К ВОПРОСУ О ФАШИЗАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ В ГЕРМАНИИ

Актуальные публикации по вопросам развития современной науки.

NEW ВОПРОСЫ НАУКИ


ВОПРОСЫ НАУКИ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ВОПРОСЫ НАУКИ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему К ВОПРОСУ О ФАШИЗАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ В ГЕРМАНИИ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2018-09-04
Источник: Историк-марксист, № 1(041), 1935, C. 15-27

I

 

Глубочайший кризис современной буржуазной исторической науки, особенно ее методологии, признается сейчас представителями самых различных ее направлений. Наряду с "крушением логики", пишет немецкий фашист Фридель, "катастрофой драмы", "самоубийством искусства" мы имеем "гибель истории" в условиях послевоенного и современного экономического и политического кризиса.

 

Ему вторит издатель крупнейшего немецкого исторического журнала - "Historische Zeitschrift" - профессор Фридрих Майнеке; в выступлении по поводу выхода 150-го номера журнала и столетия со дня рождения Трейчке он говорит о "кризисе историзма", признаки которого имелись налицо еще перед войной, но которые приняли особенно грозные размеры в Германии в результате потрясений, связанных с мировой войной и Версальским миром, принесшим немецкому народу "жало несвободы и унижения".

 

Известный итальянский социолог Бенедетто Кроче, который якобы пытается сейчас бороться на два фронта - и против марксизма, и против фашизма, - но фактически сполз на фашистские позиции, также признает "кризис современной исторической мысли" и его связь с "кризисом человеческого общества", с "кризисом интеллектуальной и моральной жизни в целом"1 .

 

О жестоком кризисе "нейтральной", или "научной истории" говорит и такой видный представитель американской исторической науки, как проф. Чарльз Бирд (Beard). Кстати сказать, наиболее яркую иллюстрацию кризиса буржуазной науки в Соединенных штатах дает именно то недавнее превращение, которое претерпел сам Бирд. Этот ученый, еще недавно возглавлявший Американскую историческую ассоциацию и так называемую "экономическую школу" современной американской историографии, обнаруживавший известное "тяготение" к марксизму, в самое последнее время пересмотрел свои взгляды.

 

В докладе, сделанном на заседании Ассоциации в конце 1933 г., Бирд снова возвращается в области методологии на позиции риккертианства, отрицает возможность объяснять исторические явления посредством причинной связи, особенно ополчается против Маркса как человека, который, по его мнению, всего более сделал для построения "научной строго детерминированной истории", с ее "прогнозами относительно будущего развития", которые якобы лишают человечество "всякой активности" и предоставляют ему "покорно ждать своей участи". Ни Конт, ни Спенсер, ни Маркс, продолжает Бирд, так и не стали "Ньютонами в области человеческих отношений".

 

 

Настоящая статья представляет собой переработку доклада, прочитанного на открытии исторического факультета МГУ в Москве 5 сентября 1934 г.

 

1 E. Friedell, Kulturgeschichte der Neuzeit, B. III ("Der Krisis der europaischen Seele von der schwarzen Pest bis zum Weltkrieg"). M. 1931, S. 3 - 4. Fr. Meinecke, Geleitwort zum 150. Bande der Historischen Zeitschrift und zum 100. Geburtstag Heinrich v. Treitschkes ("Historische Zeitschrift", B. 150, H. I, 16/IV 1934, S. 8). Письмо Benedetto Croce о современном состоянии исторической науки от 24 июня 1933 г. напечатано в "The American Historical Review", N 2, Jan. 1934.

 
стр. 15

 

Историк должен, по мнению Бирда, порвать с "рабской зависимостью" от "предпосылок естественно-научного наследства", отказаться от заимствованных у естествознания "интеллектуальных формул и прежде всего от категории причинности". "Устраняя детерминизм", современная историография открывает большой простор для роли личности в истории. Самое большое, на что могут претендовать социальные науки, - это установление некоторых частных закономерностей2 .

 

Очень характерно, что это разочарование в истории как науке мотивируется сейчас как у представителей фашистской историографии, так и у сторонников либерально-пацифистского направления главным образом тем, что именно марксизм, опираясь на идею научной закономерности и детерминизма, "использует" историю для своих целей, для демонстрации правильности материалистического ее понимания, установления научных прогнозов,, столь неприятных для буржуазии. Мы видели это уже из цитат, взятых у Бирда. Сошлемся еще в качестве примера на статью убежденного риккертианца француза Масси, отрицающего за историей права на научные обобщения между прочим потому, что таковые могут быть использованы в подкрепление материалистической философии Маркса3 .

 

Упадок буржуазной исторической науки начался еще до войны. С особенной резкостью он сказался в самом начале XX в., когда наблюдавшееся во всех передовых капиталистических странах обострение борьбы пролетариата с буржуазией и усиление реакционности последней сказалось в области идеологии в форме возрождения идеализма в философии и естествознании, в попытках Эд. Майера и Риккерта "изъять" историю из-под действия общенаучных методов. Уже тогда наблюдался резкий разрыв между высоким уровнем техники, достигнутым исторической наукой, огромными успехами филологии и исторической критики и беспомощностью исторической методологии4 . Мировая война, вызвавшая небывалое обострение классовой борьбы во всем мире и развязавшая пролетарскую революцию в ряде капиталистических стран, победа социалистической революции в России, бурный рост коммунистического национально-революционного движения в странах капитала, - все эти факты, обусловившие безвыходность того глубочайшего кризиса, который переживает капитализм, до чрезвычайности обострили и усилили упадок исторической науки. В наши дни мы можем уже говорить об ее загнивании.

 

Не надо однако забывать, что современная буржуазная историческая наука не есть что-то совершенно однородное. В ней можно проследить, не счи-

 

 

2 Ch. Beard, Written History as an Act of faith ("The American Historical Review", V. XXIX, N 2, Jan. 1934, 22/8); Beard, The nature of social sciences in relation to objectives of instruction. Report of the Commission of the social Studies, 1934 (20 - 59).

 

Этот кризис буржуазной исторической науки вынужден признать даже такой неисправимый оптимист, как французский социолог Анри Берр, редактор известного журнала "Revue de Synthese Historique" (см. его новейшую работу "En marge de l'Histoire universelle", 1934, Introduction, p. XII ("Bibliotheque de synthtse historique". L'evolution de l'Humanite. Dirigee par Henri Berr).

 

3 H. Massis, Difficulty de l'Histoire ("Revue des questions hi storiques", Novembre 1933).

 

4 В появившейся в 1929 г. небольшой работе Оскара Кенде утверждается, что революция в исторической науке была подготовлена "избранными умами" еще до начала войны. Уже тогда, по мнению Кенде, эти "передовые умы" намечали целый переворот в области исторической науки, требуя отказа от натурализма, интеллектуализма, историзма, от механизма и позитивизма конца XIX в. с его чисто каузальной трактовкой истории (Oskar Kende, Neue Stromungen auf dem Gebiete der deutschen Geschichtswissenschaft, S. 5).

 

Кенде правильно подметил тенденцию развития, но то, что ему казалось признаком "революции", в действительности свидетельствовало об уже начавшемся упадке и разложении.

 
стр. 16

 

циал-демократического, по крайней мере три основных течения: во-первых, либерально-пацифистское, все еще довольно сильное в таких странах, как Франция, Англия, Соединенные штаты или Швейцария; во-вторых, фашистское, господствующее в Италии, Германии, отчасти в Польше; в-третьих, необходимо отметить наличие довольно пестрой по своим политическим и методологическим установкам группы радикально настроенных историков, находящихся в той или иной степени под влиянием марксизма. Чаще всего последнюю группу характеризуют как "экономическое" направление в области буржуазной историографии. Часть представителей этого направления группируется например вокруг журнала Лефевра "Annales Historiques", разрабатывающего за последние годы историю пролетариата и крестьянства в эпоху Великой французской революции. В Англии в числе его представителей можно назвать проф. Колла, Tawny, в Соединенных штатах - Керра, Готшалька, до последнего времени Чарльза Бирда и др.5 .

 

Либерально-пацифистское направление, одним из главных организационных центров которого является журнал "Revue de Synthese", демонстрирует сейчас наличие полнейшего кризиса его методологических установок. Его представители резко расходятся между собой по таким кардинальным вопросам методологии истории, как взаимоотношение между историей и социологией, возможность распространения на исторические явления категории причинности, как взаимоотношение между общественными науками и естествознанием и т. д.

 

Так например, Анри Берр не отрицает возможности объяснения по крайней мере некоторых исторических явлений, относимых им к разряду "социальных", с помощью категории причинности, отказываясь, впрочем, применить эту категорию к анализу явлений "социального сознания" (философии, эстетики, религии). Здесь эклектизм явно маскирует чисто идеалистическое понимание истории.

 

Но еще дальше по пути пересмотра исторической закономерности идет Мишель Леритье. Последний энергично выступает вообще против искания причинных связей в области истории, как противных самому духу истории, ее "природе". История должна, с его точки зрения, отказаться от всякого объяснения (explication), ибо всякое объяснение, пытающееся установить связь данного явления с иногда очень отдаленными фактами, содержит в себе чисто искусственные конструкции. В работе историка допустимо лишь "истолкование, интерпретация (interpretation) фактов"6 .

 

Наконец в методологическом разграничении общественных и исторических наук одни из представителей либерально-пацифистского направления продолжают придерживаться риккертианства, иногда даже идя дальше своего учителя.

 

Среди других можно найти защиту и иной точки зрения.

 

Так, Берр считает, что в существенном история не отличается от других

 

 

5 Влияние марксизма на современную буржуазную историографию вынуждены в наши дни признать даже определенные и принципиальные противники исторического материализма. "Не только в Советском союзе, - пишет например Кейло, - по и во многих буржуазных странах за последнее время исторический материализм обратился в мощный фактор науки". "Существует естественная тенденция, - пишет другой автор (Коультон), - ео всех областях, даже в наиболее неожиданных, к марксистской или полумарксистской концепции истории". Это влияние признает даже такой отъявленный враг марксизма, как Шпенглер (см. W. Keilhau, Historische Materialismus, oder histori'sche Synthese ("Resumes des communications presentees au Congres", Varsovie 1933, II, S. 166; Coulton, Poor relief in the middle Ages; O. Spengler, Jahre der Entscheidung, 1933).

 

6 H. Beir, En marge de l'histoire universeile, 1934, Introduction; Michel Lheritier, Histoire et causalite, 1933, p, 18, 20.

 
стр. 17

 

наук и что mutatis mutandis она должна поступать, как они. "Партикуляризм в методе" несомненен, но не гетерогенность7 .

 

Но каковы бы ни были методологические разногласия внутри либерально-пацифистского направления, все его представители сходятся в своем враждебном отношении к марксизму. Недаром наиболее ожесточенные вылазки против исторического материализма на Международном варшавском конгрессе историков делались именно под флагом "исторического синтеза", т. е. методологической платформы, объединяющей сотрудников "Revue de Synth se historique"8 .

 

Говоря о преобладании либерально-пацифистского направления в буржуазной исторической науке указанных выше стран, не следует забывать, что параллельно с этим течением в этих же странах известные завоевания делает чисто фашистская концепция. Иначе говоря, тенденция к фашизации исторической науки наблюдается даже в таких "твердынях" либерализма и демократизма, как Франция, Англия или Соединенные штаты. Во Франции за последнее время возник настоящий культ Гобино - одного из основателей так называемой расовой теории. Вся февральская книжка журнала "La nouvelle revue franchise" за 1934 г. специально посвящена Гобино и "гобинизму". Один перечень литературы, помещенной в главе "Гобино и гобинистское движение", занимает целых 22 страницы убористого шрифта.

 

О росте влияния фашистского направления в английской исторической науке красноречиво говорит появление таких работ, как "Новая история Европы" Тейлора (1932) или монографий о Карле I, принадлежащих перу Беллока и Ивена Джона. Тейлор рассматривает сильное государство Тюдоров, "благодетельно" и властно вмешивавшихся в хозяйственные отношения, контролировавших условия труда, как прообраз современного фашистского государства. Оба автора монографий о Карле I утверждают, что вся концепция английской истории, начиная с казни Карла I и до наших дней, была фальсифицирована вигскими историками, этими идеологами английской плутократии, подменившими "свободу англичанина" "свободой рынка для англичанина", "свободой торговли и капитала". Вопреки созданной вигами легенде, именно Карл I якобы был защитником исконной английской конституции, на которую посягали как раз те, кого вигские историки считали борцами за нее - "мятежники перерядились в костюм защитников конституции". Нечего и говорить, что все симпатии Беллока и Джона на стороне Карла I и восторжествовавшей реставрации.

 

Наконец уже одно появление многочисленной литературы о кризисе парламентаризма и демократии, вышедшей на французском и английском языках, свидетельствует об активности фашистов в таких странах, где фашизм еще не стоит у власти9 .

 

II

 

Наиболее характерные черты фашизации буржуазной исторической науки удобнее всего проследить на примере Германии. Здесь этот процесс начался еще до прихода Гитлера к власти; он определился в основном разгромом Германии в мировой войне и неслыханным обострением классовой

 

 

7 Valery, Les sciences de l'esprit sont elles essentillement differentes des sciences de la nature ("Revue de Synthese", Oct. 1931); H. Berr, "Revue de Synthese", 1931, N 2, p. 160. Ср. еще Delevsky, Nature et histoire (Ibid., Juin 1933).

 

8 Keilhau, Op. cit.; M. Fling. Historical synthesis; H. Berr, Synthese ("Resumes...", II).

 

9 Stirling Taylor, Modern History of England (1932); H. Belloc, Charles the First; E. John, King Charles I; см еще W. E. Allen, The Fascist Idea in Britain ("Qvarterly Review", N 518, Oct. 1933); W. Robson, La crise du parlementarisme en Engleterre ("Revue des sciences politiques", T. LVI, Avril-Juin 1933).

 
стр. 18

 

борьбы со времени германской революции, сопровождавшейся открытой гражданской войной между пролетариатом и буржуазией. Основная "проблема позднейшей фашистской социологии поставлена, например, уже Эрихом Кейзером в работе, вышедшей еще в 1931 г. С точки зрения Кайзера, война и Версаль - исходные пункты кризиса немецкой исторической науки. Именно Версальский мир, оторвавший немцев от их родины, способствовал, по мнению автора, тому, что в Германии появилась новая национальная дисциплина - история населения (Bevolkerungsgeschichte), -которая стала национальной и политической необходимостью. Эта "история населения" с первых же шагов смыкается с историей рас10 .

 

Процесс фашизации чрезвычайно усилился после гитлеровского переворота, сопровождавшегося чисткой университетских кафедр от всех сколько-нибудь враждебных национал-социалистическому режиму элементов.

 

Остановимся сначала на некоторых методологических установках фашистской исторической "науки", отнюдь, однако, не претендуя исчерпать здесь эту тему, требующую специальной статьи.

 

С точки зрения немецких фашистских историков и социологов, современная немецкая историография открывает совершенно новую эру в исторической науке, подобно тому, как гитлеровский переворот открывает, по Шпенглеру, новую эру в истории Германии, которая снова становится "субъектом истории". Если в XVII в. господствовало династическое территориально-государственное понимание истории, пишет Кейзер, в XVIII в. - идеалистическое, а с половины XIX в. - материалистическое, то в наши дни хозяином положения стало народное (volkische)11 (читай: национал-социалистическое - Н . Л. ). Насколько основательна подобная хвастливая претензия, мы увидим ниже, а пока постараемся выяснить, в чем же заключается "новизна" национал-социалистического понимания "истории. Его основная заповедь - признание так называемой расовой теории. "Всемирная история есть история рас. Вначале была раса", провозглашает Леере12 . Вся история должна быть заново написана с расовой точки зрения, т. е. с точки зрения исконного деления человечества на ряд рас, связывающих людей общностью крови, - рас, отличающихся друг от друга твердым комплексом биологических особенностей, передаваемых по наследству и якобы обусловливающих характерные особенности исторического развития отдельных народов. Войны, национальные движения, классовая борьба имеют свои корни в расовых различиях, пишет такой признанный теоретик расизма, как Шеман ("Раса в науках о духе"). Раса является для истории человечества "последним определяющим". Вся "история есть сплошная борьба рас за свое существование", "раса - альфа и омега всей жизни народов". Прежде чем стать объектом исторического исследования как отдельные индивиды, так и целые народы должны сначала подвергнуться анализу "под лупой естествознания". Философия расы должна стать философией истории. С точки зрения Rothackera, "расовая идея" (assenidee) должна войти "как существенная основная часть" в железный инвентарь национал-социалистической философии истории наряду с государственной идеей, идеей германства (Deut chtum gedanke) и идеей народа как носителя национального своеобразия.

 

 

10 Erich Keyser, Die Geschichtswissenschaft, "Aufbau und Aufgaben", 1931, S. 127, 134.

 

11 Erich Keyser, Die volkische Geschichtsauffassung("Preussische Jahrbuchen", B. 234, H. I, 1933).

 

12 Leers, 14 Jahre Judenrepublik. Die Geschichte eines Rassenkampfs, 1933, B. I-II.

 
стр. 19

 

Один из виднейших представителей современной социологии в Германии - Отмар Шпанн - претендует установить на основе расовой теории даже новые "исторические законы" - "выщелачивания" и "нарастания". Эти процессы наблюдаются якобы при переходе людей из более слабых в расовом отношении организаций в более сильные, в результате чего во вторых происходят нарастания или образования за счет материальных и духовных сил первых. Этот "закон" Отмар Шпанн пытается вывести якобы из эмпирических наблюдений над немецкой частью населения Чехии. Здесь все лучшее, что есть в чешской науке и искусстве, в течение веков примыкало, по мнению Шпанна, к немецкой культуре, как к высшей, ассимилируясь с ней. В результате чешский элемент постоянно "выщелачивался" и слабел в духовном отношении, тогда как элемент немецкий "нарастал". Тем же процессом "выщелачивания" Шпанн объясняет и тот с его точки зрения "бесспорный факт", что отказавшаяся ассимилироваться и выйти из своего гетто часть еврейства состоит из худших его элементов13 .

 

Как известно, сторонники расовой теории считают носителями высших задач человечества лишь арийцев, а "наиболее ценной секцией" среди последних признают германцев, как представителей северной расы. "Германизм, - пишет Шеман, - следует понимать не в националистском смысле, не как нечто вырастающее из одного народа и только ему идущее на пользу, а в универсальном смысле, как ту расовую силу (Rassenmacht), которая после заката старого мира призвана создать и воодушевить новый, которая была ведущей на протяжении столетий; тот возрождающий (regene, ratorisch) элемент, который в различных дозах был подмешан всем индоевропейским народам, как закваска, которой они обязаны своими религиозными, духовными и политическими достижениями. На этой творческой стороне германизма основывается то, что мы не координируем прочие расы с германцами, а подчиняем первые последним. В. этом отношении в параллель германизмом может быть взят только эллинизм, который дал то же в древней истории, что первый - в новой, и притом равным образом на почве несомненного превосходства крови".

 

После того как Рим, продолжает Шеман, оказался не в состоянии удовлетворять высшим запросам человечества, оно пошло снова вперед под германским руководством. Если и другим народам в ту или иную эпоху принадлежала ведущая культурная роль, то это' относится как раз к тем периодам их истории, когда "германский элемент в такой степени пробивался в этих нациях, что проецировал из себя их образцовые и великие дела и достижения". "Руководство народами менялось, но ведущей расой оставались все же германцы. Переселение народов, крестовые походы, великие открытия и т. п. были сделаны романским миром, когда ему сопутствовал неугасимый германский поток"14 .

 

Новейший германский расизм неразрывно связан с антисемитизмом. "Роковая роль крови в истории, - утверждает тот же Шеман, - лучше всего демонстрируется на роли еврейства в Западной Европе и Новом Свете. В качестве идущего через мир губителя народов еврей мог бы демонстрироваться как демон упадка человечества"15 .

 

 

13 L. Scheraann, Die Rasse in den Geisteswissenschaften, 1928 (S. 60, 61, 72); Othmar Spann, Auslaugang mid Anhaufung ("Stiindisches Leben", 1934, H. I); Rothacker, Geschichtsphilosophie, 1934, S. 147. Cp. Leers: "Человек в своей расовой обусловленности, в своем связанном с принадлежностью к данной расе душевным складом и является подлинным творцом и оформителем истории" (Leers, Op. cit.).

 

14 L. Scheraann, Op. cit., S. 94.

 

15 Ibid, S. 75. См. также уже цитированную книжку Леерса ("14 Jahre Juden-republik"), зоологический антисемитизм которого заклеймен в рецензии на нее т. Фридлянда, помещенной в N 4 "Историка-марксиста" за 1934 г.

 
стр. 20

 

В работах фашистских "историков" аргументация в пользу расовой теории весьма естественно дополняется погромной агитацией.

 

Расовая "философия истории" ведет и к новому пониманию содержания истории Германии. Так как германская народность населяет территории и вне Германии, говорит Кейзер, то немецкие историки должны заниматься историей населения Германии с точки зрения ее государственного единства, а историей германской народности - с точки зрения расового единства. История Австрии и "немецкого Востока" должна поэтому рассматриваться как составная часть истории Германии. Кейзер горячо ратует за "народоведение" (Volkskunde) как историческую дисциплину, изучающую "историю народной души"16 . "Национальная задача" исторической науки - проследить рост и распространение немецкого народа на протяжении столетий.

 

В настоящей статье мы, разумеется, не можем дать развернутую критику расовой теории. Ограничимся лишь самыми необходимыми замечаниями. Пытаясь обосновать эту теорию, современные германские расовики мобилизуют все возможные "авторитеты" - от Тацита до Тьерри и Гобино, Чемберлена и Лапужа, Вагнера и Шопенгауера, Ницше и Моммсена и т. д., - произвольно выхватывая отдельные замечания у того или иного автора и замалчивая невыгодные для национал-социалистической концепции существенные места в работах старых теоретиков расизма. Так например, хватаются за Гобино, считавшего "неравенство цивилизаций" следствием "неравенства рас", тщательно скрывают от своих читателей, что Гобино был совершенно чужд антисемитизма и в то же время был весьма невысокого мнения именно о германской расе, как одной из разновидностей арийства17 , что между прочим было использовано во время войны французскими расовиками. Игнорируя бесспорные изменения мнимо неподвижных, "твердых" психических свойств различных "рас" в зависимости от изменений в их общественном бытии, германские расисты не могут дать никакого сколько-нибудь удовлетворительного определения "расы", оперируют такими застывшими и совершенно бессодержательными, архиненаучными понятиями, как "народная психология", "наследственная расовая душа", "расовый инстинкт", который якобы проявляется в "расовой ненависти" к народам других рас и т. п.

 

Пытаясь связать исторические судьбы того или иного народа с его расовой принадлежностью, они игнорируют тот элементарнейший, известный любому антропологу или этнографу факт, что "чистых" в расовом отношении народов не существует и не существовало за исключением отдельных изолированных народностей. Этот неприятный для национал-социалистических социологов факт вынужден признать даже Шпенглер, который предпочитает говорить не о "чистой", а о "сильной" расе, которой обладает тот или иной народ18 .

 

Применение расовой теории в качестве универсальной отмычки при объяснении исторических явлений приводит расистов к самым неожиданным и порой противоречивым результатам. Так например, Шеман считает Карла Великого лучшим представителем германской расы наряду с Теодорихом и Альфредом, тогда как не менее правоверный расист и официальный историк национал-социалистической партии д-р Леере говорит уже о "так называемом" Карле Великом, в государстве которого уже "орудовали" евреи. Оказывается, "каролингский двор и прежде всего его интеллигенция (Geistigkeit) были уже сильно оевреены" (verjudet). Тот же Шеман вынужден развенчать и германскую реформацию, поскольку она, по его мнению,

 

 

16 Keyser, Die Geschichtswissenschaft, S. 28 - 29, 175, 198.

 

17 Gobineau, Essai sur l'inegalite des races humaines, T. I, 1853, p. 276, 350.

 

18 O. Spengler, Jahre der Entscheidung. Erster Teil (1933), S. 157.

 
стр. 21

 

привела к усиленному почитанию ветхого завета и, уничтожая подлинно народные культы Марии и святых, усилила в христианстве его чисто семитское, католическое ядро - монотеизм19.

 

"Расовый инстинкт", якобы проявляющийся в "расовой ненависти", менее всего может объяснить, почему, например, немцы и англичане, представители одной и той же "северной" расы, оказались во время мировой войны в разных коалициях. Наконец, расовая теория совершенно бессильна объяснить как черты сходства в истории различных народов, относимых ею к различным "расам", так и существенные различия в историческом развитии расово близких народов.

 

Расовая теория, официально поставленная в Германии на службу фашистскому государству и усердно защищаемая гитлеровскими биологами, антропологами, философами, социологами и историками, выполняет в своеобразных социально-политических условиях "Третьей империи" весьма важную политическую функцию. Ее главная задача - идеологическая борьба с коммунизмом. Расизм претендует вытравить из сознания рабочих масс идею классовой борьбы, подменив ее борьбой рас. С другой стороны, расовая теория должна обосновать возрождение новейшего германского империализма, требующего новой, кровавой перекройки мира в интересах финансового капитала. Наконец, даваемое расизмом "теоретическое" обоснование антисемитской политики Гитлера специально рассчитано на уловление разоренных кризисом мелкобуржуазных масс города и деревни.

 

Под пером отдельных фашистских историков и социологов расовая теория получает различную окраску и различное применение, отражая пестроту социальных элементов, на которые опирается гитлеровский режим, противоречивость их классовых интересов, внутрипартийную борьбу в самом национал-социализме. В работах некоторых фашистских историков, видящих источник "жизненной силы немецкой нации", наиболее яркое воплощение идеала германской расы в немецком крестьянстве, которое должно, наконец, получить при "Третьей империи" свою "хартию вольности", стать "дворянством новой Германии"20 , находят свое отражение установки министра продовольствия Дарре, отражающие давление кулацких элементов на правительство Гитлера.

 

Принятие расовой теории заставляет некоторых немецких историков и социологов отказаться от риккертианства и как будто бы по-новому ставить проблему взаимоотношений между общественными и естественными науками.

 

"Не следует проводить слишком глубокую разграничительную черту, - пишет Шеман, - между природой и духом... Естественные и духовные законы лежат не так далеко друг от друга". Биология, геология, учение о расе и этнография - вот те пограничные области, которые являются связующими звеньями между науками о природе и науками о духе. Наука о расе (Rassenkunde) находится как бы на стыке между естествознанием и историей.

 

Само дальнейшее обоснование учения о расах возможно лишь в результате сближения обоих, до сих пор разобщенных областей знания.

 

"Мы исходили из естественных наук", - пишет тот же Шеман, - у которых отчасти заимствуем их метод, но наши важнейшие выводы совершенно бесспорно идут на пользу наукам о духе-философии, истории, государственной науке..."

 

 

19 L. Schemann, Op. cit., S. 183, 184, 170 - 174; Leers, Op. cit. S. 28 - 29.

 

20 См., например, статьи Erwin Metznera, Blut und Boden als Grundlagen unseres Volkstums ("National-sozialistische Monatshefte", 1934, Marz, H. 41) и Reinke, Rechenbacli (Ibid.).

 
стр. 22

 

Готовый допустить, что некоторые законы биологии и даже геологии могут быть непосредственно применены к общественным явлениям и обратно, Шеман впадает в грубый биологизм или даже "геологизм", что не мешает ему, однако, обосновывать с точки зрения расовой теории законность веры в индивидуальное бессмертие (!) и т. п. В тоже время он резко отмежевывается от материализма, ссылаясь на то, что сами естественные науки все более и более отходят от своей былой "односторонности".

 

Это признание методологической близости естественных и общественных наук вынуждает Шемана признать и допустимость перенесения причинной связи в область исторического исследования. "Расисты, - пишет он, - против телеологии, они за детерминизм, который в расовой теории воплощается в наследственности"21 .

 

Связь истории с природой, необходимость "биологического" понимания истории признает как будто и Кейзер в своей недавней статье в "Preussische jahrbucher"22 . Однако именно по этим кардинальным вопросам о закономерности, или причинной связи в области истории и об отношении между общественными и естественными науками, в фашистской историографии наблюдается полная разноголосица. Более того, у отдельных авторов можно найти вопиющие противоречия.

 

Большинство современных представителей фашистской социологии не стоит на точке зрения Шемана. Новейшими авторитетами в области методологии для них являются Шпенглер и Дильтей. Влияние Шпенглера чрезвычайно сильно чувствуется у того же Кейзера. В своем "Закате Европы" Шпенглер, как известно, провел разграничение между общественными и естественными науками гораздо резче, чем это делал в свое время сам Риккерт. У Шпенглера история и природа - противоположности. Это - два мира, "два космоса". Между ними существует принципиальный, методологический разрыв, полная противоположность. Естествознание устанавливает законы, тогда как истории присущ исключительно "интуитивный", "гетеанский", метод познания. Поэтому с точки зрения Шпенглера история не имеет ничего общего с наукой вообще, ибо там, где не может применяться математический метод, нет науки. "Историк, - пишет Шпенглер, - тем значительнее, чем меньше он принадлежит науке в собственном смысле слова. Над картиной истории господствует не причинность, которая ей совершенно чужда, а судьба".

 

Вслед за Шпенглером и Кейзер утверждает, что уже самое основное и столь важное для "биологического понимания" истории понятие "народ" "не поддается логическому определению: народ надо чувствовать".

 

Следовательно, история - область не научного познания, а область "вчувствования" (Nachfiihlen)23 .

 

Кейзер не замечает вопиющего противоречия между его же положением о тесной связи истории и природы и его рассуждениями о невозможности истории как науки.

 

Один из новейших немецких социологов, Фридель, пишет: "История - не наука". "История прошлого едва возможна, история современности невозможна... Всякая история прошлого носит легендарный характер". История современности - это "репортаж", "журналистика".

 

Фридель с удовлетворением цитирует вышедшую еще в 1916 г. (а к 1927 г. появившуюся уже 4-м изданием) сумбурную, упадочническую работу

 

 

21 L. Schermann, Op. cit., S. 51, 55 - 56, 57, 59 - 60.

 

22 Keyser, Die volkische Geschichtsauffassung ("Preussische Jahrbucher", B. 234, H. I, S. 1 - 20).

 

23 O. Spengler, Der Untergang des Afcendbndes, 1920, I, S. 211; Keyser, Cp. cit.

 
стр. 23

 

Теодора Лессинга, уже одно название которой говорит само за себя: "История как осмысливание не имеющего смысла, или рождение истории из мифа". По Лессингу, история должна быть не наукой, а "поэтическим произведением" (Dichtung)24 .

 

В том же духе высказывается и такой признанный лидер гитлеровской исторической науки, каковым является д-р Леере. "Для национал-социалистического мировоззрения, - пишет Леере, - характерен этический и логический индетерминизм"25 .

 

Интересно отметить, что в этом походе против исторической закономерности и применения к истории общенаучных методов современные германские фашисты оказываются солидарными с рядом представителей либерально-пацифистского направления, хотя эти последние еще не решаются объявить историю псевдонаукой и превратить ее в "миф" или "публицистику".

 

Отрицая возможность понимания исторического развития с помощью идеи закономерности, придавая огромное значение "художественной интуиции" в исторических построениях, фашистские философы и социологи особенно подчеркивают значение "культурных ценностей" для исторического исследования.

 

В этом отношении довольно показательной является одна из статей Фридриха Майнеке. Исходя из риккертианских позиций, Майнеке считает одним из симптомов нового способа мышления "сильный голод по ценностям" (Wertun). Правда, он допускает, что история может принимать в соображение и причинные связи физического или биологического типа, но в качестве таковых могут фигурировать лишь "жизненные ценности" низшего, "чисто животного" порядка. "Духовные" же "жизненные ценности" (gelstige Lebenswerte) как ценности высшего рода, "культурные ценности" (Kulturwerte) всегда "прорывают" причинные связи, не укладываются в причинные ряды, ибо имеют своим источником "своеобразную духовную силу", "самопроизвольное" вторжение "духовно-нравственной" личности. Поэтому "все духовное, любая культурная ценность - своеобразна, индивидуальна, незаменима ничем другим". Итак, каузальное объяснение должно занимать в истории лишь подчиненное и весьма скромное место, уступая дорогу "культурным ценностям". История "есть не что иное, как история культуры по преимуществу". Так, несмотря на некоторые оговорки, Майнеке благополучно возвращается к Риккерту, открывая безбрежные возможности для идеалистического понимания истории и всевозможных произвольных построений в духе национал-социалистических установок, пропаганды культа "героев", "руководящих личностей" от Теодориха до "фюрера" и т. и.

 

 

24 Friedell, Op. cit., S. 5, 17, 24; Theodor Lessing, Geschichte ais Sinngebung des Sinnlosen oderdie Geburt der Geschichte aus dem Mythos (4 Auflage, 1927).

 

25 Leers, Spenglers weltpolitisches System und der Nationalsozialismus, 1934, S. 12.

 

Для методологических установок фашистской историографии особенно показателем повышенный интерес к Дильтею, работа которого вышла еще в 1883 г. Так, в статье Дитриха указывается на близость к национал-социализму Дильтея, в свою очередь тесно связанного с немецкими романтиками, углублявшимися "в смысл и жизнь германской души". Дитрих особенно хвалит Дильтея за то, что он допускал познание пережитого лишь путем "вчувствования" и ввел в историю понятие "структурной ила телеологической" связи, с помощью которой можно охватить то, что не может уложиться в каузальный ряд (Dietrigh, Dilthey und die Geschichte. "Europaische Revue", 1934, H. 3, Marz. См. еще Fritz Kern, Moglichkeit, Wahrscheimichkeit und Wirklichkeit in der Geschichte, "Archiv fur Kulturgeschichte", B. XIX, H. 3). Отрицая закономерность исторических явлений, Керн выдвигает о противовес детерминизму "конъюнктурный" метод, учитывающий возможность осуществления в истории наименьших вероятностей, благодаря вмешательству какого-либо непредвиденного фактора.

 
стр. 24

 

К числу "культурных ценностей" Майнеке относит прежде всего государство, поскольку от него исходят сильнейшие "импульсы", обусловливающие историческое развитие26 . Это звучит весьма убедительно, когда речь идет о гитлеровской диктатуре, воскресившей средневековье в центре Европы и открыто объявившей войну культуре...

 

Еще недавно среди немецких историков и социологов, если не считать немногих исключений вроде Георга фон Белова, считалось признаком хорошего тона говорить о "беспристрастии", "объективности" исторической науки. Еще в "Закате Европы" Шпенглер призывал изучать историю "совершенно объективно", а не "смотреть на нее глазами человека партии, идеолога или современного моралиста"27 . Но... новые времена - новые песни! Современная германская фашистская историография резко порвала с этой либеральной традицией. Своего рода пароль дал сам Геббельс, заявивший: "Нам не нужна либеральная объективная наука; критерием науки должна быть полезность или вредность (германскому - Н. Л. ) государству". Эта директива Геббельса была подхвачена целым рядом "исследователей".

 

Автор недавно вышедшей работы "Национализм и демократия во Франции в эпоху третьей республики" Вальтер Франк считает, что так называемая объективная историческая наука существует лишь в идеале. В действительности тот или иной труд историка всегда оказывается "историко-научным показателем того или другого мировоззрения или направления мысли либерального, националистического и т. д.". В наши дни, прибавляет Франк, научное исследование потеряло прежнее "созерцательное спокойствие". В наше революционное время через спокойную научную работу прорывается и звучит, как маршевый шаг солдат, суровое изречение древних: "война-родоначальник всего".

 

Кейзер считает, что историкам следует проникнуться "народным" (читай: национал-социалистическим) "духом". История должна стать наукой прежде всего политической.

 

Чрезвычайно показательна в этом отношении и цитированная уже нами программная статья Майнеке, посвященная выходу N 150 журнала "Historlsche Zeitschrift". Майнеке напоминает молодым историкам завет основателя журнала Зибеля, который еще в 1857 г. рекомендовал своим коллегам писать не для "маленького музея для избранных", а смело окунуться в водоворот "свободной национальной атмосферы"28 .

 

Главной и наиболее характерной установкой фашистской историографии является ожесточенная борьба с историческим материализмом и марксизмом вообще, отражающая звериную ненависть фашизма и его идеологов

 

 

26 Meinecke, Kausalitaten und Werte in der Geschichte ("Historische Zeitschrift", B. 137, H. I, 1927, S. 14, 19, 23), Точку зрения Майнеке разделяет Keyser (см. ero"Die Geschichtswisssenschaft", S. 171 - 172). В тесной связи с отрицанием историзма и исторической закономерности стоит и новая точка зрения на содержание всемирной истории, которое в представлении некоторых фашистских социологов должно быть сведено к заимствованной у Фробениуса концепции "культурных кругов". (См. Leo Frobenius, Ein Lebenswerk aus der Zeit der Kulturwende. Dargestellt von seinen Freinden und Schiitern, 1933). Рудольф Бенце в своей недавно вышедшей работе ("Volk und Wissen,Geschichte im Rassenkampf", 1934) считает, что расовое понимание истории вообще несовместимо с понятием "мировой истории": таковой вообще нет, есть лишь история отдельных рас и народов с их своеобразными политическими достижениями (Benze, Op. cit., S. 18).

 

27 O. Spengler, Der Untergang... I, S. 32 (1920).

 

28 Walter Frank, Nationalisms und Demokratie in Frankreich der dritten Republik 1871 -1914 (1933, S. 8); Keyser, Die volkische Geschichtsauffassung; Friedrich Meinecke, Geleitwort zum 150. Bande der Historischen Zeitschrift und zum 100. Geburtstag Heinrichv. Treitschkes ("Historische Zeitschrift", B. 150, H. I, 1934, 16/IV).

 
стр. 25

 

к революционному пролетариату и его коммунистической партии. Из многочисленной крикливой, но беззубой литературы, вышедшей на эту тему, остановимся лишь на нескольких наиболее типичных произведениях фашистской социологической мысли.

 

Нападки на теорию классовой борьбы стоят здесь на первом плане. В своей работе "Закат марксизма", вышедшей в 1931 г., некто Шульц писал: "Как политическая сила марксизм в Германии мертв", но необходима борьба с "догмой классовой борьбы" (Klassenkampfdogmatismus). Начало класса - это конец нации. Теория классовой борьбы, воспитывая массы в духе классовой ненависти, "разрушает общую принципиальную почву и общую цель, упраздняет, отечества, выравнивает весь мир по классовому фронту".

 

Артур Дике восторгается Руландом, который еще во времена Бисмарка считал, что "состояние классовой борьбы, которое ныне господствующая экономия рассматривает как нечто само собой разумеющееся данное, должно быть названо, с точки зрения политико-естественно-научной, состоянием в высшей степени опасным, патологическим; это состояние должно быть скорее устранено всеми возможными средствами".

 

Наиболее ярким образчиком убожества фашистской теоретической мысли, претендующей в два счета разделаться с марксизмом, является статья Ганса Шпейера, помещенная в таком, казалось бы, серьезном журнале, как "Архив социальных наук и социальной политики". Шпейер думает убить теорию классовой борьбы, ссылаясь на неприменимость ее к современной Германии. Для капиталистической действительности деление общества на классы и наличие классовой борьбы, с точки зрения автора, было еще допустимо. Теперь, в гитлеровской Германии, "пролетарий - тот, кто хочет быть пролетарием". По мнению Шпейера, нельзя делить общество на капиталистов и пролетариев уже по одному тому, что существует целый ряд социальных категорий, стоящих вне этого деления: таковы например "безработные, чиновники, служащие, ремесленники, торговцы-одиночки, среди которых есть и капиталисты, и пролетарии, и т. д."29 .

 

Изощряясь в злобной брани по адресу Маркса и марксистов, фашиствующие "теоретики" вполне откровенно признают, что марксизм опасен для господствующего класса тем, что вооружает пролетариат против буржуазии. Вот почему Шпанн считает марксизм "культурным ядом"(!). Шпенглер в своих "Решающих годах" сетует по поводу того, что марксизм "искусственно поделил человечество на капиталистов и пролетариев". Желая подчеркнуть, что марксизм не имеет ничего общего с немецкой культурой, Шпенглер утверждает, что "Маркс думал по-английски", распространив английское манчестерство на куплю-продажу рабочей силы. Да и деление общества на хозяйственные классы, уверяет Шпенглер, пошло ведь не от кого иного, как от Адама Смита. Но без преодоления теории классовой борьбы невозможно, говорит Шпенглер, и преодоление той внутренней революции, которая продолжает угрожать Германии. Вот почему господа Шпенглеры, Шпанны и прочие, не щадя сил, воюют против марксизма.

 

Полемизируя с экономическим учением Маркса, Шпенглер утверждает, что своим учением о прибавочной стоимости Маркс якобы извратил действительность. Не рабочий эксплоатируется в капиталистическом обществе, а он - рабочий - эксплоатирует это общество, добиваясь полити-

 

 

29 F. Schulz, Untergang des Marxismus, 1933, S. 309, 366; Arthur Dix, Naturwissenschaftliche Volkswirtschaftslehre ("Preussische Jahrbucher", B. 234, H. 3, Dezember 1933, S. 206); Hans Speier, Bemerkungen zur Erfassung der sozialen Struktur ("Archiv fur Sozialwisserschaft und Sozialpoliti", B. 69, H. 5 - 6, August-September 1933, S. 708 - 709).

 
стр. 26

 

ческой заработной платы (politische Lohn) путем стачек, саботажа, парламентских выборов, правительственных кризисов. Эта политическая заработная плата далеко превышает, по мнению Шпенглера, стоимость труда рабочего. Это есть большевизм заработной платы (Lohnbolschewismus)!

 

Последние соображения Шпенглера совершенно неожиданно для самого автора разоблачают демагогическую политику национал-социалистической партии и идеологически обосновывают реальную политику зверской эксплуатации рабочего класса, которую с таким рвением проводит Гитлер под диктовку крупного синдицированного капитала. Недаром именно это место из "Решающих годов" вызвало суровую отповедь со стороны официального историка национал-социалистической партии - д-ра Леерса!30 .

 

Впрочем сами фашистские воители против Маркса не переоценивают своих сил и возможностей. В своей брошюре "Irrungen des Marxismus" (1931), ставящей целью опровержение экономического учения Маркса, Шпанн неосторожно расписался в своей собственной несостоятельности. Оказывается, что стоящая перед современной немецкой наукой задача "преодоления марксизма" - "дело не легкое", "марксизм-духовная сила, которая приобрела у нас историческое значение посредством поистине демонической силы"31 .

 

Так "опровергает" фашизированная германская историография Маркса. Как известно, буржуазные ученые занялись этим делом еще при жизни основоположника научного социализма и с тех пор неустанно трудятся на этом поприще. Что касается "ученых" апологетов "Третьей империи" то их жалкие попытки "покончить с марксизмом" стоят на еще более низком теоретическом уровне и еще более смехотворны, чем "опровержения" марксизма, исходившие и исходящие от представителей буржуазно-либерального или католического лагеря.

 

(Окончание следует)

 

 

30 Friedell, Op. cit., S. 269; Spengler, Jahre der Entscheidung, S. 111 - 112, 127; Leers, Spenglers weltpolitische System, S. 128.

 

31 O. Spann, Irrungen des Marxismus, 1931, S. 7.


Новые статьи на library.by:
ВОПРОСЫ НАУКИ:
Комментируем публикацию: К ВОПРОСУ О ФАШИЗАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ В ГЕРМАНИИ

© Н. ЛУКИН () Источник: Историк-марксист, № 1(041), 1935, C. 15-27

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ВОПРОСЫ НАУКИ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.