А. Н. САХАРОВ, В. И. БУГАНОВ. ИСТОРИЯ РОССИИ С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО КОНЦА XVII ВЕКА (I); В. И. БУГАНОВ, П. Н. ЗЫРЯНОВ. ИСТОРИЯ РОССИИ, КОНЕЦ XVII - XIX в. (II)

А.Н.САХАРОВ, В.И.БУГАНОВ. История России с древнейших времен до конца XVII века. М. Просвещение 1995. 304 с. (I); В.И.БУГАНОВ, П.Н.ЗЫРЯНОВ. История России, конец XVII - XIX в. М. Просвещение. 1995. 304 с (II).

Две рецензируемые книги фактически являются единым учебником, предназначенным для 10 класса средней школы, когда ученики, получившие в 7 - 9 классах определенные знания по отечественной истории, осваивают ее уже на ином качественном уровне. Однако при чтении учебника возникает вопрос: что же принципиально отличного от более ранней ступени хотели предложить авторы старшеклассникам? Так, текст Зырянова практически идентичен тому, что этот же автор писал в учебнике для 8 и 9 классов.

Три части учебника различаются между собой концептуально, и методически, и по стилю.

Первая часть, написанная Сахаровым, отхватывает период до татаро-монгольского нашествия включительно. Она занимает четвертую часть всего учебника и превосходит объем текста, посвященного XVIII в., лишь немногим уступая повествованию о XIX столетии. Начальный период играет особую роль в истории любого народа, осознании им своего рода классика науки, раскрывающая ее дисциплинарную специфику. Но оправдано ли столь повышенное внимание к древней истории в учебнике для 10 класса?? Здесь уже недостает той героической и легендарной романтики, способной увлечь более юных школьников. Но нет еще и того лабораторного конструирования истории - науки, которое столь интересно для учащихся более зрелого возраста.

Раздел, написанный Сахаровым, насыщен обильным фактическим материалом, особенно по истории политических и международных отношений Древней Руси, чем с лихвой восполняется то пренебрежение к политической истории, которым отличались советские учебники. И все же материал по политической истории оказался здесь явно перенасыщенным, хотя развернутая политическая история Древней Руси составляет очевидное достоинство пособия. Многочисленные портретные зарисовки русских князей, красочные описания походов и междоусобиц, бытовые детали послужат хорошей основой для формирования исторических знаний у старшеклассников.

Другое, не менее очевидное достоинство текста Сахарова - это простота и доступность объяснения событий и процессов (особенно в параграфах, посвященных социальным отношениям). К сожалению, автору не всегда удается ясное и понятное изложение исторического процесса. Не так-то просто уловить, например, тонкости в употреблении около двух десятков эпитетов при характеристики феномена русской культуры: "народность, цельность и простота в искусстве", "изящество, глубоко гуманистическое начало в архитектуре", "мягкость, жизнелюбие, доброта в живописи" (I, с. 132) и т. д. Обилие подобных эпитетов мало что объясняет в характеристике русской культуры той эпохи.

Путь "из варяг в греки" автор излагает по тексту "Повести временных лет" (I, с. 29, 30). Ученику, по-видимому, потребуются некоторые комментарии, чтобы понять смысл упоминания о Риме, как о "промежуточном пункте" на пути из Южной Балтики в Константинополь (I, с. 29 - 30).

Сахаров признает существование норманнской проблемы, но, как и в советских учебниках, внимание читателя сосредоточивается лишь на политической ее стороне. С традиционной для советской историографии категоричностью автор утверждает, что версия норманнистов "полностью противоречит данным летописи, помещающей варягов на южных берегах Балтийского моря и четко отделяющих их в IX в. от скандинавов". Он допускает, что "споры о том, кем были варяги, будут

стр. 161

продолжаться" (I, с. 36), но не упоминает о тех направлениях, по которым могли бы развертываться эти дискуссии.

Столь же категоричен автор и при толковании происхождения имени "русь", которое "появилось в восточнославянских землях на юге, постепенно вытеснив местные племенные наименования. Появилось оно и на севере, принесенное сюда варягами". Общим же источником одного имени в разных регионах объявляются "русины", проживающие по сей день в Германии и на Балканах и отличающиеся русыми волосами соответственно "от блондинов - германцев и скандинавов и темноволосых обитателей юга Европы" (I, с. 35). Такая категоричность в суждениях автора представляется несколько архаичной.

Сахаров удачно - особенно в обзорных очерках - формирует образ Руси. Введение содержит общую характеристику географического положения страны, русской природы, ее красоты и суровости, автор указывает на такие важные факторы русской истории, как полиэтнический состав населения, культурное наследие Византии, борьба с кочевниками, колонизационные процессы. Еще более выгодное положение в учебнике занимает компактный обзорный очерк русских земель накануне татаро-монгольского нашествия, где не только дано широкое полотно жизни населения, но и ясно обозначены тенденции развития Руси.

Автор выступает не как беспристрастный повествователь, но живописует историю, широко используя эпитеты и интересные детали, способствующие индивидуализации событий и героев. Не всегда, однако, отбор этих деталей удачен и едва ли соответствует авторскому замыслу. Например, из числа заговорщиков против Андрея Боголюбского персонифицируются лишь "ближайшие слуги князя - осетин Анбал, дворцовый ключник и слуга еврей Ефрем Мозевич" (I, с. 128). Национальная принадлежность может быть в данном случае истолкована как мотивировка предательства.

Для того, чтобы сформировать образ Руси Сахаров часто использует сопоставление исторических процессов, протекавших в Древней Руси и на Западе, а отчасти и на Востоке. Смысл этих сопоставлений состоит главным образом в том, чтобы показать стадиальное соответствие развития домонгольской Руси и остальной Европы. "Восточные славяне, - отмечает Сахаров, - в канун создания своей государственности... оказались по темпам хозяйственного, общественного, политического, культурного развития на среднем уровне. Они отставали от западных стран - Франции, Англии,., но... шли вровень с землями чехов, поляков, скандинавов, значительно опережали еще находившихся на кочевом уровне венгров, не говоря уже о кочевниках - тюрках, угрофинских лесных жителях или живущих изолированной и замкнутой жизнью литовцев" (I, с. 30 - 31). Повествуя о крещении Руси, Сахаров обращает внимание на разные модели принятия христианства в Европе. "Ольга выбрала для себя в качестве образца крещение английских королей" (I, с. 48). (Заметим, однако, что вряд ли сама Ольга отдавала себе отчет в этом.) Затем Владимир, подобно Хлодвигу, крестился вместе с частью дружины. А через несколько лет началась христианизация всего населения (подобно Болгарии).

Вместе с тем автор стремится показать и своеобразие, даже уникальность русской истории. Сахаров подчеркивает, что Русь не получила того наследства Римской империи, которое стало основой западноевропейской городской культуры (I, с. 82). Национальная пестрота населения, с одной стороны, "не способствовала быстрой консолидации государства", но, с другой, - "в этой многонациональной среде национализм в отличие от стран Западной Европы никогда не имел большого успеха" (I, с. 12). Это вполне допустимое, с дидактической точки зрения, наблюдение вряд ли можно признать бесспорным, поскольку порицание национализма делается в основном за счет других стран. Известной натяжкой можно считать и утверждение, что "двоеверие стало удивительной отличительной чертой русского и других христианских народов, населявших Россию" (I, с. 63). Западноевропейская народная культура также была знакома с этим явлением.

Текст Буганова, посвященный периоду от татаро-монгольского нашествия до конца XVIII в., более традиционен, хотя в значительной степени свободен от той зависимости от заданной идеологической схемы, характерной для прежних советских учебников. К сожалению, традиционность авторского подхода в ряде случаев противоречит другим разделам учебника и мешает пониманию целостной истории России.

Буганов как будто бы отходит от примитивного классового толкования прошлого. "Неверно было бы говорить, - замечает он, - что его (государства - А. Ш.) укрепление, успехи в хозяйстве, культуре, на полях сражений заслуги лишь низов общества" (II, с. 6). Однако те немногие объяснения и оценки, которые встречаются в тексте, восходят все же к прежней схеме: тяга к объединению русских земель в XIV в. возникает прежде всего из усиления экономических связей между княжествами и из "трудностей и помех, создаваемых для Руси в торговых делах иноземными соседями" (I, с. 169 - 170), восстание И. Болотникова объявляется "кульминацией, наивысшим этапом мощного движения начала XVII в." (I, с. 240), а весь XVII в. по-прежнему характеризуется (правда, со ссылкой на русских историков XIX в.) как "начало "нового времени", когда "в экономике появляются первые ростки новых буржуазных отношений" (I, с. 261).

Текст Буганова состоит в основном из описания исторических событий без какого-либо их толкования. Местами это материал для увлекательного чтения, с впечатляющими образами, широким

стр. 162

цитированием яркого языка источников. К числу таких удач можно отнести историю опричнины, жизнеописание патриарха Никона, Прутский поход Петра I, окончание Северной войны, кончину Петра I и оценку его личности, воцарение Екатерины I. Но некоторые параграфы все же очень перегружены фактами. С большинством персонажей школьник вряд ли столкнется в последующей жизни (в качестве примера можно привести параграф, посвященный восстанию Е. Пугачева). Параграфы, посвященные нерусским народам, построены в соответствии с советскими традициями упоминания всех народов и по большей части выглядят как этнографические справки (см., например, I, с. 283). Прекрасные образцы художественной прозы, удачное употребление архаизмов подчас сочетается с неожиданными современными штампами (I, с. 184, 175: сравн. с. 190).

Не все явления получили должное объяснение в тексте. Так, отмечается увеличение числа мануфактур в XVII веке (I, с. 263), но неясно, когда они зародились. Мимоходом упоминается о мотивах Соляного и Медного бунтов (I, с. 269 - 270). Во введении ко II части упоминается война со Швецией в 1656 - 1658 гг., но в основном тексте о ней ни слова. В параграфе о петровских реформах сказано, что "политическим сыском по-прежнему занимался Преображенский приказ" (И, с. 36), впервые упоминаемый в тексте. Учреждение Синода не связывается с упразднением патриаршества. В параграфе о русской церкви в XVIII в. вскользь упоминается об участии духовных лиц в заговоре царевича Алексея (II, с. 74), но ни о самом заговоре, ни о судьбе Алексея - ни слова.

В ряде случаев Буганов уравнивает по своей значимости явления крупные и мелкие. Так, в параграфе о Северной войне содержится развернутое повествование о победах под Архангельском, при Эрестфере, под Гуммельсгофом- и приведена единственная и короткая фраза о взятии Нотебурга (Орешка) (II, с. 22 - 23), а под рубрикой "Гангут" упоминаются Штральзунд, Висмар, Фридрихштадт, Гельсингфорс, Борго, Тонинген, Або, Штеттин, самому же Гангутскому сражению посвящено всего лишь 5 строк (II, с. 30 - 31). Такие сподвижники Петра, как А. М. Черкасский, А. В. Макаров, П. А. Толстой и П. П. Шафиров оказались достойными упоминания на страницах учебника лишь в качестве владельцев мануфактур (II, с. 33). Та же неравномерность заметна и в параграфах по истории культуры. Среди критиков крепостничества перечисляются имена А. Я. Поленова, И. Г. Эйзена, Л. Кенемана, Г. С. Коробьина, Я. П. Козельского, И. Чупрова, И. Жеребцова, А. Алейникова. А. Н. Радищеву же посвящено семь строк, а Н. И. Новикову - две (II, с. 98).

Текст Буганова слишком фактографичен, чтобы из него можно было сформировать некий целостный исторический образ страны. Некоторые черты отмечены в обзоре русской истории XVIII - XIX вв. (введение к II тому). Россия предстает как самодержавная монархия, что обусловливалось "огромной территориальной протяженностью евразийского государства, отсутствием у населявших его народов традиций парламентаризма, гражданских свобод и, наоборот, наличием традиций азиатского деспотизма и византийского цезаризма" (II, с. 6). Другая черта этого "евразийского колосса" - милитаризация, проистекавшая из экстремальных природных условий, огромной протяженности границ, постоянных угроз внешних вторжений (II, с. 8). Россия много воевала; "наряду с защитой и спасением Отечества велись войны завоевательные", и в "одних случаях русским отрядам оказывалось сопротивление", а "в других - присоединение происходило спокойно, мирно, по просьбе правящих слоев и при поддержке местных жителей". В силу изначально многонационального характера Российского государства "отношения между русскими и нерусскими людьми, народами накапливали традиции взаимотерпимости, уважения и понимания друг друга, - отмечает Буганов. - Это отличительная черта России по сравнению со многими странами Западной Европы" (II, с. 7).

Как парадоксальный феномен отечественной истории автор выделяет расцвет культуры в XVIII- XIX вв., позволивший России "встать рядом, а часто и впереди высокоразвитых культурных стран тогдашнего мира" (II, с. 8). Россия этого времени - открытая страна, которая, "не отгораживаясь от всего мира стеной, не только брала многое от других, но и их обогащала своими знаниями, достижениями" (II, с. 9). Однако в заимствованиях от соседей было не только полезное, но и "немало того, что способствовало разрушению, особенно из области духовной жизни Запада" (II, с. 10). Вообще Запад у Буганова выступает скорее как негативный фон для позитивного образа России (II, с. 9).

Некоторые формулировки Буганова вызывают недоумение читателя. Трудно, например, понять, что имеет в виду Буганов, когда пишет о "гуманном" отношении А. В. Суворова к полякам, побежденным после штурма Праги, тем более, что именно это обстоятельство "привело к быстрому усмирению Польши" (II, с. 68).

Текст Зырянова, посвященный XIX в. достаточно компактен и не перегружен деталями. Изложение содержит много ярких бытовых и психологических деталей, благодаря которым и герои, и события истории легко запоминаются. Автор уделяет большое внимание объяснению исторических процессов и явлений и это ему удается.

Зырянов пытается выйти за рамки "столичного взгляда" на историю России. Сибирь впервые представлена им в качестве органической части страны (а не только как место ссылки). Можно даже говорить о некоторой авторской пристрастности к этому региону. Зырянов по-видимому до конца еще не решил, что же следует считать географическим

стр. 163

пространством русской истории XIX в. - Российскую империю или пределы современной Российской Федерации. По сравнению с ранее вышедшим его же учебником для 9 класса ¹ рецензируемый текст уже включает (хотя и весьма "осторожно" и спорадически) события в Закавказье, на Украине, в Прибалтике. Однако в целом доминирует восприятие России в ее современных границах. Это приводит иногда и к смысловым ошибкам. Так, повествуя о системе образования России в первой половине XIX в., он пишет: "Согласно указу, принятому в 1803 г., страна была разделена на 6 учебных округов, в каждом из которых намечалось основать университет. Но в 1804 г. был открыт лишь Казанский университет. В 1819 г. начал действовать Петербургский. При Николае I не было открыто ни одного университета" (II, с. 177). Получается, что в России не было ни Дерптского, ни Виленского, ни Харьковского университетов, а Николай I не открывал в Киеве университета Св. Владимира, хотя и взамен закрытого Виленского?!

Социально-экономической истории уделено мало места, что можно было бы поставить в упрек автору. Однако Зырянов не склонен преувеличивать значимость общих закономерностей социального прогресса, а также традиционно противопоставлять уровни экономического развития России и Европы. В главах по социально-экономической истории Зырянов стремится показать главным образом перемены в образе и уровне жизни народа: железнодорожный бум и быструю урбанизацию, быт крестьянской общины и замедленное развитие пореформенной деревни. Немалое внимание автор уделяет и роли государства в развитии экономики. Именно с достижениями и просчетами правительственной политики связывает он промышленный бум 90-х годов и последовавший за ним кризис.

Государство выступает в тексте Зырянова одним из главных действующих лиц. Автор дает развернутые характеристики всех российских монархов, пытаясь показать, как их психологические черты, уровень интеллекта, личные вкусы и пристрастия отражались на проводимой ими политике. При этом широко используются бытовые детали для индивидуализации портретов императоров (II, с. 204, 255). В целом российские самодержцы приобрели под пером Зырянова довольно привлекательный облик. Никому не отказано в добрых намерениях, но любые слабости, а еще в большей степени бюрократическое окружение препятствовали зачастую реализации добрых начинаний.

Более скромное место, нежели в прежнем учебнике, занимают вопросы общественных движений. Особое внимание уделено русской либеральной общественной мысли последнего десятилетия XIX в., которой автор явно симпатизирует; однако, - в духе либеральной терпимости- он допускает возможность и пользу иных взглядов (II, с. 207 - 208). Девятнадцатый век предстает как великая драма идей, носителями которых выступали люди, искренне желавшие блага России.

Удачны параграфы по истории культуры - около четверти всего текста. Автор попытался отказаться и от характерного для подобных разделов перечислительного принципа. В учебнике появились увлекательные очерки об архитектурных ансамблях Петербурга и Москвы, о театральной и художественной жизни, яркие зарисовки творческих портретов художников, композиторов, актеров, характеристики эстетических вкусов публики. Русская культура XIX века воспринимается как предмет заслуженной национальной гордости и славы нашей Родины (II, с. 297).

Внешней политике автор уделяет сравнительно небольшое место. Несмотря на то, что больше половины XIX столетия Россия вела боевые действия то в Европе, то на Кавказе, то в Средней Азии, в учебнике она приобрела довольно мирный образ. При этом история внешней политики связывается с событиями и явлениями внутренней жизни. Так, например, освобождение Болгарии от турецкого ига расценивается как продолжение дела, начатого Великими реформами (II, с. 245). Отечественная война 1812 г., подчеркивает автор, способствовала ускорению консолидации русской нации. Крымская война стала непосредственным импульсом к Великим реформам, а Русско-турецкая война 1877 - 1878 гг. породила тот общественный подъем, который в конце концов привел к революционной ситуации.

Зырянов демонстрирует принципиально новый подход к ценностям российского Девятнадцатого века. Впрочем новизна эта относительная. Методологические позиции автора тесно смыкаются с либеральной историографией конца XIX - начала XX в. В целом же автору удалось сформировать довольно целостный образ России в XIX в., оставившем яркие примеры служения общественным идеалам.

Хочется надеяться, что авторы продолжат работу над совершенствованием этого учебного пособия.

Примечания

¹ . ЗЫРЯНОВ П. Н. История России, XIX век: Учебная книга для 9 класса средней школы. М. 1994.