публикация №1192094287, версия для печати

ВАРЯЖСКИЙ ВОПРОС В ТВОРЧЕСТВЕ М. А. АЛПАТОВА


Дата публикации: 11 октября 2007
Автор: В. В. ФОМИН
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1192094287)
Рубрика: ИСТОРИЯ РОССИИ Российское государство XV-XVII вв.
Источник: (c) История и историки, 2004, №1


ВАРЯЖСКИЙ ВОПРОС В ТВОРЧЕСТВЕ М. А. АЛПАТОВА

Автор: В. В. ФОМИН


М. А. Алпатов, принадлежа к той плеяде ученых, которой по плечу было решение сложных задач, не мог обойти вниманием варяжский вопрос и его историографию. Но, уделяя этой теме значительное внимание, он все же специально ею не занимался и рассматривал ее в контексте проблемы, которая была для него главной, - "Русская историческая мысль и Западная Европа". В этом случае исследователь, конечно, шел в привычном русле историографической традиции, лишь добавляя к ней некоторые штрихи. Так, он увидел в норманизме еще и "идейный реванш за Полтаву", за победу в Северной войне, после которых "в России существовал большой национальный подъем". Поэтому Г. З. Байер, конкретизировал свою мысль историк, проникнутый, как и все академики-иностранцы, антирусским настроением, "мечом Рюрика" нанес "удар по национальным амбициям русских с исторического фланга", выдвинув тезис о том, что "русские не умели создать даже своего государства, им его создали варяги - предки тех самых шведов, победой над которыми так кичатся русские". В связи с чем Сказание о призвании варяжских князей, заключал Алпатов, веками служившее прославлению Руси, получило теперь новое истолкование. В глазах Байера оно представляло собой поношение русского народа и его государства: "В этом состояла политическая (курсив автора. - В. Ф.) задача бироновщины, которая господствовала в стенах Петербургской Академии наук"1.

Мнение о Байере как родоначальнике норманской теории является в отечественной и зарубежной историографии аксиомой, утвержденной в науке не одним поколением исследователей. Подобным образом рассуждал и Алпатов. В то же время он (что ярко характеризует его научный потенциал) поставил под сомнение этот взгляд, к сожалению, не придав (или не успев придать) своему очень важному наблюдению надлежащего значения. В 1985 г. (уже после смерти ученого) вышла заключительная часть его знаменитой трилогии "Русская историческая мысль и Западная Европа". В ней при разговоре о первом номере "Sammlung russischer Geschichte" (1732) отмечено, что журнал "открывается статьей Г. Ф. Миллера о русской летописи", где он "рассказал о варягах, пришедших из Скандинавии..." И, как подчеркивал Алпатов, "это та самая статья, которую затем прочитает Байер, вследствие чего и возникнет пресловутый варяжский (курсив автора. - В. Ф.) вопрос"2. А уже из этих слов вытекает, что первенство в зарождении норманского вопроса не может принадлежать Байеру. Глухой намек на это имеется и в посмертной статье историка за 1982 год3.

стр. 320


--------------------------------------------------------------------------------

Действительно, Миллер, начав издавать в 1732 г. в "Sammlung russischer Geschichte" извлечения из списка Радзивиловской летописи4, содержащей Повесть временных лет, предварил их небольшим вступлением. Давая некоторые разъяснения к памятнику, он, упомянув варягов, пояснил, что не считает это имя собственным. Не соглашаясь с теми, кто производит его от древнеготского Warg-Wolf (волк), Миллер настаивал, что варягами в IX - X вв. именовали норманнов, "которые, возможно, так назвали себя при первом прибытии на русский берег и, тем самым, дали повод тому, что в дальнейшем это слово, из-за незнания северного языка, рассматривалось как имя собственное". Причем в варягах он видел прежде всего выходцев из норвежского королевства, что подтверждается, по его мнению, обширными связями Руси с Норвегией в последующие столетия, о чем так много говорит Снорри Стурлусон (XIII в.). При этом ученый не мог понять только одного, как могли "норвежские и древние датские поэты и историки в своих произведениях забыть об этом"5. В примечании к тексту летописи Миллер указал, что на Русь были приглашены три брата "варяжской национальности" - Рюрик, Синеус, Трувор6. К сказанному следует добавить, что во второй части первого тома "Sammlung russischer Geschichte" (1733) историк опубликовал выдержки из Снорри Стурлуссона. Свидетельство последнего о женитьбе Ярослава Мудрого на шведке Ингигерде Миллер сопроводил уточнением, что он был супругом "варяжской принцессы"7.

