Герой рубрики "Встречи для вас" — Олег Мошников. Известный в Карелии и за ее пределами человек, в котором одновременно сочетаются три столь разные ипостаси. Подполковник внутренней службы, в прошлом начальник отдела пропаганды Главного управления МЧС России по Республике Карелия, Олег Мошников успешно тушит пожары, пишет стихи и прозу, играет в театре. Сегодня мы представляем на суд читателей несколько его рассказов.

Кель кардешим

"Кель кардешим е ичь куль ойна!" — надрывался до хрипоты допотопный кассетный магнитофончик. Перед ним на скользком, покрытом рыбьей слизью и чешуйками полу, местами выложенном картоном, танцевал Закир — поджарый, среднего роста мужчина. Черты его лица, плавность движений и внутренняя сосредоточенность на тексте и музыке гремящей на всю подсобку песни — выдавали в нем восточного человека. Закир-джан — узбек. И родился он в городе Андижане. Но как многие его соплеменники, старался заработать на жизнь далеко от родного Узбекистана.

Продвигаясь все дальше на Север, оказался Закир в Карелии. И рядом с ним, перед хрипящим магнитофоном оказался — я. Я сидел на стуле и хлопал в ладоши. Хлоп — музыке. Хлоп — танцу. Хлоп — скорому окончанию тяжелого 12-часового рабочего дня. Но больше всего я хлопал самой песне. В первый раз я услышал ее в городе Капчагай, где в 200 км от Алма-Аты дислоцировалась наша десантная бригада. Песня была записана на пластинку, которую с утра до ночи крутили в расположении мои сослуживцы узбеки, казахи, киргизы. И я даже танцевал в их гогочущем кругу, неумело пародируя восточный танец. Я запомнил слова этой старой узбекской песни. Вольной. Озорной. Чуждой армейской казарме, дедовщине, несправедливости. Звучащей наперекор всему. Зовущей веселиться и плясать в самые сложные моменты жизни. Вдалеке от дома… И вот теперь я услышал ее в подсобке рыбного магазина. Где мы оказались. Я — чтобы немного подработать перед новогодними праздниками. Но больше — для себя. Что могу — и писать стихи, и носить рыбу. Закир — для того чтобы прокормить семью. Ему уже за пятьдесят. Из них двадцать он мотается по России. За многие тысячи километров от Андижана. "Кель кардешим...". Музыка остановилась...

"Одевайся, пойдем в "Притон" — Закир уже накинул черную искусственную шубу и шагнул в морозно-облачный проем двери. Я поспешил следом. "Притон" — это "Тритон". Установленный на дворе магазина холодильник. В него мы ходим за мороженой рыбой. Ходим постоянно. Заполняем и разгружаем "Притон" согласно покупательского спроса. То и дело, пыхтя сигареткой, забежит продавщица: "Ряпушка кончается… Трески маловато… Палтус завезли?" Закир работает грузчиком в этом магазине уже восемь лет. Знает и умеет многое. Но называет окружающие его предметы, продавщиц, начальство по-своему. Благодаря узбекскому акценту, его русский бывает более точным по сути, чем по произношению. Закир немногословен. Он молча передает мне пласт мороженного морского окуня. Я тут же прокалываю руку колючим краем. Но ношу, ношу. Беру штабель неподъемной зубатки. Падаю. Больно ушибаю колено и руку. Встаю. Иду. Прогибаюсь под коробом толстой радужной форели. И радуюсь, радуюсь каждой передышке, когда можно тупо посидеть на диване в коридорчике перед помещением дворника. Пустота в голове. Пустота в душе. И ни одной стоящей строчки. Ни одной запоминающейся мысли. Сплошной челночный бег...

Однажды, на заре нового предновогоднего трудового дня, насыпав в лотки льда, разложив рыбу в торговом зале, я приземлился на вожделенный диван и, невольно, за приоткрытой дверью услышал голоса. В дворницкой беседовали двое мужчин. Судя по лопате у входа и нетронутому во дворе снегу — один из них был дворник. Худощавый, нервный мужчина с бледными и тонкими чертами лица. Другого собеседника я не знал. По всей видимости, сидели они еще с вечера. И не с одной бутылкой. А утром продолжили начатый разговор. Громкие и сумбурные речи двух долго пьющих людей прервал неожиданно трезво прозвучавший монолог хлебосольного хозяина: "Бунин — вот это да! И строка, и мысль! Пушкин и Лермонтов — хороши. Но просты. Им не хватает Бунинской глубины, ощущения тайны. Вот послушай..."

Но послушать стихотворения мне так и не удалось. Интеллигентный грузчик не попросит интеллигентного дворника повторить великолепные Бунинские строфы. Лишь понимающе потупит глаза. Закир-джан уже надел шубу и шел разгружать машину форели. Нас ждал "Притон". Товар ждали продавцы. Рыбу — покупатели. Выручку — владелец магазина. А я ждал, когда подойдет к концу рабочий день и Закир, отложив нож для чистки рыбы, включит свой магнитофон. И — пропахшее рыбьими кишками, продутое сквозняками помещение наполнит восточная музыка. Наплывут на Закир-джана воспоминания о далекой родине. Вскинутся брови. Изогнутся перед взорами невидимых близких и родных людей — руки. Закир танцует, забыв о скользких рыбных лотках и криках "Чистка!". О монотонном неблагодарном труде. После которого хочется только спать. Не думая о завтрашнем дне, рыбе, "Притоне", криках склочных товарок, ушибов и душевной боли — спать… А пока мы хлопаем в ладоши и танцуем, и наши ботинки чавкают в промокшем под ногами картоне: "Кель кардешим е ичь куль ойна!" — "Бай веселится и танцует — и ты веселись и танцуй!"

Вертихвостка

Уф! Еле дошел. Мороз под тридцать. Да и годы не те, чтоб через весь город на Петушки за водой ключевой ездить. Хорошо, санки помогают, как лошадка хорошая, сами к водопою катятся. Народ у колодца толпится, на праздники новогодние впрок запасается. Я в очередь пристроился. Вокруг — красотища! Ели столетние стоят снегом облепленные, снежная пыль на солнце, как косынка газовая, на ветерке шалом огнями самоцветными вспыхивает! Синичка на сруб колодезный вспорхнула. Клювиком водит, хвостиком крутит. Сыпанул ей семечек из кармана. Клюй, вертихвостка! Покатились, запрыгали по снегу утоптанному юркие желтые шарики.

А тут и моя очередь подошла. Я канистру и бутылки по ранжиру расставил, крутанул ворот, ведро в окошко ледяное опустил. Эка надышал, Морозушко, а аккурат только ведро и входит! Тут из ельника, по еле приметной тропке, девица выпорхнула. Смуглоты южной. В фуфайке на вырост. В короткой юбке и валенках на босу ногу. У меня от того вида мороз по коже. А ей ничего, бедрами вертит и мне ведром пластмассовым в бок тыкает: "Дяденька, дай, — говорит, — воды зачерпнуть местным, без очереди…" "Что? — я шапку заиндевевшую со лба сдвинул. — Это ты-то местная? С какого двора будешь? Я тут всех знаю. У Сапожниковых угол снимаешь? То-то и видно, полгода как с теплых краев прилетела, а, поди ж ты, — местная! Это я, Тойво Мартискайнен, местный, глухарь неперелетный. Птица лесная, оседлая. Потому и уважение к себе еще имею! За то и в Сибирь в 40-м году сослан был. И опять вернулся, чтобы путь трудовой здесь завершить! Финно-угорский мир словом и делом своим поддержать!" Девушки сквозь загар природный бледнеть начала: "Вы, — шипит, — угры-бугры офигенные, по часу воду набираете! Петушки морозите!" "А ты че за всех петушковских жителей отвечаешь? Они все свой черед ждут, а не прут в наглую! Что, зябко? Если тепло, девонька, любишь, зимой без порток ходить нечего! Не Гагры!" А девица и впрямь замерзла. Дрожит. С ноги на ногу переминается. Я бутылочки свои многочисленные наполнил, не спеша, пробочки закручиваю. Народ сжалился, красавицу вертлявую вперед пропустил. Ну, своя воля. Я норов глухариный неуступчивый показал, пущай сами разбираются… Вдруг спину мою холодом диким окатило: "Ах, ты…!!!" Эта краля воспользовалась моим стариковским полусогнутым положением, ведро полнехонькое под полушубок оттопыренный ухнула! Пока я на наледи коварной егозил, девицы и след простыл. Только заверть снежная тропки неприметные порошила. Народ негодует. Девка-разбойница ведро общественное в колодец упустила. А мне не до того. Мне хозяйство промокшее спасать надо… Иду — голове жарко, ногам холодно. Штаны, как два церковных колокола, друг о друга и санки тяжеленные погромыхивают. Я их потом в угол к батарее поставил, оттаивать. Так с неделю и простояли, пока я бронхи застуженные лечил. Ну, думаю, сам виноват, старый дурак! Почто распетушился, почто мир финно-угорский приплел? Он как грудь остудил… А вертихвостка смазливая, поди, рада-радешенька. Отвадила старика по воду ходить… Да мне с ней за самоваром не сиживать! Отлежусь маленько и пойду к колодцу. А если и поскользнусь на чем — не беда. На свою землю шмякнуться — всегда в радость! Пойду… Вот только семечек в карманы насыплю — синичек побаловать.

Встреча для вас. КВН

Волна безудержного веселья и искрометной находчивости докатилась-таки и до нашего периферийного городка. В Клубе Лесорубов объявление повесили, мол, приглашаем на КВН всех желающих. На ринге две местных знаменитости: команды "Зона радости" и "Запасной выход". Планируется приезд жюри — КВН-щиков из Белоруссии и Москвы сезона 2008-2009 годов.

В фойе демонстрируются аквариумные рыбки. Работает буфет. Колька с Лешкой, забежав за батарейками в ближайший магазин "Все — до лампочки!", объявлением заинтересовались. "А че, — нерешительно сказал Лешка, — говорят, прикольно играют. Пойдем, посмотрим?" "Пойдем", — вздохнул Коля, высыпая из карманов магазинную сдачу. Купили билеты. Попугали глазеющих на людей рыбок. Зашли в буфет. "Глянь, Коль, твоей мелочи еще и на минералку хватит... Во какая вода, крымская! Разлив города Саки…" "Не… Не буду, Леха, я эту муть пить. Я лучше тебя в зале подожду…"

Состязание проходило с переменным успехом: то "Зона" на юмор навалится, то "Выход" шутку ввернет. Но к середине "Домашнего задания" Лешка с Колькой зевать стали. Не с-меш-но! Анекдоты старые. Действие никудышное. Не торкает, не колбасит… Зрители засыпать начинают. На все, происходящее на сцене, как на смерть короля Лира реагируют. Тишина… Слышно, как в животе у Лешки вода крымская бурлит. "Все! — говорит Леха. — Я так больше не могу. Я фанатеть начинаю!" И давай после каждой бестолковой реплики в ладоши хлопать, улюлюкать, кричалки убойные на ходу придумывать. И Коля туда же. В группу поддержки. Свистит. Фанатика изображает. Люди оглядываться стали. Шикать. Плечами пожимать. А одна тетка, впереди, как повернется, как глазами зыркнет: "Перестаньте ржать! Ведь вы же на КВНе!" Но ребята ни в какую: "Даешь "Зону"! "Эй, запасные, покажите этим тугодумам, где здесь выход!"

В общем, выдворили друзей из Клуба через запасные двери — с почетным эскортом клубной охраны и администрации… "Ничего, — пробасил Лешка, отряхивая слегка помятую куртку, — зато время весело провели! Будет что вспомнить о КВНе…"

Улица коммунистов

Есть у пожарных обязанности. Не только по тушению пожара, тренировкам и зачетам. Но и по очистке пожарных гидрантов. Без них по зиме — хана. Без постановки на водоисточник воды в автоцистерне при полной нагрузке — на десять минут. В свое свободное вечернее время ходят пожарные по дворам и дорогам. Крышки обозначенных на фасадах домов колодцев, обледенелые, забытые снегом, закатанные колесами, обколачивают.

Однажды мы с начальником отделения, по гражданке, сели на дежурную "Ниву" и поехали на проверку гидрантов по улице Коммунистов. Подошли к первой крышке. От снега очистили. Стали поднимать. Тяжеленная! Поди, до войны отлитая. Тогда на крышки чугуна не жалели. Кое-как ломиком крышку люка приподняли и, поднатужившись, вдвоем перевернули. Тут бабка — откуда ни возьмись. С сумками полными еле тащится. Увидев нас, ношу свою на снег опустила и давай верещать: "Караул, люди! Помогите! Крышки прут!" И орет, и орет! Хорошо хоть улица воскресная, пустая, темная — никто на ее блажь внимания не обращает. А то ведь волну поднимут — не отмоешься… Тут давеча на дорогах города Петрозаводска крышки сливных колодцев пропадать стали. Их потом на одной из скупок ценного металла нашли. А наш пожарный пропагандист учудил. Выступая по местному телеканалу, рассказал, что лошадь из местного конного клуба в такой вот открытый колодец провалилась "как огурец в банку". Этот его номер даже в тележурнале "Фитиль" показывали. С большим успехом. После чего и ему, и нам по шапке дали. Мол, развели тут цирк с конями! А сами за колодцами не следите — на воров пеняете… Теперь в две смены на очистке гидрантов работаем… Да еще эта бабуся! После того как мы крышку аккуратно на место положили, успокоилась вроде. Но когда мы с ломиками на плечах до следующего колодца дошли и крышку отбивать стали, еще громче заверещала: "Караул, грабят! Крышки воруют! А люди ноги ломают, в люки падают! Милиция!"… Так до конца улицы с нами и шла. Сирена ходячая!

А хорошо бы, действительно, милиции да пропагандисту нашему вот так вот ломиком помахать. По темноте. В свой выходной. В сопровождении бдительной и неугомонной бабуси. Живет же такая на улице Коммунистов!.. Дай ей, Бог, здоровья.