ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ (последнее)
ПРОСВЕЩЕНИЕ НЕРУССКИХ НАРОДОВ ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX ВВ.
Актуальные публикации по вопросам школьной педагогики.
История образования нерусских народов (инородцев) Поволжья и Приуралья представляет собой одну из сложных страниц истории образовательной политики Российского государства, которая по ходу времени обросла множеством легенд, мифов и стереотипов. Между тем, воссоздание и документирование исторических событий и фактов прошлого, современный взгляд на некоторые исторические фигуры и образовательные проекты позволяют не только обозначить важнейшие вехи и тенденции, проявившиеся в XIX в., но и обнаружить моменты, актуальные для анализа образовательной ситуации дня сегодняшнего.
Первый проект просвещения инородческого населения России был, как известно, разработан и осуществлен среди коми-зырян Стефаном Пермским. Цель и средства его осуществления сформулированы в агиографической "Повести о Стефане, епископе Пермском" (1394): "И добрее обдержаше и помысл, еже ити в Перьмскую землю и учити я. Того бо ради язык пермьский покушашеся изучити, и того деля и грамоту пермьскую створи, понеже зело желааше и велми потяше еже шествовати в Пермь, и учити люди некрещеныя, и обращати неверныя человеки, и приводити я ко Христу богу в веру христианьскую" [1, с. 165].
Историк образования конца XIX в. П. О. Афанасьев утверждал, что до внедрения в России системы Н. И. Ильминского "школьное дело хотя и было включено... в число главных средств к христианскому просвещению инородцев, но занимало на деле, по отношению к остальным практиковавшимся тогда средствам, лишь второстепенное положение. Главное внимание правительства (светского и духовного) тогда было обращено не на молодое поколение инородцев: оно старалось обратить в христианство главным образом взрослый элемент инородцев, рассчитывая, что дети их сами собою сделаются христианами" [2, с. 233 - 234]. Однако анализ реалий раннего миссионерства не позволяет согласиться с этим мнением. Так, еще Стефан Пермский крещение связывал с обучением грамоте независимо от возраста новокрещеного: "И научи их грамоте их пермьстей, юже бе дотоле ново сложил; но и всемь имь новокрещеным мужем, и уношам, и отрокам младым, и малым детищем заповеда учити грамоту: Часословець яве, и Осмогласник, и Песница Давыдова, но и вся прочаа книгы" [1, с. 171]. Первый христианский миссионер Казани святитель Гурий, опираясь на помощь архимандритов Варсонофия и Германа, организовал при учрежденных монастырях школы для детей христиан, в числе которых были и дети новокрещеных инородцев. Языком обучения становился их родной язык, поскольку государство ставило целью не только их первоначальное образование, но и подготовку к будущей миссионерской деятельности среди единоплеменников.
В начале XVIII в. интерес государства к инородческому образованию так четко был обозначен, что историк образования второй половины XIX в. М. Ф. Владимирский-Буданов не смог не отметить следую-
стр. 63
--------------------------------------------------------------------------------
щее: "инородцы были счастливее господствующей народности; образование инородцев озабочивало государство в то время, когда оно совершенно оставило все попытки к распространению элементарного образования среди русского населения" [3, с. 60]. Причины внимания очевидны и кроются не столько в сфере собственно образования, сколько в общественной потребности христианского просвещения иноверцев. Из двух возможных путей - создания миссионерских и новокрещенских школ - правительство по преимуществу избирало второй путь.
М. Ф. Владимирский-Буданов показал, что этой эпохе принадлежит актуализация самого понятия инородческая школа. Разрушив монополию церкви на инородческое образование, государство стало направлять его и на реализацию новой цели - распространение "русской цивилизации среди полудиких племен, подчиненных русскому государству, т.е. к распространению между ними русского языка и русской письменности. Это считалось лучшим средством ассимиляции племен нерусских" [там же]. Таким образом, взгляд на образование как средство ассимиляции относится не только к практике XIX в., но и к более раннему периоду.
Имя и идеи другого просветителя, И. Т. Посошкова, достаточно известны историкам. Его проект инородческого образования описан в ряде работ [2, с. 235; 4, с. 30; 5, с. 21]. И. Т. Посошков видит в образовании инородцев средство социализации инородческого крестьянства, фактор сознательного включения его в жизнедеятельность государства, социально-правовой защиты и самозащиты. "А чаю, не худо указ послать и в низовые городы, чтобы и у мортвы (по существу, все инородческое население России. - В. К. ) детей брать и грамоте учить отдавать, хотя бы и насильно. А егда научатся, то и самим им слюбится потому, что к ним паче русских деревень, приезжая солдаты и приставы и подьячие, овогда с указом, овогда ж и без указу, и чинят, что хотят, потому что они люди безграмотные и беззаступные. И того ради всяк их изобижает и чего никогда в указе не бывало, того на них спрашивают и правежом правят. А егда дети их научатся грамоте, то грамотные будут у них владетелми и по прежнему в обиду их уже не дадут, но будут свою братью от всяких напрасных нападок оберегать" [6, с. 172]. Гуманность этих идей не вызывает сомнений. По И. Т. Посошкову, христианизация инородцев должна поставить их в привилегированное положение в сравнении с некрещеными: "И иные выучат грамоте, познают святую христианскую веру, возжелают и креститися, то ти грамотники мало-помалу и иных свою братью к христианской вере приводить будут. И кои мортва иль чюваша иль черемиса крестятся, то тех уже воеводам и всяким правителем и приказным людем надлежит почитать и всячески их утешать и беречь их паче некрещеных и во все от некрещеных чинить им милостивую отмену, чтобы некрещеные крещеным завидовали" [там же]. Для этих целей он рекомендует правительству учреждение миссионерских школ для мордвы.
И. Т. Посошкову принадлежит еще один проект, изложенный им в письме митрополиту Стефану Яворскому (1707), который охватывает все уровни образования, в том числе и высшее ("составить академию великая, всех наук исполненная... И в царствующем граде Москве состроить бы академию великую патриаршу и в нее собрать учителей благочестивых, высокоученых от различных стран" [7, с. 22]), и, по оценке Б. Б. Кафенгауза, представляет, "вероятно, самое раннее высказывание об обязательном и, может быть, о всеобщем народном образовании" [8, с. 111]. Историк петровской эпохи Н. Павлов-Сильванский приводит анонимный документ "Двенадцать статей", сходный с посошковским и в его требовании обязательности обучения ("учения грамо-
стр. 64
--------------------------------------------------------------------------------
те мужеского полу и женского изо всех чинов и земледельцев"), и в христианизаторской его направленности ("у всякие церкви надобе школы и учители грамоте, и писати и рехметику строить и стеречи учеников, чтобы были добрые люди и смирять накрепко, чинно") [9, с. 90]. Вероятно, инородческое образование нужно рассматривать как составной и для этого периода важный элемент общей системы образования.
Назовем еще один мало известный проект образования инородцев, который имел в своей основе идею обязательного обучения. Он был обнаружен М. Ф. Владимирским-Будановым в архиве Св. Синода. Этот проект был изложен Василием Симановым 27 февраля 1723 г. перед Синодом, а "сказка" его о месте обучения была представлена 8 марта. В. Симанов рекомендует учреждение школ и для крещеной, и для некрещеной мордвы с целью решения задач их религиозного просвещения; предполагается набор детей, уже знающих русский язык; характер обучения обязательный, но не всеобщий; школы должны располагаться невдалеке от родных деревень (это требование особо выделяется М. Ф. Владимирским-Будановым как важное, но постоянно "забываемое" законодательством XVIII в.); обучение строится на материале азбуки, часослова и псалтыри; учителями являются попы и дьяконы, в том числе и заштатные; управление школами берет на себя Св. Синод [3, с. 61 - 62]. Таким образом, симановский проект в большей степени носит церковный характер.
В материалах заседаний Уложенной комиссии, созванной Екатериной II в 1767 г., содержалось несколько проектов крестьянского, в том числе и инородческого, образования (депутата от Симбирска А. Ларионова, депутата от Нижегородской губернии И. Жеребцова) [10]. Особый интерес представляет проект депутата от киевского дворянства В. Т. Золотницкого, составленный в рамках работы частной Комиссии об училищах, которая просуществовала после роспуска Уложенной комиссии (1769) еще около пяти лет. По мнению автора, обучение инородческих детей должно строиться на принципах обязательности, бесплатности при взимании целевого налога с пользующегося начальными школами населения, использования на первоначальном этапе обучения родного языка учащихся, отказа от конфессиональной направленности обучения иноверческих детей, привлечения в качестве учителей представителей того же этноса, обязательного освоения учениками русского языка. Все это позволяет оценивать проект В. Т. Золотницкого как наиболее прогрессивный, даже в сравнении с позднейшими школьными уставами [5, с. 56 - 65].
В практике поволжских губерний, население которых характеризовалось полиэтничностью и поликонфессиональностью, первоначальное образование инородцев было связано с его христианизацией. Так, в 1707 г. по инициативе митрополита Тихона в г. Казани была учреждена школа, в которой обучалось 32 инородческих мальчика, правда, через два года по распоряжению Казанского губернатора графа Апраксина она была закрыта "для того, что оные, новокрещеные дети, будучи в Казани без отцов и матерей своих, зачали помирать, а другие заболели". Однако, несмотря на сложности в организации школьного дела, митрополит Тихон именно ее продолжает расценивать как основное средство христианского воспитания "новокрещенов" и в 1720 г. открывает школу для 20 черемисских детей; в 1724 г. в архиерейскую школу набрано было 14 татарских и черемисских детей, обучавшихся русскому языку и Закону Божию вместе с детьми русских священнослужителей "в надежду священства" [11, с. 39 - 40]. В 1721 г. к проблеме инородческого образования проявляет интерес Св. Синод, указом которого поручается епископу Вятскому Алексею обу-
стр. 65
--------------------------------------------------------------------------------
чать детей новокрещенов: "еще кто из них пожелает отдать ко учению ему епископу и устроить таковые училищные домы, в которых бы отроков учить безденежно" [12, с. 214 - 215]. Посетив в 1733 г. новокрещенскую школу при Казанском Зилантовом монастыре, путешественники И. Г. Гмелин и Г. Ф. Миллер указали, что, кроме русских, здесь были дети татар, калмыков, черемис, мордвы и чувашей, целью обучения которых определялась подготовка к миссионерской деятельности: "Из мальчиков надеялись сделать проповедников христианства среди их соплеменников. С этой целью... им велено было все время говорить на их родных наречиях" [13, с. 12].
Во второй половине XVIII в. был сформулирован и реализован самостоятельный проект, опиравшийся на систему новокрещенских школ и соответствовавший стремлению правительства к массовой христианизации инородцев Казанского края: в 1734 г. архиепископ Иларион Рогалевский представил в Св. Синод предложения об учреждении в Казанской епархии четырех школ для обучения детей инородцев вне зависимости от их конфессиональной принадлежности. Они были высочайше утверждены указом от 26 февраля 1735 г., которым разрешалось открытие школ в г. Казани, Елабуге, Цивильске и Царевококшайске с контингентом по 30 человек в каждой. Частичная реализация этого проекта началась пять лет спустя, с учреждением 11 сентября 1740 г. Конторы новокрещенских детей, которой предписывалось открыть эти школы под патронажем управителя новокрещенской конторы Димитрия Сеченова и Казанского епископа Луки Канашевича. Указ 1740 г. определял уже иной состав обучаемых (принимались только новокрещеные дети) и подробную структуру обучения: "обучать оных новокрещеных детей русской грамоте и алфабету и слогам букваря с десятисловием, часослова, псалтири и катехизиса и скорописному, однако ж при том за ними смотреть, чтобы и своих природных языков не позабыли" [12, с. 221]. Учебный процесс в школах начался с января 1750 г., но Св. Синод остался недоволен подбором учителей: все назначенные на эти должности церковнослужители не понимали родного языка учеников, знание которого было жестко предписано Синодом в 1751 г. В результате эта попытка формирования системы инородческого образования не удалась. По инициативе епископа происходит централизация школ и их объединение в единственную Казанскую новокрещенскую школу, но вскоре и она пришла в упадок.
С закрытием в 1764 г. новокрещенской Конторы Синод вместе с Сенатом в представлении императрице Екатерине II ходатайствует об упразднении и новокрещенских школ, объясняя необходимость этого, во-первых, неспособностью инородческих детей к обучению ("обучающиеся в тех школах новокрещенские дети по большей части к обучению непонятны") и, во-вторых, отсутствием для выпускников вакансий среди церковнослужителей. Несмотря на повеление императрицы "школ не отрешать", отсутствие финансирования и учебной базы привело к прекращению их деятельности в 1797 г. [14, с. 194].
Анализируя причины несостоятельности новокрещенских школ, известный просветитель марийского народа С. А. Нурминский указывал на неверно сформулированный узкоспециальный, односторонне-миссионерский характер подготовки и на дублирование функций школ и Казанской семинарии, которая также готовила инородческих детей к церковным должностям [15, с. 206 - 226]. Сосредоточив внимание на подготовке будущих церковнослужителей, школы направляли весь учебный процесс на достижение этой цели и как основной метод обучения использовали механическое чтение и заучивание наизусть: на первой
стр. 66
--------------------------------------------------------------------------------
ступени ученики должны были "речевито и твердо" читать азбуку, часослов и псалтирь; на второй - читать букварь с заучиванием некоторых мест наизусть и наизусть выучить катехизис, на этой же ступени начиналось обучение письму. Господство церковнославянского языка и сохранение псалтырного - буквенного - метода чтения придавало обучению механический характер, усугублявшийся отсутствием, несмотря на все старания епархиального руководства, учителей, владеющих инородческими языками, - и в этом основная причина того, что, по определению Синода, инородческие дети оказались "к обучению непонятными". Но наиболее важная причина несостоятельности самой системы новокрещенских школ заключалась в том, что практическая подготовка церковнослужителей совершенно не предполагала духовно-нравственного развития инородцев, формирования навыков миссионерской деятельности, умения вести проповедь христианства на родном языке. И, наконец, принудительный характер набора учеников не мог способствовать повышению авторитета школ среди инородцев.
