми", как лондонскими, так и гейдельбергскими, утрачивал свою остроту отчасти и потому, что уже в начале 1864 года сенатское расследование прекратилось и Тургенев был совершенно свободен. За год до этого прекратилась переписка с Герценом и возобновилась лишь после публикации "Дыма". Однако несмотря на то что раздражение Тургенева со временем утихло и часть "губаревцев" исчезла из романа, исключить эту полемику значило бы написать совсем другую книгу.
Прототипы для этой группы персонажей становятся понятны в свете новых материалов. В новом списке действующих лиц широко использованы шифрованные сокращения, аналогичные тем, что фигурировали в опубликованном А. Мазоном первом списке "Главных лиц будущей повести", о котором уже шла речь. Но индивидуальные характеристики подтверждают полное их тождество. Большая часть (хотя и не все) расшифровок, сделанных Мазоном и затем советскими исследователями, подтверждается, но истина оказывается более сложной, чем предполагалось ранее. Так, в качестве прототипа Ворошилова (вначале его звали Семен Яковлевич и ему было 30 лет) справедливо указывали К. К. Случевского, которому Тургенев сначала помогал, но потом разочаровался в нем. Вернувшись в Россию как раз после появления "Дыма", Случевский принялся писать иронические памфлеты против тех самых идей, которые раньше отстаивал. Видимо, Тургенев встречался с ним в Париже, когда делал первые наброски к "Дыму" (ПССиП (1), Письма, 5:81). Проблема усложняется тем, что в "Формулярном списке..." он пишет по поводу Ворошилова: "Слить воедино Случевского, де Роберти и Леонтьева".
Из нескольких членов семьи де Роберти, с которыми встречался Тургенев, здесь скорее всего речь идет о Евгении Валентиновиче (ум. в 1915 году), активном члене гейдельбергского кружка, объявившем себя сторонником Герцена, который являлся соредактором сатирического листка "A tout venant je crache (Плюю на первого встречного - франц.), или Бог не выдаст - свинья не съест". Этот листок упомянут в
стр. 131
--------------------------------------------------------------------------------
XXVI главе "Дыма". Позже этот де Роберти стал консерватором и узнал себя в "Дыме", а впервые соотнес его с Ворошиловым А. Б. Муратов. 121
Соотнесение Ворошилова с К. Н. Леонтьевым (1831-1891), доктором, дипломатом, писателем и публицистом, не столь очевидно. Большой поклонник Тургенева, поощрявшего его ранние опыты, Леонтьев оставил воспоминания об их отношениях. Начав как либерал, он тоже впоследствии стал разделять реакционные и славянофильские взгляды, но Тургенев, вероятно, имел в виду эксцентричность его поведения.
Возможно, именно разочарование в таланте, который расходуется впустую, ощущение дыма без огня выдвинулись на первый план при создании образа Ворошилова. Такая интерпретация подтверждается портретом Ворошилова в кратком пересказе. Он должен был обладать красивой и элегантной внешностью и даже в душе быть человеком добрым. Он достаточно умен, чтобы имя его оказалось на золотой доске Пажеского корпуса. Но спустя некоторое время стороннему наблюдателю должны стать заметны его пошлость и то, что Тургенев назвал "русской шатостью". В романе Ворошилов выглядит шутом, полным путаных идей, "бесом" Достоевского, опередившим свое время. Первоначально, правда, Тургенев пытался объяснить отталкивающие черты Ворошилова ссылкой на злополучное происхождение от пустой и злой матери и отца-взяточника. Не следует, однако, думать, что порочность Ворошилова в окончательном тексте романа обязана враждебности Тургенева по отношению к Случевскому, де Роберти или Леонтьеву.
Пародийный стиль используется и в портрете Губарева, но карикатурность не так подчеркнута. Возможно, это связано с тем, что Тургенев более серьезно относился к прототипам этого героя. Как и в случае с Ворошиловым, некоторые точные детали были найдены с самого начала: его звали Степаном Николаевичем, ему было 42 года и прототипом его был некто "О.". Безусловно речь шла об Огареве, но в "Кратком рассказе..." Тургенев пишет: "Это - Огарев - Фролов - Касаткин". Упоминание Фролова может показаться странным: им мог быть только Николай Григорьевич Фролов (1812-1855), умерший за несколько лет до создания романа, близкий к кружку Н. В. Станкевича. В свое время, во время учебы в Берлине, он произвел на Тургенева сильное впечатление, хотя позднее, по свидетельству Е. М. Феоктистова, писатель иронически намекнул на него в рассказе "Гамлет Щигровского уезда" 122 и еще позднее изобразил в рассказе "Пунин и Бабурин" (ПССиП (1), Письма, 10 : 230). Главная черта Фролова, которую имел в виду Тургенев, создавая образ Губарева, это благоговение, которое к нему питали окружающие. Как Герцен в отношении Огарева, так и Станкевич видел во Фролове гораздо более интересную личность, чем он был на самом деле, и не позволял своим друзьям думать иначе. Маленький и круглый Фролов в действительности был довольно смирным и скучным, но многие были убеждены в его гениальности. 123 Что же касается В. И. Касаткина (1831- 1867), которого исследователи считали прототипом Пищалкина (ПССиП (2), Соч., 7: 512), то он был еще одним протеже Герцена, которого Тургенев не успел хорошенько узнать и считал его "тупейшим человеком" с "противным лбом и невозможностью закончить рассказом начатый анекдот" (ПССиП (1), Письма, 7:38, 87). Краткая характеристика, данная Тургеневым Губареву, беспощадна и великолепна: "Русский доктринер. Демократ-фанатик и лентяй. Туп, меланхоличен, важен, упорен, бездарен, но не глуп". Некоторые уничижительные подробности личной жизни Губарева заимствованы от других прототипов, некоторые же, касающиеся его покойной жены, вычеркнуты из рукописи уже во время типографского набора (ПССиП (1), Соч., 9:425). Наружность Губарева была,
--------------------------------------------------------------------------------
121 Муратов А. Б. "Гейдельбергские арабески" в "Дыме". С. 71-105.
