публикация №1454863106, версия для печати

ДЕТСКАЯ КНИГА И ПОЛИТИКА


Дата публикации: 07 февраля 2016
Автор: Юрий КОРИНЕЦ
Публикатор: Basmach (номер депонирования: BY-1454863106)
Рубрика: ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ
Источник: (c) Вопросы литературы, № 1, 1977, C. 153-167



Профессор Фетчер:

- Я хочу остановиться на следующем: главный момент в поставленной проблеме "Детская книга и политика" состоит в том, что в школьном мире ребенка и юноши слово "политика" - и вы это знаете - стало одиозным. Вопрос: почему оно таким стало? Думаю, причина в том, что все мы в этой стране имеем тотально болезненное отношение к прошлому.

В СССР присутствие исторической атмосферы в детских книгах, вообще в литературе само собой разумеется. И тому есть свои причины. Также и в ГДР, ибо в ГДР с проблемами фашизма не существует тех трудностей, которые имеются у нас. Мы, говоря, например, о школе, встречаем сопротивление историческим темам не только со стороны детей. Наше сопротивление состоит в Том, что мы вообще

стр. 156

не хотим вводить что-либо политическое в немецкое преподавание (подчеркнуто здесь и далее мной. - Ю. К.). Сегодня говорят: политика не относится, во-первых, к школе, во-вторых, к данной возрастной группе (дети от восьми до пятнадцати лет). Но именно это и является проблемой! Возможно, также и проблемой детских издателей и писателей...

Вот он, тот самый "камень" на немецкой душе, о который все время спотыкается детская и юношеская литература Западной Германии! "Не хотим ничего знать о прошлом, о политике" - формула эта приносит, конечно, неисправимый вред воспитанию подрастающего поколения.

Такое отношение к прошлому стало сейчас в ФРГ официальной политикой, отражение которой ясно видно в школьных программах: в начальных школах история не преподается! А так называемая научно-популярная литература отражает в основном или "историю" индейцев в Америке, или "историю" технического прогресса, или - в лучшем случае - Александра Македонского. Но ни в коем случае не занимается ни фашизмом, ни второй мировой войной, ни, допустим, Веймарской республикой.

Ганс Иоахим Гельберг сказал об этом так:

- Мы не можем говорить о будущем, если нами не понято наше прошлое. Я, например, должен иметь возможность выпускать литературу для детей, воссоздающую исторические связи, взаимопроникновения, воспоминания, в том числе и о Веймарской республике, о чем говорится в романе "Привет от Вернера". Иметь возможность издать юношескую книгу о Розе Люксембург, и такая книга в скором времени появится, ее уже написал Фредерик Хетман. Но уже сейчас знаю, какой это будет скандал, когда пресса начнет ее обсуждать. Тогда мне навесят ярлыки, которых не заслуживаю... В Советском Союзе такие проблемы не возникают...

Все эти размышления вызывают трагическую горечь у некоторых немцев старшего поколения, как, например, у того, который выкрикнул из зала:

- Надо бы наконец понять, что ребенок тоже человек! Все несчастье состоит в том, что мы воображаем, будто можем ребенку что-то объяснить, когда сами во всем запутались! Вся наша идеология к тому и привела, что мы все меньше становимся людьми по отношению к ребенку!

А вот слова молодого немца, журналиста из Франкфурта-на-Майне, Карла Ганса Франка:

- Я хочу спросить г-на Коринца о политической книге. Ведь политика есть нечто развивающееся, имеющее место в настоящем и прошлом, а также свое продолжение в будущем. На немецком книж-

стр. 157

ном рынке - хотя он и стал, к счастью, более политичным - чрезвычайно мало детских книг, связанных с историей. Среди книг, выпускаемых издательством "Юлиус Бельтц", можно, пожалуй, назвать только книгу Ностлингер, а также книги Ю. Коринца. Нам известно, как обстоит дело с изданием автобиографической и исторической литературы для детей в ГДР. Но хотелось бы знать, как обстоит дело в СССР? Исторические книги там более популярны, нежели у нас?

Ю. Коринец:

- Да, в Советском Союзе о прошлом думают много. И о будущем, конечно, но и о прошлом. В том числе писатели, которые пишут для детей. Они хотят это прошлое в своих книгах оживить, ко многому вернуться вновь и объяснить его с современных позиций. И наши ошибки, и то, чем мы гордимся. Каждый человек думает иногда о своей прошедшей жизни: что он когда-то сделал хорошо, что плохо, что бы надо исправить. Человек хочет идти к лучшему, исходя из прошлого. В России всегда много занимались историей, много над ней размышляли, и сейчас у нас тоже много исторических книг, в том числе и для детей...

Вот тут-то и раздался второй - о котором я говорил в самом начале - выкрик из зала: "О прошлом мы ничего знать не хотим!" Я тогда тоже крикнул (это было единственный раз) в гудящий зал: "Очень жаль!" И сразу заметил, как смутились многие, а Хорст Кюннеман невнятно пробормотал: "Ну, это не совсем так..." Конечно, не совсем так, если иметь в виду Кюннемана, Гельберга, Франка и еще некоторых, но их, к сожалению, меньшинство. Конечно, если дух Хельсинки будет определять атмосферу общественной жизни в стране, то таких людей станет больше,

А затем я говорил о том, что литература есть мост между прошлым и будущим. Осмысляя и объясняя прошлое, литература помогает нам строить настоящее и будущее.

Тут снова должен забежать вперед: после дискуссии ко мне подошел Карл Ганс Франк и сказал, что ему очень понравились слова о том, что литература - мост, связующий времена, и он просит меня выступить по франкфуртскому радио и особенно развить мысль о том, что советский народ гордится своим прошлым и что это находит достойное отражение в литературе. Это меня приятно удивило: не всегда столкнешься в ФРГ с просьбой дать подобное интервью, тем более по радио.

Но перейдем к главной линии дискуссии: о политике в детской книге. А в связи с этим - о реализме, о фантазии, о понятии "детскости".

В самом начале Хорст Кюннеман разделил эту тему на следующие вопросы:

стр. 158

1) заметна ли усталость читателя от политической тематики, и если да, то -

2) имеет ли политическая детская книга какие-либо шансы, и сможет ли она в дальнейшем выполнять свои функции?

Ответы не заставили себя ждать. Вот он, немец без какого-либо камня на душе - гимназист на подиуме Ёрг Зойме:

- Я считаю, что эти вопросы не совсем удачно поставлены. Я спросил бы по-другому: не кажется ли вам, что политическая детская книга у нас только еще начинает постепенно развиваться? К вопросу об усталости читателей хочу сказать, что родители и вообще взрослые, как мне кажется, сейчас просто отошли от политики, которая порой порождает слишком сильные эмоции, в некую глубину личных раздумий, в сферу размышлений о бытии вообще. И мне кажется, что политическая детская книга, несомненно, извлечет из этого пользу...

Ганс Иоахим Гельберг:

- Понятие "политическая детская книга" нельзя толковать слишком узко: всякая детская книга, как таковая, сама по себе уже является политическим явлением. Детская книга, в моем понимании, вырастает из действительности: она пишется людьми, живущими в определенном обществе, в конкретное время, - все это должно на книгу влиять. Я отвергаю все те детские книги, которые написаны вне связи с действительностью, с жизнью, которые преследуют одну лишь поверхностную занимательность, бездумное развлечение в тривиальном смысле. Я считаю, что детская книга обязана давать подрастающему поколению точную информацию, передавать ему опыт взрослых, - это и есть политика в широком смысле слова. К несчастью, именно таких качеств и не хватало в прошлом нашим детским книгам...

Слушая Гельберга, я вспомнил, как в позапрошлом году в Тюбингене он так же ясно и четко излагал свои мысли на выставке детских книг. "Если вам не о чем сказать детям, то не пишите и не издавайте ваших книжек! - говорил он, обращаясь к собравшимся там авторам и книгоиздателям. - Учитесь этому у других. Например, у советских детских писателей, книги которых не случайно пользуются у нас и во всем мире такой огромной популярностью..." Это были не только ясные слова, но и смелые. Гельберг любит называть вещи своими именами, выступает бескомпромиссно, не заигрывая ни перед слушателем вообще, ни перед своими противниками в частности и не напуская тумана, как это делают многие, в том числе и некоторые из выступавших на данной дискуссии.

Так, например, учитель Гаус утверждал, что политика в детской книге не должна выходить за рамки простых семейных и школьных

стр. 159

отношений. Он считал, что отражение в детской книге непосредственных политических проблем и событий - борьбы партий, профсоюзов, забастовок, исследование общественных формаций - можно объяснить слишком "узким" понятием политики. Нечего, мол, этим заниматься, потому что политика "шире"! Но, заявляя о "широте понимания политики", такие ораторы на деле суживали ее содержание, ибо изымали из него собственно политику! Делалось это казуистически-мягко: мол, политика, конечно, нужна, но она не должна касаться борьбы партий (да это детям и ни к чему!), наша политика - в семье и школе...

Председатель же родительского совета школы фрау Урзула Райнхаймер вообще отвергала "всякую политику" как нечто слишком "критическое", в книгах для детей недопустимое, соглашаясь в то же время, что детская книга "должна реально отражать жизнь". Думаю, что в данном случае мы столкнулись с вполне искренней "туманностью мышления".

Более "сложными" были выступления профессора Иринга Фетчера. Даю ему слово.

- Мне кажется, - сказал он, - что политику нельзя понимать только в смысле определенной партийно-политической ориентации. С другой стороны, если политика в содержании встречается, она не может быть вообще лишена определенного направления. Нельзя просто сообщить детям, что есть, мол, либералы, консерваторы, социалисты. Если автор стремится создать реалистичную книгу, он не может избежать политических определений. Иначе ребенок увидит фальшивый мир, в котором нет профсоюзов, забастовок, конфликтов, - это будет мир ложный... Теперь несколько слов о книге г-на Коринца. Если показывать историю, как ее воспринимает ребенок (а именно такой она предстает в романе "Привет от Вернера"), то в определенном объеме явно видна и политическая подоплека событий. В исторической перспективе становится понятным, как ребенок переживает свою действительность. И если современный подросток, обратившись к этой книге, будет все это сопереживать, то для него это станет исключительно полезным, даже если он и не вынесет полного представления о прошедших событиях. Зато он хотя бы заинтересуется прочитанным, узнает кое-какие оценки, которые выставляются прошлому...

Такова одна сторона позиции немецкого профессора. Однако, признавая, что детская книга не может избежать политической информации, помогающей ребенку ориентироваться в окружающем мире, он тут же продолжал:

- Непосредственно партийно-политическая, агитирующая детская Книга кажется мне для возраста от восьми и примерно до пят-

стр. 160

надцати лет в высшей степени рискованной. Ребенок должен знать, что существуют классы, классовая борьба, но проводить среди детей партийную агитацию - это я назвал бы злоупотреблением. Ибо ребенок еще не в состоянии разобраться в действительности самостоятельно...

Как видим, профессор Фетчер сам себе противоречил. С одной стороны, он признавал, что политика не может быть лишена определенного направления, а с другой, нападая на так называемую партийно-агитирующую книгу, тем самым осуждал ту же самую политическую направленность. В этом вопросе необходима полная ясность: нельзя отрицать или одобрять агитацию вообще. Агитирующую книгу должно осуждать, если она фашистская. Если мы стоим за мир, мы против фашизма, и наоборот. Другого пути нет. Если профессор Фетчер стоит за определенную политическую ориентацию детского читателя, он не может в то же время не быть агитатором. Я же, как писатель советский, стою на позициях социализма и грядущего коммунизма и, вполне естественно, за это агитирую - всем идейным содержанием своих книг, всем эмоциональным их строем. Остановился я на всем этом в своем выступлении, конечно, никому не навязывая своей точки зрения и уж вовсе никого не поучая.

Примечательна в связи со сказанным фраза, оброненная одной дамой из зала. Оценивая мою книгу, она выразилась буквально почти так:

- Описание детства и те мосты, которые автор перебрасывает в сегодняшний день, сделаны серьезно, и тут возникает та картина, за которую я тоже стою: в том смысле, что коммунизм хорошая вещь и она достойна эмоционального выражения в детской книге...

Эти слова знаменательны в том смысле, что в отличие от недавних десятилетий, - когда в ФРГ разворачивалась антикоммунистическая истерия, когда устраивались гонения на всех прогрессивных и демократически мыслящих людей, когда сама идея коммунизма была пугалом, - они воспринимаются там сегодня многими по-другому.

Следующая спектральная линия, которая все время вспыхивала на дискуссии, - это вопрос о соотношении в детских книгах реальности и фантазии. Некоторые, как профессор Фетчер, отделяли реальность от фантазии, противопоставляя эти понятия друг другу, заявляя, что кроме реальности есть еще фантазия, существующая в литературе сама по себе. Такие ораторы принижали реализм, отводя ему второстепенное место в искусстве. Хорошо ответил на это Ганс Иоахим Гельберг. В своем выступлении он связал этот вопрос с практикой адаптации и искажения классики, а также с проблемой "детскости", то есть доступности того или иного материала для детей. Некоторые выступавшие вооружались понятием "детскость", чтобы

стр. 161

Опять-таки изгнать из детской литературы определенные вопросы реальной жизни. Но предоставим слово Гансу Иоахиму Гельбергу:

 


- В детской книге фантазия проявляется чрезвычайно сильно. И здесь существует большая традиция. Но некоторые неправильно считают, что можно полностью отделить фантазию от реальности. С этим я не согласен. Любая фантазия рождается из реальности, даже если она занимается будущим, допустим - развитием какой-нибудь утопии. Даже сказка, как мы используем ее сегодня, - а она-то и занимается фантазией, - только тогда может быть передана детям, когда в ней приводятся притчи, иносказания, примеры из области реального, из того, что уже детям знакомо. Итак, мое твердое мнение: фантазия без ссылки на реальность - не литература. Существует, правда, в детских книгах чудовищное количество фантазии, нацеленной на так называемое "невинное детство". Сто лет такая "фантазия" затягивает нас в тухлое болото безвкусных, мелкотемных книжек, где бесконечно варьируются рассказы о зайчиках, лисичках и тому подобном. Если эти книги процитировать, то будет видно, что все они написаны по одному клише. И хочу здесь заявить совершенно категорично: фантазия должна зависеть от общественной реальности - как писателя, так и читателя. Тут необходима связь. Отсюда вытекает также проблема "детскости". Я сейчас не задаюсь вопросом, как точнее определить это понятие. Для меня это все еще книга за семью печатями.

Что подходит под понятие "детскость", например, в "Дэвиде Копперфилде" Диккенса? Ведь "Копперфилд" никогда не был задуман как книга для детей. Это социальный критический роман, так же как и "Оливер Твист". Однако из этих книг были сделаны специальные адаптированные детские издания. Но это и есть болезнь нашей детской литературы: мы все время стараемся что-либо приспособить для детей, что-то принизить, пригладить - довести якобы до уровня детского понимания, искажая тем самым классику. Когда я вижу, какой мощной книгой является, например "Гекльберри Финн" Марка Твена, то всегда думаю: а что мы сделали из нее в детском издании? Эту книгу порезали, кастрировали, сделали этакий приключенческий Миссисипи-комикс! При этом всем прекрасно известно, какие огромные пласты жизни охвачены Твеном в его книге! В правильном решении всех этих взаимосвязанных вопросов: фантазии, реальности, адаптации - я вижу огромную политическую задачу подлинной детской книги...

Во всем, что говорил Ганс Иоахим Гельберг, я улавливал многое из того, о чем мы подчас спорим у себя в Москве, в Творческом объединении детских и юношеских писателей, на примере советских изданий. Но больше всего поразило меня то, что спор о важных поли-

стр. 162

тических и социальных проблемах западногерманской детской литературы возник здесь на материале советского романа. И я вспомнил, что говорил мне однажды в Мюнхене директор Интернациональной детской и юношеской библиотеки ЮНЕСКО доктор Вальтер Шерф: "Вы не представляете, какое огромное значение имеет для нас советская литература для детей! Русская литература всегда оказывала на нас большое влияние". И тут он произнес знаменательную фразу: "Она всегда приходила к нам как лекарство! Этим лекарством являются сегодня, если говорить о детской и юношеской литературе, книги Горького, Гайдара, Макаренко... Это лекарство особенно важно для нас сейчас, в годы переосмысления нами недавнего трагического прошлого".

Но вернемся к дискуссии. Я слушал выступления, и временами перед моим взглядом возникала дуисбургская дама X; и в глубине души, как ни странно, я уже стал разочаровываться безобидностью для меня состоявшегося разговора. И наконец, слово для "удара" взяла миловидная председательница родительского совета фрау Урзула Райнхаймер:

- У меня есть восьмилетний сын, которому я дала читать последнюю книгу г-на Коринца - вторую часть романа "Привет от Вернера", где действие происходит в Берлине 1929 года. И случилось то, что я почти ожидала, ибо через какое-то время сын прибежал ко мне и говорит: "Это я читать не хочу". - "Почему?" - "Я этого не понимаю, все эти слова, которые там стоят". Тогда я сама заглянула в книгу, там были слова: "капиталистический сыночек", "революция", "большевики" - все эти штуки. (Она так и сказала: "штуки". - Ю. К.). Я попыталась все это сыну объяснить. Очень старалась, но вынуждена была признать, что сама в этом мало разбираюсь. Книга оказалась весьма трудной для меня самой. Очевидно, сначала я должна была ее прочитать, все в ней продумать и понять, на все прореагировать, чтобы быть в состоянии потом объяснить ребенку. Я считаю, что такая книга для ребенка слишком трудна. Ребенок все эти вещи просто не поймет... Правда, потом мой сын стал дальше читать. Я спросила его: "Зачем?", он ответил: "Ах, здесь про Берлин написано, это меня интересует". Однако собственного смысла книги он так и не понял...

"Вот они - неудобные вопросы дуисбургской дамы", - подумал я и придвинул к себе черную грушу микрофона...

- Что можно ответить на эти упреки? Я убежден - и в этом убеждены также многие писатели в Советском Союзе, - что детям можно и должно рассказывать обо всем! О политике и о... вообще о жизни!

В наши детские издательства и журналы приходят порой молодые авторы, чаще всего это юные дамы, которые хотят стать пи-

стр. 163

сательницами. Они думают, что легче стать сначала детским писателем. Потом, мол, они станут и писателями для взрослых. Но это заблуждение. Они приходят и приносят стихи и рассказы о собачках, кошках, цветочках, но эти сладенькие опусы не есть литература. Подлинная детская литература, которая существует у нас уже много лет, потому подлинна, что она занимается кардинальными вопросами жизни, она относится к детям как к взрослым и пробует - и это ей, как правило, удается - объяснять детям важные вещи. Это, конечно, не так просто. Допустим, "обыкновенный" писатель - а я называю так писателей для взрослых - рассказывает о чем-нибудь и использует для этого, например, двадцать слов. Детский же писатель, описывая то же самое, должен быть чрезвычайно экономным, потому что дети многих слов еще просто не знают. Он должен описать то же самое в четырех словах! Но так, чтобы это не было примитивным! Все должно быть описано ясно, хорошим языком, иметь так называемый "подтекст", и ребенок должен это понять. Конечно, различные дети понимают различно. Одни более развиты, другие - менее. Между прочим, так же, как и взрослые. Но ведь взрослым в чтении помогают - есть словари, институты, университеты, - не так ли? А детям тем более надо помогать, объяснять им кое-что из прочитанного. И в первую очередь это должны делать родители.

Конечно, такие слова, как "большевик", "капиталистический сыночек", сыну фрау Райнхаймер, может быть, более чужды, чем нашим детям. У нас, например, уже давно нет капитализма, но наши дети больше понимают, что это такое, нежели здесь, в Федеративной Республике Германии... и это немножко странно. Теперь несколько слов о политике в детской книге, о так называемой "политической книге для детей".

"Привет от Вернера" - политическая книга...

Каждый встречает в детстве различных людей, и, конечно же, хорошие люди, я бы даже сказал - сердечные, ребенку ближе, нежели плохие. И в моей книге, как это видно, все коммунисты - очень хорошие люди. Так оно было, и так я это описываю. Описываю честно, без вранья. Все это я делаю, повторяю, без задания извне. Моя задача внутренняя: сделать из моих читателей хороших, добрых людей. Гуманистов. Ведь я вырос в социалистической стране, и весь мой жизненный опыт связан с жизненным опытом моей страны.

Разумеется, у меня не манифест, - а роман. И в нем политика, если она там есть, предельно конкретна. Это конкретные люди: здесь - коммунисты, здесь - фашисты. Все это очень живые люди. И если, например, какой-то ребенок после прочтения моей книги возненавидит фашистов, станет гуманнее, добрее, поймет, что коммунистические идеалы - это самые прекрасные идеи в мире, то моя

стр. 164

авторская цель будет достигнута. Это и есть моя политика! (Хочу заметить в скобках, что выступление мое не раз прерывалось аплодисментами, одобрительным смехом. Но упоминаю об этом я только потому, что дело происходило в Западной Германии, а предмет разговора был довольно острым.)

Мысль о политичности детских книг развивали дальше и Ёрг Зойме, и - особенно - Хорст Кюннеман; он говорил об аполитичности некоторых издательств и авторов, о той самой аполитичности, которая на деле является скрытой политикой определенных буржуазных кругов:

- Я выражу только свое субъективное мнение, но думаю, что со мной согласятся многие... Думаю, когда издательства "Кристоферус" или "Гердер" выбрасывают на рынок тридцать различных книг рассказов о святых, они полностью отдают себе отчет о политических функциях и задачах этих книг. В Швейцарии, например, есть такой издатель - Лангмюллер, у него в проспекте более пятидесяти книг о лошадях, более тридцати - о собаках и ни в одной общественная тема не играет никакой роли! И это, конечно, тоже политика! А когда на нашем книжном рынке появляются так называемые "книги для девочек" и "книги для мальчиков", то их авторы утверждают, что все это "вне политики". Но я думаю, что они врут, причем ради собственной же выгоды. Существуют пособия для рукоделия - девочки вяжут; мальчики строят модели. Вы также знаете книги о самолетостроении, о поездах и ракетах, в которых словесно и в рисунках представлены "осчастливливающие" человечество прогрессивные технические идеи, - я считаю, что и эти книги надо рассматривать как политические. Заметьте, что из трехсот таких книг о железных дорогах только в одной говорится о железнодорожных катастрофах, - это кажется мне определенной политической линией! Шила в мешке не утаишь!

Следующий вопрос дискуссии - проблему точности перевода - затронула в своем небольшом выступлении библиотекарь фрау Рабенштейн:

- Роман "Привет от Вернера" издан в ФРГ в двух томах. Первая половина - "В середине мира" - вышла в переводе Ганса Баумана. Вторая часть - "Привет от Вернера" - в новом переводе фрау доктор Райхерт. И мне кажется, что эта последняя книга самая политическая, я бы сказала - самая партийная, в то время как из первой части некоторые места в переводе выпали. Можете ли вы об этом что-нибудь сказать? Почему сейчас взяли другого переводчика: специально или случайно так получилось? И какой перевод вам нравится больше?

стр. 165

- Дело было так. Первую часть романа перевел г-н Бауман, и он действительно там кое-что сократил. Вторую же часть г-н Бауман вообще не захотел переводить. И тогда издатель взял для второй части нового переводчика - фрау доктор Райхерт. С литературной точки зрения г-н Бауман мои книги перевел хорошо, в том числе и "Привет от Вернера". Но я никак не согласен с его сокращениями в последнем романе. Вот говорят, что я политичен... А разве г-н Бауман не политичен, когда он что-то сокращает или одно переводить хочет, а другое не хочет? Бауман был политичен всю свою жизнь, он и сейчас политичен, не так ли?

Хорст Кюннеман:

- Между прочим, в зале присутствует также переводчица фрау Райхерт, она знакома с книгами г-на Коринца и может нам кое-что рассказать...

Роземари Райхерт:

- Если обратиться к роману "Привет от Вернера", то первая часть романа - если ее перевести честно - более политична, нежели вторая, которую перевела я. В свое время я говорила об этом с г-ном Гельбергом. И мы с ним согласились, что можно спорить о том, полезны ли советские книги нашим детям. Но если уж вы считаете, что полезны, то ваша святая обязанность перевести их честно, так, как они написаны автором! В противном случае вы принесете большой вред всем - и читателю и издателю...

Разговором этим я был доволен: публичное выступление западногерманской переводчицы в защиту советского оригинала против имевших место сокращений - порой тенденциозных - большое дело.

Также обрадовало, что и представитель крупнейшего издательства "Юлиус Бельтц" выступил против произвола в переводах советских авторов. Этот пример еще раз доказал значение ВААП, ибо до его создания мы были совершенно беззащитны в деле охраны за рубежом наших авторских прав...

Голос из зала:

- Ввиду того, что вы здесь постоянно говорите, что всякая детская книга - политическая книга, я хочу задать политический вопрос: издаются ли западногерманские детские книги также и в СССР?

- Да, современные западногерманские книги у нас заслуженно известны. Я рад, что в этом есть и мой скромный вклад. Я перевел на русский "Маленькую Бабу-ягу" Отфрида Пройслера. У этой "Бабы-яги" огромный успех. Она печаталась сначала в журнале "Мурзилка" тиражом в пять миллионов экземпляров. Потом она вышла в издательстве "Детская литература" тиражом в 150 000. Сейчас ее перевели в Эстонии и Таджикистане, переводят в других республиках.

стр. 166

Сделал я из этой сказки и кукольную пьесу, которая идет уже год в Ленинграде и Перми, принята к постановке в еще восьми театрах. Широко известен у нас и западногерманский детский писатель Джеймс Крюсс. Я перевел его стихи и маленькую повесть "Говорящая машина". Сейчас Крюсса переводят другие...

Дискуссия подходила к концу. За черной стеклянной стеной зала уже не толпились люди, заглядывая внутрь: на улице царствовала НОЧЬ, в которой бодрствовали одни лишь рекламы да запоздавшие автомобили. Но расходиться не хотели: то и дело над рядами взлетали руки. Ганс Иоахим Гельберг шепнул через мое плечо ведущему, что пора бы уже кончать... И тогда разговор дипломатично завершил своим последним словом Хорст Кюннеман:

- Дамы и господа! У меня создалось впечатление, что наша дискуссия неплохо завершится, даже если она и кончится нерешенными вопросами. Кое-что нам все-таки стало ясно. Попытаюсь свести это к трем пунктам. Первый, - и эта цитата, возможно, пришла к нам от детей: "За выбор книг родителями и учителями ребенок не может нести ответственности". Второй: детские книги, выражаясь современным языком, являются средством коммуникации. И третий, - и этот тезис я, как критик, хотел бы подчеркнуть особо: хорошие детские и юношеские книги - с некоторыми из них вы сегодня познакомились - обычно столь хороши, что даже взрослые не опозорятся, если их прочитают.

...Гельберг, сидевший рядом со мной, удовлетворенно разогнул ноги и пошел в буфет пить кока-колу. За ним поднялись и другие члены президиума. Я же еще долго оставался на месте: давал автографы. Подошла и миловидная фрау Райнхаймер, мой главный оппонент: немного смущенная, она попросила написать на титуле обсуждавшегося романа несколько слов ее восьмилетнему сыну. И - странно! - почудилась мне в ее глазах загадочная улыбка дуисбургской дамы...

стр. 167

Опубликовано 07 февраля 2016 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1454863106 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ПЕДАГОГИКА ШКОЛЬНАЯ ДЕТСКАЯ КНИГА И ПОЛИТИКА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network