Очерки русской культуры XIX века. Т. 2. Власть и культура. М. Издательство Московского университета. 2000. 480 с.

Данный том, посвященный проблеме взаимоотношений власти и культуры, отражающий характерные сферы их пересечения, входит в шеститомное издание "Очерков русской культуры XIX века", работа над которым уже продолжительное время ведется сотрудниками исторического факультета МГУ совместно с исследователями из других вузов и научных учреждений.

Культура и власть - одна из узловых проблем истории России XIX века. Уже в конце XVIII в. наметилась определенная парадоксальность и неоднозначность в отношениях между властью и обществом, государством и дворянством, правящими структурами и образованными людьми "золотого века" русской культуры. Начало было во многом положено Петром III и манифестом "О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству" (1762 г.). В помещичьей среде появляется и крепнет идея жизни вне служебной иерархии и помимо официального престижа. Занятия наукой, искусством, техникой, общественными делами начинают цениться не только как полезные, но и как благородные, возвышающие личность. И не случайно в конце XVIII начале XIX в. обостряются противоречия между самодержавием и наиболее образованной частью дворянского общества.

Различные области культуры, о чем конкретно пишут авторы данного тома, достигают зрелости и осознания своей значимости. Нарастает тенденция к самостоятельности, к совершенствованию и эволюции по собственным законам. Бурное развитие и дифференциация областей культуры были одной из важнейших особенностей историко-культурного процесса XIX столетия. Обслуживая на протяжении многих десятилетий государственный интерес, официальные группы, связанные с культурой, идеологически и ментально зависели от императорской власти, пытались создать определенное единство власти и свободы творчества. Это противоречие между ними развивалось и видоизменялось на протяжении всего века. Проблема взаимоотношений власти и культуры осложнялась многими факторами, вытекавшими из географического и национально-этнического разнообразия многонационального государства.

Первый очерк, посвященный истории российского абсолютизма и бюрократии, написан И. А. Федосовым и Е. В. Долгих. В нем раскрывается общественно- государственная эволюция, рассматриваемая сквозь призму культурных направлений. Обстоятельно, по-новому проанализировано развитие культурного облика бюрократии как главного инструмента абсолютизма, показана относительная самостоятельность и автономность российского чиновничества, выработавшего к тому времени свои культурно-правовые нормы и явившегося активным участником общего культурного процесса новой эпохи. Авторы приходят к выводу: в начале XIX в. бюрократия получает функционально обусловленную структуру, а гражданская служба постепенно отделяется от военной. Происходит и переориентация на получение чиновниками предварительного образования.

стр. 160

Верно подмечено, что при Николае I управление при помощи генерал- губернаторов и особых органов под личным заведованием императора, создало гипертрофию централизации, бюрократизировало всю жизнь страны, влекло за собой дезорганизацию власти (с. 25). Исследователи раскрывают тотальный характер государственного контроля в области культуры, остаточный принцип ее финансирования, отмечают общий рост образовательного уровня чиновников. На высших этажах управленческого аппарата вельможи вытесняются генералами, в результате чего стиль и приемы административной жизни неуклонно милитаризируются (с. 36 - 41, 45, 47).

Абсолютизм в России был тесно связан с правовой и политической культурой. Однако усвоение норм юридического мышления шло крайне медленно. Об этом конкретно пишет В. А. Томсинов в разделе "Правовая культура". В первой половине XIX в. этапом развития права и правосознания стала кодификация сановной бюрократией законов по санкционированной императором программе. Во второй половине XIX в. решающую роль в эволюции права сыграла судебная реформа 1864 г., положившая начало постепенному освоению правовых позиций широкими слоями населения Анализ этих и некоторых других особенностей позволил рассмотреть правовую культуру под новым углом зрения. Справедливо отмечается, что российская теоретическая юриспруденция зарождалась и развивалась на широкой основе различных наук, в первую очередь истории, философии, логики и филологии. Ведущую и все возрастающую роль играла государственная власть, большое влияние на юриспруденцию оказала немецкая историческая школа права.

Томсинов обосновывает оригинальный, самобытный характер эволюции правовой мысли в России. Он опровергает расхожее мнение о роли профессоров Дерптского университета А. Рейца и И. Эверса. Решающий вклад в развитие истории русского права сделали выдающиеся российские правоведы - З. А. Горюшкин, Н. В. Калачев, И. Д. Беляев, П. М. Строев (с. 134- 135). Справедливо отмечается, что русским правоведам был присущ широкий взгляд на задачи юриспруденции, а также разнообразные подходы к праву. Не случайно, что в первые десятилетия XX в. "русская юриспруденция становилась на один уровень с такими мощными пластами русской культуры, как художественная литература, философия, искусство" (с. 151). Весьма убедительно показано также, что в пореформенный период объектом специального исследования со стороны ученых правоведов стало русское народное правосознание. Его особенностью, по мнению автора, было пренебрежительное отношение к формальностям в юридических отношениях; для русского простолюдина существо их всегда было важнее (с. 156 - 159).

В насыщенном новым фактическим и архивным материалом разделе, написанном Г. В. Жирковым, отражена история цензуры, в которой пересекались развитие общественной мысли, просвещения, литературных стилей и политика властей. Обстоятельно проанализирована история первого цензурного устава, утвержденного Александром в 1804 г., а также второго (10 июня 1826 г.) и третьего (22 апреля 1828 г.). Последние долго служили юридическим руководством для цензоров.

Показано влияние международных событий на работу цензурных комитетов, отмечено, что в России сложилась сеть ведомственных учреждений, обладающих сходными полномочиями. Показательны колебания в строгостях цензурных постановлений, промежуточность решения вопроса о печати в эпоху реформ. Автор раскрывает драматизм и парадоксальность этого противоречивого феномена (с. 7 - 8, 167 - 264).

В очерке "Православная церковь и государство" (В. А. Федоров) дан обстоятельный анализ динамики взаимоотношений Русской Православной Церкви и светской власти. Приведенные автором данные позволяют по-новому взглянуть на роль и значение российского духовенства в культурно- исторической жизни страны (с. 266- 284). Особенно интересны страницы, посвященные миссионерской деятельности РПЦ и конфессиональной политике российских самодержцев и их ближайших помощников (с. 285 - 321). Деятельность РПЦ не сводима к прислуживанию самодержавию, молитве за царя и воспитанию духовных чад в духе преданности престолу и покорности властям. Церковь играла важную роль в нравственном воспитании трудящихся в сохранении духовных и культурных устоев народной жизни, в культурной жизни страны, развитии образования и благотворительности. Духовное сословие дало немало выдающихся деятелей науки, литературы, искусства (с. 323 - 324).

Роль власти в организации научной работы и усиление влияния общественности в этой сфере анализируются в очерке "Наука: власть и общество" (М. С. Бастракова и Г. Е. Павлова). Авторы убедительно показали, что наука в России изначально формировалась как государственный институт и существовала в основном на средства государства, находилась под его контролем и развивалась в соответствии с его нуждами и потребностями. Самодержавие весьма противоречиво влияло на развитие науки, что сказывалось и в порядке ее финансирования. Некоторые университеты не финансировались казной, одним из "существенных зол" университетской

стр. 161

жизни были бедность и фактическое бесправие ученых. Вместе с тем авторы справедливо отмечают, что постепенно расходы казны на образование и науку росли, причем формы и методы организации науки совершенствовались. С этой целью создавались в первой половине XIX в. ученые комитеты и советы при министерствах и ведомствах, соединявшие научные, научно-организационные и административные функции (с. 343 - 350).

Широкое распространение в XIX в. получили научные общества. Наиболее благоприятные условия для их работы сложились в Московском университете. Почти все отечественные университеты пополняли свои бюджеты за счет частных инвестиций, что составляло важную статью в финансировании высшей школы России (пожертвования Демидовых, Шереметевых, Н. П. Румянцева и многих других; пожалуй, самым крупным жертвователем на нужды науки и просвещения стал сибирский золотопромышленник А. М. Сибиряков). Развитию научных обществ во многом способствовали национальные съезды ученых, ставшие возможными после реформ 1860-х годов. Съезды естествоиспытателей нередко называли "праздниками российской науки" (с. 384 - 390).

Очерк В. А. Ковригиной посвящен проблеме здравоохранения, уровень которого, по мнению автора, является показателем зрелости и жизнеспособности общества. Показана роль государства в борьбе с эпизоотиями и эпидемиями. Анализируются взаимоотношения государственной и частной медицины, соотношение общественной и государственной инициативы, а также роль благотворительности в деле создания эффективной медицинской помощи. В первой половине XIX в. практически отсутствовала забота государственной власти о здоровье крепостных крестьян. Во второй половине столетия сложилась земская медицина, ставшая "первой и единственной в Европе формой бесплатного медицинского обслуживания" (с. 462 - 463). В книге показана роль в развитии медицинской благотворительности представителей императорской семьи и, в том числе, императрицы Марии Федоровны, великой княгини Елизаветы Федоровны, а также многочисленных женских благотворительных обществ. Новым явлением для первой половины XIX в. стало создание обществ сестер милосердия, добровольно посвятивших себя уходу за больными. Впоследствии это начинание переросло в систему Красного Креста, явившейся частью международного Общества, к которому присоединилась Россия (с. 433 - 436). По мнению Ковригиной, в сравнении с первой половиной XIX в. в пореформенный период уменьшается роль дворянства в деле благотворительности и "первенство переходит к "третьему сословию" в лице купцов и промышленников" (с. 438). С этим тезисом можно было бы согласиться, если бы он был подкреплен соответствующими подсчетами и фактами. Огорчает, что в этой книге, как, впрочем, и во всей литературе, посвященной истории российской благотворительности, отсутствуют сопоставимые статистические данные, отражающие масштабы дворянской, церковной, буржуазной, крестьянской и пролетарской благотворительности.

К сожалению в книге отсутствует заключение. Интересные и обоснованные выводы, присутствующие в ряде очерков, не заменяют собою общих умозаключений. Кроме того, отсутствует обстоятельный, вдумчивый и целостный анализ политической культуры России XIX в., не прослежена диалектическая взаимосвязь правовой, духовной, научной и политической сфер культуры. И если относительно подробно рассмотрены либеральные, консервативные, клерикальные воззрения тех или иных деятелей, то идеи социалистов-утопистов, марксистов, позитивистов затронуты лишь отчасти и косвенно.

Второй том "Очерков русской культуры" будет полезным для историков, культурологов, филологов, искусствоведов и всех интересующихся историей взаимоотношений власти и культуры.

А. И. УТКИН.