122 См.: Из воспоминаний Е. М. Феоктистова /С предисл. и объяснениями Б. Л. Модзалевского // Тургеневский сборник / Под ред. А. Ф. Кони. Пгр., 1921. С. 164.
123 См.: Панаев И. И. Литературные воспоминания / Под ред. Р. В. Иванова-Разумника. Л., 1928. С. 349-350, 358.
стр. 132
--------------------------------------------------------------------------------
по-видимому, списана с Александра Станкевича (1821-1912), младшего брата Николая Владимировича.
Тщательно разрабатывал Тургенев даже такой второстепенный образ, как Биндасов, отчество и год рождения которого менялись в подготовительных материалах. Следует отметить, что от указанного прототипа - Н. X. Кетчера (1809-1886), старого знакомого Тургенева - был взят, скорее всего, только внешний облик "шумного бурша", энергичного молодого студента ("вроде Кетчера"). Этот облик связывал Кетчера в сознании Тургенева с образом Шеллера в IV главе романа "Рудин", хотя Шеллер славился своей молчаливостью. Кроме того, кое- чем Биндасов обязан уже покойному к тому времени А. А. Шеншину (1812-1860), жена которого Виктория Ильинична, женщина "скучная и кислая", также должна была быть выведена в романе. Представленный в романе как "по речам террорист, по призванию квартальный" (ПССиП (1), Соч., 9:162) Биндасов, судя по "Формулярному списку...", должен был иметь большую политическую окраску: он служил на Кавказе, но "презирает военный жанр", демократ, но "с умеренным оттенком". Замена в черновом автографе "по речам демократ" на "по речам террорист" (там же, с. 400) отражает, по-видимому, стремительное изменение политического климата в России между началом и серединой 1860-х годов. Но Тургенев ясно дает понять, что Биндасов тоже "шаткое и пустое явление".
Пищалкин должен был носить имя Алексей Алексеевич (или Александрович), прежде чем стать Егоровичем (Егорычем), по ассоциации с изменением отчества Биндасова; его возраст был и остался 25 лет, а прототип значился под криптонимом "К.". Это не Касаткин, как полагали советские исследователи (ПССиП (2), Соч., 7:512). В "Формулярном списке..." он уже значится как "Ко.", а в "Кратком рассказе..." прямо указывается: "Это - Колбасин". Трудно сказать, идет ли речь о Дмитрии Як. Колбасине (1827-1890) или о его брате Елисее (1831-1885), так как с обоими Тургенев обращался "приятельски- пренебрежительно", как было замечено исследователями, "как с людьми, совершенно незначительными и не заслуживающими большего..." (см.: Тургенев и круг "Современника". "Academia", МСМХХХ. С. 243-244). Оба брата выполняли многие поручения Тургенева как литературного, так и хозяйственного порядка, а Дмитрию Тургенев даже предложил взять на себя обязанности по управлению его имениями в трудный предреформенный период (письмо к Д. Я. Колбасину от 8(20) апреля 1858 года). Выполняя эту просьбу, Д. Колбасин пробыл в Спасском несколько месяцев, посылая подробные отчеты о своей деятельности. В письме от 16(28) февраля 1857 года Тургенев шутит по поводу "важности", разлитой на лице Д. Колбасина (ПССиП (2), Письма, 3:195).
Следующее за этим слово - "Цвет" - указывает на фамилию человека, имя которого еще не встречалось в тургеневедении. Это Семен Николаевич Цвет, родственник Н. Н. Тютчева, который в 1861 году принимал участие в качестве секретаря в экспедиции трех русских корветов под началом адмирала А. А. Попова. За либеральные речи и протесты он был высажен с корабля в Англии. Ему адресовано несколько писем А. П. Керн (Марковой-Виноградской), вошедших в ее дневник конца 1861 года (см.: КернА.П. Воспоминания. М., 1989 (по указ.)). Он же был автором статьи в "Русском вестнике" (1860, N 8) "Экономическая деятельность и законодательство", направленной против Н. Г. Чернышевского, а впоследствии, возможно, служил в Полтаве (см.: Лит. наследство. Т. 88. Кн. 1. С. 246).
Но как бы Дмитрий или Елисей Колбасины ни заслуживали убийственной карикатуры Тургенева, они вряд ли узнали бы себя в образе Пищалкина. На самом деле упоминание той или иной реально существующей фигуры в связи со всеми этими образами было лишь толчком к творческому процессу, который уводил далеко за границы прототипа. В случае с Пищалкиным почти все намеки попали в роман, и следует лишь отметить, что вполне почтенные демократические порывы персонажа карикатурно заострены тем, что он принимает их слишком всерьез. Его беда не в том,
стр. 133
--------------------------------------------------------------------------------
что он лжец, обманщик или лицемер; скорее, в том, что он не осознает степени смутности своих стремлений и отсутствия ясности (он "ограничен и пошл").
Последние члены губаревского кружка - Бамбаев и Суханчикова. Бамбаев, очевидно введенный в список действующих лиц незадолго до решения расстаться с предполагавшимся ранее персонажем под именем Чекмезова, сразу был назван Ростиславом Ардалионычем. Правда, возраст его был изменен с 32-х на 42 года, поскольку Тургенев, возможно, ощущал необходимость ввести человека средних лет в это старомодное общество. Первым прототипом этого образа указан композитор В. Н. Кашпе-ров (1827-1894), что подтверждается в формулярном списке и кратком изложении сюжета. Вероятно, разрабатывая образ Бамбаева, Тургенев уводил его все дальше от прототипа не только по возрасту. Вопреки тому, что говорится об этом персонаже в романе, краткая характеристика свидетельствует о том, что Тургенев считал его "хорошим" и "благородным" человеком, хотя и "несколько пустым" и "смешным". На самом деле он намеревался создать "смесь Кашперова с Пичем", подчеркнув общий для них энтузиазм и способность быть "вечно от чего-нибудь в восторге". Тургенев вовсе не хотел высмеивать своего друга Людвига Пича (1824- 1911), может быть за исключением того, что у того постоянно не было денег.
