Несмотря на то, что во время своих путешествий Екатерина II почти не покидала пределов России, некоторые ее поездки имели важное внешнеполитическое значение.

В двух путешествиях (1780 и 1787 гг.) императрицу сопровождали иностранные послы: английский - А. Фицгерберт, австрийский - И. Л. Кобенцель и французский - Л. Ф. де Сегюр. Отправляясь в Крым, Екатерина пригласила сопровождать ее принца Ш. Ж. де Линя и К. Г. Нассау-Зигена. Во время своих путешествий она принимала приезжающих ко двору иностранцев, например, в 1787 г. Ф. де Миранду. Кроме того, императрица вела переписку с иностранными корреспондентами, к голосу которых прислушивались в Европе - Ж. Ф. де Мармонтелем, Вольтером, Ф. М. Гриммом и др., но самое главное - она четырежды встречалась с другими государями. Екатерина считала, что для решения особо важных проблем требовались личные переговоры с глазу на глаз. Очень удобным способом встретиться оказывались поездки императрицы.

Желание достигнуть практических результатов связано в основном с русско-турецкими отношениями. В 1780-е годы Екатерина была озабочена тем, чтобы Россия не оказалась в изоляции перед надвигавшейся войной с Османской империей. Государыня обрела союзника в лице Иосифа II, при этом путешествие 1780 г. должно было стать первым шагом к австро-русскому сближению, а встреча в 1787 г. - скрепить заключенный ранее альянс. С другой стороны, императрица стремилась обеспечить невмешательство европейских держав в русско-турецкие отношения и в ее политику в Причерноморье, на что было направлено свидание с Густавом III в 1783 году. Поездки Екатерины были связаны также с "польским вопросом", но он играл тогда второстепенную роль по сравнению с "турецким".

Екатерина преподносила себя общественному мнению Европы, как просвещенную государыню, заботящуюся о благе своих подданных. В 1780-е годы наиболее важным в декларативных мотивах было подчеркнуть могущество России. По словам Л. Ф. де Сегюра, императрица "знала, что многие считают Россию страной азиатскою, бедною, погрязшею в невежестве, что они с намерением не отличают европеизированную Россию от необразованной Московии". Екатерина стремилась доказать иностранцам, что они имеют дело со значительным европейским государством. Она спрашивала Сегюра: "Как вам нравится мое маленькое хозяйство? Не правда ли, оно понемногу устраивается и увеличивается?"¹.

Поездки не только доказывали могущество России, но и служили устрашению ее врагов и недоброжелателей. Прежде всего, это относится к путешествиям в Крым. Демонстрация русских вооруженных сил, предпринятая в тот период Потемкиным, дала возможность утверждать: императрица отправилась в путь, желая убедиться в готовности к войне или же предотвратить ее.

Лупанова Марина Евгеньевна - кандидат исторических наук, доцент Рязанского военного автомобильного института.

Первой поездкой Екатерины стало путешествие в Могилев в 1780 г, имевшее большое внешнеполитическое значение. Благодаря письмам Иосифа к матери можно проследить ход политических переговоров Екатерины с императором Священной Римской империи. Тот факт, что инициатива свидания принадлежала Иосифу и что не русская императрица отправилась в Австрию, а "граф Фалькенштейн" посетил Россию, с самого начала определил ее лидерство в переговорах. Д. М. Голицын беседовал о предстоящем свидании с канцлером В. А. Кауницем, который просил передать государыне, что Иосиф никогда еще не предпринимал путешествие с такой охотою и таким удовольствием. Свидание должно было носить политический характер и демонстрировать начало австро-русского сближения. А. А. Безбородко считал, что Иосиф не отказался бы от территориальных приобретений как в Германии, так и вне ее, прежде всего - от распространения австрийского влияния на подданных Порты, которым Россия оказывала свое покровительство. По мнению Александра Андреевича, Иосиф хотел получить Белград с частью Сербии и Боснии.

А. Г. Брикнер полагал, что альянс России с Пруссией был заключен в свое время ради польских дел, а по поводу Османской империи у них не было общих интересов. Зато и Екатерина, и Иосиф помышляли о серьезных действиях против турок, и это способствовало их сближению. Императрица могла охладеть к союзу с Пруссией из-за того, что прусский поверенный в делах в Стамбуле Гафрон предлагал заключить альянс между Пруссией, Россией и Турцией. Альянс Порты и Фридриха был невыгоден Екатерине, так как в случае войны Османской империи с Россией последняя будет связана "самим союзником нашим", то есть Пруссией, которая будет стараться, чтобы ее новому союзнику - Турции - не был нанесен ущерб. Екатерина понимала, что Фридрих не стал бы поддерживать Россию в борьбе с Османской империей, и нужно было найти нового союзника. Таким образом, встреча в Могилеве должна была во многом определить внешнеполитический курс России.

Намерение Екатерины перейти от "Северного аккорда" к сближению с постоянным соперником Пруссии беспокоило Фридриха II, который не желал терять союзника в лице России и опасался, что австро-русский альянс может быть направлен против него. Английский посол в Петербурге Джеймс Гаррис писал, что "прусская партия крайне встревожена тем, что пребывание императора в России было столь продолжительным, тем более, что это делается по желанию русской императрицы"². Австрийский посланник во Франции Мерси д'Аржанто сообщал, что Фридрих II распускает злобные слухи о поездке в Могилев. Фридрих II даже написал собственноручное письмо Потемкину, в котором убеждал "светлейшего" поддержать его интересы, взамен обещая помочь ему получить герцогство Курляндское. Князь отказался. Стремление Фридриха не допустить австро-русского сближения понятно, но противники подобного дипломатического курса оказались и в Вене. Не в восторге от предстоящей встречи была мать Иосифа, Мария-Терезия, ненавидевшая русскую императрицу. Готовясь к путешествию, Екатерина старалась ничем не задеть будущего союзника. Безбородко передавал З. Г. Чернышеву волю императрицы, чтобы нигде не упоминался Тешенский мир, при заключении которого Россия была посредником и действовала скорее в пользу Пруссии, чем Австрии. Встретившись с Екатериной в первый раз, Иосиф писал матери, что "предметом беседы служили только общие места, я еще ни слова не проронил о политических вопросах ...", и что он очень доволен "дружеским непринужденным приемом и свидетельствами дружбы, оказываемыми мне императрицей"³. Иосифа в переговорах с Екатериной больше всего интересовало ее отношение к Пруссии, а императрица склоняла его к беседам о русско-турецких делах.

"Графа Фалькенштейна" волновали "невыгодные и лживые слухи", распускаемые про него прусским королем. Императрица успокаивала его, отпускала колкости в адрес своего бывшего союзника, тем самым показывая Иосифу, что изменила свое отношение к Пруссии. Екатерину интересовала возможность австро-русского союза. В случае его заключения Иосифу предстояло поддерживать ее в борьбе с Турцией, и императрица хотела знать, как он к этому относится. "Граф Фалькенштейн" дал понять, что не против ее планов.

В конце июня 1789 г. монархи вели более откровенные и продолжительные беседы. Иосиф II был уверен, что его будущая союзница турок терпеть не может, она и головой и душой занята проектом о создании Восточной империи. Императрица уверяла, что не хочет войны, но турки всегда найдут какой-нибудь мелочный повод, который приведет к разрыву. Иосиф II понимал, что австро-русский союз будет носить антитурецкий характер, поэтому его не удивила просьба Потемкина дать устное обещание, что Австрия никогда не вступит в союз с Турцией, а Екатерина пообещает не участвовать ни в какой войне против него. В конце июля их величества расстались

друзьями, однако Е. Р. Дашкова утверждала, что "коронованные особы не бывают полностью искренними в своих взаимоотношениях"⁴. Императрица называла Фридриха II Иродом, но это не мешало ей долгие годы быть в союзе с Пруссией. Отношение Екатерины к императору до встречи с ним было довольно сдержанным. После встречи Екатерина начинает восхвалять его, часто не без политического расчета.

Если говорить об отношении к могилевской встрече противников австро-русского союза, то Мария-Терезия писала дочери, французской королеве Марии-Антуанетте, что Иосиф очень доволен своей поездкой, но договора заключено не было. Тем не менее австрийская императрица понимала, что документальное оформление альянса - дело времени, и поэтому начала демонстрировать Екатерине свои добрые чувства.

Прусская дипломатия была не напрасно встревожена долгим пребыванием "графа Фалькенштейна" в России, потому что своим визитом он нанес чувствительный удар влиянию короля прусского. Раздосадованный Фридрих II осенью 1780 г. отправил в Петербург прусского принца Фридриха-Вильгельма, который не произвел впечатления на Екатерину II и встретил в высшей степени холодный прием.

Иосиф уполномочил вести переговоры о заключении союза И. Кобенцеля, с русской стороны полномочия получили И. Остерман и А. Безбородко. При этом оговаривался оборонительный характер альянса, а также то, что, приобретая нового союзника, Россия не отказывается от старого - Пруссии, и вполне может быть арбитром между ними. Еще во время путешествия Иосиф II с неудовольствием замечал, что Екатерина не сделает ничего, что могло бы поссорить ее с Фридрихом, и "ей хочется, чтобы ее ласкали с обеих сторон". Особенно подчеркивалось, что относительно Турции Екатерина "не признает довольными одни общие обязательства" и что одна держава должна тотчас же объявить Порте войну, если та нападает на другую. Австро-русский союз был по предложению Екатерины заключен в форме обмена личными письмами монархов⁵.

Конечно, отношения государств определяются не симпатиями и антипатиями правителей, однако, в данном случае, вряд ли было возможно заключение союзного договора в подобной форме, если бы монархи не были знакомы лично и не составили друг о друге неплохое мнение. Так встреча в Могилеве была началом новой эпохи, многое изменившей в общеевропейской политической системе, и весьма удачной внешнеполитической акцией Екатерины II.

Значительным успехом обернулась для императрицы ее поездка в Финляндию для встречи со своим двоюродным братом Густавом III. Первое свидание коронованных родственников состоялось в 1777 г., когда Густав посетил Петербург, а вторая прошла в июне 1783 г. во Фридрихсгаме (крепости у Финского залива). Для Екатерины предстоящая встреча была обусловлена происходящим в это время присоединением Крыма к России. У нее теперь был союзник в противостоянии с Османской империей. Но для Петербурга в это время было важно заручиться поддержкой и других европейских держав, или хотя бы добиться того, чтобы они не вмешивались в русско-турецкие отношения.

Российская дипломатия опасалась тогда нападения со стороны Пруссии или Швеции. В Петербурге считали, что по отношению к Стокгольму следует оказать "бдение и готовность". Это было необходимо потому, что Швеция все еще стремилась взять реванш за поражение в Северной войне. Если бы Густав поднял оружие в то время, когда Россия была занята в Причерноморье, это поставило бы ее в затруднительное положение. Именно так и случилось в 1788 г., когда во время русско-турецкой войны Швеция объявила войну России. Но и в 1783 г. Екатерина не могла исключить такого поворота событий. Шведские дипломаты могли бы, в случае недовольства Густава присоединением Крыма к России, подталкивать Порту к вооруженному конфликту. В Стокгольме ходили слухи о том, что война России с Турцией неизбежна. Чтобы предотвратить столь неблагоприятные перспективы, Екатерина могла бы лично договориться с Густавом о его невмешательстве в политику петербургского двора. Более того, дружеская встреча с кузеном могла убедить Порту, что в случае русско-турецкого столкновения Швеция поддержит скорее Петербург, чем Стамбул. Инициатором встречи была Екатерина, но и шведский монарх был заинтересован в личных переговорах с двоюродной сестрой. Для императрицы свидание было результативным. Ей удалось добиться, чтобы стокгольмский двор не препятствовал занятию Россией Крыма.

Во время своих путешествий Екатерина уделяла внимание и отношениям с Польшей, но "польский вопрос", волновавший ее во время поездок 1764, 1780 и 1787 гг., играл в этих мероприятиях второстепенную роль по сравнению с "турецким". Во время поездки в Белоруссию в 1780 г. Екатерина уделяла особое внимание полякам.

Государыня посетила земли, отторгнутые от Речи Посполитой в 1772 г., в результате чего в числе ее подданных оказались поляки. Теперь и они, и Екатерина демонстрировали друг другу доброе расположение. Польское дворянство не раз участвовало во встречах своей новой повелительницы. Польские вельможи стремились добиться поддержки Екатерины в их противоборстве со Станиславом-Августом. Но мудрая императрица привечала как магнатов оппозиции, так и сторонников короля, который прислал для встречи с Екатериной своего племянника в противовес своим оппозиционерам.

Наибольшее значение во время путешествий приобретает "польский вопрос" в 1787 г., когда после 30-летней разлуки императрица встретилась со Станиславом-Августом Понятовским, своим бывшим возлюбленным. Инициатива этой встречи принадлежала королю. Магнаты из оппозиции явились в столицу Малороссии не только засвидетельствовать ее величеству свое почтение, которого к ней не питали, но и заручиться поддержкой Екатерины против Станислава-Августа. Екатерина же неохотно ехала на встречу с польским монархом. Свидание состоялось 25 апреля (6 мая) близ Канева. Король представился графом Понятовским, видимо, стремясь напомнить Екатерине их давний роман или просто сохранить достоинство. Но он не воскресил в сердце государыни старых чувств и не изменил того факта, что приехал на поклон к большому могущественному монарху. Екатерина встретила короля важно, горделиво и прохладно. Что касается политической стороны встречи в Каневе, то еще до свидания Станислав-Август предлагал императрице заключить русско-польский союз, обещая помощь 30-тысячным войском в случае войны с Турцией, но она отвергла это предложение. Речь Посполитая нужна была ей скорее покорной ее воле, нежели сильной. Союз со слабой Польшей, которая не могла справиться с собственными проблемами, вряд ли мог принести много выгод России. Его заключение могло бы вызвать негативную реакцию других держав. Союз с Польшей мог бы принести Екатерине немало беспокойства, но очень скоро она пожалела, что не использовала в Каневе возможность заключить его. Началась новая война с Оттоманской Портой, и петербургский двор старался теперь заручиться поддержкой любой страны, в том числе и Речи Посполитой. Перед турецкой опасностью отступали на задний план все другие соображения.

Екатерина пригласила Иосифа II принять участие в ее путешествии в Крым. Император не устоял перед искушением и, встретившись с Екатериной 7 мая, покинул ее лишь 2 июля. Поначалу Иосиф II не хотел встречаться с Екатериной, так как это свидание вынуждало Иосифа к оказанию помощи Петербургу против Порты, а "граф Фалькенштейн" не хотел связывать себя какими - либо обязательствами. Но и отказаться от предложения увидеться Габсбург не решился, боясь испортить отношения со своей могущественной союзницей. За семь лет, прошедших с их первого свидания, коронованные приятели успели охладеть друг к другу. Екатерина чувствовала отношение Иосифа к усилению России на Черном море, и это не способствовало ее расположению к "графу Фалькенштейну". Тем не менее, и Екатерина, и император понимали, что союз следует сохранить независимо от личного отношения друг к другу. Тон в общении задавала Екатерина. Она долго не заговаривала о политике, а когда все же завязала политический разговор, императрица создала впечатление, что "спит и видит переведаться с турками ..., самолюбие и постоянная удача ослепили ее до того, что она считает себя в состоянии все сделать одними собственными силами, без моего содействия"⁶. Вряд ли Екатерина недооценивала союз с Австрией, она просто применила удачный психологический прием, устрашив Иосифа его распадом, чтобы показать необходимость этого альянса и заставить императора примириться с русской политикой, даже если она ему не всегда нравится. "Граф Фалькенштейн" говорил, что "не станет твердо сопротивляться воле Екатерины, и позволит склонить себя к войне, если его поставить перед необходимостью содействовать императрице и потерять могущественную союзницу"⁷.

Екатерина использовала еще один прием в общении с "графом Фалькенштейном" - демонстрацию русского могущества. Он был свидетелем всех тех зрелищ, которые устраивал Потемкин. Имея во время путешествия возможность увидеть вновь присоединенные земли и русские военные силы, император мог задуматься, стоит ли ему пренебрегать союзом со страной, которая в столь короткий срок обжила пустынные земли и создала здесь армию и флот. Иосиф испытывал страх перед могуществом России. То, что Габсбург сопровождал Екатерину в ее путешествии, должно было показать европейским державам и Турции, что Россия не одинока, у нее есть союзник, который в случае необходимости придет к ней на помощь. Пусть их величества официально не подписали союзного договора, своим участием в поездке в Крым вместе с императрицей Иосиф подтвердил фактическое существование австро-русского альянса. Император понимал, что участие в путешествии обяжет его содейство-

вать России в случае ее конфликта с Турцией, и когда началась русско-турецкая война Иосиф поднял оружие против Османской империи.

Хотя путешествия 1780 и 1783 гг. были связаны с "турецким вопросом", они не повлияли на взаимоотношения России и Турции. В 1787 г. Екатерина едет в Крым, хан которого недавно был вассалом Порты. Власти Османской империи до глубины души были возмущены тем, что русская императрица явилась в пределы их бывшего вассального ханства. Екатерина и ее спутники замечали, что от вновь присоединенных земель до Петербурга полторы тысячи верст, а до Стамбула - сутки-двое морем⁸.

Путешествие Екатерины в Крым и предпринятая тогда демонстрация русских вооруженных сил возмутили турок и весьма повлияли на ухудшение русско-турецких отношений. Екатерина, вероятно не оценив все возможные последствия путешествия, допустила просчет. Подстрекательства европейской дипломатии сделали свое дело и Турция начала новую войну с Россией.

С внешней политикой были связаны три из восьми поездок - 1780, 1783 и 1787 гг., когда Екатерина встречалась с другими монархами. Это было продиктовано, прежде всего, угрозой новой русско-турецкой войны. Встреча с Иосифом II в 1780 г. способствовала заключению оборонительного австро-русского союза, свидание через семь лет его скрепило, а в 1783 г. императрица добилась невмешательства Швеции в политику петербургского двора на Черном море. "Польский" вопрос играл во время поездок второстепенную роль. Императрица защитила своего ставленника Станислава-Августа от интриг магнатов из оппозиции, но его предложение о заключении русско-польского союза отвергла. Во время всех своих встреч с другими монархами государыня играла роль лидера в переговорах и умело направляла их в нужное ей русло. Путешествия Екатерины были не только значимыми, но и весьма удачными политическими акциями.

Примечания

1. СЕГЮР Л. Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785 - 1789. СПб. 1865, с. 143.

2. ГАРРИС Дж. Из дипломатической переписки сэра Джеймса Гарриса - графа Мальмсбюри. - Русская старина. 1908, т. 135, N 9, с. 141.

3. Сборник Императорского Русского Исторического Общества (Сб. РИО). СПб. 1877, т. 1, с. 405; ЭНГЕЛЬГАРДТЛ. Н. Записки. М. 1997, с. 28.

4. ДАШКОВА Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М. 1987, с. 166.

5. Переписка Екатерины Великой с германским императором Иосифом. Русский Архив (РА). 1880, т. 1, N 1 - 4, с. 250 - 252, 254.

6. ЛИНЬ Ш. Ж. Письма, мысли и избранные творения принца де Линь, изданные баронессою Стаэль Голстейн и господином Пропиаком. Т. 1. М. 1909, ч. 1, с. 57 - 58.

7. СЕГЮР Л. Ф. Ук. соч., с. 203, 228.

8. Письма императора Иосифа II к фельдмаршалу Ласси во время путешествия в Херсон и Крым в 1787 г. РА. 1880, т. 1, N 1 - 4, с. 134; Сб. РИО, т. 27, с. 411.