Свой взгляд на этнос варягов Миллер изложил в 1732 г., т. е. за три года до выхода в свет статьи Байера "De Varagis" ("О варягах")8, которую принято рассматривать как положившую начало норманизму в отечественной и зарубежной науке. Важно отметить, что знаменитый исландец Снорри Стурлусон, создатель замечательных памятников скандинавской литературы, к показаниям которых апеллировал Миллер, абсолютно ничего не ведал о летописных варягах, так что в их норманство ученый никак не мог уверовать из этого источника. А тот факт, что он с кем-то полемизирует по поводу значения термина "варяги", явственно свидетельствует в пользу наличия в современной ему историографии хорошо известных тогдашнему научному миру работ по варяжскому вопросу.

О норманистах, предшественниках Байера, мимоходом упоминали Г. З. Байер, В. Н. Татищев, В. К. Тредиаковский, А. Л. Шлёцер9. Внимание на этом вопросе несколько заострял, начиная с 1844 г., А. А. Куник, назвав при этом "первым норманистом" шведа Петра Петрея де Ерлезунда (ок. 1570 - 1622)10. В 1614 - 1615 гг. в Стокгольме вышла книга Петрея "История о великом княжестве Московском" (с дополнениями и исправлениями переизданная на немецком языке в 1620 г. в Лейпциге), где он впервые сказал, "что варяги вышли из Швеции..."11 Эту тему будут затем активно развивать и

стр. 321


--------------------------------------------------------------------------------

также способствовать ее проникновению в труды западноевропейских ученых его соотечественники Ю. Видекинди (работа которого "История десятилетней шведской войны в России" была опубликована в 1671 г. на шведском языке в Стокгольме, а на следующий год в несколько сокращенном варианте на латинском - в Германии)12, О. Верелий, О. Рудбек, А. Скарин, исследования которых вышли соответственно в 1672, 1689 и 1698, 1734 гг.13 Зарождение норманизма в шведской историографии XVII в. было вызвано антирусской направленностью внешней политики Швеции того времени, претендовавшей на политическое господство в балтийском Поморье. Еще в 1580 г. наш северный сосед разработал "Великую восточную программу", направленную на то, чтобы отбросить Россию от Балтийского и северных морей, поставить "всю русскую внешнюю торговлю" под свой контроль14. Шведские ученые (приведен далеко не полный их перечень), обслуживая великодержавные замыслы своего правительства, обратились к варягам, некогда господствовавшим на Балтике и основавшим на Руси династию Рюриковичей, доказывая их якобы шведское происхождение15.

Так что именно шведам, говоря словами норманиста Куника, "принадлежит честь заложения первых камней в здании норманизма"16. По его же оценке, "в период времени, начиная со второй половины 17 столетия до 1734 г., шведы постепенно открыли и определили все главные источники, служившие до XIX в. основою учения о норманском происхождении варягов-руси"17. Но поиском источников шведские историки себя отнюдь не ограничивали: они, вместе с тем, определяли новые темы в варяжском вопросе и выдвигали доказательства, обычно приписываемые норманистам XVIII - XIX вв. Именно они отождествили летописных варягов с византийскими "варангами" и "верингами" исландских саг, а слово "варяг" выводили из древнескандинавского языка, скандинавскими также полагая имена первых русских князей. Указали они и на якобы существующую лингвистическую связь между именем "Русь" и названием части береговой полосы шведской области Упланда Roslagen, что напротив Финского залива, искали основу финского наименования шведов ruotsolainen в словах ro - "грести" и rodher - "гребец". Поэтому, полностью был прав Куник, определивший время с 1614 по 1734 г, как период "первоначального образования норманской системы", отметив при этом сильное влияние шведских историков на Байера18.