Образ Суханчиковой первоначально был задуман как мужской - Ивана Петровича Суханчикова, которому было 50 лет, и его прототипом значился некий "Б.". Представляется бессмысленным гадать, кто имелся в виду. Вряд ли, однако, ему отводилась роль, которую стала играть Суханчикова. Несомненно, что, ощущая необходимость ввести в роман "передовую" женщину, подобную Кукшиной в "Отцах и детях", Тургенев, не желая увеличивать число действующих лиц, просто наделил ее той же смешной фамилией (ср. девичью фамилию гр. Салиас - Сухово- Кобылина). Тургенев сначала дал ей имя Марья, но прежде чем назвать ее в окончательном тексте Матреной Семеновной (чтобы подчеркнуть связь с матерью Матреной, писавшей в упомянутой газетке "A tout venant je crache" - ПССиП (1), Соч., 9:510-511), колебался в выборе отчества между Кузьминишной и Власьевной. Сначала Суханчиковой было 40 лет, но затем, следуя "рабски" прототипу, Тургенев изменил ее возраст - 48 лет. Уже современники узнали в Матрене Суханчиковой модную в свое время писательницу и восторженную приятельницу Огарева Е. В. Салиас де Турнемир (1815-1892). Вряд ли, однако, она узнала себя, поскольку считала "Дым" замечательным произведением. 124
6
По сравнению с кружком Губарева главные герои романа еще больше отличаются от того, что мы читаем о них в "Формулярном списке действующих лиц новой повести", но основные черты характеров здесь уже определены. Удобнее сначала рассмотреть Татьяну и ее тетушку, затем Ирину и ее мужа, потом Литвинова и, наконец, Потугина. То, что прототипами Татьяны и ее тетки были Ольга Александровна Тургенева, в замужестве Сомова (1836-1872), и ее опекунша Надежда Михайловна Еропкина (1808-1895), было выяснено уже давно. 125 Несмотря на весьма дальнее родство, Тургенев одно время был близок с пожилым отцом Ольги, Александром Михайловичем (1772-1862), в салоне которого он часто беседовал с нею и слушал Бетховена в ее исполнении. Воспитание Ольги после смерти матери было доверено Еропкиной, которая сама была дальней родственницей и близким другом Александра Михайловича. Многие считали эту преданную компаньонку тетушкой молодой девушки.
--------------------------------------------------------------------------------
124 Лит. наследство. 1953. Т. 61. С. 797, 805.
125 Назарова Л. Н. Тургенев и О.А. Тургенева// Тургеневский сб. М.; Л., 1964. Вып. 1. С.293-303.
стр. 134
--------------------------------------------------------------------------------
Тургенев был настолько очарован восемнадцатилетней Ольгой, что она надеялась на скорую помолвку. Слухи о предстоящем браке, как водится, распространились. Трудно в точности проследить, как развивались их отношения, поскольку они были очень сложными. Когда, к примеру, в октябре 1854 года Тургенев сообщил Полине Виардо, что между ним и Ольгой все кончено, он, по-видимому, был не вполне искренним. Хотя они были действительно более всего близки в то лето в Петергофе, кажется, до окончательного разрыва дело дошло гораздо позже - в новом 1855 году или даже еще позже. 126 Бесспорно одно - их кратковременная, несостоявшаяся, хотя мирная и поэтическая любовь оставила глубокий след в сознании Тургенева и нашла свое отражение в "Переписке" (1856), в "Рудине", в "Дворянском гнезде" и в "Дыме". Она была также неотъемлемой частью его постоянной мечты о счастье дома, в России, в противовес более страстной, но лишенной корней и непредсказуемой любви к Полине Виардо. Вот почему сама Полина, которая искренне нуждалась в Тургеневе, была очень встревожена его отношениями с Ольгой Тургеневой, возможно считая ее самой опасной для себя угрозой. Этот фон необходимо иметь в виду для более верного понимания странной любви Литвинова одновременно к Татьяне и к Ирине и того ощущения предательства, которое каждая переживает, когда он нарушает верность одной из них.
Подобно Марфе Тимофеевне в "Дворянском гнезде", Капитолине Марковне Шестовой отведена важная роль наперсницы и защитницы молодой героини. С самого начала ей было дано это имя и определен возраст 55 лет, почти столько же, сколько ее прототипу в 1862 году. Но если в первом списке действующих лиц она была четко определена как тетушка Ольги (конечно, ввиду собственных авторских намерений) - "Т.* О.", в новом списке в этом месте стоит прочерк. Возможно, Тургенев счел нужным приглушить соответствие с прообразом, так как если многие девушки того времени могли быть похожи на добродетельную Татьяну, то в паре с ее опекуншей сходство становилось более заметным как для самих прототипов, так и для их знакомых. В наброске характера Капитолины Марковны Шестовой Тургенев прямо ставит перед собой задачу сделать ее похожей на Еропкину, а сама характеристика почти дословно повторяется во II главе окончательного текста.
Значительно более интересно то, что Тургенев писал о Татьяне Петровне Шестовой. Ее отчество - Павловна - было изменено, когда его получила Ирина, шифр "X" в новом списке действующих лиц был опущен и возникло колебание относительно возраста - 20 или 22 года. Самой Ольге Сомовой в 1862 году исполнилось уже 26, но Тургеневу надо было сделать ее моложе Ирины и приблизить ее возраст к тому времени, когда он чуть не стал ее женихом. В "Формулярном списке..." прямо написано: "Ольга Сомова - Только наружность красивее: - выше, стройнее и выражение сурьезнее", из чего можно, кажется, заключить, что Ольга Александровна казалась Тургеневу слишком маленькой ростом, не очень стройной и еще не сформировавшейся. Позднее Татьяна окажется несколько ограниченной и тусклой, хотя, возможно, Тургенев просто пытался замаскировать сходство с прототипом: он делает ее круглой сиротой, называет ее воспитание странным и не упоминает о ее музыкальности или художественных наклонностях. И все же многие детали обнаруживают, что он думал об Ольге: Татьяна должна быть идеалисткой "в полном смысле слова", способной "очень глубоко чувствовать" и "сильно страдать", хотя и скрытно. Сохраняется и мотив родства с Литвиновым.
Самое интересное, пожалуй, то, что "Формулярный список..." указывает на одну черту, которая не нашла отражения в романе, - это религиозность Татьяны. Потугин, правда, называет ее в главе XIX "истинно ангельской душой", но едва ли он имел в виду это ее качество. Похоже, что Тургенев намеревался сначала наделить свою
--------------------------------------------------------------------------------
126 Письмо Тургенева к О. А. Тургеневой, датированное 6(18) января 1855 года, может относиться к 1856 году.
стр. 135
--------------------------------------------------------------------------------
героиню чертой, роднящей ее с Лизой Калитиной из "Дворянского гнезда", и тут возникает вопрос: была ли сама Ольга Александровна действительно религиозна и, следовательно, не была ли она более близким, чем обычно предполагают, прототипом Лизы Калитиной? 127
Еще одна важная деталь в характеристике Татьяны, отмеченная уже в "Кратком рассказе...", отсылает нас к роману и заставляет предположить, что именно так вела себя во время объяснения Ольга Александровна, которой Тургенев сообщил, что он не может любить ее или жениться на ней. В кратком пересказе сюжета (глава XIV) читаем: "Утром объяснение с Т. Он ей все говорит, что можно. - Ее Haltung вроде Ольги Тургеневой", а в главе XX романа, где, правда, сама Татьяна произносит за Литвинова роковые слова, написано: "Татьяна повернулась к Литвинову всем телом; лицо ее с отброшенными назад волосами приблизилось к его лицу, и глаза ее, так долго на него глядевшие, так и впились в его глаза. (...) она прочла этот ответ в самом его молчании (...) и откинулась назад и уронила книгу..." (ПССиП (1), Соч., 9:285). В черновом автографе после этих слов стояло: "Она закрыла себе лицо обеими руками..." (там же, с. 418). Если некоторые подробности этого описания и были сочинены специально для романа, то общее напряжение и правдивость эпизода прямо заимствованы из биографии самого Тургенева.
В отличие от Татьяны определить характер и поведение Ирины и ее мужа было значительно труднее. Генерал Валериан Владимирович Ратмиров сначала имел фамилию Олитанский, затем Селунский. Селу неким он оставался вплоть до публикации романа. Его первоначальное имя Григорий потом перешло к Литвинову. Отчество Владимирович было заменено на Константинович, а затем возвращено в "Кратком рассказе...". Возраст (40 лет) и прототип ("А.") оставались неизменными. Криптоним всегда правильно расшифровывался как генерал Петр Павлович Альбединский (1826-1883), прибалтийский генерал-губернатор, муж княжны Александры Сергеевны Долгорукой (1836-1913), фаворитки Александра II; правда, потом в качестве еще одного прототипа был предложен генерал-адъютант Алексей Петрович Ахматов (1818-1870) (ПССиП (1), Соч., 9: 509), что подтверждается записью в "Формулярном списке...": "Взять наружность и турнюру Альбединского с примесью Ахматова и Краснокутского".
Последнее имя принадлежало генералу Николаю Александровичу Краснокутскому (1818-1891), еще одному столпу военного ведомства, который в 1856 году помог Тургеневу получить заграничный паспорт и, вероятно, встречался с ним в Париже незадолго до того, как был задуман "Дым". Первоначально он значился в качестве прототипа для образа Чекмезова, впоследствии отброшенного. Означает ли это, что Тургенев хотел ввести в роман еще одного генерала в противовес Ратмирову, неясно, но Чекмезов должен был быть одного возраста с Краснокутским (ПССиП (1), Соч., 9:396; Письма, 2:351, 619). 128 Очевидно и то, что изъятие Чекмезова из списка действующих лиц не было напрямую связано с почти одновременным введением Бамбаева, принадлежавшего к противоположному лагерю.
Характеристика Ратмирова фактически реализована в тексте романа, правда, с изменением фамилии были отброшены польские предки генерала. Более интересно то, что некоторые детали были впоследствии сняты, как например указание на незаконорожденность персонажа, его гомосексуальное прошлое в Пажеском корпусе, практическая польза его модного "либерализма" после смерти Николая Павловича. С другой
--------------------------------------------------------------------------------
127 Широко распространено мнение, что твердость веры и христианское благочестие Лизы восходят к дружбе Тургенева с глубоко религиозной графиней Е. Е. Ламберт (1821-1883). См.: GranjardH. Ivan Tourguenev, la comtesse Lambert et "Nid de seigneurs". Paris, 1960. Краткий обзор других прототипов Лизы, в том числе и Ольги Тургеневой, см. в подготовленном мною издании "Дворянского гнезда" (Pergamon Press, Oxford, 1969. P. 203-211).
128 См.: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 32 (воспоминания Н. В. Щербаня).
стр. 136
--------------------------------------------------------------------------------
стороны, в подготовительных материалах он засек насмерть 5 крестьян, а не 50, как в окончательном тексте, и женился на Ирине не только по расчету, но и по любви.
Окончательный выбор имени и возраста жены генерала - Ирины Павловны Селунской (затем Ратмировой), - видимо, доставил Тургеневу немало хлопот. В первом списке "Главных лиц будущей повести" он колебался между Александрой Михайловной (Ивановной) и Александрой (Ивановной) или Натальей Ивановной или Алексеевной, но не Александровной, как указано в Полном собрании сочинений (ПССиП (2), Соч., 7: 511). В новом списке он использовал последний вариант - Наталья Алексеевна, но имя прекрасной героини "Рудина" должно было показаться ему неподходящим для женщины совершенно иного типа и он сразу заменил его на Ирину (или Юлию) Павловну, изменив соответственно и отчество Татьяны. В первом списке персонажей Ирине было 22 года, затем возраст был сделан более юным, а окончательно определен как 25 лет. Это повлекло за собой и увеличение возраста Литвинова с 28 до 30 лет, таким образом, разница в возрасте героев сократилась с 5 до 3 лет и стала соответствовать разнице в возрасте Тургенева и Полины Виардо. Подобно Тургеневу, Литвинов в VII главе с первого взгляда влюбляется в Ирину и ему некоторое время не удается ее убедить в истинности своих чувств. Важность этой линии скоро станет очевидной.
