В 1643 г. одиннадцать священнослужителей Москвы подали царю Михаилу Фёдоровичу коллективную челобитную ¹ . Они били царю челом не больше и не меньше, как о полном запрещении иностранцам селиться в центральных частях Москвы. Челобитчиков возглавляли два священника: поп Прокопей от церкви Николая (в нынешнем Армянском переулке) и поп Федосей от Космодемьянской церкви (на углу улицы Маросейки и Старосадского переулка). Попы Прокопей и Федосей в своей челобитной указывали на явное засилье иноверцев: они-де скупают у русских людей дворы и дворовые места, ставят свои молитвенные дома близ православных церквей, от чего "всякое осквернение русским людям бывает", а православные приходы "пустеют".

Против доступа в Москву иностранцев поднимало свой голос не одно духовенство. В 20 - 40-х годах XVII в. русские купцы в своих челобитных также неоднократно заявляли недовольство усиливавшимся просачиванием в Москву иноземных, главным образом западноевропейских коммерсантов. От них, по словам челобитчиков, чинится якобы русской торговле "великая теснота", из-за их "лукавого умыслу" русские купцы претерпевают убытки многие" ² . Просители с московскими купцами во главе убеждали правительство защитить их и "не пущать" английских, гамбургских, брабантских, голландских и датских немцев ³ . В первой половине XVII в. в московской купеческой среде было заметно особое раздражение против английских купцов, сохранявших за собой часть торговых привилегий, какие они получили ещё в XVI веке. Для ограждения интересов русских купцов, по мнению челобитчиков, не следует допускать иноземцев внутрь страны и в Москву.

Указанные коллективные домогательства свидетельствовали, что Москва XVII в. при всей своей видимой замкнутости была местом, куда направлялась довольно сильная волна иммиграции из-за границы. Ещё задолго до крутых реформ Петра I, открывших Россию для почти свободного въезда и поселения иностранцев, в Москве раздавалась разноязычная речь приезжих с Запада и Востока выходцев из разных государств, оседавших здесь на продолжительное или постоянное жительство.

Не раз случалось, что правительственная власть, проникаясь интересами отдельных влиятельных групп московского общества, ставила разные формальные препятствия приезду и переселению в Москву иноземцев той или иной национальности. В XVII в. таких рогаток ставилось даже больше, чем в XVI веке ⁴ . Но жизнь обычно опрокидывала эти искусственные препоны.

Рост государственной территории России в XVI-XVII вв. происходил такими неудержимо быстрыми темпами, какие были неизвестны Европе. Средоточием этого бурного роста политического организма страны неизменно оставалась Москва. Вот почему она несмотря на все временные катастрофы: опустошительные эпидемии, частые пожары, неоднократные татарские погромы, польское вторжение и т. д. - не согнула "крепкой выи в бедовой своей судьбе", а стояла нерушимо, крепла и росла, в то время как сотни других когда- то густо населённых городов приходили в упадок или даже вовсе исчезали.

В Москву стекались иноземцы разных наций и самых разнообразных профессий, привлекаемые самим московским правительством или же по своей воле тянувшиеся к крепнущей Москве. Приток иноземцев мог. быть насколько задержан или временно ослаблен, но не прекращался. Ещё в допетровской Москве мы уже видим ряд местностей, заселённых иностранцами. Это иноземные слободы, или колонии.

Проследим, какие именно слободы этого рода возникали и существовали в течение XVII века. Говорить о XVII в., минуя более раннее время, мы считаем вполне законным по следующим соображениям. В начале XVII в. Москва пережила подряд несколько потрясений: голодовку 1601- 1603 гг., гражданскую войну и, наконец, польскую интервенцию. Последняя настолько обессилила Москву, что у сторонних наблюдателей, не учитывавших жизненных сил великого города, возникало серьёзное опасение, будет ли вообще

¹ Снегирёв И. "О начале и распространении лютеранских и реформатских церквей в Москве", стр. 11. М. 1862; Никольский А. "Историческое описание московской Космодемьянской церкви на Покровке", стр. 59. М. 1888.

² Акты Археографической экспедиции. Т. IV за 1646 г., N 13, стр. 14 - 23.

³ Напомним читателю,, что на языке москвичей XVII в. немцами часто назывались все западноевропейцы неславянского происхождения.

⁴ Мулюкин А. "Приезд иностранцев в Московское государство", стр. 208. СПБ. 1909.

дальше существовать Моска. Петрей де Ерлезунда, представитель шведского короля, в следующих выражениях подытоживал свой рассказ о кровопролитных событиях, разыгравшихся в марте 1611 г.: "Таков был страшный и грозный конец знаменитого города Москвы". По словам Петрея, Москва "была разорена и разрушена до основания"¹ .

В этом поспешном приговоре о гибели Москвы было преувеличение, весьма обычное для описаний и записок о России заезжих иностранцев. Но общее наблюдение Петрея об исключительных бедствиях и разрушениях Москвы от польской интервенции правильно. Вполне понятно, что после такого бедствия строиться и расселяться приходилось заново, и в настоящее время нам затруднительно установить преемственную связь между иностранными колониями XVI и XVII веков. Начинаем поэтому свое обозрение с последних.

В ближайшие же годы после изгнания поляков из Москвы вновь организованное московское правительство приступило в оборонных целях к переустройству и перевооружению военных сил, к усилению крепостных сооружений в городах, в том числе и в Москве. Даже после того как непосредственная угроза независимости Московского государства со стороны поляков миновала, мир с Польшей, заключенный в 1634 г., всё-таки не мог почитаться вполне обеспеченным. Смоленск всё ещё был в чужих руках. Ещё мелькали тени самозванцев, заготовленных про всякий случай польскими панами. Швеция не угрожала вмешательством в русские дела только потому, что была занята войной в Германии и сама находилась во враждебных отношениях с Польшей.

В таких условиях надо было перевооружаться во что бы то ни стало. Нужно было завести и укомплектовать наряду с прежними стрелецкими полками и дворянским ополчением полки так называемого "иноземного строя", солдатского и рейтарского. Полки надо было спешно обучить новому военному строю. И Москва обнаружила большое маневренное искусство в использовании технических преимуществ того самого Запада, откуда нависла угроза.

По выражению одного исследователя, московское правительство "развило " 20 - 30-х годах лихорадочную деятельность в приискании иностранных специалистов военного и военно-технического искусства ² . Из-за границы были приглашены инструктора: офицеры, артиллеристы, мастера "зелейного" порохового) дела, градодельцы, рядовые бойцы и т. д. Некоторая часть этих наёмных иностранцев, обзаведясь семьями и дворами, окончательно поселилась в Москве. По приглашению правительства в Москву приезжали также разные специалисты и невоенных профессий: архитекторы для обстройки сильно пострадавшего Кремля; для дворцовых нужд - врачи, аптекари, мастера предметов обихода и роскоши, золотых и серебряных вещей, часовщики, портные, скорняки; для правительственных учреждений - переводчики, печатники, знатоки почтовой организации и т. д. С прекращением постоянных военных угроз восстанавливались также торговые связи с заграницей. Под давлением финансовых затруднений правительство спешно налаживало торговлю, пытаясь организовать даже вывоз заграницу русского хлеба. Возобновился приезд в Москву иноземных коммерсантов и торговых агентов, часть которых также оседала на жительство в русской столице.

Таким образом, в первую половину XVII в. в Москве, поблизости от административного и торгового центра города, возникло довольно значительное поселение иностранцев. Его местонахождение благодаря сохранившимся переписям московских дворов 1620 и 1638 гг. ³ мы теперь в состоянии достаточно точно определить. Это район Маросейки и переулки, расположенные между Маросейкой и Кировской (нынешние Лучников, Комсомольский и Армянский переулки). Именно отсюда исходила указанная выше жалоба русского приходского духовенства на то, что в Москве "немцы покупают дворы и дворовые места дорогою ценою пред русскими людьми, вдвои и больши" и что от тех немцев "приходы их пустеют".

В 1638 г. в этом районе было зарегистрировано 57 дворов иноземцев, не считая владений иноземцев-военных, у которых дворы не подлежали переписи. Иностранцы содержали в этом районе свой "мирской", т. е. общественный, двор с торговыми складами, а также молитвенный дом, где проповедовал и отправлял богослужение протестантский "поп Индрик". Наличие у иноземцев "мирского" двора и молитвенного дома предполагает существование в Москве вероисповедной общины иноземцев. Даже по переписи 1620 г., здесь отмечены дворы иноверческих служителей культа, судя по фамилиям, английского происхождения: "немецкого попа Юрия Томасова" и "немецкого дьячка Якова Юстрова". Жившие в колонии иностранцы принадлежали к нескольким национальностям; среди них были англичане, голландцы, немцы, датчане; по вероисповеданию они были протестантами и реформатами.

¹ Петрей де Ерлезунда П. "История о великом княжестве московском", стр. 25. М. 1867,

² "Архив истории труда в России". Кн. 6 - 7 за 1923 год. Пер. Ст. И. Любименко "Труд иноземцев в Московском государстве", стр. 55.

³ "Росписной список города Москвы 1638 г.", стр. 111 - 121. Изд. Русского военно-исторического общества. М. 1911; "Переписи московских дворов XVII столетия", стр. 11 - 15. М. 1896.

Преобладали "торговые английские немцы", которые стали здесь обосновываться ещё, быть может, до "смуты" ввиду дворовой тесноты и застроенности в Китай-городе, где у них на Варварке имелось торговое подворье с половины XVI века ¹ .

Это маросейское поселение иностранцев, врезавшееся в гущу населённой и давно обжитой части Москвы, не занимало тогда сплошной и обособленной территории. Иноземческие дворы были расположены в общих кварталах вперемежку с дворами русских жителей. Но самое поселение уже приобретало явно выраженный характер иностранной колонии, начавшей, таким образом, развиваться с первой половины XVII века.

Кроме Маросейки перепись 1638 г. отмечает существование еще двух небольших "иноземческих дворовых групп, размещавшихся неподалёку друг от друга. Первая из них была в Огородниках, за Мясницкими воротами, в районе Козловского и Харитоньевского переулков. Здесь находился "некрещёных немец приходный двор, а на нём ропата", т. е. молитвенный дом; рядом стоял двор "немецкого попа Мартына". Вторая группа иноземческих дворов в числе 4 была расположена за Сретенскими воротами, среди дворов Печатной слободы" ² . Упомянем ещё об одном пункте Москвы, где пытались обосноваться иностранцы Это близ Гнездниковского переулка, на улице Горького, там, где до последнего времени сохранялся Шведский переулок. Здесь в царствование Михаила. Фёдоровича был передан шведам под "свейский купеческий. двор" застроенный земельный участок и было вместе с тем предоставлено шведам право отправлять богослужение по своей вере сначала в домах, а потам и в церкви ³ . Однако значительной группы шведских дворов вокруг подворья не сохранилось, возможно по той причине, что подворье дважды горело: в 1634 и в мятежном, 1648 году.

Дальнейшему расширению поселений иностранцев на Маросейке, в Огородниках и в Печатной слободе был положен предел в конце 40-х годов. Под влиянием духовенства и в связи с общим разрывом англо-русских торговых отношений правительство решило перенести молитвенные дома иноверцев и самые их дворы за тогдашнюю городскую черту, т. е. за пределы незадолго перед тем сооружённого земляного вала - по нынешнему Садовому кольцу. Для выселяемых из внутренних частей Москвы иностранцев и для поселения вновь прибывавших из-за границы было отведено особое место. Это была Новонемецкая слобода - новоиноземная колония, быстро достигшая значительных размеров и внешнего благоустройства: "Это был уголок Западной Европы, приютившийся на восточной окраине Москвы" ⁴ .

II

Дореволюционное название нынешней Бауманской улицы - Немецкая - указывает на основную магистраль новой колонии иностранцев. Нынешнее название К прочных переулков отражает прежнее местонахождение в колония протестантских церквей - кирок.

Указом 1652 г. иностранцам была предоставлена для заселения совершенно свободная территория, которая вскоре же начала застраиваться домами иностранцев. По переписи 1665 г., т. е. всего лишь 13 лет спустя после указа, в новой слободе насчитывалось уже 204. двора, а в дальнейшем число колонистов продолжало неуклонно расти. В годы возникновения колонии между нею и городской чертой - валом - имелся довольно значительный пространственный разрыв; впоследствии этот разрыв всё более и более сокращался и наконец исчез.

Иностранцы, жившие до того в своих домах в центре Москвы и теперь вынужденные перебраться в отведённое им предместье, неохотно и не сразу подчинились правительственному распоряжению, но вскоре они свыклись со своим обособленным районом, а многие из них были даже очень довольны: здесь их не стесняли ни враждебное отношение православного духовенства, ни подозрительность и насмешки местного "простонародья". Известный в XVII в. писатель Олеарий в своём сочинении о Московии передаёт со слов самих обитателей слободы, что вытеснение их из города оказалось "столь же больно, как, например, было бы больно для рака утопление его, ради наказания, в воду" ⁶ .

В колонии были представлены почти все европейские народы: англичане, голландцы, немцы, французы, итальянцы, датчане, шведы и др. Большую часть дворовладельцев в 1665 г. составляли военные люди: из общего числа 204 две трети, т. е. 142 двора, принадлежали военнослужилым командным чинам: полковникам, подполковникам, капитанам, майорам, поручикам, ротмистрам и прапорщикам. Остальные 62 двора принадлежали разным мастерам, торговым людям, врачам, аптекарям, пасторам, переводчикам и пр. ⁶ . При отводе земельных участков правительство обычно сообразовалось со служебным положением колониста. Чем старше был чин, тем просторнее ему отводилось место под усадьбу. Нормы земельного обеспечения были таковы: генералы и штаб-офицеры получали 800 кв. саж., обер-офицеры - 450 кв. саж., офицеры - 150 кв.: саж., капралы, сержанты и обозные - 80 кв. саженей.

¹ См. "Исторический журнал" N 10 - 11 за 1941 г., ст. "Английский двор в Москве XVI в.", стр. 141 - 144.

² "Росписной список города Москвы", стр. 208 - 212.

³ Цветаев Д. "Вероисповедное положение протестантских купцов в России XVI-XVII вв.", - стр. 16 - 26. М. 1885.

⁴ "Ключевский В. "Курс русской истории". Т. III, стр. 348. М. 1908.

⁵ Олеарий А. "Описание путешествия гольштинского посольства", стр. 346. СПБ. 1906.

⁶ Сборник "Москва в её прошлом и настоящем". Т. II. Ч. 2-я, стр. 24. М. 1910. Ст. В. В. Нечаева "Иноземские слободы в Москве".

Из невоенных обитателей к первой категории отнесены были доктора, а ко второй - аптекари, мастера золотого, серебряного, и канительного дела. Торговым людям и вдовам, переселённым из города, выделены были такие же участки, какие были у них раньше; те же, у кого не было в городе своих домов, получили только по 48 кв. саженей ¹ . Перевод иноземцев за городскую черту сопровождался, как видим, даровым отводом им земельных участков, причём размер этих участков обычно соответствовал пригодности данного лица и его значению в военной или дворцовой службе. Иностранцы рассматривались как люди полезные, и по степени полезности их расценивали и жаловали.

Весьма далёкое от общих идей веротерпимости, московское правительство, однако, Мирилось с существованием в новоиноземной колонии четырёх иноверческих церквей лютеран и кальвинистов - черта, любопытная для XVII в., века религиозных войн и преследований в Западной Европе. Гораздо суровей относилось правительство к католикам, которым до самого, конца XVII в. не разрешалось иметь костёл, но католики всё же жили в иноземной слободе, служили и торговали наравне с протестантами. В глазах некоторых иноземцев, гонимых на своей родине за религиозные убеждения, Москва представлялась хоть и отдалённым географически, но привлекающим своей веротерпимостью городом. Здесь, казалось им, можно было найти убежище, службу и признание. Атмосфера идейной нетерпимости на родине заставила, например, эмигрировать шотландца Патрика Гордона и привела его в 60-х годах в Москву, где он прижился и стал одним из виднейших военных специалистов последней четверти XVII века.

Но, разумеется, в Москве ожидало горькое разочарование тех, кто надеялся встретить здесь свободу религии, независимо от пригодности к царской службе. Так, вместо гостеприимства нашёл свою гибель в иноземной слободе некто Кульман из Бреславля, экзальтированный мистик, "духовидец", ведший в Европе скитальческую жизнь из-за преследований за свои идеи. В Лондоне он наслышался много лестного о Москве и в надежде на свободное распространение своих взглядов приехал под чужим именем, в этот обетованный город. Однако и протестантские пастыри Немецкой слободы и православное кремлёвское духовенство признали Кульмана опасным еретиком. Вместе со своим последователем - купцом Нордерманом - Кульман в 1689 г. был судим, пытан и сожжён в срубе за то, что он и Нордерман "чинили в Москве многие ереси и свою братию иноземцев прельщали".

В общем московское правительство, нуждавшееся в европейских специалистах, и прежде всего в военных, скрепя сердце обнаруживало некоторую терпимость по отношению к протестантам. Религиозный фронт отступал перед фронтом собственно военным. Православные лозунги меркли и перед торговыми интересами Москвы. С другой стороны, в Западной Европе наблюдался избыток, военных в результате Тридцатилетней войны. Отсюда тяга в Москву, где иммигрантам предлагали государево жалованье, а при усердии обещали продвижение по службе и обогащение. Приток иностранцев не прекращался, и с течением времени загородная слобода слилась с городом, превратившись в его оживлённейшую часть. Так как иноземная слобода начала застраиваться с самого начала на свободной, ничем не занятой территории, то неудивительно, что выходцы из Западной Европы в планировку своей московской колонии и в свои частные постройки перенесли некоторые внешние черты европейских городов. Это сообщало колонии характер несколько большего внешнего благоустройства по сравнению с беспорядочной застройкой старомосковских кварталов. К тому же по своему материальному достатку и служебному положению дворовладельцы колонии были обеспеченнее, чем большинство рядовых обывателей Москвы.

Некоторое превосходство наружного вида иноземной слободы давало отдельным историкам и писателям повод чрезмерно преувеличивать значение этой слободы для европенизации Москвы и России. В частности крайне преувеличивали роль иноземной колонии в формировании вкусов, взглядов и преобразозательных планов Петра I. Находили, что контраст между внешним обликом старой Москвы и новоиноземной слободы, имел здесь даже решающее значение. В действительности, как увидим, такого поразительного контраста не было.

Иностранец Корб, секретарь австрийского посольства, побывавший в Московской слободе в самом конце XVII в. и ведший здесь свой известный дневник, записал в нём далеко не лестные наблюдения о наружном благоустройстве указанной слободы. По его свидетельству, после какого-то продолжительного дождя "улицы слободы стали непроходимыми: повсюду там разбросаны повозки, которые так глубоко засели в грязь, что лошади бессильны их вытащить" ² .

По словам другого иностранца, де Бруина, весной 1702 г. грязь в Немецкой слободе "доходила лошадям по брюхо". И лишь после такого вопиющего накопления грязи, по приказанию царя, а не по инициативе жителей слободы, были предприняты работы по очистке и осушке слободской территории ³ .

Примерно то же можно сказать и о бытовой стороне жизни в иноземной слободе. Культурный уровень пёстрого населения колонии не представлял контраста с общим культурно-бытовым уровнем московских обывателей того времени.

Духовенство Москвы, добиваясь в 40-х годах

¹ Полное собрание законов. Т. I, N 85.

² Корб И. "Дневник". Запись. 16 мая 1699 г., стр. 149. СПБ. 1906.

³ Де Бруин "Путешествие через Московию", стр. 59 и 63. М. 1873.

вытеснения иностранцев за город, стремилось изолировать русское население от иноземного влияния, но цель эта была достигнута лишь в слабой мере. Неизбежное общение между москвичами и иностранцами колонии, естественно, приводило их к взаимным влияниям; завязывались родственные связи, возникали разные позаимствования, раздвигался общий духовный кругозор, и в месте с тем ослаблялась национальная ограниченность. Так вместе с территориальным и культурным ростом Москва становилась не только политическим центром объединённого многонационального государства, но и местом международного общения.

III

Кроме московских иноземных поселений, в которых жили иммигранты из разных западноевропейских стран - Англии, Голландии, Франции и пр., - в Москве XVII в. существовали и другие нерусские поселения, где проживали выходцы, например, польско-литовского происхождения; это была так называемая Старопанская слобода ¹ . В древней Москве слово "паны" чаще всего связывалось с понятием польской и литовской национальностей. Названная слобода находилась "промеж Сыромятной в Мельнишной слободы", в нынёшнем Молотовском районе, близ Чкаловской улицы, где и до сих пор четыре переулка носят название Сыромятнических, а один - Мельницкого. Уже по переписи 1620 г. здесь отмечались дворы "кормовых иноземцев" - Шимановского, Сушинского, Стручинского, Лобачевского и др. По переписи 1638 г. ² , здесь существовал иноземный посёлок в 52 двора, из числа которых лишь один двор принадлежал "немчину", подавляющее же большинство дворовладельцев были литовцы и поляки с такими же характерными фамилиями - Ян Хотимовский, Качинский, Закревский, Гвоздецкий и т. д.

Иноземцы этой слободы в 50-х годах не были переведены в новоиноземную слободу, куда были перемещены англичане, немцы. Французы. По этой причине, а также, быть может, в силу своей национальной родственности слобожане Старопанской колонии довольно скоро ассимилировались с москвичами.

Другая Панская слобода находилась в Замоскворечье, на Якиманке, в районе нынешних Бабьегородских и Мароновского переулков. Здесь также проживали служилые "белорусские шляхтичи" - разные Березицкие, Складовские, Бугайские, Замыцкие, Яновские. Но, судя, по переписи 1669 г., в этой Панской слободе жили некоторые иноземцы и других национальностей ³ . Так, мы встречаем здесь иностранца, видимо англичанина, - Анца Томаса. Ряд иноземцев, обитавших в этом углу Замоскворечья и названных в переписи "иностранцами", обзавелись русскими прозвищами, вроде Фёдорова, Кудрявцева, Куликова. Имелся, например, двор "голландской земли торгового немчина" Рутца, он же "короля датского прикащик"; этот иноземец, одно время влиятельный в Москве коммерсант, именовался Давидом Мимулаевым. Ряд дворовладельцев замоскворецкой Панской слободы зарегистрирован в 1669 г., как служивший в полках иноземного строя: ротмистры, низшие чины рейтарского строя, капитаны и поручики солдатского строя, селитренные мастер и подмастерье, трубачи, литаврщики и другие. Военнослужащие- иноземцы высших рангов здесь, видимо, не проживали. Судьба этого панского поселения на юго-западе Москвы XVII в. была та же, что и Старопанской слободы в Сыромятниках: к XVIII в. оно уже утратило свою национальную обособленность.

На севере старой Москвы, за. Сретенскими воротами, у Земляного вала, к концу XVII в. широко раскинулась ещё одна иноземная колония - Мещанская слобода, от которой ведут своё название нынешние Мещанские улицы.

Слово "мещане" в XVII в. не обозначало того, что под ним разумелось позже. В XVII в. мещанами называли городских жителей польско-литовских городов; следовательно, слово это заключало в себе указание на иноземное происхождение, а не на сословное состояние, как это понималось в конце XVIII и в XIX веке.

Мещанская слобода в Москве возникла в 1671 - 1672 годах. За годы продолжительной войны России с Польшей и после неё в Россию, в, том числе в Москву, попало много военнопленных из городов Польши, Литвы и Прибалтики, немало прибыло оттуда и вольных выходцев. Из этих-то польской и литовской "породы" мещан и была по указу правительства укомплектована отдельная слобода.

Перепись 1684 г., произведённая в новой слободе, вместе с частью дворов соседней, Троицкой, насчитывала .690 дворов, т. е. довольно большое количество. Отметим, что в этой именно иноземной слободе в XVII в. появились в Москве первые группы выходцев-евреев ⁴ , которые и обосновались здесь в качестве полноправных слобожан. Можно указать ряд еврейских семейств, осевших в Москве в то время, когда ещё существовал общий закон о воспрещении евреям въезда в Московское государство.

В восточной части Москвы XVII в. за городским

¹ Сборник "Московский край в его прошлом". Ч. 2-я, стр. 124. М. 1930.

² "Росписной список города Москвы 1638 г.", стр. 234.

³ "Переписные книги города Москвы 1668 - 1676 гг.", стр. 37 - 38 и 109 - 111.М. 1886.

⁴ Кунин И. "Евреи в Москве XVII в.". "Еврейская старина" за 1913 год. Вып. 1-й стр. 96 - 101.

валом, как и Мещанская слобода, находилась слобода Греческая на бывшей Николо-Ямской, теперь Ульяновской, улице. Точных её размеров и социального состава мы не знаем. Надо думать, что по числу дворов она не была значительной (в конце века здесь была размещена часть стрельцов).

В XVI-XVII вв. Москва оказывала широкое гостеприимство представителям греческого духовенства, со свитой которых приезжало немало и греческих купцов. К последним московское правительство относилось, однако, иначе, чем к греческим монахам. Не всегда разрешая торговым грекам проникать в Москву, оно ограничивало их торговлю южными городами, главным образом Путивлем; но греки умели обходить запрещения, появляясь в Москве - вопреки всяким указам или просто добиваясь отмены их ¹ .

Таким образом возникла греческая колония. Служилые и торговые греки образовали небольшую колонию и в самом центре торговой Москвы - в Китай- городе, на Никольской улице (ныне улица 25 Октября). Здесь греческим монахам был предоставлен Никольский монастырь, где совершалось богослужение на греческом языке. Кроме монахов на территории Никольского монастыря в отдельных жилых постройках проживали, и постоянно и временно, греки немонашествующие, в том числе греки-торговцы.

Следует добавить имеющиеся сведения и о так называемом Крымском дворе, существовавшем в Москве до самого конца XVII века. Этот двор находился по соседству с Панской слободой в Замоскворечье, близ нынешнего Крымского вала и Крымского моста. Крымский двор представлял собой группу обнесённых высоким тыном жилых и нежилых строений и был предназначен московским правительством для приезжавших от крымского хана послов и гонцов. Обслуживая формально дипломатические надобности, Крымский двор фактически служил не только местом пребывания ханских послов с их довольно многочисленной свитой, но и местом татарского торга, так как каждое посольство из Крыма в Москву было вместе с тем и торговой экспедицией. При обратном возвращении из Москвы в Крым следом за послами и гонцами выезжала вереница подвод, груженных закупленными в русской столице товарами. Таких заездов иногда было по нескольку в год. Крымские татары охотно торговали лошадьми, скупали в Москве меха, кожи, металлическую и деревянную посуду и пр.

Крымский двор являлся своеобразной разновидностью иноземной, колонии: здесь обитали татары, не бывшие постоянными жителями Москвы. Вместе с тем это не был только посольский двор со сменявшимися представителями иноземной страны, а нечто среднее между посольским двором и постоянным татарским поселением.

Крымский двор существовал с конца XVI века. Позже в том же Замоскворечье, в его северовосточной части, возникла Татарская слобода. Находилась она в районе теперешних Татарских улиц и трёх Толмачевских переулков. Последнее название сохранилось от бывшей здесь в XVII в. Толмацкой слободы, где проживали в своих дворах толмачи и переводчики, т. е. лица, переводившие устную речь и письменные документы с русского языка на иностранный и обратно. Некоторые из этих толмачей и переводчиков были сами иноземцы, и в этой своей части Толмацкая слобода была слободой иноземной.

Наличие в Москве особой Толмацкой слободы - явление очень показательное, говорящее о том, что Москва в XVII в. вовсе не была таким варварским, замкнутым миром, как её иногда рисуют. Имея многообразные дела с иностранцами, Москва постоянно нуждалась в посредничестве переводчиков. Не только такие приказы, как Посольский и Иноземный, но и другие правительственные места и приказы часто вынуждены бывали пользоваться толмачеством иностранцев; при торговых сделках приходилось прибегать к услугам толмачей и частных лиц. Толмацкие дворы имелись в разных районах столицы; но в Замоскворечье мы видим целую слободу, населённую толмачами, вероятно теми именно, которые состояли на постоянной службе в правительственных учреждениях Кремля.

*

Иностранцы на территории Москвы XVII в. расселялись отдельными гнёздами - слободами. Такая локальность размещения была характерной чертой XVII в. в отличие от позднейшего времени, когда местожительство проживавших в Москве иностранцев не связывалось с какой-либо определённой местностью. Но черта эта отнюдь не вытекала из какого-нибудь исключительного положения или существенного ограничения иностранцев. В древней Москве и русские выходцы, переселявшиеся из других городов, группировались по признаку своего происхождения: были, например, слободы и сотни - Новгородская, Дмитровская, Устюжская, Ржевская. Имеющиеся же сведения о многочисленных в Москве иноземных слободах говорят за то, что Москва XVII в была чужда нетерпимой враждебности по отношению к иностранцам. Наоборот, она умела, не теряя собственного национального лица, преодолевать свою замкнутость, широко открывая двери для иноземного общения.

¹ Мулюкин А. "Приезд иностранцев в Московское государство XVI- XVII вв.", стр. 207 и 209. СПБ. 1909.