ИСТОРИКИ И ИХ ТРУДЫ. С. М. СОЛОВЬЕВ КАК ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

Актуальные публикации по вопросам истории России.

NEW ИСТОРИЯ РОССИИ


ИСТОРИЯ РОССИИ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ИСТОРИЯ РОССИИ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ИСТОРИКИ И ИХ ТРУДЫ. С. М. СОЛОВЬЕВ КАК ПРЕПОДАВАТЕЛЬ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2007-10-11
Источник: Журнал "История и историки", 2002, №1

ИСТОРИКИ И ИХ ТРУДЫ. С. М. СОЛОВЬЕВ КАК ПРЕПОДАВАТЕЛЬ
Автор: А. Н. Шаханов


Профессор, как бы специально ни предавался он своей науке, отличается от ученого вообще тем, что передает науку слушателям, что он лично излагает перед ними свои исследования и убеждения и руководит их живым словом и примером.

Ф. И. Буслаев

Судьба навсегда связала Сергея Михайловича с историей Московского университета... Он принадлежал ему не только своими трудами, своей славой, но и всей своей жизнью.

В. И. Герье

Преподавательская и научно-организационная деятельность С. М. Соловьева как-то выпала из поля зрения исследователей его творчества, не являлась еще предметом специального, всестороннего рассмотрения. Исключение здесь составляют статьи его младших современников и учеников В. О. Ключевского и А. А. Танкова 1 . Естественно, что в этих небольших по объему публикациях, написанных на основе личных впечатлений, авторы не ставили целью рассмотрение всех относящихся к данной проблеме вопросов. А. А. Танков в этой связи писал: "Будущему биографу предстоит задача выяснить личность С. М. Соловьева в истории русской цивилизации как ученого, как профессора и как администратора. Только когда деятельность его осветится с трех сторон, тогда мы [с]можем составить себе ясное и определенное понятие [о ней]" 2 .

Разрозненные свидетельства об этой стороне деятельности С. М. Соловьева встречаются в многочисленных воспоминаниях его слушателей и коллег по Московскому университету. Однако все эти наблюдения в виду фрагментарности и субъективности оценок нуждаются в обобщении, систематизации, строгой хронологической привязке. Использование высказываний современников в исследовании возможно только с учетом их личного отношения к профессору, общественно-политических симпатий и др. Делопроизводство Московского университета содержит ценную информацию о лекционной загруженности С. М. Соловьева, его взглядах на методику пре-

стр. 96


--------------------------------------------------------------------------------

подавания гуманитарных дисциплин в высших учебных заведениях. Непосредственно о составе, структуре и содержании чтений мы узнаем из немногочисленных сохранившихся студенческих записей его курсов и их литографий.

Лекционные курсы ученый считал основной формой университетской деятельности. "...Авторитет профессора должен поддерживаться достоинством его чтений", - неоднократно повторял он коллегам 3 . Систематическое, доступное, предельно сжатое изложение материала в аудитории должно являться одним из основных пособий при подготовке к экзамену. Приближенные к квалификационным требованиям преподавателя, записи лекционных курсов не теряют своего значения для студентов даже при наличии широкого круга исторической литературы. Помимо всего прочего, как отмечалось в его ответах на анкету Министерства народного просвещения, "профессорские лекции не могут быть заменены никаким учебником, потому что они заключают в себе не только научный материал, но проникнуты духом научного исследования, вызывают в слушателях умственное развитие и научный интерес" 4 .

В своей педагогической деятельности С. М. Соловьев выступал продолжателем традиций либеральной профессуры Московского университета (Д. Л. Крюков, Т. Н. Грановский, П. Н. Кудрявцев и др.), перенеся их на предмет отечественной истории. Слова Т. Н. Грановского о том, что его молодой коллега взошел на кафедру не учеником, а уже сформировавшимся ученым, не были простым комплиментом. Уже первые курсы С. М. Соловьева представляли собой результат его самостоятельных научных разысканий, отличались новизной и актуальностью проблематики, соответствовали уровню европейской науки того времени. В октябре 1848 г. это своеобразно подтвердил один из недоброжелателей профессора - И. И. Давыдов в письме к М. П. Погодину: "Хвастовство Соловьева на лекциях, как слышно, доходит до нахальства. По его мнению, с него [...] начинается русс[кая] исто[рия]" 5 .

Однако одной учености было недостаточно для завоевания авторитета у слушателей. Она должна была органически дополняться даром слова. "...Профессор, - рассуждал С. М. Соловьев, - должен быть человеком мысли и человеком чувства, ученым и оратором вместе, высказывать истину и заставлять любить ее [...] Профессор должен владеть [этими] двумя орудиями в равной степени [...]" 6

------------------------

Взгляды С. М. Соловьева на историческую науку как действенное средство гражданского воспитания и орудие общественного переустройства (наряду с его чисто человеческими качествами) предопределили во многом чрезвычайно серьезное и добросовестное отношение ученого к исполнению своих педагогических

стр. 97


--------------------------------------------------------------------------------

обязанностей. На этих позициях С. М. Соловьев стоял и в начале своего университетского поприща, и уже будучи ректором и всероссийски известным ученым.

Несмотря на огромную научную и административную загруженность, он не позволял себе пропускать лекции и семинарии. Один из студентов вспоминал позднее: "Щепетильно строгий к себе в исполнении своих обязанностей, он никогда не манкировал [...] профессорским делом, не давая себе никаких льгот, не жертвуя интересами преподавания интересам своих занятий. Казалось бы, что при усиленных работах в архивах и дома Соловьеву должно бы быть особенно желательным, сколько возможно, сократить свои занятия со студентами, но он никогда себе не позволял этого" 7 . Так, пробыв первый семестр 1862/63 учебного года в столице по служебным делам, ученый настоял на выделении ему в оставшееся до весенних экзаменов время двойного числа часов 8 .

В ежемесячных ведомостях на имя попечителя учебного округа о пропущенных профессорами занятиях фамилия Соловьева фигурировала крайне редко (в отличие, скажем, от его коллег и единомышленников Т. Н. Грановского, К. Д. Кавелина, Н. С. Тихонравова). В среднем за учебный год ученый пропускал по уважительным причинам не более двух-трех лекций 9 . Ректор неоднократно ставил его в пример другим преподавателям. Современник записал услышанные в 1873 г. слова С. М. Соловьева: "Я за сорок [ошибка, к этому времени педагогический стаж профессора исчислялся двадцатью восемью годами. - А. Ш.] лет моей службы пропустил только две лекции". И от себя добавлял: "Нас поразило это сообщение [...] Значит, он был прежде всего человек долга" 10 . Об аккуратности и педантичности профессора в университете ходили легенды. Из года в год он в середине августа одним из первых открывал курс. Ученый никогда не опаздывал в аудиторию, сразу по окончании лекции покидал зал, даже если звонок служителя обрывал его на полуслове 11 .

Очередность преподавания гуманитарных дисциплин на руководимом С. М. Соловьевым факультете определялась его взглядами на историю как науку, предметом которой является уяснение законов развития цивилизации. Общие закономерности общественного прогресса невозможно усвоить на основе "отдела науки", каковым является отечественная история: "Учащийся растет вместе с человечеством, горизонт его постепенно расширяется, и только окончив общий курс всеобщей истории, он может понять себя как европейца и вместе как русского" 12 . Поэтому специализация, по мнению профессора, должна начинаться только на старших курсах.

Первоначально С. М. Соловьев имел две часовые лекции в неделю на третьем курсе первого отделения историко-филологического факультета и один час у студентов-юристов первого и второго курсов (для них материал читался не в полном объеме). С середины 1850-х годов профессор получил по четыре часа в неделю на треть-

стр. 98


--------------------------------------------------------------------------------

ем и по два на четвертом курсах историко-филологического факультета и соответственно по два и одному часу на первом и втором курсах у юристов. В итоге, лекционная нагрузка ученого только в университете в разные годы достигала шести - десяти часов в неделю (100 - 160 лекций в год). В целях ее сокращения С. М. Соловьев унифицировал программы, устроив совместные лекции по два часа в неделю на втором и третьем курсах историко- филологического и на первом или на втором курсах юридического факультетов. Для компенсации потерянных часов для студентов-историков была введена дополнительная двухчасовая лекция в неделю на последнем курсе.

Чтения С. М. Соловьева в 1860-е годы разбивались на два "отдела": в течение первого года обучения изложение событий доводилось до конца XVII в., а на следующий год профессор читал "от начала XVIII в. до настоящего времени". Лектор оставлял для себя, как правило, утренние часы для удобства последующих научных занятий и административной деятельности.

В течение первых пятнадцати лет С. М. Соловьев оставался единственным профессором по кафедре русской истории. Расширение объема преподавания, длительные отлучки в Петербург для занятий с наследниками престола вынудили его обратиться в ректорат с просьбой об отыскании помощника. По рекомендации ученого в 1860 г. на место доцента кафедры был определен его ученик Н. А. Попов. Его приход заметно облегчил работу С. М. Соловьева. Н. А. Попову было поручено вести курс древней русской истории. В отдельные годы его лекционная загрузка даже превышала часы С. М. Соловьева. Одновременно с приходом помощника возросло количество часов, отведенных для преподавания новой русской истории. С конца 1860-х годов С. М. Соловьев вел три часовые лекции в неделю (две на третьем курсе историко- филологического факультета и одну на юридическом факультете) и два часовых семинария для историков выпускного курса.

Древнюю русскую историю для филологов и юристов С. М. Соловьев читал в "большой словесной" аудитории ("коммунистической" в советские времена), которая находилась на втором этаже правого крыла корпуса. В ней, кстати, в 1845 и 1847 гг. проходили защиты диссертаций С. М. Соловьева. Аудитория вмещала тогда до двухсот слушателей (численность студентов историко- юридического факультета достигала пятидесяти-семидесяти, юридического - ста человек). Не отличавшаяся удобствами для лектора и слушателей, "словесная вверху" знаменита именами читавших в ней профессоров (М. П. Погодин, С. П. Шевырев, Т. Н. Грановский, П. Н. Кудрявцев, В. И. Герье, Н. С. Тихонравов и др.), составлявших гордость отечественной науки XIX столетия. Лекции для студентов историко-филологического факультета по новой русской истории проводились в "малой словесной внизу", вмещавшей до ста слушателей.

стр. 99


--------------------------------------------------------------------------------

Полного курса отечественной истории в университетах России до С. М. Соловьева еще никто не читал. В Москве же М. Т. Каченовский ограничивался периодом феодальной раздробленности, М. П. Погодин в отдельные годы по "Истории государства российского" Н. М. Карамзина доводил изложение материала до событий Смутного времени. С. М. Соловьев вспоминал: "Вот как он читал: сначала месяц, другой посвящал славянским древностям, которые читались буквально по Шафарику; потом переходил профессор к подробному рассмотрению вопросов о достоверности русских летописей и о происхождении варягов-руси [...] После этого времени оставалось уже немного; это остальное время Погодин проводил в том, что приносил Карамзина и читал из него разные места [...] Так отрывками добирался Погодин до 1612 года и здесь - по крайней мере, на нашем курсе - остановился" 13 . Да и то это было не связное изложение, а "частные исследования" по отдельным проблемам 14 . О новой, не говоря уже о новейшей, истории страны студенты оставались практически в неведении: "...Древняя история до 1612 года, благодаря сочинению Карамзина, была достаточно известна.., но новая история и переход от древней истории к новой - совершенно неизвестен" 15 .

Вероятно, желание поскорее утвердиться на кафедре, показать, что его материал глубже и свежее, чем у предшественников, научная одержимость подтолкнули молодого адъюнкта перед началом 1845/46 учебного года объявить, что он приступает к систематическому чтению курса "по собственным запискам, не придерживаясь никакого автора". Однако составление полного курса было сопряжено с неимоверными трудностями. С. М. Соловьев, не имея под рукой достаточного количества "пособий", довел свой первый курс только до конца XVI в. В следующем году он подошел ко "времени первых Романовых". В январе 1848 г. А. И. Чивилев с восхищением писал профессору: "Носится слух, что вы по окончании периода междуцарствия приступите к Дому Романовых. Если это правда, то от души поздравляю вас и желаю самых лучших результатов" 16 . Курс 1848/49 учебного года вплотную подводил слушателей к "эпохе Петра". О работе над ним ученый сообщал К. С. Аксакову во время летних вакаций 1848 г.: "...Пишу день и ночь о царе Феодоре Алексеевиче, штобы курс покончить, и штобы слово мое не солгалося" 17 . Говоря о своем "слове", С. М. Соловьев, вероятно, имел в виду написание задуманной им "Истории России с древнейших времен". "Сначала мне казалось, - вспоминал он много позднее, - что "История России" и будет обработанный университетский курс" 18 . Однако вскоре ученому стало ясно: работа над таким капитальным трудом займет много времени и растянется на годы, а курс необходимо кончать в возможно более короткие сроки.

О содержании университетских чтений С. М. Соловьева второй половины 1840- х годов в значительной мере можно судить по опуб-

стр. 100


--------------------------------------------------------------------------------

ликованным исследованиям: "Обзор событий русской истории от кончины царя Федора Иоанновича до вступления на престол Дома Романовых" (1848 - 1849), "Очерк истории Малороссии до подчинения ее царю Алексею Михайловичу" (1848 - 1849).

С начала 1850-х годов С. М. Соловьев вышел на рубеж Смутного времени, а десятилетием спустя уже приступил к систематическому изложению политической истории России XVIII в. На завершение цикла лекций по новой истории страны ушло около десяти лет. В курсах ученого 1870-х годов материал доведен до окончания царствования Екатерины II, реже - Александра I и даже середины XIX в., т.е. событий, очевидцем которых был он сам 19 .

------------------------

Структура лекционных курсов за все время преподавательской деятельности С. М. Соловьева не претерпела существенных изменений: менялось лишь соотношение объемов их "отделов" да количество прочитанных часов.

Изложение конкретного материала профессор предварял пространным теоретическим введением, в котором раскрывал свои взгляды на предмет, задачи науки и содержание чтений. Оно занимало в среднем от трех-четырех лекций до трети объема курса. Во введении к курсу древней русской истории С. М. Соловьев определял ее основное содержание переходом родовых отношений в государственные. Видное место отводилось характеристике роди географического фактора в судьбах восточного славянства и производной от нее проблемы борьбы "леса и степи". Начало курса истории XVII столетия содержал подробный анализ расстановки "политических сил России", логически подводя слушателей к выводу, что "орган верховной власти единственно мог и должен был вести русский народ в новую историю" 20 . В представленной начальству программе 1861/62 учебного года С. М. Соловьев, говоря о себе в третьем лице, так раскрывал содержание первого "отдела" курса: "...Коснется различных мнений, распространенных в литературе и обществе об истории и особенно русской, как то об отношении истории государства к истории народа, о внешней и внутренней истории. Здесь же профессор распространится о препятствиях, встречающихся при изучении истории, и о средствах, которыми можно преодолеть эти препятствия, наконец, для изучения общих законов развития человеческих обществ и в особенности в развитии историческом России..." 21

В 1860-е годы теоретическая часть курса была значительно расширена (при этом необходимо учитывать, что вопросы теории науки затрагивались и в ходе непосредственного изложения материала). Ученый выделял проблемы о "значении движения в истории" (прогресс), "значении массы и личности в истории", "этнографических условиях истории России", "уяснении тех препятствий, которые встречало в своем развитии русское народное шествие" и др. 22

стр. 101


--------------------------------------------------------------------------------

За введением следовал "обзор источников и пособий", который до публикации в начале 1850-х годов цикла историографических статей также отнимал много времени, а позднее, как правило, три-четыре лекции. Он открывался характеристикой отечественного летописания XII - XVII вв., исторических памятников XVII в. (акты, жития святых, записки иностранцев и др.). Разбор публикаций по отечественной истории ученый доводил до деятельности Археографической комиссии, а рассмотрение "литературы" начинал с анализа трудов А. И. Манкиева, Ф. Поликарпова и заканчивал Н. М. Карамзиным, Н. Г. Устряловым, М. П. Погодиным 23 .

------------------------

Профессор никогда не выпускал из виду задачу патриотического и нравственного воспитания учащихся. Уже в одной из ранних своих работ он писал: "[...] Университет должен дать ему [студенту. - А. Ш.] форму гражданскую, образовать гражданина в настоящем полном значении этого слова" 24 .

В своих лекциях он разъяснял студентам, что история ни одного европейского народа, поставленного в такие тяжелейшие условия существования, не являла свидетельств столь высокого нравственного подвига, как история России. Отсюда, уважительное отношение к своему прошлому является первостепенной гражданской обязанностью. "...Сравнивая древнюю русскую историю с историей других стран, сравнивая, что было сделано нашим народом при неблагоприятных обстоятельствах с тем, что было сделано другими при благоприятных, мы невольно наполняемся уважением к этому народу уже помимо всяких патриотических побуждений", - говорил он с кафедры 25 .

Курсы профессора были проникнуты оптимистическим, жизнеутверждающим пафосом. В этом, по справедливому замечанию И. В. Волковой, их отличие от воспоминаний ученого и его предсмертной записки на имя императора Александра III. В. И. Герье в этой связи отмечал: "Это был не только исторический курс в смысле простого повествования, но в смысле исторического строительства [...] В истории России может быть не было минуты, когда бы перед слушателями [не] открывалось так убедительно великое будущее России, как в устах Соловьева..." 26 Однако нельзя согласиться с выводом И. В. Волковой, что в угоду созидательному пафосу своих чтений профессор фактически исключал из повествования материал, не укладывавшийся в его понимание "положительных идеалов" 27 . Вера в светлое будущее России не была у историка абстрактной. Она базировалась на убеждении, что слушатели внемлют призывам преподавателя к активному участию во всех сферах государственной и общественной деятельности, к созидательному труду.

В. О. Ключевский с полным на то основанием называл своего учителя историком-моралистом. С. М. Соловьев полагал, что знания

стр. 102


--------------------------------------------------------------------------------

должны обогащать студента не только интеллектуально, но и делать его духовно богаче. Отсюда в характеристиках роли и места того или иного исторического деятеля у него всегда присутствовали и нравственные оценки. Один из слушателей вспоминал: "[...] Не нравственные действия в истории С[ергей] Михайлович] без малейшего колебания называл преступлениями. В этих случаях он пылал негодованием и не скрывал этого" 28 . Напротив, голос лектора теплел, когда речь заходила о его любимых героях - Владимире Мономахе, Иване III, Петре Великом.

------------------------

Преимущественное внимание в своих лекциях С. М. Соловьев сосредоточивал на государственной истории ("деятельности правительственных лиц", как он говорил), освещении внутренней и внешней политики правительства. Отождествляя историю государства с историей народа, ученый полагал, что первая и "составляет результат народной жизни". Отвечая на упреки критики на невнимание к положению "низших классов", он говорил: "[...] Это нарекание совершенно несправедливо. Правительственная форма есть результат народной жизни [...] Она есть выражение народной воли, какова бы она ни была [...]" 29

Ученый считал, что только сбалансированность в подаче материала внутренней и внешней истории способствует максимально полному раскрытию предмета. "...Нет никакого основания поднимать вопрос о преимуществе истории внешней над внутренней. Это - две стороны народной жизни, которые тесно связаны друг с другом и не могут быть поняты одна без другой", - говорил он с кафедры 30 . Исследователь полагал также, что вникая в дипломатическую историю государства можно глубже понять и его внутренние проблемы: в ходе переговоров с иностранными державами "народные представители высказывают мысли, стремления, которые прямо вытекают из истории народа, из его общественной жизни". К тому же: "Народ только тогда беспрепятственно и успешно занимается внутренней жизнью, когда утверждена внешняя безопасность [...]" 31 Однако, отдавая должное дипломатической истории, он в то же время полагал, что такая ее сторона, как межгосударственные военные конфликты, должна интересовать лектора только с точки зрения их общеполитического значения - "мерило сил народа". Детальное же изложение боевых действий - предмет специального курса военной истории 32 . "[...] Подробности военных действий, - утверждал он, - [...] не должны входить в общую историю одного или всех народов - они составляют содержание специальной военной истории и могут быть доступны, полезны и занимательны только для специалистов" 33 . Этот вывод С. М. Соловьев распространял и на историю церкви, за исключением тех вопросов, которые тесно переплетены с историей государства.

стр. 103


--------------------------------------------------------------------------------

Излагая события нового времени, профессор много места отводил характеристике "состояния литературы", ибо в ней видел зеркальное отражение "взглядов современников на явления тогдашней жизни": быт, нравы, общественные запросы и др. 34

При изложении материала с кафедры С. М. Соловьев придерживался той же последовательности, что и в "Истории России с древнейших времен", т.е. разделил весь хронологический период по царствованиям, а внутри них по заранее определенным вопросам. Однако уже в конце 1860-х годов, по мере расширения границ повествования, тематического обогащения концепции, профессор вынужден был в значительной степени отказаться от апробированной схемы. О его последних курсах современник писал: "Они излагаются не в хронологическом порядке, а по законам ассоциации исторических фактов" 35 .

Историческая концепция ученого на всем протяжении его почти 35-летней педагогической деятельности не претерпела существенных изменений. Однако это вовсе не означает, что из года в год он повторял один и тот же материал. Содержание лекций во многом определялось текущими научными интересами С. М. Соловьева, полемикой вокруг его произведений в отечественной историографии и, наконец, событиями общественно-политической жизни страны того времени.

Идеям утверждения и популяризации собственной научной концепции, в основе которой лежала родовая теория происхождения русского государства, посвящены его курсы второй половины 1840 - начала 1850-х годов. В программе чтений 1845/46 учебного года он так формулировал свои задачи: "...Постепенное установление государственности, борьба государственных начал с противогосударственными" 36 . На подобные увлечения профессора слушатели моментально откликнулись следующими строками: "Как взялся он за быт, // Все за быт родовой, // И не знает как быть // Он со своей головой" 37 . В 1860-е годы родовая теория отодвигается на второй план в его концепции и в лекциях. В ответ на критику за умаление роли монголо- татарского завоевания в исторических судьбах страны профессор специально ввел в курс лекцию: "Татарское иго и его последствия. Политика татар. Причины усиления княжеской власти. Влияние татар на нравственность народа", - в которой несколько скорректировал свои прежние взгляды по данной проблеме 38 . Полемика со славянофилами побудила С. М. Соловьева в 1850-е годы довольно подробно останавливаться на вопросах об источниках, причинах и исторических судьбах петровских реформ (порой, до половины объема курса). Особый акцент при этом делался на обосновании преемственности политики Петра Великого и его отца царя Алексея Михайловича 39 .

В 1870-е годы в связи с проходившими в стране реформами первостепенное место в курсе С. М. Соловьев отводил актуальной в то

стр. 104


--------------------------------------------------------------------------------

время проблеме общего и особенного в исторических судьбах России и стран Западной Европы 40 . В этой связи им было заострено внимание слушателей на вопросе о существовании в Московском царстве элементов феодального уклада (закладничество). Нашел отражение в лекциях и тогдашний повышенный интерес исследователя к социально-экономической проблематике: торгово-промышленное развитие России в XVIII в. 41 Лекция "Польша в 1830 - 1831 годах" была введена в курс 1863/64 учебного года как реакция на современные события в западных регионах Российской империи 42 . Накануне войны с Турцией 1877 - 1878 гг. С. М. Соловьев особенно подробно информировал аудиторию о взаимоотношениях Руси со "степными" народами, русской колонизации на Востоке и отношениях с Оттоманской Портой 43 .

В первые годы преподавательской деятельности чтения ученого изобиловали цитатами из летописей, статейных списков, актов и в целом "состояли из краткого исторического очерка, прототипа его "Учебной книги", с прибавкою нескольких лекций историографии" 44 . Подобное построение курса лекций объяснялось как желанием исследователя ознакомить аудиторию с еще малоизвестными фактами русской истории 45 , так и с его тогдашним намерением положить его в основу будущих томов "Истории России с древнейших времен". Однако уже тогда фактический материал интересовал ученого не сам по себе; он был пропущен сквозь призму идей борьбы родового и государственного начал в отечественной истории. Много лет спустя М. М. Богословский вспоминал: "С. М. Соловьев в свое время был блестящим явлением на кафедре Московского университета. Он занял ее во всеоружии эрудиции и на уровне того общего понимания исторической науки, которого достигла тогда западноевропейская научная мысль" 46 .

С. М. Соловьев ясно сознавал, что простой прагматический пересказ материала уже перестал удовлетворять аудиторию. Так, М. К. Любавский иронизировал над манерой чтений предшественника С. М. Соловьева на кафедре: "...Погодин боролся с гнетущим впечатлением от своих лекций. Взойдя на кафедру и объявив, что всех удельных князей было пятьсот ...Погодин приглашал... не пугаться этого числа, ибо на Всеволоде III это число как раз разбивается пополам, так что запомнить всех их будет уже не так трудно" 47 . Недостаток теоретических обобщений в лекциях М. П. Погодина студенты возмещали самостоятельным изучением философии истории Г. Гегеля, трудов Ф. Гизо, О. Тьерри и других представителей европейской, прежде всего французской, романтической историографии.

Обращение к философской проблематике было делом далеко не безопасным. Современник писал о последнем семилетии николаевского царствования: "То было время тяжелое для университетской науки, время, когда профессора гуманитарных и юридических наук в программах своих курсов были вынуждены открещи-

стр. 105


--------------------------------------------------------------------------------

ваться от всевозможных теорий" 48 . В кругах Министерства народного просвещения на гегельянство смотрели не иначе, как на разновидность "тлетворного влияния Запада". Подобное положение дел придавало чтениям С. М. Соловьева своеобразный налет оппозиционности и способствовало на первых порах росту его популярности в студенческой среде.

Не вдаваясь в детали, "маленькие историйки", "курьезы и раритеты", С. М. Соловьев поставил во главу угла изучение законов развития человеческой цивилизации вообще и специфики их проявления в России в частности. К. Н. Бестужев-Рюмин противопоставлял в этой связи С. М. Соловьева ("человека системы") М. П. Погодину ("человеку бессистемному") 49 . Постижение студентами теории исторического процесса, по мысли ученого, должно было дать им своеобразный ориентир в массе фактического материала в ходе последующих самостоятельных занятий с источниками. Без знания общей теории невозможна разработка конкретных проблем науки: "Специалист в науке нисходит на степень специалиста в ремесле: он поражает незнанием самых обыкновенных предметов" 50 . Современники с полным на то основанием называли его курс "философским". Необходимость этого обусловливалась и тем, что методология науки еще не оформилась в самостоятельную дисциплину: профессор должен был "стараться пополнить этот пробел" 51 .

Лекции С. М. Соловьева "врезывали" (В. О. Ключевский) идеи исторической закономерности, всеобщности, поступательности развития, связи и преемственности событий и явлений. В. О. Ключевский так описывал впечатления от услышанного в аудитории: "Соловьев давал слушателю удивительно цельный, стройной нитью проведенный сквозь цепь обобщенных фактов взгляд на ход русской истории, а известно, какое наслаждение для молодого ума, начинающего научное поприще, чувствовать себя в обладании цельным взглядом на научный предмет. Настойчиво говорил и повторял он, где нужно, о связи явлений, о том, что называл он необычным словом - историчность" 52 . В приложении к конкретному материалу эти принципы давали возможность сформулировать цельную теорию русского исторического процесса. Взгляд на отечественное прошлое, как результат перерастания родовых отношений в государственные, выводы об определяющей роли географической среды, колонизационных процессов, борьбы "леса со степью" в генезисе общественных отношений славян в дореформенный период в целом отвечали задачам поступательного развития науки. Едва ли не впервые в отечественной педагогике русская история была рассмотрена в контексте европейской общественной жизни. Значительно расширены и хронологические границы повествования. До слушателей доводилась еще неизвестная широкой аудитории фактографическая канва крупнейших народных движений средневековья под предводительством И. И. Болотникова, С. Т. Разина, К. А. Булавина, Е. И. Пу-

стр. 106


--------------------------------------------------------------------------------

гачева. Сочувствие студенческого большинства вызывала и западническая интерпретация материала в лекциях профессора 53 .

Тенденция к сокращению подачи конкретных фактов русской истории являлась определяющей в лекционных курсах 1850 - 1860-х годов: "С течением времени фактические подробности курса сглаживались, так что он превратился, наконец, в непрерывную цепь обобщений, в историко-философскую формулу политического и социального развития общества" 54 . Указания на даты событий, цифровой, статистический материал исчезают постепенно из повествования С. М. Соловьева. Так, в конспекте лекций 1856/57 учебного года по древней русской истории В. И. Герье первая дата встречается лишь при изложении событий Смутного времени 55 . Может быть, эта особенность чтений С. М. Соловьева вызвала к жизни следующий афоризм В. О. Ключевского: "История без годов - все равно, что арифметика без цифр". Известно, что профессор не обладал исключительной памятью на цифры: в стенографических записях его лекций часты ошибки в датировке событий. Исключительно редки в лекциях цитирование и пересказ источников, чем в свое время злоупотреблял М. П. Погодин. Однако, как отмечал один из слушателей, "цитаты лекций Соловьева отличались всегда уместностью, меткостью, прямо шли к делу" 56 . В отличие от "Истории России с древнейших времен" фактический материал курсов несет не самостоятельную, а, скорее, иллюстративную нагрузку.

Указанные особенности подачи материала вызывали частые нарекания студентов тем более, что конкретное знание событий русской истории строго проверялось на экзаменах. "Многие жаловались, что с годами он [курс. - Л. Ш.] становился все более и более схематичным... все более сухим и скучным", - констатировал М. М. Ковалевский 57 . Неодобрительно отзывался о "философской мистерии" ученого и П. Н. Милюков 58 .

Подобный подход к построению курсов объяснялся методологией университетского образования, которой придерживался С. М. Соловьев. Профессор предполагал у студентов основательную гимназическую подготовку и уделял большое внимание организации самостоятельной работы над предметом. Параллельно с лекциями он рекомендовал студентам ознакомиться с соответствующими томами "Истории России с древнейших времен", содержащими богатый фактический материал по всем затрагиваемым проблемам, или, по крайней мере, с многократно переиздаваемой "Учебной книгой русской истории", написанной специально в качестве дополнительного пособия к общему курсу 59 . "Этот учебник, - вспоминал М. М. Богословский, - оказался в особенности удобен еще тем, что он как раз и был положен в основу программы русской истории ее составителем" 60 . Студенты исторического отделения, как правило, считали "долгом проштудировать все 29 томов громадного труда своего учителя" 61 .

стр. 107


--------------------------------------------------------------------------------

Русское общество 1860-х годов оставалось почти в полном неведении относительно событий и фактов отечественной истории "осьмнадцатого" столетия: "О ней говорить было страшно. Ее передавали утайкой" 62 . Только в 1860 г. "исторический период, дозволенный для научных разысканий и публикаций" был продлен до смерти Петра Великого 63 . Как раз в это время научные интересы С. М. Соловьева и сосредоточились преимущественно на новом и новейшем периодах истории страны, которым посвящены семнадцать томов его капитального труда, ряд статей и монографий. Ученому принадлежит заслуга первого систематического освещения отечественного прошлого этого периода.

Содержание соответствующих курсов лекций С. М. Соловьева наглядно опровергает бытовавшее в литературе мнение, что его исследовательская деятельность по изучению новой русской истории не шла дальше собирания и систематизации огромного массива фактического материала. И если тома "Истории России с древнейших времен" действительно перегружены им, то в курсах лекций концепция ученого прослеживается предельно четко. Он ставил перед собой задачу показать глубокую внутреннюю связь, преемственность и единство древнего и нового, нового и новейшего "отделов" русской истории. Все события и явления XVIII столетия освещены под углом зрения хода реализации программы петровских предначертаний по превращению России в могущественное европейское государство, процесса освобождения сословий. Несмотря на некоторые отступления от нее в царствование Анны Иоанновны, ученый полагал "задачу курса выполненную... если в вашем сознании не будет разрываться связь между первой и второй ее половинами" 64 . С. М. Соловьев развернул перед студентами широкую картину правительственной деятельности от Петра I до Александра I включительно (заметим, что в "Истории России с древнейших времен" изложение обрывается на середине екатерининского царствования).

Значение, новизна и содержание курса новой истории были по достоинству оценены слушателями. Е. Е. Замысловский писал: "...Мы получили ясное представление о беспримерном в истории подвиге русского народа, совершенном им в первой четверти XVIII в. Благодаря нашему историку, мрак, скрывавший от нас знаменитую эпоху от смерти преобразователя до вступления на престол Екатерины II, рассеялся. Мы поняли причины господства влияния немцев в XVIII столетии, страшной бироновщины [...] Время царствования достойной дочери Петра Великого получило историческое освещение; она сама и ее пособники впервые выступили перед нами как исторические деятели в общем течении русской жизни; участие России в Семилетней войне перестало казаться нам случайным делом личных отношений и, напротив, явилось знаменательным событием, вызванным нудящей необходимостью сократить силы "скоропостижного" короля" 65 .

стр. 108


--------------------------------------------------------------------------------

В 1870-е годы концепция древней русской истории, сформулированная С. М. Соловьевым во второй половине 1840-х годов, многим слушателям казалась уже архаичной. Это в первую очередь касалось его вывода о существовании пережитков родового быта вплоть до конца XVII в. и характеристики удельного периода. В научной литературе широко дискутировались новые вопросы (феодализм на Руси, роль органов народного представительства и др.), на которые нужно было как-то отреагировать. Всецело поглощенный подготовкой очередных томов "Истории России с древнейших времен", административной деятельностью, С. М. Соловьев не имел времени для глубокой переработки ранних курсов. Вероятно, почувствовав их недостатки, он с начала 1860-х годов передал чтение лекций по русскому средневековью Н. А. Попову. "...Когда старый профессор в сотый раз говорил о "жидком элементе" в русской истории, магическое когда-то слово превращалось в мертвую фразу, мы начинали жаловаться на жидкий элемент в лекциях самого "патриарха" русской истории", - вспоминал П. Н. Милюков 66 . И он был не одинок в оценках: "Явилось предположение, что он [С. М. Соловьев. - А. Ш.] не готовился к лекциям, жаловались на то, что изложение им предмета становится все более и более скучным" 67 . От лекции к лекции с началом учебного года слушателей в аудитории профессора становилось все меньше и меньше; оставались лишь те, кто обязан был держать экзамен по его предмету 68 .

В условиях радикализации демократического движения в стране 1860-х годов рассуждения С. М. Соловьева о "народном характере царской власти", преимуществе эволюционных путей развития стали рассматриваться экстремистски настроенной частью слушателей как отражение "чиновничьего" подхода к предмету; их отталкивала безоговорочная "защита московской централизации с ее беспардонным деспотизмом и самодурством" 69 . С точки зрения отсутствия "антидворянского силлогизма" при освещении событий политической жизни страны XVIII в. подходили к чтениям профессора П. Н. Милюков, А. А. Танков 70 . Доставалось лектору и за его "святую веру и преданность церкви", "безучастность к страданиям народных масс" 71 .

Вполне вероятно, что С. М. Соловьев, не желая быть в стороне от современных событий, из "воспитательных" соображений намеренно усилил "консервативное" звучание отдельных своих выводов: "При воспитании молодого поколения прежде всего должна подразумеваться нравственная дисциплина, авторитет начальствующего лица, уважение к нему" 72 . Историк несомненно не мог не видеть "страданий народа", но он во многом справедливо полагал, что общество не может существовать без жертвы части частных интересов государственным. В этой связи небезынтересно противопоставление преподавательской деятельности С. М. Соловьева и В. О. Ключевского в воспоминаниях В. И. Герье: "Что касается до читаемого им курса, то он, кроме научного интереса, имел серьез-

стр. 109


--------------------------------------------------------------------------------

мое воспитательное значение идеей создания русского государства, лежащей в его основании и всюду в нем просвечивавшейся. Это особенно бросается в глаза при сопоставлении с курсом... Ключевского, которого не без основания называли историком разложения" 73 . Не могли прибавить популярности профессору в среде тогдашних нигилистов и его критика призывов к практической реализации идей социального и имущественного равенства: "Признак благоустроенного и развитого общества составляет то явление, что каждая сила имеет свою определенную сферу деятельности, за границу которой поступить не может, ибо подле нее другая сила, которая ей в этом препятствует. Так, положить границы развития отдельных лиц невозможно и не нужно, ибо люди родятся с разными способностями. Неравенство сил есть прирожденное условие человеческого общества, уничтожение которого есть мечта и навсегда останется мечтою" 74 . Не раз призывал С. М. Соловьев к активному противодействию "либеральным крикунам", подталкивавшим общество к "покатой дороге отрицания" 75 .

Одним из способов развития творческого отношения студентов к предмету, расширения их научного кругозора С. М. Соловьев видел в ознакомлении слушателей с последними достижениями отечественной и европейской науки. Однако при этом профессор выступал не с позиций беспристрастного комментатора. "Полемики в лекциях Сергея Михайловича так много, - вспоминал студент одного из последних его выпусков, - что в этом нас может убедить простое арифметическое вычисление: около половины данного им учебного материала характеризуется борьбой на поле исторической науки и защитой своих мнений" 76 . Подобное знакомство со взглядами оппонентов призвано было сориентировать студентов в противоположных и взаимоисключающих взглядах на отечественный исторический процесс, помочь поскорее найти свое место в науке. В одной из лекций он говорил: "Дело историка состоит не только в том, чтобы добыть истину представления события - это его обязанность, от которой уклоняться он не должен, - но, с другой стороны, его обязанность объяснить и то, что не истинно или не совсем истинно, объяснить откуда это явление неистинного объяснения, откуда эта ложь, это преувеличение" 77 .

Во второй половине 1860-х и в 1870-х годах, когда идеологи славянофильства уже сошли в могилу, личные обиды, резкие отзывы недавних оппонентов С. М. Соловьева постепенно стирались в памяти и уступали место углубленному анализу их научной концепции. По выходе двух резко полемических статей: "Август Людвиг Шлецер" (1856), "Шлецер и анти-историческое направление" (1857), - печатно ученый этих проблем больше не касался, что делает последующие курсы лекций неоценимым источником для изучения эволюции его взглядов и оценок историко-философских высказываний славянофилов.

стр. 110


--------------------------------------------------------------------------------

Характеризуя это направление исторической мысли как романтическое, С. М. Соловьев тем самым проводил параллель между славянофильством и "национальными" историческими школами Франции и Германии ("германофильство") начала XIX в. Их общей чертой является "привычка выставлять происхождение своего народа как можно благоприятнейшим, выставлять благородство этого происхождения перед другими народами" 78 . В основе подобного "печального заблуждения" во всех случаях лежало слабое знакомство с историческими памятниками, их выборочный и тенденциозный анализ. "Всегда можно, - говорил С. М. Соловьев с кафедры, - на основании светлых сторон известной эпохи превозносить эту эпоху в укор другой и, наоборот, на основании темных - осуждать ее, превознося иную" 79 .

В истории страны ученый видел цепь взаимообусловленных периодов и неоднократно указывал на недопустимость их изолированного изучения. Отказавшись от признания принципа закономерного развития общества, славянофилы пришли к идеализации допетровской Руси, выводу о насильственном характере преобразований рубежа XVII - XVIII вв., якобы разрушивших "исконный ход начальной русской жизни" 80 . Следствием подобного подхода было, в частности, заключение о том, что "все было создано у нас петровской эпохой внезапно, что вдруг по капризу, по воле одной сильной средствами личности совершился перелом в России..." 81 В лекциях С. М. Соловьев активно "защищал Петра от... обидчиков" 82 .

С. М. Соловьев осуждал идеи национальной замкнутости и исключительности "славянского племени". Профессор исходил из невозможности изолированного существования народов: заимствование передовых достижений соседей не ведет к потере национальной самобытности, а только обогащает русскую цивилизацию. "Каждый человек живет в обществе и развивается только благодаря этому общению с другими [народами. -А. Ш. ] - заключал он 83 . Ограничение исторического кругозора изучением "внутреннего быта" ведет к упрощению процессов общественного развития 84 .

Нельзя также не отметить, что критикуя односторонность научного миросозерцания славянофилов, С. М. Соловьев во многом сам игнорировал рациональное содержание их исторической концепции. Место последней он необоснованно видел лишь "в архиве человеческих заблуждений" 85 .

Труды С. М. Соловьева начала 1850-х годов (особенно первые тома "Истории России с древнейших времен") встретили резкое противодействие со стороны официальных кругов и лидера тогдашней науки М. П. Погодина. Не всегда имея возможность высказать свою точку зрения печатно, ученый отводил в лекциях значительное место развенчанию концепций официальных лидеров тогдашней науки. В 1845 г. в обход существовавшей традиции он во вступительной лекции даже не упомянул имени своего предшественника на кафед-

стр. 111


--------------------------------------------------------------------------------

ре - М. П. Погодина. Последнего, естественно, раздражало "умничание" недавнего ученика, его "опрометчивость и самостоятельность в суждениях" 86 .

С. М. Соловьев вступил в полемику и с представителями левого крыла демократического движения. Так, профессор не соглашался с Н. И. Костомаровым, утверждавшим, "что-де историк должен обращать внимание на то, как народ смотрел на комету, какое впечатление на него произвело это явление, чем на Полтавское сражение, которое суть дело государства, а не народа" 87 . Неприятие вызывали у него оценки места и роли казачества в русской истории, прямолинейная трактовка связи их выступлений с процессами закрепощения "низших сословий", ухудшением материального положения: "Ошибаются те, которые видят сословную войну [в восстании под предводительством И. И. Болотникова. - А. Ш. ] [...] То не крестьянские войны, а козацкие. Смутное время - результат всего предшествующего развития истории, географического положения [,..]" 88

------------------------

С. М. Соловьев читал лекции "на память", не пользуясь заранее подготовленным текстом. В лежавший на кафедре план-конспект он заглядывал редко. Речь лектора отличалась четкостью в передаче мыслей, что свидетельствовало о длительной и тщательной подготовке. Наиболее емко подобную манеру подачи материала охарактеризовал Н. Г. Высотский: "Все до последнего слова было выработано и вся лекция имела какой-то необычайно строгий характер..." 89 Лишь изредка С. М. Соловьев позволял себе "импровизировать" 90 .

Профессор никогда не блистал ораторским мастерством, его чтения не отличались "отделкой и полированностью", стиль изложения был лишен эмоциональной окраски, патетики, лапидарен. Имея негромкий, едва различимый на задних скамьях, голос, он излагал материал монотонно, чрезвычайно внятно, предельно просто - точно "резал свою мысль тонкими удобоприемлемыми ломтиками" 91 . Это позволяло слушателям следить не только за развитием сюжета, но и без особого труда конспектировать лекции. Усидчивый В. О. Ключевский сделал запись "слово в слово, без всяких стенографических приспособлений", сравнительно полно зафиксировал содержание курса и студент В. И. Герье 92 . Размеренная манера чтений удачно гармонировала со статной, внушавшей невольное почтение внешностью ученого. Все это усиливало впечатление цельности, прочности, фундаментальности излагаемого с кафедры материала. Слушатели в один голос подчеркивали это единство внешней формы и внутреннего содержания его лекционных курсов.

Лишь необычайно редко профессор позволял себе увлечься, отойти от заранее намеченного плана, и тогда он "как бы оживал, в его изложении начинали проблескивать огоньки, и вскоре он становился неузнаваем. Голос его звучал громко, глаза сверкали [...] В та-

стр. 112


--------------------------------------------------------------------------------

ких случаях С[ергей] Михайлович] забывал все; он не слышал звонка [...] Пароксизм вдохновения проходил; Соловьев, видимо, ослабевал и заканчивал лекцию тихо и вяло" 93 . Такими "коньками" ученого были прежде всего его родовая теория происхождения русского государства и характеристика петровских преобразований, вызвавшие наиболее противоречивые отклики современников.

Для лекций С. М. Соловьева характерна строгая логика повествования, отсутствие случайных, второстепенных деталей. "Обобщая факты, - вспоминал В. О. Ключевский, - Соловьев вводил в их изложение общей мозаикой общие теоретические идеи, их объясняющие. Он не давал слушателю ни одного крупного факта, не осветив его светом этих идей. Слушатель чувствовал ежеминутно, что поток изображаемой перед ним жизни катится по руслу исторической логики; ни одно явление не смущало его мысли своей неожиданностью или случайностью" 94 .

Чрезвычайной доходчивости преподаватель достигал путем неоднократных повторов отдельных мыслей и положений, составлявших теоретико- философскую основу его концепции. Это делало изложение несколько растянутым, однако, не нарушало его стройности и целостности. Доступность в подаче материала обеспечивалась и блестящими параллелями основных законов развития человечества с повседневными привычками, нравами как отдельного человека, так и целых стран, народов (Россия - Западная Европа; самодержавие - республика; реформация - раскол; открытие Америки - выход России к берегам Балтики и др.). "Основной метод моего курса, - говорил он на первой лекции, - будет сравнительно-исторический" 95 . Особенно широко пользовался лектор подобными приемами на занятиях с младшими курсами и в публичных выступлениях. В. О. Ключевский вспоминал: "Как ясно и просто излагает он, можно видеть из того, что на прошлую лекцию я проводил одну знакомую, не знавшую историю прошлого [XVIII в. - А. Ш.] столетия [...] и по окончании она сказала мне, что все понятно ей, и она все запомнила из читанного..." 96

Совокупностью внешне невыразительных приемов С. М. Соловьев апеллировал не к чувству, воображению слушателей, а тем более не к механической фиксации сказанного. Он предлагал поразмышлять над услышанным. Профессор вводил студентов в свою творческую лабораторию, заставлял следовать логике повествования, делал аудиторию соучастницей процесса научного синтеза. Оратор не навязывал выводов, а логически подводил к ним. "Только совершенно беспечный господин мог сидеть в его аудитории и не шевелить мозгами. С[ергей] Михайлович] возбуждал у каждого интеллектуальную деятельность", - вспоминал А. А. Танков 97 .

Восприятие лекций С. М. Соловьева было сугубо индивидуальным. Оно во многом определялось общественно-политическими взглядами студентов, уровнем их гуманитарной подготовки, научной специализа-

стр. 113


--------------------------------------------------------------------------------

цией, личным отношением к преподавателю и применимо, как правило, к одному конкретному курсу. Отсюда столь полярные оценки ораторского мастерства профессора: "он не имеет дара слова и говорит утомительно" (В. П. Боткин), "сухое изложение" (П. И. Бартенев, М. М. Ковалевский), "масса познаний передавалась нам без всякого красноречия" (А. Д. Свербеев), "лекции были вялые и скучные" (Б. Н. Чичерин), "говорил утомленным голосом" (П. Н. Милюков), "он был прекрасный оратор" (Н. И. Кареев), "читал с замечательным талантом" (И. А. Худяков), "говорил образным языком" (А. А. Танков), "вообще избегал сухого отвлеченного изложения" (С. М. Лукьянов), "читал он оживленно" (А. И. Георгиевский), "поэтически излагавшееся чтение" (Б. А. Шванебах) и др. Действительно, к нетрадиционной лекционной манере С. М. Соловьева после блестящих остроумием и поэтической образностью чтений на первых курсах у Т. Н. Грановского, С. П. Шевырева, Ф. И. Буслаева, П. Н. Кудрявцева трудно было привыкнуть. Даже такие ученики и последователи ученого, как В. И. Герье, А. А. Танков "не были поклонниками его изложения" 98 . С. М. Соловьева уважали как исследователя, но лекторской славой он не пользовался. За всю многолетнюю педагогическую деятельность не было случая, чтобы студенты не поприветствовали его стоя при входе в аудиторию. Однако С. М. Соловьев ни разу не слышал и запрещенных уставом студенческих оваций по окончании курса, как выражения высшей признательности профессору.

Популярность преподавателя определялась не столько его лекторским мастерством, сколько соответствием предлагаемого материала уровню современных знаний, новизной, оригинальностью научного миросозерцания. "Когда мы слушали этот курс Соловьева, нам казалось, что он вводит нас в святую святых науки, и чувство, которое нас при этом охватывало, можно вернее всего назвать благоговением", - писал Н. Г. Высотский 99 . Его лекции аккуратно посещались и записывались студентами. Они хотя и были "далеко не так увлекательны, но отличались своею дельностью и глубиною взглядов, основанных на новейших исследованиях" 100 .

В итоге, совокупность лекторских приемов и научный уровень преподавания представляли вдумчивому слушателю возможность реально воссоздать образ давно минувших эпох отечественной истории. Студенты могли здесь ознакомиться с результатами еще малоизвестных широкой публике исследований, а не добросовестной компиляцией, которая распознавалась довольно быстро. Так, аудитория не жаловала Н. А. Попова - прекрасного оратора, но не "свободного" в своих выводах ученого 101 .

------------------------

Анализ лекционных курсов С. М. Соловьева невозможно проводить в отрыве от его научной деятельности и в первую очередь работы над томами "Истории России с древнейших времен". Лекции учено-

стр. 114


--------------------------------------------------------------------------------

го, по меткому наблюдению П. Н. Милюкова, представляли собой "выжимку" из его капитального труда. Разбросанные по томам и страницам "Истории..." теоретические обобщения сведены здесь воедино, приведены в четкую систему и "очищены" от затрудняющего их комплексное восприятие фактического материала 102 . С этой точки зрения записи лекций С. М. Соловьева представляют исследовательский интерес как самостоятельный, еще не востребованный в должной мере объект историографического изучения.

С другой стороны, нельзя не согласиться со словами университетского отчета за 1879/80 учебный год о том, что ""История России с древнейших времен" создавалась, можно сказать, в аудиториях Московского университета". Во- первых, сама идея этого труда появилась у С. М. Соловьева в ходе работы над систематическим курсом. А во-вторых, в лекциях ученый апробировал материал и выводы еще готовившихся к печати томов. Так, курс 1863/64 учебного года завершался лекцией "Польша в 1830 - 1831 годах", написанной по неизвестным до того исследователям материалам Московского главного архива Министерства иностранных дел, к которым историк получил доступ только в 1862 г. 103 Это подтверждается и другими примерами. Курсы 1845 - 1847 гг. легли в основу его докторской диссертации 104 . Публичные чтения о Петре Великом 1872 г. - не что иное, как переработанный материал лекций 1860-х годов 105 . Отдельные высказывания с кафедры в 1860-е годы текстуально близки к "Наблюдениям над исторической жизнью народов" (1868 - 1870). Не имея по цензурным соображениям в конце 1840-х годов возможности к публикации цикла подготовленных им историографических статей, С. М. Соловьев раскрыл их содержание в предварявших курсы объемных "обзорах русской исторической литературы" 106 .

Более чем на полстолетия курсы перекрывают хронологическую границу "Истории России с древнейших времен". В них полно охарактеризованы такие события, как восстание под предводительством Е. И. Пугачева, царствования Павла I, его сына и внука. По сравнению с печатными трудами в курсах мы найдем гораздо более строгие оценки государственной деятельности российских самодержцев XVIII - начала XIX в., например, выводы о совершенной неспособности Елизаветы Петровны к делам управления, отсутствии во внешнеполитической программе Александра I "чисто национальных взглядов" и др.

------------------------

Вопрос о целесообразности экзаменационной формы проверки знаний учащихся широко дискутировался в педагогических кругах второй половины XIX в. С. М. Соловьев неоднократно публично высказывался против ее отмены. В экзаменовке он видел действенное средство контроля за качеством подготовки специалистов и привлечения студентов к посещению лекций. Кроме того, устный экза-

стр. 115


--------------------------------------------------------------------------------

мен - это не только форма проверки знаний студента, но и средство оценки уровня преподавания предмета. "...На экзамене профессор испытывает не одного студента, он испытывает самого себя, ибо нигде преподавание так не регулируется, как на экзамене, ибо нигде недостатки курса так выпукло не представляются для самого автора курса", - отмечал он в докладной записке о пересмотре университетского устава 1863 г. 107 Поэтому ученый настаивал на обязательном присутствии на реляциях не только преподавателя, но и декана факультета, членов кафедры. В 1850 - 1860-е годы С. М. Соловьев, как декан, сам часто посещал экзамены у своих коллег. В одном из отчетов руководимого им факультета зафиксировано, что "преподаватели, сознавая всю важность своих педагогических обязанностей, только в самых редких случаях не присутствовали на экзаменах" 108 .

С 1861 г. на историко-филологическом факультете по инициативе С. М. Соловьева стали проводиться экзамены по двум разделам курса русской истории (древнему и новому) для студентов третьего и четвертого годов обучения. В 1870-е годы в связи с введением исторического семинария на последнем курсе реляции были перенесены соответственно на второй и третий курсы. Они проходили, как правило, в начале мая по окончании второго семестра и включали в себя ответы на письменные вопросы (билеты) по заранее утвержденной программе и устное собеседование. Последнему профессор всегда отводил решающую роль в проверке знаний учащихся. В "особом мнении" по этому вопросу, поданном в 1872 г. в совет университета, ученый писал, что "только в устном ответе виден живой человек и живое знание или его отсутствие; только в устном ответе виден и учитель, видна и метода курса" 109 .

Экзаменационные сессии на руководимом С. М. Соловьевым факультете неизменно проходили под его непосредственным контролем и руководством, их результаты являлись предметом детального анализа на заседаниях факультета.

------------------------

К моменту вступления С. М. Соловьева на университетскую кафедру основной формой учебной деятельности на гуманитарных факультетах было чтение лекций с последующей проверкой знаний на экзамене; "общение студентов с профессорами помимо этих рамок... бывало случайным" 110 . Однако для обретения учащимися навыков самостоятельной научной работы этого оказалось крайне недостаточно. Поэтому еще до официального введения семинариев часть профессоров (М. П. Погодин, П. Н. Кудрявцев, Т. Н. Грановский, Ф. И. Буслаев, Н. С. Тихонравов и др.) проводили занятия как с группами, так и с отдельными учащимися на дому, выделяя для этого даже специальные дни. Студенты получали право пользоваться профессорскими библиотеками. "Они обходятся со студентами как с равными себе, зовут их на дом, дают им книги..." - писал А. Н. Пле-

стр. 116


--------------------------------------------------------------------------------

щеев 111 . Значение индивидуальных занятий трудно переоценить. М. М. Богословский писал много позднее: "Воздействие университетского учителя, если оно не ограничивается пределами аудитории, может быть очень сильно и глубоко [...] Обмен взглядов по специальным вопросам, споры, передача... опыта - все это при общении с учителем - пути влияния, сумму которого нельзя точно измерить и выразить" 112 .

С. М. Соловьев первоначально недооценил значения этой формы преподавательской деятельности. Этому, вероятно, помешали загруженность научной и административной работой, наконец, его чисто человеческие качества. Ученый был практически недоступен для молодежи. "...Он не допускал сближения со студентами, а держал их в известном от себя расстоянии. Профессор, говаривал он, обязан приносить пользу своими лекциями, а не беседами на дому [...] Поэтому Соловьев осуждал Грановского, а еще больше Кавелина, не державшихся того мнения..." - отмечал современник 113 .

Первый опыт введения семинария как обязательного предмета в программу историко-филологического факультета предпринял В. И. Герье. Вскоре он нашел поддержку и у других преподавателей. В 1870/71 учебном году семинарии были введены и на четвертом курсе исторического отделения как "важнейшие предметы факультетского преподавания". С. М. Соловьев и Н. А. Попов вели занятия параллельно по группам. Первоначально на исторический семинарий отводился один час в неделю, с 1873 г. - по два часа. Число записывавшихся на семинарии не превышало, как правило, пяти-семи человек. Бывали годы, когда на занятия приходили по два-три студента, "но Соловьев и тут не пропускал часов, назначенных для практических занятий" 114 .

Правда, живого человеческого общения, разговоров на отвлеченные темы С. М. Соловьев не допускал. Его беседы со студентами ограничивались строго академическими рамками. Этим он являл полную противоположность своему коллеге Н. А. Попову. Н. И. Кареев вспоминал следующий комический эпизод: "От студентов Соловьев держал себя очень далеко, настоящим "генералом"... Среди студентов поэтому Сергей Михайлович только пользовался почтительным уважением. Он устроил для нас четырех на последнем курсе семинарии, куда являлся с зятем своим... Поповым [...] Соловьев и с ним держал себя важно и строго. Один раз он спросил кого-то из нас, как он понимает различие между вотчинами и поместьями, но пока тот собирался ответить, отличавшийся живостью характера Попов дал быстрый ответ. "Вас не спрашивают", - обрезал его Соловьев, а Нил Александрович] поднял снизу свою большую, длинную бороду, чтобы скрыть ею свой смех" 115 .

Тематика семинариев постоянно обновлялась и определялась во многом текущими научными запросами ученого. Профессор знакомил слушателей с результатами своих последних научных разыска-

стр. 117


--------------------------------------------------------------------------------

ний, методикой исследовательской работы. В отдельные годы занятия полностью посвящались углубленному анализу проблемных разделов "Истории России с древнейших времен". Так, совместное изучение текста первой главы тринадцатого тома ("Россия перед эпохою преобразований"), разбор мнений других ученых по данному вопросу и проверка выводов исследователя, параллельное знакомство с источниками на семинариях 1877/78 учебного года послужили предметом нескольких рефератов. Семинарские занятия 1873/74 учебного года были посвящены "разбору новейших исторических трудов" по отечественной проблематике. В качестве тем выдвигались также: галицко- волынское летописание, сравнительный анализ редакций Русской Правды. На кафедре отечественной истории было введено за правило написание студентом старших курсов не менее двух самостоятельных докладов с обязательным их последующим обсуждением на семинариях 116 . На студентов, посещавших семинарии, были рассчитаны и темы сочинений, предоставляемых С. М. Соловьевым на соискание золотой медали: "История Пскова" (1858), "Русское летописное дело в XIV - XX вв." (1865). К числу наиболее удачных можно отнести семинарское сочинение В. О. Ключевского "Сказания иностранцев о Московском государстве", опубликованное при содействии С. М. Соловьева 117 .

Предтечей самостоятельного курса источниковедения можно считать разбор на семинарии 1873/74 учебного года одного из центральных памятников средневекового законодательства - Уложения 1649 г. Статьи памятника анализировались в сопоставлении с предшествующими (Русская Правда, Литовский Статут) и последующими (Сводное уложение 1718 г.) правовыми кодексами, законодательной практикой второй половины XVII - XVIII вв. В итоге, Уложение царя Алексея Михайловича было охарактеризовано как "летопись юридической жизни русского народа", "бытовой, частной, экономической истории" общества 118 .

Наряду с семинарием, С. М. Соловьев вел и спецкурсы; литографированные фрагменты одного из них по истории сословий, терминологии русских исторических памятников сохранились в его архиве 119 .

Проводимые С. М. Соловьевым практические занятия содействовали развитию навыков самостоятельной исследовательской работы учащихся, призваны были способствовать более углубленному усвоению содержания его общих курсов, формированию кадров отечественных ученых, преподавателей высшей и средней школы.

------------------------

Лекции, спецкурсы, университетские семинарии являются неотъемлемой частью творческого наследия С. М. Соловьева, с достаточной полнотой отражают тематику его исследовательских интересов и научных поисков. При этом необходимо учитывать, что профессор был ведущим, а по многим проблемам и единственным спе-

стр. 118


--------------------------------------------------------------------------------

циалистом в отечественной историографии. Общий уровень исторического образования в России третьей четверти XIX в. нашел отражение в его курсах.

С кафедры ученый имел возможность оперативно откликаться на все животрепещущие вопросы научной и общественно-политической жизни страны. Так, в условиях николаевского царствования лекционная работа была едва ли не единственной возможностью для изложения своих оценок творчества предшественников - Н. М. Карамзина, М. П. Погодина. Поэтому не случайно, что лекции ученого отличала раскованность мысли, обращение к "запретным темам". Однако и здесь С. М. Соловьев не выходил за академические рамки, избегал политизации предмета. Аудиторию С. М. Соловьева неоднократно посещали попечители учебного округа С. Г. Строганов, Д. П. Голохвастов, П. А. Ширинский-Шихматов и даже при самом придирчивом подходе не находили в его чтениях "чего-либо противного духу правительства" 120 .

В. О. Ключевский впоследствии очень сожалел, что ему не удалось уговорить профессора опубликовать свой курс 121 . С подобными же просьбами к нему неоднократно обращались и другие слушатели. Немногие из сохранившихся литографированных курсов ученого - едва ли не единственный источник, со значительной точностью зафиксировавший живую речь С. М. Соловьева.

------------------------

Одной из немногочисленных форм контактов ученого с широкой аудиторией были публичные лекции. Они рассматривались как действенное средство пропаганды научных взглядов, полемики с оппонентами и предоставляли возможность оперативно реагировать на события научной и общественно- политической жизни. Как правило, с предложением читать публичные лекции выступали наиболее популярные ученые, исследовавшие актуальные вопросы.

Сам факт обращения 28-летнего профессора с подобной просьбой в январе, а затем в августе 1848 г. свидетельствовал о росте авторитета молодого исследователя. Смысл предлагаемых им чтений сводился к попытке проследить процесс "постепенного установления государственности, борьбы государственных начал с противогосударственными". Заявка С. М. Соловьева с необычайными трудностями проходила по этажам административно- бюрократической системы. Ей предшествовал запрос московского генерал- губернатора А. А. Закревского к попечителю учебного округа "об образе жизни и мыслей профессора". В конце сентября 1848 г. было, наконец, получено разрешение Министерства народного просвещения на организацию чтений под "особым наблюдением" и при условии, что лектор "будет во всем руководствоваться благоразумною осторожностию". Однако совершенно неожиданно 6 октября 1848 г. министр "приказал отменить свое дозволение" 122 .

стр. 119


--------------------------------------------------------------------------------

В ноябре 1850 г. С. М. Соловьев вместе с профессорами Т. Н. Грановским, С. П. Шевыревым, К. Ф. Рулье вновь обратился к попечителю с просьбой провести циклы лекций с благотворительными целями в пользу недостаточных студентов. На этот раз разрешение было получено без проволочек в декабре 1850 г. В феврале-марте следующего года ученый прочитал четыре лекции по теме: "История установления государственного порядка в русской земле до Петра Великого" (через год по настоянию попечителя учебного округа они были опубликованы под несколько измененным названием) 123 . Лекции С. М. Соловьева, несмотря на отдельные претензии к манере его чтения, были положительно оценены не только общественностью города, но и в научных кругах. Так, М. П. Погодин писал: "15 марта помещена в газетах прекрасная статья Кудрявцева о публичных чтениях профессора Соловьева. Она заставила меня искренне пожалеть, что мне не случилось быть свидетелем ученого триумфа, который, по свидетельству такого надежного судьи как Кудрявцев, был блистательным и совершенно соответствовал блистательному и необыкновенному разрешению всех задач русской истории ученым профессором" 124 .

11 ноября 1863 г. историко-филологический факультет единогласно одобрил предложенную С. М. Соловьевым программу из двенадцати публичных чтений "История Европы во время Французской империи". В прочитанном в декабре 1863 - феврале 1864 г. курсе С. М. Соловьев систематически изложил свои взгляды на французскую революцию 1789 - 1793 гг., закономерным следствием которой ему виделся приход к власти Наполеона Бонапарта и установление империи. Подробно остановился ученый на отношении европейских держав к революции во Франции и прежде всего политике кабинета Александра I, дипломатической истории наполеоновских войн. Курс заканчивался характеристикой роли Священного союза в политической жизни Европы конца 1810 - начала 1820-х годов 125 . В основу чтений были положены лекции С. М. Соловьева в Военно-Александровском училище. В свою очередь, курс составил основу подготовленной десятилетием спустя монографии "Александр I: Политика и дипломатия" (1872). Публичные выступления ученого привлекли внимание московской общественности. В. О. Ключевский с признательностью отмечал, что студентов-филологов старших курсов профессор "пускает даром" на свои лекции 126 .

В том же 1863 г. С. М. Соловьев откликнулся на просьбу ректора Московской духовной академии принять участие в серии благотворительных лекций в стенах этого учебного заведения 127 .

В 1872 г. Россия готовилась отметить 200-летний юбилей со дня рождения Петра Великого. По инициативе С. М. Соловьева празднование было приурочено к открытию в Москве Политехнической выставки. По желанию ее организационного комитета 18 января 1872 г. С. М. Соловьев обратился к тогдашнему попечителю учебно-

стр. 120


--------------------------------------------------------------------------------

го округа князю А. П. Ширинскому-Шихматову с просьбой о проведении публичных чтений в качестве "введения к торжеству двухсотлетнего юбилея преобразователя". Разрешение было получено без особых проволочек через три дня 128 .

Юбилейные торжества открывались речью С. М. Соловьева на акте в стенах Московского университета 30 мая 1872 г. в присутствии великого князя Константина Николаевича. Выступление ученого представляло собой своеобразный конспект его последующих чтений в зале Дворянского собрания. Современники отмечали, что публичные лекции С. М. Соловьева собрали "многочисленную столичную публику" от верхушки администрации, светских дам, до разночинцев и студентов. "Научная проповедь" поддерживалась всероссийской известностью и авторитетом лектора. Слушателям, порой, просто было любопытно взглянуть "на этого почтенного представителя исторической науки, прославленного сановного лектора" 129 .

Жесткий и мелочный контроль администрации, произвол чиновников при выдаче разрешений на чтение публичных курсов вызывали раздражение либеральной профессуры, открыто проявившееся при обсуждении в 1862 г. проекта положения о публичных лекциях. С. М. Соловьев выступал за свободу в выборе тематики чтений, предлагал уничтожить унизительную процедуру утверждения их программ попечителем округа и ограничиться лишь направляемой на его имя заявкой. Вопрос о разрешении лекций, по его мнению, должен решаться внутри университетской корпорации. Ученый требовал предоставления большей свободы в выражении своих научных взглядов. "Факультет, - зафиксировано в протоколе обсуждения, - не считает уместным вносить в положение статью о предании читающих публичные лекции в случае совершения ими преступления посредством слова уголовному суду" 130 .

------------------------

С. М. Соловьев был в числе первых профессоров Московского университета, приглашенных для преподавания в царскую семью. Этот факт говорит как о признании его научных заслуг, так и о соответствующем вкусам воспитателей наследников престола "направлении" курсов профессора. Воспитатель наследника Д. А. Арсеньев в числе побудительных причин обращения с подобным предложением к С. М. Соловьеву называл его "глубокий ум, обширные познания, замечательный талант изложения и высокий авторитет в ученом мире" 131 . Сам же Д. А. Арсеньев на этом поприще успеха не имел. "У императрицы читается курс русской истории неким профессором Арсеньевым. На лекциях присутствует цесаревна... Это очень скучно и совершенно неинтересно, благодаря бесцветной и тяжелой манере читать старого профессора", - отмечала фрейлина А. Ф. Тютчева в своем дневнике 132 .

стр. 121


--------------------------------------------------------------------------------

Приглашение С. М. Соловьева в Петербург не случайно совпало с периодом его наивысшей славы как исследователя отечественного прошлого и преподавателя. Уже в конце 1850-х годов Я. К. Грот познакомил великого князя Александра Александровича с главой о "природе страны" первого тома "Истории России с древнейших времен", а характеристика царствования Ивана IV и история XVII в. излагались "прямо по Соловьеву" 133 .

По рекомендации давнишнего покровителя ученого графа С. Г. Строганова С. М. Соловьев в январе 1860 - мае 1861 г., августе-декабре 1862 г. вел занятия с любимцем императрицы, наследником престола великим князем Николаем Александровичем; в ноябре 1865 - мае 1866 г. - с великими князьями Александром Александровичем (будущим императором Александром III) и Владимиром Александровичем; в 1871 г. - вновь с Александром Александровичем. В 1869 г., а также ноябре 1878 - марте 1879 г. С. М. Соловьев был командирован в столицу для чтения русской истории великим князьям Сергею Александровичу и Константину Константиновичу 134 . Таким образом, вынужденная отставка из Московского университета не повлияла на благорасположение к нему царской семьи, чему в немалой степени содействовала поддержка начинавшего приобретать все большее влияние при дворе его университетского приятеля К. П. Победоносцева.

Деятельность С. М. Соловьева на этом поприще была шире, нежели чтение лекций. В сентябре 1860 г. С. Т. Строганов предложил ему оценить "взгляд на всеобщую историю", изложенный в программе чтений наследнику М. М. Стасюлевичем, допустившему критические высказывания в адрес Св. Писания 135 . Подобные поручения не были единичными. Все тот же корреспондент в 1864 г. советовался с ученым по поводу кандидатуры наставника русского языка для датской принцессы Дагмары (будущей русской императрицы Марии Федоровны). "Обыкновенно от тех, которые много дают, еще более просят, особенно когда они от сердца дают", - мотивировал граф свою просьбу 136 .

Приглашаемая ко двору профессура, помимо педагогических, имела и далекие политические виды. Ведь в недалеком будущем в руках их воспитанников будет сосредоточена неограниченная власть. От наставников в значительной мере зависело формирование миросозерцания наследников российского престола. "Ваше новое назначение, вероятно, даст вам много забот и как ни велика польза, какую вы можете принести", - писал С. М. Соловьеву его коллега С. В. Ешевский в марте 1860 г. 137 Менее оптимистично был настроен Б. Н. Чичерин, сообщая своему адресату: "Никакой я от себя здесь пользы не вижу" 138 .

Направление преподавания было определено в письме С. Г. Строганова от 4 сентября 1860 г.: "...Для наследника важно не научное развитие идеи исторического развития, а моральное, фило-

стр. 122


--------------------------------------------------------------------------------

софско-практическое" 139 . В С. М. Соловьеве, таким образом, хотели видеть не просто учителя, а наставника в жизни.

Основное внимание он сконцентрировал на законах общественной жизни России, Западной Европы, поворотных периодах в истории стран континента. В 1860 - 1861 гг. профессор прочел курсы русской истории XVIII в., истории Великой французской революции, в 1878 - 1879 гг. - курс всеобщей истории, являвшийся конспектом его "Наблюдений над исторической жизнью народов" 140 . В целом, идейное содержание лекций профессора отвечало поставленным перед ним задачам. "...Ваши лекции приносят столько пользы великим князьям и производят на них столь глубокое впечатление..." - писал Д. С. Арсеньев в марте 1879 г. 141 Не случайно, что именно С. М. Соловьеву великий князь Александр Александрович весной 1879 г. поручил составление записки "о современном состоянии России". Последняя представляла собой рекомендации "либеральной партии" по выходу страны из надвигавшегося революционного кризиса 142 .

С. М. Соловьев не был обойден вниманием царской семьи, идущем не только по официальным каналам. В его московской квартире висели подаренные во дворце портреты воспитанников. Сам ученый не забывал поздравлять их с памятными датами. Великий князь Александр Александрович в 1867 г. называл С. М. Соловьева в числе своих "добрых знакомых". Годом раньше ученый составил ему адрес от Московского университета по случаю бракосочетания. В 1865 г. С. М. Соловьев, И. К. Бабст, Б. Н. Чичерин участвовали в похоронах наследника Николая Александровича.

Занятия с великими князьями не были обременительны для С. М. Соловьева. Они отнимали два-три часа в неделю при сохранении содержания и "прочих преимуществ" в университете. Близость ко двору давала исследователю возможность практически беспрепятственного доступа к документам государственных архивов XVIII - XIX вв. (отдельные находки он использовал в лекциях наследникам) и укрепляла его позиции как одного из лидеров московской профессуры.

Служебные обязанности предоставляли С. М. Соловьеву широкие возможности для знакомства с жизнью императорской четы, что, в свою очередь, не могло не дать почвы для размышлений. Двор и императрица говорили исключительно по-французски, соблюдение церковной обрядности было чисто внешним, по вечерам сановники предавались модной тогда страсти к столоверчению. Царские дети интереса к занятиям не питали. Как-то императрица, заметив нелюбовь будущего императора Александра III к французскому языку, отметила: "Но подумай только, когда ты вырастешь, как тебе будет стыдно, если ты не будешь в состоянии разговаривать с иностранным послом? - Эх, - ответил ребенок, - у меня будет переводчик. - Но вся Европа будет над тобой смеяться! - Ну что ж, я буду с ней воевать!" 143

стр. 123


--------------------------------------------------------------------------------

Глубокие изменения в отечественной науке середины XIX в., поведшие к пересмотру прежних теорий исторического развития страны, не могли не сказаться и на судьбах гимназического образования. Необходимость его качественного улучшения острее всего чувствовалась в стенах университета - основной кузнице кадров гуманитарной интеллигенции, ибо уровень постановки образования в средней школе обусловливал, в конечном итоге, и степень подготовленности студентов к усвоению предлагаемого им в лекционных курсах материала. Это и предопределило обостренное внимание С. М. Соловьева к данной проблематике 144 .

Членство в ежегодных комиссиях Московского университета по приему вступительных экзаменов давало С. М. Соловьеву богатейший материал, чтобы убедиться в этом 145 . Основываясь на личных наблюдениях, он в донесении на имя попечителя учебного округа от ноября 1858 г. отмечал, что "печальное состояние общего гимназического образования", от которого во многом "зависит самая успешность или безуспешность университетского преподавания", не отвечает требованиям к абитуриентам высших учебных заведений 146 . Аналогичную картину нарисовал ученый и в "особом мнении" от января 1872 г. на имя попечителя округа о ходе "окончательных" экзаменов в гимназиях и "поверочных" в университете. Ученый, опираясь на поддержку совета университета, предложил широкую программу мер по преодолению разрыва в требованиях в высшей и средней школе. В первую очередь это - жесткий контроль профессуры "над гимназиями относительно выпуска воспитанников и аттестованию их способными к поступлению в вуз". Здесь подразумевалось участие университетских преподавателей на выпускных экзаменах в гимназиях - "право университета осведомляться, какие люди в него поступают". Вступительные экзамены С. М. Соловьев безотлагательно предлагал сделать обязательными для всех выпускников гимназий. Существенным звеном программы С. М. Соловьева была переработка существовавших учебных пособий для средней школы 147 . Он выступил инициатором созыва съезда представителей всех уровней системы образования страны для выработки общей стратегии работы. Изложенные теоретические принципы С. М. Соловьев пытался применять в своей многогранной педагогической деятельности. В 1867 г. он стал членом попечительского совета Московского учебного округа, где принимал деятельное участие в разработке программ преподавания всеобщей и русской истории в средних учебных заведениях 148 .

За свою продолжительную педагогическую деятельность ученый .никогда не преподавал в гимназиях, однако немалый опыт работы с детьми он все-таки имел. Летние вакации 1838 г. юноша провел в качестве воспитателя четверых детей князя М. Н. Голицына. Усердно посещая лекции в университете, он находил время и для ре-

стр. 124


--------------------------------------------------------------------------------

петиторства. Эти частные уроки, помимо материальной выгоды, способствовали развитию у юноши педагогических навыков. В 1842 - 1844 гг. С. М. Соловьев исполнял обязанности домашнего учителя в семье графа А. Г. Строганова. Чрезвычайная загруженность на кафедре, работа над диссертациями и томами "Истории России с древнейших времен" надолго оторвали его от средней школы. Лишь в 1860 г. профессор брал по два часовых урока в неделю по новой истории в 3-м Военно-Александровском училище. Параллельно в 1862 г. ученый начал вести курс всеобщей истории в младших и русской - в старших классах Московского кадетского корпуса, где пользовался большим авторитетом у воспитанников. Один из них вспоминал: "В эпоху шестидесятых годов, в эпоху возрождения кадетских корпусов директора, среди прочих забот, конечно, желали поставить и преподавание истории на должную высоту. Обратились к Сергею Михайловичу и, несмотря на то что он почти не имел свободного времени, он нашел возможным посвятить несколько лет на преподавание истории в двух московских военно-учебных заведениях, так как всегда шел туда, где нужны были его знания и силы, и никогда не думал о своих личных удобствах" 149 . Тексты лекций С. М. Соловьева в младших классах Александровского училища легли в основу его курса новой истории (Ч. 1. М., 1869). Покидая это учебное заведение, С. М. Соловьев рекомендовал на свое место В. О. Ключевского, а преподавателем всеобщей истории - В. И. Герье.

В 1868 - 1870 гг. С. М. Соловьев исполнял обязанности инспектора классов Николаевского сиротского института. Какого-либо активного участия в деятельности этого учебного заведения С. М. Соловьев по причине своей загруженности не принимал. Современница отмечала, что ученому "дело это было не интересно, и он им не занимался" 150 . В 1876 - 1877 гг. историк входил в состав педагогического совета Лицея цесаревича Николая. Широкие возможности для знакомства с уровнем постановки гуманитарного образования предоставляло ему председательство в педагогическом комитете и участие в работе с марта 1860 г. педагогических курсов при Московском университете (проведение экзаменов на звание учителя, обсуждение по запросам министерства учебных пособий, программ и др.). Именно в период ректорства С. М. Соловьева на третьем-четвертом курсах университета было значительно увеличено число часов на преподавание педагогики 151 .

Свои взгляды на теоретические вопросы преподавания исторических дисциплин в гимназиях С. М. Соловьев суммарно изложил в ответе на разбор учебников всеобщей истории и докладной записке в совет университета 152 . Высказанные в них замыслы нашли конкретное воплощение в подготовленных им учебных пособиях по предмету.

С. М. Соловьев отрицал возможность каких-либо принципиальных улучшений в делах средней школы в условиях гонения на про-

стр. 125


--------------------------------------------------------------------------------

свещение со стороны Николая I и его правительства: "Мог ли в самом деле завестись гений в русской гимназии в сороковых годах XIX века? И горе было бы ему, если б он завелся!" 153 Только реформы 1860-х годов обратили внимание отечественной интеллигенции на необходимость реформирования всей системы среднего образования, создания новых учебных пособий. Последнее прежде всего относилось к историческим дисциплинам, от направления преподавания которых "зависит политический склад будущих граждан" 154 . Прошлое России являет многочисленные свидетельства для патриотического воспитания подрастающего поколения: "Брошенные на край Европы, оторванные от общества цивилизованных народов, подпадая даже игу последних, русские люди неутомимо совершали свое великое дело..." 155

Деятельность С. М. Соловьева в этой области представляет собой одну из первых попыток связать воедино и соподчинить проблемы среднего и высшего образования. В 1862 г. руководимый С. М. Соловьевым факультет, готовивший преимущественно кадры преподавателей гимназий, на запрос ректора о причинах сокращения приема студентов отвечал, что оно вызвано, в частности, слабой школьной подготовкой учащихся. Поэтому одну из основных задач гимназий он видел в развитии умственных способностей подростка "для приготовления к дальнейшему занятию науками в специальных учреждениях" 156 . По его мнению, гимназия должна готовить студентов в университет и [...] быть тесно связана с университетом по общим законам" 157 . Она призвана заложить основы знания теории исторического процесса. Однако преобладающее внимание необходимо обращать в первую очередь на усвоение фактического материала. В лекциях ученый неоднократно замечал слушателям, что конкретные подробности какого-либо вопроса им должны быть известны со школьной скамьи. В этой связи небезынтересно наблюдение В. О. Ключевского: "...Его университетский курс помогает уяснить отношение гимназического преподавания истории к университетскому[...] Учитель истории рассказывает ученикам что было; профессор рассуждает со студентами, что былое значило" 158 .

Подобному подходу отвечали учебники по всеобщей истории: Г. Вебера, отличавшийся "строгостью и подробностью группировки событий и сжатым рассказом, не допускающим фразерства", В. Я. Шульгина, который, не "засоряя память избытком фактов... увлекает... своими интересными подробностями". Основным их достоинством С. М. Соловьев считал соответствие современным задачам науки, ориентацию прежде всего на усвоение "непрерывности и связи событий" 159 . Прямо противоположную картину представляли собой используемые в преподавании отечественной истории пособия Н. И. Греча, И. И. Давыдова, М. П. Погодина, Ив. Тимашева, Н. Г. Устрялова и др., отражавших уровень развития научных знаний первой половины XIX в. Их отличала "безличность действующих лиц", за-

стр. 126


--------------------------------------------------------------------------------

соренность второстепенными деталями из политической и военной истории, неуместный в учебнике "карамзинский слог" 160 . Острая потребность в качественно новом пособии для средней школы объяснялась еще и тем, что "ни Карамзина, ни Соловьева там целиком не читают" 161 .

Таким образом, выход в свет "Учебной книги русской истории" (Изд. 1-е. М., 1859 - 1860) С. М. Соловьева был своего рода выполнением социального заказа общества. Ее автор - ведущий специалист в своей области, доводящий до читателя в доступной форме результаты собственных научных разысканий. Поэтому не случайно, что она в очень скором времени вытеснила все другие рекомендуемые Министерством народного просвещения "жалкие изделия", выходившие из-под пера лиц, "смело говорящих ложь о предметах, которых не понимают". Изложение учебника отличается конкретностью, внутренней логикой. События прошедших эпох интересовали автора не сами по себе, а как отражение внутренних закономерностей исторического развития России. Акцент все же был сделан на анализ фактов, ибо "для всякого неглупого мальчика интереснее будет знать как жили, чему верили, что умели наши предки, - нежели заучивать бесчисленные имена князей и воевод да годы войн" 162 . Интерпретация материала в данном случае теряет свою "мистическую предопределенность" за счет знакомства учеников с основными законами развития цивилизации 163 . Заметно расширена хронологическая канва повествования: изложение материала доведено до первой половины XIX в. В этой связи один из современников писал: "...Рассказ со времени Петра I... стоит выше всего, что написано по этой части другими в позднейшее время, и это, мы полагаем, известно всем преподавателям русской истории в средних учебных заведениях" 164 .

Ученый сумел преодолеть разрыв в изучении отечественной и всеобщей истории. Это вызвало даже обвинения из лагеря славянофильски настроенных критиков в отсутствии патриотизма, преклонении перед западными политическими формами 165 . Автор, однако, был далек как от национализма, так и от космополитизма. Он выступал против выпячивания "черных, непривлекательных сторон древнерусской жизни", но и против ее идеализации, стремления "нашить яркие заплаты... на простую одежду наших предков" 166 . По мнению С. М. Соловьева, только подобный подход дает возможность "понять себя как европейца и вместе как русского" 167 .

С. М. Соловьев выступал проводником либерального миросозерцания в юношеской среде. Смысл русского исторического процесса он сводил к образованию сильного централизованного государства с неограниченным монархом во главе и последующим движением в сторону "освобождения сословий", т.е. парламентаризма. В противовес утверждениям ряда современных ему ученых, в народных движениях XVII - XVIII вв. историк видел прежде всего от-

стр. 127


--------------------------------------------------------------------------------

ражение патологического стремления "черни" к "грабежам и разбоям". Казачество при этом изображалось силой, враждебной не только государству, но и земским людям. В изложении С. М. Соловьева превалировала политическая история страны, о "низших классах" мы встретим в его учебнике лишь "самые короткие заметки". Но все же для начала 1860-х годов даже сама постановка вопроса о "подробностях внутренней жизни" всячески приветствовалась демократической критикой 168 .

Спорно было включение в учебник остродискуссионных проблем, не находивших поддержки у большинства современных исследователей, например, о появлении ростков государственности на северо-востоке Руси во второй половине XII в. вследствие отсутствия там порядков вечевого народовластья, возникновении частной собственности на землю только в великое княжение Ивана III. С. М. Соловьев повторял уже ранее отмеченную рецензентами "Истории России с древнейших времен" ошибку, состоявшую в недооценке последствий монголо-татарского завоевания для судеб страны.

Если в научном отношении "Учебная книга" С. М. Соловьева явилась высшим достижением в своей области, то с методической точки зрения она вызывала отдельные нарекания. "...В педагогическом отношении еще много можно желать от "Учебника" г. Соловьева", - отмечал Н. А. Добролюбов 169 . Не принимая во внимание действительные возможности учащихся в усвоении материала, профессор мало заботился об его объеме, наглядности изложения. Критики указывали на некоторую перегруженность пособия фактами. Как существенный недостаток отмечалось отсутствие географических карт, схем, хронологических и генеалогических таблиц, лапидарный стиль и затруднявшие восприятие обороты речи 170 . Промахи в композиционном построении учебника истекали из попытки автора создать универсальное пособие как для старших классов гимназий, так одновременно и для студентов (еще в 1900-х годах оно рекомендовалось в университетских списках обязательной литературы для подготовки к экзаменам), вследствие чего книга не могла в Полной мере удовлетворить запросы ни средних, ни высших учебных заведений 171 . Стремление достичь максимальной преемственности гимназического и университетского образования обусловило и выбор структуры учебника, представлявшей собой как бы уменьшенную во много раз копию "Истории России с древнейших времен".

Несмотря на ряд указанных недостатков, "Учебная книга" С. М. Соловьева в течение полувека считалась одной из лучших по предмету и выдержала четырнадцать изданий, в 1879 - 1880 гг. была переведена на французский и хорватский языки. В 1863, 1880 гг. Министерство народного просвещения рекомендовало ее "как руководство для преподавания русской истории" в старших классах гимназий 172 . Она оказала заметное влияние и на учебную литературу 1860-х годов (в частности, на пособие Д. И. Иловайского 1861 г.), нашла

стр. 128


--------------------------------------------------------------------------------

приверженцев в школьных кружках самообразования. Ф. М. Достоевский советовал шире использовать ее для юношеского чтения 173 .

Учебники М. П. Погодина, Н. Г. Устрялова, С. М. Соловьева и другие не были приемлемы для младших классов гимназий, народных и воскресных школ. Восполнить существовавший пробел призваны были подготовленные С. М. Соловьевым извлечения из русских летописей, переведенные на современный язык с сохранением "формы и духа" оригинала, и сокращенное изложение содержания "Учебной книги" для сельских школ и городских училищ 174 . "Русская летопись для первоначального чтения" представляла собой связный обзор древнейшей истории страны. Поэтому автор намеренно не включил в повествование некоторые хронологические сведения, сюжеты легендарного характера, документальные материалы и литературные памятники (например, Поучение Владимира Мономаха) из Начальной летописи. Издание выполнило свою популяризаторскую функцию, о чем свидетельствовали его неоднократные повторения и положительные отзывы в печати. "Вот это статья! - писал В. Г. Белинский. - Она равно интересна и полезна и для детей, и для взрослых... Здесь можно получить понятие и об источниках, не трудясь, а только наслаждаясь" 175 .

Обращение С. М. Соловьева к проблемам "низшей школы" стало своеобразным воплощением в жизнь его политической программы. Сам выходец из семьи небогатого церковнослужителя, с большим трудом и только благодаря неординарным способностям получивший профессорскую кафедру, ученый не был сторонником узкокастового образования. Он последовательно выступал за его демократизацию, уничтожение привилегированных учебных заведений, "которые детям знатных и богатых отцов давали право быть невеждами в сравнении с молодыми людьми низкого происхождения" 176 . В публичных чтениях 1872 г. ученый настойчиво проводил мысль о том, что государство сильно только в опоре на "лучших представителей всех сословий". В постепенном преодолении "векового невежества" народа путем его просвещения, всеобщей грамотности С. М. Соловьев видел единственный путь сохранения гармоничного, не терзаемого внутренними противоречиями общества. Об этом, в частности, свидетельствовала и его практическая деятельность по развитию сети воскресных школ и народных училищ 177 .

Новый подход к предмету, увеличение объема предлагаемого материала закономерно превращали учебные пособия в своего рода "конспекты знаний", что, в свою очередь, предъявляло более строгие требования, вело к возрастанию роли "руководства учительского" на всех стадиях развития ребенка. В связи с этим С. М. Соловьев придавал большое значение дошкольному воспитанию. Именно в этот период, по его мнению, должно состояться знакомство ребенка с основами письма, чтения, иностранных языков, античной мифологии, библейской истории. Описания путеше-

стр. 129


--------------------------------------------------------------------------------

ствий и приключенческая литература призваны расширить детский кругозор и любознательность. По воспоминаниям сыновей самого С. М. Соловьева, в их доме часто звучали стихи А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, народные сказки, легенды и былины. Однако домашнее образование, сколь бы основательно оно ни было, не способно дать ребенку систематические, глубокие знания по всем предметам. Сам ученый признавался, что при поступлении в гимназию он "изумил учителя истории и географии... познаниями, но оказался крайне слаб в математике..." 178

Основную цель гимназического преподавания С. М. Соловьев видел в овладении предметом и развитии природных задатков учащегося. Непременным условием этого выставлялись "личное достоинство" и "усердное исполнение должности" преподавателем. "Некоторые учителя... пользовались особенным уважением, и у них в классе было тихо; но зато у других... ходили вверх ногами", - вспоминал профессор о своих гимназических годах 179 . С. М. Соловьев осуждал применение физических наказаний, факты унижения личного достоинства юношей. Даже в зрелом возрасте он не забыл, какой удар по самолюбию был нанесен ему в третьем классе учителем, поставившим его за плохое знание урока на колени 180 .

С. М. Соловьев выступал против тех наставников, которые в объяснении "темных мест" и непонятных терминов видели не педагогическую работу, пускали процесс усвоения материала на самотек. "Сделать... изложение учебника совершенно понятным, доступным для ученика" - первейшая, непреходящая обязанность воспитателя. Одновременно ученый предостерегал от упрощения преподавания, превращения его в цикл слабо связанных между собой "отделов" и "историек". Такой подход С. М. Соловьев объяснял недооценкой умственных возможностей гимназистов. В то же время он ратовал за максимальную простоту, доходчивость в подаче знаний. "Педагогическое правило, - говорил профессор на лекции, - окружить ребенка возможной простотой, чтобы около него не было слишком много разнообразных явлений, развлекающих его внимание" 181 . Не соглашался он и с подменой на уроках общего курса рассмотрением отдельных его частей, ибо даже в университете специальному курсу всегда предшествует общий. "Научные или философские основы нельзя добыть из отдела науки, они добываются из целой науки", - заключал он 182 . Резкую публичную отповедь С. М. Соловьева вызвало подготовленное в Министерстве народного просвещения решение об изъятии из школьных программ изучение новой и новейшей истории стран Западной Европы. "Попытку внедрить избирательность в изучении истории с главным упором на сюжеты древней истории Соловьев оценивал как подрыв одного из главных назначений школьного образования - формирования общественных позиций и политических убеждений молодого поколения. Последняя зада-

стр. 130


--------------------------------------------------------------------------------

ча выполнима только на основе овладения систематическим знанием по всеобщей и отечественной истории", - писала современная исследовательница его творчества 183 .

Перечисленные принципы легли в основу преподавательской деятельности С. М. Соловьева в Московском университете. О ее значении для подготовки педагогических кадров свидетельствует такой факт: в ходе проведения торжеств по случаю выхода из печати двадцать пятого тома "Истории России с древнейших времен" в 1876 г. оказалось, что все привлеченные для этой цели преподаватели московских гимназий - в прошлом его слушатели 184 . Об авторитете, которым пользовался ученый среди преподавателей, говорит следующее высказывание одного из выпускников 1-го Московского кадетского корпуса: "...Учителя, преподававшие у нас русскую историю, между прочим, Сергей Михайлович Шпилевский, бывший ученик Соловьева, - много рассказывали нам об его научных трудах, о принятых им методах преподавания и о взглядах его на историю как науку" 185 .

Взгляды С. М. Соловьева на проблемы школьного образования, базировавшиеся на опыте его многолетней преподавательской и исследовательской деятельности, для своего времени носили безусловно прогрессивный характер. Стремясь к комплексному решению стоявших перед отечественным просвещением проблем, им подготовлены учебные пособия для школ низшего и высшего звена, отвечавшие в целом новому научному и методологическому уровню преподавания. Мысли о методике преподавания гуманитарных дисциплин, изложенные в статьях, докладной записке в совет Московского университета, лекционных курсах, сыграли свою роль в деле подготовки школьных учителей в России.

1 Ключевский В. О. С. М. Соловьев как преподаватель//Сочинения: В 9 т. М, 1989. Т. 7. С. 320 - 328; Танков А. Л. С. М. Соловьев как профессор // Колосья. 1885. N 8. С. 245 - 272 (сокращенный вариант см.: Вестн. Европы. 1910. N 10. С. 348 - 353). Вопрос о месте лекционной деятельности в творческом наследии С. М. Соловьева впервые был поставлен И. В. Волковой. См.: Волкова И. В. "Новый период" истории России в трудах С. М. Соловьева: (Из истории общественной мысли середины XIX в.): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1984; Шаханов А. Н. Записи лекционных курсов как исторический источник // Сов. архивы. 1990. N 6. С. 31 - 35.

2 Танков А. А. Указ. соч. С. 246.

3 Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 285. К. 1. Ед. хр. 6. Л. 1. (Далее: ОР РГБ).

4 Центральный исторический архив г. Москвы. Ф. 418. Оп. 45. Д. 314. Л. 7. (Далее: ЦИАМ).

5 ОР РГБ. Ф. 231/II. К. 10. Ед. хр. 8. Л. 28 об.

6 Соловьев С. М. Парижский университет: Письмо из Праги от 23 июня 1843 г. // Москвитянин. 1843. N 8. С. 478.

7 Русские ведомости. 1904. 4 окт.

8 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 31. Д. 287. Л. 1.

стр. 131


--------------------------------------------------------------------------------

9 Там же. Ф. 459. Оп. 27. Д. 1016. Л. 1 - 17; Д. 1034. Л. 1 - 14; Д. 1140. Л. 1 - 12; Д. 1380. Л. 1 - 16; Д. 1519. Л. 1; Оп. 46. Д. 60. Л. 48 об.; Д. 278. Л. 2, 14 - 14 об.; Оп. 45. Д. 247. Л. 84; Оп. 249. Д. 62. Т. 1. Л. 23 об., 137, 329 об.; Д. 63. Л. 200 об.

10 Зноров М. (архиепископ Николай). Мои воспоминания... Варшава, 1914. С. 21.

11 Бартенев П. И. Воспоминания о С. М. Соловьеве // Рус. арх. 1907. Кн. 2. С. 553 - 554.

12 ОР РГБ. Ф. 285. К. 1. Ед. хр. 7. Л. 2 - 3 об. См. также: Там же. Ед. хр. 6. Л. 1 об.; ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 249. Д. 46. Л. 141 - 142.

13 Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. М., 1983. С. 265.

14 Любавский М. К. Соловьев и Ключевский//В. О. Ключевский: Характеристики и воспоминания. М., 1912. С. 46; Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 373. Оп. 1. Ед. хр. 24 - 30. (Далее: РГАЛИ).

15 Соловьев С. М. Курс новой русской истории 1873/1874 учебного года. Литогр. [М., 1874]. Лекция 35.

16 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 37.

17 Переписка С. М. Соловьева с К. С. Аксаковым (1847 - 1857) / Публ. А. Н. Шаханова // Записки отдела рукописей Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина. М., 1987. Вып. 46. С. 202.

18 Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 326.

19 Там же. С. 292; ОР РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 3, 8; К. 6. Ед. хр. 10. Л. 20; К. 9. Ед. хр. 10; Ф. 70. К. 29. Ед. хр. 17, 27; Отчет Имп. Московского университета за 1847/1848 учебный год... С. 12; Плещеев А. Н. Письмо С. Ф. Дурову. 26 марта 1849 г., Москва // Философские и общественно- политические произведения петрашевцев. М., 1953. С. 722; Дело петрашевцев. М.; Л., 1952. Т. 3. С. 294; Георгиевский А. И. Мои воспоминания и размышления // Русская старина. 1915. N 9. С. 422; Афанасьев А. Н. Московский университет в воспоминаниях. 1843 - 1849 гг. // 1886. N 8. С. 378; Ешевский С. В. Сочинения по русской истории. М., 1900. Предисловие. С. 18 - 19; Бестужев-Рюмин К. Н. Биографии и характеристики. СПб., 1882. С. 296; Киреева Р. А. К. Н. Бестужев- Рюмин и историческая наука второй половины XIX в. М., 1990. С. 36, 39, 85.

20 Танков А. А. Указ. соч. С. 261.

21 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 30. Д. 763. Л. 21.

22 ОР РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 4. Л. 1 - 2.

23 Там же. Ед. хр. 1. Л. 1 - 16; Ед. хр. 2. Л. 1 - 4.

24 Соловьев С. М. Парижский университет. С. 474.

25 Соловьев С. М. Курс новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 13.

26 ОР РГБ. Ф. 70. К. 32. Ед. хр. 1. Л. 23 - 23 об.

27 Волкова И. В. Указ. соч. С. 51, 142.

28 Танков А. А. Указ. соч. С. 351.

29 Соловьев С. М. Курс новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 5.

30 Там же. Лекция 6.

31 Там же. Лекция 5.

32 Там же.

33 Соловьев С. М. Собр. соч. СПб., 1901. Стб. 1125 - 1126.

34 Соловьев С. М. Курс новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 38.

35 Танков А. А. Указ. соч. С. 261.

36 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 2. Л. 5 - 5 об.; Георгиевский А. И. Указ. соч. С. 422; Афанасьев А. Н. Указ. соч. С. 378.

37 Бартенев П. И. Указ. соч. С. 553 - 554.

38 ор РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 4. Л. 1 об.

39 Там же. Ед. хр. 5. Л. 1 - 4; Ф. 70. К. 29. Ед. хр. 17. Л. 5.

стр. 132


--------------------------------------------------------------------------------

40 Там же. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 4. Л. 1 - 2.

41 Танков А. Л. Указ. соч. С. 262 - 263.

42 Волкова И. В. Указ. соч. С. 158.

43 ОР РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 5. Л. 3 - 4 об.

44 Ешевский С. В. Указ. соч. С. 24; Бартенев П. И. Указ. соч. С. 553 - 554; Бестужев-Рюмин К. Н. Биографии и характеристики. С. 296; Безобразов П. В. С. М. Солов ьев: Его жизнь и научно- литературная деятельность. СПб., 1894. С. 44.

45 Георгиевский А. И. Указ. соч. С. 422.

46 Богословский М. М. В. О. Ключевский как ученый // Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия: (Научное наследие). М., 1987. С. 26 - 27.

47 Любавский М. К. Указ. соч. С. 46.

48 Древняя и новая Россия. 1876. N 2. С. 144.

49 Киреева Р. А. Указ. соч. С. 30.

50 Журнал Министерства народного просвещения. 1873. N 2. С. 177.

51 ОР РГБ. Ф. 70. К. 1. Ед. хр. 5. Л. 102; Безобразов П. В. Указ. соч. С. 44; Танков А. А. Указ. соч. С. 255; Манн К. А. Воспоминания // Ист. вести. 1917. N 2. С. 328.

52 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 7. С. 327.

53 Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 55; Афанасьев А. Н. Указ. соч. С. 378; Сухотин С. М. Из памятных тетрадей // Рус. арх. 1894. Кн. 1. Вып. 2. С. 246 - 247.

54 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 7. С. 326. Бестужев- Рюмин К. Н. Воспоминания (до 1860 года) // Сборник отделения русского языка и словесности Имп. Академии наук. СПб., 1900. Т. 67. N 4. С. 24 - 25. Подобные оценки встречаются повсеместно: "Характер курса Соловьева был обобщающий; он не закидывал слушателей фактами, он давал общую систему событий и старался о научном развитии слушателей" (Русские ведомости. 1904. 5 окт.).

55 ОР РГБ. Ф. 70. К. 29. Ед. хр. 17 - 27.

56 Танков А. А. Указ. соч. С. 267.

57 Ковалевский М. М. Московский университет в конце 70-х и в начале 80-х годов прошлого века: (Личные воспоминания) // Вестн. Европы. 1910. N 5. С. 188.

58 Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1990. Т. 1. С. 105. См. также: Любавский М. К. Указ. соч. С. 57.

59 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 30. Д. 763. Л. 21.

60 Богословский М. М. Из воспоминаний о В. О. Ключевском // Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. С. 66.

61 Танков А. А. Указ. соч. С. 249; ОР РГБ. Ф. 70. К. 32. Ед. хр. 1. Л. 66 (Герье В. И. Воспоминания).

62 Рус. арх. 1873. N 2. С. 164.

63 Сборник постановлений и распоряжений по делам цензуры с 1720 по 1862 г. СПб., 1862. С. 453.

64 Соловьев С. М. Курс лекций по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 44.

65 Замысловский Е. Е. Памяти Сергея Михайловича Соловьева // Журнал Министерства народного просвещения. 1879. N 11. С. 27.

66 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 105.

67 Ковалевский М. М. Указ. соч. С. 188.

68 Танков А. А. Указ. соч. С. 249.

69 Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 76; Худяков И. А. Записки каракозовца. М.; Л., 1930. С. 42.

стр. 133


--------------------------------------------------------------------------------

70 Танков А. Л. Указ. соч. С. 268.

71 РГАЛИ. Ф. 472. Оп. 1. Ед. хр. 86. Л. 49; Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. М, 1958. С. 192 - 193.

72 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 78 об. -79.

73 Там же. Ф. 70. К. 32. Ед. хр. 1. Л. 62 об.

74 Соловьев С. М. Курс лекций по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 30.

75 Журнал Министерства народного просвещения. 1873. N 2. С. 116; Волкова И. В. Указ. соч. С. 51.

76 Танков А. А. Указ. соч. С. 271.

77 Соловьев С. М. Курс лекций по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 33.

78 Там же. Лекция 1 - 2.

79 Там же. Лекция 3.

80 Там же. Лекции 13, 37.

81 Там же. Лекция 7.

82 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 4. С. 187.

83 Соловьев С. М. Лекции по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 5.

84 Там же. Лекции 5, 36.

85 Там же. Лекция 5.

86 Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1894. Т. 8. С. 398.

87 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 35 об.

88 Там же. Ф. 70. К. 29. Ед. хр. 27. Л. 33 об.

89 Высотский Н. Г. Из далекого прошлого: (Воспоминания о студенческих годах в Московском университете) // Вести, воспитания. 1910. N 7. С. 164 - 165.

90 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 105.

91 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 7. С. 322.

92 ОР РГБ. Ф. 70. К. 29. Ед. хр. 19.

93 Танков А. А. Указ. соч. С. 260.

94 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 7. С. 326.

95 Танков А. А. Указ. соч. С. 264. Сравните: "Профессор считает необходимым употреблять постоянно сравнительный метод" (ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 30. Д. 763. Л. 21); "...Вопрос лучше всего уясняется через сравнение и противопоставление; мы не можем покидать сравнительного метода" (Соловьев С. М. Курс лекций по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 3).

96 Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 103 - 104.

97 Танков А. А. Указ. соч. С. 254 - 255.

98 Там же. С. 249, 251, 258; Бартенев П. И. Указ. соч. С. 553; Ковалевский М. М. Указ. соч. С. 188; Худяков И. А. Указ. соч. С. 41 - 42; П. В. Анненков и его друзья. СПб., 1892. С. 567 - 568; Афанасьев А. Н. Указ. соч. С. 378; Андреевский Е. К. Инженер-генерал Борис Антонович Шванебах: (Из его воспоминаний и воспоминаний о нем) // Русская старина. 1914. N 10. С. 144; ОР РГБ. Ф. 700. К. 4. Ед. хр. 18. Л. 199 (Лукьянов С. М. Воспоминания); РГАЛИ. Ф. 472. Оп. 1. Ед. хр. 86. Л. 1 (Свербеев А. Д. Воспоминания); Там же. Ед. хр. 103. Л. 15. (Он же. Указ. соч.); Милюков П. Н. Указ. соч. С. 105; Кареев Н. И. Прожитое и пережитое. Л., 1990. С. 121.

99 Высотский Н. Г. Указ. соч. С. 165.

100 Манн К. А. Воспоминания // Ист. вести. 1917. N 2. С. 328.

101 Высотский Н. Г. Указ. соч. С. 158.

102 Милюков П. Н. Указ. соч. С. 105; Волкова И. В. Указ. соч. С. 31 - 32.

стр. 134


--------------------------------------------------------------------------------

103 Волкова И. В. Указ. соч. С. 145, 158; Российский государственный исторический архив. Ф. 1120. Оп. 1. Ед. хр. 75.

104 Любавский М. К. Указ. соч. С. 48.

105 ОР РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 5. Л. 1 - 4; Ед. хр. 7. Л. 1 - 138.

106 Киреева Р. А. Указ. соч. С. 173; Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 316.

107 ОР РГБ. Ф. 285. К. 1. Ед. хр. 6. Л. 1.

108 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 33. Д. 254. Л. 5; Оп. 25. Д. 73. Л. 5.

109 Там же. Оп. 40. Д. 161. Л. 22 - 23 об.; Оп. 13. Д. 640. Л. 26 об.; Оп. 249. Д. 161. Л. 22 - 23 об.

110 Голицын М. В. Московский университет в 60-х гг.: (Воспоминания бывшего студента) // Голос минувшего. 1917. N 11 - 12. С. 237.

111 Дело петрашевцев. М" 1951. Т. 3. С. 294. См. также: Воспоминания о студенческой жизни. М, 1899. С. 138, 149.

112 Богословский М. М. Указ. соч. С. 26.

113 Галахов А. Д. Сороковые годы // Ист. вести. 1892. N 2. С. 402. См. также: Худяков А. И. Указ. соч. С. 42. Подобные отзывы не единичны: "Со студентами Соловьев был мало обходителен, мало вообще им доступен" (Георгиевский А. И. Указ. соч. С. 423); "...Недостаточное общение с слушателями" (Голицын В. М. Указ. соч. С. 237); "Он не любим студентами и считается гордецом" (Дело петрашевцев. Т. 3. С. 294).

114 Русские ведомости. 1904. 4 окт.

115 Кареев Н. И. Указ. соч. С. 121 - 122.

116 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 249. Д. 47. Л. 462.

117 См.: Там же. Оп. 40. Д. 196. Л. 51 - 52; Оп. 41. Д. 209. Л. 52 - 53; Оп. 44. Д. 194. Л. 34; Оп. 45. Д. 220. Л. 25 - 28; Оп. 249. Д. 60. Т. 2. Л. 442; Д. 45. Л. 328; Д. 53. Л. 114 - 114 об.; Оп. 476. Д. 4. Л. 14; Д. 3. Л. 16; Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 130; Отчеты о состоянии и действиях Имп. Московского университета за 1870/1874 учебные годы.

118 ОР РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 8; К. 8. Ед. хр. 1 - 9.

119 Там же.

120 Барсуков Н. П. Указ. соч. Т. 9. С. 85; ОР РГБ. Ф. 521. К. 6. Ед. хр. 2. Л. 4.

121 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 7. С. 325; Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский. М., 1974. С. 402.

122 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 2. Л. 5 - 6 об.; Ф. 521, К. 6. Ед. хр. 2. Л. 1; Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. СПб., 1896. Т. 3. С. 734; ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 2. Д. 1093. Л. 23 - 24.

123 ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 2. Д. 1643. Л. 1, 6, 15; Ф. 418. Оп. 19. Д. 228. Л. 1, 6 - 7; Оп. 20. Д. 424. Л. 1 - 2.

124 Москвитянин. 1851. Ч. 2. С. 195.

125 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 32. Д. 82. Л. 24; ОР РГБ. Ф. 231/II. К. 17. Ед. хр. 5. Л. 10; Ф. 340. К. 5. Ед. хр. 2/4. Л. 48; Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 103 - 104; Сухотин С. М. Указ. соч. Вып. 2. С. 246 - 247; Московские ведомости. 1864. 13 февр.

126 Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 103.

127 Речи и отчет, читанные на торжественном акте в Московском коммерческом училище 5 сентября 1901 г. [М., 1902]. С. 37 - 38.

128 ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 2. Д. 3555. Л. 243 - 245; ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 4. Л. 1 - 2.

129 ОР РГБ. Ф. 231/ II. К. 17. Ед. хр. 5. Л. 10; Ф. 340. К. 5. Ед. хр. 2/4. Л. 48; Ф. 700. К. 4. Ед. хр. 18. Л. 199; Лукьянов С. М. Вл. Соловьев в его молодые годы. Т. 1. СПб., 1916. С. 166; Зноров М. Указ. соч. С. 21.

130 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 31. Д. 169. Л. 3. См. также: Там же. Оп. 249. Д. 50. Л. 206 об. -207.

стр. 135


--------------------------------------------------------------------------------

131 ОР РГБ. Ф. 285. К. 1. Ед. хр. 12. Л. 1 об.

132 Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. М., 1990. С. 59.

133 ОР РГБ. Ф. 285. К. 3. Ед. хр. 10. Л. 2 - 2 об.

134 Там же. Ед. хр. 12. Л. 1 - 1 об.; К. 6. Ед. хр. 2. Л. 9 об., 10 об.; Ед. хр. 10. Л. 37, 42, 54, 75, 147; ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 2935. Л. 1; Оп. 28. Д. 555. Л. 1; Оп. 31. Д. 287. Л. 1; Оп. 249. Д. 53. Л. 381 об.; Оп. 476. Д. 51. Л. 10; Рус. вести. 1896. N 2. С. 2.

135 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 35.

136 Там же. Л. 40.

137 Там же. Л. 35 об.

138 Там же. Л. 40.

139 Там же. Л. 36. Видимо, поэтому П. А. Вяземский и выступал против назначения С. М. Соловьева преподавателем к великому князю Александру Александровичу (Лосев А. Ф. Владимир Соловьев и его время. М., 1990. С. 8).

140 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 37; К. 1. Ед. хр. 12. Л. 1; Рус. вести. 1894. N И. С. 11.

141 ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 75.

142 Там же. Л. 78 об. -79; Рус. вести. 1894. N 11. С. 11.

143 Тютчева А. Ф. Указ. соч. С. 132.

144 Специально в исследовательской литературе этот вопрос не поднимался. Один из разделов диссертации Р. А. Прутковской "Становление и развитие программы и учебника истории средней школы в России (конец XVIII - до начала 60-х гг. XIX в.)" (Л., 1969) посвящен анализу "Учебной книги" С. М. Соловьева. Взглядов ученого на задачи, характер, методику преподавания автор не касался. См. также: Шаханов А. Н. Вопросы среднего исторического образования в творческом наследии С. М. Соловьева // Преподавание истории в школе. 1989. N 4.

145 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 249 Д. 7. Л. 276.

146 Там же. Оп. 27. Д. 729. Л. 6.

147 Там же. Л. 1 - 2, 193.

148 Там же. Ф. 459. Оп. 2. Д. 3112. Л. 61.

149 Отчет о проведении годичного акта в Московском коммерческом училище. [М., 1910]. С. 32 - 33.

150 Стоюнина М. Воспоминания // Минувшее. Ист. альманах. М., 1992. Вып. 7. С. 381 - 382.

151 Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 251 - 254; Фет А. А. Ранние годы моей жизни. М., 1893. С. 154; Андреевский Е. К. Указ. соч. С. 144; Историческая записка Имп. лицея в память цесаревича Николая... М., 1899. С. 180; ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 2. Д. 3038. Л. 1 - 2; Ф. 418. Оп. 45. Д. 3. Л. 29; Ф. 249. Д. 40. Л. 167 - 167 об.; Д. 61. Л. 416; ОР РГБ. Ф. 70. К. 52. Ед. хр. 57. Л. 4.

152 Соловьев С. М. О преподавании истории // Москва. 1868. N 71 - 72 (авторство установлено Н. А. Поповым на основании документов личного архива ученого. См.: ОР РГБ. Ф. 285. К. 6. Ед. хр. 10. Л. 51); Он же. Докладная записка в совет Московского университета о преподавании истории в гимназиях // Преподавание истории в школе. 1988. N 4. С. 36 - 40.

153 Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 250.

154 Там же. С. 347 - 348.

155 Соловьев С. М. Собр. соч. СПб., 1901. Стб. 803.

156 Соловьев С. М. Речь при открытии высших женских курсов 1 ноября 1872 г. // Журнал Министерства народного просвещения. 1873. N 2. С. 118; ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 476. Д. 52. Л. 9.

157 Соловьев С. М. Лекции по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекции 29, 40.

стр. 136


--------------------------------------------------------------------------------

158 Ключевский В. О. Сочинения. Т. 7. С. 328.

159 Соловьев С. М. Докладная записка... С. 37 - 38.

160 Московские ведомости. 1859. 13 марта.

161 Достоевский Ф. М. Собр. соч.: В 30 т. Л., 1986. Т. 29. Кн. 1. С. 74. За это говорит и тот факт, что даже рассчитанные на более подготовленный контингент слушателей публичные лекции С. М. Соловьева 1851 г. распространялись в гимназиях Московского учебного округа как пособие по предмету (ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 182. Д. 26. Л. 16 об.).

162 Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 9 т. М.; Л., 1962. Т. 4. С. 349 - 352; Т. 5. С. 166.

163 Отеч. зап. 1861. N 3. С. 58.

164 Древняя и новая история. 1879. Т. 15. С. 374.

165 Литературное наследство. М., 1971. Т. 83. С. 341.

166 Соловьев С. М. Собр. соч. Стб. 805 - 806.

167 Соловьев С. М. Докладная записка... С. 39.

168 Учитель. 1863. N 3 - 4. С. 678; Достоевский Ф. М. Собр. соч. Л., 1973. Т. 5. С. 166.

169 Добролюбов Н. А. Собр. соч. Т. 4. С. 350.

170 В пяти последних переизданиях, осуществленных М. С. и С. М. Соловьевыми при участии В. О. Ключевского, указанные недочеты были устранены.

171 Добролюбов Н. А. Собр. соч. Т. 5. С. 167 - 168; Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. С. 172, 191.

172 ОР РГБ. Ф. 700. К. 1. Ед. хр. 6. Л. 111; 225 лет издательской деятельности Московского университета. 1756 - 1981: Летопись. М., 1981. С. 83.

173 Достоевский Ф. М. Собр. соч. Л., 1988. Т. 30. Кн. 1. С. 237; Воспоминания о студенческой жизни. М., 1899. С. 57, 134.

174 Соловьев С. М. Русская летопись для первоначального чтения. М., 1847 (выдержала 7 изд.); Он же. Общедоступные чтения о русской истории. М., 1874 (выдержали 5 изд.).

175 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 1. С. 142.

176 Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 250.

177 Архив Раевских. Пг., 1915. Т. 5. С. 136 - 137.

178 ОР РГБ. Ф. 696. К. 3. Ед. хр. 10. Л. 15 об. -16,17 об.; Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 241.

179 Соловьев С. М. Избр. труды. Записки. С. 242.

180 Там же. С. 247.

181 Соловьев С. М. Лекции по новой русской истории 1873/1874 учебного года. Лекция 9.

182 Соловьев С. М. Докладная записка... С. 38.

183 Волкова И. В. Указ. соч. С. 54.

184 ОР РГБ. Ф. 70. К. 32. Ед. хр. 28. Л. 3 - 6; Ед. хр. 29. Л. 3 об.

185 Андреевский Е. К. Указ. соч. С. 143.

стр. 137

Новые статьи на library.by:
ИСТОРИЯ РОССИИ:
Комментируем публикацию: ИСТОРИКИ И ИХ ТРУДЫ. С. М. СОЛОВЬЕВ КАК ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

© А. Н. Шаханов () Источник: Журнал "История и историки", 2002, №1

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ИСТОРИЯ РОССИИ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.