И роль Байера в истории норманизма была куда значительно скромнее, чем это обычно преподносится в литературе: он, как указывал на это еще Куник, лишь ввел в научный оборот Вертинские анналы, неизвестные шведским историкам XVII в.19, и, надо добавить, всемерно популизировал и закреплял своим авторитетом крупного европейского ученого норманскую теорию в русской науке.

стр. 322


--------------------------------------------------------------------------------

Первым же ее перенес на русскую почву Миллер, знакомый с трудами норманистов XVII - начала XVIII в. и сказавший под их влиянием в 1732 - 1733 гг. на страницах "Sammlung russischer Geschichte" о скандинавской природе варягов. Эти же труды знал и Байер. Именно они явились истоком безапелляционного тезиса ученого: "А я утверждаю, что варяги русских летописей были люди благородного происхождения из Скандинавии и Дании, которые служили на жалованье у русских, были их сподвижниками в войне, сопровождателями их царей, сберегателями их границ... и что по ним русские называют варягами всех вообще шведов, готландцев, норвежцев и датчан"20.

Первый же обзор имеющейся литературы по проблеме этноса варягов, видимо, связан с именем шведского историка Рудбека, который в 1698 г., отстаивая шведское происхождение варягов и киевской княжеской династии, привел суждения на сей счет С. Герберштейна, А. Гваньини, П. Одеборна, определявших в качестве местожительства находников на Русь южнобалтийское побережье21. Справедливости ради следует заметить, что уже у Петрея видна слабая попытка произвести нечто подобное. Он подытоживал, не называя никого конкретно, что к его времени "многие стали держаться мнения, что варяги были родом из Энгерна, в Саксонии, или из Вагерланда, в Голштинии"22. Историография варяжского вопроса уже более полно представлена у Байера. В 1735 г. он отверг сообщения "августианской" легенды Одеборна и Петрея о выходе Рюрика из Пруссии, мнения Герберштейна, Ф. Хемница, Б. Латома о Вагрии как о родине варягов, М. Претория, что русские призвали себе "владетеля от народа своей крови". При этом ученый ссылался на этимологические изыскания шведов Верелия и Рудбека, которые убеждали в том, что слово "варяг" на скандинавском языке означает "разбойник", на Г. В. Лейбница, согласного с ними, на А. Моллера, в 1731 г. объяснившего его из языка эстов ("вор", "грабитель")23.

История разработки того или иного вопроса важна, конечно, не сама по себе. От нее зависит состояние его изученности в целом. Так, выяснение истинных причин и обстоятельств, вызвавших норманизм к жизни, позволяет совершенно по-иному взглянуть на норманскую теорию, на ее доказательную базу (в основе которой лежит ложный посыл), положительно отразиться на перспективах решения варяжской проблемы. И в этом есть определенная заслуга М. А. Алпатова. Полностью же раскрыться дарованиям ученого в этой области помешала его вера в норманство варягов, хотя он и выходил за рамки норманистских стереотипов, ощущая их несостоятельность. Тому есть еще один пример.

Исследователи XIX - XX вв. возвели русских летописцев в ранг "первых норманистов", родоначальников "норманской теории", да-

стр. 323


--------------------------------------------------------------------------------

же ее "сознательных" творцов (Н. Ламбин, А. А. Куник, В. О. Ключевский, А. А. Шахматов, В. А. Пархоменко, Б. Д. Греков, М. Д. Приселков, Д. С. Лихачев, Б. А. Рыбаков, И. У. Будовниц, И. П. Шаскольский, Е. А. Мельникова, В. Я. Петрухин, Х. Ловмяньский и др.). И это устойчивое мнение за многие годы своего существования встретило возражение со стороны, видимо, только одного Алпатова, но оно, к сожалению, было сделано им в норманистском духе. Как рассуждал историк, думать о летописцах как первых норманистах, "значит судить по формальному признаку", ибо, полагал он, норманизм ставил себе совершенно иные цели, чем летописец. По его представлениям, "норманская идея в русской историографии прошла разные этапы и в совершенно разном качестве". Так, у киевского летописца, нисколько не сомневавшегося в норманском происхождении династии Рюриковичей, она несла больше идейно-политическую нагрузку. Идя в своих мыслях вслед за Лихачевым, Алпатов говорил, что норманская идея в летописные времена была попыткой спасти Русь от развала, а символом единства Руси и династии был Рюрик. Одновременно с тем Русь вела с Византией борьбу за свою независимость, чему также способствовало "скандинавское происхождение Рюрика", которое в этом случае имело ярко выраженную антивизантийскую направленность, аргументировало возникновение русского государства независимо от Византии. Рюрик, таким образом, служил славе и величию Руси. Норманизм же в современном его значении был порожден бироновщиной, когда русский патриотизм преследовался как государственное преступление. Поэтому, подытоживал Алпатов, "варяжский вопрос... родился не в Киеве в летописное время, а в Петербурге в XVIII в. Он возник как антирусское явление и возник не в сфере науки, а в области политики"24.

