ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ (последнее)
Крестьянские школы грамотности в России в XIX в.
Актуальные публикации по вопросам школьной педагогики.
Отмена крепостного права дала толчок распространению просвещения в деревне. Как свидетельствуют современники, в грамотности крестьяне видели преимущественно утилитарно-практическую пользу. "Крестьяне считают, что грамотный не пропадет без куска хлеба, - писал в 1881 г. Н.А. Корф. - Грамотный закон понимает и другому расскажет. Его не обманут фальшивой бумажкой, грамотного не так легко надуть, грамотный может вести расход и приход. Грамотному дается льгота по воинской службе, грамотному открывается ряд должностей: он может быть писарем, конторщиком, рассыльным, учителем; он может общественный приговор подписать и даже писаря учитывать. Все это в глазах крестьян выгода и доход" [1, с. 125].
Практический взгляд крестьян на грамотность исключал необходимость в обучении грамоте девочек. "На что девке грамота? - рассуждали крестьяне. - Это совсем не бабье дело. Ее дело - хозяйство.
стр. 80
--------------------------------------------------------------------------------
Вот обучить мальчонку - это иная статья: ему и в солдатах легче будет, да и по мужичеству ныне без грамоты плохо: нужда бывает в город по делам или на заработки, а то еще выберут в податные или старосты; мужику приходится всякие обороты делать, а баба сидит дома" [2, с. 46].
Однако вследствие распада патриархальной крестьянской семьи, особенно заметного со второй половины XIX в., менялось и отношение к грамотности женщин. Например, в статье В. Петрова "Об отношении народа к грамотности", опубликованной в 1900 г. в "Северном вестнике", сообщалось: "В последнее время стало увеличиваться число учащихся девочек еще и потому, что женщинам мало-помалу приходится принимать участие в общественно-экономической и промысловой жизни и сталкиваться с такими условиями, которыми определяется практическая полезность грамотности" [3, с. 136]. Так, массовый отход мужчин на длительные сроки на заработки заставлял женщин учиться грамоте уже в силу того, что не только все хозяйство, но и исполнение общественных функций на селе возлагалось на "слабый пол". Наиболее характерно это было для Костромской губернии, прозванной тогдашними статистиками и публицистами "бабьей стороной", ибо здесь практически поголовно все взрослое мужское население уходило на заработки. Костромской статистик Д.И. Жбанков писал об этом крае как о "мифологическом царстве амазонок", в котором "всегда и везде, во всех проявлениях крестьянской жизни и во всех работах наблюдается поразительное преобладание женщин" [4, с. 136].
Современники неоднократно указывали, что "стремление народа к грамотности не удовлетворялось существующими нормальными народными училищами по причине их малочисленности и удаленности селений от училищ". "Ни земство, ни казна, - писал в 1889 г. известный публицист А.С. Пругавин, - не в состоянии в настоящее время увеличить число народных училищ в том размере, который мог бы удовлетворить существующую в народе потребность; и вот, не видя помощи извне, со стороны более культурных классов, народ сам начал заводить собственные доморощенные школы, начал отыскивать учителей из своей же среды" [1, с. 46].
Распространение школ грамотности было вызвано, с одной стороны, возросшим стремлением крестьян к образованию, которое все более осознавалось ими как практическая необходимость, а с другой, нехваткой казенных и земских школ: в 1897 г. их было 25 тыс., а требовалось не менее 300 тыс. [5, с. 126]. Существовал острый недостаток и в подготовленных учительских кадрах. Современники указывали, что крестьянские школы грамотности возникали в значительной мере и "по причине отказа в приеме в казенные школы детей ввиду переполнения этих школ, и... крестьяне в этих случаях обыкновенно обращаются к учителям-самоучкам, разным грамотеям" [1, с. 54]. Немалое значение имел и экономический фактор: "чем ниже экономический уровень населения, ... тем большее значение приобретают непатентованные факторы народного образования: солдаты, дворовые люди, девушки-вековушки, разночинцы и т.п." [1, с. 55].
Эта форма обучения была "дешевле" и более доступна "мужицкому карману": учеба проходила в крестьянской избе ("не бьется обувь и одежда менее рвется"), а непритязательные учителя из "захожих грамотеев" довольствовались обычно медными грошами, "теплой печкой и куском хлеба".
Важно отметить, что крестьянские школы возникали по инициативе самих крестьян и содержались за их счет, без какой-либо поддержки властей, довольно настороженно относившихся к этой крестьянской инициативе. В первые два пореформенных десятилетия школы грамоты фактически находились как бы на полулегальном положении. Их существование было официально признано циркуляром Министерства народного просвещения от 14 февраля 1882 г. В нем разрешалось "учительствовать" в сельских школах грамотности лицам "без учительских свидетельств", но на полицию и приходских священников возлагалась обязанность "наблюдать, чтобы означенным обучением не занимались лица неблагонадежные либо в политическом, либо в нравственном отношении" [6, с. 4].
стр. 81
--------------------------------------------------------------------------------
Следует отметить, что 14 марта 1890 г. было издано предписание Министерства народного просвещения:
"Все открываемые школы грамотности, на какие бы средства они ни содержались, подлежат ведению и наблюдению духовного начальства, к коему и должны обращаться общественные учреждения и отдельные лица, желающие иметь означенного рода школы". Согласно изданным 4 мая 1891 г. "Правилам о школах грамотности", 18 тыс. уже существовавших к этому времени школ грамотности были подчинены духовно-училищному совету при Святейшем Синоде и стали числиться как церковноприходские. Но поставленные под контроль местного духовенства, они фактически продолжали оставаться теми же школами грамотности.
В 80-е гг. численность сельских школ стала заметно возрастать, что было отмечено периодической печатью, официальной и земской статистикой.
Если в 1884/85 учебном году по официальной информации насчитывалось 840 школ грамоты, то в 1888/89 учебном году - 9215. В 1892/93 учебном году, по данным известного статистика Ф.Ф. Ольденбурга, было 15 143 школы грамотности с 365 464 учащимися, из которых 61 723 были девочки. При этом он отмечал, что школы грамотности распространялись "преимущественно в тех местностях, где в силу особых экономических условий возникал особый спрос на грамотность: это местности с развитым отхожим промыслом, местности фабричные" [7, с. 20-21, 36-37].
Существовали два типа крестьянских школ - "оседлые" и "кочующие" (или "подвижные"). "Оседлая" школа грамотности устраивалась следующим образом: "Несколько крестьян-отцов нанимают сообща случившегося грамотея в учителя своим детям, условившись платить ему помесячно за каждого обучаемого ребенка, иногда обязываясь подкармливать учителя по очереди. Отыскивается просторная или более свободная изба для импровизированной школы, ребята засаживаются за дешевый букварь - и школа готова" [8, с. 69]. Иногда какой-нибудь грамотный крестьянин открывал школу в своей избе и сам же становился в ней учителем, или же обучением грамоте деревенских детей занимался у себя на дому возвращавшийся с летних заработков на зиму крестьянин-отходник, учительство для которого было дополнительным заработком [9, с. 64-65]. К числу "оседлых" школ следует отнести и устраиваемые вековухами-черничками", которых считали "наставницами" и "насадительницами грамоты" на селе. По образу своего быта они подражали монахиням: одевались во все черное, становились вегетарианками и "неупустительно" бывали на всех церковных службах. Школы помещались в их "келиях", устраиваемых родственниками "черничек" позади двора, на краю деревни. Учили они детей чтению и письму по церковнославянской грамматике. Часослову и Псалтырю, а девочек обучали и "рукоделиям". Однако "учение у "чернички" ограничивается больше чтением по-церковному, ибо сами они обыкновенно в писании и [чтении] по-граждански слабы или вовсе не горазды" [10, с. 58].
"Подвижные", или "кочующие", школы наиболее характерны были для небольших северных деревень, разбросанных на большом пространстве и "при трудных дорогах". Они не имели своего помещения и "переносились" поочередно в избу каждого ученика. Обычно в них преподавали "нахожие" учителя, часто не имевшие собственного крова. В материалах Этнографического бюро В.Н. Тенишева сохранилось описание такой школы, находившейся в деревне Бор Череповецкого уезда Новгородской губернии (1898): "Школа существует 20 лет. Учит в ней череповецкий мещанин Ефим Богданов, кончивший уездное училище. У него 10-12 учеников. Отдельного помещения нет, и учитель со всею школою кочует по деревне от одного ученика к другому по очереди. Учит неделю у одного ученика и сам тут живет. На следующую переходит к другому. Ест и пьет то же, что и сами крестьяне. Классной мебелью служат те же простые столы, на которых крестьяне обедают, лавки и скамейки. Если столов и скамеек мало, их на время занимают у соседа. Учебные пособия (буквари, грифели и доски) покупаются родителями учеников... Ни по образу жизни, ни по своему развитию Богданов от крестьян не отличается
стр. 82
--------------------------------------------------------------------------------
и является своим человеком" [11, л. 23-24, об.].
Обследование школ грамотности в 1883 г. в Московской губернии показало, что подавляющее большинство их (396 из 499) "помещались в собственных домах учителей", 33 - "в наемных помещениях", 12 - "в даровых" (чьи владельцы не взимали за них платы) и только 33 школы относились к "очередным", в которых "учение производится в избах учеников поочередно" [12, с. 198].
Разнообразны были виды и размеры "вознаграждения" за учительский труд. В большинстве случаев преобладала натуральная плата, а денежная являлась небольшим к ней "добавлением". Вот что писали о "вознаграждении" учителей "вольных крестьянских школ" (Новгородская губерния, Череповецкий уезд) корреспонденты Этнографического бюро В.Н. Тенишева: "В домашних школах плата не столько деньгами, сколько натурой: жильем, одеждой, обувью, штанами" [11, л. 24]. Так, в одной из школ грамотности Орловской губернии учитель совмещал преподавание с отхожим промыслом ("на лето подается в город и работает красильщиком"). "Раньше он обедал в доме каждого ученика, теперь берет по 5 коп. в месяц, кусок свиного сала и бутылку масла, а если пост - ведро капусты и 5 фунтов хлеба" [13, л. 12-13]. В другой школе Орловской губернии учитель, обучающий 20 ребят, "за зиму берет платы по 20 коп. с каждого ученика, харчами пользуется по домам: сегодня у одного, завтра у другого и т.д." [14, л. II]. В Юхновском уезде Смоленской губернии учителю школы грамотности платили за зиму "по полтиннику с ученика", столовался он "поочередно, ежедневно кочуя из избы в избу, как это делают пастухи: сколько ребятишек учится у мужика, столько дней продовольствия имеет у него учитель" [15, л. 3].
Состав учителей различался по происхождению, званию и возрасту. В большинстве своем это был совершенно одинокий, бессемейный и бездомный люд: здесь и крестьянин, и отставной солдат николаевских времен, и кантонист, и монах, "изгнанный из обители за мирские искушения", и "обездоленный реформой 1861 г." дворовый, и находившийся "за штатом" церковно- и даже священнослужитель. "Выходя в большинстве случаев из крестьянской среды, - писал А.С. Пругавин, - вольные учителя обыкновенно действуют в духе и характере крестьянина и благодаря этому легко снискивают расположение к себе в среде сельского населения" [1, с. 59].
Земские статистики некоторых губерний собрали данные о наставниках крестьянских детей. Например, в 1883 г. в Московской губернии насчитывалось 537 учителей школ грамотности. Из 444 мужчин 179 относились к крестьянскому сословию, 50 - отставные солдаты (по сути дела, те же крестьяне, но прошедшие военную службу, где их и обучили грамоте), 134 - из духовной среды (среди них 39 приходских священников, остальные - дьячки, псаломщики), 37 мещан, трое из разорившихся дворян и 61 неизвестного звания. Из 93 учительниц 64 были крестьянки (из них трое - бывшие дворовые), 7 из духовной среды, социальный статус остальных не определен. К числу учителей неизвестного звания статистики относили занимающихся нищенством, отставных чиновников, пастухов, управляющих имениями, незамужних дочерей причта, ветхих стариков, разных убогих, вековух-"черничек", церковных сторожей и пр. Приводились и примеры, как они становились учителями. Так, в Дмитровском уезде "попал в учителя нищий". "Не имея одежды, чтобы побираться зимою, он остался на житье в селе Вараввине и занялся обучением ребят. С наступлением теплого времени школа его закрывается, так как учитель отправляется нищенствовать". Немало таких учителей статистики обнаружили в Клинском, Рузском и других уездах, в которых "вместо нищенства часть их на лето идет в пастухи" [12, с. 189, 191, 193].
Во Владимирской губернии в 1884 г. в числе 159 учителей школ грамотности значилось: 58 - из крестьян, 44 - из духовенства, 20 - отставные солдаты, 5 - из чиновников, 6 - из мещан и 26 женщин неизвестного состояния. В Новгородской губернии в 1888 г. числилось 167 учителей школ грамотности, в их числе было 129 крестьян и отставных
стр. 83
--------------------------------------------------------------------------------
солдат, а остальные 38 - из духовной среды. В Сибири учителями в школах грамотности выступали ссыльные поселенцы из крестьян и мещан [1, с. 55]. Приведенные данные свидетельствуют о значительном удельном весе среди преподавателей школ грамоты "лиц крестьянского сословия".
Во время статистических обследований губерний выявлялись также данные и об образовательном уровне учителей школ грамоты. Так, статистиками Тверской губернии в 1888 г. было установлено, что из 345 "вольных учителей" только 33 имели среднее образование, полученное в гимназиях, реальных училищах и духовных семинариях, 80 окончили прогимназии, уездные духовные училища и двухклассные сельские училища Министерства народного просвещения, 159 - земские и церковноприходские школы, 99 овладели грамотой на военной службе или в тех же сельских школах грамотности, остальные 74 - самоучки, научившиеся грамоте дома у своих родственников или у сельского причта [16, с. 28]. Причем следует учесть, что Тверская губерния входила в промышленный регион центра России, и здесь уровень подготовки учителей был выше, чем в земледельческих губерниях, например в Воронежской. В 1888 г. в Острогожском уезде этой губернии из 50 учителей "только 5 получили какое-нибудь образование, все же остальные - без всякого образования, ведут обучение буквослагательным способом, главным образом по книгам церковной печати, а пятеро не умеют даже писать". Но крестьяне вынуждены отдавать им на обучение своих детей, ибо "нет дельных и знающих учителей, и, если появится такой учитель, он немедленно же находит себе учеников и очень скоро приобретает доверие и расположение крестьянского населения" [9, с. 69]. Исходя из практических соображений научить ребенка тому, что ему необходимо в жизни, некоторые считали излишним даже преподавание Закона Божия. Например, корреспондент Этнографического бюро В.Н. Тенишева В.Т. Перьков приводит такие слова крестьян (Болховский уезд, Орловская губерния): "В школе Закон Божий все преподают, а зачем? Попами нам не быть и дьячками тоже, только голову ребенку ломать. Вот арихметика - эвто важная штука, счет будешь знать, все грамотному вольготнее бывает, меньше запутаешься" [17, л. 12].
В то же время крестьянам был далеко не безразличен нравственный облик наставника их детей. Так, учителя, уличенного "в приверженности к зеленому змию, немедленно прогоняли... некоторые селения... меняют за зиму по два-три учителя". Чтобы избежать подобных случаев, "крестьяне, наученные горьким опытом, незнакомого им педагога принимают не иначе, как после испытания в течение месяца или двух, при этом, если он окажется "переливающим через край", его отпускают на все четыре стороны" [18, с. 52, 70].
Одним из условий приема было обязательство учителя не применять к ученикам телесных наказаний. "Ты его (ученика. - В.Ф. ) словом урезонь, а от битья толку мало; побей его - он и толку не даст, битьем и скотину запугать можно". "Строгость необходима", но ее можно проявить и "без битья": например, "поставить в угол или на колени" [19, с. б8]. В журнале "Северный вестник" за 1887 г. сообщалось об одном из учителей школы грамотности в Поречском уезде Смоленской губернии отставном артиллеристе, которым крестьяне особенно были довольны, ибо "он хорошо учил читать и писать и не бил учеников" (курсив мой. - В.Ф. ).
Земское обследование школ грамотности в Московской губернии в 1883 г. показало, что в них "довольствуются только тем, что учащиеся постоянно сидят за церковнославянскими книгами. В большинстве школ с краткой программой дети обучаются только чтению и письму, и только в некоторых школах их обучают "изображению цифр", а иногда и счету. Есть несколько школ, где обучают только одному чтению, и не потому, что таково было требование родителей, а потому, что учителя сами не умеют писать" [12, с. 193]. Сходную картину такого обучения в одной из школ грамотности (Орловская губерния) рисовала корреспондентка Этнографического бюро В.Н. Тенишева М.И. Михеева: "Занимается обучением сын крестьянина той же деревни, который окончил курс в земской школе... За три зимы
стр. 84
--------------------------------------------------------------------------------
(дети. - В.Ф. ) выучиваются в школе грамотности читать бойко, но без всякого понятия; прочитав 10 строк, не только не умеют переложить на бумаге, но и пересказать не могут. Евангелие и выученные молитвы не понимают и не умеют объяснить. Писать выучиваются без всяких правил и с грубыми ошибками. Арифметические задачи решают самые простые и те медленно и неправильно, умственный счет знают плохо" [20, л. 16-17].
Исходя из приведенных данных, следует признать, что уровень преподавания был невысоким. В прессе того времени высказывалось немало критических оценок как качества обучения, так и уровня грамотности самих учителей. Отмечалось, что примерно только треть оканчивавших такие школы учеников могли писать и читать, а остальные в состоянии были лишь "прочесть печать церковную". Сами крестьяне видели недостатки этих школ и, если предоставлялась им возможность, охотно отдавали детей в казенные или земские школы. Земские статистики Московской губернии отмечали факты, когда "окончивший домашнюю школу шел доучиваться в земскую" [12, с. 198]. Любопытную закономерность отметил в 1899 г. земский учитель Череповецкого уезда Новгородской губернии, корреспондент Этнографического бюро В.Н. Тенишева, В.А. Антипов: "Школ грамотности, устраиваемых самими крестьянами, с развитием земских школ становится все меньше... пройдет еще несколько лет, и тип этой школы совсем исчезнет с лица земли нашего края" [21, л. 23 об.].
И тем не менее только благодаря им крестьянские дети могли овладевать элементарной грамотностью. Надо отдать должное и самоотверженному труду их учителей, скудно вознаграждаемых и нередко не имевших даже собственного угла. Так, учитель в Московской губернии (данные 1883 г.) "за полную выучку" получал за каждого ученика от 3 до 10 руб., "смотря по размерам курса, а также и по тому, у кого кто обучается": например, "те учителя, которые сами не умеют писать, получают самую меньшую плату". Причем с бедных родителей брали поменьше, с богатых побольше. Бытовала и повременная плата, которая рассчитывалась на год, на месяц, редко понедельно.
За год обучения одного ученика преподаватель в среднем получал 2 руб., за месяц 50 коп., за неделю 20 коп. В итоге годовой заработок учителя составлял примерно 27 руб. Земские статистики, приводя эти данные, отмечали, что "некоторые учителя за свой труд получают не деньгами, а только натурой, т.е. квартирой, харчами, одеждой, ходя по очереди, как пастухи" [12, с. 197-198].
Однако благодаря таким "пастухам" просвещение в России получало все большее распространение. По данным Всероссийской переписи населения, проведенной в 1897 г., грамотные составляли 22,3 %, среди крестьянского населения - 17,4 % (среди мужчин "сельского состояния" грамотными являлись 25,3 %, среди женщин - 9,2 %) [22, с. 193]. Если учесть, что ко времени отмены крепостного права доля грамотных среди государственных крестьян составляли 2 %, а среди помещичьих - менее 1 %, то прогресс был очевиден. Несомненно немалую роль здесь сыграли крестьянские школы. Так, в результате проведенного в 1899 г. исследования в Вяземском уезде Смоленской губернии было установлено, что из 13,5 тыс. грамотных крестьян получили образование в обычной школе (казенной или земской) 46%, остальные - главным образом в школах грамотности; из 944 полуграмотных (умеющих только читать) обучались в обычной школе 20 %, прочие научились чтению в школах грамотности или самоучкой [23, с. 242].
Современники подчеркивали, что грамотность оказывала существенное влияние на взгляды и менталитет крестьянина, даже на его общественное положение в деревне. Так, учитель села Наремы Кадниковского уезда Вологодской губернии И. Шадрин писал в 1898 г.: "Школа вносит уже критическое отношение к деревенской жизни", рождает "стремление выйти из темноты и бедности, стремление идти на чужую сторону, где жизнь лучше... Многие грамотеи в последнее время ушли в Петербург на фабрики или в губернский город" [24, л. 2]. В отзывах, полученных земскими статистиками Московской губернии, отмечалось, что "в поступках молодого поколения, учившегося в школе, больше сознательности и самостоятельности,
стр. 85
--------------------------------------------------------------------------------
нежели в поступках старого; грамотные крестьяне руководят неграмотными, и их мнения более уважаются на сельском сходе"; "грамотные, по отзывам владельцев фабрик и промышленных заведений, оказываются более способными к работе" [12, с. 207-208].
Научившись грамоте, крестьянин тянулся к чтению, круг которого для него был ограничен. В прессе конца 80-х гг. писали, что "читать человека выучат, а между тем читать почти нечего". Поэтому "Санкт- Петербургский комитет грамотности" и "Московское общество распространения полезных книг" поставили своей целью издание книг для народа. За 1861-1886 гг. ими было выпущено около 3 150 тыс. экземпляров популярной литературы [25, с. 139]. Этим целям было подчинено и руководимое Л.Н. Толстым общество "Посредник". Но эти издательства не могли удовлетворить спроса крестьян, которым приходилось читать наводнявшую книжный рынок дешевую "лубочную" литературу типа "Английского милорда", "Пещеры смерти", "Ночи у сатаны", "Тайны кровавой руки", а также разного рода "гадательные" книги - "сонники", "оракулы", "соломоны", продаваемые на сельских ярмарках или в самих деревнях вездесущими коробейниками. Причем тиражи таких книжек быстро росли: в 1892 г. их было издано 3,9 млн. экземпляров, в 1893 г. - 4,5 млн., а в 1894 г. - уже 9,4 млн. [26, с. 34]. В тогдашней печати было высказано немало едкой критики в адрес этой псевдолитературы, соблазнявшей читателя "из народа" своей дешевизной и "бьющими на эффект названиями", "воспитывающей дурной вкус" и "эксплуатирующей народное невежество и суеверие". Сами читатели также критически относились к такой литературе, говоря о знаменитом "Английском милорде": "Интересно, но половина враница, от безделья можно читать" [27, л. 4]. Крестьянин становился более требовательным к распространяемой в деревне литературе. Его уже не удовлетворяли сказки и побасенки, "что посмешнее и пострашнее". Н.А. Рубакин на основе собранных им сведений о распространении в народе книги писал: "Требования чего-то лучшего, более внушительного, чем копеечная литература, раздаются из разных мест" [28, с. 141].
Это прекрасно понимала интеллигенция, которая искала пути решения этой важнейшей и неотложной задачи прежде всего через изменение строя самодержавной России.
Подводя некоторые итоги, можно с уверенностью сказать, что работа школ грамоты хотя и не могла быть достаточно эффективной, но сама деятельность народа в этой сфере ярко свидетельствовала о его стремлении вырваться из "тьмы египетской", получить то, к чему призывали своим трудом "первоучители словенские" - святые Кирилл и Мефодий.
Литература
1. Русская мысль. 1881. N 5.
2. Русская мысль. 1889. N 1.
3. Вестник воспитания. 1900. N 4.
4. Юридический вестник. 1890. N 4.
5. Северный вестник. 1897. N 5. Отд. 2.
6. Бунаков Н.Ф. О домашних школах грамотности. СПб., 1885.
7. Ольденбург Ф. Народные школы Европейской России в 1892/93 году. СПб., 1896.
8. Северный вестник. 1887. N 11. Отд. 2.
9. Пругавин А.С. Запросы народа и обязанность интеллигенции в области просвещения и воспитания. СПб., 1895.
10. Мартынов С. В. Современное положение русской деревни. Саратов, 1903.
11. Российский музей этнографии в Санкт-Петербурге [далее - РЭМ]. Ф. 7. On. 1. Д. 799.
12. Сборник статистических сведений по Московской губернии. М., 1884. Т. IX. Отд. 1.
13. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 972.
14. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 942.
15. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1712.
16. Доклад Тверской земской управы очередному земскому собранию о народном образовании. Тверь, 1888.
17. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1769.
18. Русская мысль. 1886. N 4.
19. Северный вестник. 1885. N 5. Отд. 2.
20. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1160.
21. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 799.
22. Общий свод по Российской империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 года. СПб., 1905.
23. Рубакин Н.А. Чистая публика и народная интеллигенция. СПб., 1906.
24. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 270.
25. Северный вестник. 1889. N 5. Отд. 2.
26. Научное обозрение. 1902. N 9.
27. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 379.
28. Рубакин Н.А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895.
стр. 86
Практический взгляд крестьян на грамотность исключал необходимость в обучении грамоте девочек. "На что девке грамота? - рассуждали крестьяне. - Это совсем не бабье дело. Ее дело - хозяйство.
стр. 80
--------------------------------------------------------------------------------
Вот обучить мальчонку - это иная статья: ему и в солдатах легче будет, да и по мужичеству ныне без грамоты плохо: нужда бывает в город по делам или на заработки, а то еще выберут в податные или старосты; мужику приходится всякие обороты делать, а баба сидит дома" [2, с. 46].
Однако вследствие распада патриархальной крестьянской семьи, особенно заметного со второй половины XIX в., менялось и отношение к грамотности женщин. Например, в статье В. Петрова "Об отношении народа к грамотности", опубликованной в 1900 г. в "Северном вестнике", сообщалось: "В последнее время стало увеличиваться число учащихся девочек еще и потому, что женщинам мало-помалу приходится принимать участие в общественно-экономической и промысловой жизни и сталкиваться с такими условиями, которыми определяется практическая полезность грамотности" [3, с. 136]. Так, массовый отход мужчин на длительные сроки на заработки заставлял женщин учиться грамоте уже в силу того, что не только все хозяйство, но и исполнение общественных функций на селе возлагалось на "слабый пол". Наиболее характерно это было для Костромской губернии, прозванной тогдашними статистиками и публицистами "бабьей стороной", ибо здесь практически поголовно все взрослое мужское население уходило на заработки. Костромской статистик Д.И. Жбанков писал об этом крае как о "мифологическом царстве амазонок", в котором "всегда и везде, во всех проявлениях крестьянской жизни и во всех работах наблюдается поразительное преобладание женщин" [4, с. 136].
Современники неоднократно указывали, что "стремление народа к грамотности не удовлетворялось существующими нормальными народными училищами по причине их малочисленности и удаленности селений от училищ". "Ни земство, ни казна, - писал в 1889 г. известный публицист А.С. Пругавин, - не в состоянии в настоящее время увеличить число народных училищ в том размере, который мог бы удовлетворить существующую в народе потребность; и вот, не видя помощи извне, со стороны более культурных классов, народ сам начал заводить собственные доморощенные школы, начал отыскивать учителей из своей же среды" [1, с. 46].
Распространение школ грамотности было вызвано, с одной стороны, возросшим стремлением крестьян к образованию, которое все более осознавалось ими как практическая необходимость, а с другой, нехваткой казенных и земских школ: в 1897 г. их было 25 тыс., а требовалось не менее 300 тыс. [5, с. 126]. Существовал острый недостаток и в подготовленных учительских кадрах. Современники указывали, что крестьянские школы грамотности возникали в значительной мере и "по причине отказа в приеме в казенные школы детей ввиду переполнения этих школ, и... крестьяне в этих случаях обыкновенно обращаются к учителям-самоучкам, разным грамотеям" [1, с. 54]. Немалое значение имел и экономический фактор: "чем ниже экономический уровень населения, ... тем большее значение приобретают непатентованные факторы народного образования: солдаты, дворовые люди, девушки-вековушки, разночинцы и т.п." [1, с. 55].
Эта форма обучения была "дешевле" и более доступна "мужицкому карману": учеба проходила в крестьянской избе ("не бьется обувь и одежда менее рвется"), а непритязательные учителя из "захожих грамотеев" довольствовались обычно медными грошами, "теплой печкой и куском хлеба".
Важно отметить, что крестьянские школы возникали по инициативе самих крестьян и содержались за их счет, без какой-либо поддержки властей, довольно настороженно относившихся к этой крестьянской инициативе. В первые два пореформенных десятилетия школы грамоты фактически находились как бы на полулегальном положении. Их существование было официально признано циркуляром Министерства народного просвещения от 14 февраля 1882 г. В нем разрешалось "учительствовать" в сельских школах грамотности лицам "без учительских свидетельств", но на полицию и приходских священников возлагалась обязанность "наблюдать, чтобы означенным обучением не занимались лица неблагонадежные либо в политическом, либо в нравственном отношении" [6, с. 4].
стр. 81
--------------------------------------------------------------------------------
Следует отметить, что 14 марта 1890 г. было издано предписание Министерства народного просвещения:
"Все открываемые школы грамотности, на какие бы средства они ни содержались, подлежат ведению и наблюдению духовного начальства, к коему и должны обращаться общественные учреждения и отдельные лица, желающие иметь означенного рода школы". Согласно изданным 4 мая 1891 г. "Правилам о школах грамотности", 18 тыс. уже существовавших к этому времени школ грамотности были подчинены духовно-училищному совету при Святейшем Синоде и стали числиться как церковноприходские. Но поставленные под контроль местного духовенства, они фактически продолжали оставаться теми же школами грамотности.
В 80-е гг. численность сельских школ стала заметно возрастать, что было отмечено периодической печатью, официальной и земской статистикой.
Если в 1884/85 учебном году по официальной информации насчитывалось 840 школ грамоты, то в 1888/89 учебном году - 9215. В 1892/93 учебном году, по данным известного статистика Ф.Ф. Ольденбурга, было 15 143 школы грамотности с 365 464 учащимися, из которых 61 723 были девочки. При этом он отмечал, что школы грамотности распространялись "преимущественно в тех местностях, где в силу особых экономических условий возникал особый спрос на грамотность: это местности с развитым отхожим промыслом, местности фабричные" [7, с. 20-21, 36-37].
Существовали два типа крестьянских школ - "оседлые" и "кочующие" (или "подвижные"). "Оседлая" школа грамотности устраивалась следующим образом: "Несколько крестьян-отцов нанимают сообща случившегося грамотея в учителя своим детям, условившись платить ему помесячно за каждого обучаемого ребенка, иногда обязываясь подкармливать учителя по очереди. Отыскивается просторная или более свободная изба для импровизированной школы, ребята засаживаются за дешевый букварь - и школа готова" [8, с. 69]. Иногда какой-нибудь грамотный крестьянин открывал школу в своей избе и сам же становился в ней учителем, или же обучением грамоте деревенских детей занимался у себя на дому возвращавшийся с летних заработков на зиму крестьянин-отходник, учительство для которого было дополнительным заработком [9, с. 64-65]. К числу "оседлых" школ следует отнести и устраиваемые вековухами-черничками", которых считали "наставницами" и "насадительницами грамоты" на селе. По образу своего быта они подражали монахиням: одевались во все черное, становились вегетарианками и "неупустительно" бывали на всех церковных службах. Школы помещались в их "келиях", устраиваемых родственниками "черничек" позади двора, на краю деревни. Учили они детей чтению и письму по церковнославянской грамматике. Часослову и Псалтырю, а девочек обучали и "рукоделиям". Однако "учение у "чернички" ограничивается больше чтением по-церковному, ибо сами они обыкновенно в писании и [чтении] по-граждански слабы или вовсе не горазды" [10, с. 58].
"Подвижные", или "кочующие", школы наиболее характерны были для небольших северных деревень, разбросанных на большом пространстве и "при трудных дорогах". Они не имели своего помещения и "переносились" поочередно в избу каждого ученика. Обычно в них преподавали "нахожие" учителя, часто не имевшие собственного крова. В материалах Этнографического бюро В.Н. Тенишева сохранилось описание такой школы, находившейся в деревне Бор Череповецкого уезда Новгородской губернии (1898): "Школа существует 20 лет. Учит в ней череповецкий мещанин Ефим Богданов, кончивший уездное училище. У него 10-12 учеников. Отдельного помещения нет, и учитель со всею школою кочует по деревне от одного ученика к другому по очереди. Учит неделю у одного ученика и сам тут живет. На следующую переходит к другому. Ест и пьет то же, что и сами крестьяне. Классной мебелью служат те же простые столы, на которых крестьяне обедают, лавки и скамейки. Если столов и скамеек мало, их на время занимают у соседа. Учебные пособия (буквари, грифели и доски) покупаются родителями учеников... Ни по образу жизни, ни по своему развитию Богданов от крестьян не отличается
стр. 82
--------------------------------------------------------------------------------
и является своим человеком" [11, л. 23-24, об.].
Обследование школ грамотности в 1883 г. в Московской губернии показало, что подавляющее большинство их (396 из 499) "помещались в собственных домах учителей", 33 - "в наемных помещениях", 12 - "в даровых" (чьи владельцы не взимали за них платы) и только 33 школы относились к "очередным", в которых "учение производится в избах учеников поочередно" [12, с. 198].
Разнообразны были виды и размеры "вознаграждения" за учительский труд. В большинстве случаев преобладала натуральная плата, а денежная являлась небольшим к ней "добавлением". Вот что писали о "вознаграждении" учителей "вольных крестьянских школ" (Новгородская губерния, Череповецкий уезд) корреспонденты Этнографического бюро В.Н. Тенишева: "В домашних школах плата не столько деньгами, сколько натурой: жильем, одеждой, обувью, штанами" [11, л. 24]. Так, в одной из школ грамотности Орловской губернии учитель совмещал преподавание с отхожим промыслом ("на лето подается в город и работает красильщиком"). "Раньше он обедал в доме каждого ученика, теперь берет по 5 коп. в месяц, кусок свиного сала и бутылку масла, а если пост - ведро капусты и 5 фунтов хлеба" [13, л. 12-13]. В другой школе Орловской губернии учитель, обучающий 20 ребят, "за зиму берет платы по 20 коп. с каждого ученика, харчами пользуется по домам: сегодня у одного, завтра у другого и т.д." [14, л. II]. В Юхновском уезде Смоленской губернии учителю школы грамотности платили за зиму "по полтиннику с ученика", столовался он "поочередно, ежедневно кочуя из избы в избу, как это делают пастухи: сколько ребятишек учится у мужика, столько дней продовольствия имеет у него учитель" [15, л. 3].
Состав учителей различался по происхождению, званию и возрасту. В большинстве своем это был совершенно одинокий, бессемейный и бездомный люд: здесь и крестьянин, и отставной солдат николаевских времен, и кантонист, и монах, "изгнанный из обители за мирские искушения", и "обездоленный реформой 1861 г." дворовый, и находившийся "за штатом" церковно- и даже священнослужитель. "Выходя в большинстве случаев из крестьянской среды, - писал А.С. Пругавин, - вольные учителя обыкновенно действуют в духе и характере крестьянина и благодаря этому легко снискивают расположение к себе в среде сельского населения" [1, с. 59].
Земские статистики некоторых губерний собрали данные о наставниках крестьянских детей. Например, в 1883 г. в Московской губернии насчитывалось 537 учителей школ грамотности. Из 444 мужчин 179 относились к крестьянскому сословию, 50 - отставные солдаты (по сути дела, те же крестьяне, но прошедшие военную службу, где их и обучили грамоте), 134 - из духовной среды (среди них 39 приходских священников, остальные - дьячки, псаломщики), 37 мещан, трое из разорившихся дворян и 61 неизвестного звания. Из 93 учительниц 64 были крестьянки (из них трое - бывшие дворовые), 7 из духовной среды, социальный статус остальных не определен. К числу учителей неизвестного звания статистики относили занимающихся нищенством, отставных чиновников, пастухов, управляющих имениями, незамужних дочерей причта, ветхих стариков, разных убогих, вековух-"черничек", церковных сторожей и пр. Приводились и примеры, как они становились учителями. Так, в Дмитровском уезде "попал в учителя нищий". "Не имея одежды, чтобы побираться зимою, он остался на житье в селе Вараввине и занялся обучением ребят. С наступлением теплого времени школа его закрывается, так как учитель отправляется нищенствовать". Немало таких учителей статистики обнаружили в Клинском, Рузском и других уездах, в которых "вместо нищенства часть их на лето идет в пастухи" [12, с. 189, 191, 193].
Во Владимирской губернии в 1884 г. в числе 159 учителей школ грамотности значилось: 58 - из крестьян, 44 - из духовенства, 20 - отставные солдаты, 5 - из чиновников, 6 - из мещан и 26 женщин неизвестного состояния. В Новгородской губернии в 1888 г. числилось 167 учителей школ грамотности, в их числе было 129 крестьян и отставных
стр. 83
--------------------------------------------------------------------------------
солдат, а остальные 38 - из духовной среды. В Сибири учителями в школах грамотности выступали ссыльные поселенцы из крестьян и мещан [1, с. 55]. Приведенные данные свидетельствуют о значительном удельном весе среди преподавателей школ грамоты "лиц крестьянского сословия".
Во время статистических обследований губерний выявлялись также данные и об образовательном уровне учителей школ грамоты. Так, статистиками Тверской губернии в 1888 г. было установлено, что из 345 "вольных учителей" только 33 имели среднее образование, полученное в гимназиях, реальных училищах и духовных семинариях, 80 окончили прогимназии, уездные духовные училища и двухклассные сельские училища Министерства народного просвещения, 159 - земские и церковноприходские школы, 99 овладели грамотой на военной службе или в тех же сельских школах грамотности, остальные 74 - самоучки, научившиеся грамоте дома у своих родственников или у сельского причта [16, с. 28]. Причем следует учесть, что Тверская губерния входила в промышленный регион центра России, и здесь уровень подготовки учителей был выше, чем в земледельческих губерниях, например в Воронежской. В 1888 г. в Острогожском уезде этой губернии из 50 учителей "только 5 получили какое-нибудь образование, все же остальные - без всякого образования, ведут обучение буквослагательным способом, главным образом по книгам церковной печати, а пятеро не умеют даже писать". Но крестьяне вынуждены отдавать им на обучение своих детей, ибо "нет дельных и знающих учителей, и, если появится такой учитель, он немедленно же находит себе учеников и очень скоро приобретает доверие и расположение крестьянского населения" [9, с. 69]. Исходя из практических соображений научить ребенка тому, что ему необходимо в жизни, некоторые считали излишним даже преподавание Закона Божия. Например, корреспондент Этнографического бюро В.Н. Тенишева В.Т. Перьков приводит такие слова крестьян (Болховский уезд, Орловская губерния): "В школе Закон Божий все преподают, а зачем? Попами нам не быть и дьячками тоже, только голову ребенку ломать. Вот арихметика - эвто важная штука, счет будешь знать, все грамотному вольготнее бывает, меньше запутаешься" [17, л. 12].
В то же время крестьянам был далеко не безразличен нравственный облик наставника их детей. Так, учителя, уличенного "в приверженности к зеленому змию, немедленно прогоняли... некоторые селения... меняют за зиму по два-три учителя". Чтобы избежать подобных случаев, "крестьяне, наученные горьким опытом, незнакомого им педагога принимают не иначе, как после испытания в течение месяца или двух, при этом, если он окажется "переливающим через край", его отпускают на все четыре стороны" [18, с. 52, 70].
Одним из условий приема было обязательство учителя не применять к ученикам телесных наказаний. "Ты его (ученика. - В.Ф. ) словом урезонь, а от битья толку мало; побей его - он и толку не даст, битьем и скотину запугать можно". "Строгость необходима", но ее можно проявить и "без битья": например, "поставить в угол или на колени" [19, с. б8]. В журнале "Северный вестник" за 1887 г. сообщалось об одном из учителей школы грамотности в Поречском уезде Смоленской губернии отставном артиллеристе, которым крестьяне особенно были довольны, ибо "он хорошо учил читать и писать и не бил учеников" (курсив мой. - В.Ф. ).
Земское обследование школ грамотности в Московской губернии в 1883 г. показало, что в них "довольствуются только тем, что учащиеся постоянно сидят за церковнославянскими книгами. В большинстве школ с краткой программой дети обучаются только чтению и письму, и только в некоторых школах их обучают "изображению цифр", а иногда и счету. Есть несколько школ, где обучают только одному чтению, и не потому, что таково было требование родителей, а потому, что учителя сами не умеют писать" [12, с. 193]. Сходную картину такого обучения в одной из школ грамотности (Орловская губерния) рисовала корреспондентка Этнографического бюро В.Н. Тенишева М.И. Михеева: "Занимается обучением сын крестьянина той же деревни, который окончил курс в земской школе... За три зимы
стр. 84
--------------------------------------------------------------------------------
(дети. - В.Ф. ) выучиваются в школе грамотности читать бойко, но без всякого понятия; прочитав 10 строк, не только не умеют переложить на бумаге, но и пересказать не могут. Евангелие и выученные молитвы не понимают и не умеют объяснить. Писать выучиваются без всяких правил и с грубыми ошибками. Арифметические задачи решают самые простые и те медленно и неправильно, умственный счет знают плохо" [20, л. 16-17].
Исходя из приведенных данных, следует признать, что уровень преподавания был невысоким. В прессе того времени высказывалось немало критических оценок как качества обучения, так и уровня грамотности самих учителей. Отмечалось, что примерно только треть оканчивавших такие школы учеников могли писать и читать, а остальные в состоянии были лишь "прочесть печать церковную". Сами крестьяне видели недостатки этих школ и, если предоставлялась им возможность, охотно отдавали детей в казенные или земские школы. Земские статистики Московской губернии отмечали факты, когда "окончивший домашнюю школу шел доучиваться в земскую" [12, с. 198]. Любопытную закономерность отметил в 1899 г. земский учитель Череповецкого уезда Новгородской губернии, корреспондент Этнографического бюро В.Н. Тенишева, В.А. Антипов: "Школ грамотности, устраиваемых самими крестьянами, с развитием земских школ становится все меньше... пройдет еще несколько лет, и тип этой школы совсем исчезнет с лица земли нашего края" [21, л. 23 об.].
И тем не менее только благодаря им крестьянские дети могли овладевать элементарной грамотностью. Надо отдать должное и самоотверженному труду их учителей, скудно вознаграждаемых и нередко не имевших даже собственного угла. Так, учитель в Московской губернии (данные 1883 г.) "за полную выучку" получал за каждого ученика от 3 до 10 руб., "смотря по размерам курса, а также и по тому, у кого кто обучается": например, "те учителя, которые сами не умеют писать, получают самую меньшую плату". Причем с бедных родителей брали поменьше, с богатых побольше. Бытовала и повременная плата, которая рассчитывалась на год, на месяц, редко понедельно.
За год обучения одного ученика преподаватель в среднем получал 2 руб., за месяц 50 коп., за неделю 20 коп. В итоге годовой заработок учителя составлял примерно 27 руб. Земские статистики, приводя эти данные, отмечали, что "некоторые учителя за свой труд получают не деньгами, а только натурой, т.е. квартирой, харчами, одеждой, ходя по очереди, как пастухи" [12, с. 197-198].
Однако благодаря таким "пастухам" просвещение в России получало все большее распространение. По данным Всероссийской переписи населения, проведенной в 1897 г., грамотные составляли 22,3 %, среди крестьянского населения - 17,4 % (среди мужчин "сельского состояния" грамотными являлись 25,3 %, среди женщин - 9,2 %) [22, с. 193]. Если учесть, что ко времени отмены крепостного права доля грамотных среди государственных крестьян составляли 2 %, а среди помещичьих - менее 1 %, то прогресс был очевиден. Несомненно немалую роль здесь сыграли крестьянские школы. Так, в результате проведенного в 1899 г. исследования в Вяземском уезде Смоленской губернии было установлено, что из 13,5 тыс. грамотных крестьян получили образование в обычной школе (казенной или земской) 46%, остальные - главным образом в школах грамотности; из 944 полуграмотных (умеющих только читать) обучались в обычной школе 20 %, прочие научились чтению в школах грамотности или самоучкой [23, с. 242].
Современники подчеркивали, что грамотность оказывала существенное влияние на взгляды и менталитет крестьянина, даже на его общественное положение в деревне. Так, учитель села Наремы Кадниковского уезда Вологодской губернии И. Шадрин писал в 1898 г.: "Школа вносит уже критическое отношение к деревенской жизни", рождает "стремление выйти из темноты и бедности, стремление идти на чужую сторону, где жизнь лучше... Многие грамотеи в последнее время ушли в Петербург на фабрики или в губернский город" [24, л. 2]. В отзывах, полученных земскими статистиками Московской губернии, отмечалось, что "в поступках молодого поколения, учившегося в школе, больше сознательности и самостоятельности,
стр. 85
--------------------------------------------------------------------------------
нежели в поступках старого; грамотные крестьяне руководят неграмотными, и их мнения более уважаются на сельском сходе"; "грамотные, по отзывам владельцев фабрик и промышленных заведений, оказываются более способными к работе" [12, с. 207-208].
Научившись грамоте, крестьянин тянулся к чтению, круг которого для него был ограничен. В прессе конца 80-х гг. писали, что "читать человека выучат, а между тем читать почти нечего". Поэтому "Санкт- Петербургский комитет грамотности" и "Московское общество распространения полезных книг" поставили своей целью издание книг для народа. За 1861-1886 гг. ими было выпущено около 3 150 тыс. экземпляров популярной литературы [25, с. 139]. Этим целям было подчинено и руководимое Л.Н. Толстым общество "Посредник". Но эти издательства не могли удовлетворить спроса крестьян, которым приходилось читать наводнявшую книжный рынок дешевую "лубочную" литературу типа "Английского милорда", "Пещеры смерти", "Ночи у сатаны", "Тайны кровавой руки", а также разного рода "гадательные" книги - "сонники", "оракулы", "соломоны", продаваемые на сельских ярмарках или в самих деревнях вездесущими коробейниками. Причем тиражи таких книжек быстро росли: в 1892 г. их было издано 3,9 млн. экземпляров, в 1893 г. - 4,5 млн., а в 1894 г. - уже 9,4 млн. [26, с. 34]. В тогдашней печати было высказано немало едкой критики в адрес этой псевдолитературы, соблазнявшей читателя "из народа" своей дешевизной и "бьющими на эффект названиями", "воспитывающей дурной вкус" и "эксплуатирующей народное невежество и суеверие". Сами читатели также критически относились к такой литературе, говоря о знаменитом "Английском милорде": "Интересно, но половина враница, от безделья можно читать" [27, л. 4]. Крестьянин становился более требовательным к распространяемой в деревне литературе. Его уже не удовлетворяли сказки и побасенки, "что посмешнее и пострашнее". Н.А. Рубакин на основе собранных им сведений о распространении в народе книги писал: "Требования чего-то лучшего, более внушительного, чем копеечная литература, раздаются из разных мест" [28, с. 141].
Это прекрасно понимала интеллигенция, которая искала пути решения этой важнейшей и неотложной задачи прежде всего через изменение строя самодержавной России.
Подводя некоторые итоги, можно с уверенностью сказать, что работа школ грамоты хотя и не могла быть достаточно эффективной, но сама деятельность народа в этой сфере ярко свидетельствовала о его стремлении вырваться из "тьмы египетской", получить то, к чему призывали своим трудом "первоучители словенские" - святые Кирилл и Мефодий.
Литература
1. Русская мысль. 1881. N 5.
2. Русская мысль. 1889. N 1.
3. Вестник воспитания. 1900. N 4.
4. Юридический вестник. 1890. N 4.
5. Северный вестник. 1897. N 5. Отд. 2.
6. Бунаков Н.Ф. О домашних школах грамотности. СПб., 1885.
7. Ольденбург Ф. Народные школы Европейской России в 1892/93 году. СПб., 1896.
8. Северный вестник. 1887. N 11. Отд. 2.
9. Пругавин А.С. Запросы народа и обязанность интеллигенции в области просвещения и воспитания. СПб., 1895.
10. Мартынов С. В. Современное положение русской деревни. Саратов, 1903.
11. Российский музей этнографии в Санкт-Петербурге [далее - РЭМ]. Ф. 7. On. 1. Д. 799.
12. Сборник статистических сведений по Московской губернии. М., 1884. Т. IX. Отд. 1.
13. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 972.
14. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 942.
15. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1712.
16. Доклад Тверской земской управы очередному земскому собранию о народном образовании. Тверь, 1888.
17. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1769.
18. Русская мысль. 1886. N 4.
19. Северный вестник. 1885. N 5. Отд. 2.
20. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 1160.
21. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 799.
22. Общий свод по Российской империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 года. СПб., 1905.
23. Рубакин Н.А. Чистая публика и народная интеллигенция. СПб., 1906.
24. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 270.
25. Северный вестник. 1889. N 5. Отд. 2.
26. Научное обозрение. 1902. N 9.
27. РЭМ. Ф. 7. On. 1. Д. 379.
28. Рубакин Н.А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895.
стр. 86
Опубликовано 09 октября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ:
Комментируем публикацию: Крестьянские школы грамотности в России в XIX в.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1191931588 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций