ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНЕЙ РУСИ. Т. II

Актуальные публикации по вопросам культуры России.

NEW КУЛЬТУРА РОССИИ


КУЛЬТУРА РОССИИ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

КУЛЬТУРА РОССИИ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНЕЙ РУСИ. Т. II. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2015-12-18
Источник: Вопросы истории, № 11, Ноябрь 1951, C. 137-142

Под общей редакцией академика Б. Д. Грекова и проф. М. И. Артамонова. Т. II. Домонгольский период. Общественный строй и духовная культура. Под редакцией Н. Н. Воронина и М. К. Каргера. АН СССР. Институт истории материальной культуры. Изд. АН СССР. М. -Л. 1951. 545 стр.

 

Первый том "Истории культуры древней Руси", изданный Институтом истории материальной культуры АН СССР, появился ещё в 1948 году. Издание привлекло внимание читателей, и понадобился дополнительный тираж, чтобы удовлетворить значительный спрос на эту книгу. Естественно, что продолжение этого издания вызывает большой интерес. Впервые наш читатель получает всесторонний очерк истории русской культуры, подводящий итоги многолетних трудов советских учёных в этой области, популярно написанный и хорошо иллюстрированный.

 

Главное значение книги заключается в том, что впервые в истории науки она даёт целостную и действительно объективную концепцию истории русской культуры. В прошлом веке прогрессивные русские учёные и мыслители не раз выступали против господствовавшего в науке низкопоклонства перед иностранщиной, отстаивая тезис о самостоятельности русской культуры и о крупнейшей роли русского народа в развитии мировой культуры. Эти выступления были встречены сочувственно в массах, в среде передовой интеллигенции и резко отрицательно реакционерами.

 

В арсенале реакционной буржуазно-дворянской историографии XIX - начала XX столетия важнейшую роль играла теория влияний и заимствований, представлявшая процесс развития культуры славянских племён, а затем и русского народа как ряд переворотов, происходивших в результате попеременно сменявшихся норманского, византийского, немецкого, французского и других зарубежных влияний. Русский народ представлялся неспособным к самостоятельному творчеству, а способным лишь к пассивному восприятию достижений других народов. Особенного развития эти космополитические "теории" достигли в начале XX в., когда буржуазная историческая наука находилась в состоянии величайшего упадка. По своему идейному содержанию от этих "теорий" не отличались "славянофильские" взгляды, под флагом своего реакционного патриотизма также стремившиеся принизить историческое значение русского народа.

 

После Великой Октябрьской социалистической революции учёные нашей страны, основываясь на марксистско-ленинском учении, не только сумели обосновать и подкрепить фактами тезис о значительной роли русской культуры, но и нанесли решающий удар всем антипатриотическим попыткам принизить историческую роль русского народа.

 

Давно уже настало время популяризовать эти достижения советской науки: широкие массы нашего народа должны узнать то, что составляет содержание научных трудов наших историков. Этим целям и призвана служить "История культуры древней Руси".

 

Первый том "Истории культуры древней Руси" посвящен истории материальной культуры; второй том - истории духовной культуры в домонгольский период. Конечно, такое разделение очень условно. Во все исторические эпохи очень трудно отделить так называемую духовную культуру от материальной, так как диалектическая взаимосвязь бытия и сознания отражается и в изделиях ремесла, и в живописи, и в скульптуре и т. п. В рассматриваемом издании, например, архитектура отнесена к области духовной культуры, хотя трудно представить себе что-либо более связанное с материальной культурой, чем жилище или общественное здание. Конечно, архитектурные идеи или пространственные представления древнего зодчего относятся к области духовной культуры; практическое же использование постройки, строительные приёмы и материалы относятся к области материальной культуры. Очевидно, это обстоятельство смущало редакторов издания, и они отнесли разделы "Жилище" и "Крепостные сооружения" в первый том, то есть в раздел материальной культуры, а во втором томе в разделе "Архитектура" рассматривают главным образом культовые здания, как будто бы церковь построена не из камня и кирпича, а из архитектурной идеи или крепостное зодчество не заключало в себе никакой архитектурной концепции. Мы считаем, что было бы наиболее рационально в одной главе, "Архитектура и строительство", рассмотреть все вопросы, связанные с древнерусским зодчеством, - и его практику, и его идеи, и теоретические основы, И безразлично, в какой том - первый или второй - была бы помещена эта глава.

 

Точно так же неправомерно разделение вступительных глав первого и второго томов. В первом томе, в кратком очерке истории древней Руси, были приведены лишь основные факты политической истории, а во втором томе в отрыве от гражданской истории дан очерк социально-политического строя древней Руси. Оба очерка, написанные проф. В. В. Мавродиным, очень схематичны и, нужно сказать, вызывают разочарование читателя.

 
стр. 137

 

Напрасно автор с большой настойчивостью относит древнерусское Киевское государство IX - X вв. к дофеодальному периоду. Если нет ещё феодальных отношений, то как же может существовать феодальное государство? Какое государство может быть в доклассовом обществе? Киевское государство IX - X вв. - раннефеодальное, а не дофеодальное, оно возникло в результате длительного процесса классообразования, начавшегося у восточных славян ещё в V - VI веках. В. В. Мавродин считает, что феодальный период окончательно оформляется лишь в первой половине XI в. (стр. 18). Это ничем не оправданное деление истории Киевской Руси на два периода - дофеодальный (IX - X вв.) и феодальный (XI - XIII вв.) - принималось не только проф. Мавродиным, но и значительной группой историков древней Руси.

 

На недавно закончившейся дискуссии по вопросам периодизации истории СССР указывалось на ошибочность подобного деления1 . Нужно сказать, что в "Истории культуры древней Руси" эта схема принята лишь во вступительной и заключительной главах. Авторы других глав не провели подобного деления. Их данные - подлинный фактический материал - не позволили говорить о существовании таких принципиально различных периодов.

 

Вместе с тем неправильно было бы отрицать, что развитой феодализм XI - XIII вв. отличается от раннего феодализма некоторыми новыми явлениями общественной жизни. В частности, в области культуры это - время распространения по всей территории Руси киевского культурного наследия.

 

В главе "Право и суд", написанной В. Г. Гейманом, освещен вопрос о происхождении обычного права и о постепенной феодализации права. Дана характеристика важнейших договоров, княжеских жалованных грамот, уставных грамот и других древнерусских правовых документов. Основное внимание уделено "Русской Правде" - древнейшему в нашей стране своду законов. Вряд ли можно согласиться с автором, что прототип "Русской Правды", оформленный, вероятно, лишь в виде устной традиции, существовал в Киеве или в Новгороде в начале X в. (стр. 41). Таким образом, автор относит к X в. возникновение основных правовых норм "Русской Правды". Между тем "Русская Правда" древнейшей редакции в некоторой своей части отражает нормы ещё доклассового, первобытнообщинного строя. В X в. древнерусское общество было уже феодальным. Древнейшие статьи "Русской Правды", в которых отражается переход от первобытнообщинного строя к классовому обществу, восходят, как мы думаем, ещё к VIII веку.

 

В главе "Религия и церковь" Н. Ф. Лавров рассказывает о язычестве восточных славян, о введении христианства, об организации русской церкви и о её роли в феодальном обществе. Интересно показаны древнейшие пережитки в языческом мировоззрении восточного славянства: обожествление сил природы, растений и животных, ещё не наделённых антропоморфными чертами, переживания тотемистического культа растений культ медведя, козла и т. п.; охарактеризованы весь пантеон языческих богов и обычаи языческих славян. Касаясь вопроса о проникновении христианства на Русь до его принятия в качестве официальной религии при Владимире Святославиче, Н. Ф. Лавров очень скептически относится к известиям IX в. и считает весьма неопределёнными даже данные окружного послания константинопольского патриарха Фотия от 867 г. о крещении "росов". Между тем известия указанного послания Фотия очень точны, они с несомненностью указывают, что народ русь по-видимому, Черноморская русь, локализующаяся в позднейшем Тмутараканском княжестве) в 860 г. совершил нападение на Константинополь, но что затем "они [русь] переменили свою религию на греческую и империя приобрела в них друзей".

 

Константин Багрянородный в биографий своего деда, императора Василия, также сообщает о том, что русские приняли христианство я патриарх Игнатий послал ям архиепископа. Христианство на Таманском полуострове появилось в глубокой древности, во всяком случае, в середине VIII в. уже существовала епископская кафедра в Таматархе.

 

До Владимира христианство на Руси проникло не только в среду киевских феодальных верхов, но было распространено до Киева и во всяком случае, помимо Киева, в Тмутараканской Руси. Распространению христианства на Руси способствовали также близкие сношения с Русью хазар, у которых уже в VIII в. было несколько христианских епархий. Эти факты важно было подчеркнуть, ибо они показывают, что крещение Руси при Владимире не было началом христианства на Руси, а было лишь актом признания христианства государственной религией. Скептическое отношение к византийским известиям о походах Руси IX в. и о принятии Русью тогда же христианства свойственно буржуазной историографии. Введение христианства отвечало общему бурному росту культуры восточного славянства, поэтому важно показать, что это не было единовременным актом Владимира Святославича, а было подготовлено длительным прогрессивным развитием культуры и политических связей древней Руси.

 

Вопрос о прогрессивной роли христианства по сравнению с языческим варварством подробно освещен в этой же главе; здесь доказаны борьба христианства с язычеством, борьба за независимую от Византии прусскую церковь, классовая роль христианства.

 

В главе четвёртой, "Язык и письмо", принадлежащей перу П. Я. Черных, после характеристики словарного состава древнерусского языка и "его грамматического строя рассматриваются "вопросы развития древнерусского языка в условиях Киевской державы. Политическое объединение восточнославянских племён способствовало ослаблению племенных диалектных различии. Это слия-

 

 

1 См. "Вопросы истории" N 8 за 1950 г.; NN 2 и 3 за 1951 год.

 
стр. 138

 

ние диалектных черт оформилось в столице державы Киеве, и на базе киевского наречия сложился литературный древнерусский язык старшей поры. В то лее время на Руси (начиная с X в.) распространился старославянский язык - общеславянский литературный язык, являвшийся средством международного литературного общения на огромной территории. Древнерусский литературный язык обогащался за счёт старославянизмов, а также путём восприятия языка народной поэзии.

 

Что касается письменности, то весьма вероятно, что древнейшие письмена, существовавшие ещё в языческое время, до нас просто не дошли. Неоспоримые данные о существовании письменности на Руси имеются только для IX - X веков. Весьма вероятно, что главной причиной малого количества дошедших до нас памятников письменности является непрочность материала, на котором писали. Арабский писатель Ибн-Эль-Недим рассказывает, что он видел (в 987 г.) русскую запись, вырезанную на "дереве". П. Я. Черных слово "дерево" разъясняет как "дощечка". Между тем речь идёт, по-видимому, о древесной коре, бересте, - материале, заменявшем бумагу даже в пору распространения пергамента и в первое время после появления бумаги, когда она была ещё дорога. В 1951 г. археологическая экспедиция проф. А. В. Арциховского в Новгороде нашла ряд документов XII - XV вв., написанных на берёзовой коре (бересте). Этот весьма непрочный для письма материал сохранился только в сырой почве северных русских городов. На нём велась частная переписка и даже составлялись некоторые официальные документы. Понятно поэтому, почему до нас дошла лишь небольшая часть русских средневековых архивов, небольшая часть письменных документов. Как свидетельствует вещевая палеография, письменность, а следовательно, и грамотность, в древней Руси XI - XIII вв. была широко распространена и уже перестала быть достоянием только узкого круга господствующих слоев общества.

 

Автор главы "Фольклор" А. Н. Робинсон показал, что возникновению русской литературы предшествовала устная поэзия, которая в дальнейшем во многом подготовила и определила прогрессивные идейные черты и самобытные художественные особенности русской литературы. Прогрессивные идейно-политические устремления древнерусской литературы вырастали на почве тех же исторических явлений русской жизни, которые порождали народную заботу о судьбах отечества в первые века существования Киевского государства и обусловливали идейную и поэтическую силу и стойкость русского эпоса, отражающего патриотические основы народного мировоззрения.

 

Ярко и интересно написана Д. С. Лихачёвым глава "Литература". Вопреки традиционному представлению, что истоки русской литературы связаны с переводами на русский язык многочисленных литературных произведений средневековой Европы, появившихся на Руси с принятием христианства, автор главы доказывает, что русская литература развивалась самостоятельно, беря истоки в дописьменной, устной литературе и фольклоре. Произведения же переводной литературы перерабатывались, из них отбиралось то, что в первую очередь отвечало русским потребностям. Во всех литературных жанрах проявлялась борьба прогрессивных сил с силами консервативными, элементов национальных с традициями церковной литературы. Наиболее ярко идейная направленность и художественные достоинства древнерусской литературы видны в летописях. На материалах большой исследовательской работы основана данная автором блестящая характеристика древнерусского летописания, выяснена его история, идейные и стилистические особенности областного летописания. Это не только итог развития науки, но и итог собственной творческой работы автора в области изучения летописей.

 

Правда, нужно сказать, что многие оригинальные выводы Д. С. Лихачёва, касающиеся летописей и изложенные им в других трудах, не вошли в статью "Литература". По-видимому, автор счёл необходимым в научно-популярное издание включить лишь те выводы, которые являются бесспорными и общепринятыми. Несмотря на то, что величайшему произведению древней русской литературы, "Слову о полку Игореве", посвящено множество трудов, так что трудно, казалось бы, сказать ещё что-либо новое о нём, Д. С. Лихачёв настолько интересно излагает посвященный "Слову" краткий раздел, приводит столько ярких примеров, что характеристика этого гениального произведения будет с интересом читаться даже самым искушённым читателем. Всю главу о древнерусской литературе пронизывает стремление выявить основную идею литературы X - XIII вв. - идею независимости родины.

 

В седьмой главе Н. С. Чаев рассказывает о состоянии просвещения в домонгольской Руси, о распространённости грамотности и книг, о школах, представлениях в области географии, ботаники, геологии и других наук. Основной вывод автора заключается в том, что образованность и вообще просвещение на Руси XI - XIII вв. по своему уровню и. качеству мало отличались от образованности и просвещения в Византии - передовой, культурной стране того времени. В эту эпоху Византия и Русь находились на одинаковом культурном уровне.

 

Глава об архитектуре написана Н. Н. Ворониным и М. К. Каргером. Старая, дворянско-буржуазная искусствоведческая наука стремилась объяснить всю сложность в многообразие форм русских построек влиянием на русское зодчество разных стран и народов. Советские учёные отвергли эту ложную схему. Они показали, что, несмотря на то, что начало каменного зодчества на Руси связано с введением принятого из Византии христианства, неправильно было бы полагать, что первые постройки каменных церквей были простым заимствованием чуждого искусства, что вместе с греческими священниками и монахами на Русь приходили греческие живописцы и зодчие, которые и вводили каменную архитектуру, перенося византийские образцы. Греческие ма-

 
стр. 139

 

стера, приходя в Россию, строили иначе, чем они строили у себя на родине. Они применялись к местным условиям и вкусам, подпадали под влияние" русской культуры, работали вместе с русскими мастерами, и поэтому даже самые ранние каменные здания на Руси входят в историю русской архитектуры, а не "византийской на русской почве". Уже древнейший памятник монументального каменного зодчества Киева - Десятинная церковь (989 - 996 гг.) обладает такими художественными и техническими особенностями, которые не находят аналогии в византийском зодчестве и свидетельствуют об отражении русских вкусов и условий. Ещё яснее самостоятельные черты русской архитектуры сказались в дальнейшем её развитии. Авторы главы об архитектуре показали, что художественное совершенство и законченность древнейших памятников русского зодчества ставят их в первый ряд шедевров мировой архитектуры. В условиях феодальной раздробленности появился новый архитектурный стиль, приобретший своеобразный облик в искусстве каждого княжества. Подробно охарактеризовано зодчество XII - XIII вв. Киева, Чернигова, Смоленска, Галицко-Волынской земли, Полоцка, Новгорода, Пскова, Владимиро-Суздальской земли, Рязани.

 

Глава об архитектуре распадается на ряд параграфов, в каждом из которых дана характеристика зодчества того или иного княжества, но сопоставления этих данных нет. Черты своеобразия, отличающие зодчество отдельных архитектурных школ, подчёркнуты в описании отдельных памятников, но не сведены воедино, так, чтобы читатель знал, чем отличается зодчество Чернигова от киевского или новгородское от смоленского. В итоге читатель, конечно, может сам сделать такие сопоставления, но для научно-популярного издания желательно наличие небольшого раздела, посвященного сравнительному анализу архитектурных школ разных княжеств.

 

В разделе о новгородском зодчестве недостаточно подчёркнута роль местной традиции, народной струи в зодчестве начиная с XII века. Нужно было опровергнуть ещё недавно господствовавшую в этом вопросе примитивную социологическую схему: подразделение всех построек на архитектуру княжескую и архитектуру боярскую (после 1136 г.). Такое подразделение выдвигает на первый план заказчика и преуменьшает роль подлинных творцов зданий - гениальных зодчих, - преуменьшает роль народа в создании архитектуры, приписывая всю архитектурную эстетику вкусам феодального правящего класса. Сами авторы главы указывают, что среди строителей нельзя не заметить и более демократической прослойки, выступавшей не только в лице неродовитых купцов и купеческих корпораций, но иногда и в лице городских общин (уличан) (стр. 304). Это следовало подчеркнуть и показать, какие черты архитектуры XII - XIII вв. выражают её народность. Новгородская феодальная республика родилась не только в результате победы боярства над князьями, но и в результате некоторых уступок, сделанных феодалами влиятельному торгово-ремесленному населению города. Влияние последнего сказывалось на всех сторонах новгородской общественной жизни, и это во многом определило народные черты в новгородском искусстве, и прежде всего в архитектуре.

 

В главе об архитектуре имеются некоторые редакционные погрешности. Например, часть планов древних зданий дана без масштабов (рис. 69, 76, 83, 88, 89, 109, 110, 137, 139). Нельзя получить представление о здании, если неясна его величина. Вообще публикация чертежа без масштаба наполовину обесценивается, но в особенности это досадно в данном случае, когда в тексте речь идёт об уменьшении размеров зданий в связи с изменением основных направлений архитектурной мысли, а сопоставление планов во многих случаях невозможно из-за отсутствия масштаба. На стр. 251 (рис. 58) дан план Десятинной церкви почему-то по Д. В. Милееву, то есть старый, неправильный. Между тем один из авторов статьи, М. К. Каргер, в 1938 - 1939 гг. раскопал фундаменты церкви, выявил ряд интереснейших деталей и составил её точный план; непонятно, почему он не опубликовал здесь результаты своих исследований. На стр. 293 сказано, что "Николо-Дворищенский собор представляет собой большую пятикупольную трехнефную постройку", и дана ссылка на рис. 100, где на фотографии изображён собор в его современном виде, с одной главой. Нигде ни слова не сказано об отличии древнего вида собора от современного.

 

Автор девятой главы, "Живопись", М. К. Каргер показывает, сколь далека от истины старая оценка древнерусской живописи как "провинциального ответвления" византийского искусства. Эта оценка основывалась не только на методологически ошибочном подходе к памятникам древней живописи, но и на недостаточном с ними знакомстве. В недавнее время открытия реставраторов памятников старины, и в особенности советских реставраторов, позволили нам узнать о многих выдающихся памятниках, свидетельствующих о том, что русская домонгольская живопись была большим и самостоятельным искусством, нисколько не уступавшим по своим достижениям ни западноевропейской, ни византийской живописи того времени. М. К. Каргер характеризует все виды живописи - и монументальную (фрески), и станковую (иконы), и орнаментацию рукописей. Всюду выделена работа русских мастеров, подчёркнуто значение их творчества. Это оказывается возможным даже в тех случаях, когда основным мастером был грек, а русские мастера выступали лишь в роли его помощников. Они часто овладевали искусством учителя и вносили в творчество своё понимание, свою манеру изображения.

 

При многих достоинствах главы о живописи в ней есть и неправильные утверждения.

 

Для русской живописи XI в., пишет М. К. Каргер, характерна борьба двух направлений - эллинистического и церковно-схоластического. Эта борьба отражает противоречивость культуры Киевской державы.

 
стр. 140

 

Та же борьба, по-видимому, по мнению автора, пронизывает искусство XII века. Борьба между двумя направлениями в византийском искусстве протекает на Руси так же, как в Византии. Нигде не сказано, что это была борьба народного искусства с феодальным, что эллинистическое искусство было более близким народу именно своей полнокровностью, близостью к реальной жизни. Не показана борьба русского народного искусства с византийской схоластикой. Элементы местного искусства выступают, по утверждению М. К. Каргера, только в рисунках на полях новгородских и псковских рукописей XII - XIII веков. Реалистические же элементы, просачивающиеся в сферу монументальной живописи, - это только пережитки эллинистических традиций, а не местные черты, внесённые русскими мастерами и заказчиками.

 

Такое утверждение противоречит и изложенным в статье фактам и основным выводам её автора. Достаточно было несколькими примерами показать народность одного из направлений в живописи, чтобы всё стало на свои места и социальные и национальные корни этой борьбы направлений были бы читателю ясны.

 

Сомнительна правомерность употребления термина "эллинистическое искусство", который мешает правильному пониманию сущности полнокровного народного реалистического искусства древней Руси.

 

Так же неясно изложен вопрос о характере русской живописи XII века. Живописи XII в., по мнению автора, свойственны нарочитая условность и отвлечённость образов, статичность. Всё - и люди, и природа, и вещи - запечатлено в состоянии неподвижности. Эта живопись преобразует реальные явления в условные, символические схемы, в идеалистические формулы. Это результат феодального перерождения старых художественных традиций (стр. 362). Из текста неясно, относится данная характеристика к византийской живописи или к русской. Этому перерождению, как утверждает автор, способствовало появление русских мастеров-живописцев (стр. 363). Это утверждение противоречит и фактам и содержанию самой статьи о живописи, в которой ярко показана прогрессивная роль русских мастеров в росписях Антониева монастыря, Спаса-Нередицы, Дмитриевского собора и др.

 

Конечно, живопись XII в. утратила величие и пышность эпохи Киевской державы. Конечно, в ряде памятников, например, в фресках Нередицы, в сильной степени сказалось типично феодальное искусство, с условно-изобразительным строем и церковно-схоластическим мировоззрением. Но даже здесь некоторые образы поражают своей реальностью, своей выразительностью и правдивостью - вот что внесли русские мастера-живописцы в византийскую каноническую роспись. Если даже применять терминологию автора, то можно утверждать, что на Руси и в XII в. были живучи "эллинистические традиции". Разве фрески Николо-Дворищенского собора или Аркажской (Благовещенской) церкви не связывают искусство XII в. с тем "эллинистическим, проникнутым переживаниями реалистических тенденций искусством, которое было характерно для более древней киевской традиции"? Разве сам автор статьи не характеризует роспись Дмитриевского собора как яркий отзвук "тех эллинистических переживаний, которые отмечались еще в искусстве Киевской Руси"?

 

Нечёткость формулировок запутывает некоторые положения хорошей в целом и правильной по своим заключениям статьи.

 

Нужно отбросить старую терминологию, идущую ещё от школы Айналова - Кондакова, и показать, что то, что они называли эллинистическими переживаниями, на самом деле является русским реализмом, что мастера Нередицы создали русский памятник искусства мирового значения, ценность которого не в орнаментальности изображений, а в реальности образов. Нужно подчеркнуть, что русская живопись XII в. не представляет картины упадка по сравнению с искусством XI в., а, наоборот, - значительного прогресса, связанного с возросшей самостоятельностью русских мастеров.

 

Большой интерес представляет глава "Прикладное искусство и скульптура", написанная Б. А. Рыбаковым. Автор вводит читателя в совершенно неизвестную область творчества русских людей, отражавшую ту сторону мировоззрения, которая существовала ещё до христианства и продолжала существовать вопреки церковным запретам. Это мир языческих представлений, загадочный для нас, но многозначительный для современников. Нужен большой талант исследователя, чтобы в массе вещей, дошедших до нас от древней эпохи, найти, отделить и определить те из них, которые позволяют выяснить идеологию их творцов и на этой основе реконструировать художественные образы, которыми была полна древнерусская жизнь. Не стилистический анализ, не сравнительно-историческое исследование, а показ народных корней искусства и раскрытие мировоззрения народа, его эстетических принципов составляют главное содержание статьи Б. А. Рыбакова, и в этом, её важнейшее достоинство. Рассматривая узоры на вещах, созданных даже в то время, когда уже узор служил только для украшения вещи, Б. А. Рыбаков показывает языческие заклинательные элементы, которые вошли в рисунок и постепенно видоизменялись, утрачивая свой первоначальный смысл. Интересное сопоставление черниговской былины с рисунком на турьем роге из Чёрной могилы позволяет разъяснить сюжет рисунка. Збручский идол даёт возможность осмотреть всю космогонию древних славян. В орнаментике евангелия замечена её связь с ювелирными изделиями и т. д.

 

Интересны разделы главы, посвященные скульптуре. Христианская церковь боролась со скульптурой, так как с нею связывалось представление об изгоняемых языческих богах. Поэтому скульптура в древней Руси не получила особенного развития. Но искусство русских скульпторов проявлялось в сфере мелкой пластики и в убранстве каменных зданий. Б. А. Рыба-

 
стр. 141

 

ков приводит ряд интересных примеров из бесчисленного множества русских городских скульптурных изделий XI - XIII веков. Эти примеры позволяют говорить о высоком уменье, о подлинной художественной культуре русских мастеров.

 

Важнейшие выводы из этой главы сводятся к следующему: прикладное искусство древней Руси было технически оснащённым, разнообразным по своей форме и богатым по содержанию. Творцами его были люди из народа, и поэтому даже в прикладном искусстве господствующего класса много чисто народных черт. Ко времени принятия христианства Русь уже обладала своими художниками, своими техническими приёмами, сбоим стилем искусства (стр. 462).

 

Непосредственным продолжением этой главы служит глава "Древние черты в русском народном искусстве", написанная Л. А. Динцесом. Наши представления о народном искусстве древнейшей поры можно дополнить наблюдениями над позднейшими предметами - резными изделиями из дерева и кости, тканями, вышивками и т. п. Народное творчество, обогащаясь новыми образами, вместе с тем не забывало и старых. Это позволяет даже в недавно изготовленных народных изделиях обнаруживать образы седой старины. Ныне покойный Л. А. Динцес проделал большую работу по их выявлению путём исключения позднейших наслоений. Им получено много данных о начально-славянском изобразительном искусстве, о внедрении в народное искусство мотивов феодального искусства и о переработке, творческом осмыслении последнего в народной среде. Это древнее искусство предопределило своеобразие русского искусства на последующих этапах развития.

 

Глава, написанная В. М. Беляевым, посвящена музыке. В ней описаны древнейшие музыкальные инструменты, мелодии, системы записи музыки. Автор указывает, что древнерусское музыкальное искусство развивалось столь же быстро и самостоятельно, как и другие стороны культуры древней Руси. В отличие от других глав глава о музыке написана мало популярным языком, в ней много трудного для понимания читателя - не специалиста в области музыки. Так, на стр. 493 - 494 приведены нотные примеры архаических мелодий. Однако в тексте ни слова не сказано, в чём их архаизм, чем отличается одна мелодия от другой, в чём выражается их структурное родство и т. д. Предполагается, что каждый читатель умеет читать ноты (что далеко не всегда бывает) и что он сам может сравнить мелодии, проанализировать их и сделать нужные выводы. Неясно изложена система крюковой нотации, различие между знаменным и кондакордным распевами.

 

Заключительная глава книги, "Пути развития русской культуры X - XIII вв.", написана Н. Н. Ворониным я М. А. Тихановой. Подводя итоги рассмотрения отдельных тем, они делают общие выводы об истории русской культуры в целом. Второй том "Истории культуры древней Руси", как я первый, убедительно и ярко показывает, что русская культура до монгольского завоевания достигла высокого уровня и что основой этого прогресса было развитие, русской материальной культуры, русского ремесла, сельского хозяйства. На этой почве расцвели искусства и литература, обогатившие сокровищницу мировой культуры великим вкладом русского гения. Труд советских учёных показывает глубокие корни древнерусской культуры в культуре восточнославянских племён, поэтому расцвет Киевской Руси не кажется внезапным и не нуждается в искусственных объяснениях, связывающих его с различными иноземными влияниями и воздействиями. Наоборот, сами эти "влияния" в тех случаях, когда они действительно были, предстают в ином свете. Так, несомненно, Русь многим обязана византийской культуре, но этот процесс показан в книге как активный процесс восприятия. Русь доросла до возможности соревноваться с культурой Византии, самой передовой страны раннего европейского средневековья, и, обращаясь к этой культуре, брала из неё лучшее и необходимое. Это была не дикая страна, пользовавшаяся благодеяниями цивилизованного соседа, а страна, равная соседу, не рабски подражавшая, а заимствовавшая то, что отвечало потребностям и уровню развития русского общества. В книге убедительно показано, какое значение для всей последующей истории русского народа имело развитие его культуры в домонгольский период. Глубокий историзм, пронизывающий весь труд, является важнейшим достоинством книги. История культуры здесь неразрывно связана с историей народа, её создавшего.

 

Выход "Истории культуры древней Руси" является большим успехом советской науки. Эта книга должна стать настольной для всех преподавателей истории, её должны прочитать широкие круги советской интеллигенции: и литератор, и пропагандист, и научный работник, и вообще каждый, кто интересуется историей своей Родины, найдёт в ней много полезного для своей работы, поучительного и интересного.

 

Уже сейчас, вскоре после выхода первого издания, необходимо ставить вопрос о переиздании книги, с тем чтобы довести её до широкого круга читателей. Редакторы книги проделали огромную работу, которая видна и в целом, и в мелочах, и в том, что труд многих авторов представляет целостное и согласованное в частях изложение, и в прекрасном подборе иллюстраций и т. д. Необходимо при переиздании устранить те недостатки, на которые указывают рецензенты. Необходимо также снабдить книгу справочным аппаратом и расширить библиографию.

 

К сожалению, прекрасно начатое дело почему-то обрывается на домонгольском периоде. Вместо предполагавшихся пяти томов истории русской культуры институты Академии наук СССР собираются ограничиться вышедшими двумя. Остальные исчезли из планов на ближайшие годы. Между тем успех первых двух томов показывает, как настоятельно необходимо продолжить эту работу.

 

 


Новые статьи на library.by:
КУЛЬТУРА РОССИИ:
Комментируем публикацию: ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНЕЙ РУСИ. Т. II

© А. МОНГАЙТ () Источник: Вопросы истории, № 11, Ноябрь 1951, C. 137-142

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

КУЛЬТУРА РОССИИ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.