Специальные изыскания ряда авторов последних лет показали всю несостоятельность утверждений о норманизме русских летописцев, их явную антинаучность, так как неправомерное использование в отношении средневековых книжников термина "норманисты", имеющего определенную хронологическую привязку и соответствующее значение, ведет, преднамеренно или нет, к серьезнейшему искажению исторической ретроспективы25, а это, в свою очередь, приводит и к основательному смещению исторической перспективы, создает путаницу в историографии, в умах начинающих исследователей, направляет разговор о варягах по ложному пути. Ведь летописцы, зачисленные в "норманисты", нигде не утверждают, что варяги - это шведы. Как раз напротив. Ведя речь об основании варягами Новгорода, Изборска, Белоозера, городов со славянскими названиями, они, тем самым, прямо говорят в пользу того, что языком общения варягов был именно славянский, а не какой-то иной язык. А этот факт указывает, что родина варяжской руси находилась не

стр. 324


--------------------------------------------------------------------------------

на северном побережье Балтийского моря, не в Скандинавии, а на его южном и восточном берегах, где было известно несколько Русий: Любек с окрестностями, остров Рюген (Русия, Ругия, Рутения, Руйяна), район устья Немана, побережье Рижского залива (устье Западной Двины), западная часть Эстонии (Роталия-Руссия).

-----

1 Алпатов М. А. Как возник варяжский вопрос? // Тезисы докладов Четвертой всесоюзной конференции по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии. Петрозаводск, 1968. Ч. I. С. 119 - 120; Он же. Русская историческая мысль и Западная Европа XII - XVII вв. М., 1973. С. 12, 31, 46 - 47; Он же. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVII - первая четверть XVIII века. М., 1976. С. 6; Он же. Варяжский вопрос в русской дореволюционной историографии // Вопр. истории. 1982. N 5. С. 32 - 34, 40, 42; Он же. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII - первая половина XIX в.). М., 1985. С. 9 - 10, 12, 14, 17 - 19.

2 Алпатов М. А. Русская историческая мысль... (XVIII - первая половина XIX в.). С. 19 - 20.

3 Алпатов М. А. Варяжский вопрос... С. 33.

4 Первый том "Sammlung russischer Geschichte" состоит из шести частей, где были опубликованы извлечения из летописи с 860 по 1175 г.: Sammlung russischer Geschichte. St. -Petersburg, 1732. Bd. I, stud. I. P. 9 - 33 (860 - 945 гг.); Stud. II. P. 93 - 113 (945 - 1015 гг.); Stud. III. P. 171 - 195 (1015 - 1055 гг.); 1734. Stud. IV. P. 349 - 358 (1056 - 1078 гг.); Stud. V. P. 359 - 406 (1078 - 1138 гг.); 1735. Stud. VI. P. 455 - 494 (1138 - 1175 гг.).

5 Muiller G. F. Nachricht von einem alten Manuscript der ruBischen Geschichte des alten Theodosii von Kiow // Sammlung russischer Geschichte. Bd. I, stud. I. P. 4, anm.*

6 Auszug russischer Geschichte nach Anleitung des Cronici Theodosiani Kiovieusis // Ibid. Bd. I, stud. I. P. 10, amn.**

7 Auszug russischer Geschichte dex X. und Jahrhunderts: Aus des Snorrouis Sturlesons Historie der nordischen Konige // Ibid. Bd. I, stud. II. P. 119, anm.**

8 Bayer G. S. De Varagis // Commentarii Academiae scientiarum imperialis Petropolitanae. Petropoli, 1735. T. IV. P. 275 - 311.

9 Ibid. P. 276 - 279,295 - 297; Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен. М.; Л., 1962. Т. I. С. 291; Тредиаковский В. К. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских. СПб., 1773. С. 199,205; Шлёецер. Нестор. СПб., 1809. Ч. 1. С. 367.

10 Kunik A. Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen. St. -Petersburg, 1844. Bd. I. S. 115 - 116; Дополнения А. А. Куника // Дорн Б. Каспий. СПб., 1876. С. 460 - 461; Замечания А. Куника. (По поводу критики г. Фортинского) СПб., 1878. С. 1 - 4; Куник А. А. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. СПб., 1903. Ч. 2. С. 031, 039, 047, 054.

11 Петрей П. История о великом княжестве Московском. М., 1867. С. 91.

12 Widekindi J. Thet svenska i Russland tijo ahrs krijgz-historie. Stockholm, 1671. S. 511; Idem. Historia belli sveco-moscovitici decennalis. Holmiae, 1672. P. 403; Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000. С. 280.

13 Verelius O. Hervarar Saga. Upsala. 1672. P. 19, anm. 192; Rudbeck O. Atlantica sive Manheim pars secunda. Upsalae, 1689. P. 518; Rudbeck O. Atlantica sive Manheim pars tertia. Upsalae, 1698. P. 184 - 185; Scarin A. Dissertatio historica de originibus priscae gentis varegorum. Aboae, 1734.

стр. 325


--------------------------------------------------------------------------------

14 Шаскольский И. П. Столбовой мир 1617 г. и торговые отношения России со шведским государством. М.; Л., 1964. С. 6, 24, 27 - 28; Кобзарева Е. И. Смута. Иностранные интервенции и их последствия (конец XVI - первая половина XVII в.) // История внешней политики России. Конец XV - XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной войны.) М., 1999. С. 195; История Швеции. М., 1974. С. 166 - 168.

15 Фомин В. В. Норманизм и его истоки // Дискуссионные проблемы отечественной истории. Арзамас, 1994. С. 18 - 30; Он же. Норманизм русских летописцев: миф или реальность? // Межвузовские научно-методические чтения памяти К. Ф. Калайдовича. Елец, 2000. Вып. 3. С. 134 - 136; Он же. Кто же был первым норманистом: русский летописец, немец Байер или швед Петрей? // Мир истории. М., 2002. N 4/5. С. 59 - 62; Он же. Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века // Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). М., 2002. Т. 4(152). С. 305 - 324.

16 Куник А. А. Известия ал-Бекри... С. 039.

17 Замечания А. Куника. С. 2.

18 Дополнения А. А. Куника. С. 461; Замечания А. Куника. С. 2, 4.

19 Замечания А. Куника. С. 2.

20 Bayer G. S. Op. cit. P. 280.

21 Rudbeck O. Atlantika sive Manheim pars tertia. P. 184 - 185.

22 Петрей П. Указ. соч. С. 90.

23 Bayer G. S. Op. cit. P. 276 - 279, 295 - 297.

24 Алпатов М. А. Русская историческая мысль... XII - XVII вв. С. 39 - 41, 46 - 47; Он же. Русская историческая мысль... XVII - первая четверть XVIII века. С. 4; Он же. Варяжский вопрос... С. 38 - 40; Он же. Русская историческая мысль... (XVIII - первая половина XIX в.). С. 9 - 10, 12, 14, 16 - 17.

25 Рапов О. М. Были ли норманистами создатели "Повести временных лет"? // Сб. РИО. М., 1999. Т. 1(149). С. 110 - 119; Фомин В. В. Норманизм русских летописцев... С. 128 - 139.

стр. 326

Опубликовано 11 октября 2007 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1192094287 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ИСТОРИЯ РОССИИ ВАРЯЖСКИЙ ВОПРОС В ТВОРЧЕСТВЕ М. А. АЛПАТОВА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network