Реформы эпохи Александра I затронули и инородческое образование, которое должно было осуществляться через систему сельских приходских училищ с опорой на родной язык учеников и широкое использование в качестве учебного и дидактического материала переводов вероучительных книг. В представлении Св. Синода от 12 сентября 1804 г. четко сформулированы эти положения: "В селениях, обратившихся в православную веру греко-российского исповедания, как-то: корел, черемис, мордвы, вотяков, татар, чуваш и прочих, коих дети по-русски не разумеют, - учить священно-церковнослужителям в школах и в церквах наставление производить на их природном языке, дотоле, доколе все их прихожане от мала до велика разуметь будут совершенно российский язык, а для преподавания такового учения и можно будет употребить на первый случай назначенные Св. Синодом к изданию в печать книги на российском языке с переводом на упомянутые, содержащие в себе церковные молитвы, символ веры, десятисловие и катехизис; таковые книги для сих обращенных в веру греческого исповедания народов могут послужить к лучшему вразумлению их и понятию о богопочитании и истинном познании святости христианской веры. И для того в те села во все священнослужительские чины, открываться имеющие, производить или из семинарии тамошних уроженцев, знающих непременно употребляемый там язык, или и самих жителей, обучая последних первым действиям арифметики в семинарии" [16, с. 355].
Однако и светская, и церковная общественность продолжала видеть в школе единственное действенное средство религиозно-нравственного просвещения инородцев, что особенно ярко проявилось в поддержке и оценке Российского Библейского Общества (РБО). Хотя в 1826 г. его деятельность была прекращена, созидательные последствия очевидны: к 1823 г. РБО распространило на 41 языке более 700 тыс. экземпляров Библии и Евангелия. Среди них переводы, подготовленные по инициативе самого общества и изданные им на русском, калмыцком, карельском, монгольском, литовско-самогитском, турецком, армянском, татарском, татарско-турецком, черемисском, чувашском и мордовских языках. Однако в литературе, посвященной результатам переводческой деятельности РБО на языки народов Поволжья, отчего-то закрепилось мнение, что указанные книги никакой роли не сыграли. Отметим, что в Национальном архиве Республики Татарстан имеется переписка министра духовных дел и народного просвещения князя А. Н. Голицына и попечителя Казанского учебного округа М. Л. Магницкого "Об открытии училища в селе Четай для обуче-
стр. 67
--------------------------------------------------------------------------------
ния чувашских детей чтению и письму на российском языке", которая позволяет полемизировать с приверженцами этой точки зрения [17].
Толчком к трехлетней переписке стало обращение к Голицыну 11 июля 1819 г. надворного советника Ивана Попова из Курмышского уезда Симбирской губернии с просьбой "о дозволении открыть в селе Четай училище для обучения чувашских детей чтению и письму на российском языке" (письмо от 11 июля 1819 г.) [17, л. 1]. Основанием для просьбы стала деятельность сельского священника Николая Базилевского: приняв участие в переводах Нового Завета на чувашский язык, организованных РБО, он убеждается в том, что издание этих переводов не принесет ожидаемого результата без первоначального образования детей чуваш-прихожан. Священник начинает учить в своем доме вначале шестерых чувашских детей, вскоре их число возрастает до 40, что автоматически ставит проблему строительства школьного здания. Николай Базилевский способствовал вступлению своих прихожан в Курмышское Библейское товарищество, члены которого и "другие любители Слова Божия собрали на постройку училищного дома для чуваш более 400 рублей" [17, л. 2]. Никакой просьбы об оказании финансовой поддержки на строительство или на оплату труда учителя не высказывалось, ходатайство касалось лишь официального разрешения на открытие училища и утверждения программы обучения (училищный курс предполагал формирование навыков правильного чтения на русском языке священных и церковных книг и русского письма).
Голицын поддержал это начинание: "Благословение Божие, явно оказывающееся на деле Библейского Общества, возбуждением между прочим и к переложению книг Слова Божия на языки народов, в неведении оного доселе пребывающих, продолжает содействовать той же благотворной цели чрез указание необходимости в распространении между народами умения читать. ...Библейское Общество сему помочь не может, а потому начальство по части народного просвещения обязывается употребить все зависящие от него средства, дабы доставить возможность к научению на первый случай хотя оных желающих научиться" (письмо Магницкому от 18 августа 1819 г.) [17, л. 6]. Однако он ограничил цели училища для чувашей лишь формированием умения читать, "полагая единственною для них целию чтение Священного Писания" [17, л. 6, об.], а не их общее просвещение, и предложил в перспективе (при появлении способных учителей и нужных пособий) как наиболее подходящий метод взаимного обучения.
Магницкий рассматривает поставленную перед ним проблему гораздо шире, связывая ее с этноконфессиональной ситуацией Казанского учебного округа и резко критикуя принципы, на основе которых проводилась христианизация народов: "Чуваши и мордва, населяющие некоторые губернии Казанского округа, суть народы полудикие по моральному их образованию, но весьма мягкосердые и робкие по природе. Они большею частию идолопоклонники, но самые грубые, ибо ни полного учения своей веры, ни жрецов или наставников не имеют, а поклоняются по привычке и преданию своим идолам и имеют род сибирских шаманов или колдунов. С давнего времени было предпринято их обращение в христианскую веру; но как вероятно делалось сие в одном духе политической пользы, то дух Божий не токмо не осенил сего предприятия своею силою, но и оно само обратилось ко вреду бедного народа и даже религии" (письмо от 14 сентября 1819 г.) [17, л. 8].
Пожалуй, ни один из современников Магницкого не противопоставлял столь резко политические, государственные и собственно духовные цели христианиза-
стр. 68
--------------------------------------------------------------------------------
ции, причем в духовенстве он не видел силы, способной достичь высоты духовного преображения "Новокрещенов": "непросвещенное сельское духовенство соединилось с исправниками и из святого дела евангельской проповеди произошли величайшие притеснения, лихоимства и удаления от христианства" [17, л. 8, об.]. В конкретном вопросе о Четайском училище Магницкий предполагает конкретные меры: во-первых, "предписать повсеместно, чтобы со стороны духовного начальства никакого принуждения новокрещенам делаемо не было. Менее ужасно совершенное их отпадение от устного христианства, нежели притворное соединение его с идольскими требами, лихоимством и угнетением, приводящими к ненависти к самой религии"; во-вторых, выразить поддержку начинанию священника Базилевского, возможно и повышением его в чине; в-третьих, поручить директору Казанского университета собрать сведения об училище; в-четвертых, для подготовки учителей, владеющих методом взаимного обучения, открыть небольшое заведение под непосредственным руководством директора университета, снабдить его методическими руководствами и доставить "хоть одного ученика, видевшего в действии способ взаимного обучения" [17, л. 9 - 9, об.].
В течение двух месяцев Магницкий разрабатывает проект, который опирается на опыт новокрещенских школ, но вводится в общий контекст его собственной программы народного воспитания. Он видит главную причину исчезновения этих школ в отсутствии государственной заинтересованности в их функционировании: "Они не были привязаны к какому-либо прочному государственному установлению, и потому, когда не стало людей, благотворную мысль ее учреждения имевших, холодность наследователей, а потом и неверие загладили следы ее", и что еще серьезнее - в отсутствии или несформулированности государственной идеологии в просвещении инородцев: "если бы поставлены они были на прочном основании, то весьма вероятно, что через 80 лет существования оной было бы уже четыре поколения обращенных чувашей, мордвы, черемис и татар" (письмо от 15 ноября 1819 г.) [17, л. 13]. Напоминая об этом неудачном опыте, Магницкий советует "не делать частного, всегда непрочного предприятия из великого дела обращения многочисленных языков" [там же]. Основная идея состоит в необходимости централизации дела христианского просвещения инородцев вокруг Казанского университета как университета христианского. Цель создания такого университета, "первого в своем роде не только в России, но и в Европе", Магницкий видит в том, чтобы "не устранять его от дел обращения, дабы показать, что у нас просвещение науками соединяется навсегда с просвещением Истинного света" [17, л. 13 - 13, об.].
Приоритет государственного, централизованного управления реформой акцентирован и в указании функции директора университета как исполнительской: "Я не полагал, чтобы он все устраивал на местах, а думал только, что распоряжения по сему предмету, мною от Вашего сиятельства принимаемые, будут ему передаваться к надлежащему исполнению чрез людей, кои на местах поставлены будут в его зависимость, ибо никак не можно от частного действия ожидать успеха общего и особливо продолжительного" [17, л. 13, об.]; и в разработанной ступенчатой системе училищ: на месте бывших в Казани и Астрахани новокрещенских школ открыть центральные училища, с которыми будут связаны училища местные, подобные Четайскому; и в государственном финансировании системы: "...Но как ни надежны были бы установления на частных и преходящих денежных пособиях, то я бы предложил из остатков университетских сумм сего года отделить на сие благочестивое и полезное
стр. 69
--------------------------------------------------------------------------------
заведение, что составит капитал, довольно значащий"; и в организации корпуса местных инспекторов училищ: "в Симбирске весьма полезно иметь сотрудника" [17, л. 13, об-14].
Проект Магницкого реализован не был, но его актуальность еще раз была доказана Министру духовных дел и народного просвещения, когда в ноябре 1820 г. к нему обращается священник Казанской епархии Андрей Альбинский и повторяется ситуация священника Николая Базилевского. Альбинский участвовал в работе РБО по переводу Нового Завета на марийский язык, общение с прихожанами показало необходимость обучить их чтению для того, чтобы изданные РБО переводы реально выполняли возложенную на них функцию духовного просвещения инородцев: "Российское Библейское Общество... поселит в доме каждого с Новым Заветом на его природном языке и новую веру, и новое подкрепление в вере, и, так сказать, домашнего учителя и наставника - самое Слово Божие, если попечется учредить обучение чтению в народе сем хотя во дни воскресные и праздничные и свободные от работы для скорости и удобности по системе Ланкастровой" [17, л. 34, об.]. В это же время Голицын получает письмо "астраханского старшего юртового Магтасип-Казы-Ходжи-Ахунджан-Ниязова об учреждении в Астрахани училищ для обучения татар российской грамоте" (письмо Магницкому от 25 мая 1821 г.) [17, л. 30]. Голицын рекомендует для обоих случаев организацию училищ по методу взаимного обучения, перенося распространяющийся по инициативе "сугубого" министерства с 1819 г. в русских школах ланкастерский метод на иную языковую ситуацию.
Магницкий возобновляет попытку представить на рассмотрение министра свой проект реформы народного воспитания с учетом вновь полученных сведений (письмо от 17 июня 1821 г.) [17, л. 36 - 37]. Можно предположить, что Голицын, говоря: "я признаю необходимым по сему предмету ожидать общих об утверждении училищ взаимного обучения правил и постановлений, без которых ныне невозможно предпринимать ничего особенного в частности" (письмо от 30 июня 1821 г.), предполагал принятие новых законодательных актов о просвещении народов России, как для русских, так и для инородцев.
Таким образом, можно констатировать, что в отличие от традиционной точки зрения, относящей зарождение идей инородческого образования ко второй половине XIX в., приведенные образовательные проекты, связывавшие процесс христианизации нерусских народов Поволжья и Приуралья с их обучением, свидетельствуют о значительно более ранних попытках ответить на вызовы своего времени, на требование включить эти народы в цивилизационный процесс. Разумеется, звучавшие в них идеи христианского гуманизма были робки и глухи и касались не только инородцев, но и русского крестьянства. Однако они противоречили устоявшимся традициям, сословным началам образовательной политики, менталитету господствующих классов и готовности самих ущемленных слоев общества к образованию. Исторические, идеологические, социокультурные реалии не позволили авторам проектов сделать то, что во второй половине XIX в. смогли осуществить министр народного просвещения и обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой и выдающийся просветитель и педагог Поволжья, миссионер и ученый-востоковед Н. И. Ильминский принятием Правил о мерах к образованию населяющих Россию инородцев и созданием концепции и системы инородческого образования в России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Повесть о Стефане, епископе Пермском // Древнерусские предания (XI-XVI вв.). М., 1982.
стр. 70
--------------------------------------------------------------------------------
2. Афанасьев П. О. Н. И. Ильминский и его система школьного просвещения инородцев Казанского края. Казань, 1914.
3. Владимирский-Буданов М. Ф. Государство и народное образование в России XVIII века. Ч. 1. Ярославль, 1874.
4. Миропольский С. Школа и государство. Обязательность обучения в России (Ист. этюд). Изд. 3-е. СПб., 1910.
5. Жураковский Г. Е. Из истории просвещения в дореволюционной России. М., 1978.
6. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951.
7. Сборники писем И. Т. Посошкова к митрополиту Стефану Яворскому. СПб., 1900.
8. Кафенгауз Б. Б. И. Т. Посошков. Жизнь и деятельность. М.; Л., 1950.
9. Павлов-Силъванский Н. Проекты реформ в записках современников Петра I. СПб., 1898.
10. Бочкарев В. Культурные запросы русского общества начала царствования Екатерины II по материалам Законодательной комиссии 1767 г. // Русская старина. 1915. Кн. 1.
11. Можаровский А. Ф. Изложение хода миссионерского дела по просвещению казанских инородцев с 1552 по 1867 г. М., 1880.
12. Луппов П. Н. Христианство у вотяков. СПб., 1899.
13. Харлампович К. В. Казанские новокрещенские школы (К истории христианизации инородцев Казанской епархии в XVIII в.) // Изв. ОАИЭ. Казань, 1905. Т. 21. Вып. 1.
14. Малое Е. А. О Новокрещенской конторе. Казань, 1878.
15. Нурминский С. А. Инородческие школы // Православное обозрение. 1864. Ч. П.
16. Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864. Т. 1.
17. Переписка Л. М. Магницкого и А. Н. Голицына // НАРТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 887-в.
18. Минаков А. Ю. Консервативный проект М. Л. Магницкого: страница истории идейных поисков русской православной оппозиции в 20-е годы XIX века // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. 1. Гуманитарные науки. 2000. N 2.
стр. 71
Первый проект просвещения инородческого населения России был, как известно, разработан и осуществлен среди коми-зырян Стефаном Пермским. Цель и средства его осуществления сформулированы в агиографической "Повести о Стефане, епископе Пермском" (1394): "И добрее обдержаше и помысл, еже ити в Перьмскую землю и учити я. Того бо ради язык пермьский покушашеся изучити, и того деля и грамоту пермьскую створи, понеже зело желааше и велми потяше еже шествовати в Пермь, и учити люди некрещеныя, и обращати неверныя человеки, и приводити я ко Христу богу в веру христианьскую" [1, с. 165].
Историк образования конца XIX в. П. О. Афанасьев утверждал, что до внедрения в России системы Н. И. Ильминского "школьное дело хотя и было включено... в число главных средств к христианскому просвещению инородцев, но занимало на деле, по отношению к остальным практиковавшимся тогда средствам, лишь второстепенное положение. Главное внимание правительства (светского и духовного) тогда было обращено не на молодое поколение инородцев: оно старалось обратить в христианство главным образом взрослый элемент инородцев, рассчитывая, что дети их сами собою сделаются христианами" [2, с. 233 - 234]. Однако анализ реалий раннего миссионерства не позволяет согласиться с этим мнением. Так, еще Стефан Пермский крещение связывал с обучением грамоте независимо от возраста новокрещеного: "И научи их грамоте их пермьстей, юже бе дотоле ново сложил; но и всемь имь новокрещеным мужем, и уношам, и отрокам младым, и малым детищем заповеда учити грамоту: Часословець яве, и Осмогласник, и Песница Давыдова, но и вся прочаа книгы" [1, с. 171]. Первый христианский миссионер Казани святитель Гурий, опираясь на помощь архимандритов Варсонофия и Германа, организовал при учрежденных монастырях школы для детей христиан, в числе которых были и дети новокрещеных инородцев. Языком обучения становился их родной язык, поскольку государство ставило целью не только их первоначальное образование, но и подготовку к будущей миссионерской деятельности среди единоплеменников.
В начале XVIII в. интерес государства к инородческому образованию так четко был обозначен, что историк образования второй половины XIX в. М. Ф. Владимирский-Буданов не смог не отметить следую-
стр. 63
--------------------------------------------------------------------------------
щее: "инородцы были счастливее господствующей народности; образование инородцев озабочивало государство в то время, когда оно совершенно оставило все попытки к распространению элементарного образования среди русского населения" [3, с. 60]. Причины внимания очевидны и кроются не столько в сфере собственно образования, сколько в общественной потребности христианского просвещения иноверцев. Из двух возможных путей - создания миссионерских и новокрещенских школ - правительство по преимуществу избирало второй путь.
М. Ф. Владимирский-Буданов показал, что этой эпохе принадлежит актуализация самого понятия инородческая школа. Разрушив монополию церкви на инородческое образование, государство стало направлять его и на реализацию новой цели - распространение "русской цивилизации среди полудиких племен, подчиненных русскому государству, т.е. к распространению между ними русского языка и русской письменности. Это считалось лучшим средством ассимиляции племен нерусских" [там же]. Таким образом, взгляд на образование как средство ассимиляции относится не только к практике XIX в., но и к более раннему периоду.
Имя и идеи другого просветителя, И. Т. Посошкова, достаточно известны историкам. Его проект инородческого образования описан в ряде работ [2, с. 235; 4, с. 30; 5, с. 21]. И. Т. Посошков видит в образовании инородцев средство социализации инородческого крестьянства, фактор сознательного включения его в жизнедеятельность государства, социально-правовой защиты и самозащиты. "А чаю, не худо указ послать и в низовые городы, чтобы и у мортвы (по существу, все инородческое население России. - В. К. ) детей брать и грамоте учить отдавать, хотя бы и насильно. А егда научатся, то и самим им слюбится потому, что к ним паче русских деревень, приезжая солдаты и приставы и подьячие, овогда с указом, овогда ж и без указу, и чинят, что хотят, потому что они люди безграмотные и беззаступные. И того ради всяк их изобижает и чего никогда в указе не бывало, того на них спрашивают и правежом правят. А егда дети их научатся грамоте, то грамотные будут у них владетелми и по прежнему в обиду их уже не дадут, но будут свою братью от всяких напрасных нападок оберегать" [6, с. 172]. Гуманность этих идей не вызывает сомнений. По И. Т. Посошкову, христианизация инородцев должна поставить их в привилегированное положение в сравнении с некрещеными: "И иные выучат грамоте, познают святую христианскую веру, возжелают и креститися, то ти грамотники мало-помалу и иных свою братью к христианской вере приводить будут. И кои мортва иль чюваша иль черемиса крестятся, то тех уже воеводам и всяким правителем и приказным людем надлежит почитать и всячески их утешать и беречь их паче некрещеных и во все от некрещеных чинить им милостивую отмену, чтобы некрещеные крещеным завидовали" [там же]. Для этих целей он рекомендует правительству учреждение миссионерских школ для мордвы.
И. Т. Посошкову принадлежит еще один проект, изложенный им в письме митрополиту Стефану Яворскому (1707), который охватывает все уровни образования, в том числе и высшее ("составить академию великая, всех наук исполненная... И в царствующем граде Москве состроить бы академию великую патриаршу и в нее собрать учителей благочестивых, высокоученых от различных стран" [7, с. 22]), и, по оценке Б. Б. Кафенгауза, представляет, "вероятно, самое раннее высказывание об обязательном и, может быть, о всеобщем народном образовании" [8, с. 111]. Историк петровской эпохи Н. Павлов-Сильванский приводит анонимный документ "Двенадцать статей", сходный с посошковским и в его требовании обязательности обучения ("учения грамо-
стр. 64
--------------------------------------------------------------------------------
те мужеского полу и женского изо всех чинов и земледельцев"), и в христианизаторской его направленности ("у всякие церкви надобе школы и учители грамоте, и писати и рехметику строить и стеречи учеников, чтобы были добрые люди и смирять накрепко, чинно") [9, с. 90]. Вероятно, инородческое образование нужно рассматривать как составной и для этого периода важный элемент общей системы образования.
Назовем еще один мало известный проект образования инородцев, который имел в своей основе идею обязательного обучения. Он был обнаружен М. Ф. Владимирским-Будановым в архиве Св. Синода. Этот проект был изложен Василием Симановым 27 февраля 1723 г. перед Синодом, а "сказка" его о месте обучения была представлена 8 марта. В. Симанов рекомендует учреждение школ и для крещеной, и для некрещеной мордвы с целью решения задач их религиозного просвещения; предполагается набор детей, уже знающих русский язык; характер обучения обязательный, но не всеобщий; школы должны располагаться невдалеке от родных деревень (это требование особо выделяется М. Ф. Владимирским-Будановым как важное, но постоянно "забываемое" законодательством XVIII в.); обучение строится на материале азбуки, часослова и псалтыри; учителями являются попы и дьяконы, в том числе и заштатные; управление школами берет на себя Св. Синод [3, с. 61 - 62]. Таким образом, симановский проект в большей степени носит церковный характер.
В материалах заседаний Уложенной комиссии, созванной Екатериной II в 1767 г., содержалось несколько проектов крестьянского, в том числе и инородческого, образования (депутата от Симбирска А. Ларионова, депутата от Нижегородской губернии И. Жеребцова) [10]. Особый интерес представляет проект депутата от киевского дворянства В. Т. Золотницкого, составленный в рамках работы частной Комиссии об училищах, которая просуществовала после роспуска Уложенной комиссии (1769) еще около пяти лет. По мнению автора, обучение инородческих детей должно строиться на принципах обязательности, бесплатности при взимании целевого налога с пользующегося начальными школами населения, использования на первоначальном этапе обучения родного языка учащихся, отказа от конфессиональной направленности обучения иноверческих детей, привлечения в качестве учителей представителей того же этноса, обязательного освоения учениками русского языка. Все это позволяет оценивать проект В. Т. Золотницкого как наиболее прогрессивный, даже в сравнении с позднейшими школьными уставами [5, с. 56 - 65].
В практике поволжских губерний, население которых характеризовалось полиэтничностью и поликонфессиональностью, первоначальное образование инородцев было связано с его христианизацией. Так, в 1707 г. по инициативе митрополита Тихона в г. Казани была учреждена школа, в которой обучалось 32 инородческих мальчика, правда, через два года по распоряжению Казанского губернатора графа Апраксина она была закрыта "для того, что оные, новокрещеные дети, будучи в Казани без отцов и матерей своих, зачали помирать, а другие заболели". Однако, несмотря на сложности в организации школьного дела, митрополит Тихон именно ее продолжает расценивать как основное средство христианского воспитания "новокрещенов" и в 1720 г. открывает школу для 20 черемисских детей; в 1724 г. в архиерейскую школу набрано было 14 татарских и черемисских детей, обучавшихся русскому языку и Закону Божию вместе с детьми русских священнослужителей "в надежду священства" [11, с. 39 - 40]. В 1721 г. к проблеме инородческого образования проявляет интерес Св. Синод, указом которого поручается епископу Вятскому Алексею обу-
стр. 65
--------------------------------------------------------------------------------
чать детей новокрещенов: "еще кто из них пожелает отдать ко учению ему епископу и устроить таковые училищные домы, в которых бы отроков учить безденежно" [12, с. 214 - 215]. Посетив в 1733 г. новокрещенскую школу при Казанском Зилантовом монастыре, путешественники И. Г. Гмелин и Г. Ф. Миллер указали, что, кроме русских, здесь были дети татар, калмыков, черемис, мордвы и чувашей, целью обучения которых определялась подготовка к миссионерской деятельности: "Из мальчиков надеялись сделать проповедников христианства среди их соплеменников. С этой целью... им велено было все время говорить на их родных наречиях" [13, с. 12].
Во второй половине XVIII в. был сформулирован и реализован самостоятельный проект, опиравшийся на систему новокрещенских школ и соответствовавший стремлению правительства к массовой христианизации инородцев Казанского края: в 1734 г. архиепископ Иларион Рогалевский представил в Св. Синод предложения об учреждении в Казанской епархии четырех школ для обучения детей инородцев вне зависимости от их конфессиональной принадлежности. Они были высочайше утверждены указом от 26 февраля 1735 г., которым разрешалось открытие школ в г. Казани, Елабуге, Цивильске и Царевококшайске с контингентом по 30 человек в каждой. Частичная реализация этого проекта началась пять лет спустя, с учреждением 11 сентября 1740 г. Конторы новокрещенских детей, которой предписывалось открыть эти школы под патронажем управителя новокрещенской конторы Димитрия Сеченова и Казанского епископа Луки Канашевича. Указ 1740 г. определял уже иной состав обучаемых (принимались только новокрещеные дети) и подробную структуру обучения: "обучать оных новокрещеных детей русской грамоте и алфабету и слогам букваря с десятисловием, часослова, псалтири и катехизиса и скорописному, однако ж при том за ними смотреть, чтобы и своих природных языков не позабыли" [12, с. 221]. Учебный процесс в школах начался с января 1750 г., но Св. Синод остался недоволен подбором учителей: все назначенные на эти должности церковнослужители не понимали родного языка учеников, знание которого было жестко предписано Синодом в 1751 г. В результате эта попытка формирования системы инородческого образования не удалась. По инициативе епископа происходит централизация школ и их объединение в единственную Казанскую новокрещенскую школу, но вскоре и она пришла в упадок.
С закрытием в 1764 г. новокрещенской Конторы Синод вместе с Сенатом в представлении императрице Екатерине II ходатайствует об упразднении и новокрещенских школ, объясняя необходимость этого, во-первых, неспособностью инородческих детей к обучению ("обучающиеся в тех школах новокрещенские дети по большей части к обучению непонятны") и, во-вторых, отсутствием для выпускников вакансий среди церковнослужителей. Несмотря на повеление императрицы "школ не отрешать", отсутствие финансирования и учебной базы привело к прекращению их деятельности в 1797 г. [14, с. 194].
Анализируя причины несостоятельности новокрещенских школ, известный просветитель марийского народа С. А. Нурминский указывал на неверно сформулированный узкоспециальный, односторонне-миссионерский характер подготовки и на дублирование функций школ и Казанской семинарии, которая также готовила инородческих детей к церковным должностям [15, с. 206 - 226]. Сосредоточив внимание на подготовке будущих церковнослужителей, школы направляли весь учебный процесс на достижение этой цели и как основной метод обучения использовали механическое чтение и заучивание наизусть: на первой
стр. 66
--------------------------------------------------------------------------------
ступени ученики должны были "речевито и твердо" читать азбуку, часослов и псалтирь; на второй - читать букварь с заучиванием некоторых мест наизусть и наизусть выучить катехизис, на этой же ступени начиналось обучение письму. Господство церковнославянского языка и сохранение псалтырного - буквенного - метода чтения придавало обучению механический характер, усугублявшийся отсутствием, несмотря на все старания епархиального руководства, учителей, владеющих инородческими языками, - и в этом основная причина того, что, по определению Синода, инородческие дети оказались "к обучению непонятными". Но наиболее важная причина несостоятельности самой системы новокрещенских школ заключалась в том, что практическая подготовка церковнослужителей совершенно не предполагала духовно-нравственного развития инородцев, формирования навыков миссионерской деятельности, умения вести проповедь христианства на родном языке. И, наконец, принудительный характер набора учеников не мог способствовать повышению авторитета школ среди инородцев.
Реформы эпохи Александра I затронули и инородческое образование, которое должно было осуществляться через систему сельских приходских училищ с опорой на родной язык учеников и широкое использование в качестве учебного и дидактического материала переводов вероучительных книг. В представлении Св. Синода от 12 сентября 1804 г. четко сформулированы эти положения: "В селениях, обратившихся в православную веру греко-российского исповедания, как-то: корел, черемис, мордвы, вотяков, татар, чуваш и прочих, коих дети по-русски не разумеют, - учить священно-церковнослужителям в школах и в церквах наставление производить на их природном языке, дотоле, доколе все их прихожане от мала до велика разуметь будут совершенно российский язык, а для преподавания такового учения и можно будет употребить на первый случай назначенные Св. Синодом к изданию в печать книги на российском языке с переводом на упомянутые, содержащие в себе церковные молитвы, символ веры, десятисловие и катехизис; таковые книги для сих обращенных в веру греческого исповедания народов могут послужить к лучшему вразумлению их и понятию о богопочитании и истинном познании святости христианской веры. И для того в те села во все священнослужительские чины, открываться имеющие, производить или из семинарии тамошних уроженцев, знающих непременно употребляемый там язык, или и самих жителей, обучая последних первым действиям арифметики в семинарии" [16, с. 355].
Однако и светская, и церковная общественность продолжала видеть в школе единственное действенное средство религиозно-нравственного просвещения инородцев, что особенно ярко проявилось в поддержке и оценке Российского Библейского Общества (РБО). Хотя в 1826 г. его деятельность была прекращена, созидательные последствия очевидны: к 1823 г. РБО распространило на 41 языке более 700 тыс. экземпляров Библии и Евангелия. Среди них переводы, подготовленные по инициативе самого общества и изданные им на русском, калмыцком, карельском, монгольском, литовско-самогитском, турецком, армянском, татарском, татарско-турецком, черемисском, чувашском и мордовских языках. Однако в литературе, посвященной результатам переводческой деятельности РБО на языки народов Поволжья, отчего-то закрепилось мнение, что указанные книги никакой роли не сыграли. Отметим, что в Национальном архиве Республики Татарстан имеется переписка министра духовных дел и народного просвещения князя А. Н. Голицына и попечителя Казанского учебного округа М. Л. Магницкого "Об открытии училища в селе Четай для обуче-
стр. 67
--------------------------------------------------------------------------------
ния чувашских детей чтению и письму на российском языке", которая позволяет полемизировать с приверженцами этой точки зрения [17].
Толчком к трехлетней переписке стало обращение к Голицыну 11 июля 1819 г. надворного советника Ивана Попова из Курмышского уезда Симбирской губернии с просьбой "о дозволении открыть в селе Четай училище для обучения чувашских детей чтению и письму на российском языке" (письмо от 11 июля 1819 г.) [17, л. 1]. Основанием для просьбы стала деятельность сельского священника Николая Базилевского: приняв участие в переводах Нового Завета на чувашский язык, организованных РБО, он убеждается в том, что издание этих переводов не принесет ожидаемого результата без первоначального образования детей чуваш-прихожан. Священник начинает учить в своем доме вначале шестерых чувашских детей, вскоре их число возрастает до 40, что автоматически ставит проблему строительства школьного здания. Николай Базилевский способствовал вступлению своих прихожан в Курмышское Библейское товарищество, члены которого и "другие любители Слова Божия собрали на постройку училищного дома для чуваш более 400 рублей" [17, л. 2]. Никакой просьбы об оказании финансовой поддержки на строительство или на оплату труда учителя не высказывалось, ходатайство касалось лишь официального разрешения на открытие училища и утверждения программы обучения (училищный курс предполагал формирование навыков правильного чтения на русском языке священных и церковных книг и русского письма).
Голицын поддержал это начинание: "Благословение Божие, явно оказывающееся на деле Библейского Общества, возбуждением между прочим и к переложению книг Слова Божия на языки народов, в неведении оного доселе пребывающих, продолжает содействовать той же благотворной цели чрез указание необходимости в распространении между народами умения читать. ...Библейское Общество сему помочь не может, а потому начальство по части народного просвещения обязывается употребить все зависящие от него средства, дабы доставить возможность к научению на первый случай хотя оных желающих научиться" (письмо Магницкому от 18 августа 1819 г.) [17, л. 6]. Однако он ограничил цели училища для чувашей лишь формированием умения читать, "полагая единственною для них целию чтение Священного Писания" [17, л. 6, об.], а не их общее просвещение, и предложил в перспективе (при появлении способных учителей и нужных пособий) как наиболее подходящий метод взаимного обучения.
Магницкий рассматривает поставленную перед ним проблему гораздо шире, связывая ее с этноконфессиональной ситуацией Казанского учебного округа и резко критикуя принципы, на основе которых проводилась христианизация народов: "Чуваши и мордва, населяющие некоторые губернии Казанского округа, суть народы полудикие по моральному их образованию, но весьма мягкосердые и робкие по природе. Они большею частию идолопоклонники, но самые грубые, ибо ни полного учения своей веры, ни жрецов или наставников не имеют, а поклоняются по привычке и преданию своим идолам и имеют род сибирских шаманов или колдунов. С давнего времени было предпринято их обращение в христианскую веру; но как вероятно делалось сие в одном духе политической пользы, то дух Божий не токмо не осенил сего предприятия своею силою, но и оно само обратилось ко вреду бедного народа и даже религии" (письмо от 14 сентября 1819 г.) [17, л. 8].
Пожалуй, ни один из современников Магницкого не противопоставлял столь резко политические, государственные и собственно духовные цели христианиза-
стр. 68
--------------------------------------------------------------------------------
ции, причем в духовенстве он не видел силы, способной достичь высоты духовного преображения "Новокрещенов": "непросвещенное сельское духовенство соединилось с исправниками и из святого дела евангельской проповеди произошли величайшие притеснения, лихоимства и удаления от христианства" [17, л. 8, об.]. В конкретном вопросе о Четайском училище Магницкий предполагает конкретные меры: во-первых, "предписать повсеместно, чтобы со стороны духовного начальства никакого принуждения новокрещенам делаемо не было. Менее ужасно совершенное их отпадение от устного христианства, нежели притворное соединение его с идольскими требами, лихоимством и угнетением, приводящими к ненависти к самой религии"; во-вторых, выразить поддержку начинанию священника Базилевского, возможно и повышением его в чине; в-третьих, поручить директору Казанского университета собрать сведения об училище; в-четвертых, для подготовки учителей, владеющих методом взаимного обучения, открыть небольшое заведение под непосредственным руководством директора университета, снабдить его методическими руководствами и доставить "хоть одного ученика, видевшего в действии способ взаимного обучения" [17, л. 9 - 9, об.].
В течение двух месяцев Магницкий разрабатывает проект, который опирается на опыт новокрещенских школ, но вводится в общий контекст его собственной программы народного воспитания. Он видит главную причину исчезновения этих школ в отсутствии государственной заинтересованности в их функционировании: "Они не были привязаны к какому-либо прочному государственному установлению, и потому, когда не стало людей, благотворную мысль ее учреждения имевших, холодность наследователей, а потом и неверие загладили следы ее", и что еще серьезнее - в отсутствии или несформулированности государственной идеологии в просвещении инородцев: "если бы поставлены они были на прочном основании, то весьма вероятно, что через 80 лет существования оной было бы уже четыре поколения обращенных чувашей, мордвы, черемис и татар" (письмо от 15 ноября 1819 г.) [17, л. 13]. Напоминая об этом неудачном опыте, Магницкий советует "не делать частного, всегда непрочного предприятия из великого дела обращения многочисленных языков" [там же]. Основная идея состоит в необходимости централизации дела христианского просвещения инородцев вокруг Казанского университета как университета христианского. Цель создания такого университета, "первого в своем роде не только в России, но и в Европе", Магницкий видит в том, чтобы "не устранять его от дел обращения, дабы показать, что у нас просвещение науками соединяется навсегда с просвещением Истинного света" [17, л. 13 - 13, об.].
Приоритет государственного, централизованного управления реформой акцентирован и в указании функции директора университета как исполнительской: "Я не полагал, чтобы он все устраивал на местах, а думал только, что распоряжения по сему предмету, мною от Вашего сиятельства принимаемые, будут ему передаваться к надлежащему исполнению чрез людей, кои на местах поставлены будут в его зависимость, ибо никак не можно от частного действия ожидать успеха общего и особливо продолжительного" [17, л. 13, об.]; и в разработанной ступенчатой системе училищ: на месте бывших в Казани и Астрахани новокрещенских школ открыть центральные училища, с которыми будут связаны училища местные, подобные Четайскому; и в государственном финансировании системы: "...Но как ни надежны были бы установления на частных и преходящих денежных пособиях, то я бы предложил из остатков университетских сумм сего года отделить на сие благочестивое и полезное
стр. 69
--------------------------------------------------------------------------------
заведение, что составит капитал, довольно значащий"; и в организации корпуса местных инспекторов училищ: "в Симбирске весьма полезно иметь сотрудника" [17, л. 13, об-14].
Проект Магницкого реализован не был, но его актуальность еще раз была доказана Министру духовных дел и народного просвещения, когда в ноябре 1820 г. к нему обращается священник Казанской епархии Андрей Альбинский и повторяется ситуация священника Николая Базилевского. Альбинский участвовал в работе РБО по переводу Нового Завета на марийский язык, общение с прихожанами показало необходимость обучить их чтению для того, чтобы изданные РБО переводы реально выполняли возложенную на них функцию духовного просвещения инородцев: "Российское Библейское Общество... поселит в доме каждого с Новым Заветом на его природном языке и новую веру, и новое подкрепление в вере, и, так сказать, домашнего учителя и наставника - самое Слово Божие, если попечется учредить обучение чтению в народе сем хотя во дни воскресные и праздничные и свободные от работы для скорости и удобности по системе Ланкастровой" [17, л. 34, об.]. В это же время Голицын получает письмо "астраханского старшего юртового Магтасип-Казы-Ходжи-Ахунджан-Ниязова об учреждении в Астрахани училищ для обучения татар российской грамоте" (письмо Магницкому от 25 мая 1821 г.) [17, л. 30]. Голицын рекомендует для обоих случаев организацию училищ по методу взаимного обучения, перенося распространяющийся по инициативе "сугубого" министерства с 1819 г. в русских школах ланкастерский метод на иную языковую ситуацию.
Магницкий возобновляет попытку представить на рассмотрение министра свой проект реформы народного воспитания с учетом вновь полученных сведений (письмо от 17 июня 1821 г.) [17, л. 36 - 37]. Можно предположить, что Голицын, говоря: "я признаю необходимым по сему предмету ожидать общих об утверждении училищ взаимного обучения правил и постановлений, без которых ныне невозможно предпринимать ничего особенного в частности" (письмо от 30 июня 1821 г.), предполагал принятие новых законодательных актов о просвещении народов России, как для русских, так и для инородцев.
Таким образом, можно констатировать, что в отличие от традиционной точки зрения, относящей зарождение идей инородческого образования ко второй половине XIX в., приведенные образовательные проекты, связывавшие процесс христианизации нерусских народов Поволжья и Приуралья с их обучением, свидетельствуют о значительно более ранних попытках ответить на вызовы своего времени, на требование включить эти народы в цивилизационный процесс. Разумеется, звучавшие в них идеи христианского гуманизма были робки и глухи и касались не только инородцев, но и русского крестьянства. Однако они противоречили устоявшимся традициям, сословным началам образовательной политики, менталитету господствующих классов и готовности самих ущемленных слоев общества к образованию. Исторические, идеологические, социокультурные реалии не позволили авторам проектов сделать то, что во второй половине XIX в. смогли осуществить министр народного просвещения и обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой и выдающийся просветитель и педагог Поволжья, миссионер и ученый-востоковед Н. И. Ильминский принятием Правил о мерах к образованию населяющих Россию инородцев и созданием концепции и системы инородческого образования в России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Повесть о Стефане, епископе Пермском // Древнерусские предания (XI-XVI вв.). М., 1982.
стр. 70
--------------------------------------------------------------------------------
2. Афанасьев П. О. Н. И. Ильминский и его система школьного просвещения инородцев Казанского края. Казань, 1914.
3. Владимирский-Буданов М. Ф. Государство и народное образование в России XVIII века. Ч. 1. Ярославль, 1874.
4. Миропольский С. Школа и государство. Обязательность обучения в России (Ист. этюд). Изд. 3-е. СПб., 1910.
5. Жураковский Г. Е. Из истории просвещения в дореволюционной России. М., 1978.
6. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951.
7. Сборники писем И. Т. Посошкова к митрополиту Стефану Яворскому. СПб., 1900.
8. Кафенгауз Б. Б. И. Т. Посошков. Жизнь и деятельность. М.; Л., 1950.
9. Павлов-Силъванский Н. Проекты реформ в записках современников Петра I. СПб., 1898.
10. Бочкарев В. Культурные запросы русского общества начала царствования Екатерины II по материалам Законодательной комиссии 1767 г. // Русская старина. 1915. Кн. 1.
11. Можаровский А. Ф. Изложение хода миссионерского дела по просвещению казанских инородцев с 1552 по 1867 г. М., 1880.
12. Луппов П. Н. Христианство у вотяков. СПб., 1899.
13. Харлампович К. В. Казанские новокрещенские школы (К истории христианизации инородцев Казанской епархии в XVIII в.) // Изв. ОАИЭ. Казань, 1905. Т. 21. Вып. 1.
14. Малое Е. А. О Новокрещенской конторе. Казань, 1878.
15. Нурминский С. А. Инородческие школы // Православное обозрение. 1864. Ч. П.
16. Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864. Т. 1.
17. Переписка Л. М. Магницкого и А. Н. Голицына // НАРТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 887-в.
18. Минаков А. Ю. Консервативный проект М. Л. Магницкого: страница истории идейных поисков русской православной оппозиции в 20-е годы XIX века // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. 1. Гуманитарные науки. 2000. N 2.
стр. 71
Опубликовано 25 октября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ:
Комментируем публикацию: ПРОСВЕЩЕНИЕ НЕРУССКИХ НАРОДОВ ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX ВВ.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1193320084 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций