М. "Три квадрата". 2002. 272 с.

Нельзя не согласиться с редактором рецензируемого сборника статей О. Р. Айрапетовым: "Первая мировая война сыграла особую роль в истории. Значение ее трудно переоценить" (с. 7). Война и ее непосредственные последствия создали не только новую карту Европы и Ближнего Востока, но и породили новую систему политических ценностей и политических ориентиров. В наибольшей степени это относится именно к России. И тем не менее, история первой мировой войны незаслуженно занимает в российском национальном самосознании весьма скромное место. Создание адекватного представления об этой странице отечественной истории - одна из важнейших задач российской исторической науки.

Статья Б. Меннинга, доктора исторических наук, профессора Командно- штабного колледжа сухопутных войск США, посвящена формированию плана стратегического развертывания российской армии. Автор стремится установить роль создателей этого плана, которых он видит в М. В. Алексееве и Ю. Н. Данилове, и восстановить "генетическую цепь событий", его породивших. По этому плану фактически и происходило развертывание войск. Особенное внимание уделено мобилизационному расписанию ("Расписанию N 19"). Меннингу удалось показать эволюцию и колебания в идеях российского стратегического развертывания, начиная с 1906 года. Можно согласиться с заключительной мыслью автора - и Данилов, и Алексеев, как и влиявшие на них командующие войсками округов, "позабыли о старой русской поговорке: "за двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь"" (с. 88), что и отразилось в настойчивых попытках организовать наступления по двум расходящимся направлениям, воплотившихся в конечном варианте плана. И пессимистически настроенный (по мнению автора) Данилов, и склонный к риску Алексеев не могли, в сущности, избавиться от этой опасной идеи. Два фактора определяли специфику развертывания русских войск: во-первых, начертание западной границы с выдвинутым передовым театром, а во-вторых, низкий темп мобилизации и сосредоточения войск в связи с огромными размерами страны, редким населением и слаборазвитой железнодорожной сетью. Если к этому добавить коалиционный характер войны, побуждавший естественное стремление не допустить разгрома союзника и выхода его из войны, то становятся понятными трудности, которые предстояло решить разработчикам планов стратегического развертывания. Позволим себе не согласиться с Меннингом относительно планирования "процесса, который привел к катастрофе 1914 года на русском фронте" (с. 88). Несмотря на неудачу Восточно-прусской операции и на незавершенность великой битвы в Галиции, кампанию 1914 г. нельзя рассматривать исключительно как катастрофу российской армии. Последующие трагические события бросают тень на реальный ход этой кампании и влияют на ее оценку исследователем. Дело обстояло не так уж плохо - русская армия с честью выдержала трудные испытания

стр. 161

первых месяцев войны и фактически решила главную стратегическую задачу, полностью провалив план начальника германского генерального штаба А. фон Шлиффена, стремившегося к молниеносному разгрому Франции. Война превратилась в затяжную, ведущуюся на двух фронтах, что предвещало неминуемое поражение Германии. Неудачи России (и недостигнутая ею победа) определялись не столько особенностями стратегического развертывания, сколько слабостью оперативно-стратегического руководства в звеньях: Ставка - фронт - армия.

Со статьей Меннинга перекликается очерк О. Р. Айрапетова "На Восточном фронте. Судьба Босфорской экспедиции в правление императора Николая II". Коренной вопрос, поставленный автором - политическое и стратегическое планирование этой экспедиции. Первое десятилетие царствования Николая II поражает как фантастической широтой внешнеполитических замыслов, так и отсутствием реального обеспечения их выполнения. Наличие нескольких намеченных целей "исключало возможность достижения даже одной", справедливо замечает автор (с. 166). Увлеченность дальневосточными проблемами неизбежно ослабляла внимание к Ближнему Востоку, в частности, к Проливам. Подготовка к экспедиции, ведшаяся в 1880-х гг., фактически прекратилась, хотя теоретически вопрос не снимался с повестки дня. Катастрофа в Маньчжурии и потрясения 1905 - 1907 годов сделали Босфорскую экспедицию фактически нереальной. Необходимо было в первую очередь восстановить военную мощь страны на суше и на море.

Наихудшую роль возможно сыграла думская оппозиция во главе с А. И. Гучковым, продемонстрировавшая образец некомпетентности и антипатриотизма, и фактически сорвавшая планы своевременного восстановления флота. "Для преодоления трудностей нужны были не только деньги, но и время. Оно терялось в конфликтах, которые навязывала Дума" (с. 170). Страна обрекалась на пассивную оборону, что и проявилось во время кризисов 1908 и 1912 - 1913 годов. При сложившемся соотношении сил Босфорская экспедиция исчезла из планов стратегического развертывания, и это был, вероятно, единственный вопрос, в котором полностью совпадали позиции Данилова и Алексеева.

Лето 1914 г. застало Россию фактически безоружной на Черном море. Появление германского "Гебена" в составе турецкого флота давало противнику бесспорное оперативно-тактическое преимущество. К десантной экспедиции, на которой настаивало командование флота, ничего не было готово, и скептическое отношение к ней Ставки (Данилов) осенью-зимой 1914 г. - весной 1915 г. вполне понятно. Однако проблема Проливов была вполне реальной, в чем убеждают данные об экономическом значении для России морской торговли и именно в этом районе (с. 198 и др.). Но для овладения Проливами не было реальных сил.

Д. Райт, сотрудник университета Тулейн (Новый Орлеан, США) в статье "Подготовка граждан: царский режим и военное обучение, 1906- 1914" показывает, что за короткий срок - в 1908 - 1914 гг. - были достигнуты определенные успехи. В военном обучении призывников важную роль играло преподавание обязательного соответствующего предмета в учебных заведениях. Постановка вопроса о моральной и физической подготовке подростков и юношей к военной службе, а также фактическое осуществление широкой программы этой подготовки явились заслугой тогдашнего руководства. Но каковы бы ни были успехи в этом деле, они не могли принципиально повлиять на повышение боеготовности армии и главное - воспитать высокие моральные качества в широких массах. В целом страна к войне не была готова - ни в материальном, ни в моральном смысле.

В статье В. А. Смородиной "Русский военный фоторепортаж на фронтах Первой мировой: особенности развития и персоналии" затронут интересный сюжет, в значительной мере отражающий общественное настроение в стране в годы войны.

Особое место в сборнике занимает статья сербского историка, доцента Белградского университета М. Йовановича "Умереть за Родину": Первая мировая война, или столкновение "обычного человека" с тотальной войной". В центре внимания автора-Сербия. Йованович стремится показать не "эпическую", а "темную" (по его терминологии) сторону войны, ее "тотальный общественный характер... ее цивилизационные рамки и значение" - прежде всего для "обычного человека", глазами которого он и пытается рассматривать эту войну.

Особенности внутриполитического развития России в преддверии первой мировой войны, рассматриваются в статье канадского исследователя Давида Схиммельпецника ван дер Ойе "Отношения между военными и гражданскими в III Думе". Автор отходит от традиционной для западной историографии - "манихейской", по его словам, трактовки "старого режима" в России как эпохи перманентного конфликта между властью и обществом. Такой взгляд автор признает справедливым лишь отчасти. После земской реформы 1864 г. и особенно создания Государственной думы, отмечает автор, "граница между государством и его подданными начала

стр. 162

размываться" (с. 10). Русское образованное общество получило возможность оказывать известное влияние на управление страной. Д. ван дер Ойе попытался выяснить, насколько обществу удалось реализовать эту возможность в период III Государственной думы в области организации вооруженных сил Российской империи. Большое внимание уделяется проблеме разграничения в деле обороны страны полномочий короны и Думы. Подробно характеризуется отношение различных политический партий к вопросам военного строительства. Убедительно показано, что думское большинство (прежде всего, октябристы) пыталось подтолкнуть правительство к реформам, способствующим восстановлению подорванной русско-японской войной мощи вооруженных сил империи. Вмешательство Думы в военную сферу вызывало недовольство Николая II. Но, как показывает автор, не считаться с позицией депутатов Думы власть не могла. В этой связи значительный интерес представляют наблюдения относительно роли думской комиссии по государственной обороне, а также тех неформальных контактов, которые завязывались между депутатами и военными кругами.

К сожалению, в статье встречаются фактические ошибки. Совет министров (в том виде, в каком он функционировал в рассматриваемый период) был создан не Основными законами 1906 г., как это утверждается на с. 15, а именным указом 19 октября 1905 года. И. К. Григорович стал морским министром не в 1910 г. (с. 34), а в 1911 году. Особые совещания по обороне, топливу, продовольствию и перевозкам были учреждены не в 1916 (с. 36), а в 1915 году. На с. 28 отмечается, что "депутатские запросы не распространялись на Военное и Морское министерства". Между тем действовавшее законодательство позволяло депутатам обращаться с запросами к главам всех ведомств без исключения. Необходимо отметить также, что судя по всему, автору остались неизвестными посвященные близкой проблематике исследования B. C. Дякина, К. Ф. Шацилло и ряда других российских историков.

Ф. А. Гайда в статье "Прогрессивный блок в оценке русской либеральной оппозиции. 1915 - 1917" попытался взглянуть на данную тему в новом ракурсе. Его предшественники оценивали деятельность Прогрессивного блока преимущественно с точки зрения революционной перспективы и в этом контексте только как силу, противостоящую - либо самодержавию, либо народным массам. Гайда же задался целью ответить на вопрос: каким видели Прогрессивный блок представители вошедшей в него либеральной оппозиции, какое значение блок имел для его участников. Этот вопрос рассматривается автором в тесной связи с анализом чрезвычайно сложной внутриполитической ситуации, сложившейся в России к лету 1915 г. в результате поражений на фронте. В итоге, как отмечает автор, "все политические силы, представленные в Думе, за исключением крайней правой и крайней левой, оказались заинтересованы в создании крепкого большинства" (с. 99). В Прогрессивном блоке такое большинство как будто бы и возникло. Однако, как показано в статье, цели его участников были весьма различны. Особое внимание уделяется политической линии кадетской партии - "главной организационной силе".

Интересны выводы автора относительно эволюции Прогрессивного блока в рассматриваемый период. Как подчеркивает Гайда, в конечном счете, блок перестал быть "реальным субъектом политической борьбы (его заменила Дума в целом), он стал заложником революционной ситуации, но вместе с Думой хотел быть и оказался на гребне оппозиционных настроений" (с. 109). Статья способствует более глубокому пониманию особенностей стратегии и тактики русской либеральной оппозиции в канун Февральской революции.