Расшифровка вероятного прототипа Ирины, отмеченного сначала как "К. Д.", а затем как "Кн. Д.", никогда не вызывала особых трудностей, ибо даже издатель Тургенева был обеспокоен тем, что читатели легко узнают в Ирине княжну Долгорукую, и даже потребовал, было, убрать этот персонаж из романа. В свете этого представляется любопытным, что в пространном наброске ее образа Тургенев упоминает Долгорукую, только когда набросок уже наполовину составлен, и затем просто ставит перед собой задачу добиться внешнего сходства; в частности, он выделяет "египетские глаза", хотя многие другие детали (роль в высшем свете, близость ко двору, брак с Селунским) тоже напоминают о прототипе. Тем не менее очевидно, что Тургенев стремился создать, опираясь на различные прототипы, действительно оригинальный характер. Более того, в разработке этого характера на него явно повлияли размышления о Полине Виардо и ее на первый взгляд странном и темпераментном обращении с ним самим. В 1862 году ему, по крайней мере подсознательно, она представлялась капризной, эгоцентричной и очень умной - все три свойства, присущие Ирине, на которых настаивает Тургенев. В начале XI главы "Краткого рассказа..." есть удивительная описка: вместо "свидания у И(рины)" написано: "Свидание у П.", т.е. у Полины. Больше сказать уже нельзя - и хотя окончательный образ Ирины имеет мало общего с Полиной Виардо, совершенно очевидно, что Тургенев-Литвинов по-настоящему раздваивался между двумя совершенно разными чувствами: к Ольге- Татьяне и к Полине-Ирине. Одна олицетворяла Россию, нежность, спокойствие, молодость и свое гнездо, другая - добровольное изгнание, страсть, волнение, зрелость и оторванность от корней.
Разработка характера Ирины в подготовительных материалах представляет сама по себе небольшой роман, полный драматизма и крайностей. Более экстравагантная, чем в окончательном тексте, она должна была быть третьей из четырнадцати детей князя Осинина (есть основания считать, что Долгорукие были прообразом всего семейства Осининых 129 ). Подробности воспитания Ирины в романе несколько смягчены, первый триумф на балу передан в соответствии с первоначальным замыслом. В "Формулярном списке..." прямо говорится, что сам государь заметил и "пожелал ее в Петербург во фрейлины", что прежде чем выйти замуж она "чуть-чуть" не сделалась
--------------------------------------------------------------------------------
129 См. пометы В. М. Лазаревского на печатном экземпляре "Дыма" в кн.: Тургенев и его время. Первый сборник под ред. Н. Л. Бродского. М.; Пгр., 1923. С. 294. О кн. Долгорукой - прототипе Ирины - см. письмо Тургенева к П.В.Анненкову от 17(29) октября 1872 года (ПССиП (1), Письма, 10: 7).
стр. 137
--------------------------------------------------------------------------------
"любовницей то государя, то наследника", но затем эти намеки были сглажены, а частично убраны уже из черновой рукописи (ПССиП (1), Соч., 9:402, 426, 428).
Характеристика Ирины в подготовительных материалах тем более уничтожающа, что она кратка и откровенна. Ее натура полностью сложилась уже до отъезда в Петербург. Свойственное ей честолюбие обратилось с царственных особ на высшее общество, в котором она погрязла, пропитавшись всеми его пороками. Неотразимая привлекательность Ирины объясняется сочетанием внешней стыдливости и чувственности, которая отсылает (как указывает Тургенев) к возлюбленной Нерона Поппее Сабине. Это сравнение, фигурирующее в VII главе "Краткого рассказа..." и в "Формулярном списке...", приоткрывает взгляды Тургенева на римский и русский декаданс, хотя источники их не вполне ясны. Возможно, их следует искать в Таците и Плинии, которых Тургенев читал задолго до того, или же в приписываемой Сенеке пьесе "Октавия", вызвавшей несколько французских подражаний. Конечно, они не могли прийти от Монтеверди, чье замечательное возрождение Поппеи стало известно в более позднее время. Интересно, что в главе III "Былого и дум" (опубликованной в 1856 году и перепечатанной в 1861-м) Герцен сравнил Поппею и "лореток", которые встречаются и в "Дыме". Всюду Тургенев был захвачен двойственностью создаваемого им характера и предложил другие противоположные черты: "способность увлечься до страстности и расчет жидовский", каприз, легкомыслие, любовь к роскоши и меланхолия, эгоизм, ум, отсутствие художественного чувства, "щегольское умение играть жизнью, своей и чужой". Хотя все эти свойства нашли отражение в романе, но в подготовительных материалах они звучат более отчетливо, достигая, будучи высказанными от лица автора, более драматического и таинственного оттенка.
В кратком изложении предыстория отношений Ирины и Литвинова разительно отличается от изображенной в романе. Нам сообщается только, что она влюбила его в себя, что он "беспрестанно" заходил к ней и что их последняя встреча перед ее отъездом в Петербург отмечена букетом гелиотропов. В окончательном варианте сцена с букетом предшествует балу. Очевидно, что по крайней мере вначале Тургенев рассматривал цветы как символ расставания и воспоминания, что дает основание предположить, что они могли иметь определенное значение в его собственной жизни. В то же время единственное упоминание в краткой характеристике Ирины о том, что она была влюблена в Литвинова, дается в отрицательной форме; она не забыла своего чувства и "хочет им поиграть". И Тургенев лаконически заключает: "Каприз".
7
Человек, дважды павший жертвой соблазнительницы, сразу получил фамилию Литвинов, сначала он был Григорием Андреевичем, затем Андреем Михайлычем и, наконец, стал Григорием Михайлычем. Первоначально ему было 27 лет, в новом списке действующих лиц этот возраст сохраняется, но уже в "Формулярном списке..." ему 30 лет, в соответствии с увеличением возраста Ирины. Первоначальная идентификация Литвинова с криптонимом "X", означающим его неопределенность или нераскрытость, сохраняется и в новом списке, несмотря на то что "X" раньше фигурировал против имени Татьяны Шестовой. Можно предположить, что Тургенев намеревался исследовать Литвинова как тип, а также, разумеется, включить в него нечто личное: но хотя фамилия Литвинов достаточно распространена в России (и необязательно связана с литовскими корнями), трудно преодолеть ощущение, что Тургенев сознательно изменил фамилию Лутовинов, девичью фамилию покойной матери.
В самом начале характеристики героя Тургенев убирает указание на его принадлежность к дворянству, подчеркивая, что он "зритель, но не вялый в роде моих прежних". Возможно, Тургенев действительно хотел сделать Литвинова совершенно иным, не похожим на самого себя, ибо для определения его прежних героев выражение "вялый зритель" кажется чересчур безапелляционным. Хотя к Лаврецкому эта
стр. 138
--------------------------------------------------------------------------------
характеристика вполне приложима, может быть, в смысле аполитичности приложима к Ракитину из "Месяца в деревне", но очень ко многим героям она не подходит, а к иным неприложима вовсе. Можно даже подумать, что более всего она подходит именно к Литвинову!
Набросанная Тургеневым характеристика Литвинова, достаточно сложная и не вполне убедительная, в окончательном тексте существенно изменилась, начиная с первого упоминания во II главе. В целом образ стал более привлекательным и убедительным, созерцательным по-прежнему, но более цельным.
Тому было несколько причин. Одна из них несомненно художественная: Тургенев просто разрабатывал образ Литвинова до того момента, пока все противоречащие элементы не уравновесили друг друга. Поскольку он, видимо, работал без обращения к реально существующему прототипу (хотя смуглый цвет лица и был взят у немецкого путешественника и беллетриста Рудольфа Линдау (1829-1910)), то, что он хотел показать и сказать посредством Литвинова, легче было сделать в отношениях с другими главными героями и развитием сюжета. Особенно важным здесь оказалось введение Потугина, который сначала, может быть, слишком напоминал Литвинова и которого следовало отделить от него для достижения драматического контраста. В этой связи вспоминается такая черта, как предполагаемая страсть Литвинова к спорам, которая едва проступает в романе. Пожалуй, можно сказать, что он получился лучше, чем того хотел Тургенев, хотя и более вялым. Это подводит нас к еще одному возможному объяснению, а именно, что Литвинов, под влиянием изменившихся после 1863 года обстоятельств, стал ближе к своему создателю.
Тем не менее значение Потугина для Литвинова является решающим. Задуманный как Тугин Сократ Ильич (а не Иванович, как указано в комментариях и вариантах к обоим академическим изданиям Тургенева - ПССиП (1), Соч., 9:396; ПССиП (2), Соч., 7: 511), Потугин в новом списке действующих лиц значился вначале как Сократ Иваныч, а потом Созонтий (в романе Созонт). Его возраст уже в первом списке был изменен с 28 на 38 лет, таким он остался и в новом списке, и в его краткой характеристике, однако указание на прототип, обозначенное в первом списке криптонимом "П.", во втором было заменено прочерком. Следует также отметить, что в новом списке Потугин поднялся от номера 11 до номера 6. Хотя обычно в тургеневских списках действующих лиц персонажи, как в действующих лицах драматических произведений, располагались соответственно их появлению в романе, можно сделать вывод, что Потугин неожиданно приобрел для Тургенева более важное значение. Действительно, он начинает характеристику героя с прямого утверждения: "Это главное лицо всей повести". И далее: "В нем мне хочется выразить философа русского в настоящем смысле слова, человека, глубоко, насколько я смогу, понявшего Россию и русских. - Его каждое слово должно быть типичным - или совсем не надо его".
Это и вправду удивительно. Что бы ни думали критики о романе в его завершенном виде, считали его творческой удачей или неудачей писателя или спорили о возможности представить себе столь идеальный характер в России в 1862 году, очевидно, что задача, которую Тургенев поставил перед собой, была для него насущной, грандиозной и идущей от сердца. Здесь, наконец, должен был вспыхнуть огонь, огонь без дыма, огонь карающий и очищающий. Известное заявление Тургенева о том, что "Дым" написан в новом для него роде (ПССиП (1), Письма, 6 :138), связывалось многими читателями (вероятно, справедливо) с резкой критикой Потугиным современной русской жизни и культуры, но возможно, что оно в той же мере относится к личности и к сущности этого характера, как и к форме, в которой эта критика была высказана. хотя это даже снискало автору имя русского Ювенала. 130 Сатира, впрочем, не была чем-то совершенно новым для Тургенева: совсем недавно он использовал ее в ущерб себе в романе "Отцы и дети". Но Потугин должен был стать абсолютно новым типом
--------------------------------------------------------------------------------
130 Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 390.
стр. 139
--------------------------------------------------------------------------------
русского человека, который после 1861 года критиковал не только государственные устои России, но также и стареющих Герценов и Огаревых, резко противостоящих этим устоям. Тургенев твердо верил, что Потугин, как и Базаров, является типом. Возможно даже, что в них было что-то общее. Когда в 1867 году Д. И. Писарев упрекнул Тургенева за то, что он забыл Базарова, то получил ответ, что в настоящее время этот тип исчез из виду и "ему теперь только можно заявлять себя", а пока этого не произошло, то для литературы он не подходит (ПССиП (1), Письма, 6:261). Героями этого времени были, таким образом, Потугины, которые, избегая разрушительных целей Базаровых и отрицая их взгляды на искусство и любовь, продолжали бесстрашно бичевать узость, лицемерие и бездумный патриотизм.
Переписка Тургенева с Писаревым лучше всего обнаруживает авторские намерения в отношении Литвинова и Потугина. Писарев утверждал, что автор глядит на мир глазами Литвинова, сделав его главным героем романа, хотя он является всего лишь повторением Аркадия Кирсанова из "Отцов и детей". 131 На что Тургенев, делая вид, что Писарев случайно ошибся в определении главного героя, возражал: "Вы находите, что Потугин (Вы, вероятно, хотели его назвать, а не Литвинова) - тот же Аркадий; но тут я не могу не сказать, что Ваше критическое чувство Вам изменило...." (ПССиП (1), Письма, 6:261). Что касается Литвинова, то, как пишет Тургенев, "об нем и говорить нечего (...) он дюжинный честный человек - и все тут". Потугин же "умрет закоренелым и заклятым западником, - и мои труды пропали даром, если не чувствуется в нем этот глухой и неугасимый огонь". Здесь вновь Тургенев подтверждает, что Потугин выражал его собственные мысли.
Неясно лишь, почему герой, которого Тургенев считал типом, остался без прототипов. Набросок характера в "Кратком рассказе..." не дает нам разгадки. Внешняя неуклюжесть должна была соединить в себе черты В. И. Губарева (ПССиП (1), Соч., 14:78-79, 457), фамилию которого получил другой персонаж, и друга Тургенева М. А. Языкова (1811-1885), но никакой связи между Языковым и Потугиным в отношении внутреннего мира героя нет.
Что касается Воина Ивановича Губарева, "старинного приятеля" семейства Тургеневых, учившегося в одном пансионе с В. А. Жуковским, то писатель оставил его замечательный портрет в "Литературных и житейских воспоминаниях", где особенно подчеркнул типичность этого провинциального философа-вольтерьянца, оставшегося верным пристрастиям молодости. Многое из его наружности действительно перешло к Потугину.
У нас есть, правда, обозначенный в первом списке действующих лиц криптоним "П.", соблазняющий подыскать подходящий прототип, но ни один из возможных претендентов на него не подходит. И. П. Павлов (1823-1904), который уже отчасти послужил прототипом Базарова, 132 обладал злым остроумием Потугина, но не его цельностью. Критик Д. И. Писарев имел блестящий и глубокий ум, но не был мизантропом. Знакомый Тургенева романист и драматург А. Ф. Писемский презирал дураков и правоверных русофилов, но не адептов западничества. Более серьезной кандидатурой является, быть может, Я. П. Полонский, с которым Тургенев общался в Баден-Бадене в 1857 году и который разделял его горькое неприятие общества и модных веяний времени. Если ему и не хватало потугинской живости, он мог послужить отправной точкой. И все же ни один не подходит целиком, да и сам прототип к тому времени, когда образ Потугина стал более отчетливым, должно быть, оказался забытым. Кроме того, возможно, Тургенев намеревался сначала сделать образ, имеющий прототипом некоего "П.", второстепенным участником губаревского кружка, но затем превратил его в одного из главных оппонентов этого кружка. Помимо всего прочего, существует одна интересная проблема, имеющая отношение к уже завершенному образу Потугина:
--------------------------------------------------------------------------------
131 Писарев Д. И. Соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 4. С. 424.
132 См.: New Zealand Slavonic Journal. 1984. P. 43-44, 66; ПССиП (2), Соч., 12: 719-720.
стр. 140
--------------------------------------------------------------------------------
почему на собрании кружка он находится на первом плане, почему не произносит там ни одного слова и почему впоследствии теряет с ним всякую связь? Когда в V главе Литвинов спрашивает его об этом, то получает уклончивый ответ. Попытки Потугина высказываться наилучшим образом обо всех членах кружка - перед тем как каждого из них эффектно разгромить - показывают степень его знакомства с ними. Возможно, это осталось в романе от первоначального замысла.
В то же время тот факт, что Потугин сначала был назван Сократом, сыном Ильи, указывает на то, что он должен был обладать чертами философа и пророка. Для Тургенева Сократ был чем-то вроде божества, титана среди людей, символом человеческого достоинства перед жестокостью себе подобных и равнодушием природы. Он видел в нем "повивальную бабку чужих мыслей" (ПССиП (1), Письма, 1:325, 2 :145; 12(1) : 312; 12 (2) : 272). 133 Случайно или преднамеренно, но изменение неправдоподобной фамилии Тугин на более естественно звучащую Потугин повлекло за собой сдвиг смысла от простой напряженности ("тугой", "туга") к значению труда и родовых мук ("потуги"). Хотя многое из указанной выше символики сохранилось в романе, Тургенев, видимо, ощущал потребность приглушить ее. Так, он заменил "Ильич" на нейтральное "Иванович", а "Сократ" на более русское, хотя и церковное и все же весьма многозначительное "Созонтий", т. е. "спаситель".
Важным представляется указание на происхождение Потугина из духовного сословия, из которого вышли Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов, хотя отец и дядя героя были чиновниками, в особенности дядя, вроде М. М. Карниолина-Пинского (1796-1866), возглавлявшего сенатскую следственную комиссию по "делу 32-х", по которому привлекался и сам писатель. Потугин тоже состоял на гражданской службе, являясь одновременно поповичем и чиновником, имея в каждом лагере руку и возможность быть и радикалом, и консерватором. В романе он общается и с так называемыми аристократами, и с так называемыми интеллектуалами. Для Литвинова он является посредником, но стоит на зыбкой почве между различными группировками, которые управляют или жаждут управлять Россией.
Сложная предыстория Потугина в подготовительных материалах сформулирована более точно, чем в окончательном тексте, где Тургенев несомненно хотел окружить его некоторой таинственностью (такого рода прием он использовал для Базарова). Многие детали пока отсутствуют, например девочка, которую он взял на воспитание. Женщина, с которой он был когда-то близок, была не Ирина. В общем, изменения, внесенные в процессе работы над романом, должны были более сблизить Литвинова и Потугина и усилить очарование, исходящее от Ирины.
В подготовительном наброске подчеркивается любовь Потугина к добру, к женской красоте и ненависть к фразе и лжи. Одна из наиболее загадочных и значительных черт, которую выделяет Тургенев, касается религии: "Не верит в Бога - но сокрушается втайне этим и никогда не кощунствует". Создается впечатление, что Тургенев говорит о себе.
Эта последняя нить, связывающая Потугина и его создателя, наводит на размышления иного рода. Хотя суть "замечательных разговоров" с Литвиновым не излагается, очевидно, что они не должны были носить только отрицательный характер. Они могли были быть направлены за и против религии, за и против демократии, против лицемерия и пошлости, но в защиту разума и терпимости. Когда Тургенев задумывал образ Потугина, ему самому были необходимы такие речи, чтобы объяснить в Сенате, каковы были его отношения с Герценом, Огаревым и Бакуниным, что их связывало и что разделяло. Как и Потугину, ему надо было и доверяться и избегать Пинского, который был одновременно и его защитником, и его обвинителем. Подобно Потугину, он покорился судьбе, не будучи уверен в успехе, но будучи уверен в правильности своей нынешней позиции и исполнен пылкой преданности цивилизации.
