Издательство Московского университета. 1998. 384 с.

Вышел в свет новый том "Очерков русской культуры", подготовленный лабораторией русской культуры исторического факультета совместно с учеными Москвы и других городов России. Лаборатория, руководимая Л. В. Кошман, зарекомендовала себя как признанный центр по изучению отечественной культуры.

Работа лаборатории началась еще в 60-е годы под руководством Б. И. Краснобаева. В течение 1969 - 1990 гг. были выпущены в свет десять томов "Очерков русской культуры" (XIII - XVIII вв.), составивших солидную основу в изучении русского культурного наследия эпохи средневековья и нового времени.

Девятнадцатое столетие занимает особое место в истории культурного наследия России. Именно тогда окончательно оформились основные контуры русской нации, определился ее духовный облик, сложились черты национального характера. XIX столетие стало веком А. С. Пушкина, вошедшего, в строй русской души, воплотившего лучшие черты национального самосознания. Правы авторы, полагающие, что именно в XIX в. происходит преодоление замкнутости духовного развития различных социальных групп, развивается процесс демократии культуры, возникает некий полифонизм, диалогичность культуры (с. 7).

Серия "Очерков русской культуры XIX века" охватывает шесть томов и предполагает дать широкую панораму русского культурного наследия в областях художественного творчества, общественно-политической мысли, образования, просвещения и науки. Первый том посвящен общественно-культурной среде XIX века. Второй - проблеме власти и культуры, вмешательству власти в науку, жизни православной церкви, истории цензуры. В третьем томе будет рассматриваться культурный потенциал общества, система образования и просвещения. Истории общественного сознания и основным течениям общественно-политической мысли, науки и религии посвящен четвертый том. Пятый и шестой тома отведены для обстоятельного освещения художественной культуры.

Рецензируемый том открывается очерком руководительницы авторского коллектива Кошман - "Город в общественно-культурной

стр. 153

среде". Автор вслед за К. В. Базилевичем, М. Г. Рабиновичем, П. Г. Рындзюнским, Л. В. Миловым выстраивает свою концепцию истории города как центра генерации культурных ценностей. Разделяя тезис Рындзюнского о градообразователыных процессах, Кошман исходит из тесной их связи с новыми явлениями сельской жизни. Она склонна рассматривать город как средоточие общественно-правовой, идеологической и культурной жизни. Город рассмотрен ею в социально-экономическом, демографическом и историко-культурном аспектах. Последний наиболее предпочтителен для автора. Впечатляет источниковая база. "Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба" (п. 1 - 25; СПб. 1859 - 1868); "Общий свод данных Первой всеобщей переписи населения" (СПб. 1905); работа Н. А. Милютина "Число городских и земледельческих поселений в России" (Сб. статистических сведений о России. СПб. 1851); "Письма о путешествии государя, наследника цесаревича, по России", мемуары П. В. Анненкова, Д. Благово, И. А. Бунина, О. Э. Мандельштама.

Внутренняя жизнь города, развитие его устройства и история администрации рассмотрены в историческом аспекте. Примечательно описание внешней картины русского города, развития коммуникаций, мест торговли и увеселений. Прослежена жизнь провинциального города, тесная связь с сельской жизнью и теми экономическими изменениями в стране, которые в конечном итоге вылились в глубокий кризис всей социально-хозяйственной системы.

Жизни и культурной среде столичного города посвящен очерк А. П. Шевырева. Среди исследователей русского дворянского быта он справедливо отдает предпочтение Ю. М. Лотману. Подобно ему он выстраивает свое исследование на классических образцах: сочинениях Пушкина, Н. В. Гоголя, В. Г. Белинского. Приметы жизни в Петербурге и Москве, запечатленные в воспоминаниях А. Ф. Вигеля, А. Ф. Тютчевой, сенатора В. П. Безобразова, члена Государственной думы В. В. Шульгина, перемежаются с мнениями иностранцев маркиза де Кюстина и Т. Готье.

Один из главных сюжетов очерка - придворная среда и ее жизнь. Императорские выезды, их маршруты в сановном Петербурге (с. 77) воспроизведены с большой достоверностью. Появление монарха перед горожанами было своеобразным традиционным ритуалом. Автор убежден, что выходы и выезды русского императора, как и приемы и балы, не имели себе равных во всей Европе по блеску и великолепию. С этим утверждением едва ли можно согласиться. Дворцы европейских монархов в середине XIX столетия не уступали, а во многом превосходили по роскоши Зимний и Аничков. Соображения автора о значении культурной элиты в придворных кругах и роль царского двора в культурной среде высшего света и всего дворянского сословия (с: 78 - 79) во многом открывают новые возможности в изучении наследия прошлого. Для воспитания наследников престола часто приглашались самые известные университетские профессора, высшие чиновники и писатели.

Особое место в очерке занимает различие между сановным Петербургом и хлебосольной Москвой (с. 80 - 95). Первопрестольная сохраняла самобытность, была более национально окрашенной. Ее внутреннее положение, удаленность от границ, тяготение к ней внутренних центральный губерний - все это делало ее центром притяжения и создавало особую культурную среду. Позже именно здесь возникли основы славянофильской доктрины. В московском Кремле, в Успенском соборе происходили ритуальные торжественные церемонии коронации русских монархов.

Петербург в XIX столетии продолжал быть, как и прежде, своеобразным "окном в Европу". Эта столица помогла государству войти в число великих держав Европы и надолго сохранять это значение. Культурное пространство Петербурга значительно отличалось от Москвы. В "военной столице" располагалось большое количество войск во главе с отборными гвардейскими полками. "Звуки барабана и флейты, сигнал трубы, торжественная мощь военного оркестра, уставные сигналы, игравшиеся в расположении полков, были неотъемлемой частью звукового фона города" (с. 83).

Особый колорит Петербургу придавало многочисленное чиновничество. Скопление центральной бюрократии влияло на культурную среду города. Этому социальному слою автор уделяет большое место. Городскую толпу Петербурга невозможно представить себе без зеленых чиновничьих шинелей, чиновники заполняли большинство мест в партере и ложах столичных театров, за обеденными и ломберными столами в дворянских и обывательских гостиных. Автор находит новые детали и замечает новые оттенки в силуэте северной столицы. Им приведены не известные до последнего времени детали в топографии города. Расположение высших учреждений государства в центральной части Петербурга задумано было еще при основании города. А Васильевский остров

стр. 154

в XIX столетии стал центром просвещения и науки. К известной с прошлого века Академии Наук теперь был присоединен Университет, расположившийся в здании петровских двенадцати коллегий, позже Бестужевские женские курсы - на Восьмой линии Васильевского острова. Нити финансовой жизни сходились на Большой Морской улице и Адмиралтейской набережной. Религиозным центром Петербурга с основанием первой духовной академии стала Александро- Невская лавра. Торговая жизнь кипела на Садовой и Невском проспекте (с. 90 - 93).

Провинциальному городу посвящен очерк В. Н. Козлякова и А. А. Севастьяновой. Исходными позициями для них стали положения М. М. Бахтина и А. Я. Гуревича. "Безмолвное большинство" русской провинции, культура "страны больших пространств" - часть образа русской нации, считают авторы. Они учитывают научное наследие: труд П. Н. Милюкова "Очерки по истории русской культуры", работы А. А. Кизеветтера, современных авторов - Ю. М. Лотмана, С. О. Шмидта, - Н. М. Пирумовой; используют мнения многих историков, работающих на местах (например, Б. Абалихина "Панорама Волги 30-х годов XIX в.").

Авторы строят свою концепцию на подлинных свидетельствах современников культурного процесса XIX века. Целая галерея очевидцев и участников этого процесса проходит перед читателем: С. Т. Аксаков, Н. М. Карамзин, А. И. Герцен, В. В. Пассек, Гоголь, А. О. Смирнова- Россет. Авторы, подобно В. В. Набокову, не склонны трактовать "Мертвые души" только как сатиру на русскую провинциальную жизнь. Их прочтение "Выбранных мест из переписки с друзьями" вскрывает национальные корни и истоки образа русской провинциальной жизни.

Культуре русской деревни посвящен очерк С. В. Кузнецова, который несколько выбивается из общего тона. Он более напоминает этнографический этюд, чем историческое исследование. Впрочем, в этом очерке используются и ценные исторические источники: "Труды Вольного экономического общества", "Архив Русского географического общества", сборники статистических провинциальных комитетов в разных губерниях России, "Епархиальные ведомости".

Однако в историографическом обосновании проблемы русской деревни XIX в. имеются значительные пробелы, что мешает рассмотрению как материальной, так и духовной культуры русского крестьянства. Упоминаемые авторами труды А. В. Буганова и М. М. Громыко не могут заполнить лакуны в характеристике русской деревни. В дореволюционной работе Н. Дубровина о русской деревенской культуре и русском быте, в брошюре А. В. Фадеева, написанной в значительной степени по следам этого труда, содержится конкретный материал по данной теме. Было бы полезно проанализировать многотомное собрание русских песен П. В. Киреевского (1860 - 1874) и "Собрание пословиц и поговорок" того же автора. Автор справедливо отмечает значение общины в жизни русской деревни, но проходит мимо фундаментальных трудов отечественных историков - Н. М. Дружинина, И. Д. Ковальченко, П. Н. Зырянова и многих других. Быт, обычаи русской деревни, история русской крестьянской агротехники, культура земледелия и связанные с ней обряды, тесная связь с Русской православной церковью - хорошо представлены в очерке Кузнецова. Нашлось место и для рассмотрения общинного и семейного права, начального образования в церковно-приходских школах.

Очерк "Культура русской усадьбы" распадается на две органически связанные между собой части, написанные Е. Н. Марасиновой и Т. П. Каждан. Первая - признанный знаток социальной психологии. Ее обращение к истории дворянской усадьбы как социокультурной среды вполне правомерно. Усадебный комплекс рассматривается, как феномен, требующий целостного анализа. Центральный элемент в этом комплексе - владелец усадьбы с его пристрастиями, вкусами, стилем жизни. Марасинова основывается на материалах дореволюционного издания - "Столица и усадьба". Ею учтены публикации Общества изучения русской усадьбы (1922 г.) и, естественно, все достижения, вновь открывшегося Общества по изучению русской дворянской усадьбы под руководством Л. В. Ивановой.

Усадьба выступает как художественное и духовное пространство, отражающее ход времени и сознание ее обитателей, в том числе крепостных. Усадьба первой половины века подвергнута анализу по следующим параметрам: элитарность усадебной культуры, социальная периферия, личность владельца и мир усадьбы, "мечта и мистификация русской действительности", духовная и интеллектуальная жизнь, обреченность усадьбы, крестьянский мир. Очерк наполнен богатым конкретным материалом, зачастую из редких источников.

Вторая часть очерка (Каждан) выдержана в ином духе. Здесь сказывается приверженность традиционному подходу, с акцентом на историко-культурной и искусствоведческой стороне усадьбы как феномена дворянской культуры. Влияние романтизма

стр. 155

сказалось и на устройстве дворянской усадьбы. Вслед за Д. С. Лихачевым, автор соглашается, что русское зодчество и дворянские парки способны "подарить человеку сферу исторического времени, сферу воспоминаний и поэтических ассоциаций" (с. 335). Каждан отмечает важнейшую черту дворянской и, в частности, усадебной культуры - просветительскую роль дворянских гнезд, сохранение патриархальных черт русского быта. Православие играло важную роль в нравственном воспитании обитателей усадьбы и ее крестьянского окружения.

Русская усадьба рассмотрена в развитии. Она начинает менять свой облик и назначение после реформы 1861 года. Переход усадеб в руки купечества, меценатство, покровительство музыкальных и образовательных учреждений, увлечение коллекционированием художественных ценностей и театральным искусством - все это меняло привычный патриархальный быт русской усадьбы и определяло ее новый облик - культурного центра. Авторы повествуют об истории типичных и редких усадеб - уникальных памятников русской культуры. Заключительный тезис авторов: история усадьбы вобрала в себя все сложные катаклизмы XIX в., но в усадебной среде создавалась удивительная гармония, та продуманная среда, в которой человеку было уютно жить.

Новая книга будет полезна всем, кто любит историю, кто ценит ее художественные памятники и думает о способах сохранения русских национальных традиций.