Что читал русский крестьянин в конце XIX в.?

Актуальные публикации по вопросам школьной педагогики.

NEW ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ


ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Что читал русский крестьянин в конце XIX в.?. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2007-10-18
Источник: http://portalus.ru

Что читал русский крестьянин в конце XIX в.?
Автор: Федоров В. А.

Данная статья написана преимущественно на основе новых, практически еще не привлекавшихся исследователями материалов анкетных обследований по этому вопросу, которые проводились в 80-90-х гг. XIX в. А. С. Пругавиным, Н. А. Рубакиным, и по собранным Этнографическим Бюро князя В. Н. Тенишева в 1899-1900 гг. сведениям о материальном и духовном быте крестьян, в том числе и о книге в деревне [1]. Авторы ответов на вопросы анкет прекрасно знали жизнь, быт, нравы, духовные запросы деревни, ими были учителя, земские служащие, местные краеведы, представители приходского духовенства и даже сами крестьяне. Поэтому их суждения и оценки представляют большую ценность для исследования духовной жизни русского крестьянства в конце XIX в.

Помимо этих материалов привлечены соответствующие публикации в прессе того времени, а также данные земской статистики, интересовавшейся не только хозяйственным положением крестьян, но и их духовными запросами.

Известно, что к концу XIX в. заметно возрос уровень грамотности крестьянства. Если ко времени отмены крепостного права знающие "письмо" составляли среди государственных крестьян 3-5%, а среди крепостных - не более 1-2%, то, по данным Первой всероссийской переписи населения 1897 г., удельный вес грамотных среди крестьян возрос до 17,4% (а в целом по всем категориям населения России - до 22,3%), при этом среди мужчин - 25,3%, а среди женщин - 9,2% [2, с. 32; 3, с. 193].

В условиях крутой ломки хозяйственной жизни русской пореформенной деревни крестьянство все более осознавало насущную потребность в грамотности. В связи с этим у крестьян возрастали интерес к чтению книг и спрос на них. Все корреспонденты А. С. Пругавина, Н. А. Рубакина и В.Н.Тенишева, а также собиравшие сведения о пореформенной деревне земские статистики единодушно свидетельствуют о возрастании у крестьян интереса к книгам, но вместе с тем и о повсеместных жалобах на трудности "достать что-либо для чтения" (данные 80-90-х гг. XIX в.).

Так, учительница из с. Крутогорское Задонского уезда Воронежской губернии А. Цветкова писала в своем ответе на анкету А. С. Пругавина: "Потребность в чтении книг среди крестьян заметно возрастает с увеличением числа грамотных, особенно у молодежи, окончивших курс в школе. Часто приходят ко мне ученики, овладевшие грамотой, с просьбой дать книгу для чтения" [4, л. 11].

Небольшие школьные библиотечки не могли удовлетворить возраставшую потребность в книгах сельского населения. "Крестьяне, особенно молодежь, - писала учительница А. Раздольская (с. Студенец, Задонский уезд. Воронежская губерния), - обращаются постоянно ко мне с просьбой дать для чтения книг, а так как сельская библиотека небогата ими, то приходится отказывать в их просьбах" [5, л. 1].

В 1884 г. земские статистики Московской губернии собрали до 400 ответов (преимущественно от сельских учителей) об отношении крестьян к книге и чтению. "За редкими исключениями, - писали они, - все ответы сводятся к тому, что потребность в чтении существует не только среди окончивших курс учения в школе, но среди прочего грамотного населения" [6, с. 142]. Вот типичные из этих ответов: "Крестьяне часто обращаются за книгами для чтения, но библиотеки при школе нет и часто приходится отказывать; нередко просят указаний, какие книги купить; за отсутствием других книг берут учебники и прописи"; "они просят детей приносить книги из школы, но, к сожалению, книг при школе очень мало"; "многие обращаются за книгами, но удовлетворить их нечем"; "население очень расположено к чтению книг, но, к сожалению, нечего дать: книг для чтения при школе нет"; "взрослые грамотные крестьяне и окончившие курс ученики просто осаждают просьбами книг для чтения; приходится давать учебники"; "крестьяне часто спрашивают книг для чтения и даже очень обижаются, а дать им нечего - библиотеки (при школе) нет" [6, с. 142-143].

В 1890 г. в европейских губерниях России числилось 485,5 тыс. сел и деревень, а школ в них - около 50 тыс. [7]. Как отмечали многие корреспонденты А. С. Пругавина, Н. А. Рубакина и В. Н. Тенишева, "любовь к чтению и покупке книг не зависели от средств": "Иной бедняк истратит последним грош на приобретение книги, а иногда в богатом доме нет ни одной книги - богачи реже интересуются чтением, ибо они уходят в заботы о приобретении рубля". Отсюда корреспонденты приходили к выводу, что "отношение к книге зависит не от зажиточности, а от того, есть ли грамотные в доме и любят ли они читать" [8, л. 19]. "Характеристическая черта дает себя чувствовать при

стр. 55


--------------------------------------------------------------------------------

покупке книг, - писал учитель Д. Рождественский, - бедный, если ему нужна книжка, прямо покупает, а богатый предварительно взвесит, нужна ли действительно книга, быть может можно обойтись без нее; является какая-то ненужная расчетливость - не лучше ли эти деньги употребить на что- нибудь другое, и в результате бывает, что бедный скорее купит книгу, чем богатый" [9, с. л. 88].

Любители книг из крестьян создавали свои домашние библиотечки, гордились ими и охотно давали книги "другим почитать". Такие владельцы домашних библиотечек, любители книг, были тогда далеко не исключением в деревне. Рязанский учитель Ф. Е. Кутехов писал в Тенишевское бюро: "Желание иметь книги замечается у многих. В доме, если зайдет речь о книге, крестьянин покажет свое богатство, со своими замечаниями по каждой книге. Замечается некоторое тщеславие книгою, гордость своего рода" [10, л. 6].

Основным поставщиком книжек в деревню был вездесущий офеня (коробейник). В его коробе вместе с мылом, шелками, нитками, пуговицами и прочими вещами всегда находилась, в качестве сопутствующего товара, литература, рассчитанная на разные потребности и вкусы: учебная, духовно-обиходная, а также "для удовлетворения фантазии" и "для развлечения". Духовную литературу представляли "молитвенники", "святцы простые и с приложениями тропарей и кондаков" (молитв и песнопений), "жития святых", книги "духовно-нравственные и назидательные" (например, "Смерть закоренелого грешника", "Толкование Апокалипсиса", "Страшный суд" и пр.), а "светскую" - самые разнообразные лубочного характера книжки, "поражающие воображение" сельского покупателя яркими рисунками и броскими названиями, как, например: "Еруслан Лазаревич", "Бова-королевич", "Английский милорд Георг", "Ведьма из-за Днепра", "Битва русских с кабардинцами", "Анекдоты шута Балакирева". Здесь же у офени находились "азбуки", "письмовники", "лечебники", "басни", "сказки", "сонники", "оракулы", "гадания царя Соломона", набор настенных картин со стихами. Попадались и книги исторического содержания: "О злых временах татарщины и Мамаевом побоище", "Завоевание царства Казанского", "О смутном времени", "Петр Великий", "Отечественная война 1812 года", "19 февраля 1861 года", "Из-за чего пошли войны России с мусульманством", "Битва славян с турками", "Осада Севастополя" (1855 г.), "Переход русских войск через Дунай" (1878 г.) [11; 12, с. 169-172; 13, л. 12 об.; 14, л. 21 об.; 15, л. 9].

Вся эта преимущественно лубочного характера литература издавалась миллионными тиражами на Никольской улице в Москве и доходила до самых глухих мест России. Офеня был не просто продавец, но и активный распространитель этой литературы. Книжки шли по цене от трех до пяти копеек каждая, но "больше выменивались на холст, пряжу, яйца и зерно" [16, л. 18; 17, л. 6 об.; 18, л. 42].

В конце 90-х гг. XIX в. лубочные издания, хотя н продолжали преобладать на книжном рынке, стали все менее удовлетворять крестьянского читателя, который тянулся к более "серьезной" литературе. Воронежская учительница Е. И. Зернова сообщала в Этнографическое Бюро В. Н. Тенишева, что "крестьян уже не устраивает лубочная литература ("что пострашнее и посмешнее"); у большинства крестьян существуют более серьезные запросы к книге" [19, л. 5 об.]. "Лубочная литература перестает интересовать народ", - писал В. Н. Тенишеву новгородский учитель А. Г. Васильев [20, л. 13].

Заметно ослабевал интерес к "гадательным" книгам. ""Сонниками" и "Оракулами" крестьяне не интересуются; считая их никчемным и грешным делом; "Оракулам" и "Сонникам" значения не придается, хотя они в домах есть"; на "Оракулы" и подобные книги честь сошла; "Оракулов" и "Сонников" нет нынче ни у кого, в единственный имеющийся в одной деревне "Сонник" заглядывают девушки "ради смеха"", - писали, например, корреспонденты разных уездов Владимирской губернии в Этнографическое Бюро В. Н. Тенишева [21, с. 169-170]. Это же подтверждали корреспонденты А. С. Пругавина и Н. А. Рубакина: "На "Оракулы" и "Сонники" смотрят как на забаву или как на препровождение времени" [22, л. 2 об.];

"Сонниками и Оракулами интересуются

стр. 56


--------------------------------------------------------------------------------

немногие и покупают их для утехи баб" [23, л. 15]; "Сонники и Оракулы в нашей местности встречаются очень мало, и верят в них только бабы и засиделые девки" [24, л. 28].

"Более всего крестьянину - писала учительница П. Троценко, - нравится в книге какой-нибудь дельный рассказ, доступный его пониманию" [25, л. 14]. Главное требование крестьян к книге, свидетельствовал учитель Т. Зыбин, чтобы "она написана была из жизни, правдиво показывала как жизнь идет" [26, л. 3].

Н. А. Рубакин приводит отзывы офеней, распространявших книги среди крестьян, что "народ ноне на книги стал разборчивее", все больше предъявляются требования приносить книги "посерьезнее". Даже из далекого Сургута его корреспонденты писали, что "ныне маленькие лубочные книжки уже не удовлетворяют взрослого читателя", который считает их "побасенками" [12, с. 167].

Крестьянскому читателю претили и "назидательные" нравоучения. "Авторы, пишущие и издающие нравоучительные книжки, - писал учитель К. М. Левин, - очевидно полагают, что простой народ совершенно неспособен самостоятельно мыслить и доискиваться причин известных явлений. Опыт людей, близко стоящих к народу, знающих его духовную жизнь и его духовные интересы, точно и определенно показывает, что народу противны произведения с нравоучительным характером. Из области беллетристики и простому народу нужны исключительно чистые произведения, в которых безыскусственно рисуются правда и добро, соединенные с красотой, простотой и удобопонятностью изложения, произведения, которые образовывают и воспитывают всякого читателя, облагораживая, развивая и совершенствуя его ум, чувство и воображение [27, с. 124].

Корреспонденты отмечали возрастание интереса к книге и у неграмотных крестьян. Некоторые из них "так пристращиваются к чтению, что покупают книжки или приказывают сыну в отходе привезти их с собой. - Да зачем тебе, ты и читать не учен, - говорят ему. - Знамо, что не учен, буду на селе давать, у нас охотников найдется, а так и себе оставлю, позову кого, он почитает и послушаю временем" [28, с. 347]. Корреспондент Н. А. Рубакина Ф. А. Желтов сообщал, что он в своем с. Богородском (Горбатовский уезд. Нижегородская губерния) "знал крестьян, хотя и совершенно не умевших читать, но покупавших книги и искавших людей, что бы те им почитали". Как-то он зашел в бедную семью горшечника и увидел в углу "груду дешевых книжек". Оказалось, что у горшечника квартировал отставной безногий солдат, который с этими книжками ходил по избам, читал, пересказывал и объяснял их содержание неграмотным крестьянам, давал читать грамотным, "чем и кормился" [29, л. 27-28].

Крестьяне читали не только лубочную литературу, но были знакомы с некоторыми произведениями великих русских писателей. По отзывам корреспондентов, наиболее читаемыми и любимыми писателями у крестьян были А. С. Пушкин, Н. А. Некрасов и Л. Н. Толстой.

"Пушкин - любимец школы и народа, - писал ярославский краевед и корреспондент В. Н. Тенишева А. В. Балов, - его стихотворения с особенною любовью заучиваются учениками. Сказки же его "О рыбаке и рыбке", "О мертвой царевне" знают даже безграмотные старухи, которые рассказывают их своим маленьким внучатам... Сочинения Пушкина переходят из рук в руки. Очень увлекается повестями Пушкина молодежь. Встречаются крестьяне, которые очень живо обрисовывают Гринева из повести "Капитанская дочка" и других действующих лиц, особенно Пугачева". Далее Балов приводит такие отзывы крестьян о Пушкине: ""Пушкин - первый сочинитель, очень умный, когда прочитаешь Пушкина, так и кажется, что все это видел на самом деле, едва ли кто лучше писал". Крестьянам нравились, отмечал Балов, "содержание и звучность стиха, простота и задушевность (его) рассказов, реальность изображения; некоторые его стихотворения знают наизусть, и они даже вошли в число местных песен" [30, л. 12-16].

Большое впечатление на крестьян производили стихотворения Н. А. Некрасова. Учитель И. Долгополов, прочитав им стихотворения Некрасова "Влас" и "Несжатая полоса", услышал такой их отзыв о поэте:

стр. 57


--------------------------------------------------------------------------------

"Как он про нашу нужду знает! Так в душу и лезет, слезы выжимает!" [31, л. 14 об.].

Но наибольший интерес у крестьян вызывали рассказы и повести Л. Н. Толстого. В отзывах корреспондентов постоянно указывается: "от многих приходилось слышать похвалы рассказам Л. Н. Толстого", "рассказы Толстого читаются с удовольствием, и отзывы о них хороши" [32, л. 5 об.; 10].

Возросший интерес простого народа к рассказам и повестям Л. Толстого, особенно в 1880-1900-х гг., когда великий писатель пришел в разлад с Русской Православной Церковью, сильно обеспокоил православное духовенство и светские власти, которые стремились воспрепятствовать проникновению его произведений в деревню.

Учительница Е. И. Зернова писала в Этнографическое Бюро В. Н. Тенишева: "Местное духовенство, увидя рассказы Л. Толстого в домах крестьян, заставляло сжигать их" [38]. "Произведения Л. Н. Толстого, особенно последних лет, изгоняются из деревни, - писал учитель с. Уломы Новгородской губернии В. С. Антипов. - Духовенство признает в Толстом талант как в бытописателе, но считает его еретиком, а его сочинения находит крайне вредными. Если священник встретит у мужика книжку этого автора, то сделает ему нравоучение, а самую книжку отберет. Школьные библиотеки подвергаются цензуре инспекторов. В одной из школ инспектор отобрал все книги Толстого как "вредные", а учителя попросили выйти в отставку". Затем следует любопытная приписка В. С. Антипова: "Эти случаи к вопросу программы (Этнографического Бюро В. Н. Тенишева. - В. Ф. ) не относятся, но они показывают, как трудно книжкам Толстого проникнуть в нашу деревню" [34, л. 29 об.].

Значительным вниманием пользовались в крестьянской среде исторические произведения. Как отмечала учительница Е. И. Зернова, "из отечественной истории крестьян интересуют такие события, как Куликовская битва, осада Севастополя в 1854-1855 гг., война с Турцией в 1877-1878 гг. Эти исторические события интересуют их потому, что в них простой народ принимал непосредственное участие.

Интересуют их и такие известные исторические личности, как Петр I, Екатерина II, Суворов, Кутузов" [35, л. 9]. Об интересе крестьян к отечественной истории свидетельствовал и рязанский учитель Ф. Е. Кутехов: "Многие рассказывают про Ивана Грозного, Бориса Годунова, Петра и Екатерину Великих, Александра 1, знают Кутузова и Суворова... Наиболее всего интересуются 12-м годом, Кутузовым и Суворовым" [36, л. 4].

А вот книги о сельском хозяйстве мало интересовали крестьян. Когда Ф. Е. Кутехов предложил им книжки из серии "Общеполезный огородник", они отозвались: "Книги эти хотя и хороши, но они (крестьяне) и так умеют сажать капусту и огурцы" [36, л. 6]. Аналогичный аргумент крестьян привел и орловский учитель А. И. Кротков: "Книгами по сельскому хозяйству крестьяне мало интересуются, ибо считают, что на практике все знают сами, было бы на чем (хозяйство. - В. Ф .) заводить; вот дали бы поболее земли, то смотри-ка, как занялись бы хозяйством - лучше того, кто эту книгу писал, а то не на чем и с книжкой не заведешь" [37, л. 12].

Интерес к той или иной книге, как отмечали корреспонденты, во многом зависел от возраста, пола и положения читателя. Пожилые крестьяне предпочитали "божественное" и вообще "спасительное", рассматривая чтение этих книг как "богоугодное дело", ибо "пора уже подумать о грехах и спасении души". Круг их чтения - Евангелие, "Толковая Псалтырь", жития святых, назидательные "поучения". Эти книги бережно хранились в "красном углу" избы под иконами. Молодежь же предпочитала "светскую" книгу, "веселые" рассказы, резонно заявляя: "Хочется почитать, как люди живут на белом свете, а то как в лесу живем, о душе-то еще успеешь подумать" [38, л. 5]. Школьники увлекались чтением книг о путешествиях и приключениях, дети - сказками.

Интересовались чтением (а больше слушанием) и женщины: молодые - "гадательными" книжками, "душещипательными" романами с острой фабулой, сборниками "новомодных песен", а пожилые - житиями подвижниц, особенно тех, кото-

стр. 58


--------------------------------------------------------------------------------

рые в молодости хотя и "грешили", потом "раскаялись" и "спаслись".

Отметим довольно широкое распространение среди крестьян такого вида печатной наглядной продукции, как дешевые раскрашенные литографии с пояснительным текстом, развешиваемые в избах не столько для чтения, сколько "для украшения". По существу, сама лубочная литература ведет свое происхождение от этих картин, на основе которых и создавались книжки "для народа". Корреспонденты Этнографического Бюро В. Н. Тенишева из Владимирской, Калужской, Костромской, Орловской, Ярославской и других губерний сообщали, что в каждом крестьянском доме обязательно есть хотя бы одна картина. Есть избы, сплошь увешанные дешевыми лубочными картинками наполовину духовного и нравственно-поучительного содержания. Из духовных картин любят те, где изображены мучения или деяния святых или виды монастырей (Афона, Иерусалима), из сказочных - изображения боя богатыря с войском или каким- либо чудовищем. Картины покупали у офеней и на местных базарах, преимущественно перед престольными праздниками и Пасхой. "Продавцы лубочных картин в это время ходят по деревням в большом числе" [39, л. 41; 40, л. 26; 41, л. 15; 42, л. 1; 43, л. 7].

Но газета, по отзывам корреспондентов, редко попадала в деревню. Обычно это был официозный "Сельский вестник", который в обязательном порядке выписывали волостные правления, да иногда духовно-назидательное "Воскресение", на которое подписывалось приходское духовенство. Любопытен ответ учителя с. Турова Нижнедевицкого уезда Воронежской губернии Ивана Долгополова на анкету Н. А. Рубакина. Крестьян этого села сначала "привлекли к подписке "Сельского вестника" и "Воскресения"" "рекламой об издании иллюстраций в виде премии подписчикам". Но эти иллюстрации псевдопатриотического характера не удовлетворили подписчиков. "Эти картинки только на конфектные коробки наклеивать", - обескураженно говорили крестьяне. Разочаровало и содержание этих изданий, ибо подписчики "ждали разъяснения современных проблем, а не надоевшие проповеди", "поэтому подписки на следующий 1889 год уже не возобновляли" [44].

Возраставший интерес крестьян, в том числе и неграмотных, к книге вызвал к жизни совместные чтения, которые стали характерным явлением в русской деревне на рубеже XIX-XX вв. Вот что писал уже упоминавшийся нами В. С. Антипов: "Предпочитают читать всегда группами, ибо если попала интересная книга, а желающих ее прочесть много, то надо ждать очереди 2-3 месяца. А когда читают вместе, то все ознакомятся в два-три праздничных дня. Книга лучше усваивается при совместном чтении (особенно это важно для тех, кто не совсем владеет процессом чтения). Для чтения всегда выбирают лучшего чтеца, который читает бойко и выразительно. Собравшись вместе, слушатели не ограничиваются тем, что им прочитали, а ведут беседы по поводу прочитанного, а иногда чтение наводит просто на тот или иной предмет разговора. При таком совместном чтении с обсуждением лучше постигается содержание книги" [49, л. 15- 18].

Слушателей из крестьян больше всего привлекали чтения повестей и рассказов, а также поэтические произведения, правдиво, доходчиво изображавшие народную жизнь. Современники отмечали, что крестьянам "больше нравились" не "толстые" романы, с их длиннотами, отступлениями и нравоучениями, "как скучные и непонятные их развитию", а живой и острый рассказ, без фальши и надуманной мелодрамы, без "накрученных ужасов", сюжеты, взятые из самой жизни. Ценили крестьяне и высокий художественный стиль, чутьем угадывая, где фальшь и дешевая подделка под "народный вкус", а где подлинный талант писателя, изображавшего народную житейскую правду даже в форме сказки.

Приведем рассказ учительницы Е. Волковой о чтении ею крестьянам произведений Г. И. Успенского и Н. А. Некрасова: "Реализм Успенского изумил крестьян, так что они с искренним удивлением говорили: - Как это он умудрился так написать, точно сам был в деревне и прослушал все, что мы говорим. Ведь это настоящий деревенский, семейный разговор описан в книжке, от слова до слова все правда. - Рассказ

стр. 59


--------------------------------------------------------------------------------

Г. Успенского "Про счастливых людей" брали для прочтения нарасхват и подростки и взрослые... С живейшим интересом слушали крестьяне рассказ Г. Успенского "Чуткое сердце", переживали вместе с героиней, восхищались ее характером, поражались реалистичности рассказа. По окончании чтения этого рассказа слушателям было жаль расставаться с ним, и они наперебой его комментировали, приводили подобные описанным в рассказе случаи из их жизни... Успенский после нескольких прочтенных его рассказов навсегда завоевал симпатии деревенской публики, и часто потом мужики являлись ко мне с просьбой: - Дайте что-нибудь Успенского, уж больно хорошо он деревенскую жизнь описывает".

Затем Е. Волкова прочитала крестьянам поэму Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо". "Успех от чтения ее среди крестьян превзошел все ожидания. Крестьяне поминутно прерывали чтение возгласами "Ах, хорошо! Вот это ловко!" Меткие, образные выражения Некрасова приводили их в восторг... Толпа слушателей возрастала. День клонился к вечеру, но мои безжалостные слушатели, казалось, забыли обо всем на свете, и прося продолжать чтение, слушали с неослабевающим интересом". Но затем, замечает Волкова, местное начальство запретило ей устраивать подобные чтения крестьянам, "что немало огорчило последних" [50, с. 37-42].

В конце XIX в. преимущественно при школах или местных библиотеках по общественной и частной инициативе стали распространяться публичные чтения для народа. По данным А. В. Буганова, такие сведения поступали из Владимирской, Вологодской, Вятской, Калужской, Нижегородской, Новгородской, Олонецкой, Орловской, Пензенской, Смоленской и Тульской губерний [51, с. 414]. Власти настороженно отнеслись в этому явлению. Поэтому в середине 90-х гг. общественные чтения были поставлены под контроль духовенства. Чтобы открыть читальню, сначала требовалось подать прошение приходскому священнику, который испрашивал затем разрешения у архиерея, посылая ему и список "лекторов" (чтецов). Переписка по этому вопросу иногда длилась годами. Обычно архиерей из представленного списка чтецов утверждал только священников, причем чтения полагалось проводить по утвержденному Министерством народного просвещения каталогу. В нем значилось 140 названий небольших книжек, в основном духовного содержания. В него не вошло ни одного произведения М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого и других русских классиков. Был наложен запрет на чтение стихотворений А. В. Кольцова, Н. А. Некрасова, А. Н. Майкова, Я. П. Полонского, А. Н. Плещеева, даже басен И. А. Крылова. Из произведений А. С. Пушкина были оставлены лишь "Полтава" и "Капитанская дочка", а Н. В. Гоголя - "Тарас Бульба", да и то "в сокращенном и переделанном виде" [52, с. 583].

Цензуре подверглись и народные библиотеки. По свидетельству Н. А. Рубакина, "в народные читальни допускались не всякие книги, а лишь некоторые, признаваемые полезными; все же прочие, которые Министерство народного просвещения не одобрило или не успело рассмотреть, из народных читален изгоняются" [12, с. 140].

Замечательным явлением конца XIX - начала XX в. было выделение из числа грамотных крестьян так называемой "народной интеллигенции".

Крестьянин из с. Пьянское Княгининского уезда Нижегородской губернии Иван Рыньков в своем ответе на анкету А. С. Пругавина писал, что он как старший сын в большой и бедной семье был "единственный взрослый работник". С благодарностью вспоминает он о своей сельской учительнице Антонине Михайловне, которая для своих учеников "была все - мать, наставница, утешительница". "Дальше я учиться не мог по неимению средств у родителей. 12-ти лет был отдан родителем в Нижний по ремеслу обойщика и драпировщика". Если выдавались свободные минуты, то "посвящал чтению книг". "Книги приходилось читать всякого содержания, какие можно было достать у знакомых людей. Нравились же из них более такие, в которых описывается больше жизнь с ее горькой действительностью". Он усердно занимался самообразованием, "желая держать экзамен на сельского учителя, не для каких-нибудь тще-

стр. 60


--------------------------------------------------------------------------------

славных целей, но отдаться всей душой своему предначертанию, т.е. посвятить все - время, свободу, здоровье для обучения мальчиков, хоть где-нибудь, хоть в самой отдаленной глуши, и этим быть немного полезным отечеству, да и по возможности облегчить бедственное положение родителей". Своей бывшей учительнице он писал (письмо приложено к ответу на анкету Пругавина. - В. Ф .): "Книги, учение, это моя вторая пища. Не будь у меня отца и матери, братьев, или будь бы они обеспечены, то я душой и телом пошел бы на такое место, где бы согласились принять меня на самый тяжелый труд, не платя мне ничего, лишь бы кормили хлебом, да позволяли в свободное время заниматься и читать книги". Но необходимо было помогать семье, находившейся в бедственном материальном положении. Однако этот крестьянин-энтузиаст твердо надеялся стать сельским учителем. "Этого, - писал он далее своей учительнице, - я добиваюсь и буду добиваться, хоть на это придется употребить две трети жизни. Высшая награда для меня - это сознание, что живу небесполезно" [53, л. 2-3].

А вот ответ на анкету Н. А. Рубакина упоминавшегося выше Федора Александровича Желтова, писавшего, что получил образование в сельской школе. Его отец мечтал о том, чтобы сын впоследствии поступил в университет. Но сельское общество не отпустило его для дальнейшего обучения в гимназии. "Мне пришлось пополнять свои знания самостоятельно, до многого доходя через чтение книг, самоучкой. Жажда чтения и любовь к книгам проснулись во мне рано. Я как голодный набрасывался на каждую новую книгу; я только и мечтал о том, где бы достать книг для чтения еще. Весь запас книг, какой имелся в школе, я прочитал еще во время своего учения. Новых не было, приходилось читать без разбора все, что попадалось случайно. Читал и перечитывал по нескольку раз исторические, религиозные, даже философские книги и дешевые романы. Стал покупать книги. Но без руководства покупал и случайные книги. Читал и газеты: "Губернские ведомости", "Русские ведомости", "Русский курьер". Из газет узнавал о текущей политике. Читая нужные и ненужные книги, невольно теперь сожалеешь о потерянном времени на чтение худых книг... Только после того, как прочитал много всяких книг и немало дребедени, понял, что значит разумная книга и как надо строго относиться к своему делу тем, кто их пишет". Он составил библиотечку "самого разного содержания". Но затем стал более разборчиво их покупать; начал выписывать журналы, следить за отзывами о книгах и "приобретать те, которые одобрялись. Интересовали меня и исторические и научные книги; из беллетристики я начал приобретать книги известных писателей; и вот библиотека моя пополнилась такими авторами, как Белинский, Добролюбов, Толстой, Тургенев, Гоголь, Лермонтов, Никитин, Достоевский, Некрасов, Успенский, Печерский, Диккенс, Шекспир, Мор, Феррар, Тернер и др., конечно, не все в полных изданиях, но большинство выдающихся вполне. Вот этой-то библиотечкой и составился вокруг меня круг читателей, составился как-то так, постепенно, сам собой, и уж составившись, я не мог отказать желающим взять ту или другую книгу почитать". Далее он писал: "О том, есть ли спрос на книги в крестьянской среде, и говорить нечего. Крестьяне очень часто зная, что у кого-нибудь из знакомых есть книги, просят или почитать или дать для прочтения. К человеку, заслужившему "книжную" репутацию, нередко обращаются за всевозможными справками и советами, воображая в наивной простоте, что "книжный" человек, обо всем и про все должен знать и все может рассудить. К грамотею относятся с уважением и доверием, и если он односелец, всегда поручают какое-либо важное общественное дело, а то так придут - за юридическими и медицинскими нужными советами" [54, л. 4-8].

А вот другой самородок - Сергей Терентьевич Семенов, из деревни Андреевской Волоколамского уезда Московской губернии. Как писал о нем А. С. Пругавин, до 18 лет Семенов вместе с отцом-отходником жил в Петербурге, затем вернулся в родную деревню, обзавелся семьей, самоучкой постиг грамоту и пристрастился к чтению.

стр. 61


--------------------------------------------------------------------------------

Семенов составил свою библиотечку, которой пользовалась вся деревня. В библиотечке были не только обычные "дешевые" издания, но и собрания сочинений русских классиков. Семенов никому не отказывал в просьбах дать на прочтение книгу, указывал приходившим к нему, что читать и сам им читал и давал свои "пояснения". В среде односельчан он пользовался большим уважением "как человек книжный".

По его признанию, он сначала смотрел на книжки как на "предмет удовольствия". Но после прочтения рассказа Л. Н. Толстого "Чем люди живы", произведшего на него сильное впечатление, Семенов "стал глядеть на книжку как на предмет поучительный". Решил и сам заняться писательством. Начал с подражания Л. Н. Толстому, которому отправил свой рассказ "Два брата", опубликованный в толстовском издательстве "Посредник". Односельчане рекомендовали Семенову сюжеты из крестьянской жизни, были первыми читателями и критиками его рассказов. "Вот это хорошо, - отзывались о них крестьяне, - по крайней мере про нашего брата написано, а то напишут незнамо про что, а тут все ясно, знаешь, что так есть на самом деле". Семенов опубликовал до 20 своих рассказов в "Неделе", "Русском обозрении", "Русских ведомостях". Л. Н. Толстой с похвалой отзывался об этих рассказах, отметив их "искренность, реалистичность, сильный и образный язык"; 11 из них вошли в сборник, изданный в 1894 г. с предисловием самого Л. Н. Толстого [12, с. 169-172].

В заключение расскажем о замечательном самородке, крестьянском бытописателе из с. Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии, Василии Кузьмиче Влазневе (1839-1905), представившем в 1898 г. обширный и содержательный ответ на анкету Этнографического Бюро В. Н. Тенишева о жизни и быте крестьян приокских сел [55, л. 1-80].

Сын крепостного, отпущенного в 1846 г. на волю Н. П. Огаревым, В. К. Влазнев по окончании приходского училища был отдан в Москву в обучение к резчику по дереву. В 1866 г. вернулся в свою деревню, завел здесь кустарное дело и занимался самообразованием: много читал и занимался писательством, публикуя свои стихи и рассказы на темы из сельского быта в журналах "Чтение для народа", "Этнографическое обозрение", в газетах "Русский курьер", "Биржевые ведомости", "Русские ведомости", "Современные известия" и др. Своими знаниями, жизненным опытом, честностью и прямотой он снискал большую популярность у крестьян. "Влияние Влазнева на крестьян, - писал о нем корреспондент Тенишевского Бюро земский врач Н. М. Мендельсон, - особенно на молодежь, громадно. Он сознает это и гордится этим... Он не стесняется говорить правду в лицо как сельским властям, так и более высшим. Его пример действует заразительно... В трактире, во время чтения газет, он - главный оратор. Во всех трудных случаях (крестьяне) идут к Влазневу" [56, л. 49-50]. Подводя итоги, можно сказать, что русский крестьянин любил и ценил книгу, умел отличить настоящую литературу от дешевых поделок.

Литература

1. Русская мысль. 1887. N 11; Русское богатство. 1889. N 5-6 и отд. изд. СПб., 1890; Программа этнографических сведений о крестьянах Центральной России. Смоленск, изд. 1897 и 1898 гг.

2. Исторические записки. Т. 37.

3. Общий свод по империи результатов разработки данных Первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г. СПб., 1905.

4. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 358. Карт. 6. Ед. 12.

5. Там же. Ед. 10. Л. 1.

6. Сборник статистических сведений по Московской губернии. Т. IX. Отд. 1. Народное образование. М., 1884.

7. Русская школа. 1893. N 2-3.

8. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 358. Карт. 6. Ед. 17.

9. Там же. Карт. 6. Ед. 19.

10. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Он. 1. Д. 1429.

11. Маракуев В. Н. Что читал и читает русский народ. М., 1886.

12. Пругскин А. С. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895.

13. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 358. Карт. 6. Ед. 10.

14. Там же. Ед. 15.

стр. 62


--------------------------------------------------------------------------------

15. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1046.

16. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 358. Карт. 7. Ед. 7.

17. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Оп. 1. Д. 34. Л. 6 об.

18. Там же. Д. 1577.

19. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1046, Л. 5 об.

20. Там же. Д. 816.

21. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов Этнографического Бюро князя В. Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии). СПб., 1893.

22. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 358. Карт. 5. Ед. 10.

23. Там же. Ед. 12.

24. Там же. Карт. 5. Ед. 18.

25. Там же. Карт. 6. Ед. 15.

26. Там же. Карт. 5. Ед. 7.

27. Образование. 1897. N 12.

28. Известия Архангельского Общества истории русского Севера. 1915. N 10.

29. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Карт. 5. Ед. 6.

30. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1824.

31. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Карт. 6. Ед. 5.

32. Там же. Карт. 6. Ед. 14.

33. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1046.

34. Там же. Д. 801.

35. Там же. Д. 1046.

36. Там же. Д. 1429.

37. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. On. 1. Д. 931.

38. Там же. Д. 1046.

39. Там же. Ф. 7. Оп. 1. Д. 555.

40. Там же. Д. 612.

41. Там же. Д. 917.

42. Там же. Д. 1108.

43. Там же. Д. 1787.

49. Там же. Д. 801.

50. Образование. 1893. N 4.

51. Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., 2000.

52. Исторический вестник. 1895. N 2.

53. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 358. Карт. 6. Ед. 11.

54. Там же. Ф. 358. Карт. 5. Ед. 6.

55. Отдел рукописей Государственного музея этнографии. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1439.

56. Там же. Д. 1445.

стр. 63

Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ:
Комментируем публикацию: Что читал русский крестьянин в конце XIX в.?

© Федоров В. А. () Источник: http://portalus.ru

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.