--------------------------------------------------------------------------------
133 См.: И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 217.
стр. 141
--------------------------------------------------------------------------------
Первостепенная важность образа Потугина для Тургенева как для уяснения собственных "концов", так и для исследования современного русского общества подтверждается подготовительными записями к этому образу на отдельном листке, где находился и первоначальный план, а также почти полное повторение этих записей в конце "Краткого рассказа новой повести". Некоторые из них существовали ранее в подготовительных материалах к "Отцам и детям" и "Призракам". Большинство было реализовано в "Дыме", а некоторые детали обнаруживаются позднее в аналогичных списках для "Бригадира" и "Нови". Анализ этих записей (ПССиП (1), Соч., 9: 378, 396- 397; 10:324- 326; 12:340-342; ПССиП (2), Соч., 12:575-576; а также: New Zealand Slavonic Journal. 1984. P. 75-76) показывает, что в уста Потугина Тургенев намеревался ввести некоторые сугубо личные воспоминания, что еще раз подчеркивает значение для него этого образа.
В целом можно заключить, что "тип", изображенный Тургеневым, был основан столько же на его собственных идеях и взглядах, сколько на идеях и взглядах любого другого человека, которого он мог наблюдать. Само собою разумеется, однако, что Потугин не более, а, возможно, и гораздо менее Тургенев, чем Литвинов. В действительности большую часть своих переживаний и склада характера автор вложил в Литвинова, а большую часть размышлений - в Потугина. Было бы, однако, ошибкой считать все потугинские мысли принадлежащими Тургеневу: автор "Дыма" был менее упрямым, менее решительным, менее радикальным. Кроме того, многим сила потугинских речей обязана книге, которую Тургенев прочитал уже после того, как были сделаны первые наброски романа. Это была "La Revolution" Эдгара Кине (1803-1875), вышедшая в 1865 году и произведшая на писателя огромное впечатление. У нас нет возможности подробнее остановиться на этом вопросе, но исследователи, указывающие на важность этой книги для Тургенева, не до конца осознали удивительные параллели, которые можно провести между нападками Кине на французский шовинизм и самодовольство и резкой критикой, которую обрушивает Тургенев на нравственную и политическую несостоятельность своих соотечественников. 134 Это лишь одна из черт, которыми Тургенев наделил своего героя, прежде чем его образ окончательно сформировался.
8
Лучшее объяснение того, каким образом Тургенев создавал Потугина и других героев романа "Дым", содержится в воспоминаниях норвежско- американского писателя X. Бойесена, который посетил Тургенева на ул. Дуэ в Париже в 1873 году. В ответ на восхищенный отзыв Бойесена об Ирине писатель признался ему, что знавал ее в жизни, но что Ирина в романе не такова, какова она была на самом деле. "Я не знаю, - сказал Тургенев, - как объяснить вам самый процесс развития характеров в моем уме. Всякая написанная мной строчка вдохновлена чем-либо или случившимся лично со мной, или же тем, что я наблюдал. Не то что я копирую действительные эпизоды или живые личности, - нет, но эти сцены и личности дают мне сырой материал для художественных построений. Мне редко приходится выводить какое-либо знакомое мне лицо, так как в жизни редко встречаешь чистые, беспримесные типы. Я обыкновенно спрашиваю себя: для чего предназначила природа ту или иную личность? как проявится у нее известная черта характера, если ее развить в психологической последовательности? (...) Я не могу похвалиться особенно сильным воображением и не умею строить зданий на воздухе". 135
--------------------------------------------------------------------------------
134 О Тургеневе и Кине см.: ПССиП (1), Письма, 6:41, 44, 48, 463; ПССиП (2), Соч., 10: 318; Муратов А. Б. И. С. Тургенев после "Отцов и детей". С. 76-79.
135 И. С. Тургенев в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 331.
стр. 142
--------------------------------------------------------------------------------
Хотя мы и не можем утверждать, что каждое слово, переданное Бойесеном, действительно принадлежит Тургеневу, все это звучит вполне правдоподобно. Самое интересное, что в этой беседе Тургенев сразу же заговорил о Базарове. Революционные "Отцы и дети" и "Дым" были неразделимы в его сознании, еще больше с тех пор, как оба романа "провалились". Но к моменту разговора с Бойесеном он в определенной степени преодолел ощущение неудачи и остался уверенным в справедливости своих идей. А в 1868 году, спустя год после выхода романа, он поблагодарил своего друга В. Рольстона за его статью о "Дыме" в журнале "Spectator" (ПССиП (1), Письма, 7:102). В этой статье Рольстон, становясь на сторону Тургенева, защищал его от обвинений в цинизме и презрении: "Бессмысленное самодовольство некоторых славянофилов, бесполезное возведение воздушных замков, на которое они попусту тратят время, - вот что сердит его и делает нетерпеливым". Это и есть тот дым, от которого Тургенев хотел бы избавить Россию; ради таких как возрожденный к жизни Литвинов автор ищет того "священного огня, который должен однажды поглотить отвратительные и вредные элементы русской жизни". 136 Хотя Тургенев и не ставил перед собой такой цели и, наверное, не одобрил бы начавшегося пожара, он уже высек искру посреди окружающего его дыма и был полностью убежден в своей правоте.
(Перевел с английского А. А. Долинин)
--------------------------------------------------------------------------------
136 Smoke (unsigned) // Spectator. 28 March 1868. P. 379- 381.
стр. 143
Опубликовано 20 ноября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ:
Комментируем публикацию: И. С. ТУРГЕНЕВ. (ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К РОМАНУ "ДЫМ") (ПУБЛИКАЦИЯ И ПОСЛЕСЛОВИЕ П. УОДДИНГТОНА)
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1195563614 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций