ПОПУЛЯРНЫЕ СТАТЬИ (последнее)
АВТОБИОГРАФИЯ УДАРНИКА
Мировые сенсации. Лучшее (статьи, исследования, авторский заметки и пр.).
Родился я в городе Ельце в 1878 г. Отец был крестьянином, а потом десятником по постройкам.
В 14 лет, когда только что кончил сельскую школу, я без согласия отца поступил на Юго-восточную дорогу паровозы чистить. Но отец гордился своим положением и снял меня с работы. Он хотел сделать из меня настоящего подрядчика, отец тянулся к буржуазному классу. Отец был строг, и я бежал от его боя.
Семь лет после того работал я в киевском арсенале слесарем до самого призыва на военную службу в 1899 г.
Из-за русско-японской войны, вместо четырех лет, пришлось отслужить пять лет в варшавской крепостной артиллерии. После службы вернулся в Елец. Пришлось работать где попало, больше у помещиков на молотилках. Брат мой был машинистом и захватил меня в Москву. Прослужил я помощником машиниста 5 лет. Заработок был хороший, но работа тяжелая.
За дерзкий ответ начальнику депо по всей линии, вплоть до Саратова, был отдан приказ не принимать меня на железную дорогу.
стр. 77
--------------------------------------------------------------------------------
Перекочевал я в Симоновку на завод Вестингауза, ныне завод Динамо. Тут я узнал, что такое капиталисты и пролетариат, что такое революция и партия.
Революционность на заводе была большая. Бастовали мы несколько раз. Однажды мы бастовали целых 4 месяца.
До забастовки зарабатывали мы два с полтиной в день, после забастовки - четыре целковых. Но меня долго не принимали на завод после забастовки.
В революционной деятельности я роли большой не играл. Распространял прокламации, однажды возложили на меня организацию протеста против ленского расстрела.
В октябре 1917 г. назначили меня сотником и поставили мою сотню на охрану Симоновки.
Помню я такой случай. Сидим мы в караульном помещении у Динамо, вдруг прибегает запыхавшись парень и кричит:
- Белые идут через Алексеевский мост!
Короткая команда, и караул мой рассыпался, кто на чердаки, кто за забор. Затаились люди, готовые к встрече. Когда все встали по местам, я и Моисеев выбежали посмотреть, откуда белые идут.
А вокруг будто ничего нет. Вдруг видим едут два автомобиля. Ребята на чеку. Только в автомобилях сидят наши из районного штаба. Вышли из машин и благодарят:
- Спасибо, товарищи! Это мы для поверки вашей готовности ложную тревогу дали.
В 1918 г. я попрежнему работал на Динамо. В тот год я подал в партию заявление о приеме в ее ряды. Но тогда же я выступил против завкома. Получил он из ломбардов одежду и поделил между членами завкома. А я предлагал эту одежду продать и улучшить наше продовольствие, потому что мы уже всех лошадей съели. Видно, мои выступления против завкома учли и на мое заявление ответа не дали. Стало мне очень обидно. Я всегда был с партией, а меня оттолкнули.
В то время как работали? Хочешь работай, хочешь - за хлебом поезжай. Работы совершенно не было. Делали зажигалки. С 1920 г. я работал на Каширской подстанции.
Нэп встретил меня на Каширской подстанции. Я отчасти был доволен, потому что при нэпе кое-что появилось на рынке. В то время я еще беспартийным был, понятия мало о чем имел. Транспорт и государство были разбиты, чиниться надо.
В начале 1924 г. секретарь ячейки подстанции Трок меня к себе вызывает и сообщает, что меня в партию проводят.
А я говорю:
- Заявление-то нужно подать?
- Без заявления... согласен? В бога веруешь?
- Нет, - отвечаю.
- В чорта веруешь?
- Нет.
Посмеялись. Ну тогда я и говорю:
- Вот что, ребята. Если вы желаете, я напишу заявление и в партию поступлю.
В отношении религии я перестал верить в бога еще в 1917 г. Впрочем, и раньше-то я не верил, а просто ходил петь на клиросе в хоре, что давало мне побочный заработок.
В 1924 г. перешел я на завод АМО, в механический цех. Мне здесь понравилось. Но производство было незнакомое, посадили меня сразу на блок-цилиндры за сверлильный станок "Беккер".
Проработал получку, смотрю за две недели 13 рублей заработал.
"Нет, - думаю, - я так работать не буду".
Гляжу: шкивы дают уж больно малую скорость. Вижу, надо сменить шкивы у коробки скоростей да наверху, на контрприводе.
Уговорил мастера сменить шкивы, и работа пошла лучше.
Нарезку резьбы в отверстиях для штуцеров делали вручную, давали всего по 10 штук в день, и из них 3 - 4 браку...
- Ян Карлыч, - говорю мастеру, - канители тут много и браку не мало. Давай нарезать на станке.
Ян Карлыч упирался долго, но я все-таки уговорил его. Вместо 10 штук стали давать до сотни, а сейчас 120 - 150 штук в день.
