Уильям Мэрбюри против Джеймса Мэдисона (американская история, которая началачсь с заурядного спора а патенте, а законяилась историческим решением о судебном конституционном контроле)

Актуальные публикации по вопросам российского права.

NEW ПРАВО РОССИИ


ПРАВО РОССИИ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПРАВО РОССИИ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Уильям Мэрбюри против Джеймса Мэдисона (американская история, которая началачсь с заурядного спора а патенте, а законяилась историческим решением о судебном конституционном контроле). Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Публикатор:
Опубликовано в библиотеке: 2005-01-13

Уильям Мэрбюри против Джеймса Мэдисона
(американская история, которая началачсь с заурядного спора а патенте, а законяилась историческим решением о судебном конституционном контроле)
Государство и право 1997, № 3. С. 46-48.

Е Мишина,
кандидат юридических наук

В мае 1787 года будущие «отцы-основатели» американской Конституции, собравшиеся в Филадельфии для пересмотра Статей Конфедерации, вряд ли могли предположить, что им суждено создать документ, благодаря которому их имена навсегда останутся в истории. Их стараниями возникла первая в мире федерация, где действовала первая в мире писаная конституция, с которой впоследствии моделировались основные законы целого ряда стран. Конституция Соединенных Штатов Америки уникальна во многих отношениях — в первую очередь потому, что она представляет собой очень маленький, состоящий всего лишь из семи статей документ (этакая законодательная молекула, если сравнивать ее, например, с Конституцией Индии), который действует уже более двухсот лет, будучи дополнена лишь двадцатью семью поправками. Авторы отечественного комментария к американской конституции отмечают, что «в фундамент конституционной системы нового государства «отцы-основатели» положили три основных политико-правовых принципа — разделение властей, федерализм и судебный конституционный надзор» (см.: Мишин А. А., Власихин В. А. Конституция США: политико-правовой комментарий, М., 1985), прямо не сформулированные, но очевидно вытекающие из текста основного закона Соединенных Штатов. Один из этих трех китов американского конституционализма был вызван к жизни благодаря весьма» на первый взгляд заурядному факту: Некто Уильям Мэрбюри с завидным упорством добивался патента на должность мирового судьи и даже обратился для этого в суд.

Дело было так. Шел 1801 год последние недели пребывания у власти президента США Джона Адамса, личности легендарной, видного политика, участника филадельфийского конвента. К концу президентского срока ореол вокруг легендарной личности несколько померк и популярность Адамса резко упала. В стране тем временем разво-рачивадись баталии, участниками которых были представителя двух новорожденных политических партий — федералисты (лидерами которых былп первый президент Соединенных Штатов Джордж Вашингтон и Джон Адаме) и республиканцы, сторонники Томаса Джефферсона, который в 1776 году принимал активное участие в создании основополагающего документа североамериканской революции — Декларации Независимости, а в 1801 году занимал пост вице-президента в администрации Адамса. Большинство в федеральной легислатуре принадлежало федералистам, так что президент и конгресс жили в любви и согласии, что редко случалось впоследствии в американской истории. Несмотря на столь радужное единодушие законодательной в исполнительной ветвей власти, партия федералистов переживала не лучшие времена. Во время президентства Джона Адамса французы не прекращали нападок на администрацию из-за рубежа, а республиканцы критиковали ее дома. «Федепалисты... боялись критики в свой адрес не меньше, чем нападок на новую конституцию, им казалось, что они слышат французский акцент в каждом критическом предложении» (X а р р е л М. Э., Андерсон Б. Равное правосудие на основе закона. Верховный суд в жизни Америки. М., 1995. С. 19). Законодательство того периода не делало чести находящимся у власти федералистам. .Принятые в июне 1798 года Закон о мятеже (Sedition Act) и Закон об иностранцах (Alien Act) носили откровенно репрессивный характер (а второй еще и отдавал ксенофобией). Характеризуя эти нормативные акты, 3. М. Черниловский писал, что на основании Закона о мятеже «всякое лицо, которое пишет, публикует, помогает в том или другом или поощряет к тому, что может быть признанным «фальшивым, скандальным и вредным» для правительства Соединенных Штатов, для палат конгресса, для президента, подлежало судебной ответственности», а на основании Закона об иностранцах «вводилась строгая регистрация иностранцев, в силу которой они обязывались давать о себе сведения, включая порочащие... Закон.. предоставлял президенту право бесконтрольной выдачи приказов о принудительной депортации всех тех иностранцев, в отношении которых было позволительным полагать, что они представляют угрозу для мира и безопасности страны или что «имеются разумные основания» подозревать их в намерении «затевать изменнические и секретные махинации против правительства США» (Черниловский 3. М. От Маршалла до Уоррена. М., 1982. С. 20—21). Только слепой не заметил бы противоречия положений Закона о мятеже с принципами, установленными I поправкой к Конституции США. В Законе об иностранцах выражалась реакция федеральной легислатуры молодой независимой Америки на ужасы якобинской диктатуры и делалась откровенно неудачная попытка обезопасить подобным образом страну от перенимания трагического опыта Франции, результатом которого стали многочисленные нарушения прав граждан и шпиономания. Что совершенно удивительно, Верховный суд не пожелал усмотреть каких-либо противоречий этих актов с федеральиой конституцией, и все было бы хорошо для федералистов, но 17 февраля 1801 года Палата представителей избрала но вого президента — Томаса Джефферсона Большинство в федеральной легислатуре перешло к республиканцам. Было совершенно очевидно, что главный политический оппонент Адамса будет проводить принципиально иной политический курс, поэтому Адаме решил попытаться сохранить за федералистами хотя бы одну из трех ветвей власти — судебную. До инаугурации Джефферсона оставались считанные недели, и в это время уже проигравший президентские выборы, но еще остававшийся в должности Д Адаме обратился к конгрессу с предложением о реорганизации федеральной судебной системы 13 февраля 1801 года был принят Закон об окружных судах (Circuit Courts Ас1), в соответствии с которым было увеличено число окружных судов и, соответственно, появились шестнадцать новых судейских вакансий. Эти должности были распределены между представителями федералистов, и новоиспеченные члены судейского корпуса вошли в историю как «полночные судьи» президента Адамса, в спешке назначенные в течение двух последних недель его пребывания у власти. На основании этого же закона члены Верховного суда освобождались от участия в сессиях окружных судов, а число самих членов Верховного суда было сокращено. Две недели спустя, 27 февраля 1801 года, конгресс принял еще один законодательный акт, Органический Закон округа Колумбия, на основании которого в этом округе создавались сорок две вакансии для мировых судей. Все эти вакансии нужно было в срочном порядке заполнить, что президент Д. Адаме и поспешил сделать, определив 42 кандидата на эти должности 2 марта. Еще остававшийся за федералистами сенат дисциплинированно подтвердил все назначения 3 марта 1801 года, то есть за день по вступления в должность нового президента Т. Джефферсона, и на стол еще находящемуся в должности президенту Адамсу легли бумаги, именуемые соттissions — патенты о назначении на должности новых судей. Те, кому эти патенты предназначались, должны были получить их у государственного секретаря... И тут-то и началась путаница.

Государственным секретарем при президенте Адамсе был знаменитый Джон Маршалл. Именно ему надлежало вручить подписанные президентом патенты новым мировым судьям, в том числе и У. Мэрбюри, и таким образом он также оказался задействован в этой поначалу такой заурядной истории. Несмотря на то, что 4 февраля 1801 года Маршалл стал председателем .Верховного суда США, он продолжал исполнять обязанности государственного секретаря как минимум до 3 марта. Последние патенты о назначении новых мировых судей подписывались президентом Адамсом за считанные часы до истечения срока его полномочий, затем с посыльным доставлялись в государственный департамент к все еще исполняющему обязанности государственного секретаря Маршаллу, чтобы поставить печать, и немедленно вслед за этим отправлялись по назначению. Но случилось так, что четыре патента, которые в спешке забыли разослать, так и остались лежать на столе, подписанные президентом и государственным секретарем и скрепленные большой печатью Соединенных Штатов. На следующий день эти патенты были обнаружены, и новый президент Томас Джефферсон велел новому государственному секретарю Джеймсу Мэдисону аннулировать их на том основании, что патенты следовало разослать до истечения президентских полномочий Адамса. Мэдисон так и поступил.

Не получившие своего патента и, соответственно, оставшиеся без вожделенной должности Мэрбюри и его товарищи по несчастью в декабре того же года обратились в Верховный суд с требованием об издании mandamus, судебного приказа, обязывающего должностное лицо выполнить требование истца (в данном случае — нового государственного секретаря Мэдисона выполнить требование Мэрбюри и других истцов по этому делу).

Дело Мэрбюри пришлось как нельзя более кстати для Томаса Джефферсона, которому Джон Маршалл явно мешал. Тучи начали сгущаться над Верховным судом и его председателем сразу после вступления Джефферсона в должность. Профедералистский Верховный суд не устраивал президента ц его окружение, и федеральная исполнительная власть начала необъявленную войну против власти судебной. Для начала вопрос об отмене Закона об окружных судах был поставлен одним из первых в повестке дня нового конгресса. 31 марта 1802 года этот закон был отменен и старая система была восстановлена в полном объеме. Во время конгрессиональ-ных дебатов по этому вопросу сторонники президента впервые поставили под сомнение полномочия суда по определению конституционности принятых конгрессом законодательных актов. Следующий факт, свидетельствовавший о растущей враждебности по отношению к Верховному суду, не заставил себя долго ждать: конгресс отменил июньские И декабрьские сессии Верховного суда, учрежденные злополучным Законом об окружных судах, и постановил, что Верховный суд отныне будет собираться на сессию лишь один раз в году, в феврале. В результате в течение всего 1802 года Суд не собирался ни разу.

Следующим орудием, которое применили сторонники Джефферсона, стал импичмент. В самом начале 1802 года Палата представителей проголосовала за возбуждение процедуры импичмента против федералиста Джона Пикеринга, окружного судьи из штата Нью-Хемшпир. Первая жертва была выбрана не слишком удачно. Пикеринг был полусумасшедшим пьяницей, к тому же абсолютно непригодным к занимаемой им должности. Указанные качества, безусловно, не украшали окружного судью, однако квалифицировать их как «государственную измену, -взяточничество или другие важные преступления или мисдиминоры», являющиеся основаниями привлечения к ответственности должностных лиц в порядке импичмента согласно разделу четвертому статьи II Конституции США, можно было с большой натяжкой. Как бы то ни было, в марте 1804 года сенат проголосовал за отрешение Джона Пихериига от должности.

На следующий день после смещения Пикеринга конгресс предпринял еще более серьезную акцию: Палата представителей возбудила процедуру импичмента против члена Верховного суда Сэмюеля Чейза. С точки зрения окружения Джефферсона, поведение Чейза было вопиющим примером того, как федералисты злоупотребляли оказавшейся в их руках судебной властью. Судья Чейз был знаменит тем, что в 1800 году он выступал с предвыборными заявлениями непосредственно в зале суда; на его счету был также ряд «показательных процессов» по делам о мятеже и государственной измене. Более того судья Чейз сам предоставил основания для возбуждения против него процедуры импичмента. В мае 1803 года, через несколько месяцев после вынесения решения по делу Мэрбюри, выступая перед большим жюри в федеральном суде в Балтиморе, он подверг резкой критике отмену Закона об окружных судах 1801 года, а вместе с ним и деятельность «реформаторов» администрации Джефферсона. Сенат начал рассматривать дело судьи Чейза в самом начале 1805 года в незамедлительно столкнулся с требующей немедленного разрешения проблемой; подлежат ли судьи импичменту за поведение, которое не создает состава преступления, преследуемого по обвинительному акту. Дебаты были долгими и напряженными: за осуждением судьи Чейза в порядке импичмента с большой степенью вероятности последовало бы возбуждение аналогичной процедуры против Джона Маршалла и других судей Верховного суда. К счастью судьи Чейза и его коллег, в марте 1805 года сенату не хватило буквально нескольких голосов для осуждения неосторожного судьи-федералиста.

В такой «теплой и дружественной» обстановке рассматривалось дело Мэрбюри. Поскольку именно председатель Верховного суда Джон Маршалл в бытность свою государственным секретарем подписывал и скреплял печатью патенты «полночных судей», в том числе и патент Мэрбюри, обстоятельства дела были ему хорошо известны. Так как Маршалл был непосредственным участником событий, предварявших обращение Мэрбюрн со товарищи, неоднократно возникал вопрос: вправе ли председатель Верховного суда участвовать в рассмотрении дела и не следует ли ему взять самоотвод. В биографии Маршалла, кстати, уже имелся прецедент: он не принимал участия ъ рассмотрении дела Мартин против арендатора Хантера, так как он сам и его брат Джеймс имели личный имущественный интерес в данном споре (Маршаллы входили в состав синдиката, заключившего договор на приобретение большей части земельных угодий покойного лорда Ферфакса с его племянником, неким Дэнни Мартином Ферфаксом). Следует отметить, что брат председателя Верховного суда был задействован и в деле Мэрбюри. Факт существования злополучных патентов бурно обсуждался во время слушаний, и с тем, чтобы доказать реальность этих документов, письменные показания под присягой дал Джеймс Маршалл. Он показал, что действительно ему было поручено доставить по назначению несколько патентов и что он, осознав, что не сможет должным образом выполнить поручение целиком, вернул несколько патентов в кабинет своего брата Джона. Аффидевит Джеймса Маршалла не был единственным. Ходатайство Уильяма Мэрбюри, Денниса Рамзея, Роберта Таунсевда Ху и Уильяма Харпера было подкреплено несметным количеством аффидевитов: о направлении г-ну Мэдисону уведомления о заявлении ходатайства; о том, что бывший президент США г-н Адаме по совету и с согласия сената назначил заявителей на должности мировых судей в федеральном округе Колумбия; о том, что «совет и согласие сената» в данном случае действительно имели место; о том, что президент Адаме подписал составленные патенты должным образом о назначении заявителей мировыми судьями; о том, что государственный секретарь Джон Маршалл действительно скрепил эти патенты большой печатью Соединенных Штатов; о том, что заявители действительно обратились к новому государственному секретарю г-ну Мэдисону с требованием выдать им патенты, а последний их требование отклонил et cetera.

Председатель Верховного суда Маршалл, писавший решение по делу и впоследствии оглашавший его, поставил во главу угла три основополагающие проблемы.

Имеет ли истец право на получение патента о своем назначении, который он требует?
Если истец обладает этим правом и это право было нарушено, предусмотрены ли в законодательстве Соединенных Штатов средства защиты нарушенного права истца (в данном случае — судебный приказ должностному лицу, он же обязывающий приказ), и была ли возможность реализовать право истца с помощью этих средств?
Если такие средства правовой защиты предусмотрены законами страны, может ли обязывающий приказ исходить из Верховного суда Соединенных Штатов?
Джон Маршалл рассуждал следующим образом. Поскольку патент был подписан президентом, назначение имело место. Поскольку государственный секретарь скрепил этот патент большой печатью Соединенных Штатов, она имеет юридическую силу, и любые формальные претензии к этой бумаге несостоятельны. Следовательно, господии Уильям Мэрбюри, поскольку патент о назначении его на должность мирового судьи графства Вашингтон федерального округа Колумбия содержал все необходимые реквизиты, действительно был назначен на эту должность. Органический Закон округа Колумбия от 27 февраля 1801 года, на основании которого были учреждены 42 должности мировых судей, предусматривал пятилетний срок пребывания в должности без права отзыва, независимость мировых судей от исполнительной власти и наделение их широким кругом прав, оберегаемых законами страны. Аннулирование такого патента явилось бы противозаконным актом, что дает положительный ответ на первый вопрос и сразу же приводит ко второму: предусмотрены ли меры правовой защиты конкретного нарушенного права законодательством страны? По мнению Джона Маршалла, «сама суть гражданской свободы безусловно состоит в праве любого человека потребовать защиты со стороны закона в случае причинения ему ущерба. Одной из основных обязанностей государства является обеспечение такой зашиты... Не раз отмечалось, что в Соединенных Штатах правят законы, а не люди. Это лестное определение больше никогда не применят к нашему государству, если его законы не предоставят надлежащих мер защиты нарушенному законному праву». Выражая мнение всего Суда, Маршалл провозгласил, что Мэрбюри имеет право на патент, а «отказ выдать ему этот патент является чистой воды нарушением этого права, для защиты которого законы страны устанавливают меры правового характера». По словам Маршалла, чиновники, помогающие президенту в реализации ряда его важных политических прав, назначаются президентом и действуют от его имени и по его поручению, то есть их действия есть действия президента, совершаемые опосредованно. Поскольку эти чиновники осуществляют свои функции в области политической, они почитают нацию в целом, а не личные права и свободы населяющих ее граждан. Но действия таких чиновников не могут быть обжалованы в суд, ибо такие чиновники — всего лишь исполнители, органы, с помощью которых осуществляет своя полномочия президент, подотчетный лишь нации. Однако, отмечал Маршалл, когда принятые федеральной легислатурой законодательные акты облекают таких чиновников новыми полномочиями, когда им в императивном порядке предписывают предпри- нять определенные действия, от совершения которых зависят индивидуальные права конкретных людей, в таких случаях чиновник начинает действовать не как слепой ис- полнитель воли президента, а как правоприменительный op- гак. С этого момента он отвечает перед законом за свои действия и не может пренебрегать законными правами дру- гих лиц. Вывод, который делает Маршалу следующий: поелику главы исполнительных департаментов есть "политические или доверенный агенты" главы исполниетльной власти, выполняющие его волю, их действия моугт рассматриваться лишь в политическом аспекте. Но если закон облекаетих какими-либо конкретными обязанностями, от исполнения которых в непосредественной зависимости находятся личные права и свободы граждан, совершенно очевидно, что лицо, считающее, что его право было нарушено таким чиновником, вправе требовать защиты своего нарушенного права, гарантированной законами страны.

Ответ на третий из посталвенных вопросов зависел от (1) природы приказа, издания которого требовал истец, и (2) полномояий данного суда. Обязывающий приказ (в случае его издания) должен быть направлен соответствующему чиновинку с тем, чтобы заставить его, по выражению Блэкстона, «совершить конкретные действия, обозначенные в приказе, входящие в его функции и составляющие его обязанности, и которые суд предварительно опредил или по меньшей мере считает находящимися в соответствии с правом и справедливостью». Статья 13 Закона о судоустройстве 1789 года наделяла Верховный суд правом «издавать обязываюшие приказы ... всем судам и лицам, занимающим государственные должности». Государственный секретарь как лицо, занимающее государственную должность, полностью попадал под эту категорию, и, казалось бы, ничто не меага- ло Верховному суду издать обязывающий приказ, с помощью которого Мэрбюри наконец-то получил бы злополучный патент. Но данные полномочия, предоставляемые Верховному суду 13 статьей Закона о судоустройстве, Конституцией предусмотрены не были. Верховный суд рассматривал дело Мэрбюри в первой инстанции (а юрисдикция Верховного суда в качестве суда первой инстанции четко определена в Конституции), а Закон о судоустройстве предоставил Суду право рассматривать подобные дела в качестве суда первой инстанции. Возникла коллизия между Конституцией и законом.

Именно здесь Маршалл подошел к поворотному пункту своих рассуждений и заявил, что Конституция определила юрисдикцию суда в качестве первой инстанции, и конгресс не мог изменить это своим законом: «со всей настоятель-ностью следует подчеркнуть, что именно судебная власть вправе и обязана сказать, что есть закон. Если два закона противоречат друг другу, суды должны решить, какой из них применим.

Таким образом, если закон находится в противоречив с Конституцией, а по конкретному делу надлежит применять и закон, и Конституцию, то суд должен рассмотреть дело в соответствии с законом, пренебрегая при этом Конституцией, либо, в соответствии с Конституцией, пренебрегая при этом законом; суд должен определить, какая из этих противоречащих друг другу норм является руководящей для дела. Это-то и составляет саму суть "обязанности суда.

Если судам надлежит руководствоваться Конституцией — а Конституция имеет высшую силу по отношению к любому обычному акту легислатуры,— тогда Конституция, а не таковой обычный акт, должна быть руководящей для дела, по которому они оба применяют. Таким образом, если законодательный акт конгреса противоречит Конституции, это значит, что он неконституционен, а определять это правомочны только органы судебной власти.

То, что произнес Джон Маршалл, не было чем-то прин ципиально новым. Один из отцов-основателей американской Конституции Александр Гамильтон в «Федералисте» № 78 писал, что обязанность судов — провозглашать недействи-тельными все законы, противоречащие Конституции, и многие из создателей Конституции разделяет его точку зрения. Но именно Джон Маршалл перевел прямо не прописанный Б Конституции институт конституционного надзора в практическую плоскость. «Верховному суду самому пришлось установить прецедент в соответствии с традицией «stare decias» общего права... В решении по этому делу главный судья Дж. Маршалл создал модель судебного поведения, которая была не менее важной для выживания конституционной системы, чем модель президенства, созданная Дж. Вашингтоном. Сделав упор на чисто процедурном вопросе о соответствии закона конгресса Конституции, Джон МАршалл избежал конфронтации с конгрессом и президентом, а те, согласившись с решением суда (о том, чтоу конгресса недостаточно конституционных полномояий, чтобы наделять Верховный суд юрисдикцией по такому вопросу), фактически подтвердили его право осуществлять надзор за конституйонностью их актов". (Егоров С.А. Конституционализм в США: политико-правовые аспекты. М., 1993).

Подводя итоги, нельзя не сказать о том, что Мэрбюри так и не получил свой патент: Маршалл ответил отрицательно на третий из поставленных им вопросов. Факт, бесспорно, печальный. Но рассматривая проблему в масштабе страны, можно сказать, что все кончилось хорошо, ибо именно благодаря решению Верховного суда США по делу Мэрбюри был учрежден институт судебного конституционного контроля.


Новые статьи на library.by:
ПРАВО РОССИИ:
Комментируем публикацию: Уильям Мэрбюри против Джеймса Мэдисона (американская история, которая началачсь с заурядного спора а патенте, а законяилась историческим решением о судебном конституционном контроле)


Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПРАВО РОССИИ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.