СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА...

Белорусский САМИЗДАТ: книги, рассказы, фельетоны и пр.

NEW САМИЗДАТ: ПРОЗА


САМИЗДАТ: ПРОЗА: новые материалы (2024)

Меню для авторов

САМИЗДАТ: ПРОЗА: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА.... Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2016-06-16
Источник: Беларусь в мире, 2005-12-31


Игорь Савченко (savchenko.dironweb.com) родился в 1962 в Минске. Окончил Минский радиотехнический институт (сейчас - Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники) по специальности "Автоматика и телемеханика", 1980-1985 гг. В 1988-м познакомился с известным фотохудожником и педагогом Валерием Лобко и его Студией творческой фотографии в Минске. С 1991-го профессионально работает с фотографией. Участник ряда международных проектов, автор персональных выставок в стране и за рубежом. В 1997-м заявил об отказе от создания новых фотографических работ. Пишет тексты и прозу. В 2001 году в Минске вышла книга его рассказов "Искушения Сергеева". Последние работы сфокусированы на тексте в разнообразных его проявлениях, на объектах и ситуациях неизмененной жизненной среды. Второе серьезное дело в жизни - глубинные погружения с аквалангом (технический дайвинг на мультигазовых смесях). Последнее погружение - 2005 г., в Блю Хоул (Дахаб, Синай), на глубину 192 м совместно с Андреем Чистяковым (Москва). Живет и работает в Минске.

ВСАДНИК

...И день и ночь скакал всадник, и потом еще день и еще ночь без устали. Свеж и быстр был его конь, и так же неутомим седок. То в закатных лучах, то при бледном свете луны, а то и в полуденный зной делал он короткие привалы и снова отправлялся в путь. И не было числа сменам дня и ночи, странам и пределам, куда направлял он коня своего. Во многих селениях видели его, но никому и никогда не удавалось разглядеть лица всадника. И путались люди в описании его одежд и облика. Но в одном все сходились: всегда нежданным было его появление, и так же стремглав уносился он прочь. А как стихал стук копыт и оседала пыль, так следом темнело небо и проливалось дождем.

И пошла тогда молва по землям разным о всаднике, дождь предвещающем. Но если ждали его где, если выходили на дорогу в нетерпении, источали зрение свое по окрестностям, то никогда не появлялся он там. Стоило же людям забыть о нем, стоило перестать в него верить настолько, что смеялись уже над стариками, уверявшими, что видали они всадника того, так вдруг проносился он откуда ни возьмись прямо по воскресному базару, только поспевали торговцы лукавые отпрянуть с дороги, только крылами летела черная ли бурка, белые ли одежды развевались вкруг него, только стучали по булыжнику копыта, или утопали они в желтой пыли дорожной, а то лишь кто-то один из толпы примечал вдруг у самого струящегося горизонта птицею летящего коня со всадником своим, но едва успевал зревший указать на то другим, едва поворачивали они головы свои в неверии, едва обращали взоры к холмам далеким, как не было там уже ничего, кроме сухого ковыля да ветра знойного. И принимались тогда стыдить узревшего, а кто в усердии своем и за каменья уже брался, как гром небес покрывал вдруг гомон человечий, и притихала толпа смиренно в пристыжении своем, а зревший один стоял с улыбкою под сверкающими струями.

Так мчался по весям неутомимый всадник, и не всегда он мог знать наперед, куда направит коня своего, потому как были они с дождем заедино и чутки к помыслам друг дружки, и не могло быть меж них посему ничего потаенного. Как всадник вел за собою дождь, так об тот же миг и дождь стремил всадника в нужном им обоим направлении. И принимала земля влагу, укреплялись люди в мыслях своих, и был день, и была ночь, и все шло своим чередом.

Минск, сентябрь 2001

стр. 53


--------------------------------------------------------------------------------

 

стр. 54


--------------------------------------------------------------------------------

 

стр. 55


--------------------------------------------------------------------------------

ЦИКЛОН

...Циклон медленно кружил на месте. Что-то не позволяло ему двинуться дальше. Повинуясь, циклон выжидал. По периферии теплые влажные массы проливались то и дело кратковременным дождем, в центре же было без осадков. Стояли тихие дни ранней осени, иногда сквозь пелену облаков просвечивало матовым диском солнце.

...Она менялась. Той же нежностью светились ее глаза, и горячи были объятия, так же пробегала волна по ее телу, когда он целовал заветные места, с той же готовностью отдавалось оно его ласкам и с той же радостью дарило ласки ему, так же вырывались из первобытных ее глубин сладкие стоны, сама она, каждым своим движением, каждым взглядом, посапыванием во сне, легким дыханием у плеча, даже вынужденным своим отсутствием, словом, всей своею сущностью, источала любовь. Любовью до насыщения был пропитан воздух ее комнат так, что многочисленные растения на полу и подоконниках не нуждались более в поливе - требуемую влагу они брали прямо из сочащегося пространства. С любовью к нему она просыпалась, с нею проходили ее дни, с нею она засыпала, и ею были полны сны. Но она менялась. Что именно менялось, Сергеев сказать не мог, не мог он этого и чувствовать, но знал, что нечто новое исподволь становится между ними. Не ведом был коварный источник знания, но оно подступило уже к сердцу, и было сердцем принято. Свершилось то помимо воли Сергеева, но факт обойти уже было невозможно. Единственное, о чем Сергеев догадывался - что источник этого знания был все-таки в ней, в ней - ни о чем не подозревающей и ничего не осознающей.

Что было делать Сергеев не знал. Он метался меж противоречивыми исходами, то один путь вел его, то потом бросался он назад и искал другую тропинку. Он все-таки любил ее. И потому не хотел ничего предпринимать, когда любовь ее уходила. Так думала часть его. Другая же часть предательски теребила память, и крутила свое кино, где одна единственная была героиня - она, которую просто невозможно было представить не рядом, не с ним, Сергеевым, а с кем-то чужим... День ото дня терзался Сергеев. Решения не было. Прежними были их дни и их ночи. Только все всматривался он в глаза ее, но ничего кроме любви безмерной не мог разглядеть. Не было ответа. Или, подумал как-то Сергеев, это и есть единственное решение?..

...Вечерние улицы вели их к вокзалу. Сергеев уезжал. Никогда прежде не был так тяжел для него свой собственный отъезд. Ноги не несли. Она изредка о чем-то спрашивала. Он отвечал, сам задавал вопросы, что-то говорил. Но думал о своем. Было немноголюдно. Ее рука была в его, потом ...выскользнула - легко, как бы невзначай. Сергеев не противился. Он ждал. ...Через некоторое время она шла уже на несколько шагов впереди Сергеева - тот не стал ее догонять, когда заметил, что постепенно отстает. Он по-прежнему ждал. ...Она шла той, только ей присущей походкой, которой не было ни у кого в целом мире, и на которую не мог без волнения смотреть Сергеев, но шла она уже без него. Разрыв все увеличивался. Раз она повернула чуть голову, убедившись, что он таки идет следом, но шага не сбавила... "Вот и все". "Да, все..." - серым шершавым булыжником по траве соскользнуло с откоса сердце и ухнуло в темный холод реки под обрывом... ...Так прошли они квартал. Уравнял их светофор. На той стороне горел огнями вокзал, куда они вошли рука об руку, но уже, как молчало Сергееву с илистого дна закаменевшее его сердце, не вместе. ...Как и прежде, целовала она его перед вагоном, и влажны были ее глаза, так же льнула она украдкой к Сергееву всем телом, но для него все уже было решено. Все уже свершилось. ...Отозвался чуткий ветер, порывы его усиливались.

...Вагон вздрагивал от близких раскатов грома. Поезд стоял. За окном в свете вокзальных прожекторов была сплошная стена воды. Сергеев не спал. Он никак не мог согреться. Впереди было еще полночи. ...Дома, за завтраком, Сергеев включил новости. Когда дошла очередь до сводки погоды, теледиктор, производя магические пассы над метеокартой, сообщал о непредвиденных переменах: малоподвижный и не насыщенный влагой циклон, который по всему должен был находиться над северо-западными территориями еще с неделю, накануне вечером вдруг двинулся на восток, разразившись по пути небывалыми ливнями и грозами. Сергеев не удивился.

Минск, сентябрь 2001

стр. 56


--------------------------------------------------------------------------------

ЛЕС

...Она открыла глаза и поняла, что задремала. Автобус мерно гудел и покачивался на редких поворотах. Обгонять на пустой дороге было некого. Многие из пассажиров тоже дремали. Она глянула в окно. Была та пора сумерек, когда о зелени листвы оставалось лишь догадываться, синеву же неба в закатной его части глаз еще различал. Ей было грустно и неспокойно. Расставание с матерью вышло каким-то скомканным. Опять осталось много недосказанного. Опять будут звонки, обоюдные слезы. Она вздохнула. За окном пронеслись поля со скирдами, и как то сразу по обеим сторонам дороги встал темный лес. Может, при свете дня он был бы и повеселее, но сейчас казался совсем мрачным. Смотреть было решительно не на что, тем более, что она больше любила пространства открытые - поля, холмы с редкими рощами...

...Автобус снизил скорость, мотор изменил тон, и, видимо от этого, он проснулся. За окном были сумерки, по обеим сторонам дороги угадывался темный высокий лес. Дорогу он любил. Любая поездка была в радость. Особенно, как теперь, когда ехать приходилось в совсем незнакомое место. Он пожалел, что лес не давал ничего разглядеть. Стояла ранняя осень, когда было еще тепло, но воздух уже свежел к ночи, становился совсем прозрачным, и все стихало. Хорошо в такое время, вдруг подумалось ему, выйти на косогор... ...чтобы внизу, далеко-далеко, подумала она, была деревня или поселок, откуда доносились бы разные звуки: кто-то кого-то звал, лаяли бы собаки, тянуло б дымком... ...а ты стоишь недвижим, продолжал он, и звуки толкаются в тебя, какие обтекают, какие проникают внутрь с твоим дыханием, и так - пока сам не растворишься в этих звуках и в этом воздухе, потом разомнешь затекшие ноги... ...и, оскальзываясь на влажной траве, вторила она, спустишься с косогора, минуя пахнувший грибами березнячок... ...или говорливый даже в такую тишь молодой осинник, продолжал он, и подойдешь к яблоневому саду, где в уже совсем мокрой траве хорошо бы найти парочку тяжелых антоновок... ...обязательно с потемневшими от удара боками, не удержалась она, в ударенном месте яблоко особенно вкусно... ...иногда эти ударенные места почти не темнеют, а становятся прозрачными, налитыми, может, это зависит и от сорта яблок, заключил он... ...в любом случае, не унималась она, в таком месте яблоко будет обязательно чуть слаще, особенно, если не первый день как упало... Автобус сильно тряхнуло, видимо, водитель просмотрел какую-то неровность дороги, и это прервало цепь ее воображаемых картинок. Она прокрутила их еще раз, с самого начала - с косогора, и ей стало совсем хорошо, даже грусть расставания с матерью куда-то отодвинулась.

...Ей показалось, что на нее кто-то смотрит, или кто-то, кого она должна знать и чувствовать очень хорошо, находится здесь, совсем рядом, в этом автобусе. Она повернулась и оглядела салон. Знакомых никого не было, и не было никого, кто показался бы ей приметным. Многие дремали. Какой-то человек за несколько рядов от нее поднял глаза в ответ на ее взгляд, но тут же, не зацепившись, отвернулся. Она поерзала, устраиваясь поудобнее, благо, сиденье рядом оставалось незанятым с самого начала поездки. Странное чувство близости с кем-то неизвестным оставляло ее. Лес кончился. Снова пошли поля. Совсем стемнело. Она опять задремала... ...Цепь его фантазий прервалась - помешала молодая женщина, что сидела на первых рядах. Она вдруг обернулась, осматривая салон, словно пытаясь найти кого-то, и встретилась взглядом с ним. Его это почему-то смутило, и он тут же убрал глаза...

...Гул мотора стих вдали. Лес молчал. Тихо было и все вокруг. А где-то, еще совсем далеко, за невидимыми поворотами уже катил сюда другой автобус. Лес ждал.

Минск, сентябрь 2005

ДЕКАБРЬ

...Сквозь заиндевевшее окно в комнату исподволь вползали сумерки. Они лежали, не зажигая света. Подевались куда-то все звуки, и больше нигде ничего не происходило. Были только они двое... И продолжалось так вечность, пока лопнувшей струною не разлилось по комнате предчувствие чего-то непоправимого и безвозвратного. ...Холодным тупым ножом боль уткнулась в его

стр. 57


--------------------------------------------------------------------------------

 

сердце, да так и замерла под ним, подрагивая в такт биениям теплеющим лезвием, потом, сахаром в стакане чая, разошлась под лопаткой и добралась до левого локтя. Он приподнял голову, прислушался: она по-прежнему безмятежно спала у него на плече... Скоро боль уже приступала не только изнутри - пропитав весь воздух в комнате, она проникала в его тело и с каждым вздохом, отчего дышать он старался в полсилы. Во рту пересохло. Он осторожно высвободил руку, она лишь вздрогнула и прошептала что-то совсем по-детски, как маленькая девочка, когда ранним утром зовет уже игривое солнце, но так сладок еще последний сон. Предметы в комнате были еле различимы. На ощупь он дотянулся до пластиковой бутылки, что обычно стояла рядом с кроватью, но воды там оказалось еле-еле на донышке...

...Он все лежал в ватной тишине, задыхаясь и от боли, и от недостатка воздуха. Рядом спала она. И когда уже почти перестал он ощущать ее дыхание, словно опомнившись, стал возвращаться, вытесняя и замещая боль собою, внешний мир: сначала проявился тиканьем будильник, где, задрав хобот, трубил белый слон, потом, гудя и взвывая мотором, дал о себе знать лифт, а там, стуком клюшек, криками с катка и гулом троллейбусов, вплыл двор с окрестными улицами. Он выждал немного, потом, стараясь не разбудить ее, встал и подошел к окну. Там, под близкими уличными фонарями, в полном безветрии, опускался с зияющих черных высей снег, унося из комнаты и из его тела остатки боли и гнетущего предчувствия, пока и то, и другое не потонуло окончательно в голубых сугробах. ...Она проснулась, подошла неслышно и, прильнув всем телом, обняла сзади. На ее плече еще оставались отпечатавшиеся складки простыни. ...Стояла середина декабря, скоро был Новый год.

Минск-Варшава-Минск, июль-сентябрь 2001

стр. 58


--------------------------------------------------------------------------------

 

ЖЕЛАНИЕ

...Он сходил с ума. То было ясно, как божий день. Вероятно, это уже заметили и другие. Ему было все равно. Единственное, о чем он мог думать, была она. Расстояния, их разделявшие, не имели никакого значения - она была с ним постоянно: наяву и во сне, с ней он разговаривал, советовался, ссорился, потакал ее прихотям, ублажал, рассказывал свои новые истории, обедал с нею, гладил ее платья, заваривал ей чай, укладывал спать, целовал ее и ласкал, словом, все было бы хорошо, если бы сопротивлявшийся разум не нашептывал исподтишка: "Опомнись, это все - мираж, это - ненастоящее, она далеко, ее нет здесь, и сейчас она не с тобою, и ты не знаешь, что, на самом деле, делает она, с кем она, кто ласкает ее, кто обнимает, в чьих руках она стонет, кто сейчас мнет вместе с нею ее простыни, для кого дрожат ее ресницы, кому она шепчет бессвязно в исступлении, кому достается ее последний сладкий стон и трепетная дрожь горячего тела, на кого смотрят потом ее влажные потемневшие глаза и кто смеет иссушать те извилистые соленые ручейки, чьи русла теряются у ее висков - в завитушках каштановых волос, где пульсируют две голубые жилки... Ты думаешь она привязана к тебе? Верна? Глупец! Да посмотри, сколько у нее знакомых, друзей, ее бывших, наконец! Сколько их окружают ее постоянно. И ведь ей это нравится! Ты же сам видел. Забыл? Забыл, что она всегда предпочитает проводить время в разудалых компаниях, забыл, как она позволяет себя обнимать, ты еще помнишь, как она целовалась со всеми на прощание, как каждый из них обнимал ее за талию и привлекал к себе, а ее гибкое тело было податливым и принимало чужие ласки прямо у тебя на глазах? Ты помнишь, как потом после всех она посмела подойти к тебе, как смела думать, что ты ответишь на ее поцелуи, как приближала свое разгоряченное другими тело? Что чувствовал ты тогда? Почему же после ее отъезда ты все забыл? Или не забыл? Приди в себя... Еще не поздно. Не все еще потеряно. Еще можно поправить дела. Твои друзья еще ждут и надеются. Забудь ее. Она - не твоя и никогда твоею не будет. Она всегда обречена быть ничьей и всех. И ты никогда этого не изменишь. Тебе не под силу. Такова ее

стр. 59


--------------------------------------------------------------------------------

 

природа. Она совершенно утвердилась в своих представлениях и пристрастиях, и ты там - лишь один из многих. Разве ты с этим согласишься? Тебе разве этого надо?..." Сергеев слушал эти увещевания и уже в который раз находил их справедливыми. Так ведь оно и было. Он сам неоднократно говорил себе подобное. "Ну да, он прав. Он никогда еще не подводил меня. Он ведь желает мне только добра", - убеждал себя Сергеев. "Ну что я делаю, право. Хватит. Довольно... Пора собраться и - за дела. Действительно, она совсем не та. И никогда не будет той. И пусть. Пусть она будет и с тем, и с этим, и с другим, и еще с другим. Да, я этого хочу. Пусть сегодня тот, кто гостит у нее или тот, кому доведется провожать ее из очередного бара, будет с нею. Пусть будет так. Это мое последнее желание. Да, господа судьи, я этого хочу. Подсудимый всегда имеет право на последнее желание. Нельзя отказывать в последнем. Это ведь - все, что осталось, что еще удерживает здесь. Нельзя ведь так, господа судьи. Нужно быть милосердными". ...Сергеев оторвался от листа бумаги. Хотелось пить. Он прошел в кухню, зажег свет и поставил чайник. Вернувшись в кабинет, он еще раз просмотрел написанное, сделал первые правки. Чайник закипал. Вошедши в кухню снова, Сергеев увидал, что на ней его любимый халатик (ну как она всегда может точно знать, чего он хочет?). Она сидела за столом и смотрела в непроницаемое зазеркалье окна и на появившегося там Сергеева. На столе стояли две чашки. Не оборачиваясь, она тихо запела. Впервые Сергеев слышал, как она поет. Песня была грустная, протяжная. Она обернулась - глаза полны слез. Чайник все кипел, пар расходился по кухне... ...Заваренный чай уже остывал, Сергеев стоял на коленях и целовал ее руки. Она плакала и все старалась отвернуться, чтобы не видел он ее слез, те текли по щекам, смахнуть она их не могла, и горячие капли то и дело обжигали Сергеева. "Подожди, - сказал он. - Смотри, что я сегодня написал, я сейчас". Он побежал в кабинет за свежей историей, ведь она всегда так любила их слушать...

Минск, сентябрь 2001

стр. 60


--------------------------------------------------------------------------------

СКАЗКА ДЛЯ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ

Ж. К.

...Жила-была девочка - маленькая, совсем как ты. Жизнь ее была чудесна и увлекательна. Каждое утро она встречала распахнутыми глазами, и утро радостно отвечало ей тем же. Каждый новый день ее был безмятежен покоем и волнителен открытиями. Был у нее уже и свой мир - маленький и понятный, совсем как твой. В том мире шелестели листами зеленые кусты, звенел летним днем луг, пылью клубилась дорога на пригорок, утром в том мире пели птицы, а вечером ее уютно укрывало мягкое одеяло, совсем как тебя. Знала она уже и о мире большом, еще непонятном и потому чуть-чуть пугающем. Но из того большого мира, с его бездонного неба ей всегда тихо светили звезды, и девочке от того становилось совсем нестрашно, а даже наоборот - тепло и покойно, совсем как тебе.

...Она еще не знала, что такое будущее. Все время ее было настоящим. Не было даже прошлого. И ей казалось, что так тепло и радостно будет всегда. Случались, конечно, и у нее горькие несчастья, совсем как у тебя. Но когда высыхали близкие слезы, несчастья те тоже куда-то улетучивались, и оставалось только что вздохнуть да перевести дух, совсем как делаешь ты. Она лишь знала, что когда-то вырастет и станет совсем большой, вот только время это приближалось как-то уж слишком медленно. Время тянулось, как загустевший коричневый мед, что появлялся в ее доме летом и не заканчивался потом до самой весны. Она уже устала ждать, потом вовсе забыла об этом думать, а в один прекрасный день, как в любимой сказке про принцессу, вдруг почувствовала себя взрослой, совсем как ты.

...Она действительно стала взрослой. Теперь весь большой мир, прежде далекий и неизвестный, стал ее. Перед нею открылось будущее, и она осознала прошлое, совсем как ты. Этот большой мир ждал ее и звал, и она была к тому готова, совсем как ты. И было все. Было много радости, и было достаточно горя - горя, которое не уходило с высохшими слезами, а оставалось навсегда. Теперь ей было уже известно, что такое "навсегда" - по-другому, не так как в детстве. И случилось у нее однажды такое горе, совсем как у тебя, что она даже перестала видеть звезды на своем бездонном небе. Не слышала она ветра, и несолеными стали слезы. И когда совсем, совсем-совсем показалось ей, что одна она в этом мире, покинутая и никому не нужная, даже себе самой, именно в тот же самый миг пришла уверенность в обратном - в том, что она, конечно же, знала всегда, просто на время позабыла, совсем как ты. Снова вернулись звезды и вернулся весь мир. И мир был ею, и она была миром. Снова, как в уже далеком-далеком детстве, она знала, что звезды будут с нею всегда, что всегда их свет будет достигать ее, а свет ее глаз всегда будет принят звездами, и будет тот свет единым. И будет так всегда. Во веки веков. Совсем как ты.

 

Минск, март 2005

стр. 61


--------------------------------------------------------------------------------

МАЙ

...Дождь собрался неожиданно. Первые редкие капли их не задевали, а только темными пятнами беззвучно расплывались на нагретом за день сером асфальте. Воздух посвежел, запахло прибитой пылью. Еще некоторое время дождь обнаруживал себя лишь исподволь: пятнистым асфальтом, ускоренным передвижением прохожих, нарастающим напряжением в атмосфере и затаившимся в сумерках ветром. Когда же и закатная часть неба сокрылась за клубами туч, а на смену небу зажглись уличные фонари, от которых дождю было уже никак не укрыться, чуть помедлив, тот обрушился сплошной стеною.

...Под нависающим козырьком крыши, куда успели они нырнуть, больше никого не было. Опустела и улица, лишь в веерах брызг проносились в обе стороны машины. Странным образом стало еще теплее. Они молчали. Говорить не хотелось. Было время дождя. ...Сергеев закурил. Он смотрел на нее, внимавшую дождю, на ее плечи, на мокрые пряди волос... Капли, что успели попасть на ее лицо, теперь, под светом фонарей, блестели - как на миг показалось Сергееву - слезами. Едва возникавшее было наваждение тут же рассыпалось от нервного клаксона какого-то грузовика, и еще через миг Сергеев о нем забыл. Она же, будто что-то услышав, обернулась, но Сергеев молчал. Не дождавшись ответа и почему-то смущенно улыбнувшись, она отвернулась и смахнула капли с лица - именно так, как смахивают слезы... "Когда твой поезд?", - погодя, спросила она. "В двадцать три ноль семь. У нас есть еще время".

...Шел дождь, было самое начало мая.

Минск, ноябрь 2001

ОБЛАКО

..."Ты ошибся...", - хмурилась Сергееву река; "Ты ошибся...", - гудели ветром провода; "Она - не та...", - влажным песком под ноги стелилась нахоженная тропинка; "Не та, не та...", - вторили ей красные листья в траве; "Не та-не та, не та-не та...", - простучал на переезде поезд; "...Ты... ...ошибся...", - шептали октябрьские сумерки; "Ошибся-ошибся...", - засветился окнами поселок, и то же подтвердили складские собаки; "Ты - ошибся...", - выдохнул ветер и разом очистил все небо; "Ты ошибся, ошибся, ошибся...", - горохом из мешка загалдели звезды; ...но только молчало белое облако, и молчание его перевешивало все. И уверился Сергеев в своем намерении.

Облако плыло наискосок - через весь небосвод - странное своею различимой в темноте белизною. Было видно и то, что сил у него оставалось немного. Так и вышло: едва приблизившись к противоположной стороне, оно растаяло. Облако растаяло, но уверенность с Сергеевым осталась...

Минск, октябрь 2001

стр. 62


--------------------------------------------------------------------------------

ТОМАТНЫЙ СОК

М. П.

...Бурное и стремительное развитие их романа озадачивало и немногочисленное в своей осведомленности окружение Сергеева, и такой же узкий посвященный круг ее друзей и коллег. Лишь они оба - и она, и Сергеев - не искали никаких объяснений и причин. Будучи по природе людьми слишком разными и разделенные, к тому же, немалым количеством лет, они все-таки были рождены под одним знаком, и, видимо, сами звезды нашептали им что-то общее. А потому и он, и она, оба желавшие и верившие в возможность и необходимость того самого - единственного и на всю жизнь выбора - не признавались себе в том, что оба чувствовали наверняка - что скоро все, так трепетно существовавшее меж них, должно закончиться. Может быть именно потому нет-нет, да и заволакивало туманом милые Сергееву омуты ее серых глаз, в которые он в такие минуты не в силах был смотреть...

...Ни Сергеев, ни она своих отношений не афишировали, поэтому не все из очередной загульной компании бывали в курсе, кем они друг другу приходятся, и это Сергееву поначалу нравилось, как нравилось и ей. Но с некоторых пор Сергеев затосковал. То ли потому, что кружились вокруг осенние листья, то ли далекие голоса невидимых в сумеречном небе отлетающих птиц были тому причиною, а может во всем виноваты были печальные изгибы широкой реки, на которой стоял ее город, и куда Сергеев приезжал все чаще, но стало ему недоставать ясной для всех обозначенности и заявленности их отношений. А потому, когда она, принимая ухаживания очередного ни о чем не подозревающего кавалера на вечер, глядела украдкой на Сергеева, сидевшего по обыкновению от нее поодаль, был для него взгляд тот полон уже не столько прежнею любовью, а все больше - лукавством, что сладкою занозой входило в его сердце. Ей Сергеев ничего не говорил и ничем, как ему по крайней мере казалось, не выдавал своих терзаний.

...В ту пятницу они не сразу нашли подходящий ресторан со свободными местами. Компания их оказалась не велика, и они поместились за небольшим круглым столом, где все были в близкой досягаемости друг друга. Томатный сок заказал только Сергеев - тот удачнее всего подходил к выбранной им баранине по-турецки с его регулярной водкой. ...Все были довольны своим выбором и ели со вкусом. Сумбурный разговор перескакивал с одной темы на другую, Сергеев больше отмалчивался. ...Она все не могла утолить невесть откуда взявшуюся жажду. Воду долго не несли. Она протянула руку и, уже взявши стакан Сергеева, и только тогда мимолетно спросив "Хорош ли у тебя сок?", не дожидаясь ответа, тут же сделала несколько глотков. Все вышло настолько непроизвольно, как только может быть меж двумя очень близкими людьми. Для Сергеева это случилось так неожиданно, что он нашелся что-то ответить, только лишь, когда она уже вернула стакан на место. Ему казалось, все заметили и поняли значение ее жеста. Сергеев смутился еще больше - и от своей нерасторопности, и от откровенности и желанности произошедшего...

...Тот вечер так и остался с Сергеевым на всю его долгую жизнь, даже после того, как она с такой же милой легкостью отпивала уже совсем не из его стаканов.

Варшава-Минск, сентябрь 2001-ноябрь 2002

стр. 63


--------------------------------------------------------------------------------

УЛЫБКА

...И снова была дорога, снова качался вагон, перестукивали колеса, словом, все было, как и много раз прежде, и это опять означало, что совсем скоро он увидит ее - ту, без которой жизнь его была бы никак невозможна. Но вместо радости близкой встречи, вместо предвкушения ее со всепроникающей сладкой дрожью - так немилосердно длинна была их разлука - вместо того холодной каменюгой легла на сердце тоска неизъяснимая, взявшаяся неведомо откуда и из-за чего.

...Он спросил перед сном чаю. Принесли. Пока остывал обжигающий напиток, пошли чередою, как в кинематографе, их дни в его прежний приезд. Краски в сменяющих друг друга картинках были ярки до необычайности, звуки выпуклы и отчетливы, а все движения чуть замедленны и, вроде как, намеренно точно выверены. Чувствовал себя Сергеев режиссером, просматривающим готовый к монтажу отснятый материал. ...Крутилось кино, стыл забытый чай, горкой громоздился в вазочке белый рафинад. Когда дошло до последних кадров, и она снова оборачивалась своею улыбкой вослед отходящему поезду, Сергееву в приоткрытом, с отдернутой занавеской, окне, он вдруг осознал, что была та улыбка... ...прощанием - прощанием, пусть и не осознанным ею самою в ту минуту, но затаенным уже в уголках ее по-прежнему сияющих любовью серых глаз. И увидел Сергеев, что не равны силы, и не хватит всей безмерной любви ее, чтоб устоять пред тем недобрым, что пустило уже корни в милых глазах. Заключительными титрами протянуло по сердцу невнятным сквознячком, и ...захлопнулась скрипучая дверь - то донеслись до Сергеева запоздавшие: и последнее ее отчаяние, и сладостная готовность к сдаче на снисходительную милость неведомого до поры победителя. Кино закончилось. Снова стучали на стыках колеса, дрожал в промозглой ночи спальный вагон. Пусто и одиноко стало в мире. Дрогнуло прощально-желтое пламя, и погасла свеча. И не видать больше ничего. И хоть летели вперед накатанные рельсы, не было уже Сергееву дороги к ней, единственной, как и не было дороги обратной: и не сожжены мосты, но оборваны трепетные ниточки, потому как опять-таки была она для Сергеева одной единственной из всех, и было ей то ведомо с самого начала, пусть и не говорил того Сергеев вслух никогда.

В этот раз он не упреждал ее о приезде, так что ждать она не могла (собственно, она не ждала уже и по другим причинам - с холодной ясностью отметил Сергеев). В кармане пальто нащупал он ключик верный, что отопрет для него заветную дверь - туда, где не будет уже никаких мучений, истерзавших в клочья его враз смертельно уставшее сердце. Холодная рукоять сразу удачно легла в руку (хороший знак - почти обрадовался Сергеев), матово отсвечивала под лампой вороненая сталь. Сергеев разблокировал дверь купе, чтобы утром по прибытии ее можно было без лишних проблем отпереть снаружи, с трудом открыл тугое окно. Влажный ночной воздух ворвался в купе, отбросив и прижав к стене развевающуюся занавеску. Пахло близким лесом, грибами, еловой хвоей. Только-только зачинался октябрь. Сергеев улыбнулся чему-то безотчетному, последнему... ...И даже потом, когда утром, перед самым прибытием, обеспокоенная проводница, так и не дождавшись ответа на свои неоднократные стуки, отперла дверь купе, улыбка та все оставалась на его лице.

Варшава-Минск, сентябрь 2001


Новые статьи на library.by:
САМИЗДАТ: ПРОЗА:
Комментируем публикацию: СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА...

© Игорь Савченко () Источник: Беларусь в мире, 2005-12-31

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

САМИЗДАТ: ПРОЗА НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.