С этого я и начал свою жизнь на АМО. Ввел еще ряд улучшений. Стал зараба-
стр. 78
--------------------------------------------------------------------------------
тывать очень прилично. Тогда мне сбавили расценку на блоке с 3 р. 60 к. до 2 р. 50 к.
- А то, - говорят, - здорово зарабатываешь.
А я улыбнулся:
"Ладно, - думаю, - сбавляйте".
Пришел на другой день, подумал, прикинул, изменил подачу. Скорости увеличились, и я опять в убытке не оказался.
Через год мне снизили расценку до 1 р. 50 к. Я опять ввел ряд мелких улучшений. Потом еще три гривенника скинули. А я опять свое. В последнее время расценок довели до 88 к. и поставили бригадиром.
Вино большую роль в моей жизни играло. До военной службы я не пил и не курил, а на военной службе и тем и другим занялся. Я был очень самолюбивым, всякое унижение доводило меня до бешенства. В армии втянулся в вино и после военной службы продолжал пить. Бросил пить в 1928 г. Подошло 1 мая, все оделись по-праздничному, все на площадь собираются, а у меня в голове мутно и тяжело. Жена пожалела меня и говорит:
- Опохмелись и пойди. Посмотрел я на жену и думаю: "Сегодня опохмелись, завтра опохмелись. Себе - противно, семейству - неприятно. Детей обижаю, и заводу убыток".
Однажды прогулял целых две недели. Вышел на работу, а заведующий и подходит ко мне.
- Ты что же балуешь?
Когда так спрашивали, очень тяжело становилось мне.
- Давай, - отвечаю, - расчет. Там немножко денег от прошлой получки осталось.
- Нет, - говорит заведующий: - расчета тебе не дадим. Начинай работать, да подочти ребятам, а то они без получки останутся.
Самолюбие у меня большое, а тут все видят, что я раб злой привычки. Надо мною посмеиваются и шутят.
После одной выпивки сижу я так, думаю и гляжу на бутылку. Потом взял ее за горлышко, потихоньку вышел на двор и ударил бутылку об угол. Посыпались осколки, и с тех пор я не пью. Потом умылся я, одел лучшую одежду и пошел на площадь. До 3 часов простоял на площади. Пришел домой есть хочется.
- Давай, - говорю, - Саня, чего-нибудь.
Жена подала кушать, а я сразу за еду. Ем я, ем, а жена смотрит и никак не поймет.
- Что такое? Да что же ты не выпил, перед обедом?
- Я, - говорю, - Саня, разбил бутылку и больше не буду пить.
Саня взмахнула руками и заплакала.
1929 г. - интересный год на заводе.
Однажды после обеденного перерыва, прибегает сверловщик Тарасевич, запыхавшись, из завкома и подзывает меня.
- Слушай, Поваляев, по многим заводам сейчас всерьез начинается ударничество и соцсоревнование. Надо социалистическое общество строить, пятилетку выполнить.
Газеты в то время, действительно, об ударничестве и социалистическом строительстве писали. У нас на заводе комсомольцы первые ударные бригады организовывали. Правда, у них дело не: клеилось. Взрослые рабочие смотрели на них с опаской. Над вызовом гайкорезов, добровольно снизивших расценки, старый квалифицированный токарь партиец Васька Жидков зло смеялся.
Подумал я: трудно будет. Ударничество вразрез будет итти с установившимися взглядами. А все-таки не хочется быть хуже других. Пятилетка!"
Да и положение в цеху требовало каких-то новых решительных действий.
Резала нас тогда литейная. Не подавала блоков. Отстали мы в выполнении: программы к 1 мая на целых два месяца.
Тогда решил я, что надо браться за ударничество.
Написал вызов. - "Партия призывает пролетариат СССР, - писали мы в вызове : - социалистическим соревнованием напрячь все силы, чтобы снизить себестоимость, чтобы ускорить темп социалистического строительства нашей страны.
Мы, рабочие бригады механической обработки блок-цилиндра, хотим в своей бригаде:
стр. 79
--------------------------------------------------------------------------------
1) уничтожить прогулы совсем; 2) уменьшить брак; 3) сократить простои; мы не будем давать покою администрации при угрозах с простоями; 4) беречь инструмент.
Мы вызываем бригады формовщиков блока Аксенова, Панкратова, Костюкова и других".
Наш вызов был напечатан в заводской газете "Вагранка" 17 мая.
Не все в бригаде сразу поняли, что такое ударничество. Некоторые подписывали вызов с неохотой и недоверием.
- Не выйдет ничего. Блоков-то нет. Да и люди наши бедовые.
А шлифовщики заупрямились. Один из них сказал:
- Я и так соревнуюсь. Ни одного часа не стою. Чего больше?
Шлифовщиков все-таки убедили.
После вызова мы решили для верности взаимный договор написать. Формовщики блока встретили нас с холодком. Дескать взрослые люди, а комсомольскими затеями занимаются. А мы им в упор пункт поставили:
"Выявить виновников брака и злостных отдать под суд".
Так вот и началось наше соревнование. Внешне как будто все осталось по-старому, но в этом старом вдруг вспыхивало, то тут, то там, что-то иное, новое. Бригада жила беспокойно. Все, что казалось обычным, естественным,
стр. 80
--------------------------------------------------------------------------------
неизбежным, законным, бралось под сомнение.
Бригада обычно страдала от недостатка инструмента. Это было заурядным явлением. Но теперь стали спрашивать:
- Нет алмазов. А почему нет алмазов Кто виновать в этом?
- Нет штыкмусов. А почему нет штыкмусов? Кто проспал с штыкмусами? Почему нет фрезов? Почему нет метчиков?
До тех пор вздумается кому побеседовать с товарищем, он бросает станок и отрывает товарища от работы. Теперь мы стали оглядываться. Так программу выполнять нельзя. Стали за собой следить, а людей из чужих цехов отгонять.
- Не мешайте!.. Мы - ударники. Наконец, появились блоки из литейной. Работать можно.
Видно, подействовал наш вызов.
Мы ходим, настаиваем, ворчим, требуем... Многое остается без результата. Скептики в бригаде посмеиваются. Но мы не теряем духа. Администрация косится: мы не даем ей покоя.
- Не хотим стоять. Дай инструмент. Поскорее сделайте ремонт. Подавайте блоки. Что нам оплата простоев? Мы ударники. Мы стоять не имеем права.
Тех, кто падал духом, тех, кого безрезультатные требования инструмента и ремонта доводили до мрачного настроения, тех, кто пугался простоев и брака, подбодряла "Вагранка".
"Вот потому, что плохо, - читали мы в "Вагранке", - вот потому, что брак и простои, - именно потому и организуется соревнование. Путь к социалистическому обществу не покрыт асфальтом, а мы-то именно и должны расчистить все преграды и сделать проходимым этот путь".
И люди бодрились. Люди становились иными. Горячие призывы в газетах и на собраниях делали свое дело. Но выполнение годовой программы оставалось все еще под большим вопросом.
Положение было тревожным. За нами оставалась двухмесячная задолженность в 173 блока. Надо было срочно предпринять что-нибудь с шлифовкой. И мы предложили на шлифовке ввести третью смену. Стали готовить людей.
Июнь показал, что люди подтянулись.
Мы кончили работу с честью. Программу июньскую выполнили с превышением в 2 штуки. Производительность дала резкий скачок вверх. Повысился заработок. Скептики в бригаде замолчали.
Но самое тяжелое, предстояло еще впереди.
12 июля я уехал на Урал. Партком и завком послали меня представителем от завода на празднование годовщины изгнания Колчака. Но и без меня бригада работала горячо. Краткие записи в моем дневнике, которые вел Тарасевич, показывают напряжение бригады в те дни. Меня на станке заменил Татаранович. Шлифовщикам Козловичу и Кринулевичу пришлось работать вместо 8 по 12 часов ежедневно. Работали они и по воскресеньям. 16 июля Кринулевич заболел и все же вышел на работу и работал все 12 часов. 17 июля положение стало еще более угрожающим. Кринулевич окончательно свалился с ног. Поставили на шлифовку подсобного рабочего Кутакова. Но Кутаков мог работать вместо трех только на двух станках. 18 июля Кутаков с грехом пополам работал до обеда. На выручку с обеда явился невыспавшийся Козлович, кончивший ночную работу в 8 часов утра. Наконец, 19 июля вышел Кринулевич, гнавший для сборки. Татаранович в этот день кончил партию в 50 штук. Но ударники тревожно спрашивали шлифовщиков:
- Дадите к утру оставшиеся 12 блоков?
- Кровь из носу, а дадим, - отвечал разгоряченный Кринулевич.
И вот текст последней июльской записи в дневнике.
"Суббота 20 июля. До 10 часов Кринулевич окончил последний блок программы (ночью работал Козлович). Татаранович к двенадцати часам или к часу окончил фаски и канавки.
Ура... Программа выполнена!"
На работе бригады в июне и июле я нарочно подробно остановился, чтобы показать, что ничего исключительно героического у нас не было. Мы только по-иному стали на вещи глядеть и иначе к ним относиться.
стр. 81
--------------------------------------------------------------------------------
Мы были первой ударной бригадой взрослых рабочих в механическом отделе.
Второй год пятилетки начался с того, что Козлович и Кринулевич поддались слухам, будто ТНБ срежет нормы. Уговорить их не удалось, и они сбежали с завода. Подъема и сознательности у них хватило ненадолго. Неустойчивые люди! Конечно, мы от их бегства в уныние не впали и продолжали ударную работу. А тут еще забаловал Мазюк. Рост заработка у некоторых ударников вызвал погоню за рублем. Стало замечаться наплевательское отношение к инструменту, увеличился брак.
Нашу бригаду стали пополнять новенькими рабочими. Они были либо от сохи, либо из грузчиков, сапожников и даже золотарей. Завода не знали, станка не ценили, работы не понимали. Их надо было воспитывать. Среди них пришел к нам Наумюн. За советскую власть он был горой, а браку и поломок давал бригаде горы. Пришлось о нем сурово поставить вопрос на совещании бригады. Наумюн повел бузу в бригаде. За ним пошел Епифанов.
Тогда собрали совещание бригады. Наумюн упрекал меня, что я не даю ему заработать. Жаловался, что блоки тяжелы, заработок мал, надо повысить расценки.
- Надо научиться работать, тогда и заработаешь, - сказал я Наумюну.
Ну, бригада видит, что Наумюн не понимает, что нельзя, едва став к станку, равняться в заработке с квалифицированными рабочими, и резко осудила его и Епифанова.
Наумюн не исправился. Пришлось убрать его из бригады, а Епифанов сейчас не плохой ударник.
Таких случаев борьбы много было и в 1930 г. И всегда я пользовался верным оружием - самокритикой.
А иначе никак нельзя было. Бригаду мою превратили в ФЗУ. Дадут людей, людей мы подучим, поотчешем, пришлифуем, а их ставят на другую работу. Ежели бы тут крепкую руку не держать, то вовсе ударничество развалилось бы. Я думаю, за эти полтора года я обучил человек сто. Бывали случаи, когда из бригады уходили, потому что работа тяжелая.
Обучать было трудно. Прислали мне одного ломового извозчика. Дядя сильный, здоровый, чорта сломит, а у станка стоит - руки трясутся, боится запороть блок. А блоку ведь цена большая.
- Что, - говорю, - трясешься? Ты нажимай, делай. Бояться будешь станка, никогда не научишься.
А он отвечает:
- Двенадцатипудовые мешки поднимал, куда легче было!
Теперь этот извозчик хорошо работает.
В 1929 г. я и изобретательством увлекся.
С пылеотсосом у меня вышла неудача. Давно рабочие жаловались на расточный станок. Пылил он отчаянно, много скандалов было с администрацией. Я подал свой эскиз. Технический директор Лапин эскиз принял. Но новый технический директор Зубков забраковал мой пылеотсос. Затратили 3000 р. денег на пылеотсос ленинградского инженера, но скоро убрали его с завода, на утиль.
А мое предложение было простенькое, на триста целковых.
Единственное предложение, которое было принято, - это оправка с выдвижными резцами. Но это предложение претерпело большую волокиту. Эскиз я подал в декабре 1929 г. Его затеряли "В мае эскиз обнаружили и передали в инструментальный отдел. Там тоже проканителили до октября 1930 г.
Волокита с предложениями отбила охоту подавать заявления, и я опять, занялся рационализацией попрежнему, т. е. своими средствами.
Мелких рационализаторских улучшений у меня проведено не мало. Их только не упомнишь.
В ноябре меня, как ударника, отправили в путешествие вокруг Европы. Вместе с рессорщиком Саловым и инструментальщицей Гуревич ездил в Германию, Италию и Турцию. В Италии Горького видел.
Вернулся на завод, - в бригаде плохо. Жалобы на бригаду сыплются: брак и брак. Я даже сам приуныл. Куда
стр. 82
--------------------------------------------------------------------------------
как плохо стала бригада работать против 1929 г.! Квалифицированных рабочих у меня забрали, в бригаде текучесть большая, а мы как раз переходим на выпуск машины новой марки. Вот нам и подбирают из литейной всякий брак, заварят и шлют в бригаду. Мы и мучаемся. И производительность снижается, и брак растет.
Правда, тут подоспел хозрасчет. На хозрасчет бригада перешла 4 мая. Цифр еще не имею. Но думаю, что показатели улучшатся. Уверен, что хозрасчет опять скует бригаду.
Наконец, я добился точного учета. Два года бился, изменял, улучшал. Теперь подошли. Все как на ладони. По этим книгам можно будет твой брак через 5 лет узнать, а прежние мои дневники оказались ничего не стоющими.
Жадность у меня от хозрасчета появилась. С утра до вечера думаю, где бы и как бы поменьше денег тратить. В выходной день полдня трачу, чтобы узнать, что предстоит заказать, какой инструмент приготовить, часто хожу в утиль-склад, где беру, что мне нужно, принесут какую-нибудь выкинутую разверточку, отточу, пришлифую, она у меня и работает.
В рабочий день я прихожу в цех: за час до гудка и составляю план, на день, так как с вечера делать его труднее.
Из цеха я не ухожу, пока не успокоюсь, что ночной смене работа обеспечена без перебоя. Домой возвращаюсь поздно. Может, один вечер в пятидневку дома провожу. Ложусь спать примерно часов в одиннадцать. Встаю в половине шестого. Со свежей головой; я пишу, пишу много, правда, неудачно, так что много приходится переписывать. Газету я читаю, мало, правда. Прочтешь мельком за чаем - и только.
Из литературы особенно люблю Горького.
В 14 лет, когда только что кончил сельскую школу, я без согласия отца поступил на Юго-восточную дорогу паровозы чистить. Но отец гордился своим положением и снял меня с работы. Он хотел сделать из меня настоящего подрядчика, отец тянулся к буржуазному классу. Отец был строг, и я бежал от его боя.
Семь лет после того работал я в киевском арсенале слесарем до самого призыва на военную службу в 1899 г.
Из-за русско-японской войны, вместо четырех лет, пришлось отслужить пять лет в варшавской крепостной артиллерии. После службы вернулся в Елец. Пришлось работать где попало, больше у помещиков на молотилках. Брат мой был машинистом и захватил меня в Москву. Прослужил я помощником машиниста 5 лет. Заработок был хороший, но работа тяжелая.
За дерзкий ответ начальнику депо по всей линии, вплоть до Саратова, был отдан приказ не принимать меня на железную дорогу.
стр. 77
--------------------------------------------------------------------------------
Перекочевал я в Симоновку на завод Вестингауза, ныне завод Динамо. Тут я узнал, что такое капиталисты и пролетариат, что такое революция и партия.
Революционность на заводе была большая. Бастовали мы несколько раз. Однажды мы бастовали целых 4 месяца.
До забастовки зарабатывали мы два с полтиной в день, после забастовки - четыре целковых. Но меня долго не принимали на завод после забастовки.
В революционной деятельности я роли большой не играл. Распространял прокламации, однажды возложили на меня организацию протеста против ленского расстрела.
В октябре 1917 г. назначили меня сотником и поставили мою сотню на охрану Симоновки.
Помню я такой случай. Сидим мы в караульном помещении у Динамо, вдруг прибегает запыхавшись парень и кричит:
- Белые идут через Алексеевский мост!
Короткая команда, и караул мой рассыпался, кто на чердаки, кто за забор. Затаились люди, готовые к встрече. Когда все встали по местам, я и Моисеев выбежали посмотреть, откуда белые идут.
А вокруг будто ничего нет. Вдруг видим едут два автомобиля. Ребята на чеку. Только в автомобилях сидят наши из районного штаба. Вышли из машин и благодарят:
- Спасибо, товарищи! Это мы для поверки вашей готовности ложную тревогу дали.
В 1918 г. я попрежнему работал на Динамо. В тот год я подал в партию заявление о приеме в ее ряды. Но тогда же я выступил против завкома. Получил он из ломбардов одежду и поделил между членами завкома. А я предлагал эту одежду продать и улучшить наше продовольствие, потому что мы уже всех лошадей съели. Видно, мои выступления против завкома учли и на мое заявление ответа не дали. Стало мне очень обидно. Я всегда был с партией, а меня оттолкнули.
В то время как работали? Хочешь работай, хочешь - за хлебом поезжай. Работы совершенно не было. Делали зажигалки. С 1920 г. я работал на Каширской подстанции.
Нэп встретил меня на Каширской подстанции. Я отчасти был доволен, потому что при нэпе кое-что появилось на рынке. В то время я еще беспартийным был, понятия мало о чем имел. Транспорт и государство были разбиты, чиниться надо.
В начале 1924 г. секретарь ячейки подстанции Трок меня к себе вызывает и сообщает, что меня в партию проводят.
А я говорю:
- Заявление-то нужно подать?
- Без заявления... согласен? В бога веруешь?
- Нет, - отвечаю.
- В чорта веруешь?
- Нет.
Посмеялись. Ну тогда я и говорю:
- Вот что, ребята. Если вы желаете, я напишу заявление и в партию поступлю.
В отношении религии я перестал верить в бога еще в 1917 г. Впрочем, и раньше-то я не верил, а просто ходил петь на клиросе в хоре, что давало мне побочный заработок.
В 1924 г. перешел я на завод АМО, в механический цех. Мне здесь понравилось. Но производство было незнакомое, посадили меня сразу на блок-цилиндры за сверлильный станок "Беккер".
Проработал получку, смотрю за две недели 13 рублей заработал.
"Нет, - думаю, - я так работать не буду".
Гляжу: шкивы дают уж больно малую скорость. Вижу, надо сменить шкивы у коробки скоростей да наверху, на контрприводе.
Уговорил мастера сменить шкивы, и работа пошла лучше.
Нарезку резьбы в отверстиях для штуцеров делали вручную, давали всего по 10 штук в день, и из них 3 - 4 браку...
- Ян Карлыч, - говорю мастеру, - канители тут много и браку не мало. Давай нарезать на станке.
Ян Карлыч упирался долго, но я все-таки уговорил его. Вместо 10 штук стали давать до сотни, а сейчас 120 - 150 штук в день.
С этого я и начал свою жизнь на АМО. Ввел еще ряд улучшений. Стал зараба-
стр. 78
--------------------------------------------------------------------------------
тывать очень прилично. Тогда мне сбавили расценку на блоке с 3 р. 60 к. до 2 р. 50 к.
- А то, - говорят, - здорово зарабатываешь.
А я улыбнулся:
"Ладно, - думаю, - сбавляйте".
Пришел на другой день, подумал, прикинул, изменил подачу. Скорости увеличились, и я опять в убытке не оказался.
Через год мне снизили расценку до 1 р. 50 к. Я опять ввел ряд мелких улучшений. Потом еще три гривенника скинули. А я опять свое. В последнее время расценок довели до 88 к. и поставили бригадиром.
Вино большую роль в моей жизни играло. До военной службы я не пил и не курил, а на военной службе и тем и другим занялся. Я был очень самолюбивым, всякое унижение доводило меня до бешенства. В армии втянулся в вино и после военной службы продолжал пить. Бросил пить в 1928 г. Подошло 1 мая, все оделись по-праздничному, все на площадь собираются, а у меня в голове мутно и тяжело. Жена пожалела меня и говорит:
- Опохмелись и пойди. Посмотрел я на жену и думаю: "Сегодня опохмелись, завтра опохмелись. Себе - противно, семейству - неприятно. Детей обижаю, и заводу убыток".
Однажды прогулял целых две недели. Вышел на работу, а заведующий и подходит ко мне.
- Ты что же балуешь?
Когда так спрашивали, очень тяжело становилось мне.
- Давай, - отвечаю, - расчет. Там немножко денег от прошлой получки осталось.
- Нет, - говорит заведующий: - расчета тебе не дадим. Начинай работать, да подочти ребятам, а то они без получки останутся.
Самолюбие у меня большое, а тут все видят, что я раб злой привычки. Надо мною посмеиваются и шутят.
После одной выпивки сижу я так, думаю и гляжу на бутылку. Потом взял ее за горлышко, потихоньку вышел на двор и ударил бутылку об угол. Посыпались осколки, и с тех пор я не пью. Потом умылся я, одел лучшую одежду и пошел на площадь. До 3 часов простоял на площади. Пришел домой есть хочется.
- Давай, - говорю, - Саня, чего-нибудь.
Жена подала кушать, а я сразу за еду. Ем я, ем, а жена смотрит и никак не поймет.
- Что такое? Да что же ты не выпил, перед обедом?
- Я, - говорю, - Саня, разбил бутылку и больше не буду пить.
Саня взмахнула руками и заплакала.
1929 г. - интересный год на заводе.
Однажды после обеденного перерыва, прибегает сверловщик Тарасевич, запыхавшись, из завкома и подзывает меня.
- Слушай, Поваляев, по многим заводам сейчас всерьез начинается ударничество и соцсоревнование. Надо социалистическое общество строить, пятилетку выполнить.
Газеты в то время, действительно, об ударничестве и социалистическом строительстве писали. У нас на заводе комсомольцы первые ударные бригады организовывали. Правда, у них дело не: клеилось. Взрослые рабочие смотрели на них с опаской. Над вызовом гайкорезов, добровольно снизивших расценки, старый квалифицированный токарь партиец Васька Жидков зло смеялся.
Подумал я: трудно будет. Ударничество вразрез будет итти с установившимися взглядами. А все-таки не хочется быть хуже других. Пятилетка!"
Да и положение в цеху требовало каких-то новых решительных действий.
Резала нас тогда литейная. Не подавала блоков. Отстали мы в выполнении: программы к 1 мая на целых два месяца.
Тогда решил я, что надо браться за ударничество.
Написал вызов. - "Партия призывает пролетариат СССР, - писали мы в вызове : - социалистическим соревнованием напрячь все силы, чтобы снизить себестоимость, чтобы ускорить темп социалистического строительства нашей страны.
Мы, рабочие бригады механической обработки блок-цилиндра, хотим в своей бригаде:
стр. 79
--------------------------------------------------------------------------------
1) уничтожить прогулы совсем; 2) уменьшить брак; 3) сократить простои; мы не будем давать покою администрации при угрозах с простоями; 4) беречь инструмент.
Мы вызываем бригады формовщиков блока Аксенова, Панкратова, Костюкова и других".
Наш вызов был напечатан в заводской газете "Вагранка" 17 мая.
Не все в бригаде сразу поняли, что такое ударничество. Некоторые подписывали вызов с неохотой и недоверием.
- Не выйдет ничего. Блоков-то нет. Да и люди наши бедовые.
А шлифовщики заупрямились. Один из них сказал:
- Я и так соревнуюсь. Ни одного часа не стою. Чего больше?
Шлифовщиков все-таки убедили.
После вызова мы решили для верности взаимный договор написать. Формовщики блока встретили нас с холодком. Дескать взрослые люди, а комсомольскими затеями занимаются. А мы им в упор пункт поставили:
"Выявить виновников брака и злостных отдать под суд".
Так вот и началось наше соревнование. Внешне как будто все осталось по-старому, но в этом старом вдруг вспыхивало, то тут, то там, что-то иное, новое. Бригада жила беспокойно. Все, что казалось обычным, естественным,
стр. 80
--------------------------------------------------------------------------------
неизбежным, законным, бралось под сомнение.
Бригада обычно страдала от недостатка инструмента. Это было заурядным явлением. Но теперь стали спрашивать:
- Нет алмазов. А почему нет алмазов Кто виновать в этом?
- Нет штыкмусов. А почему нет штыкмусов? Кто проспал с штыкмусами? Почему нет фрезов? Почему нет метчиков?
До тех пор вздумается кому побеседовать с товарищем, он бросает станок и отрывает товарища от работы. Теперь мы стали оглядываться. Так программу выполнять нельзя. Стали за собой следить, а людей из чужих цехов отгонять.
- Не мешайте!.. Мы - ударники. Наконец, появились блоки из литейной. Работать можно.
Видно, подействовал наш вызов.
Мы ходим, настаиваем, ворчим, требуем... Многое остается без результата. Скептики в бригаде посмеиваются. Но мы не теряем духа. Администрация косится: мы не даем ей покоя.
- Не хотим стоять. Дай инструмент. Поскорее сделайте ремонт. Подавайте блоки. Что нам оплата простоев? Мы ударники. Мы стоять не имеем права.
Тех, кто падал духом, тех, кого безрезультатные требования инструмента и ремонта доводили до мрачного настроения, тех, кто пугался простоев и брака, подбодряла "Вагранка".
"Вот потому, что плохо, - читали мы в "Вагранке", - вот потому, что брак и простои, - именно потому и организуется соревнование. Путь к социалистическому обществу не покрыт асфальтом, а мы-то именно и должны расчистить все преграды и сделать проходимым этот путь".
И люди бодрились. Люди становились иными. Горячие призывы в газетах и на собраниях делали свое дело. Но выполнение годовой программы оставалось все еще под большим вопросом.
Положение было тревожным. За нами оставалась двухмесячная задолженность в 173 блока. Надо было срочно предпринять что-нибудь с шлифовкой. И мы предложили на шлифовке ввести третью смену. Стали готовить людей.
Июнь показал, что люди подтянулись.
Мы кончили работу с честью. Программу июньскую выполнили с превышением в 2 штуки. Производительность дала резкий скачок вверх. Повысился заработок. Скептики в бригаде замолчали.
Но самое тяжелое, предстояло еще впереди.
12 июля я уехал на Урал. Партком и завком послали меня представителем от завода на празднование годовщины изгнания Колчака. Но и без меня бригада работала горячо. Краткие записи в моем дневнике, которые вел Тарасевич, показывают напряжение бригады в те дни. Меня на станке заменил Татаранович. Шлифовщикам Козловичу и Кринулевичу пришлось работать вместо 8 по 12 часов ежедневно. Работали они и по воскресеньям. 16 июля Кринулевич заболел и все же вышел на работу и работал все 12 часов. 17 июля положение стало еще более угрожающим. Кринулевич окончательно свалился с ног. Поставили на шлифовку подсобного рабочего Кутакова. Но Кутаков мог работать вместо трех только на двух станках. 18 июля Кутаков с грехом пополам работал до обеда. На выручку с обеда явился невыспавшийся Козлович, кончивший ночную работу в 8 часов утра. Наконец, 19 июля вышел Кринулевич, гнавший для сборки. Татаранович в этот день кончил партию в 50 штук. Но ударники тревожно спрашивали шлифовщиков:
- Дадите к утру оставшиеся 12 блоков?
- Кровь из носу, а дадим, - отвечал разгоряченный Кринулевич.
И вот текст последней июльской записи в дневнике.
"Суббота 20 июля. До 10 часов Кринулевич окончил последний блок программы (ночью работал Козлович). Татаранович к двенадцати часам или к часу окончил фаски и канавки.
Ура... Программа выполнена!"
На работе бригады в июне и июле я нарочно подробно остановился, чтобы показать, что ничего исключительно героического у нас не было. Мы только по-иному стали на вещи глядеть и иначе к ним относиться.
стр. 81
--------------------------------------------------------------------------------
Мы были первой ударной бригадой взрослых рабочих в механическом отделе.
Второй год пятилетки начался с того, что Козлович и Кринулевич поддались слухам, будто ТНБ срежет нормы. Уговорить их не удалось, и они сбежали с завода. Подъема и сознательности у них хватило ненадолго. Неустойчивые люди! Конечно, мы от их бегства в уныние не впали и продолжали ударную работу. А тут еще забаловал Мазюк. Рост заработка у некоторых ударников вызвал погоню за рублем. Стало замечаться наплевательское отношение к инструменту, увеличился брак.
Нашу бригаду стали пополнять новенькими рабочими. Они были либо от сохи, либо из грузчиков, сапожников и даже золотарей. Завода не знали, станка не ценили, работы не понимали. Их надо было воспитывать. Среди них пришел к нам Наумюн. За советскую власть он был горой, а браку и поломок давал бригаде горы. Пришлось о нем сурово поставить вопрос на совещании бригады. Наумюн повел бузу в бригаде. За ним пошел Епифанов.
Тогда собрали совещание бригады. Наумюн упрекал меня, что я не даю ему заработать. Жаловался, что блоки тяжелы, заработок мал, надо повысить расценки.
- Надо научиться работать, тогда и заработаешь, - сказал я Наумюну.
Ну, бригада видит, что Наумюн не понимает, что нельзя, едва став к станку, равняться в заработке с квалифицированными рабочими, и резко осудила его и Епифанова.
Наумюн не исправился. Пришлось убрать его из бригады, а Епифанов сейчас не плохой ударник.
Таких случаев борьбы много было и в 1930 г. И всегда я пользовался верным оружием - самокритикой.
А иначе никак нельзя было. Бригаду мою превратили в ФЗУ. Дадут людей, людей мы подучим, поотчешем, пришлифуем, а их ставят на другую работу. Ежели бы тут крепкую руку не держать, то вовсе ударничество развалилось бы. Я думаю, за эти полтора года я обучил человек сто. Бывали случаи, когда из бригады уходили, потому что работа тяжелая.
Обучать было трудно. Прислали мне одного ломового извозчика. Дядя сильный, здоровый, чорта сломит, а у станка стоит - руки трясутся, боится запороть блок. А блоку ведь цена большая.
- Что, - говорю, - трясешься? Ты нажимай, делай. Бояться будешь станка, никогда не научишься.
А он отвечает:
- Двенадцатипудовые мешки поднимал, куда легче было!
Теперь этот извозчик хорошо работает.
В 1929 г. я и изобретательством увлекся.
С пылеотсосом у меня вышла неудача. Давно рабочие жаловались на расточный станок. Пылил он отчаянно, много скандалов было с администрацией. Я подал свой эскиз. Технический директор Лапин эскиз принял. Но новый технический директор Зубков забраковал мой пылеотсос. Затратили 3000 р. денег на пылеотсос ленинградского инженера, но скоро убрали его с завода, на утиль.
А мое предложение было простенькое, на триста целковых.
Единственное предложение, которое было принято, - это оправка с выдвижными резцами. Но это предложение претерпело большую волокиту. Эскиз я подал в декабре 1929 г. Его затеряли "В мае эскиз обнаружили и передали в инструментальный отдел. Там тоже проканителили до октября 1930 г.
Волокита с предложениями отбила охоту подавать заявления, и я опять, занялся рационализацией попрежнему, т. е. своими средствами.
Мелких рационализаторских улучшений у меня проведено не мало. Их только не упомнишь.
В ноябре меня, как ударника, отправили в путешествие вокруг Европы. Вместе с рессорщиком Саловым и инструментальщицей Гуревич ездил в Германию, Италию и Турцию. В Италии Горького видел.
Вернулся на завод, - в бригаде плохо. Жалобы на бригаду сыплются: брак и брак. Я даже сам приуныл. Куда
стр. 82
--------------------------------------------------------------------------------
как плохо стала бригада работать против 1929 г.! Квалифицированных рабочих у меня забрали, в бригаде текучесть большая, а мы как раз переходим на выпуск машины новой марки. Вот нам и подбирают из литейной всякий брак, заварят и шлют в бригаду. Мы и мучаемся. И производительность снижается, и брак растет.
Правда, тут подоспел хозрасчет. На хозрасчет бригада перешла 4 мая. Цифр еще не имею. Но думаю, что показатели улучшатся. Уверен, что хозрасчет опять скует бригаду.
Наконец, я добился точного учета. Два года бился, изменял, улучшал. Теперь подошли. Все как на ладони. По этим книгам можно будет твой брак через 5 лет узнать, а прежние мои дневники оказались ничего не стоющими.
Жадность у меня от хозрасчета появилась. С утра до вечера думаю, где бы и как бы поменьше денег тратить. В выходной день полдня трачу, чтобы узнать, что предстоит заказать, какой инструмент приготовить, часто хожу в утиль-склад, где беру, что мне нужно, принесут какую-нибудь выкинутую разверточку, отточу, пришлифую, она у меня и работает.
В рабочий день я прихожу в цех: за час до гудка и составляю план, на день, так как с вечера делать его труднее.
Из цеха я не ухожу, пока не успокоюсь, что ночной смене работа обеспечена без перебоя. Домой возвращаюсь поздно. Может, один вечер в пятидневку дома провожу. Ложусь спать примерно часов в одиннадцать. Встаю в половине шестого. Со свежей головой; я пишу, пишу много, правда, неудачно, так что много приходится переписывать. Газету я читаю, мало, правда. Прочтешь мельком за чаем - и только.
Из литературы особенно люблю Горького.
Опубликовано 01 декабря 2013 года
Новые статьи на library.by:
ПОПУЛЯРНЫЕ СТАТЬИ:
Комментируем публикацию: АВТОБИОГРАФИЯ УДАРНИКА
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1385883216 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций